355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаэль Драу » Генму (СИ) » Текст книги (страница 28)
Генму (СИ)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:05

Текст книги "Генму (СИ)"


Автор книги: Михаэль Драу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 51

Белый лес дышал миллионами шёпотов. Заиндевелые голые ветви качались, хотя не ощущалось никакого ветра. Кругом пела тишина, лукаво щурясь на одинокую массивную фигуру, которая скользила меж зарослей.

Найт шёл на едва различимую песню. Мелодия и голос до боли знакомы. Он помнит, как лежал, свернувшись клубочком и положив голову на мягкое мамино бедро, а она ласково гладила его по плечу, тогда ещё остренькому и слабому. Она пела ему: «Баю-баю, белый зая, поскорее засыпай, глазки-вишни закрывай». Эту смешную и немного нелепую колыбельную мама придумала сама, для своего особенного сына.

«Особенный» – то есть «урод» с точки зрения Репродуктивной Комиссии. Альбинос. Генетический мусор. Генму. Но мама любила его таким, какой он есть…

Безупречно функционирующий мозг, уже почти не содержащий органической нейронной ткани, не оставлял иллюзий сумрачному сознанию.

Это сон. Прекрасный сон о зимнем лесе. Кто-то шепчет. Кто-то тихонько посмеивается. Смотрит. Дышит. Напевает песенку, от которой больно в груди, как раз напротив сердца.

– Баю-баю, белый зая. Поскорее засыпай, глазки-вишни закрывай.

– Мама?

Она сидит к нему спиной на заснеженном холме. Нет, это не снег. Это мелкие белые цветы. Такие мелкие, что кажутся сплошной массой. Женщина сидит, обняв себя за плечи, и напевает старую наивную колыбельную.

– Мама…

– Это ты, мой маленький?

Она не поворачивается. Он делает несколько шагов – огромный, тяжёлый, но совсем не проваливающийся в снежные цветы.

– Это я. Мама, ты же звала?…

Он падает рядом с ней, подтягивает колени к груди, кладёт голову на её мягкое бедро. Ледяное.

– Тебе холодно, мама?

Он смотрит вверх, но не может разглядеть её лица за пологом волос. Она отворачивается. Начинает нежно и невесомо гладить его по плечу. Странно онемевшее тело ничего не ощущает.

Но вдруг – как будто царапина.

– Ай…

Ещё, только больнее. Ещё раз, и ещё больнее. Очень больно. Ласковая мамина ладонь сдирает с него покрытие, пласты искусственного «мяса», с мерзким металлическим скрежетом царапает его кости.

– Мне больно, мама… – растерянно бормочет он.

– Я знаю, маленький, знаю, – её голос дрожит. Она плачет.

– Мне больно, мама! Мне больно!

Он не может встать. Он прирос к ней, к этой плачущей безликой женщине. На ней нет одежды. На нём – тоже. Оказывается, он был голым. А теперь он ещё более голый. Клочья его плоти парят в воздухе, словно снежинки.

– Мне больно!!!

Он раскрывает рот и кричит во всю силу лёгких. Но не слышит собственного голоса.

И не может проснуться.

Зима шепчет и смотрит на него. Круговоротом летит вихрь его бледного неживого мяса.

* * *

– Я… я не видел, правда! Я правда не видел! – захлёбывается бессвязным скулением бледный как полотно водитель фуры. – Он вылетел из-за угла, я по тормозам, но тут же пара десятков тонн… я… я не смог бы затормозить моментально!

– Вам необходимо успокоиться, – звучит ровный механический голос полицая – белого металлопластикового создания, напоминающего манекен.

Робот делает бедолаге укол тиопентала натрия. Парень расслабляется, закатывает глаза.

– Вам инкриминируется порча государственного имущества и вероятное убийство по неосторожности офицера подразделения «Шершень», – почти доброжелательно произносит полицай искусственным голосом. – Предусмотренное Конституцией наказание за это преступление – эвтаназия пятой степени.

Парень даже улыбается, когда ему колют павулон и хлорид калия.

