Текст книги "Шотландская философия века Просвещения"

Автор книги: Михаил Абрамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Михаил Александрович Абрамов
Шотландская философия века Просвещения

ВВЕДЕНИЕ

Ренессансное открытие феномена человека, ставшего объектом удивления, восхищения и опасений, сопоставимо с великими географическими открытиями и, как бы предвидя упразднение Коперником центрального положения Земли в космосе, возвеличивает его достоинство в мире. Человек снова становится мерой всех вещей, небесных и земных, мерилом красоты, добра и истины.

Британские острова также были захвачены глобальным переворотом. Блестящий расцвет культуры в период правления королевы Елизаветы в полной мере это подтверждает. Новое действующее лицо Истории в пьесах Шекспира осознало себя таковым. Весь мир театр и люди в нем актеры. Возможности человеческого слова и дела были с ошеломляющим многообразием явлены великой литературой эпохи.

Обычно запаздывающая философия тут шла в ногу со временем, рядом с Шекспиром, Марло, Джонсоном, поэтами метафизической школы Д. Дэвисом, Д. Донном, Джорджом Гербертом, брат последнего философ Эдвард Герберт разрабатывает основы естественной религии – деизма (19),[1]1
  Ссылки на библиографию обозначаются: порядковый номер – арабской цифрой, том – римскими цифрами, в ссылках на несколько книг их номера отделяются точкой с запятой, арабский номер страницы отделяется запятой.


[Закрыть] Фрэнсис Бэкон создает грандиозный план восстановления наук (37.I), и в том числе науки о человеке, причем импульс его теоретической мысли оказался столь мощным, что Д. Юм сравнит пройденный путь от Бэкона до «поздних английских философов», таких как Локк, лорд Шефтсбери, м-р Хатчесон, д-р Батлер с эпохой развития философии от Фалеса до Сократа (см. 131.I, 57).

Между тем в данных хронологических пределах в истории Великобритании можно явственно различить три периода. Первый – дореволюционный период, выдвинул зачинателя философии Нового времени Ф. Бэкона. Его акме приходится на относительно спокойное, если не считать первых лет, правление Якова I Стюарта. Высокое социальное положение, достигнутое собственными талантами, известный снобизм (Гарвей как-то заметил, что Бэкон философствует как лорд-канцлер), не поколебленная бесславным окончанием политической карьеры убежденность в призвании восстановителя наук – все это выработало отстраненный взгляд на человеческую природу sub specie aeterni, весьма подходящий для составления долговременной программы исследования трех основных объектов познания: Бога, Природы и Человека.

Роспись наук о духе и теле человека является по существу стратегическим планом самопознания человека, поскольку его следует осуществлять на основе трех основных познавательных способностей людей – памяти, рассудка и воображения с учетом призраков или идолов человеческого ума, мешающих объективному познанию.

Вместе с тем исходная позиция составителя всеобъемлющей программы исследований предусматривает особое, привилегированное положение боговдохновенной теологии в росписи наук, разрабатываемых рассудком. Аналогично положение в исторических науках, курируемых памятью, где отдельной строкой выделена церковная история, состоящая из истории церкви, истории пророчеств и истории возмездий. Все это позволяет предположить, что классификация наук составлена исключительно для христианской части человечества.

Современник Бэкона, друг Гроция лорд Эдвард Герберт посол Англии во Франции, затем ирландский и английский пэр, в книге «Об истине…», изданной на латыни за год до смерти Бэкона, пошел другим путем и предложил альтернативную рационалистическую систему человеческих познавательных способностей, к которым, собственно, и сводится духовная конституция человека. Автор попытался преодолеть монополию христианства на религиозную истину, утверждая, что истинность любой религии определяется ее отношением к аксиоматическим Общим Понятиям (ОП). Не удивительно, что некоторое время ему приписывали авторство знаменитого «Трактата О трех обманщиках» и впоследствии нарекли одним из «отцов» деизма.

