Текст книги "В тени луны. Том 1"
Автор книги: Мэри Кайе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Глава 17
Спустя несколько минут Алекс уже карабкался вверх по козьей тропке в дальнем от развалин конце оврага. Поднявшись, он оказался в зарослях высокой травы, росшей на краю открытой равнины.
Когда он проходил мимо нависающей тени шипового дерева, кто-то схватил его за руку. Алекс услышал шепот:
– Это я, брат.
– Назад! – тут же сориентировался в обстановке Алекс.
Он схватил Нияза за руки и силой утащил обратно в заросли высокой травы, откуда тот появился на тропинке. Сам Алекс тоже спрятался. Через полминуты из оврага появился очередной участник тайной встречи, который торопливо прошагал мимо того места, где прятались Алекс и Нияз. Это был садху. Его измазанное сажей тело серело под лунным светом.
– Ложись! – прошептал Алекс Ниязу, вытянувшему было шею, чтобы рассмотреть получше индуса. – Ложись, тебе говорят!
Они вжались в сухую землю, надежно укрываемые шатром пыльной и острой травы, и молча следили за тем, как мимо них один за другим торопливо проходили люди, появляющиеся из оврага. Все они направлялись в деревню, огни которой мерцали вдали. Каждый человек строго держал дистанцию между собой и предыдущим, то и дело воровато оглядывался по сторонам и через плечо назад. Мимо Алекса и Нияза проходили в темноте садху, сипаи, торговцы, горожане и фермеры, последователи Книги Пророка, обладатели святых нитей – брахманы, ученики Баба Нанака, фанатики Кали…
– Разделяй и властвуй, – прошептал про себя Алекс, наблюдая за проходящими из своего укрытия.
Участники встречи быстро шли мимо, бесшумно ступая по тропе. В тишине поздней сентябрьской ночи было отчетливо слышно только их взволнованное, прерывистое дыхание.
Алекс думал о том, что пока эти люди будут разделены кастами и религиями, судьба их всегда будет зависеть от милости победителя, но стоит им объединиться, как они подомнут под себя кого угодно, хотя бы одним своим численным превосходством.
– Но они никогда не объединятся, – думал вслух Алекс. – Никогда. Они же ненавидят друг друга больше, чем нас. Такой союз – химера…
Нияз толкнул его в плечо и прошептал:
– Чего мы ждем? Нам нельзя здесь долго оставаться. Пойдем лучше.
– Тихо, – шикнул на него Алекс. – Мне еще нужно вернуть один должок. Когда все они пройдут, мы вернемся туда, откуда я появился. Там останется несколько человек. Монахи. Они уйдут последними, так как им нужно еще кое-что доделать… Они же не могут оставить тело непохороненным.
– Значит, там все-таки кого-то убили?
– Да. Тихо… еще один идет.
На этот раз прошли сразу двое. Один – высокий, в чалме. Его ястребиный нос четко выделялся на лице под светом звезд. Второй был приземистый. Он был завернут в шаль, которой даже голову накрыл, словно боясь ночного воздуха. Высокий шел, не пригибаясь и не оглядываясь украдкой по сторонам, как остальные. Он ни от кого не скрывался. Решительно ломал ветки, попадавшиеся под ноги, не боясь шума. Говорил он вполголоса, но его слова легко можно было разобрать:
– Собаки! Слуги дьявола! – яростно шипел он. – Обязательно им было вляпываться в такую грязь?! И только для того, чтобы подстраховаться на случай предательства! Теперь все мы можем поплатиться жизнью за участие в сегодняшней оргии!
– Тише, тише же! – жалостливым шепотком умолял его коротышка, то и дело оглядываясь назад через плечо. – Между прочим, что касается тебя, то считай, что ты уже сложил свою голову, Мулла Сахиб. Ангрезис не пожалеют тебя, ибо ты сегодня про них такое говорил!..