Под колёсами перевернувшейся фуры, перегородившей улицу, дымятся остатки бронированного байка. На несколько десятков метров растянулся кровавый след. Валяются фрагменты тела, искорёженные титановые кости, обломки металлопластикового доспеха. Торс с ошмётками чуть подрагивающих конечностей. Некогда красивое лицо, теперь наполовину расплющенное и стёртое об асфальт. Незрячий прозрачно-серый глаз, глядящий в никуда со спокойствием Будды.

* * *

– Ага, прям по всей улице размазало, как масло по тосту. Ужас. И что ужаснее всего – говном не воняет. Прям непривычно так. Вроде труп же, кишки наружу.

– Да не труп, а гора металлолома. Слышь, а поршенёк-то, небось, тоже оторвало. Валяется там где-то.

– Вот радости-то будет тамошним сучкам. Хе-хе-хе. Говорят, у этого кибера, как бишь его… майорчика, сантиметриков за двадцать-то было.

Двое парней в светло-серых робах разнорабочих, хихикая и отпуская циничные шуточки, везли по длинному белому коридору небольшую платформу на магнитной подушке. На платформе грудой было навалено то, что осталось от Найта Ирона, офицера элитного киберподразделения «Шершень» в ранге майора, погибшего при исполнении – во время погони за преступником. Хотя о киборгах такой высокой «процентовки» говорят: «вероятно, погибший». Их ещё можно починить. Но в случае с Найтом Ироном – вряд ли.

– Куда сваливать? – парни вкатили платформу в обширный, вылизанный до блеска операционный зал.

Несколько ассистентов с лёгкой нервной суетливостью указали пару столов, принялись за сортировку фрагментов. Разнорабочие убрались восвояси.

Ведущий кибербиолог вышел из дезинфекционной камеры в полном облачении и деловито прошагал к стеллажу с инструментами, по пути включая мониторы и генераторы.

– Господин Торроф, вы… вы собираетесь попытаться его реанимировать? – неуверенно пробормотал старший ассистент.

– Не собираюсь, а реанимирую, – ответил кибербиолог ровным и жёстким тоном, проверяя клеммы.

– Но… Кхм… но согласно инструкции при более чем восьмидесятипроцентном повреждении тела предписана эвтаназия, полное отключение и деактивация нейронных сетей, – голос ассистента стал чуть увереннее.

– Мне плевать на инструкцию. Я его реанимирую, чего бы мне это не стоило, – господин Торроф даже не повернулся к коллеге.

– Тут нечего реанимировать! Посмотрите только на него! Это груда мяса!

– Это, – кибербиолог резко развернулся и ткнул пальцем в сторону Найта Ирона, – не груда мяса, а сломанная машина, которую починить пусть сложно, но можно. И я починю. Я проводил все его операции по апгрейду. Я знаю его тело лучше собственного.

– Будьте же милосердны, – ассистент позволил эмоциям вырваться на волю. – Ему ужасно больно. Мы даже не можем себе представить насколько, потому что любой давно умер бы от болевого шока. Не мучайте человека!

– Это не человек! – рявкнул кибербиолог, сверкнув серо-зелёными глазами. – И это – МОЁ! Я решаю, когда отключить его. Я заставлю его снова функционировать. А ваша задача – избавить меня от мелкой несущественной работы и от ваших ненужных советов!

На пару секунд в операционной воцарилась гулкая тишина. Умиротворяюще гудели генераторы. Тихонько жужжали подёргивающиеся сервомоторы изувеченного киборга.

Удовлетворённо кивнув, господин Торроф приблизился к столу и пристально посмотрел в единственный сохранившийся глаз Найта.

– Всё будет хорошо, мой мальчик. Просто подойди ко мне, когда я позову тебя.

* * *

– Найт… Найт, иди сюда, – звал кто-то издалека.

Звал долго, настойчиво.

Солнечный зайчик настырно прыгал по лицу. Найт улыбнулся сквозь дремоту и замотал головой, тихонько посмеиваясь. Зайчик пролез под веко. Найт распахнул глаза.