Через какие-нибудь двадцать-тридцать лет добрую, старую Англию было не узнать. Все снялось со своих мест, в стране полыхала гражданская война (по другой оценке – «великий мятеж»). Точка зрения вечности, а вместе с ней академизм бесследно улетучились. Исследования человеческой природы стали злобой дня. Они вызывали такие же ожесточенные споры, как и библейские тексты, ставшие боевыми лозунгами. Природа человека, ранее изучаемая теоретически, в статике, пришла в движение и заявила о себе во весь голос.

Подмеченное Юмом неупоминание гражданских свобод в исторических хрониках Шекспира ныне с избытком компенсировалось: и в парламенте и на улицах о них только и говорили.

Реанимированное Г. Гроцием (1583–1645) естественное право становилось авторитетнее божественного права, что проявилось в процессе над королем Англии Карлом I, который был приговорен к смертной казни как частное лицо, совершившее преступление против общества. В тексте приговора он квалифицирован как тиран, изменник, убийца и враг общества. Вина тирана заключается в нарушении естественного права и общественного договора, на нем основанного. В этом случае народ использует свое право на сопротивление против суверена. Элементы естественного права вошли в создающиеся нормы международного права, впервые опробованные в Вестфальском мирном договоре, образовавшем на месте Священной Римской империи 355 самостоятельных государств.

Однако философская оценка происходящей в сороковые годы и позже смуты в Англии зависела от понимания природы человека и сути естественного права (149). Один из крупнейших мыслителей этого периода Т. Гоббс (1588–1679) все современные события воспринимал как опасную манифестацию подлинной природы человека, грозящую возвратом в естественное состояние войны всех против всех.

Спасение от грозящей катастрофы виделось Гоббсу в новом понимании общественного договора, что развязывало руки властям предержащим. Оно предполагало: беспрекословное подчинение подданных государственной власти залог стабильности общества, санкцию на любые меры для достижения этой стабильности, контроль государства над всем, что может нарушить общественное спокойствие. Это относится и к религии. Опыт реформации Генриха VIII, объявившего себя примасом Англиканской церкви, признавался Гоббсом образцовым. Государство, правитель или собрание вправе издавать любые законы для самозащиты и сохранения спокойствия в обществе.

Этический, политический и правовой релятивизм Гоббса, обоснованный в его главной книге Левиафан (в различных изданиях Левиафан принимал на титуле книги облик то Кромвеля, то Карла II), показался кембриджскому платонику Ральфу Кедворту (1617–1688) реанимацией доктрины античных софистов, раскритикованной еще Платоном. Кедворт, а позднее С. Кларк (корреспондент Лейбница в их знаменитой переписке. См. 74.I.) противопоставляет ей учение о вечных и неизменных истинах (в том числе морали), изменить которые не волен и сам Бог.

Как известно, смута в Англии имела счастливую развязку – Славную революцию, позволим себе употребить это выражение без кавычек. Так остановился, по выражению Юма, «маятник» исторического процесса, качавшийся от абсолютизма к республике и обратно и замерший посередине на конституционной монархии.

Торжество победителей получает выражение в философских и политических сочинениях Джона Локка (1632–1704), созданных в годы лихолетья и опубликованных сразу после Славной революции. Локк, разумеется, иначе оценивает естественное состояние, чем Гоббс, так же как и общественный договор между сувереном и подданными. Его соблюдение обязательно не только для подданных, но и для суверена.

Локк ставит перед собой задачу закрепления политических и социальных результатов Славной революции. Он ищет эффективные превентивные меры защиты естественных прав человека и гражданина и средства предотвращения рецидивов абсолютизма.

Его этическая теория, однако, достаточно традиционна и лояльна к установленной церкви. В отличие от Кедворта Локк приписывает Богу волюнтаризм в установлении критериев Добра и Зла – человек, деятельная свободная личность добывает знание собственными силами и благоразумно принимает установленные Богом заповеди, памятуя о воздаянии и каре в будущем состоянии. Этот религиозный легализм снова превращает христиан в «избранный народ», единственный из всех, имеющий шанс спастись. Тем не менее влиятельный защитник веротерпимости Локк допускает сосуществование в гражданском обществе различных сект, исключая папистов и атеистов, первые из которых готовы, придя к власти, уничтожить все культы, кроме католицизма, вторые же вообще искоренят всякую религию.

