355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Абрамов » Шотландская философия века Просвещения » Текст книги (страница 21)
Шотландская философия века Просвещения
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:18

Текст книги "Шотландская философия века Просвещения"


Автор книги: Михаил Абрамов


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

11. История как прикладная антропология

Юм-историк – особая тема в изучении многогранного наследия шотландского гения (см.: 26; 150; 153; 160; 174; 261; 279; 283). Со времени издания «Истории Англии» оценки этой работы были противоречивыми. Возникла тенденция к отделению Юма-историка от Юма-философа. Это не первая и не последняя попытка расчленить его целостное философское мировоззрение. Трактовались как независимые друг от друга I и III Книги Трактата, сам Трактат и Эссе Юма, Трактат и Первое исследование и т. п.

Занятия историей для Юма являлись практической проверкой его феноменологизма. «Лучшее выражение философии есть история».[18]18
  Фраза, выписанная Л. Н. Толстым из главы о Карле I «Истории Великобритании» (Англии).


[Закрыть]
Более того. Юм заявлял в «Первом исследовании», что повествование о войнах, интригах, партиях и революциях не что иное, как собрание опытов, с помощью которых политик или представитель моральной философии устанавливает принципы своей науки (131.II. 71). Но там же он с некоторым эпатажем писал: «Человечество до такой степени одинаково во все эпохи и во всех странах, что история не дает нам в этом отношении ничего нового и необычного» (131.II, 71). Очевидно, что историческое исследование имеет свою специфику и метод, которые при всем том должны соответствовать уже избранному экспериментальному методу. Но что из всего этого следует? Только то, что существует единая топология мотиваций и реакций для всех людей. Это честолюбие, скупость, тщеславие, дружба, великодушие, патриотизм. Все эти аффекты, констатирует Юм, смешанные в различной степени и распределенные среди людей, с начала мира были и теперь еще остаются источником всех действий и предприятий, какие только наблюдались среди человечества (131.II, 70–71). Так что главная задача историка описать как можно точнее события и их участников индивидуальных и коллективных субъектов истории и установить физические и ментальные причины их действий. Итак, описание потенциальных параметров человеческого духа и объяснение динамической их актуализации. Если принцип детерминизма в физической и ментальной сфере будет продемонстрирован на материале прошлого, то историк вправе прогнозировать будущее.

Жанр истории стал очень популярным в ХVIII столетии. Галантный век требовал от историка не фактической точности, а элегантного изложения, исторический нарратив воспринимался как беллетристика. Социальный катаклизм, потрясший остров Великобритания, но сделавший страну аванпостом прогресса, актуализировал исследования отечественной истории.

В 30–40 годы в научной периодике довольно оживленно обсуждался вопрос о пользе истории. Во второй половине 30-х годов можно отметить публикацию лорда Болингброка в журнале «Кудесник», его же письма об изучении и пользе истории, писавшиеся в тот же период, (изданы в 1751 г. См. 33). Юм также не остался в стороне от обсуждения проблем историографии. Уже в первом издании Эссе «Об изучении истории» он признал безусловную пользу знания истории. Со временем Юму представилась возможность самому испробовать свои силы в качестве историка, т. е. заняться, по будущему выражению Гегеля, практической антропологией. При этом он, следуя стратегической установке о секуляризации исследований о человеческой природе, освобождается от христианского провиденциализма и создает прецедент воистину светской истории.

Поводом для написания самого обширного труда Юма послужило его избрание в 1752 г. смотрителем библиотеки общества адвокатов в Эдинбурге с ее обширными фондами. Не чувствуя в себе достаточно мужества для изображения исторического периода продолжительностью в 17 веков, он начал с воцарения Стюартов, ибо «именно с этой эпохи дух партий наиболее исказил освещение исторических фактов» (131.I, 47. Ср. 72). Это один из факторов, усложняющий историческое исследование, но и стимул преодолеть этот камень преткновения для ангажированных историков. В упомянутом эссе (написанного для дамского журнала, но достаточно серьезно) Юм ставил истории в заслугу, что она позволяет «видеть весь человеческий род с самого начала его истории как бы дефилирующим перед нами, в подлинных красках и без тех масок, которые доставляют столько затруднений суждению современников исторических событий» (131.II, 708). Но для этого историк должен быть свободен от пристрастий, а много ли таких? Юму казалось, что он будет единственным историком, презревшим одновременно власть, выгоду, авторитет и голос народных предрассудков. Но почему он не назвал голос крови? Или он считал его народным предрассудком? Когда он поставил себе задачей восстановить репутацию первых двух Стюартов на английском престоле, разве он не понимал, что его могут обвинить в национальном пристрастии?