Нестерпимо яркий свет ослепил его на минуту. Потом проступили очертания галогеновых панелей на потолке, гладкого кафеля, проводов. Чьё-то лицо. Скуластое, покрытое элегантным искусственным загаром, с модно подстриженной бородкой, с внимательными серо-зелёными глазами, с тщательно замаскированными морщинами на лбу и веках. По периферии поля зрения дрожала искажённая координатная сетка.

– Господин Торроф? – произнёс Найт. И сам испугался своего голоса. Сиплое скрежетание и шипение.

– Тссс, всё хорошо, ты вернулся. Пока не говори ничего, береги силы. Я отключу тебя ненадолго.

– Что? Но ведь… – только и успел проговорить Найт, и сразу же вспыхнула циановая звезда. Растеклась непроглядная тьма.

* * *

– Функционирует нормально, – произнёс кибербиолог, пряча в нагрудный карман комбинезона тонкий фонарик. Потом украдкой от ассистентов перекрестился и принялся с ювелирной точностью оперировать «рукой» робота-сборщика, перенося «мозг» временно дезактивированного киборга в новый цельнолитой карбоново-титановый череп.

Этот эндоскелет он заказал сам, на свои личные сбережения. Всю электронную начинку везли аж из Хинди, работа самых лучших программистов и «пайщиков», личных знакомых господина Торрофа, всегда державших его в курсе новинок. Органы – оттуда же. Покрытие прибудет на днях. Мышцы уже лежат в криокамерах и ждут своего часа. Неделя или около того уйдёт на реабилитацию. Мальчику необходимо сперва привыкнуть к новому телу. Он слишком долго болтался между жизнью и смертью в искусственно поддерживаемом состоянии, близком к летаргии.

Операция длилась почти четырнадцать часов.

Но вот последний штрих. Несколько минут на то, чтобы отдышаться и успокоиться, и, мысленно помолившись богу, в которого в этом пыльном мире уже, кажется, совсем никто не верит, тихонько активировать генератор в мозжечковой области.

– Найт, – полушёпотом позвал господин Торроф.

Медленно и плавно, будто автоматически жалюзи, поднялись временные полимерные веки. Заморгали.

– Где я? – проскрежетал механический голос.

– Всё хорошо, ты в госпитале. Небольшая авария, – склонился над ним кибербиолог, широко улыбаясь, будто только что вышел из комы его родной сын.

– Я… кхм, – Найт попытался сглотнуть, – я совсем не чувствую своего тела…

– Оставьте нас, – бегло попросил господин Торроф ассистентов, и те после некоторой заминки вышли.

Оставшись наедине с киборгом, мужчина отошёл от прозекторского стола на пару шагов и протянул к Найту руку.

– Встань.

Найт неловко пошевелился. Мягко зажужжали сервоприводы и моторы.

– Давай, мальчик, вставай.

И вот Найт сумел подняться. Сперва сел. Затем перенёс ноги на пол, встал. Огромное сооружение из блестящего металла, больше всего напоминающее человеческий скелет, но с резиновой маской на лицевой части черепа. Под рёбрами и несколькими эластичными пластинами, образующими брюшину, билась и пульсировала полумеханическая не-жизнь.

– Хорошо, хорошо, Найт, – господин Торроф радостно улыбался, чуть пятясь. Киборг плавно перенёс вес с одной ноги, сделал шаг. Приподнял руку. Механизмы, поршеньки, моторчики пели чудесную симфонию.

– Иди. Иди ко мне, давай, хорошо, – господин Торроф отступал, а Найт неуверенно шёл к нему, чуть покачиваясь, протягивая руку.

И вот холодные металлические пальцы киборга коснулись мягкой ладони человека. Господин Торроф приложил некоторое усилие, чтобы не отшатнуться. Найт ещё не достаточно хорошо владеет своим телом. Может нечаянно сжать ему руку так, что раздробит кости в муку.

– Меня нет, – прошипел вдруг металлический голос. При определённом воображении его можно было бы назвать шёпотом.

– Что? – встрепенулся господин Торроф, опьянённый своим триумфом над смертью.