Билль о правах, принятый парламентом в 1689 г., дополненный в 1696 г. упразднением цензуры, начинает третий период, период становления коммерческого общества после Славной революции. Даниель Дефо в своих путевых очерках «Путешествие вокруг всего острова Великобритания» (1724–1726) представил обнадеживающую картину народной жизни в начале и середине царствования королевы Анны (1702–1714) (См. 178).

Оптимизм, но метафизического свойства, сквозил в красноречивых писаниях лорда Шефтсбери, разрабатывавшего доктрину вселенской гармонии макро– и микромира – природы и человека. Сентиментальный граф уповал на моральное чувство прекрасной добродетели и противопоставлял virtuosi, преисполненных возвышенными чувствами (sentiments) и восторгающихся моральными и природными красотами, пронырливым выжигам – гоббистам, которые нашли, однако, апологета в лице врача Мандевиля, высмеявшего непрактичный идеализм благородного лорда (см. 83. Также: 112).

Между тем Век Просвещения вступает в свои права (186). Резко увеличился выпуск книг и периодических изданий. Начинается издание Британской Энциклопедии. Идут нарасхват выпуски журналов Аддисона и Стила, взявшихся за культурное воспитание истинных «виртуози» из неотесанных городских и сельских джентльменов (см. 60).

В ответ пошла обильная моралистическая критика коммерциализации общества, которая связывала неразборчивое в средствах стремление к выгоде с нравственным разложением и упадком религиозного чувства в стране.

Архиепископ Кентерберийский писал в пастырском послании 1738 г.: «Открытое, явное неуважение к религии сделалось, благодаря множеству разнообразных пагубных обстоятельств, отличительной чертой нашего века… Над христианством теперь смеются и надругаются почти без всякого стеснения, а над учителем христовой веры – даже без малейшего стеснения» (Цит. по: 45, 109–110, см. Также: 1, 3).

Из внешнеполитических событий постреволюционного периода выдающуюся роль сыграло заключение в 1707 г. Унии с вековечной соседкой и соперницей и в то же время близкой родственницей Шотландии по языку – Англией. Эта Парламентская Уния отличалась от «личной» Унии, когда в 1603 г. на английский престол взошел шотландский король Яков I, сын казненной Марии Стюарт. Результаты «официальной» Унии 1707 г. позволили провести в Шотландии важные социальные и экономические преобразования, ценой политических потерь – роспуск собственного парламента и упразднения монополизма пресвитерианской национальной церкви. Либерализация экономики, университетской и религиозной жизни дали стране те же возможности и преимущества, что были завоеваны продвинутой Англией, но вместе с ними Шотландия получила и те же социальные и нравственные проблемы (58, 165, 94, 199). Образовавшееся единое культурное пространство сделало теоретические баталии вокруг наследия Гоббса, Локка, Шефтсбери и др. актуальными, «своими» для философов и моралистов Шотландии.

Таковыми они были и для Фрэнсиса Хатчесона, учившегося в университете Глазго в 1710–1716 гг. и издавшего анонимно в Лондоне в 1725 году два Трактата «Исследование о происхождении наших идей красоты и добродетели», в коих он встал на защиту благородной теории Шефтсбери от нападок Мандевиля. Речь шла, собственно, о защите достоинства человека. Нельзя все мотивы человеческих действий и критерии его оценок сводить к корыстолюбию, стремлению к частной выгоде. Изначально общественная природа человека высшим стремлением и достоинством людей делает общественное благо. Вскоре выходят еще два трактата о страстях (аффектах) и Иллюстрации к (теории) морального чувства.

В 1730 году Хатчесон становится профессором моральной философии в Университете Глазго и там развертывается его замечательная педагогическая, просветительская и теоретическая деятельность, заложившая идейные основы впечатляющего расцвета культуры в Шотландии и в частности философской культуры. За Хатчесоном последовала целая плеяда замечательных мыслителей, связанная с ним духовными узами. Имена Д. Юма, Г. Хоума, А. Смита, А. Фергюсона, Т. Рида, еще при их жизни составили мировую славу Шотландии.

