Текст книги "Сладкий яд (ЛП)"

Автор книги: Миа Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Хотела бы я знать, моя милая.

– Джеки права. Без меня им только лучше. – Я все смотрю на его фотографию, и она начинает расплываться перед глазами. – Я… я бы отдала все на свете…

Я прижимаю руку к груди, словно таким образом у меня получится не дать своему сердцу разбиться. Бесполезно. Я распадаюсь на миллионы осколков, и разрушает меня любовь, которую я чувствую к ним.

– Я не могу. Мне слишком больно, Элли. Я не могу.

Глава 20

Несколько лет назад я покинула это место, чтобы никогда больше не возвращаться. Я похоронила свое сердце где-то среди стен этого дома, а вместе с ним – и воспоминания. Я думала, что смогу убежать от прошлого, и оно никогда меня не догонит, что я всегда буду на пару шагов впереди.

Но теперь я понимаю, что поверить в это могла только круглая дура. Призраки прошлого преследовали меня, когда я смотрела в зеркало. Они спали со мной. Шли со мной рядом. Управляли всеми моими мыслями и поступками. Я думала, что стала свободной, но теперь я вижу, что это было глупой иллюзией. Я так и осталась одинокой маленькой девочкой, которая считала себя недостойной любви и рыдала, умоляя глухого бога сделать так, чтобы родители ее полюбили. Нет, теперь ясно: я так и не смогла по-настоящему оставить позади этот дом, заполненный страхами и сожалениями.

Пожевывая нижнюю губу, я смотрю на белый дом в викторианском стиле, где я выросла. На две цветочные клумбы, симметрично выставленные у поблекшей красной двери, на синие жалюзи окон. Я даже не слишком уверена, что мой визит сюда хоть чем-то поможет, однако избавиться от чувства, что мне нужно быть здесь, не могу.

Стоит мне нажать на кнопку звонка, и я начинаю нервно мяться на месте. Я еще раз оглядываю себя и поправляю одежду, затем над крыльцом вспыхивает фонарь, а женский голос обещает скоро открыть.

Она открывает дверь и, когда ее взгляд натыкается на меня, от изумления ахает.

– Блэр? – Она открывает дверь шире. – Это ты?

– Привет, мама, – говорю я. Мой голос звучит на удивление ровно.

Она молча глядит на меня, и я уже жду, что сейчас мне скажут уйти, когда она делает шаг вперед и обнимает меня с такой силой, что из моих легких выходит весь воздух. Я прирастаю к земле. Мне хочется тоже обнять ее, но озлобленная сторона моей натуры мешает мне, и я просто стою, не в силах пошевелиться.

Наконец моя мать отодвигается. Кажется, будто она хочет притронуться ко мне еще раз, но не смеет. Она окидывает мое лицо взглядом.

– Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

Я засовываю ладони в задние карманы своих облегающих черных джинсов.

– Я тоже.

Моя мать опускает глаза на свои руки.

– Прошло столько времени.

– Да. Очень много. – Слова повисают в воздухе вместе со всеми жизнями, прожитыми нами вдали друг от друга. Я думаю о том, помнит ли она, как мы прощались, так же отчетливо, как я сама.

– Боже, где же мои манеры. – Она поднимает голову и печально мне улыбается. – Ты зайдешь?

– Я…

– Пожалуйста, – умоляюще просит она.

* * *

Когда мне было четырнадцать, я впервые влюбилась. Его звали Брендан, и у него была привычка обливаться туалетной водой Aqua Di Gio. В тот год я обожала Aqua Di Gio. На испанском, пока Брендан сидел передо мной, я закрывала глаза, чуть-чуть подавалась вперед и дышала его ароматом. Я представляла, как он приглашает меня в кино. Как мы идем туда, держась за руки, как покупаем попкорн с газировкой. Как потом, в кинозале, он делает вид, что потягивается – чтобы после закинуть руку мне на плечо. Это была приятная, но несбыточная мечта. Брендан не подозревал о моем существовании. Ему нравилась Пейдж. Каким-то образом Пейдж разнюхала, что Брендан мне нравится, и подговорила его пригласить меня на свидание. С быстро бьющимся сердцем я пришла в кинотеатр. На свое первое свидание с мальчиком. Брендан пришел – но не один. Он был с Пейдж. И боже, они устроили для меня целое представление.