– За слова не вешают, – презрительно усмехнувшись, проговорил высокий. – Тщеславие этой нации делает англичан слепцами. Они не боятся таких разговоров. По своей глупости, очевидно. Но если они вдруг прознают об убийстве, за нами начнется охота, как за дикими шакалами. Они не успокоятся до тех пор, пока всех нас не перережут. Всех. Собаки! Слуги дьявола!..
Голоса высокого и коротышки затихли вдали. Оба участника тайной сходки исчезли во тьме.
– Это был Ахмед Улла, крупный землевладелец из Файзабада, – прошептал Нияз. – Он один из самых активных подстрекателей к мятежу против господ Компании. Его называют в народе муллой из Файзабада.
Наконец прошел человек, после которого в течение десяти минут никто больше не появлялся на тропинке.
– Тридцать семь, – сказал Нияз. – Я считал. На встрече было больше людей, но не все прошли мимо нас. Некоторые ушли по северной стороне оврага. Там тоже есть тропинка, которая ведет к развалинам.
Алекс осторожно поднялся из травы, замер и целую минуту, не шевелясь, прислушивался к ночной тишине. Вокруг все было вроде бы спокойно. Нияз тихо проговорил:
– Возвращаться в берлогу тигра через полчаса после того, как нам повезло каким-то чудом оттуда выбраться… Извини, но это глупо. Забудь свою месть и пойдем отсюда. Человека убили, так что же? У нас есть дела поважнее мести за одного убиенного.
– Это был ребенок, – сказал Алекс. – Англичанин.
– А, понятно… – протянул Нияз изменившимся голосом. – Тогда веди.
К развалинам можно было вернуться только той дорогой, какой Алекс шел раньше. Они, стараясь не поднимать шума, скатились по песчаному склону в овраг, замирая при каждом звуке упавшего камешка или осыпавшейся под ногами сухой земли. Дно оврага было окутано непроницаемой тьмой. Но у Нияза было зрение, как у кошки. Алекс не мог в этом сравниться со своим другом, но у него глаза были достаточно острые, чтобы не испытывать проблемы с темнотой.
Огромный, мощеный камнем двор был освещен тусклым светом звезд. Клочки высокой травы, шиповые кусты и карликовые деревца выглядели в сумерках похожими на залегших в засаде врагов. Впрочем, все было тихо, только изредка налетавший порыв ночного свежего ветерка колыхал траву.
Алекс и Нияз осторожно пробирались вперед, делая короткие перебежки от куста к кусту. Вскоре они добежали до пипул-дерева, возле которого находился вход в полуразрушенный дворец и вход в шахту.
Каменная плита, которая в обычное время скрывала шахту от любопытных глаз, все еще была приподнята вертикально и прижата к первой ступеньке узкой и крутой лестницы, уводившей вниз. Из глубин самой шахты исходил слабый свет и доносились голоса. Алекс по-пластунски переполз от пипул-дерева до входа в шахту. Он замер и стал прислушиваться.
Внизу как раз начал говорить какой-то рассерженный человек странно знакомым голосом:
– …Всех подвергли смертельной опасности!
– Зато теперь все друг с другом повязаны неразрывными, смертельными узами! – ответил ему другой, резко-истеричный голос. – Теперь, когда все несут ответственность за пролитую здесь кровь, никто не посмеет предать нас! Ты же сам все это придумал! Не волнуйся, теперь они все проглотят свои языки! Не понимаю только, чего ты беснуешься? Ведь это был твой план! Уловка! И какая замечательная уловка! Человек – существо ненадежное, но ты придумал, как укрепить его дух и не дать поддаться соблазнам. Это было целое представление. Чего стоит только зеленый огонь из твоих пальцев! А молитва, поднимающая дух? А бой барабана? Хорошее начало для всей нашей священной работы! И пойми, в такие минуты жертвоприношение – вещь обязательная! Просто необходимая!