С первого же тома, посвященного воцарению первого Стюарта на английском престоле, теоретические установки Юма-философа начали давать сбой в деятельности Юма-историка. Когда сложнейшая «машинерия» индивидуальных и коллективных субъектов истории приходит в движение и начинает актуализировать свои потенции и преследовать избранные и не всегда осознаваемые цели, результаты оказываются непредсказуемыми. Они не поддавались ретроспективному детерминистическому исчислению из-за хронической и принципиальной неполноты знания не только о скрытых пружинах человеческой деятельности, но и о манифестированных мотивах действий в прошлом, координаты и импульсы которых за давностию лет стали неопределенными и допускающими любые толкования. Между тем сам Юм признавал «чужие аффекты» непроницаемыми для непосредственного наблюдения, и одно это должно заставить его усомниться в том, что возможна «регулярная, предсказуемая История». Выход из создавшегося безвыходного положения Юм находит в переориентировании направления исследования. Это уже будет не последовательный нарратив о событиях прошлого и их участниках в Англии, Ирландии и Шотландии, а история государственных институтов и конституции Великобритании. Здесь кроется ответ на обвинения некоторых критиков уже в наше время, которые, обратив внимание на некоторый схематизм в портретах исторических деятелей, похожих один на другой, усомнились, пользовался ли автор «Истории Англии» богатейшими фондами, вверенной ему библиотеки и не затруднялся ли сибарит Юм вставать с дивана, чтобы рыться в архивах (см.: 160, 107). Юм ставил своей задачей ответить на вопрос, что именно сделало Англию «страной терпимости и свободы», и тут Юм воздает ей должное, ибо именно Англия стала аванпостом прогресса не только на британских островах, но и во всем мире. Однако когда «История Англии» дошла до описания бурных событий эпохи гражданской войны и революции, где автор проявил сострадание к казненному королю, на него обрушились крики неудовольствия, негодования, почти ненависти: англичане, шотландцы и ирландцы, виги и тори, церковники и сектанты, свободомыслящие и ханжи, патриоты и придворные – все соединились в порыве ярости против человека, который осмелился великодушно оплакать судьбу Карла I и лорда Страффорда (см.: 131.I, 47). Не меньшее неудовольствие вызвали оценки и объяснения причин английской революции.

Как уже говорилось, объяснение причин событий сводится к отысканию материальных факторов и духовных мотивов тех или иных действий. Как Юм понимал эту задачу?

Еще до составления Истории в ряде эссе Юм занимался вопросом национальных психологических, культурных и других особенностей, что вынудило его корректировать антропологическое учение в Трактате о человеческой природе. В предыдущем параграфе приводились примеры из «Диалогов о естественной религии», которые могут быть истолкованы как материалистические или физикалистские объяснения особенностей человеческой психики.

Наиболее рельефно проявление этого подхода мы встречаем в эссе «О национальных характерах» (1748). Юм признает, что национальные характеры существуют, хотя не следует однозначно сводить их к преобладанию какой-то отдельной черты, как это делает простонародье. Почему происходит массовое накопление в отдельном народе специфических черт, которыми он будет отличаться от своих соседей? Обычно выделяется, указывает Юм, два рода причин для объяснения национальных характеров: моральные и физические причины. К моральным причинам относятся форма правления, социальные перевороты, изобилие или нужда, в которых живет население, положение нации в отношении своих соседей и тому подобные обстоятельства. Под физическими причинами разумеются в основном качества воздуха и климата. И здесь Юм обнаруживает материальные факторы, подрывающие универсальность проделанного им анализа человеческой природы. Он пишет: есть основания думать, что все нации, живущие за полярным кругом или в тропиках, ниже остального человечества и не способны (incapable) ни к одному из высших достижений человеческого духа (131.II, 615).

Далее следует важное подстрочное примечание ради «критической корректности» снятое, как и текст редактором советского издания сочинений Юма 1966 г. и восстановленное в издании 1996 г.

Таков неожиданный результат обращения к историческим и географическим условиям человеческого существования.

В данном эссе Юм обращается и к анализу национальных особенностей английского народа, и это как бы предваряет будущее исследование его истории. Учитывая пройденный исторический путь, Юм называет его самым замечательным из всех народов по поразительному смешению нравов и характеров в одной и той же нации, говорящей на одном языке и подчиняющейся одному и тому же правительству. Юм не может приписать это непостоянному климату и вообще любым физическим причинам, поскольку все они наличествуют у соседей Англии, однако не приводят к выравниванию нравов и характеров на британских островах. Ответ кроется в огромной свободе и независимости, которой пользуется в Англии каждый человек, что и позволяет ему проявлять нравы, присущие только ему (см.: 131.II, 614–615). Таким образом, решающую роль в жизни нации имеет конституция и политические институты, обеспечившие Англии особое место из «всех народов вселенной», и их исследование и станет позже главной исследовательской задачей Юма в «Истории Англии».

Перечисление моральных факторов, влияющих на национальный характер, приводит Юма к рассмотрению уникального феномена Альбиона, и эта важнейшая тема послужила толчком к грандиозному предприятию – составить «Историю Англии» от древнейших времен до воцарения новой династии. Собственно, главный вопрос состоит в том, каким образом именно английский народ достиг наиболее свободного правления, при котором огромной свободой и независимостью пользуется каждый человек. Закономерно было это достижение или оно случайно? Насколько исторический путь английского народа согласуется с географической картой духа, чтобы по ней можно было ориентироваться на запутанных путях Истории, приведших тем не менее к прогрессу в этой стране. По этому кардинальному вопросу и происходит великий спор с вигистской историографией. Юм никак не может принять концепцию вигов о коммулятивном, перманентном развитии свободы в Англии «от семьи к семье, от поколения к поколению». Напротив, он считает, что хотя гражданские свободы получили воплощение в конституции и ее институтах, но ее историческая судьба в Англии оказалось спорадической, нерегулярной, подверженной капризам случая. Тюдорам не хватило двух полков, чтобы установить абсолютную монархию и покончить с зачатками свободы в Англии. Правление Елизаветы Великой напоминало турецкий диван и т. п.

Стали ли сюрпризом для историка Юма хитрости старого крота Истории? Ведь Юм признал, что в историческом развитии Англии есть масса случайностей и нельзя же каждый раз объяснять их ставшей хронической неполнотой наших знаний. Некоторые достижения в этой стране получены вопреки психологическим законам, установленным в Трактате. И как объяснить тот парадокс, что фанатики-пуритане своей деятельностью помогли утверждению в Англии широкой терпимости. Помимо «Истории» Юм обращался к этому же вопросу в нескольких эссе, таких как «О гражданской свободе» (в первых изданиях «О свободе и деспотизме»), «Склоняется ли британское правление к абсолютной монархии или к республике», «О партиях Великобритании» и др.

Написав свою Историю, Юм стал, как герой поэмы С. Колриджа «Старый моряк», «мудрей и печальней, чем до того».

Первый том не имел успеха – в течение года разошлось не более сорока пяти экземпляров. Второй том, посвященный Карлу II и Якову II, возбудил в вигах менее неудовольствия и был лучше принят. Однако Юм постиг в это время горькую истину. Оказалось, что в руках вигов находится власть распределять все места как в государстве, так и в литературе. Юм «был так мало расположен уступать их неразумным требованиям, что почти все изменения, числом около ста, которые чтение, размышление и новые исследования заставили внести в историю первых двух Стюартов, оказались благоприятными для торийской партии» (131.I, 48). Между тем вигам было на что обидеться на историка Юма. Чего стоит такой пассаж в последнем томе «Истории Англии»: «Партия вигов в течение почти семидесяти лет упивалась полнотой власти почти без перерывов и ни одна награда и должность не могла быть получена иначе как с их разрешения и протекции. Но это обстоятельство, которое в некоторых отношениях пошло на пользу государству, оказалось разрушительным для создания истинной истории и наворотило целые горы лжи, такое отношение к домашним делам невероятно у цивилизованной нации. Произведения самого подлого свойства (despicable) и по стилю, и по содержанию превозносились до небес, пропагандировались и читались, как если бы они были равны наиболее знаменитым „златым остаткам“ античности» (210.VI, 332). Все бы ничего, если бы не подстрочное примечание, в котором названы авторы произведений: придворный историограф короля Англии француз Рапин, философ Локк – главный идеолог вигов, пламенный либерал А. Сидни, обвиненный в шпионаже в пользу Франции и казненный в 1683 г., публицист Хоадли, причем Юм мог бы продолжить список, о чем свидетельствует многозначительное добавление – andc – «и другие» (см. там же).