– Я не чувствую вас. И своего тела. Вообще. Меня как будто нет.

Кибербиолог шагнул вперёд и по-отечески погладил прохладную скулу своего детища.

– Ты здесь. Всё хорошо. Скоро я одену тебя в тело, ещё лучше прежнего. Правда, теперь ты на пятнадцать сантиметров выше. Хиндийцы немного напутали с пропорциями. Ну да не суть. Ты вернулся.

Найт посмотрел на свою всё ещё вытянутую вперёд руку. Медленно опустил лицо, оглядел своё тело.

– Небольшая авария, да?

Интонации киборга были искажены открытыми связками и отсутствием покровов. Не понятно, шутит он или злится. Господину Торрофу на мгновение стало страшно. Но он вспомнил, что это механическое чудовище когда-то было четырнадцатилетним мальчиком, прибежавшим в лазарет при Академии в слезах и смятении с просьбой вырезать ему глаза, которые слишком много плачут. Доверчивое, хрупкое создание. Маленький уродец, отчаянно боровшийся со своей первой душевной болью.

Это было их настоящее знакомство. Тогда Найт получил свой первый стабилизатор и действительно стал меньше плакать. Душа его успокоилась хоть на некоторое время. Но не навсегда.

Она поедала Найта изнутри. Истощала его шквалом эмоций, приносивших лишь боль. Господин Торроф с радостью пошёл навстречу желанию юного киборга отринуть всё человеческое раз и навсегда, избавиться от боли. От чувств, которые её приносят. И через многие годы это почти удалось.

Найт – его шедевр, его гордость, живое доказательство его конструкторского и инженерного таланта. Да что там! Гениальности! Хм… живое ли?

– Тебе больно? – спросил кибербиолог, опустив руку Найта. Почти ласково. Так доктор не спрашивает о самочувствии. Так спрашивает любящий родитель.

– Нет. Мне совсем… никак, – в механическом голосе угадывалась растерянность.

– Главное, что не больно. Ведь ты хотел этого всегда?

Киборг помолчал. А потом отвернулся.

Глава 52

Господин Торроф лично возился с Найтом весь период реабилитации: регулировал настройки его барокамеры, осторожно поддерживал под локоть во время коротких прогулок по коридорам центра, ставил капельницы с питательными смесями. Постепенно проводил операцию за операцией. Следил за восстановлением нервной системы.

Найт возвращался к нему. Тот Найт, которого он знал. Тот Найт, которого едва не отнял, пусть и опосредованно, этот чёртов выскочка, учителишка истории Дэнкер Миккейн. Запудрил парню голову какими-то высокими идеалами, глупыми сказочками про величие и красоту человека. А сам совершил преступление первой степени, самовольно удалив биокарту, а в довершении всего покончив с собой. Ходят слухи, что это именно Найт его убил. И был за это повышен до майора. Но господин Торроф не верил молве. Найт не мог убить этого мечтательного идиота – слишком любил. Как отца родного, если не больше. Ну что ж, в этом мире не место слабакам. Туда Миккейну и дорога.

Да только после его самоубийства Найт сам стал искать смерти: ввязывался в самые опасные операции, лез в самое пекло. И если бы много лет назад трогательный беленький уродец с чуть раскосыми красными глазами не заставил сердце кибербиолога дрогнуть, то сейчас эти поиски увенчались бы успехом. Наверняка Найт мог уйти от столкновения с фурой. Господин Торроф не удивится, если выяснится, что Найт сам кинулся под колёса. Но как же ему удалось преодолеть программу Антисуицид?

Впрочем, теперь всё позади.

Всё будет, как раньше. Только ещё лучше – без сказочек Миккейна о «венце природы».

* * *

– Как он? – Генрих и Штэф Макгвайеры синхронно вскочили при появлении господина Торрофа в светлом и даже уютном фойе госпиталя.

Тот смерил молодых киборгов строгим взглядом, который мельком кинул на смуглого и черноволосого парня, неуверенно переминавшегося с ноги на ногу за спинами близнецов. Действительно похож на Дэла. Если бы в Дэле проявилось больше реликтовых славянских черт, если бы его нос был шире, а рот крупнее. Парень смотрел с надеждой и отчаянием.

– Найт сейчас отдыхает, – сказал господин Торроф, снова взглянув на близнецов. – К нему нельзя.

– А ему почему можно? – Генрих кивнул в сторону Беллума Ирона, как раз выходившего из лифта. Молодой гонщик нёс под мышкой отполированный чёрно-красный шлем и был в задумчивости.

Заметив небольшую компанию у регистратуры, он подошёл поздороваться.

– Господин Беллум Ирон – ближайший родственник Найта, – ответил Генриху господин Торроф. – Брат.

– Мы тоже братья, – нагло заявили Макгвайеры и коротко посмеялись над собственной шуткой. В ответ – саркастически полуприкрытые глаза и поджатые губы кибербиолога.

– Хм. Да, шутка не прошла, – Штэф потёр загривок ладонью.

– Кроме того, – назидательно произнёс кибербиолог, – господин Беллум Ирон оказал содействие правительству, предотвратив применение опасного вируса. Ему, знаете ли, можно дать поблажку.

– Послушайте, – тихо заговорил Генрих, придвинувшись. – Мы знаем, что здорово проштрафились, особенно я. Ну так за это меня батюшка уже наказал, ссылает в Баотоу в армию Бета. Но мне кажется, что профессиональные проколы никак не должны быть связаны с дружбой. Позвольте нам хотя бы попрощаться с ним!

– Почему это «вам»?

– Так неужели я брата одного в Гоби отпущу? – встрял Штэф. – Тоже перевожусь. Пустите, а? Мы ведь можем больше никогда не увидеться с Найтом…

Господин Торроф непреклонно молчал.

– Пожалуйста, пустите их, – попросил Беллум. – Он ждёт.

– Ну хорошо, – будто нехотя согласился господин Торроф. – Только не утомляйте его. Новый эндоскелет пока отнимает много энергии. Как-никак, беспрецедентный случай, обычно максимум кибертроники в организме достигается никак не раньше тридцати – тридцати пяти лет…

– Спасибо! – обрадовались близнецы и кинулись к лифту. Генрих оглянулся и показал большой палец Беллуму.

– Кстати, я твой фанат, Череп!

Черноволосый юноша-киборг шагнул за братьями, радостно улыбнувшись, но господин Торроф упёр руку ему в грудь.

– А вас разрешение не касается.

– Ну что вам стоит? Ну, пожалуйста!

– Вам нельзя, господин Кай Галло.

– Я не нравлюсь вам, – проговорил парень утвердительно. – Но почему от этого должен страдать Найт?

– Много вы знаете о его страданиях, – скривился кибербиолог. – Госпиталь – не проходной двор.

– Да, я не ближайший родственник и не уезжаю завтра на край света, но я люблю его и должен с ним увидеться!

– По-вашему «люблю» – это аргумент? – фыркнул кибербиолог.

– Да, – Кай уставился на него упрямо и чуть просительно, по привычке едва заметно закусив твёрдую полоску на нижней губе.

Господин Торроф первым отвёл взгляд.

– Чёрт с вами. Только уложитесь в пятнадцать минут, не то у меня из-за вашего паломничества будут проблемы.

* * *

– Ну вот и вырываемся мы на свободу, Мыш, – говорил Генрих, сидя на краю постели Найта. – Говорят, там, где нет Сети, даже Стиратели не появляются.

– В Баотоу есть Сеть, тупица! – отвесил ему несильную оплеуху Штэф.

– Рановато вам бояться Стирателей, – усмехнулся Найт.

– Мементо… как его там? – Генрих повернулся к брату.

– Мори, – приподнял тот палец.

– Вот-вот, мементо мори, как говорили древние. Я лично собираюсь встретить Стирателей в красных кружевных стрингах. Прикинь, как они офигеют? Хе-хе-хе! Нет, правда, приходят такие, думают, кибер весь трясётся, не знает, хвататься ли за дикрайзер или за успокоительное, а тут опа – ажурные трусы!

Найт тихо прыснул со смеху:

– Сумасшедшие сестрички в своём репертуаре.

– Слушай, Мыш, – проговорил Генрих через минуту в воцарившейся тишине, опустив голову, – ты извини, что тебя сбили с пути…

– Чем это вы меня с пути сбили?

– Ну вот хотя бы в столицу притащили.

– Я сам приехал.

– Ну не хотел же ты сам приехать, пока мы тебе не предложили? – встрял Штэф.

– И правда, зачем тебе всё это? – неожиданно серьёзно спросил Генрих. – Это же бег по кругу. В колесе. Знаешь, как в старину белочек запускали, зверьков таких.

– Это бег за совершенством, – ответил Найт, подумав.

– Мыш тоже в своём репертуаре! – хлопнул его по плечу Штэф.

– Да кому оно нужно, совершенство твоё! – фыркнул Генрих. – Человечество уже не знает, из чего бы культ сделать. В какую бы клетку залезть и запереться изнутри. Каких бы трудностей себе напридумывать. Жить надо, и всё. Просто жить.

Больше он ничего не сказал, умолкнув.

Найт смотрел на свои сцепленные в замок пальцы, лежащие поверх термоодеяла.

Он понял, что с самого начала неправильно определил для себя причины достижения своей цели. Глупо стремиться к совершенству ради чьего-то одобрительного или восхищённого взгляда. Всё это преходяще. Все, кто может одобрить или восхититься, рано или поздно исчезают из твоей жизни, и ты остаёшься один на один со своей недостигнутой целью и ощущением бессмысленности бега в колесе.

Так не правильнее ли будет руководствоваться иными причинами?

Совершенство Машины в глобальном и философском смысле, который придавал этому слову господин Миккейн, заключается, прежде всего, в её замкнутости. Машине не нужно одобрение, восхищение и любовь. Она совершенна сама по себе, объективно, а не в чьих-то влюблённых глазах. Она не тратит время на бессмысленные страдания. У неё не болит сердце.

С Машиной вовсе не нужно бороться или убегать от неё. Гораздо целесообразнее войти с ней в симбиоз. Уподобиться ей.

Он уже не боялся ни одиночества, ни бега по кругу за иллюзорной мечтой. Со страхом прекрасно справлялись стабилизаторы. Осталось лишь немного тоски…

Вдруг братья оглянулись на мягко прошуршавшие раздвижные двери. В палату стремительно вошёл Кай. Не говоря ни слова, он кинулся на шею Найту, который при виде него поспешно сел на кровати.

Так они сидели, обнявшись, всё отведённое на посещение время.

– Никогда тебя больше не отпущу одного… – услышал Найт шёпот в самое ухо и почувствовал, как сжалось сердце от нежности и тоски.

Ты не Дэл, мой маленький, ты не Дэл… Но я буду любить тебя в ответ твоей отражённой любовью, как Луна светит отражённым солнечным светом, никого не согревая.

Он не видел, как в глазах Генриха мелькнула и сразу растаяла нейтрализованная стабилизаторами ревность.

* * *

За огромным овальным окном летели крупные хлопья первого снега. Чудился призрак полузабытой колыбельной.

Найт, уже полностью восстановившийся, сидел рядом с господином Торрофом на удобном диване в комнате отдыха и рассеянно смотрел в монитор его ноута. На экране мелькали картинки из меланинового каталога.

– …или этот? Вот такой сейчас оттенок в моде, – господин Торроф заметил, что Найт его не слушает. Мягко похлопал его по плечу.

Найт встрепенулся. Кибербиолог продолжил:

– Так вот. Для кожи советую вот этот оттенок. Приятная такая благородная смуглость. Хорошо сочетается с любым цветом волос. Есть, например, абсолютно чёрный, очень редкий. Ты какой хочешь?

Они перешли на «ты» совсем недавно. Точнее, Найт всё никак не мог заставить себя перейти.

– Я хотел бы оставить всё как есть, – твёрдо произнёс Найт.

– Эм… мальчик мой, эта кожа и волосы – просто стандартное покрытие, оно пока что не раскрашено, если можно так выразиться. Что ты хочешь оставить? Оставлять же нечего.

– Я хочу оставить то, что мне было дано от природы при рождении. Я альбинос, если вы помните.

Мужчина засмеялся и потрепал парня по плечу.

– Найт! То, что тебе было дано при рождении, уже давно кремировано как отработанная биомасса. В тебе абсолютно всё новое и искусственное.

– Не всё. Только девяносто шесть процентов.

– Ну и какие-то миллиграммы нейронной ткани. Это не важно. Важно то, что ты наконец-то можешь перестать быть альбиносом.

– А что плохого в том, что я альбинос? – прозрачные глаза спокойно уставились на кибербиолога. Тот немного нервно кашлянул:

– Ничего, конечно же. Просто я не понимаю тебя, мой мальчик. Зачем отказываться от возможностей? Пойми, человек сейчас способен на всё. Прошли те времена, когда наши предки полностью зависели от прихотей природы. Человек перешёл на новый этап эволюции – Хомо Механикус. Мы победили природу!

– Так ли это? – буркнул Найт. – Тогда почему мы до сих пор боимся проявления рецессивных признаков изначальной мутации? Почему рождаются уродцы, которых потом тайком эвтанируют и сжигают или прячут от людей? Почему у совершенно здоровых детей вдруг ни с того ни с сего обнаруживается прогерия?

Господин Торроф нахмурился. Прогерия… У сына Миккейна выявили прогерию.

– Человеку никогда не победить природу, – проговорил Найт, отворачиваясь. И вдруг добавил очень мрачно:

– Увы…

– Человеку, может, и не победить, – кибербиолог подсел чуть ближе и крепко обнял Найта за плечо. – Но не ты ли живое доказательство того, что её может победить более совершенное существо? Следующая ступень эволюции человека. Человек-машина. Сверхчеловек. О таких, как ты, мечтали философы прошлого. И мы сейчас воплощаем их мечты в реальность.

Найт смотрел на свои сцепленные в замок руки и не отвечал.

– Человек сам по себе – это ошибка природы, – продолжал господин Торроф, чуть скривившись. – Он не может усовершенствоваться или хотя бы исправить свои погрешности биологическим путём. Деградировать – да, пожалуйста, но не развиваться дальше. Без костылей кибертроники, роботроники и генной инженерии он не может подниматься по эволюционной лестнице. Его бьёт всеми ветрами, его мотает туда-сюда по воле хаотичной природы. Он подвержен всем страстям, как неразумное животное. Он ни на что не способен. Он умирает от ран, которые тебя не заставят даже прекратить сражаться. Он болеет, страдает, совершает глупые ошибки. Он может быть злым без причины и совершать отвратительные мерзости. Он – просто кусок мяса. Вы же, киборги, чем меньше оставляете в себе от человека и чем больше приближаетесь к машине, тем совершеннее становитесь.

– Но нам всё же не стать машинами, – негромко перебил его Найт. В голосе молодого киборга звучала настоящая горечь.

Потом он посмотрел в глаза господину Торрофу.

– И глубоко под этой кожей я остаюсь человеком. Куском мяса, раздираемым всеми ветрами. И вы, тот, кто считает себя равным Богу и имеет на то бесспорные основания, вы тоже человек.

С этими словами Найт встал и зашагал по коридору в сторону своего бокса. Господин Торроф не остановил его.

Посидев некоторое время на диванчике в окружении живых растений, воссозданных искусственно из фрагментов ДНК, он закурил и подошёл к окну.

В ночи царил громадный мегаполис. Столица Империи, величайший город Земли – Октополис, чьи шпили царапали брюхо стратосферы, а население перевалило за пятьдесят два миллиона. На фоне неонового моря и чёрного неба летели хлопья снега.

– Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя. Человек есть нечто, что нужно превзойти, – насмешливо проговорил кибербиолог, выпуская кольцо дыма и глядя в глаза своему отражению. – Что сделали вы, чтобы превзойти его?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю