Текст книги "Опыт воображения"
Автор книги: Мэри Уэсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 14
Именно из-за неумения сосредоточиться на чем-то одном карьера Мориса Бенсона в качестве частного детектива оказалась, мягко говоря, не очень успешной; только когда он занялся птицами, у него появилась способность отключаться от всего, кроме объекта наблюдения.
В тот вечер, когда он, следуя за Ребеккой, прошел от дома Сильвестра к магазину Пателя на углу, его внимание было отвлечено сначала любопытной сценой встречи молодой женщины, которую он, как ему показалось, узнал, с миссис Патель, а потом глупым спором, вспыхнувшим между Джанет и ее любовником Тимом: Джанет утверждала, что Патели родом из Бомбея или Бенгала, а Тим яростно настаивал на том, что эта семья прибыла сюда из Карачи. Морис потом никак не мог припомнить, каким образом он оказался втянутым в их спор – возможно, следуя за ними, он увлекся разговором и слишком приблизился, – но все кончилось тем, что он потерял Ребекку из виду. Вышагивая под руку с Тимом, называвшим его вначале „эсквайром“, а чуть позже „корешом“, он вдруг обнаружил, что Тим увлек его за собой в переулок направо, в то время как Ребекка свернула влево.
Взглянув на державшегося за его левую руку Тима и вцепившуюся в правую Джанет, Морис решил провести еще некоторое время со своими новыми знакомыми, оказавшимися такими большими любителями подискутировать. Вполне возможно, подумал он, что они расскажут о молодой женщине, которую он, кажется, узнал, что-то еще, кроме того, что он подслушал в магазине. А пока не стоит перебивать Тима, который явно перебрал и был агрессивен, а стараниями Джанет становился все более задиристым. Морис, однако, заметил, и это его все больше удивляло, что Джанет, которая вела их обоих, почему-то каждый раз, когда они доходили до очередного перекрестка, поворачивала направо. Он также заметил, что минут через десять после того, как они отошли от магазина, они снова увидели его, но уже с другого угла. Не сдержавшись, Морис воскликнул:
– Но мы же с вами ходим по кругу!
Тим, который, как только они остановились, принялся шарить в карманах в поисках ключа, гневно завопил: „Предательница!“, рванулся из рук Джанет и бросился бежать.
– Ну что вы наделали! – воскликнула Джанет. – Идите теперь за ним.
– А в чем дело? – удивился Морис.
– Да он дунул обратно в пивную! Я нарочно обошла ее за квартал. Я за ним не пойду. Вы виноваты, вот вы и идите. Я вела его домой, как овечку, и надо же было вам все испортить! Ну, что вы стоите? Идите!
Морис, которому приходилось не раз наблюдать подобные супружеские сцены, не стал спорить.
– Хорошо – сказал он, – сейчас пойду. Только один вопрос – что за женщина была там, в магазине, не Джулия ли Пайпер?
– Конечно, – подтвердила Джанет. – Она живет на верхнем этаже. Поторопитесь, недоставало еще, чтобы Тим совсем упился!
– Спасибо, – поблагодарил Морис. – А у вас есть ключ? – И посмотрел на номер дома, стараясь его запомнить.
– Конечно, есть, – сказала Джанет. – Поищите же как следует и приведите его сюда. – И неохотно добавила: – Пожалуйста!
– О’кей, – сказал Морис. – Все будет в порядке. Дом мы легко найдем – номер семь, дом с собакой. Это ваша собачка?
– Конечно же, нет! – возмущенно воскликнула Джанет. – Они гадят на тротуарах. Чего это она там расселась? Пивная, – сказала она, доставая ключ из сумочки, – называется „Козерог“; она буквально за углом. Ну, шевелитесь же! – И она направилась мимо собаки к входной двери. – Прочь с дороги! – прикрикнула она на собаку. Собака зарычала и отпрянула в сторону, но тут же проскочила в дверь, как только Джанет ее открыла.
– Похоже, что она из этого дома, – заметил Морис.
– Наверное, кого-то из гостей Эддисонов. Идите же! – закричала Джанет. – Он вас послушает. Так уже было однажды, до того как мы сошлись; он улизнул с моим братом, и отец вытащил его из бара. Я уверена, – сказала она, – что вы тоже сможете.
Подумав, что ему самому не мешало бы перехватить стаканчик, Морис пообещал постараться и направил свои стопы в „Козерог“, где сразу же увидел Тима. Он сидел за столом перед большой бутылью джина или водки.
Прихватив для себя пинту горького пива, Морис подошел к столику Тима.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – спросил он.
– Располагайтесь, – ответил, не глядя, Тим.
Морис сел за столик, попил молча пива, закурил.
– Вас, как я понимаю, послала за мной Джанет, – сказал Тим.
– Точно.
– Я отрезвляюсь, – сказал Тим.
– Думаете, я поверю?
– Это же вода, – сказал Тим.
– Вода? – Морис вгляделся в стакан Тима. – Это джин с лимоном.
– Нет. Это „Перье“.
– Ну да, конечно, так я и поверил!
– А вы попробуйте!
Морис окунул в стакан палец и попробовал.
– Гм… Вода. Почему?
– Я же сказал – отрезвляюсь. Я ведь пьян.
Морис отпил еще пива, прежде чем спросил:
– А зачем это?
– Должно подействовать, – сказал Тим, по которому, правда, не было видно, чтобы он хотя бы немного протрезвел.
Морис затянулся сигаретой. У стойки несколько мужчин обсуждали объявление о продаже козы: „Да, точно, такое объявление действительно висит у Пателей“. – „А что козе делать в Лондоне? Так ты говоришь, продается?“ – „Да“. – „Думаю, что какой-нибудь дурак подарил в свое время своему ребенку козленочка“. – „Для чего это?“ – „Вместо игрушки, глупый!“
Морис нагнулся к Тиму:
– Расскажите мне о Джулии Пайпер.
– Квартира на последнем этаже.
– Хорошо ее знаете?
– Нет. Джанет думала, что она хотела покончить жизнь самоубийством.
– Самоубийством?
– Она напоила Джанет пьяной. Бедная малышка, ей потом с непривычки было очень плохо. Не могли бы вы принести еще бутылку или две „Перье“? Вот вам деньги. – Тим покопался в боковом кармане. – Мне понадобится очень много этого „Перье“. – Он икнул. – Извините…
Морис подошел к стойке бара, взял себе вторую порцию пива и три бутылки „Перье“ для Тима, которые, вернувшись, поставил перед ним на столик.
– Спасибо, – сказал Тим. – Не могли бы налить? Руки немного трясутся.
Морис налил.
– Так мы говорили о Джулии Пайпер…
– Она накричала на Джанет. Что-то такое о Боге. Что-то уж слишком чудное.
– О Боге?
Тим пил „Перье“ большими глотками.
– Действует, – сказал он, наполняя вновь стакан. – Мне уже лучше. – Он нагнулся к Морису: – Хочу вам кое-что сказать.
– Да?
– Хочу ее… – зашептал он, – но не могу, когда я сильно поддатый. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Хорошо, но…
– Ничего хорошего, – громко шептал Тим. – Если я не смогу, она будет презирать меня. Это очень унизительно, это…
– Вы о Джулии Пайпер?
– Нет, нет! О Джанет! Какое отношение к этому имеет Джулия Пайпер?
– Я думал, что мы говорили о Джулии Пайпер, – сказал Морис.
– Нет, нет! Что вы! Я и не разговаривал даже с ней никогда! Мой объект – Джанет. – И он снова принялся пить „Перье“.
У стойки бара раздался взрыв смеха, и кто-то сказал:
– Если эти паки купят ее, то уж, конечно, не испортят ею свой кошер!
На что другой возразил:
– Ты путаешь – кошер едят евреи.
– Если бы здесь сейчас была Джанет, – сказал Тим, – то она подошла бы к этой компании и произнесла речь о расизме. Она такая замечательная девушка. Вы женаты?
– Нет.
– Есть девушка?
– Нет.
– Мальчик?
– Нет.
– Так и думал. Никого нет? Тогда как же все-таки насчет секса? Ты им вообще-то занимаешься или нет? – Чувствовалось, что он был еще под парами.
– Занимаюсь, – сказал Морис, – понемногу.
– Ну и ну! – сказал Тим. Потом принялся молча, медленно, задумчиво тянуть свой „Перье“, пока не опустошил стакан. После этого он встал, повернулся к Морису, потряс его руку и, улыбаясь, сказал: – Вот теперь все прояснилось! Пора домой. Большое спасибо. Должен идти к моей прекрасной Джанет. Еще глоток свежего воздуха на улице, и я снова буду свежий как огурчик. Не находите, что я мог бы послужить отличной рекламой минералки „Перье“? – С этими словами он толкнул дверь и исчез.
– Сволочь! – выругался Морис Бенсон и отправился за очередной порцией пива. Пока он пил его у стойки бара, он думал о Джулии Пайпер. Теперь, когда он нашел ее, он спрашивал себя, зачем ему это понадобилось.
„А почему бы не позвонить ей? – подумал он. – Можно было бы, но, наверное, лучше не сейчас, после всего этого выпитого пива. Чего спешить? Подождем“.
ГЛАВА 15
Джулия в полусне протянула руку и сняла телефонную трубку. Телефон молчал. Она перевернулась на другой бок, свернулась калачиком и снова заснула.
Опять какой-то шум заставил ее проснуться. Вспомнив, что Жиль умер и вряд ли сможет донимать ее теперь полуночными звонками, Джулия слегка успокоилась. Вначале, позвонив среди ночи, он осыпал ее оскорблениями и угрозами, а в последнее время поменял тактику – молча дышал в трубку, и это, конечно, действовало ей на нервы. Имела ли ее мать отношение к тому последнему звонку? Звонили, должно быть, из ее дома. Скорее всего, она ничего не слышала, поскольку к полуночи обычно бывала уже в постели. Жиль, видимо, сидел и пил – обычно он был пьян, когда звонил ей. Он был простужен. Услышав, как он чихнул, она сказала: „Высморкайся“. Он рассмеялся. Она была рада, что последнее, что она слышала от него, – это смех. С ним был Кристи, и она не бросила, как обычно, трубку. Все равно на этом все и кончилось – Жиль засмеялся и сам повесил трубку.
И вот снова тот же странный шум. Она вздрогнула, окончательно пробудилась от сна и, напряженно вслушиваясь, приподнялась на локтях. Шум повторился. Она спустила ноги с кровати, включила свет и, схватив свисток Кристи, сжала его в руке.
Стряхнув с себя остатки сна, она ждала. Послышался негромкий мягкий стук и царапающий звук. Удивленная, она подошла к двери и открыла ее.
В комнату тихо вошла собака.
Джулия в изумлении попятилась и опустилась на тахту. Собака положила голову ей на колени, и она нежно тронула ладонью мохнатый затылок.
Часы показывали три утра. На улице и в доме стояла тишина; все спали. Она слышала, как у нее глухо стучало сердце и в такт ему билось о худые ребра сердце собаки. Пес часто задышал, потом взглянул ей в лицо и отвернулся. Джулия поднялась и налила в миску воды. Собака с жадностью выпила ее.
– Ты, видно, потерялся, – сказала Джулия, – и мне не следовало бы сманивать тебя. – Она дала собаке хлеба и молока, которые та быстро проглотила. – Сейчас слишком рано, попозже мы что-нибудь придумаем, – сказала Джулия и, скользнув опять в кровать, натянула до подбородка пуховое одеяло. Удовлетворенно вздохнув, животное растянулось на полу рядом с кроватью. – Отведу тебя в полицию или в собачий приемник в Баттерси, – сказала Джулия. Собака постучала хвостом по полу. – Ты прокрался сюда как вор. Ты чей? – обратилась она к собаке, но та никак не среагировала на вопрос. Джулия понюхала свою ладонь, и собачий запах напомнил ей о деревне. – Не знаю, как ты попал в дом, но если кто-то решил таким образом пошутить, то я лично не нахожу эту шутку смешной. Перед тем как идти на работу, я выведу тебя, и мы распрощаемся. – Собака не повела даже ухом – она спала.
Утром Джулия проснулась поздно, и ей пришлось поторопиться, чтобы вовремя добраться до многоквартирного дома у реки, где она убиралась у женщины-журналистки, отвечала на телефонные звонки и, уходя, оставляла приготовленный ужин, который хозяйке, вернувшись вечером домой, требовалось лишь подогреть. Ей не нравилась эта женщина. Она была неряхой. Почти ежедневно Джулия подбирала с пола оставленные ей для стирки трусики и колготки. Правда, журналистка учитывала все это и платила Джулии больше, чем полагалось по текущим расценкам.
Она опаздывала, и у нее не было времени отвести собаку в полицейский участок или собачий приемник в Баттерси, которые были ей совсем не по пути. Собака с довольным видом бежала рядом с ней по улицам. Когда они добрались до дома, в котором на пятом этаже жила журналистка, Джулия повернулась к собаке и скрепя сердце, как можно суровее, прикрикнула на нее:
– Иди домой! Ты не моя!
Пес озадаченно поднял на нее свои глаза.
Поднимаясь в лифте наверх, она стиснула зубы, твердо решив не принимать на себя никакой лишней ответственности, а войдя в квартиру, даже не высунулась из окна посмотреть, не ждет ли ее внизу пес.
Будучи сама женщиной неаккуратной, журналистка любила, чтобы к ее приходу все было в абсолютном порядке. Джулия собрала разбросанную повсюду одежду, закинула ее вместе с банными полотенцами и постельным бельем в стиральную машину, застелила постель чистой простыней, перетрясла пуховое одеяло, вымыла кухню и полы в ванной, пропылесосила ковер. Пока она все это делала, она пыталась убедить себя, что глупо быть сентиментальной. „У оставленной на улице собаки больше шансов выжить, чем у отведенной в полицейский участок, – уверяла она себя. – Эта собака потерялась. У нее должны быть где-то хозяева. Она непременно найдет в конце концов дорогу к своему дому. Из полицейского участка ее отведут в собачий приемник, где о ней уже точно никто не позаботится. Была бы она породистая, тогда другое дело, а так… кому она нужна такая! Лучше не вмешиваться“. Джулия досадливо выругалась, услышав звонок телефона. В ее обязанности входило отвечать на телефонные звонки, но она не стала поднимать трубку, чувствуя, что не сможет быть любезной, вежливо выслушивать и записывать разные глупые просьбы.
Покончив с уборкой, она промыла салат, приготовила соус для спагетти и накрыла к ужину стол. Прежде чем забрать оставленные для нее деньги, Джулия взяла лист бумаги и написала хозяйке записку, в которой предложила ей обзавестись автоответчиком и, выразив сожаление, предупредила, что в связи с непредвиденными обстоятельствами не сможет больше приходить к ней. Потом она выскочила из квартиры, спустившись на лифте вниз, выбежала на улицу и облегченно вздохнула: собаки не было. Тут она вспомнила о своих неоплаченных счетах и подумала обо всех плюсах этой работы, поскольку журналистка, хотя и неаккуратна, зато не докучает своим присутствием и платит регулярно и без лишних формальностей. В общем, она вернулась назад и разорвала оставленную на кухонном столе записку.
Возвращаясь снова на улицу, Джулия вспомнила, что простыни, которые она сняла с постели, пахли иначе, чем в прошлый раз, из чего она сделала вывод, что у журналистки появился новый любовник. Запах был ей знаком, но она никак не могла вспомнить, где он ей недавно встретился, а когда вспомнила, то подняла с удивлением брови. Это был запах крема после бритья, рекламировавшегося с помощью саше, приклеенных к журналу „Санди таймс“, – мистер Патель старательно выдирал их из экземпляров, предназначавшихся некоторым из его наиболее разборчивых клиентов. Как раз к такому клиенту она сейчас и направлялась. Это был ее новый наниматель – некто господин Уайкс, которого она еще ни разу не видела, но который всегда аккуратно оставлял для нее деньги и записку с вежливым изъявлением благодарности. У него там был еще садик, и не исключено, подумала Джулия с надеждой, что сегодня она получит ответ на свое предложение. И она ускорила шаг.
На кухонном столе Сильвестра Уайкса ее ждала записка, приставленная к пустой бутылке из-под молока. В записке говорилось:
„1. Миссис Пайпер, вычистите, пожалуйста, ящики стола в гостиной.
2. В связи с Вашим предложением относительно сада я открыл счет в рекомендованном Вами „Садовом центре“. Скажите этому мужчине, чтобы он тратил сколько надо, не думая“.
Прочитав это, Джулия невольно вздохнула от радости. Потом она еще раз, внимательно, перечитала второй пункт. „Не думая“? – прошептала она. – Может быть, он хотел написать „но думая“? А о каком мужчине идет здесь речь?“ – и она стала читать дальше.
„3. В понедельник я улетаю в США; и меня не будет целый месяц. Прилагаю чек с Вашей зарплатой за все дни до моего возвращения, с тем чтобы у Вас не было с этим затруднений, и с зарплатой мужчины“.
„Опять какой-то мужчина!“ – Она нахмурилась и снова вернулась к записке.
„4. К телефону подключен автоответчик, так что можете не отвечать на телефонные звонки. На всякий случай даю Вам номер телефона моего офиса: (071)-100 2157.
5. Нет необходимости пересылать мне письма, но я был бы признателен, если бы Вы отбирали и выбрасывали всякую приходящую по почте ерунду“.
Записка была подписана „С. Уайкс“. Она повертела в руках чек на имя миссис Пайпер. Указанная в нем сумма удивила ее, так как намного превышала необходимую. Перевернув записку, она обнаружила на обороте постскриптум: „Поскольку у меня не было времени заказать еще один ключ, то не могли бы Вы впускать мужчину в дом, пользуясь Вашим? Если это окажется неудобным, то, может быть, Вы будете оставлять Ваш ключ в магазине на углу – они, кажется, очень услужливы, – а мужчина будет брать его там? Жаль, что так получилось. Спешу. С. Уайкс".
– Какой доверчивый старикан! – воскликнула Джулия. – А Патели действительно очень услужливы.
В комнатах повсюду были видны следы поспешных сборов: незакрытые шкафы, смятая и неубранная кровать, клочки разорванной этикетки компании „Пан-Ам“ на полу, мокрые полотенца в ванной и шлепни мыльного крема для бритья в раковине. Собирая с постели простыни, Джулия невольно принюхалась, прежде чем швырнуть их вместе с полотенцами в стиральную машину. Их запах выгодно отличался от того, чем пахли простыни журналистки. Пока стиральная машина крутила-вертела белье, Джулия протерла мокрой тряпкой ящики письменного стола и оставила их полуоткрытыми просыхать и проветриваться, после чего занялась другими делами. Когда все было приведено в порядок, она позволила себе открыть ставни и полюбоваться на маленький садик.
Она еще долго стояла так в сгущающихся сумерках, прежде чем отправиться домой. На обратном пути она зашла в угловой магазин и купила салат, немного винограда и филе для бифштекса.
– Бифштекс? – поднял удивленно брови мистер Патель.
– У меня сегодня радость, – ответила Джулия и рассказала ему о садике Сильвестра Уайкса.
– А я уж было подумал, что у вас новый ухажер. Этот джентльмен, Уайкс, интересовался, не мог бы он оставлять у меня свой ключ от дома. Конечно, сказал я ему. Он заходил, чтобы отменить свой заказ на газеты.
– Старина, кажется, очень доверчив.
– Думаю, не столько доверчивый, сколько безразличный, – возразил мистер Патель. – Похоже, что ему все до лампочки.
– В самом деле?
Мистер Патель похватал пальцами воздух над головой.
– Ему не за что уцепиться, – пояснил он. – А главное – нет и желания за что-либо хвататься, потому что нет цели.
– Бедняга, – сказала Джулия. – Можно, я загляну к детям? – И она прошла за бисерную занавеску во внутреннюю комнату, оставив мистера Пателя наедине с очередным покупателем.
Миссис Патель пила чай, держа на коленях малыша. Это был крепкий, тяжеленький мальчуган. Ухватившись пухлой ручонкой за материнскую кофточку, он поелозил попкой, устраиваясь поудобнее на коленях у миссис Патель, и поднял вверх, на Джулию, отцовские прозрачные, как леденцы, глаза.
– Вылитый папа, – сказала она. – Так похож!
– Сказку! – требовательно закричал ребенок. – Сказку!
Миссис Патель что-то застенчиво сказала. Джулия поняла ее, потому что она уже как-то говорила это, и мистер Патель перевел тогда фразу на английский. Миссис Патель сказала, что Кристи был тоже поразительно похож на своего отца.
– Да, он был действительно очень похож, – сказала Джулия. – Но я… Так какую тебе рассказать сказку? О трех медведях?
Подражая то писклявому голосу медвежонка, то грозному рычанию его папы-медведя и мамы-медведицы, Джулия рассказала сказку, опустила засыпающего ребенка в кроватку, поцеловала его и шепнула, что ей пора уходить.
– Да, да, – сказала она, высвобождаясь из объятий малыша, – мне в самом деле нужно идти. Но я скоро приду опять и поучу твою маму говорить по-английски.
Миссис Патель, которая все прекрасно поняла, весело рассмеялась.
Когда Джулия уходила, мистер Патель сказал ей:
– Тут о вас спрашивал какой-то мужчина. Я подумал, не новый ли ухажер? Но потом решил, что нет.
И он покачал головой. А поскольку Джулия не проявила любопытства и спешила, не стал ей описывать Мориса Бенсона.
Джулия шла по улице легкой походкой. Она была голодна и с вожделением думала о том, как будет есть дома бифштекс, но больше всего ее радовали мысли о предстоящей работе в садике Сильвестра Уайкса. Ярдах в пятидесяти от дома она стала нащупывать в сумочке ключ от двери, как вдруг у нее упало сердце – она увидела ожидавшую ее на ступеньках собаку. Завидев Джулию, собака вскочила, насторожила уши и завиляла хвостом.
Решив проявить твердость, Джулия остановилась. Как раз в этот момент на пороге показались Эддисоны.
– Она все еще здесь! – воскликнула, захлопывая за собой дверь, Анжи. – Фу! Пошла прочь! Дай ей пинка, Питер! Вот бродяга! – сказала Анжи, обращаясь к Джулии. – Феллоузы говорят, что она весь день здесь крутится. Может, следует позвонить в полицию?
Джулия знала, что Анжи Эддисон (а возможно, это был Питер) уже не раз вызывала по разным случаям полицию, и поэтому она сказала, вставляя ключ в замок:
– Не думаю, что нам стоит ссорится из-за этого пса. Входи! – кивнула она собаке.
Войдя в дом, она почувствовала, что у нее трясутся колени. Ей даже пришлось опуститься на ступеньки, и, обнимая собаку, она услышала, как Питер Эддисон сказал: „Грубиянка чертова!“, а Анжи Эддисон сказала: „Самодовольная язва! Неудивительно, что от нее ушел муж“.
Джулия уже поднималась по лестнице со своим новым другом на третий этаж, когда Эддисоны пришли наконец в себя и двинулись с места.
– Боже, – сказала Анжи, когда они переходили улицу. – Эта женщина какая-то ненормальная! Ты заметил, как она посмотрела на нас? И она хлопнула дверью прямо у нас перед носом!
– А ведь это наша общая дверь, – поддержал ее Питер.
– Вот именно – общая. Мы, например, ею не хлопаем. Все дело в том, что не всякий умеет правильно себя вести.
– Но, дорогая, я бы не назвал то, как она закрыла дверь, хлопаньем, – заметил он, отпуская ее локоть.
– Не назвал бы? А как бы ты это назвал? – язвительно поинтересовалась Анжи и, поскольку он молчал, продолжила: – Только нас перестали донимать визг и свист ее шумливого щенка, и вот, на тебе – она приводит собаку!
– Может быть, она не будет лаять? – предположил Питер.
– Ты когда-нибудь слышал о собаке, которая бы не лаяла? – ядовито спросила Анжи. – Попомни мои слова – это будет похуже, чем все эти стуки, вопли и неприличные выкрики, которые нам приходилось выслушивать, когда к ней приходил ее бывший; по меньшей мере, он был там не все время.
– Теперь они оба мертвы, – сказал Питер.
– А собака нет, – ответила Анжи. Потом она сказала: – Похоже на то, что ты обвиняешь меня в бесчувственности? Укоряешь меня?
– Да нет, что ты! – воскликнул Питер.
– Тогда чего же ты? – возмутилась она.
Позже, сидя в пивной вместе с Джанет и Тимом Феллоузами и их друзьями, которые только что вернулись из индийского штата Керала, где они провели свой отпуск, и горели желанием рассказать о чудесах этого края, Анжи снова вспомнила о Джулии Пайпер.
– Вам бы надо встретиться с этой женщиной из квартиры над нами, – сказала она. – Мы сами ее почти не знаем, но она дружит с семьей владельца нашего углового магазина, а они приехали сюда откуда-то вроде Кералы – в общем, из Индии. Жена не говорит ни слова по-английски. Ее привезли не так давно, а он прожил здесь уже многие годы…
– Устроенный брак, – вставил Питер.
– Знаю, дорогой, у них все нормально, не то что у некоторых, таких, например, как эта Пайпер. Это – та самая наша соседка, – пояснила она. – В общем, к чему я вела весь этот разговор? К тому, что, хотя эта индианка и не говорит совершенно по-английски, она в большой дружбе с миссис Пайпер. Очень странная дружба. Их дети тоже дружили, пока ребенок Пайпер не погиб в автомобильной катастрофе. Но это уже другая история. К чему я, действительно, веду этот разговор? Я хочу сказать, что, оказывается, можно разговаривать без слов, не зная языка. Вы, видимо, столкнулись с этим в Керале?
– В нашей гостинице они все говорили по-английски, – сказал тот, что вернулся из Кералы. – Но вы сказали, что эти две женщины дружат? А что, собственно…
– Они сдружились, когда Пайпер была беременна своим свистуном. Таи получилось, что они оказались в одном родильном доме, – перебил его Питер.
– Кто такой „свистун“? – спросила жена „вернувшегося“.
Проигнорировав вопрос своей новой знакомой, Анжи раздраженно поинтересовалась:
– А откуда тебе, черт побери, это известно, Питер?
– Тут один малый мне сказал… Э-э-э… Очень давно. Поскольку миссис Патель не могла говорить по-английски и не понимала, что ей говорили, она боялась идти в родильный дом. Вот эта Пайпер, которой тоже пришло время рожать, и взяла ее с собой.
– Неужели? – удивилась Анжи, которая к этому времени уже успела поостыть. Потом она засмеялась и сказала: – Смешно же они, должно быть, выглядели, когда прогуливались, держась за руки, – эдакая орясина Пайпер и пигалица Патель, похожие вместе на большое шоколадное эскимо на палочке.
– То, что ты только что сказала, пахнет самым настоящим расизмом! – вспылила молчавшая до сих пор Джанет, и Тим, напуганный неожиданным поворотом беседы, поспешил потребовать от своих приятелей подробного рассказа о том, как они провели свой отпуск.