После этого случая я возненавидела запах Aqua Di Gio.

Он стал ассоциироваться у меня с предательством и моим первым любовным крушением, и да, я до сих пор не выношу этот запах.

Пока я иду за мамой в гостиную, наш дом, подобно запаху Aqua Di Gio, облучает меня воспоминаниями – по большей части болезненными. Меня тянет сбежать и забыть, что я сюда приходила.

Но отступать уже поздно.

Я сажусь на диван, который не помню. Оглядываюсь, и мое внимание привлекает фотография с моими родителями. На ней они вместе. И старше, чем были, когда я ушла. Я хмурюсь, а мама, заметив, куда направлен мой взгляд, подходит к рамке и берет ее в руки. Она гладит стекло, пальцы нежно касаются лица моего отца. Я хмурюсь еще сильней. Я что, пропустила что-то? Или нахожусь в параллельной реальности?

Мама – по видимому, заметив у меня на лице замешательство – ставит рамку на место и улыбается грустной улыбкой.

– Я люблю этот снимок.

– Да… вижу, – говорю я, хотя на самом деле хочу спросить, почему.

Мгновение она внимательно изучает меня. Мне хочется заерзать под ее взглядом, но я кое-как перебарываю себя.

– Ты еще красивее, чем мне запомнилось, – мягко шепчет она.

– И тебя это напрягает, мама? – отвечаю я, и каждое мое слово сочится ядом.

Она вздрагивает как от пощечины.

– Я это заслужила.

– Нет, – возражаю я, злясь на себя за грубость. – Не заслужила. Извини меня.

Мама садится рядом со мной на диван.

– Мы раньше часто так делали, да? Вгрызались друг другу в глотку. Проверяли, кто глубже ранит, кто ударит больнее.

Избегая смотреть ей в лицо, я делаю вид, будто разглядываю свой маникюр.

– Теперь это уже неважно, разве нет?

В наступившей оглушительной тишине на нас кричит наше прошлое. Все до единого воспоминания просыпаются и требуют, чтобы их выслушали.

– Блэр, зачем ты вернулась?

Я быстро поднимаю глаза.

– Прости, если своим появлением доставила тебе неудобства. – Я встаю, готовясь уйти. – Я пойду. Это была плохая идея.

Мама ловит меня за руку.

– Подожди, Блэр. Не уходи. Я не то имела в виду.

Глядя на ее руку, я вспоминаю, как в последний раз она притрагивалась ко мне. Это была пощечина.

– В детстве у меня было только одно желание: чтобы ты прикоснулась ко мне. Полюбила меня. Но это было тогда. А сейчас… ты не могла бы отпустить мою руку?

Она немедленно слушается. В ее глазах – неприкрытая боль.

– Мы с отцом подвели тебя. Моя прекрасная девочка… Что мы с тобой сотворили?

Я не знаю, то ли засмеяться ей прямо в лицо, то ли упасть перед ней на колени и взмолиться, чтобы она обняла меня и никогда больше не отпускала. Может, и то, и другое. Да, определенно и то, и другое.

– Знаешь, что? Прямо сейчас я не могу с этим разбираться. – Я трясу головой. – Мне надо подумать.

На этот раз она не останавливает меня, а просто смотрит, как я беру с дивана свою кожаную сумочку и поднимаюсь на ноги.

– Ты надолго приехала?

– Не знаю. Еще не решила.

– Где ты остановилась?

– В «Уитморе».

Она встает и подходит ко мне, а я, пока она приближается, пользуюсь случаем и ищу на ее лице следы, которые оставило время. И не нахожу их. Время пощадило ее. Она все так же прекрасна, какой я ее запомнила. Настоящая королева. Но в ней, однако, появилось и что-то новое, что у меня не выходит определить. Мягкость?

– Может, останешься здесь? Все-таки это твой дом, – тихо добавляет она.

Я беру ключи от машины.

– Спасибо, но нет. Думаю, сегодня мне лучше побыть одной.

– Хочешь, завтра вместе позавтракаем?