– В жертву должны были принести козла! – рявкнул первый голос. – Если бы я знал, что вы тут задумали…
– Правильно, – прервал его второй голос. – «Белый козленок за Кали»! Ты сам придумал этот пароль. Мы сделали все так, – голос стал истерично повышаться, – чтобы эффект был удвоен! Зачем Матери Кали паршивая кровь полудохлого бакри[37]37
Козел.
[Закрыть], когда мы можем предложить ей кровь тысячи… нет, сотни тысяч ферингисов?! Этим жертвоприношением мы дали клятву исполнить то, что грядет. С помощью этого жертвоприношения мы изготовили священный знак! Да, нам нужен ребенок! Ребенок тех, кто погряз в грехе! Ребенок тех, кто пожирает мертвых животных, кто разрушает наши устои! Ребенок мужского пола! И это только начало! Ах, как бы я хотел, чтобы его горло олицетворяло собой горло всех детей, мужчин и женщин! С каким наслаждением я перерезал бы его! Одним единственным ударом!
Голос все повышался и повышался, пока не превратился в истеричное завывание.
– Я также жажду смерти захватчиков, – сказал первый голос. – Но убивать беззащитного ребенка в такой форме… Это грех перед Богом и людьми.
– Ты что, хочешь сказать, что предпочел бы сохранить жизнь тому змеенышу? Фу! Это глупо! Ведь ясно же, что если бы мы не прервали его существование сегодня, через десять-пятнадцать лет он без всякой жалости убил бы многих наших! Их нужно уничтожать, истреблять! Листву и ветви, корни и семя! Никого не щадить! Никого! Никого!
Алекс услышал, как говорящий затопал ногами по земле с такой силой и яростью, что по всей сводчатой комнате загуляло эхо. Наступила короткая пауза, после которой первый голос проговорил лаконично:
– Ладно, что сделано, уже не поправить. Но я тебе вот что скажу: если для крестьян нашего представления будет достаточно, то этого же нельзя сказать о сипаях. Нам нужно что-то такое, что глубже проникает в сердце, что не оставит равнодушным никого. Сипаи, например, уже готовы к выступлению, но им нужен первый толчок. Искра, которая способна была бы воспламенить их. Мы должны найти ее.
Алекс почувствовал, как Нияз взял его за руку и прошептал ему на ухо:
– Давай опустим камень. Не думаю, что им удастся поднять его изнутри. Они будут заживо похоронены и умрут медленно, как крысы!
Глаза Алекса поначалу загорелись, отражая свет звезд. Он порывисто поднялся на ноги, но тут же остановился и отрицательно покачал головой.
– Нет. Я думаю, им все-таки удастся найти выход. Я видел там внизу летучих мышей. Значит, у них есть какая-то своя мышиная дверь. А при большом желании в мышиную дверь сможет пролезть и человек. Подождем лучше. Они станут выходить один за другим, и мы…
Нияз кивнул и стал вынимать из ножен длинный нож. Вдруг он насторожился, рывком повернул голову назад и замер, словно пойнтер, почуявший зверя. Он с пару секунд внимательно прислушивался к ночным шорохам, а потом вдруг хрипло шепнул:
– Назад! Под дерево! Там кто-то идет!
Нияз и Алекс отбежали от входа в шахту и вновь укрылись среди толстых жгутов корней пипул-дерева.
Слух не обманул его. Со стороны густых джунглей, обступивших полуразрушенные стены дворца, кто-то явно приближался. Хрустнула опавшая ветка, зашелестела трава, и вскоре Алекс и Нияз услышали приглушенный звук шагов по камням двора. Двое показались из темноты со стороны туннеля, прошли под сенью пипул-дерева и остановились у входа в шахту. На фоне полутемного, тускло освещенного звездами каменного двора они казались всего лишь двумя силуэтами. В руках у них что-то было. Какое-то оружие. В неровном свете оно напоминало… напоминало топоры с короткими рукоятками… Из джунглей раздался крик козодоя. Спустя секунду с противоположной стороны леса ухнула сова. Один из подошедших проговорил тихо:
– Пилао и Тибоя! Оба подали свои голоса! Это хороший знак, хоть он и пришел очень поздно. И бхил[38]38
Могила, которую заранее готовят для жертвы.
