Текст книги "Опыт воображения"
Автор книги: Мэри Уэсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 18
Сидя в номере гостиницы в Лос-Анджелесе, Сильвестр ждал телефонного звонка из Лондона от своего компаньона. Коротая время, он перебирал письма, пришедшие на его нью-йоркский адрес. Дела в Нью-Йорке шли у него хорошо. Он встретился там со старыми друзьями, побывал на нескольких вечеринках, накупил в „Брукс Бразерс“ рубашек, носков и трусов и съездил в Вермонт, чтобы посмотреть спектакль по этой нашумевшей вещице „Цвет“ и встретиться с ее автором. Его разочаровали как рукопись, так и спектакль, который уже закончился, когда он туда приехал. Покинув Нью-Йорк до того, как на его имя пришла почта, он перебрался в Лос-Анджелес, чтобы поработать там недельку, а потом отправился отдыхать в Колорадо, где снег на этот раз лег поздно, катание на лыжах было неважным и где он устал от самого себя. Он вернулся в Лос-Анджелес. Билеты на Лондон были уже заказаны, чемоданы упакованы, и через тридцать шесть часов он окажется в своем лондонском офисе. Просматривая так долго путешествовавшие вслед за ним письма, Сильвестр не ожидал вычитать в них ничего интересного.
В первых двух письмах его адвокат подробно описывал, как продвигалось дело с разводом. Этим утром Сильвестр уже получил факс, в котором сообщалось, что развод стал наконец свершившимся, должным образом юридически оформленным актом. Следующее письмо было от одного из его коллег, известного своим пристрастием к двусмысленным анекдотам. В письме говорилось: „Отвергнутая Ребекка позванивает, интересуясь якобы, как у тебя идут дела. На самом деле она хочет быть уверена, что мы не прозеваем финализацию – эдакое миленькое выраженьице! – твоего брачного раскола, и ее очень интересует: увлекся ты там какой-нибудь похотливой американочкой или она может все еще питать хотя бы малюсенькую надежду. Что касается нас, то мы все питаем надежду именно на то, чего опасается Ребекка, – это было бы полезно для твоего здоровья“.
Дальше все продолжалось в том же духе, и Сильвестр кинул письмо в корзину для бумаг.
В последнем послании твердой рукой Ребекки было начертано: „Все-таки, Сильвестр, зря ты не оставил мне ключ от дома. Мусор, который твоя уборщица – если она та, за которую себя выдает, – выносит из дома, имеет конский запах. Я подозреваю, что она пустила в дом постояльцев. Ужасная дворняга встретила меня сегодня на пороге, а какой-то грязный тип следовал за мной от твоей улицы до Кингз-роуд. Полиция, конечно, как всегда, не желает шевельнуть и пальцем, а твой автоответчик сообщает мне каждый день, что тебя в настоящий момент нет дома, но что ты позвонишь мне, если я сообщу тебе свое имя и номер телефона. Не знаю, стоит ли тебе об этом писать, – ты, конечно, и так уже расстроен, а тут еще больше огорчишься. В общем, не успел никто и глазом моргнуть, как Цилия вышла замуж за Эндрю Баттерсби. Похоже, что в офисе не знают, когда ты возвращаешься, но говорят, что ты там, как и ожидалось, заключил шикарные контракты. Надеюсь, что ты не переработал – все равно это не может смягчить твое горе. Тебе бы следовало побольше отдыхать и постараться забыть эту печальную новость. Любящая тебя Ребекка. P.S. Газета „Таймс“ сообщает, что умерла твоя тетушка“.
Сильвестр весело хохотал, когда его соединили с Лондоном.
– Привет, Джон, – сказал он, – увидимся в пятницу. Сегодня вечером вылетаю.
Джон сказал:
– Рад, что перехватил тебя. Я хочу, чтобы ты встретился с Марвином Браттом.
– Кто такой Марвин Братт?
– Бывший сенатор-республиканец. У него рукопись, которую мы должны заполучить. Поскольку он живет в Вирджинии, ты можешь заскочить…
– О Господи! – взмолился Сильвестр. – Я жажду завалиться на свою кровать. Меня уже слишком долго не было дома…
– Послушай, – прервал его Джон, – не будь такой старой бабой. Запиши его номер телефона. Это недалеко от Шарлоттесвилля, тебе там понравится.
– Не поеду!
– Он тебе обязательно предложит погостить у него, – продолжал Джон. – У него сногсшибательная жена, и его гости всегда обеспечены девочками самого высшего класса. Тебе понравится: рассеешься, повеселишься. Я всегда у него с удовольствием останавливаюсь.
– Так почему бы тебе самому не поехать?
– В отличие от меня, ты уже там. Кроме того, я занят – скоро Рождество, а мне еще предстоит отпраздновать день рождения одного из моих ребятишек.
– Тоска! Мне придется сдать авиабилет…
– Ничего! Это удавалось и большим слабакам, чем ты.
– Сколько потребуется на это времени? И о чем его книга?
– Холокост[3]3
Уничтожение, полное истребление.
[Закрыть] американских индейцев. Забористая вещица!
– Феноменально.
– Сильвестр, нам нужна эта книга.
– Что он собой представляет, этот Братт?
– Любопытнейший мужик! Выглядит так, будто у него свинка: такое бурундучное лицо. А вот его жена Эльвира – потрясающая женщина, тебе понравится. Так что дерзай!
– С женой?
– С книгой, дурачок!
– Долго придется провозиться?
– Понятия не имею. Но обязательно пришпиль его.
– Мне придется послать своей уборщице денег. Я здесь задержался, и она…
– Об этом мы уже тоже подумали. Может быть, я попрошу Ребекку…
– Боже! Только не это! Она меня просто преследует своими заверениями в дружбе и готовности помочь.
– В самом деле? Вот и со мной она вела себя точно так же. Видимо, здесь что-то связанное с климаксом.
– Если так, то этот – рекордный по продолжительности.
– Согласен, дружище. Ну что ж, приятного времяпрепровождения. Пошли факс о результатах.
– Постой, не клади трубку. Пишет-то он хоть прилично?
– Не знаю. Мне доводилось читать только его речи. Неплохие. Если окажется, что писать он не умеет, то придется самим выправлять. Для нас важна прежде всего тема, его точка зрения…
– Что ты еще, кроме свинки, можешь о нем сказать?
– Что-то, знаешь, ничего больше не приходит в голову. Ах да, вот еще: они с женой фанаты в отношении своего здоровья. Занимаются, например, сексом ежедневно, причем по выходным дважды. Относятся к этому, как к чистке зубов или бегу трусцой. Ты приятно проведешь там время; кстати, спиртного обычно бывает хоть залейся. Тебе уж придется вместе с ними…
– Заниматься сексом?
– Нет, выпивкой. Однако, если пожелаешь, то и другим тоже. – И Джон поперхнулся, сдерживая смех.
– Большое спасибо, – сказал Сильвестр. – Это как раз то, чего мне сейчас не хватает.
– Ну вот и хорошо, – закруглил разговор Джон. – Шли факс.
Сильвестр сказал „до свидания“ и, возмущенный до глубины души, выругался:
– А пошли вы все! Задница моя даст вам факс.
В разговоре по телефону Марвин Братт рассыпался в любезностях и заверениях в самом радушном приеме:
– Прямо сейчас и приезжайте. Мы поговорим о деле, а потом немного развлечемся. Эльвира пригласила на ужин соседей. Возможно, придут сын с женой, и будет еще Салли Шульц. Она гостит у нас, очень красивая девушка, только что развелась. Вам она понравится. Любит повеселиться, миленькая и здоровая.
– Хотите сказать, что не больна спидом, – буркнул Сильвестр.
– Не понял, что вы сказали?
– Да это я так – прочищал горло.
– Так значит, до понедельника?
– Мне еще надо собраться с духом.
– Собирайтесь. В понедельник приедут Эван и Саймон. Ваш компаньон Джон, кажется, очень хотел, чтобы я поговорил сначала с вами.
– Эван и Саймон из издательства „Нерроулейн энд Джинкс“? – Сильвестр старался, чтобы голос не выдал его волнения.
Марвин Братт рассмеялся:
– Это – пара змей в траве, но у них есть деньги. Значит, увидимся в пятницу!
Полагая, что Джон отправил его на встречу с Марвином Браттом для того, чтобы, когда „Нерроулейн энд Джинкс“ опубликует книгу, он мог сказать: „Нам предложили, но мы отказались, так как она не подходила нам по духу“, Сильвестр не раз, пока он пересаживался с рейса на рейс, добираясь до Вирджинии, преодолевал соблазн плюнуть на все и сесть на первый же самолет до Хитроу. От Хитроу, подумал он, придется взять такси, которое и доставит его в Лондон, в его пустой дом. „А почему, собственно, пустой, – задал он себе вопрос. – Что там написала глупенькая старушка Ребекка?“ И тут он вспомнил ее постскриптум: „Газета „Таймс“ сообщает, что умерла твоя тетушка“. „Господи, – подумал Сильвестр, – я очень любил тетушку Калипсо. Я буду скучать по ней. Не такая уж и старая она была! Тетушка всегда была добра, но не навязчива. Совсем недавно она, помнится, передала мне через Хэмиша приглашение погостить у нее. Надо связаться с Хэмишем. Позвоню ему и узнаю, когда похороны. Надо же, я ведь мог бы их пропустить! Черт побери этого Джона, пославшего меня на эту охоту! – Выпитое в самолете виски действовало успокаивающе. – Ладно, – подумал Сильвестр, плевать мне на этот занудный манускрипт. Так Джону и надо, – решил он, заказывая очередную порцию виски, – позабавлюсь. Да, давненько… А ведь в самом деле, прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз этим занимался. Да и в терапевтическом отношении…“
В этом игривом настроении и прибыл Сильвестр в дом Марвина и Эльвиры Браттов – веселый, слегка набравшийся виски и с нетерпением ожидающий обещанных и заслуженных, на его взгляд, удовольствий.
ГЛАВА 19
Встретив Джулию в магазине Пателя, Джанет спросила:
– Это ваша собака?
– Ммм… – уклончиво ответила Джулия. – Ммм… – повторила она, учитывая, что девушка вроде бы настроена не враждебно, однако помня, что она не вмешалась, когда Эддисон при первой встрече с Веселым пытался пнуть его ногой.
– Письмо! – крикнул от конторки мистер Патель. – Для вас, миссис Пайпер, письмо из США! – И тонкими коричневыми пальцами, особенно изящными на фоне ослепительно белой манжеты, он протянул ей конверт.
Джулия взяла письмо.
– Спасибо, мистер Патель. Принести вам потом марку для вашей коллекции?
– Да, – сказал мистер Патель, сверкая улыбкой, – пожалуйста!
– Странно, – заметила Джанет. – С какой стати ваше письмо приходит на магазин?
– Нет предела чудесам и возможностям углового магазина Пателя, – сказала Джулия, и они с индийцем обменялись заговорщическими взглядами.
Джанет вышла из магазина вместе с Джулией.
– Так это все-таки действительно ваша собака, – сказала она, видя, как пес радостно виляет хвостом, приветствуя Джулию. Собака ждала ее у дверей.
– Можно сказать и так, – согласилась Джулия.
– А что это за порода?
– Ищейка.
– Ага, – сказала Джанет и пошла рядом. – А я, знаете ли, рада, что у вас теперь что-то есть, – сказала она. А когда Джулия ничего не ответила, добавила: – Собака – это намного легче.
– Легче, чем что? – спросила Джулия.
Джанет была совсем не такой глупой, какой иногда выглядела, а поэтому она сказала:
– Я не собиралась даже упоминать о… Нет… Мне просто пришла в голову мысль сказать что-нибудь такое умное, например, как, меняя порядок букв в слове, получить другое слово. Но я уже потеряла нить…
Вспомнив, что, когда они последний раз разговаривали, она вроде была несколько резка, Джулия решила промолчать.
Молчание Джулии вызвало у Джанет чувство неловкости, и она сделала еще одну попытку оживить беседу:
– Скажите, вот с этими Пателями… Что у вас с ними могло быть общего, кроме детей (зачем же это я о детях? Ведь только что еле выкрутилась!)? Чем они вам нравятся? А они вам действительно нравятся. Похоже на то, что вы дружите, и уж совершенно очевидно, что они вас очень любят. Все остальные посетители их магазина для них только покупатели.
– Дело в том, – сказала Джулия, – что я могу разговаривать с миссис Патель.
– Но она же не говорит по-английски! – воскликнула Джанет.
– В том-то и дело, – ответила Джулия.
Некоторое время они опять шли молча. Каблучки Джанет звонко стучали по тротуару; шаги Джулии были практически беззвучны. Смягчившись, Джулия сказала:
– Они тактичны и обладают чувством юмора. Комбинация таких качеств не может не нравиться.
– Чувством юмора? – удивилась Джанет.
– Несколько лет назад, – сказала Джулия, – я шла по улице и, проходя мимо выставленного у магазина Пателя стенда для газет, увидела, что на нем мелом написано: „Цена Магги резко снижена“.
– Это название супового концентрата?
– И концентрата тоже.
Джанет расхохоталась:
– Ага! Понимаю. Двойной смысл. Очень остроумно! Не буду рассказывать об этом Тиму – он такой тори! – Задумавшись на мгновение, она добавила: – И такой расист! – Они подошли к дому. – Я очень рада, что у вас собака, – сказала Джанет.
Смутно припоминая их первую размолвку, Джулия ответила:
– Да поможет вам Господь! – Она вставила ключ в замок, открыла дверь и быстро поднялась с Веселым по лестнице к себе на верхний этаж.
Войдя в квартиру, она сразу же вскрыла конверт с письмом от ее нанимателя. В нем говорилось: „Уважаемая миссис Пайпер, дела задерживают меня в Штатах. Я не знаю, когда вернусь, но прошу Вас, пожалуйста, продолжать следить за моим домом. Прилагаю чек с оплатой Вашей работы и труда садовника. Если этого окажется недостаточно, дайте мне об этом знать по возвращении. Сильвестр Уайкс“.
Она положила конверт на каминную полочку, чтобы отдать его потом, как и обещала, мистеру Пателю, и в этот момент зазвонил телефон.
– Алло! – сказала она, сняв трубку. Звонили явно с улицы, из будки телефона-автомата: были хорошо слышны характерные звуки уличного движения. – Алло? – повторила она.
Послышалось визгливое хихиканье, а потом раздался голос ребенка:
– Мамочка, мамочка! Мамочка, где ты? – Голос был писклявым и заунывным. Затем она опять услышала смех взрослого.
Мгновенно покрывшись холодным потом, ошеломленная и дрожащая, Джулия села на тахту. Веселый прижался к ее ноге.
– Ваша мать, Клода Мей, считает вас виновной, – отчетливо произнес в трубку незнакомый мужчина. – И то же самое думает ее приятельница Мадж. Они сидят в будуаре – ведь так, кажется, называл эту комнату милый Жиль? – и горюют по убитому Жилю и убитому Кристи. Позволить ему вести машину было все равно что совершить убийство, не так ли? Не вешайте трубку! Ваша матушка в глубоком горе. Вместе с Мадж она приглядывает за их могилой. Красивая могила. Все могилы красивы. Их могила нравится сорокам. А вам, Джулия, нравятся сороки? Я наблюдаю за сороками и наблюдаю за вами. Сороки, кажется, приносят неудачу. Жилю и малышу Кристи тоже не повезло, не правда ли?
Наступила пауза – звонивший опускал в автомат очередную порцию монет. „Надо позвонить в полицию, – подумала Джулия, – они знают, как ловить таких людей“.
– Вы слушаете? – спросил мужчина. – Я так и думал. А знаете, – продолжал он тоном обычной беседы, – у нее там игрушки маленького Кристи, и они все ждут его. Большие такие игрушки, сидят там рядком и все ждут и ждут. Даже мурашки по телу бегают, когда это видишь! Это уж чересчур, скажете вы? Я, правда, не думаю, чтобы вас это действительно интересовало, поскольку вы теперь свободны, не так ли? Они уже не вернутся – дорогой Жиль и малыш Кристи, – так что теперь вы свободны для других ваших – как бы это сказать? – интересов. Как думаете, это подходящее слово?
Отодвинувшись от аппарата на всю длину телефонного шнура, Джулия вдруг почувствовала, что села на что-то твердое и угловатое. Сунув руку в задний карман джинсов, она вытащила это что-то, поднесла к губам и, приложив к нему с другой стороны микрофонный конец трубки, что было сил дунула. Она дула и дула в свисток Кристи, пока в ее помутневшее сознание не пробился безумный лай перепуганной собаки.
ГЛАВА 20
„В любой катастрофе есть что-то возбуждающее“, – подумал Сильвестр, сидя в самолете, держащем курс на Европу. Подавляя рвущееся наружу веселье, он сдержанно фыркнул. Приходилось осторожничать – в начале полета он позволил себе открыто рассмеяться, чем сразу же восстановил против себя соседа, решившего, что он пьян.
Сильвестр снова сдавленно хохотнул, вспомнив свое прибытие в грандиозную усадьбу Марвина Братта. Он сразу же попал в неловкое положение, поскольку оказался на полторы головы выше хозяина дома – мужчины прекрасно сложенного, атлетически развитого, красивого, но маленького, причем он сам обратил на это внимание Сильвестра, поднявшись на ступеньку выше, когда здоровался с гостем на крыльце.
Сильвестр попытался сгладить неблагоприятное впечатление, спустившись, в свою очередь, на одну ступеньку, так что его глаза оказались на уровне глаз мистера Братта. У него были светло-голубые глаза, загорелое лицо и шикарные усы. Сильвестр понял, что его уловка не осталась незамеченной. Он снова проштрафился, когда спросил, не мог бы он позвонить от них в Англию, объяснив, что умерла его любимая тетушка, а поскольку его поездка представляла собой сплошные собачьи гонки, то ему так и не удалось до сих пор связаться со своим кузеном – единственным ребенком упомянутой тетушки. Он был шокирован, когда Марвин Братт бесцеремонно заявил ему:
– Конечно, но покороче. Сначала надо закончить дела, а вы, насколько я понимаю, приехали сюда для того, чтобы поговорить о моей книге.
Горничная занялась его багажом, и Сильвестр проследовал за хозяином в заставленную шкафами с книгами комнату.
– Моя библиотека, – сказал, входя, Марвин, затем ткнул пальцем в сторону огромного письменного стола, на котором стоял телефон, и повторил: – Но покороче!
У Сильвестра даже возникло подозрение, что ему, может быть, следовало извиниться за несвоевременную тетушкину кончину, но он тут же решительно пообещал себе, что этого они от него не дождутся.
Две стены библиотеки были полностью заняты книгами в кожаных переплетах. Третья стена – вся сплошь из стекла – позволяла лицезреть большой сад и в дальнем конце его – плавательный бассейн в окружении магнолий, лаковые листья которых поблескивали у края воды. На четвертой стене висело множество фотографий в натуральную величину, по всей видимости, жены и дочери Марвина. И та и другая были блондинками и красавицами. Под ними стоял письменный стол с вращающимся стулом, а перед столом – глубокое кресло.
– Может быть, по стаканчику „бурбона“? Вам должно понравиться, – предложил Марвин, направляясь к шкафчику с напитками.
Сильвестр, который не только не хотел пить, но к тому же еще не любил „бурбон“, вежливо отказался и начал набирать лондонский номер.
– Надеюсь, тетка оставила вам немного деньжонок? – поинтересовался Марвин и, проигнорировав отказ Сильвестра, наполнил стаканы.
Сильвестр отрицательно покачал головой. Наконец его соединили. В трубке послышались гудки.
– Так чего тогда спешить? – Марвин подошел, прихватив с собой высокий стакан.
– Алло! – раздался вежливый голос Хэмиша. – К сожалению, я не могу подойти сейчас к телефону, но если вы оставите сообщение, я позвоню вам при первой же возможности. – Потом добавил: – Дождитесь сигнала; многие идиоты этого почему-то не делают.
– Черт подери, Хэмиш! – расстроенно воскликнул Сильвестр. – Я безуспешно пытаюсь дозвониться до тебя с того самого момента, как узнал о смерти Калипсо. Я страшно сожалею. Я сейчас в Америке, скоро вернусь в Лондон и оттуда снова позвоню. – И в полном отчаянии он повесил трубку.
– Но вы не назвали ему свое имя. – Марвин протянул ему стакан. – Садитесь! – показал он на кресло. – Тетка ваша никуда не убежит. Может быть, займемся теперь делом?
– Тетка по линии жены, – пробормотал Сильвестр и сказал: – Нет, спасибо! Я пил в самолете. – Опустившись к глубины кресла, он установил стакан с „бурбоном“ на его подлокотнике и посмотрел на плотные ряды книг по юриспруденции.
Вспомнив, что, по мнению Джона, хозяин дома должен был бы ему понравиться, Сильвестр сказал:
– А я и не знал, что вы – юрист. Все эти книги…
– Это мой отец был юристом, а я – политик, а теперь писатель. А книги создают тон. – Говоря это, Марвин особенно подчеркнул слово „писатель“. – Ну так как, начнем?
– Да, пожалуйста.
„С какой стати со мной обращаются как с просителем? – подумал Сильвестр. – Продать ведь старается он, а не я!“ Он наблюдал, как Марвин открыл ящик стола, вынул из него папку, положил перед собой и накрыл сверху ладонями. Ему явно нравилось, что со своего места за столом он мог смотреть сверху вниз на утонувшего в кресле Сильвестра.
– Я полагал, – сказал Марвин, – что приедет ваш компаньон.
– У его ребенка день рождения, – объяснил Сильвестр. – И потом, подходит Рождество, да и я в общем уже был здесь. – Он не любил ни перед кем лебезить, но ради приличия добавил: – Кроме того, я и сам очень заинтересовался этой книгой („Кто знает, – пришло ему вдруг в голову, – может быть, наступит такое время, когда я буду умолять кого-нибудь заинтересоваться моим „Камердинером Веллингтона“.).
– Надеюсь, что не разочарую вас, – сказал Марвин и сделал паузу, но поскольку Сильвестр молчал, он продолжил: – О’кей, я дам вам синопсис[4]4
Сводное, суммарное изложение различных взглядов по какому-либо вопросу.
[Закрыть], останавливаясь коротко на каждой главе, а потом вечером вы почитаете рукопись.
– Да, конечно, – согласился Сильвестр. С его места в кресле у него был отличный вид на усы Марвина, прикрывавшие жесткую линию рта над раздвоенным подбородном. Выше, над ртом, были видны вздернутый нос, голубые глаза и ежик жестких светлых волос.
– Если мы будем работать так, как я предлагаю, – сказал Марвин, – то дело у нас пойдет быстро. Но вы не пьете!
– Я уже пил в самолете.
– Ну и что?
– А то, что я пока пережду!
– О’кей! О’кей! – сказал Марвин и, понизив голос, сообщил: – Эта книга представляет собою динамит.
– Я жду, продолжайте, – подтолкнул его Сильвестр.
Для политика, каким считал себя Марвин Братт, его голос был слишком монотонным, и мысли Сильвестра вновь обратились к смерти Калипсо. Надо было принять тогда ее приглашение и, по крайней мере, хотя бы позвонить ей перед отъездом в Америку. Он откинулся на спинку кресла и постарался сконцентрироваться на том, что говорил Марвин.
От интерпретации Браттом проблемы массового истребления коренного индейского населения Америки и его отношения к ней захватывало дух. Сильвестр не верил собственным ушам. Марвин не только одобрял холокост индейцев, но и считал, что он был осуществлен недостаточно тщательно. Далее он выступал за проведение аналогичной кампании, причем в отношении не только индейцев, но также чернокожих и американцев мексиканского происхождения. В целом он считал необходимым изгнать из Соединенных Штатов всех небелых.
Сильвестр прервал его вопросом:
– А евреев?
– Евреи ведь белые, верно? Но мы и выступаем за белые Соединенные Штаты Америки. Так о чем это я говорил? Я потерял нить рассуждений.
– А как насчет Мартина Лютера Кинга?
– Блевотина.
– Вот как!
– Будете слушать?
– Продолжайте, пожалуйста! – Он почувствовал, как вспотела его рука, в которой он держал стакан с „бурбоном”, и прилипла к пояснице рубашка. Сильвестр встал с кресла и прошелся по комнате. – Не обращайте внимание, мне на ходу лучше думается. – У него пересохло в горле, и он машинально глотнул из стакана. Кто же это еще, так же как и он, не любил эту дрянь? Ах да, желающая всем добра докучливая старушка Ребекка – пересказчица плохих новостей, и чем ей, спрашивается, не угодили его ковры („Кстати, надо не забыть забрать эти келимские ковры из чистки, можно будет прихватить их по дороге из Хитроу“). Подхваченный волнами своего вдохновения, Марвин говорил нараспев, подобно священнику из южных штатов, хлопая ладонью по рукописи в тех случаях, когда он хотел особо подчеркнуть что-то. Кампания по очистке страны продлится лет пятьдесят. Нет никакой необходимости торопиться с этим. Главное, чтобы она была проведена самым тщательным образом.
Двигаясь спиной к Марвину вдоль рядов книг по юриспруденции, Сильвестр задумчиво посасывал содержимое стакана.
– Кто будет проводить эту кампанию, осуществлять эту политику? – поинтересовался он.
– У нас уже есть ядро организации.
Сильвестр вернулся к креслу. Следует ли запретить эту книгу? Запреты не решают проблем. Может быть, опубликовать ее с соответствующим предисловием? Во всяком случае, необходимо любой ценой не допустить, чтобы книга досталась издательству „Нерроулейн энд Джинкс“, которое – с их-то ультраправыми взглядами! – несомненно опубликует ее такой, как она есть.
– Что скажете? – спросил Марвин Братт, закончив свой синопсис.
– Как вы и сказали, – динамит.
Братт самодовольно ухмыльнулся.
Подыскивая нужные слова, Сильвестр остановил взгляд на стене с фотографиями и неожиданно заметил за блондинками большое групповое фото. Стадо овец? Подойдя ближе, он увидел, что на фотографии изображена группа закутанных в балахоны фигур – ку-клукс-клан.
– Ах, вот это что! – воскликнул он с нервным смешном. – А я думал, это стадо овец.
– Какие овцы? – спросил недоуменно Марвин.
– Позади вашей жены и дочери.
– Это не овцы. – Марвин поднялся со стула.
– Нет, нет! Теперь я и сам вижу. Это ваше ядро. Ха!
– Что тут смешного?
Не в состоянии оторвать глаз от фотографии – одна из фигур в балахоне была короче других, – не в состоянии также сдержать смех (чисто нервный – такой бывает у детей, когда у них на глазах падает взрослый), Сильвестр повторил:
– Я вижу, что ошибся, приняв их за овец. Который из них вы?
Марвин Братт не соблаговолил ответить. Вместо этого он угрюмо спросил:
– Вы что, в этих очках плохо видите? Нужны новые?
Сильвестр все еще никак не мог взять себя в руки.
– Но согласитесь со мной, – настаивал он, – что если не приглядываться, то определенное сходство имеется. – Потом, с трудом перебарывая отвращение и некоторый страх от того, что он только что услышал, и вместе с тем горя желанием иметь представление о полной картине, он притормозил и извинился: – Простите, я устал и несу чушь. Мне нужно побыть одному и прочитать книгу с должным вниманием. – Представив себе, что было бы, если бы на столе вместо этой рукописи лежал его „Камердинер Веллингтона“ и Марвин надсмеялся над его трудом, как это только что сделал он сам, Сильвестр осознал, что он тотчас бы схватил свою книгу и запер ее на замок. Поэтому он добавил: – Да, это несомненно важная книга.
– Конечно, – сказал Марвин с нотками подозрительности в голосе. – Вам следует спокойно, чтобы никто не мешал, почитать ее сегодня вечером. – Затем, переключившись на роль гостеприимного хозяина, которую так оценил Джон, Братт с благодушной улыбкой предложил: – Ну а теперь давайте забудем про дела. Пойдемте, я познакомлю вас с моей женой Эльвирой, с дочерью и нашей гостьей Салли. Вон они, красавицы, около бассейна. Мы все хотим, чтобы вы приятно провели здесь время. – И Марвин повел гостя в сад. – Часто бывает, что увидишь вдали женщину и покажется она тебе настоящим персиком, – заметил он, – а подойдешь поближе, посмотришь – такая карга! Это называется сюрпризом разочарования, но могу вам обещать, что здесь ничего подобного не произойдет. – И он захохотал, весьма довольный этим своим пассажем.
– Со мной такого еще никогда не случалось, – сказал Сильвестр. Потрясенный услышанным и увиденным в библиотеке, он все никак не мог прийти в себя и был мрачен. Чтобы хоть как-то компенсировать это, он начал рассказывать Марвину об увиденной им из окна вагона женщине, спасавшей овцу. Отметив, что эта женщина захватила его воображение, Сильвестр сказал, что, очень вероятно, он был бы разочарован, увидев ее вблизи.
– Вы, кажется, помешались на овцах, – насмешливо заметил Марвин. – Сохнете по дому?
Сильвестра вдруг осенило: Марвин задирал нос в той же манере, что и тот настырный парень, пахнувший алкоголем и затхлым табаком, который так надоел ему тогда в поезде. В этот момент, однако, они уже подошли к сидевшим у бассейна женщинам, и, когда он ощутил на себе всеподчиняющую силу их обаяния, у него сразу вылетели из головы и книга Марвина, и ку-клукс-клан, и овцы.
Эльвира Братт, красивая, стройная блондинка, была выше своего мужа. Так же как и стоявшая рядом дочь, она была приветлива и очаровательна, но не успели Сильвестра представить их гостье Салли, как он уже знал, что будет сегодня спать с ней. Он знал бы это и в том случае, если бы Эльвира не сказала, знакомя их: „Это Салли. У вас обоих много общего. Ей изменил муж“, а Салли не надавила многозначительно ему на палец, когда они пожимали друг другу руки.
– Привет! – сказала она таким тоном, словно подписывалась под соглашением. – Привет! – А потом спросила: – Так, значит, ваша жена тоже ушла от вас? – И они оба изобразили искреннее удивление: – Как он мог? – воскликнул Сильвестр. – Как она могла? – воскликнула Салли.
„Ну-ну, – подумал он тогда, – эту часть программы выполнить будет не трудно. Эта часть программы будет сплошным удовольствием и послужит достойным противовесом ужасной книге Братта“. И он в ответ тоже слегка сдавил палец Салли.
– Сильвестр сходит с ума по овечкам, – сказал Марвин. – Увидел, например, овечку из окна вагона и сразу влюбился. – И он пересказал случай с овцой, естественно, в своей интерпретации. – Он нуждается в лечении.
Салли потупила глаза и застенчиво ответила за себя и за Сильвестра:
– Мы посмотрим, что мы сможем сделать.
Казалось, что и дальше все будет легко и приятно.
Но он сказал „сначала работа“ или что-то в этом роде.
Эльвира поддержала его:
– Конечно, сначала надо заняться книгой Марвина. Надеюсь, вы ее за ночь одолеете? Марвину очень хочется, чтобы она вам там в Европе понравилась. Она не оставляет читателя равнодушным.
– Я это заметил, – сказал Сильвестр, надеясь, что его реплика не будет воспринята как грубость.
