Текст книги "Когда тайна раскроется"
Автор книги: Мэри Маккол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Александр почувствовал, что Стивен пытается его оттащить. Люк захрипел, лицо его покраснело.
Александр разжал пальцы и оттолкнул от себя своего бывшего товарища. Ему хотелось в эту минуту осуществить более суровую месть, но он знал, что за это придется заплатить не только ему одному.
– Черт бы тебя побрал, Ашби, – выдохнул Люк, когда смог наконец, согнувшись и кашляя, приложить руку к горлу.
Стивен молчал, но Александр заметил его угрюмый вид. Когда Александр перевел взгляд обратно на Люка, тот уже выпрямился и усердно старался вернуть себе как нормальное дыхание, так и былой задиристый вид:
– Ты пожалеешь об этом еще до того, как мы покончим с этим делом, Александр. Обещаю тебе.
– Как ты говорил мне в день, когда меня вовлекли в этот план, Люк, «я ужасно боюсь твоих угроз».
– Напрасно ерничаешь. И если позволишь себе растаять в объятиях этой проклятой суки, леди Элизабет Селкерк, окажешься еще большим дураком, чем я считал. – Глаза Люка приобрели холодно-стальной оттенок. Он продолжал поглаживать горло. – Может, я и покину Данливи на время, но вернусь, чтобы взять то, что является английским по праву. Если ты знаешь, что тебе нужно, это поможет тебе, когда придет время, уменьшить твои потери и разделить трофеи с победителями.
Повернувшись, Александр покинул камеру, не дослушав Люка. Затем отдал распоряжение Стивену закрыть дверь и присоединиться к нему в темнице перед камерой. Но Люк продолжал говорить, зная, что Александр его слышит. Александру пришлось сжать кулаки и стиснуть зубы, чтобы не отвечать на насмешки этого ублюдка…
Наконец дверь темницы закрылась. Как же Александру хотелось убить этого негодяя! Будь на то его воля, он сделал бы это немедленно.
Солнце еще не село, когда Александр, стоял на стене с бойницами вместе с начальником охраны, четырьмя часовыми и Элизабет, наблюдая за тем, как полдюжины солдат Данливи ведут из замка Люка. Они должны были оставить его на границе, владений замка, предоставив ему самому беспокоиться о своей безопасности.
Перед собранием обитателей замка Люку объявили, что его возвращение в замок означает для него смертный приговор. Только Александр и Стивен знали, насколько лицемерен этот приговор. Конечно, Люку предстояло вернуться. И вернуться с армией англичан, готовых штурмом овладеть стенами Данливи, используя слабости в обороне замка, которые определят Александр и Стивен. Обитатели замка и не подозревали, что над ними занесен топор, готовый обрушиться в любой момент.
От одной этой мысли Александру стало не по себе.
Он долго напряженно раздумывал, как этого не допустить, как избавить Элизабет и ее людей от уготованной им судьбы. Но сделать ничего не мог. Не мог сказать ей правду. То, что он делал здесь, было чудовищно и вполне заслуживало смертного приговора со стороны этих людей, однако он не мог не помнить, что рискует не только собственной жизнью. Ему неоткуда было ждать помощи, у него не было друзей, которые могли бы помочь ему встретить английские войска, когда они прибудут. Из этой ловушки не было выхода.
Повернув голову, он встретился взглядом с Элизабет и вдруг понял, что тревога в ее глазах отражает его собственную тревогу. Но чем была вызвана ее тревога – наказанием для Люка? Или она по-прежнему сомневается в том, что он является ее мужем?
В сложившейся ситуации Александр бессилен. У него нет выбора. Он вынужден лгать, все сильнее запутываясь в паутине обмана, которой опутал Элизабет. Когда он закрывал глаза, чтобы подумать, как завоевать ее доверие, перед его мысленным взором всплывали вчерашний вечер в саду, поблескивающая золотом в мерцающем свете фонарей кожа Элизабет и мягкий свет луны.
И его тут же захватывало желание – не только желание обладать ею во всех вообразимых греховных смыслах, но также желание защищать и охранять от всех, кто мог бы ее обидеть.
Прикосновение Элизабет вывело его из размышлений, вернув к реальности. Элизабет была готова пройти в помещение. Кивнув, Александр взял ее за руку. Он крепко сжал челюсти и поднял голову, сопровождая ее со стены замка в большой зал и притворяясь, будто все хорошо и неприятное происшествие уже в прошлом.
Притворяясь.
Похоже, притворство удается ему лучше всего. Только в одном он не притворялся, это было выше его сил.
Он не притворялся, испытывая растущее чувство к Элизабет.
Глава 8
Четыре недели спустя.
Назначенное время почти что настало.
Элизабет кивнула паренькам, принесшим в спальню нагретую воду, давая тем самым разрешение вернуться к их обычным обязанностям. Те ответили учтивым поклоном, но этот величественный жест был в конце смазан тем, что они заулыбались, обменявшись друг с другом понимающими взглядами. Томас, старший из двоих, толкнул локтем Генри, когда Аннабель отослала их из комнаты вместе с другой служанкой, прибывшей помочь Элизабет в ее приготовлениях.
Чертенята.
Элизабет не могла не улыбнуться, глядя на них, однако постаралась спрятать улыбку. Эти пареньки были очень веселыми, они знали, что происходит, и решили обменяться шутками по этому поводу. Да, были причины для того, чтобы совершить омовение утром, а не в обычное время, после вечерней верховой езды.
Первой причиной был грандиозный пир, запланированный на сегодняшний вечер в честь возвращения Роберта. На это событие были приглашены все окрестные землевладельцы.
Второй причиной было то, что Роберт первый раз выиграл у нее в мерелс. И, наконец, омовение должно было стать частью его награды.
Аннабель и другие служанки принесли в комнату стопку чистых полотенец, а также горшочки с мазями и порошками из сухих трав. Эти порошки когда-то приготовила сама Элизабет. Аннабель подошла ближе, чтобы положить несколько полотенец рядом с Элизабет и бочкой, из которой шел пар. Выпрямившись, Аннабель посмотрела на свою госпожу.
– Могу я задать вам вопрос, миледи?
Элизабет взяла у нее горшочек с целебной мазью из первоцвета и фиалки. Эти средства использовались при болях в мышцах. После этого Элизабет кивком отпустила двух других служанок.
– Конечно. О чем же ты хотела меня спросить?
– Я должна знать, правда это или нет. – Аннабель оглянулась на дверь, видимо, желая убедиться, что остальные служанки ушли и никто не услышит ее вопроса. – Мы с Марией поспорили об этом сегодня утром, но я сказала, что такого не может быть. Однако Мария продолжает настаивать. – Сложив руки на животе и вопросительно подняв брови, Аннабель спросила: – Неужели лорд Марстон действительно выиграл у вас вчера вечером в мерелс?
Элизабет прикусила губу, чтобы не улыбнуться, но эта ее попытка оказалась не совсем успешной. Она слегка повернулась, делая последние приготовления для омовения Роберта.
– Да, он выиграл.
– А это? – спросила Аннабель, показывая на бочку.
– Это часть его награды, – ответила Элизабет, стараясь не выдать своим тоном, что именно является наградой после омовения. – Он провел утро на охоте, и ему необходимо смыть пот перед сегодняшним пиром. И конечно, он заслужил награду, поскольку приложил много сил, чтобы добиться победы надо мной в этой игре.
– Но он постоянно проигрывал на протяжении месяца, почему же вдруг победил? Как вы думаете? – с подозрением во взгляде спросила Аннабель.
Элизабет сделала вид, будто не заметила этого, и величественно кивнула:
– Двадцать шесть попыток, видимо, его чему-то научили.
Аннабель издала неопределенный звук, и Элизабет снова повернула к ней голову. Это было ошибкой. Выражение на лице служанки заставило ее громко рассмеяться.
– Ладно, признаю, что немного ему помогла.
– Немного?
– Ну, может быть, много, – произнесла Элизабет, расправляя полотенце.
– Я это знала! – сказала Аннабель и с укоризной добавила: – Миледи, вы позволили ему выиграть.
Все еще смеясь, Элизабет признала:
– Возможно, ты права, хотя он стал играть гораздо лучше, чем раньше.
– Гораздо лучше?
Это произнес мужской голос от двери. Элизабет повернулась, чтобы встретить теплый взгляд Роберта. Он стоял в дверях, почти заполнив собой дверной проем. Аннабель присела в книксене и негромко произнесла:
– Милорд.
Элизабет не могла не улыбнуться ему в ответ, ее лицо залил румянец. В воздухе явственно ощущался запах трав, порошки из которых она высыпала в окутанную паром воду. Муж остановил на ней проницательный взгляд.
Элизабет кашлянула, раздумывая над тем, какую часть их разговора с Аннабель он мог слышать.
– Я говорила Аннабель, что вы стали лучше играть. Вы снова застали меня врасплох, как тогда в саду, – ответила Элизабет.
Однако Аннабель выглядела виноватой, и, чтобы избежать дальнейших вопросов, Элизабет загородила собой служанку, а потом незаметно сделала ей знак удалиться.
– Извините меня, милорд… миледи, – произнесла Аннабель, сжимая в руках оставленную мальчиками пустую корзину и, как и положено прислуге, смиренно глядя в пол. – Я должна отнести это на кухню, чтобы повар не ругал Генри за забывчивость.
И Аннабель покинула комнату, а Элизабет размышляла, как будет реагировать Роберт на приготовленную ему бочку с водой. Роберт был сам не свой после суда над Лукасом, часто замыкался в себе, что-то беспокоило его, но он лишь отмалчивался.
Элизабет это не удивляло. Роберт с первых дней мало говорил о том, что чувствует, кроме той ночи в саду, когда начал декламировать балладу, пытаясь очаровать Элизабет. Его поведение тогда сильно ее удивило, но это было еще не все.
Когда он становился спокойным и сдержанным, она не беспокоилась – настроение у людей меняется. Но в последние пять недель Элизабет стала замечать, что он печален. Это казалось странным.
– Элизабет? – Его голос прервал ее мысли.
– Да, милорд?
– Эдвин передал мне, что ты хочешь поговорить со мной, – негромко произнес, он, проникновенно глядя на Элизабет. – О чем?
Она с надеждой улыбнулась:
– О твоей награде, конечно.
Он с трудом удержался, чтобы не нахмуриться. Ему сейчас не следует показывать свое плохое настроение. Оттого, что он совершит омовение в бочке, ему хуже не станет, поскольку Элизабет совершает омовение почти ежедневно, если не в бочке, то в реке к югу от замка.
– Что с вами, милорд? – спросила Элизабет, несколько удивленная его продолжительным молчанием. – Эти приготовления вам не нравятся?
– Да, то есть нет.
Он кашлянул и бросил взгляд на клубящийся пар. Потом перевел взгляд на нее. На этот раз в его глазах была видна решимость.
– Спасибо за предусмотрительность, Элизабет. Я действительно хотел совершить омовение перед вечерним пиром. – Он решительно шагнул вперед, взял полотенце и горшочек с жидким мылом, после чего направился к бочке. – А теперь, поскольку у тебя много дел перед прибытием гостей, пожалуйста, распоряжайся своим временем, как хочешь. Можешь идти…
– Я не пойду, – негромко произнесла Элизабет с ноткой раздражения в голосе.
– Почему?
– Поскольку я намереваюсь помочь вам в омовении, милорд, – твердо произнесла Элизабет, забирая у него полотенца и мыло.
Сердце у Александра упало. А другая часть тела откровенно увеличилась и поднялась, поскольку в голосе Элизабет явно слышалось обещание. Боже милосердный. Он сделал шаг назад, пытаясь сохранить дистанцию при одной лишь мысли, что руки Элизабет будут двигаться по его обнаженному телу. В последнее время его угнетало то, что происходило на брачном ложе, несмотря на огромное наслаждение, которое он испытывал. Тяжелое чувство оставалось, даже когда их встречи были коротки и когда он пытался себя убедить, что этот акт – необходимая обязанность и ничего более. Но то, что она собиралась заботиться о нем во время омовения, было уже слишком.
Привязанность к Элизабет пугала Александра. Христос, это чувство становилось сильнее с каждым днем. И чувство вины… Оно появлялось всякий раз, когда он смотрел в ее красивые доверчивые глаза, и мучило гораздо сильнее, чем инквизиторы, пытая его в дьявольских темницах.
Стоило только представить себе, как ее грациозные руки, теплые и влажные, скользят по его обнаженному телу… Помоги ему Боже.
Александр попытался рассмеяться как можно естественнее и двинулся дальше от нее по направлению к платяному шкафу. Снимая испачканную накидку, он произнес:
– Я признателен за ваше приглашение, леди, но не хочу вас затруднять, поскольку вполне могу помыться сам.
– Да, конечно. Но я обязана вам за победу надо мной в мерелс. Я должна принять участие в омовении хозяина Данливи по его возвращении домой. – Она поджала губы и отвернулась. – Я обязана это предложить как хозяйка замка. Как вы помните, я не совершила этого в… пылу моего приветствия в этой комнате в первую ночь.
– Да, я понял, что ты имеешь в виду свое нападение.
Видно было, что Элизабет не хочется вспоминать подробности. Но что-то озорное блеснуло в ее красивых глазах, а кончики губ слегка приподнялись, когда она произнесла:
– Таким образом, помогая тебе, я смогу выполнить оба моих обязательства. – она подняла брови, – а возможно, и все три.
– Три? – Он не смог удержаться от того, чтобы повторить за ней, хотя уже произнеся это, понял, что совершил ошибку.
– Да. – Она стала загибать пальцы: – Первое – я даю тебе твою награду, второе – оказываю тебе почести омовением, которые ты заслужил по праву как владелец Данливи…
Ее голос сошел на нет до того, как она назвала третье обязательство, но – именем всех святых – блеск в ее глазах стал неотразимым, и Александра охватило непреодолимое желание. Наконец Элизабет снова заговорила:
– А после омовения мы решим, должна ли я выполнить мое третье обязательство.
Она подарила ему ослепительную улыбку.
Ощущения, наполнившие Александра после этих слов, заставили его взлететь в небеса и тотчас же рухнуть в темные глубины. Все же ему удалось изобразить ответную улыбку. Если Элизабет захочет провести грядущую ночь с ним, он не сможет отказаться. Несмотря на то что в последнее время он основательно поднаторел в искусстве притворства, он все еще не научился обманывать себя в том, сколь сильно хочет ее.
Желание – сладостное, вызывающее боль, окрыляющее – не покидало его. Он ничего так не хотел, как заняться горячей, страстной любовной игрой с ее восхитительным телом. Но ему претила сама мысль о том, что он может делать это, только выдавая себя за другого.
Именно поэтому после случая с Люком он старался держаться от Элизабет по возможности на расстоянии. И он удвоил усилия, чтобы иметь возможность покинуть Данливи раньше, чем желание быть постоянно рядом с этой женщиной, чьим обществом он наслаждался и к которой начал относиться с восхищением, возьмет верх над доводами разума.
Их никогда не связывало нечто большее, чем сейчас, но даже это должно было скоро кончиться. Мысль о том, что он ее оставит, медленно подтачивала его разум и заставляла постоянно поддерживать максимальную дистанцию, которую он только мог себе позволить, как в физическом, так и в эмоциональном плане.
Чтобы избежать душевных терзаний, которые трудно скрыть, Александр отвернулся и начал раздеваться. Он понял, что удалить Элизабет в такую минуту было бы весьма грубо с его стороны.
– Вода готова, – услышал он позади себя. – Тебе следует поспешить, а то она остынет.
Александр что-то буркнул и закрыл глаза в тщетной попытке взять себя в руки. Черт побери, это испытание потребует всей его решимости, а в подобных вопросах ему ее явно недоставало.
Уже знакомое желание пульсировало в нем волнами, и ему приходилось прилагать все силы, чтобы не накинуться на нее, не раздеть донага, не засунуть в бочку и не присоединиться к ней. В его памяти стали стремительно, словно стрелы, мелькать, ослабляя его решимость, сцены их интимных встреч, ее прекрасное тело, кожа цвета персика и крема. Он должен остановиться… должен подумать о чем-то еще, предпочтительно о неприятном, чтобы направить свои мысли в сторону от этих опасных дорожек.
Пот. Ноющие мускулы. Боль от ежедневной тренировки с полным напряжением тела.
Мысль о том, что он делает в Данливи.
Стивен даже сейчас идет в одиночку к их обычному месту встреч с Люком, чтобы доставить подробности о готовящемся нападении англичан.
Если думать о подобных вещах, это может помочь.
Если бы только он мог думать об этом, а не об Элизабет, о ее прелестных, полных доверия глазах, о ее бархатных руках…
Александр кашлянул и стянул через голову рубашку, оставшись совершенно нагим, если не считать тонких полотняных штанов. Боже, она продолжала изучающе смотреть на него. Он ощущал ее взгляд, даже не оборачиваясь. Стараясь придать голосу по возможности бесстрастный тон, он окликнул ее.
– Я готов, леди. Позаботьтесь о том, чтобы отойти подальше, а то брызги испортят ваше платье.
– Это не важно, милорд. Платье, которое я надела, предназначено для подобных случаев. Оно из тонкой, мягкой ткани и не испортится, если промокнет.
Александр не осмелился взглянуть на нее, чтобы убедиться в ее словах. Нет, избегая ее взгляда, он зашагал прямо к бочке, намереваясь быстро в нее погрузиться, еще быстрее совершить омовение и покинуть комнату, по возможности не принимая никакой помощи с ее стороны. Но до того, как он поднял ногу, Элизабет протянула руку и дотронулась до его руки. От этого прикосновения у него сжалось горло, и он застыл на месте. Простое прикосновение подействовало на него столь же сильно, как если бы Элизабет взмахнула рукой и перед ним выросла бы стена.
– Вы не забыли кое-что, милорд? Сначала надо раздеться.
Черт побери.
Он надеялся, что она этого не заметит, хотя ему следовало бы знать ее лучше. На протяжении последних нескольких недель у леди Элизабет Селкерк обнаружились некоторые недостатки, однако в непредусмотрительности ее нельзя было упрекнуть.
Александр застыл на месте.
– Я решил не представать в чем мать родила при свете дня, чтобы пощадить ваши чувства, леди.
Элизабет слегка улыбнулась:
– Вы не можете показать мне что-либо, что меня поразило бы, мой супруг, поскольку нет ничего, чего бы я уже не видела раньше, и, кстати, с большим удовольствием. – Широко улыбнувшись, она сделала разрешающий жест, протянув ему руку. – Не волнуйтесь, поскольку я полна желания предоставить вам вашу награду.
Стараясь не думать о том, что на него смотрит Элизабет, и о действиях, которые она, очевидно, собирается предпринять, как только он освободится от одежды, Александр стянул штаны и буквально прыгнул в бочку.
Но это не помогло.
Он смог сложить ноги так, чтобы оказаться в воде по пояс, но, поскольку вода была прозрачна, он был хорошо виден. Особенно его возбужденный жезл.
– Не передашь ли мне мыло, Элизабет? – спросил он. – Надо спешить, пока вода не остыла.
– Конечно, – ответила Элизабет.
Ее голос прозвучал слегка хрипло. Но в следующее мгновение, поскольку он почувствовал, как теплая, влажная, покрытая мылом ладонь прошлась по его коже, Элизабет провела по ней более грубой банной тканью. Благодарение Богу, она решила сначала вымыть его плечи и спину, хотя ее прикосновения вызывали невыносимо приятную прохладу в верхней части его позвоночника и в груди. Эти ощущения посылали молнии в жезл между ног и наполняли его тяжелыми волнами тепла.
– Боже милосердный, – сдавленно выдохнул Александр и в следующее мгновение пожелал, чтобы его восклицание прозвучало как простая реакция на ее руки, растирающие ноющие мышцы, и не выдавало возбуждения в его чреслах.
Александр сжал ноги, как только мог в тесной бочке, надеясь, что она не увидит, какое действие на него оказывает.
– Вам нравится это, милорд? – негромко произнесла она, и Александр с изумлением понял, что она повторяет тот же вопрос, что он сам задал, ей во время их первого, потрясающего соединения, когда он соблазнил ее в саду.
Сейчас она использовала эту фразу в разговоре с ним самим, при этом изящные пальцы округлыми и разминающими движениями терли его плечи. Потом она перешла к шее.
Александр произнес в ответ что-то неопределенное. Он уловил улыбку в ее голосе, когда она сказала, что они могут продолжить это, если он наклонит голову вперед и закроет глаза, чтобы она могла намочить и намылить его волосы.
– Вот так, – произнесла она, как только закончила смывать мыло.
Она попросила его снова сесть прямо и расчесала пальцами его мокрые волосы. Александру это показалось на удивление приятным. Он мог бы даже расслабиться, если бы ему не приходилось бороться со своим жезлом, горячим от желания. Было похоже на то, что эта часть никогда не даст воде охладиться, а его мысли никогда не получат другой направленности, кроме поиска возможностей удовлетворения. Александр закрыл глаза, решив стойко держаться против этого и стараясь избавиться от растущих потребностей своей природы.
– Но вернемся к тому, что мы делали, – негромко произнесла Элизабет, словно обращалась к себе самой.
Все еще стоя позади, она нажала ему на плечи, заставляя откинуться на стенку бочки, и начала снова его тереть. Александр едва расслышал, когда она произнесла:
– А что вы скажете об этом, милорд? Вам это тоже понравится? – Она обняла его спереди и несколько восхитительных мгновений гладила его кожу намыленными руками и толстой, приятно грубой тканью.
Потом ее рука спустилась ниже.
По ребрам, по плоскому животу, мышцам, непроизвольно сжимающимся в ответ на восхитительные ощущения, которые пронизывали его, когда ее руки терли и гладили, спускаясь все ниже…
Святые ангелы милосердия!
На этот раз он не смог сдержать стон, вырвавшийся, когда она намыленной рукой взялась за толстый, пылающий жаром жезл и начала его гладить. К счастью, Александр был прижат к стенке бочки, иначе он упал бы от невероятных ощущений, от пульсирующего тепла и желания, столь сильного, что оно вызывало боль. Его жезл стал предательски подергиваться, а бедра подниматься навстречу ее прикосновениям почти что против его воли. Ощущения становились острее, когда Элизабет касалась его сзади и ее мягкие груди вжимались ему в спину над краем бочки, двигаясь по его спине с каждым ее движением, когда она протягивала руку за чем-либо или ласкала его жезл.
Это было уже чересчур.
Даже самые выдержанные мужчины не смогли бы справиться с подобным искушением. Александр к таковым никогда не относился.
Испытывая неодолимое желание, Александр повернулся к Элизабет и протянул руку. Вода упала каплями на край бочки и на Элизабет, когда он привлек ее к себе и запечатлел на ее губах жгучий поцелуй. От неожиданности Элизабет отвела руки. Ее удивленный возглас перешел в стон, вырвавшийся, когда она ответила на его поцелуй. Поначалу этот стон был мягким, затем столь страстным, что мог бы посоперничать с его собственным. Она запустила пальцы в его волосы и привлекла к себе. Александр обхватил ее талию, продолжая жадно целовать. Ему нужно было только передвинуться на коленях, чтобы снова обрести равновесие.
– Что ты делаешь? – выдохнула она, отпрянув.
На ее лице было видно замешательство, но Александр снова поцеловал ее и еще крепче прижал к себе…
Одним движением Александр подхватил ее на руки и перебросил через край бочки, чтобы опустить прямо на себя. Во все стороны полетели брызги.
Пораженная, Элизабет на мгновение застыла. Она не могла сдвинуться ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад из-за его жезла и из-за того, что он обхватил ее ногами.
Платье на Элизабет вздулось после быстрого погружения подобно шарам, но потом медленно начало опадать, пропитываясь водой. Руки ее лежали на его плечах, а напряженная спина была выпрямлена. Пока Александр молча смотрел на нее, ей на лоб соскользнула капля, которая прокатилась по носу, остановилась на кончике и шлепнулась в воду.
Это рассмешило Элизабет. Она не могла сдержать смех и расхохоталась, когда Александр лукаво произнес:
– Ну, ты же говорила, что не возражаешь, если платье промокнет, не так ли?
– Ты неисправим, Роберт Кинкейд, – смогла она наконец выдавить из себя.
Ему повезло, решил Александр, что она оказалась столь веселой. Потому что ему не составило труда скрыть, как неприятно слышать имя, под которым он скрывается, но это чувство укололо его не менее сильно, чем раньше. Боже, он же собирался забыть всю эту путаницу и просто заняться с ней любовью. Он хотел, чтобы во всем мире остались лишь они двое и чтобы объединяющее их чувство стало для них главным, невзирая ни на что.
Элизабет перестала смеяться и прижалась губами к его губам. Александр закрыл глаза, удивленный тем, как много ощущений дает ему столь простой жест. Эта ласка была нежной, когда он открыл глаза и увидел блеск во взгляде ее серых глаз.
– Ты нетерпелив, – продолжала Элизабет. – Ведь мы можем довольно удобно устроиться в нашей кровати, как только будет закончено омовение. – Она улыбнулась.
– Но я хотел, чтобы ты тоже была мокрой.
Она слегка раскрыла рот, поскольку Александр не мог удержаться, чтобы не провести рукой вверх по ее ноге в теплой воде и не проделать дальнейший путь под ее юбками, чтобы коснуться шелковистого бедра.
Его пальцы дошли до верхней части ноги. Как обычно, она не носила под платьем ничего, кроме сорочки и чулок, и потому ничто не мешало его руке сразу дойти до нежной плоти. Александр провел пальцами вдоль этих нежных складок. Она сдавленно вскрикнула, и Александр судорожно сглотнул.
Да, промокла она насквозь. Скользкое свидетельство роста ее желания вместе с исходившим от нее теплом, ощутимым даже в теплой бочке, почти что заставило его снова застонать.
Руки Элизабет с силой сжимали его плечи, когда он снова и снова проводил рукой по этой шелковистой дорожке. Александр погружал в нее кончики двух пальцев, и вскоре она начала двигаться, поощряя его.
– Иди ко мне, Элизабет, – прошептал он, продолжая работать руками и упиваясь написанным на ее лице желанием. Элизабет отдалась этой восхитительной, но необычной форме любовной игры с полным самозабвением. – Я хочу чувствовать, как ты сокращаешься вокруг моих пальцев, и знать, что ты испытываешь невыразимое наслаждение. Наслаждение, которое могу тебе дать только я. – Он встретил ее взгляд.
Выражение ее лица в моменты, когда он поглаживал ее, довело его почти до экстаза.
«Дыши, – напомнил он себе. – Дыши глубже».
Элизабет тоже начала хватать ртом воздух, когда почувствовала, что готова взлететь на вершину блаженства. Он наклонил голову, взял в губы ее сосок, выделявшийся под намокшей и почти прозрачной тканью корсажа, и начал покусывать и посасывать его. Элизабет была почти у самого пика.
Через несколько мгновений она, тихо вскрикнув, дернулась в его руке. Он почувствовал, как напряглись ее бедра и как по ее телу начали пробегать восхитительные, пульсирующие волны наслаждения. Боже, как она великолепна с запрокинутой головой, с опускающимися каскадом к воде золотыми волосами и с лицом, полным сладостной агонии блаженства.
– Милорд! Миледи!
Крики донеслись из коридора. Александр замер и издал стон разочарования почти одновременно с Элизабет. Надо же прервать такой великолепный момент! Шли бы они все в преисподнюю!
– Что там? – не сразу смог выдавить Александр.
Ему удалось придать голосу властные нотки, но получилось неубедительно, поскольку он немного сместился, пытаясь найти удобное положение, которому бы не мешал его горячий жезл.
– Приношу свои извинения за то, что прерываю ваше мытье, милорд. – Голос, похоже, принадлежал Аннабель. – Но к Данливи приближается первый из приглашенных на вечер гостей…
Так рано? Александр стал возвращаться к действительности, и мысли его были мрачными, пока служанка не окончила фразу и не объяснила свое неожиданное поведение.
– …и это лорд Леннокс. В противном случае я бы вас ни за что не побеспокоила.
Леннокс. Александру не было нужды видеть лицо Элизабет, чтобы понять, что для нее это неприятная новость. В последний раз она встретилась с Ленноксом во время его попытки захватить замок. Леннокса тогда ждала во внешнем дворе траншея с горящей смолой, в то время как Элизабет стояла неподалеку, обещая легкую победу.
Их предстоящая встреча наверняка будет в лучшем случае сдержанной, а возможно, даже враждебной.
– Он прибыл вооруженный или с миром? – крикнул Александр служанке.
– За ним двигается свита, но никто из них, похоже, не облачен в броню, милорд.
– Мы появимся, чтобы поприветствовать их в большом зале, – выкрикнула Элизабет, обретя наконец голос. – Пусть остальные слуги приготовятся, Аннабель, а Эдвин должен обеспечить людям Леннокса комнаты. Когда они прибудут, предложи им чашу, чтобы они утолили жажду.
Служанка ответила, что поняла, и снова наступила тишина. Александр поймал устремленный на него взгляд Элизабет и, помолчав некоторое время, с силой выдохнул. Потом его губы дрогнули в улыбке.
– Кажется, начинается, – негромко произнес он, глядя на то, как Элизабет облизывает пересохшие губы.
Внизу его живота осталось напряжение от неудовлетворенного желания. И он ничего не мог с собой поделать.
– Да. – Элизабет посмотрела на него, в ее выразительных глазах был виден вопрос. – Однако я, то есть ты все еще неудовлетворен, насколько я понимаю. – У нее покраснели щеки, и она закусила нижнюю губу, что заставило его улыбнуться, несмотря на все неудобство его положения.
– Вы понимаете правильно, леди. – Он выразился прямо, наслаждаясь ее румянцем.
Но Элизабет пришла в замешательство, и он не мог ее больше дразнить, а потому добавил:
– Но тебе нечего волноваться. Обстоятельства сегодня явно против нас.
– Но у нас еще есть время, если мы будем действовать быстро.
«Иисус милосердный, как я этого желаю!»
Эта мысль пронзила его мозг, однако было несколько причин, и среди них не последняя – растущие к ней чувства, которые удержали его от принятия этого восхитительного предложения. Александр не мог открыть ей всю правду и потому, кашлянув, стал говорить то, что Элизабет могло показаться разумным:
– Мне не нужно быстро, леди. – Он постарался изобразить на лице теплую улыбку, призванную показать, что он куда менее возбужден, чем на самом деле. – Надеюсь наверстать упущенное, когда мы займемся любовью в следующий раз. На меньшее я не согласен. Ты это заслужила.
– О!
По какой-то причине после этого восклицания, которое она стала произносить на удивление часто, щеки Элизабет порозовели еще больше.
– Ладно, – выдохнула она и тоже кашлянула, потом продолжила: – Думаю, нам надо отложить это на более позднее время, я хочу сказать, когда у нас будет больше времени…
Ее голос сошел на нет, и Элизабет бросила взгляд из-под ресниц на Александра. В этом взгляде были легкий флирт, юмор и – Боже – доверие; от этого что-то снова в нем перевернулось. Что-то, что не имело ничего общего с обжигающими эротическими желаниями, которые она в нем вызывала.
– Так будет лучше, – пробормотал он, погладив ее щеку и отводя с ее лица прядь волос.