[Закрыть] хорошо спрятана.
Этот человек опустил свое оружие лезвием вниз на камни двора, и раздался металлический лязг. Алекс и Нияз непроизвольно содрогнулись. Кроме того Алекс почувствовал страх, который исходил от Нияза. Его другом овладел ужас. Это было невероятно. До этой минуты Алекс считал Нияза бесстрашным бойцом. Но теперь он ясно чувствовал, что Ниязу страшно. Плечо его касалось плеча Алекса, и тому передавалась дрожь Нияза. На лбу Нияза выступил холодный пот. Он весь трясся от суеверного ужаса, подобного тому, который охватил Алекса час назад, когда он был на страшном сборище.
Человек, который сказал до этого о могиле, опустился на одно колено над входом в шахту и тихо позвал:
– Охе, такур! Все сделано.
Снизу ему ответили, и спустя минуту из шахты показалась голова поднимающегося человека. Пальцы Нияза непроизвольно свело судорогой, и руке Алекса стало больно. Из шахты один за другим вышли четыре человека. Слабый свет, исходивший снизу, отражался на рубинах одного из них, которые тот носил в ушах. Все стали о чем-то перешептываться, а тот, который был с рубиновыми серьгами, сердито проговорил:
– Уже поздно. До рассвета мне нужно проделать большой путь. Там внизу остались двое. Они выйдут и закроют шахту, а нам пора идти.
Это был голос человека, который истерично кричал о смерти пять минут назад там, внизу…
Один из них повернулся к шахте и крикнул вниз:
– Мы уходим. Когда закончите и выйдете, закройте вход.
Слабый свет из шахты на секунду ярко вспыхнул, как бывало, когда один из монахов во время сходки кидал на жаровню какой-то порошок. Эта вспышка хорошо осветила лицо человека, сказавшего последние слова. Нияз больно схватил Алекса за руку, а другой рукой принялся вытирать пот со лба.
Этим человеком был Кишан Прасад.
В следующую секунду вся группа повернулась и скрылась во тьме. Ночь снова была спокойна.
Двое людей, спрятавшихся в тени пипул-дерева, лежали неподвижно в течение, по меньшей мере, пяти минут, боясь пошевелиться.
– Значит, дядя моего отца говорил правду, – дрожащим шепотом проговорил наконец Нияз. – Они не все погибли!
– Кто?
– Те, кто несли топоры… Эти двое были лугаи[39]39
Ответственные за похороны жертвы убийства.
[Закрыть]… Копатели бхила, убийцы-гробовщики… Ты знаешь, как называются те топоры, которые были у них в руках? Кхуссе! Это их оружие. Они фансигеры! Разбойники-душители[40]40
Члены религиозной секты на севере Индии.
[Закрыть]! Последователи Бховани! Душители! – Голос Нияза утих, и Алексу было слышно, как стучат зубы у его друга. – Теперь я точно сознаю, что здесь затевается страшное Зло, раз в нем участвуют слуги ада, воскресшие из мертвых! Сорок лет назад за душителями устроил настоящую охоту Солиман Сахиб. Дядя моего отца помогал ему. И он сказал мне… – Голос Нияза дрожал от ужаса. – Пойдем отсюда! Быстро!
– Пожалуй, задержимся еще на пару минут, – прошептал Алекс. – Вернем должок оставшимся двум.
Он поднялся на ноги и вышел из тени пипул-дерева. Через пару секунд к нему присоединился Нияз. Они осторожно подобрались к камню шахты с разных сторон и стали прислушиваться к слабым звукам, доносившимся снизу. Через минуту съежившаяся луна закатилась за горизонт, и стало гораздо темнее. Со стороны равнины, которая начиналась по ту сторону джунглей, доносился скорбный вой шакала. Легкий ветерок шуршал в кустах, шелестел в кроне пипул-дерева и наполнял спокойную ночь еще сотней слабых, приглушенных звуков.
Наконец внизу потушили свет и на лестнице послышались чьи-то шаги. Спустя минуту из отверстия шахты показалась голова поднимающегося человека. Алекс подождал, пока покажутся и плечи, а затем перегнулся из-за камня и схватил человека за горло. Тот придушенно охнул и стал отчаянно сопротивляться, барабаня руками по воздуху. Его голые пятки отбивали дробь на крутых ступеньках лестницы шахты. Напрягши силы, Алекс одним мощным рывком выдернул монаха из отверстия шахты, словно тот весил не больше мешка с овощами.
– Что там такое? Ты упал, что ли? – спросил голос снизу.
Через пару секунд из шахты показалась голова второго монаха. Длинные, стальные пальцы Нияза тут же сомкнулись на его горле и дернули монаха вверх. Тот перевалился через край шахты на камни двора и ударился головой о булыжник. Звук был такой, словно разбилось яйцо. С него было достаточно.
– По крайней мере, этот уже никому не перережет глотку, – тяжело дыша, проговорил Нияз. – А как твой?
– Готов, – проговорил Алекс и отпустил своего врага, который, обмякнув, свалился ему под ноги.
Руки Алекса были липкими от крови, хлынувшей изо рта и ноздрей монаха. Он наклонился и вытер руки о робу убитого.
– Что теперь? – спросил Нияз.
– Скинем их вниз. Если кто-то придет сюда их искать, ему не придется долго аукать их.
Они общими усилиями свалили трупы обратно в шахту, а потом подступились к каменной плите, которая должна была закрыть отверстие. Они не знали, каков механизм действия этой плиты, а времени на то, чтобы отгадывать загадки, у них не было. Они надавили плечами и нажали изо всех сил. Когда казалось уже, что все это бесполезно, каменная плита вдруг рухнула и закрыла собой шахту. Шум взорвал тишину, словно пушечный выстрел на тихой поляне, и пробудил многоголосое эхо, загулявшее в полуразрушенных стенах крепости.
– Быстрее, черт! – шепнул Нияз. – Вдруг они услышали и вернутся?!
Они бросились бежать через широкий старый двор и вскоре окунулись во тьму оврага. Через несколько минут они уже достигли края пастбища и опушки леса, где Алекс оставил лошадей.
– Куда теперь? – шепотом спросил Нияз, лихо вскочив на беспокойного жеребца, что никак не вязалось с его еще недавним образом Джату, продавца игрушек. – Вместе мы не можем.
– Я прямиком еду в Лунджор. Через Пари.
– Было бы лучше поехать по дороге, которая пролегает к югу от Гунги, – сказал Нияз. – Там, по крайней мере, очень мала вероятность встречи с «соотечественниками»-патанцами. Да и потом показываться тебе на дорогах Оуда… совсем небезопасно.
– Сейчас везде небезопасно, – мрачно возразил Алекс.
– Это верно. Давай поторапливаться, потому что уже через час станет светать. О, как бы я хотел сейчас сидеть на моей верной кобылке, а не на этом гремучем мешке с костями!
К первому лучу утреннего света они выбрались лишь за десять миль от Канвая, так как дороги были очень плохие, а с заходом луны стало совсем темно и поэтому пришлось пустить лошадей шагом. Когда стало светать и первый утренний туман розово-шафранового оттенка сменил серебристо-серый ночной, когда по всей равнине расползся низкий дым от костров на коровьих «лепешках», которые жгли в деревнях, Нияз покинул своего друга, и Алекс поехал по открытой местности дальше один. С урожайных полей доносился крик павлинов, а капельки росы искрились бриллиантовым светом на каждой травинке и каждом опавшем листе в первых лучах утреннего солнца.