«История Англии» завершает исследовательскую эпопею Юма. Секуляризированный теоретический анализ устройства человеческого духа и его практической реализации в основном был закончен, кое-какие детали прорабатывались в некоторых новых эссе. Историческое исследование проводилось с позиции осознанной независимости от идеологических доминант, философских и религиозных. Но отрицание сверхъестественной детерминации человеческой истории дополнилось фактическим опровержением виговской концепции детерминированного, постоянного и постепенного наращивания гражданских свобод и конституционных институтов в Английской истории. Невозможность проследить естественную детерминацию развития свободы в Англии означает неопределенность ее судьбы в других странах Европы и мира. По крайней мере Юм не заявляет о неизбежности прогресса свободы во всех регионах мира.

Обращение Юма к экспериментальному методу в исследовании человеческого духа ментального мира предполагало использование галилеевско-ньютоновской методологии – сведение причинных объяснений к минимуму, следование фактам, строгое наблюдение и т. д. и принятую по умолчанию всеобщую обусловленность явлений. Создание подлинно научного учения о природе человека было невозможно без полной секуляризации исследования, что оказалось недоступным для Хатчесона. («Задним числом» теоретическое обоснование необходимости секуляризации для полноценного исследования человеческой природы в форме критики бэконовских призраков человеческого познания дано в посмертно изданных Диалогах о естественной религии.)

Критика познавательной функции Разума и ее ограничение, эпатирующе начатая в «Трактате», была продолжена описанием некогнитивных механизмов человеческой психики в учении об аффектах и вытеснением Ratio на второй план, особенно в вопросе о свободе воли.

В этике Разуму также отводится подчиненная роль, поскольку основные дистинкции морали, как у Хатчесона, даются чувством (sense, sentiment).

Минимизация значения разума в возникновении государственных институтов, политической деятельности и вообще человеческой истории, продемонстрированное в учении о политике и «Истории Англии», завершается всесторонней критикой рационалистического антропоморфизма, особенно ярко представленного в «Диалогах о естественной религии».

Основы пяти блоков наук о природе человека (Логика, Учение о страстях (аффектах), Теория вкуса и морали, Политика) в основном были заложены в Трактате о человеческой природе.

В облегченной версии Трактата – Первом исследовании (главные «изобретения» Юма сохранены и его намерения потревожить фанатиков любой ценой усилены двумя дополнительными главами: «О чудесах» и «О провидении и будущей жизни», а довольно абстрактные рассуждения на метафизические темы заменены сконцентрированным и живым изложением той же проблематики в главе «Об академической и скептической философии».

Некоторые изменения в учении о вкусе и морали касаются усиления влияния нормативной эстетики классицизма в оценках произведений искусства (оценка Шекспира в Приложении к «Истории Англии») и сближением с хатчесоновским инстинктивизмом во «Втором исследовании о морали». Это означает, что Юм возвращает моральному чувству антицендентный характер, свойственный хатчесоновской версии теории морального чувства (ср. 40, 64). Соответственно происходит умаление оперативного значения роли симпатии в формировании этических оценок и мотивации моральных действий. Теперь ему, видимо, представляется, что такой подход более естественно оправдывает экстраполяцию данных интроспекции о «Я» на «Мы».