У меня с языка готов сорваться отказ, но я проглатываю его.

– Давай. Буду рада.

Я уже переступаю порог, когда мама просит меня остановиться. Я оглядываюсь. Наши глаза встречаются.

– Знаешь, о чем я жалею больше всего, Блэр? – Вопрос звучит еле слышно.

– О чем? – натянуто спрашиваю я.

– Когда я уходила в тот первый раз, тебе едва исполнилось шесть. Ты бежала за мной со слезами на твоем хорошеньком личике, потом вцепилась в меня, сквозь слезы умоляя не оставлять тебя. А я смотрела на тебя и чувствовала, как разбивается мое сердце. Я жалею, что не взяла тебя на руки и не осталась ради тебя. Но я не могла больше жить с твоим отцом ни единого дня. Это убивало меня.

Во мне закипает гнев. И она говорит мне все это сейчас? Спустя двадцать лет? Слишком поздно, мама.

– Знаешь, мам, а ты вообще задумывалась хоть раз, каково было мне – твоей дочери – смотреть, как ее мать уходит с чемоданом в руке, даже не оглянувшись? А как же я, мам? Тебе не приходило в голову, что мое сердце тоже оказалось разбито? – Мой голос взвивается, но мне наплевать. – Ты бросила меня и бросила папу. И папе после этого стало еще хуже.

В прекрасных синих глазах моей матери блестят слезы.

– Прости меня, Блэр. Прости. Мне бы так хотелось вернуться во времени и сделать все по-другому.

Злость ушла из меня, и я безучастно смотрю на свою мать.

– Не знаю, смогу ли.

* * *

На следующее утро мы встречаемся в маленьком уютном кафе. Когда я прихожу, она уже ждет меня. Поначалу обстановка остается до крайности напряженной. Она молчит, и я тоже. Избегая смотреть друг на друга, мы смотрим то в стол, то в окно. Боль еще чересчур ощутима. Раны, которые никогда так и не зажили, еще кровоточат.

Она нарушает молчание первой.

– Хочешь еще кофе?

Я опускаю взгляд в кружку и впервые замечаю, что она пуста.

– Угу.

Она подзывает нашу официантку и просит ее подлить мне кофе. Когда официантка приходит с кофейником, моя мать берет меня за руку, а я обнаруживаю, что меня разрывают два противоречивых желания: мне хочется и насладиться ощущением своей ладони в материнских руках, и отдернуть ее.

Я выбираю первое.

– Блэр… Ты должна узнать одну вещь.

В ее тоне есть нечто такое, отчего у меня в голове начинает звенеть тревожный сигнал. Я поднимаю лицо, и наши взгляды встречаются.

– Какую? Это как-то связано с папой?

Мягко сжав мою руку, она кивает.

– Твой отец скончался два года назад.

Ресторан начинает кружиться. От слабости перед глазами мутнеет, и я ощущаю взрыв боли, а за ним – абсолютную скорбь и печаль. Выходит, я опоздала.

– Как он умер? – спрашиваю я, превозмогая боль.

– Обширный инфаркт, – с грустью говорит моя мать.

– А ты… – Я делаю паузу. Пытаюсь сглотнуть. – Ты была с ним?

Она кивает. А потом моя мать – женщина, которую я всегда считала самым сильным, самым прекрасным и самым бессердечным существом на планете – срывается и начинает плакать. Рыдания рвутся из ее груди, словно что-то разрывает ее изнутри, пока она, закрыв руками лицо, целиком отдается печали.

Сердце просит предложить ей поддержку, однако стена обид и болезненных воспоминаний, которая стоит между нами, заставляет меня остаться на месте. Но пока я смотрю на нее, на несчастную женщину перед собой, мое сердце одерживает победу. И я, быстро поднявшись, пересаживаюсь к ней на диванчик и обнимаю.

Мамины руки смыкаются вокруг меня, притягивая меня ближе к ней.

– Он умер, Блэр… умер, – всхлипывает она. Проходят минуты. Когда моя мать успокаивается, она отпускает меня и вытирает лицо бумажной салфеткой. – Мне столько всего нужно рассказать тебе о твоем отце и о себе.

– Та фотография…

Она высмаркивается.

– Да, на ней твой отец. После всего, что случилось, нам каким-то образом все же удалось найти путь друг к другу. Мы опять поженились. Мы разыскивали тебя. Отец даже ездил в Нью-Йорк, пусть никто и не знал, куда ты отправилась. – Она тянется к своей сумочке, достает оттуда конверт и передает его мне. – После первого приступа он написал тебе это письмо. Думаю, в глубине души он всегда был уверен, что ты вернешься.

Я не мигая смотрю на конверт.

– Спасибо.

Мама берет меня за руку.

– Милая, у нас с твоим отцом были очень сложные отношения. Мы до безумия любили друг друга, но эта же любовь и развела нас в разные стороны. Она была слишком яркой. Ты теперь взрослая, поэтому наверняка понимаешь, что в отношениях простоты не бывает. Брак дарит огромное счастье, но в то же время – сильную боль. Ты была нашим благословением. Благодаря тебе мы продержались вместе гораздо дольше, чем нам было суждено.

Я опускаю свои полные слез глаза в стол. Ее слова и ранят, и исцеляют.

– Ты не виновата, что у нас не сложилось. Мы любили тебя, но были слишком эгоистичны и зациклены на себе для того, чтобы показать тебе нашу любовь. Блэр, взгляни на меня, – просит она ласково, но настойчиво и, когда я поднимаю лицо, проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. – Я не в силах изменить прошлое. Я бы сделала это, если б могла, но я не могу. Время ушло. Я могу лишь попросить у тебя прощения и, если ты не сможешь дать его мне прямо сейчас, попросить, чтобы ты дала мне шанс попытаться и заслужить его.

Пока она ждет моего ответа, у меня возникает ощущение, словно я пробуждаюсь от сна. Мой отец умер, так и не узнав, что я любила его. И вот судьба предоставляет мне шанс не повторить ту же ошибку и со своей матерью. Иногда люди покидают тебя навсегда, и тебе остаются только горькие воспоминания и бесконечные «что было бы, если». И как бы ты ни старался забыть их, они становятся сожалениями, которые режут тебя больней самых острых ножей, кромсают тебя снова и снова.

– Милая, ты не обязана давать мне ответ прямо сейчас. Прочитай письмо своего отца. И не спеши. Когда ты будешь готова, я буду ждать тебя.

Попрощавшись с ней, я возвращаюсь в гостиницу. А там принимаю душ, крашу ногти, читаю и занимаю себя чем угодно, лишь бы не открывать то письмо, но в конце концов все-таки нахожу в себе смелость взять его и прочесть.

Моя дорогая Блэр, если ты читаешь это письмо, значит, я опоздал.

Моя жизнь – это сплошная цепь сожалений. Я жалею о том, что не водил тебя в школу. Что слишком редко ходил гулять с тобой в парк. Что не смешил тебя. Что недостаточно часто говорил, что люблю тебя. Но больше всего я сожалею о том, что не видел, как ты росла и становилась той прекрасной женщиной, которой, я знаю, ты стала.

Я так хотел бы, чтобы ты была с нами и увидела, кем мы стали. Твоя мама подарила мне лучший подарок, какой я только мог себе пожелать – свое прощение. Она говорит, что сделала это, потому что прошлого больше не существует и важно лишь то, кто мы сейчас. И она права, Блэр. Не позволяй демонам прошлого омрачать твое настоящее.

Прости меня, Блэр, за то, что был тебе таким паршивым отцом. Моя звездочка. Мой дорогой синеглазый ангел.

В моменты трезвости ты была тем, что придавало моей жизни смысл. А в моменты, затуманенные алкоголем, ты была той, о ком я больше всего горевал.

Я люблю тебя, моя девочка.

Всегда твой, папа.

Крепко прижимая к себе письмо, я оплакиваю девочку, которой когда-то была, и семью, которой мы могли стать, но не стали. Я плачу, потому что мне так и не довелось сказать папе, что в моих глазах он никогда не был неудачником. Я плачу, потому что та маленькая девочка до сих пор его любит, а он умер, так этого и не узнав.

Глава 21

Моя мать открывает дверь и, увидев меня, сияет улыбкой.

– Ты пришла.

– Да. – Я тоже ей улыбаюсь. – Я хочу попытаться, мама.

До сих пор моей жизнью и моими решениями правил страх. Страх, что мне причинят боль. Страх слишком много почувствовать. Страх перед любовью. Страх близости.

Страх.

Страх.

Страх.

Когда-то я думала, что освободилась от страха, но я обманывала себя.

Хватит мне убегать.

Пришло время взглянуть страху в лицо.

И, будем надеяться, исцелиться.

Глава 22

– Вау… с ума сойти можно, – выдыхаю я, пока Элли устраивает мне экскурсию по дому Алессандро на горнолыжном курорте в Вермонте. Когда мы спускаемся на первый этаж, целиком отданный под гостиную, с огромным камином из камня и окнами от пола до потолка, я останавливаюсь и впитываю открывающийся вид на горы и ярко-синее небо.

– Вид – это нечто, – говорит Элли.

– Да. Здесь все изумительно, Элли. – Я отхожу от окна и сажусь на большой молочно-белый диван. Взяв одну из уютных подушек, я прижимаю ее к груди и встречаю взгляд Элли. – Спасибо, что пригласила меня.

Элли садится рядом со мной, берет меня за руку и переплетается со мной пальцами.

– Как ты?

Зафиксировав взгляд на горящем в камине огне, я вспоминаю события последних недель своей жизни и тот мир, который я обрела, отказавшись от злости и чувства обиды – мир, который я обрела, прося прощения и прощая сама.

– Давным-давно я пообещала себе не влюбляться, потому что любовь делает меня слабой. Я решила не слушаться сердца и доверить все свои решения разуму и потому спряталась за деньгами и комфортом, который они обеспечивают. Я знала, счастье не купишь, но деньги могли сделать мою жизнь очень удобной… окутать ее своей сверкающей безопасностью. Теперь я понимаю, что ошибалась. В смысле, не пойми меня неправильно – деньги тоже важны. Но они далеко не главное. – Я поворачиваюсь к ней лицом и, вспоминая об отцовском письме, невесело улыбаюсь. – Любовь может быть разной. Жестокой. Волнующей. Лживой. Ревнивой. Полной ненависти. Но в своей чистейшей форме любовь может быть искупительной… всепрощающей. – Мой голос срывается, но я сквозь камень в горле все равно договариваю. – Любовь может подарить исцеление, Элли.

Она сжимает мою руку.

– Это прекрасно.

Рукавом свитера я вытираю слезы со щек.

– Фу… как же меня это бесит, – говорю, шмыгая носом. – В последнее время меня что угодно может заставить сорваться, и я начинаю без остановки реветь.

Я слышу ее мелодичный смех.

– О-о, да твое ледяное сердце оттаивает.

– Заткнись. – Я закатываю глаза, пока улыбка тянет вверх уголки моих губ. – Это чистый кошмар. –Мы переглядываемся, а потом взрываемся смехом. Когда мы успокаиваемся, я беру с своих коленок подушку и бросаю ей в голову, но к несчастью промахиваюсь. – Что бы я делала без тебя?

– Ясное дело, пропала бы. – Она притворно содрогается. – Но скажи… как ты справляешься? Ну, насчет Ронана с Лоренсом.

Как мне объяснить Элли события минувших недель, если я сама их не до конца понимаю? Я смеюсь, потому что столько времени берегла свое сердце и не давала никому получить над собой власть, но в итоге влюбилась – и не в одного мужчину, а сразу в двоих.

– Плохо, Элли. Боль еще слишком свежа. Но у меня было время подумать.

– И?

– Тяжело объяснить. Ведь как можно объяснить любовь к двоим мужчинам одновременно?

– Только ты могла влюбиться сразу в двоих после того, как настроилась совсем не влюбляться.

Я хмыкаю.

– Карма в ее лучше виде. – Я закусываю губу. – Ронан перевернул мой мир вверх тормашками. У меня не было ни единого шанса устоять против него – он захватил мое сердце. А с Лоренсом все было иначе. Нет, у того, что я чувствую к Лоренсу, нет ни конца, ни начала. То, что началось, как отвлечение, переросло в нечто прекрасное, что нельзя не назвать, ни объяснить, ни измерить. Каждый из них владеет разными частями меня.

– Паршиво, подружка. Жалко, что это не роман о менаже, где ты могла бы оставить обоих.

У меня вырывается невольный смешок.

– Да уж. А теперь у меня нет ни одного.

– К черту их. Мы приведем тебя в норму. Только пообещай, что в будущем больше не станешь намеренно портить свои отношения.

Мы еще смеемся, когда в дом с полными руками продуктов возвращается Алессандро. Мы поднимаемся, чтобы помочь ему, и на этом наш разговор прекращается.

…Уже заполночь, но сон ко мне не идет. Несколько часов проворочавшись, я откидываю одеяло и поднимаюсь. Потом подхожу к окну и, отодвинув в сторону штору, впускаю в комнату серебристый свет полумесяца. Покусывая губу, я вновь и вновь вспоминаю, что сказала мне Элли.

– Да… «портить» это еще мягко сказано, – шепчу я в пустоту.

* * *

После завтрака я принимаю решение немного пройтись, чтобы успокоить нервы. Бессонная ночь вымотала меня. Кажется, что если остаться дома еще хоть на секунду, то я окончательно спячу. Я надеваю куртку и через заднюю дверь выскальзываю наружу.

На деревянной веранде, я, дрожа, останавливаюсь. От величественного вида на горы у меня перехватывает дыхание. Вокруг так спокойно и тихо, что я оживаю. Спускаясь по ступенькам, я вспоминаю, как Алессандро рассказывал, что за домом протекает ручей, и решаю пойти поискать его.

Когда я возвращаюсь обратно, из дома доносится смех. Должно быть, прибыли и остальные гости. Я уже готова открыть дверь, как вдруг слышу слева чьи-то шаги. Непроизвольно оглядываюсь, и из моих легких выходит весь воздух. Ко мне, не замечая моего присутствия, приближается высокий мужчина. И пока мои глаза впитывают родные черты, щетину на челюсти и вокруг его чувственных губ, и то, как очаровательно (и до невозможности сексуально) он выглядит в своей синей шапочке…

Я с абсолютной ясностью понимаю, что он – мой единственный.

Пусть он и делит мою любовь с другим человеком, но душой и телом я принадлежу только ему. Осталось только понять, не опоздала ли я…

Я отпускаю дверную ручку. Поворачиваюсь к нему лицом. Как в последний раз, делаю вдох и, пустив осторожность по ветру, ставлю на кон свое сердце.

– Привет, Ронан.

Услышав мой голос, Ронан в тот же момент замирает как вкопанный. Наши глаза встречаются, и я вижу на его лице целую гамму разных эмоций.

– Что ты здесь делаешь? – цедит он с такой ненавистью, что я на секунду опешиваю. – Чертова Элли.

Вздрогнув, я делаю в его сторону шаг.

– Я…

Но тут открывается дверь и выходит женщина, лица которой я никогда не забуду. Спеша к нему, она задевает меня плечом, а после протягивает Ронану свои унизанные кольцами руки.

– Вот ты где. А я-то думала, куда ты пропал.

Ронан ставит сумки на землю, потом берет ее за руки и притягивает к себе. Улыбаясь медленной, обольстительной улыбкой, он делает вид, будто меня не существует.

– Что, уже успела по мне соскучиться?

Рэйчел смеется переливчатым смехом, а меня пожирает ревность. Господи, она даже смеяться умудряется элегантно. Она что-то щебечет ему, но за звоном в ушах я их не слышу. Почувствовав внезапное головокружение, я приваливаюсь к стене.

Отпустив ее, Ронан сплетается с нею пальцами, подхватывает свободной рукой сумки и начинает идти в сторону дома. Когда они проходят мимо меня, его глаза сталкиваются с моими, и я не вижу в них ничего, кроме застывшего равнодушия.

– Прошу прощения, – обращается он ко мне. Его голос так холоден, что внутри у меня все превращается в лед.

Когда они скрываются в доме, я прижимаюсь макушкой к стене и закрываю глаза.

Вот он, гребаный ответ на твой вопрос, Блэр.

Ты опоздала.