От Канвая до Лунджора было не больше сотни миль – расстояние, которое ворона пролетает легко и без отдыха. Поначалу он думал, что сможет покрыть эти мили до следующих сумерек, но потом понял, что лошади, хочешь не хочешь, а придется дать отдых. При необходимости Алекс мог спокойно вздремнуть в седле, но он понимал, что просто обязан сделать днем где-нибудь остановку. Ради лошади. Мысль о привале была ему ненавистна, так как инстинкт подсказывал ему, что он должен удалиться как можно дальше от Канвая и тех развалин, если хоть немного дорожит своей жизнью. Он чувствовал, что не пройдет и часа-двух, как за Шередилом из Усафзая будет снаряжена нешуточная погоня. Факельщик, конечно же, вспомнит патанца, который показывал ему в качестве пропуска перстень Кишана Прасада.
Алекс опустил глаза на свою руку, бросил на минуту поводья, сорвал с пальца кольцо в минутном припадке ненависти и далеко зашвырнул его в придорожные заросли травы.
Человек, который протестовал против убийства там, в сводчатой комнате, был Кишаном Прасадом, в этом Алекс был уверен. Он узнал голос. Конечно, главная ответственность за это злодейство ложится на двух монахов и человека с рубиновыми серьгами. Но Кишан Прасад организовал это дикое сборище, и поэтому на нем лежала прямая вина за все, что там произошло. Он вполне заслужил виселицы за то мероприятие, в котором принял активнейшее участие минувшей ночью.
Алекс оглядывался сейчас на прошлое и не мог понять, почему он не дал этому человеку тогда умереть? Он умер бы, если бы в Алексе не проснулось на минуту что-то абсурдное, необъяснимое, связанное, видимо, с происхождением и воспитанием… И он спас Кишану жизнь. А всего несколько часов назад Алекс безо всяких колебаний убил монаха, и его высохшая кровь до сих пор была на его руках, под ногтями и на одежде… А ведь тот монах был в тысячу раз менее опасен, чем спасенный Алексом Кишан Прасад! Значит, минутная ярость, а вовсе не здравый рассудок, является подлинным мотивом убийства?
Алекс опустил глаза на свои запачканные руки и поморщился. Восстания не должно быть! Его необходимо предотвратить любой ценой, во что бы то ни стало! Ведь если оно случится, если вспышка насилия, которую он наблюдал всего пару часов и кровавый туман которой до сих пор застилал ему глаза, вырвется наружу, – накроет собой всю страну и это может иметь следствием ответную, непредсказуемую реакцию англичан. Узнав об убийстве ребенка, англичане вознегодуют, но если начнется полномасштабное восстание, они потеряют разум и в припадке ярости могут подавить вооруженный мятеж страшными средствами, не щадя ни правых, ни виноватых! Алекс чувствовал это на собственном примере. Ведь он, который не дал Кишану Прасаду умереть, несколько часов назад охваченный бешенством и ничего не соображая, голыми руками задушил монаха… Он мстил ему за смерть белого ребенка, и чувство мести затмило разум. Алекс понимал, что если страх и ненависть, которые разжигаются в народе такими людьми, как Кишан Прасад, выльются в мятеж, сотни и сотни белых детей умрут смертью, которая будет еще хуже!
«Этого не должно произойти, – отчаянно молился про себя Алекс. – Если это случится, то ненависть и недоверие останутся в потомках, и в один день…
Кобыла под ним взбрыкнула и дернулась в сторону, когда почти под самыми ее копытами дорогу перебежал заяц. Это вывело Алекса из состояния задумчивости и заставило подумать о проблемах, которые в данную минуту были более насущными.
Вскоре после полудня он напоил лошадь, спутал ей ноги и оставил пастись в сотне ярдов от опушки леса. Сам он прилег на землю и заснул.
Спустя час в этом месте дороги как раз проезжал Нияз вместе с несколькими вооруженными людьми, с которыми он познакомился в пути. Он заметил, что следы кобылы Алекса внезапно оборвались на пыльной дороге, и понял, что Алекс свернул в сторону, чтобы дать своей кляче отдых. Это хорошо. Днем ему ехать было бы опасно. Ночью же как-то спокойнее…