Первым среди них безусловно следует признать Давида Юма, «возмутителя спокойствия» не только в стане клерикалов, но и смущавшего своими бесстрашными парадоксами и самих просветителей. Так его ближайший друг и ученик А. Смит не решился взять на себя издание рукописи «Диалогов о естественной религии», несмотря на настоятельные просьбы Юма, жить которому оставалось совсем недолго. Юм предпринял героическую попытку полной секуляризации науки о человеческой природе, о чем не смели даже помыслить его предшественники и последователи. Юм, как и его философы-соотечественники, вскоре стал известен на континенте, и французское, немецкое и российское просвещение испытало благотворное влияние великих шотландцев (5; 54; 145; 162).

Мы назвали главные персоналии, предлагаемого исследования британской философской антропологии XVII(XVIII вв. Следует заметить, что основное внимание в предлагаемой работе будет уделено двум шотландским мыслителям: Хатчесону и Юму, «свежо и нервно» воспринявших у своих английских предшественников проблематику человеческой природы. Мы оставляем на будущее анализ учений о природе человека и его общественном бытии других великих шотландских философов XVIII века, в первую очередь А. Смита, А. Фергюсона и Т. Рида.

Что касается содержательного анализа проблем человеческой природы, то основное внимание в данной работе уделяется метафизическим и гносеологическим основаниям и установкам философской антропологии, обоснованию теории морали, в том числе решению проблемы свободы воли, проблеме онтологии естественного права, переход от естественного к гражданскому или политическому состоянию, в том числе происхождение государственной власти путем общественного договора. Также учтена тесная связь всех этих проблем с религиозными и идеологическими доминантами; учтен также и контекст конкретной истории Великобритании в дореволюционный, революционный и постреволюционный период.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВЕК ГЕНИЕВ В АНГЛИИ

1. Накануне революции. Ф. Бэкон и Э. Герберт, эмпирик и рационалист

Признанный родоначальник новой философской традиции в Британии Фрэнсис Бэкон наметил основные направления развития философской мысли, сформулировал общие черты ее метода (90, 118). Набрасывая план Великого восстановления наук, Бэкон определил троякий объект философского познания: Бог, Природа и Человек. Осуществляется познание на основе метода индукции тремя духовными способностями человека – памяти, рассудка и воображения и таким образом человек снова признается «мерой всех вещей», в том числе самого себя, как объекта познания.

Но Бэкон на этом не останавливается и ставит принципиальный методологический вопрос самокритики человеческого познания. Это не критика схоластики или заблуждений древности, это «идолы, которыми одержим дух», идолы человеческой субъективности, выдающей призраки, которыми она одержима, за реальность. Бэкон, впрочем, не надеется полностью очистить дух от иллюзий. Если от двусмысленного употребления слов и непроясненных терминов, приобретенных из мнений и учений философов, богословских предрассудков, можно освободиться, то врожденные призраки «присущи природе самого разума» и они пребудут с человечеством вовеки.

Бэкон полагает, что с учетом некоторых поправок на индивидуальные и общечеловеческие несовершенства чувств и наше сознательно критическое изобличение прирожденного человеческого разума мы получим в результате очищенное объективное знание, в котором природа вещей не будет существенно искажена нашей собственной природой. Этот итоговый объективизм воплощен в афористическом высказывании: истина бытия и истина познания – это одно и то же и отличаются друг от друга не более, чем прямой и отраженный луч (37.I, 109).

Критика идолов так же как и позитивная классификация наук оказала долговременное влияние на последующее развитие философской мысли не только в Великобритании.

В развернутой далее классификации наук Бэкон подразделяет учение о человеке на философию человека как такового и гражданскую философию, изучающую человека общественного.

Философия человека состоит из общего учения о природе и состоянии человека, подразделяемое на учение о человеческой личности, и учение о связи тела и души, которые предполагают учение о боговдохновенной душе, учение о чувственной душе, где наряду с изучением способности чувствовать изучаются произвольные движения, т. е. свобода воли. Предусматривается также наука о субстанции и способностях души. В рамках исследования души планируется разработка этики (учение о благе, георгики души и приложение о гармонии между благами души и тела). Особняком стоит раздел философии человека, названный гражданской наукой, а в ней учение о правлении или государстве.

В той или иной мере эта программа получила воплощение в трудах последующих поколений философов Великобритании. Разумеется, в ходе реализации она была скорректирована, изменились соотношения ее частей. Так меньше внимания философы уделяли исследованиям связи ума и тела, поскольку изучение устройства тела вообще было отдано на откуп физиологам и анатомам. Гоббс вообще попытался снять проблему, отрицая существование бестелесного. Кое-что по этому вопросу можно найти и у Юма. Положение в этой области начало изменяться только после работы Д. Гартли «Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях» (1749) (см.: 20. III.).

Сам Бэкон считал плодотворной попытку дать описание того, «каким образом душа и тело взаимно раскрывают друг друга, исходя из состояния тела и акциденций духа. Первое порождает физиогномику, которая по строению тела и чертам лица определяет душевные наклонности, второе дает толкование естественных снов, раскрывающих состояния и положения тела, исходя из движений души» (см.: 37.I, 242–243).

Говоря о телесной локализации некоторых духовных феноменов, Бэкон выражает некоторое сомнение в справедливости мнения Платона, поместившего интеллект в мозгу, дерзость (мужество) в сердце, похоть и чувственность в печени. Но нельзя считать правильным помещение всех интеллектуальных способностей (воображение, рассудок, память, ставших впоследствии основаниями классификации наук) в желудочках мозга.

Учение о человеческом теле состоит из четырех разделов: медицина, косметика, атлетика и наука о наслаждении. Это разделение вызвано существованием четырех благ человеческого тела: здоровья, красоты, силы и наслаждения. Набросок программы медицинских исследований содержит методические и методологические указания, такие как рекомендация развивать сравнительную анатомию и призыв восстановить практику ведения записи истории болезни, внедренную Гиппократом, но затем забытую. Однако знаменательный «прокол» с открытием Гарвеем кровообращения высвечивает близорукость классификатора в вопросах реальных путей развития науки о человеческом теле.

Наука о человеческой душе, «из сокровищницы которой вышли все остальные науки», различает душу, наделенную разумом, которая является «божественной», и душу, не наделенную разумом, «общую у нас с животными» (37.I, 267). Этим подразделением Бэкон резервирует место в своей классификации для религии откровения.

Исследование о Разумной душе Бэкон называет учением о боговдохновенной душе, ее сотворенная часть рассматривает учение о чувственной или созданной душе. Боговдохновенная душа происходит от духа Божьего, именно она бессмертна и называется духом. Чувственная душа представляет из себя набор элементов.

Бэкон высказывает неудовлетворение состоянием изучения «земной души», в том числе решением вопроса о ее субстанции. В недалеком будущем этот вопрос станет чрезвычайно актуальным и потребует новых подходов, – предсказывает он. Что могут дать для этого учения «конечная причина», «форма тела» и тому подобные логические пустяки?

В отличие от субстанции способности души прекрасно известны: это интеллект, рассудок, воображение, память, влечение, воля, наконец все то, чем занимаются логика и этика (37.I, 269). Характерно, что все эти способности, их происхождение прежде всего необходимо исследовать с точки зрения физики в той мере, в какой они врождены душе и неотъемлемо принадлежат ей, отнеся к логике и этике лишь исследования их применения и их объектов (там же). Довольно загадочное заявление, поскольку неясно, что остается на долю боговдохновенной души. Кроме того, вызывает вопросы и два приложения раздела о способностях души: учение о естественном предвидении и учение о чарах.

Наконец, весьма важен и проект развития исследований, касающихся главным образом способностей низшей или чувственной души, тесно связанной с органами тела. Это учение о произвольном движении, в котором следует изучить «механизм воления», каким образом сжатия, расширения и волнения духа, вне всякого сомнения являющегося источником движения, могут сгибать, поднимать, толкать огромное плотное тело (37.I, 272). Бэкон проходит в непосредственной близости от психофизической проблемы Декарта. Полному тождеству проблем мешает лишь признание чувственной души телесной и материальной субстанцией.

Как уже указывалось, в душе есть способности, связанные с логикой и этикой. Наука об интеллекте – логика, «заведующая» просветлением ума и ее близнец – наука о человеческой воле, тесно связаны друг с другом, поскольку во всей Вселенной не существует более глубокой симпатии, чем та, которую испытывают друг к другу истина и добро. Это замечание свидетельствует, что для Бэкона пока не существует этической проблемы дистинкций добра и зла, которая, как мы увидим, будет занимать последующие поколения британских философов.

В учении о способностях и объектах способностей человеческой души Бэкон рассматривает человека как такового, вне его социального бытия. Эти способности – природные данные человека. Логика изучает процессы понимания и рассуждения, этика – волю, стремления и аффекты, первая рождает решения, вторая – действия. Посредником этим способностям служит воображение. Оно всегда предшествует произвольному действию и возбуждает его. Обращенное к разуму, оно несет на себе отпечаток истины, обращенное к действию выражает добро.

В седьмой книге Восстановления наук этика как наука, наблюдающая и изучающая человеческую волю, становится предметом более пристального рассмотрения (67). Проблемная ситуация рисуется следующим образом: волю направляет правильно организованный разум, но (ее) сбивает с пути кажущееся благо. Волю приводят в действие аффекты, прислуживают же ей органы тела и произвольные движения (37.I, 385). Этим Бэкон описывает волевой акт целиком. Разум задает истинную цель, но аффекты, соблазненные кажущимися или близлежащими благами, направляют волю в другую сторону. Они же включают в действие органы тела. Произвольные, т. е. осознанные движения есть результат выполнения команды. Это означает, что Разум не всегда может проконтролировать действие воли и это затрудняет достижения благой жизни, добродетели.

Бэкон призывает обратить внимание на практическую сторону проблемы устройства человеческой души, но не отменяет исследования возвышенных предметов. Соответственно этика подразделяется на две части: теоретическую и практическую, первая из которых должна учить об идеале или образе блага, а вторая (устанавливать правила, руководствуясь которыми душа приспосабливает себя к природе блага.

До сих пор Бэкон сочувственно цитировал высказывания древних об этическом идеале добродетели, которые почти не утратили всей истинности и здравого смысла. Но как правоверный христианин он должен признать их достижения недостаточными. Благочестивые и ревностные усилия теологов оставили позади языческих философов, сделав их учения морально устаревшими в существенных пунктах, поскольку христианство ввело новое понимание совести, греха и обязанностей.

Бэконовское понимание одного из основных этических понятий – блага – также оказалось весьма плодотворным и нашло последователей. Из двух его разновидностей (индивидуального и общественного) решительный приоритет отдается общественному благу, которое связывается с христианским идеалом благой жизни. Восстановитель наук замечает, что ни одна философская школа или секта, ни одно религиозное учение не возвысило до такой степени значение общественного блага и не принизило значение индивидуального, как это сделала святая христианская вера. Возможно, государственный муж имел в виду огосударствленную англиканскую версию христианства.

Индивидуальное благо разделяется на пассивное и активное. Пассивное состоит из блага сохранения и блага совершенствования. Активное благо связано со стремлением распространять и умножать. Активное личное благо иногда может совпасть с общественным благом.

Общественное благо обычно обозначают термином долг (officium), так как этот термин касается, собственно, души благорасположенной к другим, правильно организованной в своей собственной структуре (37.I, 398). Речь здесь идет об управлении собой и о власти каждого над собой, и это благо разделяется на общие обязанности и обязанности специальные, вытекающие из занятия, профессии, призвания, сословия личности и занимаемого положения. Первый подвид хорошо и тщательно разработан как древними философами, так и учеными нового времени. Что касается второго, тут Бэкону предоставляется (возможно, им самим созданный!) случай польстить Его Величеству Якову I, которому, собственно, и адресована книга и вознести до небес его «превосходнейшее произведение» «Об обязанностях короля», сочинение, «которое собрало и включило в себя множество сокровищ, как явных, так и скрытых, из области теологии, этики и политики и немалого числа наук…» (37.I. 399).

Присовокупив к изложению учения о благе противостоящее ему учение об обманах, ухищрениях, мошенничествах и пороках, сопутствующих им, и подчеркнув его значение, ибо искреннее, непредвзятое отношение к предмету в серьезном и умном исследовании может стать одним из самых прочных оплотов добродетели и честности (см.: 37.I. 401).

Характеристика учения об идеале или благе заканчивается вполне благочестиво: пусть люди стремятся к тому, что сейчас является справедливым и хорошим, предоставив божественному провидению заботу о будущем. Весьма неопределенный совет, поскольку, кажется, рекомендует легальный позитивизм или моральный релятивизм.

Наименее разработанной частью этики является раздел о воспитании и самовоспитании души. Оптимальное соотношение души и тела основывается на латинской поговорке «в здоровом теле здоровый дух» – (in corpore sano mens sana). Телесное благо складывается из здоровья и красоты, сил и наслаждения. Душевное же благо это душевное здоровье, недоступность волнениям, украшенное истинной нравственностью, мужественной и способной вынести все испытания жизни. Все это уже найдено древними. Бэкон как христианин может поспорить с ними только относительно содержания истинной нравственности.

На этом рассмотрение основных наук, необходимых для изучения человека как такового, состоящего из души и тела, заканчивается.

Теперь Бэкон приступает к росписи наук о человеке, изучающих его связи и отношения с обществом. Этому посвящена восьмая книга, в которой особенно сказывается влияние августейшего адресата сочинения «О достоинстве и приумножении наук».

Опыт собственной головокружительной карьеры Бэкона, которому случалось в отсутствии короля управлять всем королевством, также повлиял на содержание и изложение гражданской науки, рассматривающей три важнейшие функции общества в трех разделах – учение о взаимном обхождении, учение о деловых отношениях и учение о правлении или о государстве.

Толкование объявленных проблем начисто лишено драматизма, что должно демонстрировать августейшему читателю полное благополучие в вверенной ему Богом державе. Только в третьей главе автор поясняет, что раздел науки о власти, т. е. о государстве, здесь представлен не будет, но будет указан путь к созданию двух наук, не существующих в настоящее время, а именно учения о расширении границ державы и учение о всеобщей справедливости или источниках права.

Было бы чрезвычайно интересно узнать мнение профессионального юриста и крупного государственного деятеля на этот счет, ведь именно в это время Гуго Гроций писал свою эпохальную книгу «О праве войны и мира», в которой возрождалась идея естественного права и разрабатывались основы международного права (50).

Интерес подогревается тем, что Бэкон заявляет о компетентности только политических деятелей в этих вопросах, поскольку профессиональные юристы скованы корпоративными предрассудками и не могут высказать свободное мнение. Однако приведенный Бэконом образец Трактата о всеобщей справедливости или об источниках права дается в форме афоризмов, что само по себе затрудняет полемику и оставляет автору множество лазеек. Основное внимание уделено частным, «техническим» вопросам осуществления права. Не затрагивается вопрос происхождения права, но только констатируется, что в гражданском обществе господствует или закон или насилие, которое иногда принимает обличье закона.

Предотвращение несправедливости и обид, которые могут коснуться каждого, таково основание частного права. Таким образом конъюнктурные соображения заставляют могущественную группу общества принять соответствующий закон. Если в результате определенных условий эпохи и общего характера преступлений окажется, что какой-нибудь закон угрожает интересам более значительной и более могущественной группы людей, чем та, интересы которой он охраняет, то эта группировка уничтожает закон, и это случается довольно часто (см.: 37.I, 485). Так эмпиризм Бэкона склоняет его к легальному позитивизму.

Великий канцлер-философ, однако, пытается выправить положение и указывает, что частное право находится под опекой и покровительством общего права, которое распространяется также на религию, армию, общественный порядок, благоустройство, богатство, вообще на все, что имеет отношение к благу государства. Основной целью всех законов, для достижения которой они должны направлять все свои постановления и санкции, – это счастье граждан. Идеальная картина. Осуществима ли она на практике?