Юмовский запрет на дедукцию суждений о долженствовании из суждений о сущем не всегда соблюдается им самим. Считая общественный договор философской фикцией, а естественное состояние поэтической фантазией, Юм утверждает искусственное происхождение справедливости из общественной потребности в стабильности собственности и выдвигает своеобразный категорический императив, в котором предписывается должное поведение субъекту под угрозой деструкции общественного порядка при несоблюдении предписываемых норм. Не менее характерен его завет – философствуйте сколько угодно, но и в своем философствовании оставайтесь человеком, который может быть истолкован в том смысле, что его исследование природы человека, человеческой истории, может быть неожиданно для философа, привело к нарушению им же установленного запрета дедукции должного из сущего. Сущность феноменального мира человека скрывает в себе императив, хотя и не выводимый из наличного бытия, быть человечным, и это подразумевает некий образ человека, достойного этого звания. Но этот красноречивый экзистенциальный императив молчаливо признает, что самокритика теории нашего пучкообразного Я остается в силе, а неопределенный принцип, связующий личность в целостность, оказывается свободой. Свобода независимого выбора или отказа от человеческой сущности и означает принципиальную непредсказуемость и неопределенность исторических судеб конкретных людей, но оставляет возможность вероятностного подхода в научных исследованиях и оценках макросоциального процесса, что и было опробовано близкими друзьями и соотечественниками Д. Юма А. Смитом и А. Фергюсоном еще при его жизни.

Последнее крупное произведение Юма «История Англии» носит прикладной характер. Это возвращение на землю из глубинного погружения в метафизику человеческого духа и описание его земного бытия без помощи христианского провиденциализма и всяких претензий на исчерпывающее объяснение, и тем более на предсказание дальнейших перспектив человечества. Этим шотландский философ отличается от преисполненных футурологического оптимизма адептов века Просвещения. Юм не ожидал скорейшего искоренения невежества и политических предрассудков, так же как и религиозных суеверий, о чем он иронически поведал А. Смиту незадолго до своей кончины.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подведем некоторые итоги проделанного исследования учения о природе человека и политических теорий философов Шотландии Ф. Хатчесона и Д. Юма. В их творчестве нашли свое теоретическое выражение глубокие социальные и культурные преобразования в их стране. Опираясь на опыт осмысления Английской революции в трудах ее современников Гоббса, Локка и разработки философов послереволюционного периода Шефтсбери, Мандевиля, Беркли и др., шотландские мыслители сумели по-своему воспринять и переосмыслить традиционные проблемы метафизики, теории познания, этики, эстетики и т. п. Усилив в своих учениях значение субъективного фактора в философской антропологии, развив систему моральной философии, сентиментализм, наполнив теорию непосредственным экзистенциальным переживанием, Хатчесон создал позитивную платформу для радикальных новаций Юма в области гносеологии и этики, истории и политики и своим непоследовательным натурализмом утвердил Юма в необходимости избавиться не только от теистических и деистических способов обоснования метаэтики, но проведя полномасштабную секуляризацию наук о природе человека, обосновать гносеологически самодостаточный феноменальный мир человеческой личности, мир не когнитивный, а ценностный, в котором ведущую роль играют чувства, аффекты, вера, основанная на привычке, а разуму оставлены в удел математические науки и поиски средств для осуществления целей, заданных чувственными желаниями и аффектами.

Скажем несколько слов о преемниках Хатчесона и Юма, о их влиянии на последующее развитие философской и общественной мысли в рамках века Просвещения, что должно стать целью дальнейшего исследования. Младшие современники Хатчесона и Юма – А. Смит (276) и А. Фергюсон в основном приняли теорию морального чувства. Они же двинули дальше социальную и политическую науку на основе политологических разработок и идей Ф. Хатчесона и Д. Юма.

Сентиментализм вылился в эстетическую теорию у Г. Хоума (см. 121).

Скептическая теория познания Юма и его методология вызвали ответную реакцию со стороны Т. Рида, главы шотландской школы философии здравого смысла (231), который в своей системе использовал принцип действия внутренних чувств, приписав его суждениям здравого смысла.

Юмовский подход к проблеме причинности, необходимости и свободы пробудил от догматической дремоты И. Канта. О Хатчесоне и Юме он говорил, как о философах, опыты которых хотя и незакончены, при всех недостатках «тем не менее всего больше преуспели в раскрытии основ всякой нравственности…» (66, 286).

Противопоставление живого и непосредственного Sensus абстрактному и холодному Ratio создало альтернативу рационалистическому Просвещению и получило отражение в литературе, живописи и других искусствах, а также в «философии чувства и веры» в Германии.

Проведенное исследование, думается, позволяет оценивать шотландскую философию как самостоятельное направление в истории британской мысли века Просвещения. Детальное и систематическое изучение творчества оригинальных мыслителей Шотландии остается актуальной исследовательской задачей отечественной историко-философской науки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю