Текст книги "Взгляд в темноте"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

«Я очень расстроился из-за работы, но понимал, что мистеру Тимберли нужен помощник, который может работать больше. А игра в школьной команде помогла бы мне поступить в колледж и, может, даже выиграть стипендию. Поэтому работать дольше я не мог. Миссис Петерсон услышала мистера Тимберли. Сказала, что ей очень жаль, и поблагодарила за то, что я всегда помогаю ей донести сумки до машины. Спросила, какую работу я хотел бы получить. Я ответил, что летом красил дома. Мы уже шли к машине. Она сказала, что они только переехали и многое нужно покрасить… и внутри, и снаружи… предложила пойти и смотреть на дом. Я положил покупки в багажник сказал, что мне выпал счастливый день, как мама всегда говорит: неудача может обернуться удачей. Мы пошутили, потому что она сказала, что у нее тоже удачный день: в багажнике нашлось место для всех покупок. И добавила, что не любит закупать продукты, поэтому покупает так много сразу. Было четыре часа. Потом…»

Стив перестал читать. Удачный день Нины. Удачный день! Он оттолкнул стенограмму.

Зазвонил телефон. Они с Хью подскочили, бросился на кухню. Хью побежал к параллельному аппарату в кабинете.

– Стив Петерсон. – Пусть это будет хорошая новость… пожалуйста.

– Мистер Петерсон, это отец Кеннеди из церкви Святой Моники. Боюсь, что произошло нечто весьма странное…

Горло сжалось в комок.

– Что именно, падре?

– Двадцать минут назад, когда я поднялся на алтарь, чтобы начать вечернюю мессу, то нашел под дверью маленький пакет. Позвольте мне прочесть, что на нем написано: «Немедленно доставьте Стиву Петерсону. Вопрос жизни и смерти», и ваш телефон. Это что, какая-то шутка?

Руки сразу вспотели, и Стив услышал собственный хриплый голос:

– Нет… это не шутка. Это может быть важно. Сейчас приеду за пакетом, падре. И, пожалуйста, не говорите никому об этом.

– Конечно, мистер Петерсон, я подожду вас у себя дома.

Когда спустя полчаса Стив вернулся, Хью ждал его с магнитофоном наготове. В мрачном молчании они включили запись.

Раздался приглушенный хрип, потом голос Шэрон. Стив побледнел, и Хью схватил его за руку. Сообщение. Она повторяет сообщение, которое похититель дал ей. В чем она была не права? За что он должен ее прощать? Она так неожиданно замолчала. Как будто ее оборвали. Нил… Вот что это за хрипы. Нил задыхается в приступе астмы… Стив слушал запинающийся голос сына. Шэрон заботится о нем. Зачем он упомянул о матери? Почему сейчас?

Стив сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, прижал их к губам, пытаясь сдержать рыдания, сотрясавшие грудь.

– Вот и все. – Хью протянул руку к магнитофону. – Мы прослушаем запись еще раз.

Но не успел он нажать на «стоп», как зазвучал ей один голос. Мягкий, ласковый, мелодичный, приглашающий войти. «Как хорошо, что вы пришли. Заходите, заходите».

Стив вскочил. На него страшно было смотреть.

– Что это? – закричал Хью. – Кто это?

– О боже… Боже! Это моя жена… это Нина!

30

Хэнк Ламонт припарковал машину перед баром «Мельница» на Фэйрфилд-авеню в Карли. Снегопад снова усилился, резкие порывы ветра швыряли хлопья в лобовое стекло. Сощурив большие голубые глаза Хэнк вгляделся в плохо освещенный зал. Там было почти пусто. Наверное, из-за непогоды люди сидят по домам, но это даже к лучшему. Проще будет поговорить, с барменом. При условии, что тот любитель почесать языком.

Он вылез из машины. Боже, ну и холодина. Что за мерзкая погода. Трудно будет следить за машиной Петерсона. Автомобилей на дороге мало, и поэтому каждый бросается в глаза.

Хэнк толкнул дверь и вошел в бар. Теплый воздух обволакивал, а ноздри защекотал приятный запах пива и еды. Моргая, чтобы разлепить ресницы от снега он взглянул на стойку. Всего четыре посетителя. Он не спеша подошел к бару, взгромоздился на табурет и заказал пиво.

Потягивая пиво, Хэнк приглядывался к посетителям. Двое смотрели хоккей по телевизору. Хорошо одетый мужчина, с виду преуспевающий бизнесмен, перехватил его взгляд.

– Согласитесь, сэр, разумный человек не поедет за десять миль в такую погоду, гораздо проще вызвать такси, – начал он.

– Вы абсолютно правы, мистер, – горячо поддержал его Хэнк. – Я только что из Петерборо и точно могу сказать: дороги действительно никуда не годятся.

Он глотнул пива. Бармен вытирал стаканы.

– Вы из Петерборо? Я вас там не встречал, верно?

– Да. Я просто проезжал мимо, захотел передохнуть и вспомнил про старого приятеля, Билла Люфтса, он тут часто бывает в это время.

– Да, Билл здесь почти каждый вечер, – согласился бармен. – Но вам не повезло. Вчера он не приходил, потому что водил жену в кино и ресторан

в честь их годовщины. Мы думали, что он ее отвезет и заскочит пропустить стаканчик на ночь, но он так и не появился. Просто удивительно, что его опять нет, видимо, она ему закатила скандал. А если так, мы об этом узнаем, верно, Арти?

Другой одинокий посетитель поднял голову кружки.

– В одно ухо влетает, в другое вылетает. Кому нужна эта трепотня?

Хэнк засмеялся:

– Зачем тогда нужен бар, если не выпускать здесь пары?

Один из любителей хоккея выключил телевизор.

– Никудышная игра, – заметил он.

– Дерьмо, – согласился другой.

– Тут вот приятель Билла Люфтса, – бармен кивнул на Хэнка.

– Пит Лернер, – солгал Хэнк.

– Джо Рейнолдс, – сообщил толстяк. – Чем занимаешься, Пит?

– Поставками водопроводного оборудования в Нью-Хэмпшире. Еду в Нью-Йорк за образцами. Как насчет пива? Я угощаю.

Прошел час. Хью узнал, что Лес и Джо торгуют в магазине низких цен на 7-й федеральной трассе. Арти чинит машины. Лысый менеджер, Алан Крёгер, работает в рекламном агентстве.

Многих завсегдатаев не было из-за погоды. Например, Билла Финелли, да и Дона Браннигана. Чарли Пинчер обычно заскакивал, но они с женой заняты в группе самодеятельного театра, наверно, репетируют новую пьесу.

Прибыло такси Крёгера. Лес подвозил Джо. Они попросили счет. Арти поднялся. Бармен отмахнулся от его денег.

– За мой счет, – сказал он. – Мы будем по тебе скучать.

– Точно, – вставил Лес. – Удачи, Арти. Дай знать, как устроишься.

– Спасибо. Если дело не пойдет, я вернусь и начну работать у Шоу. Он меня все зазывал ездить с ним. Почему бы и нет? Он знает хорошего механика, – согласился Лес.

– А куда едете? – поинтересовался Хэнк.

– На Род-Айленд… В Провиденс.

– Жаль, что не успел попрощаться с Биллом, – заметил Джо.

Арти цинично рассмеялся.

– Род-Айленд – не Аризона. Я вернусь. Ну, пора спать. Хочу завтра двинуться пораньше.

Алан Крёгер неопределенно махнул в сторону двери.

– Аризона, – протянул он, – дом Пестрой пустыни[7]7
  Пестрая пустыня – одна из достопримечательностей штата Аризона, пустыня, известная цветущими кактусами


[Закрыть].

Четверо мужчин вышли одновременно, запустив в бар поток холодного воздуха.

Хэнк проводил Арти долгим изучающим взглядом.

– Что, этот Арти – хороший приятель Билла Люфтса?

Бармен покачал головой:

– Нет. Любой, у кого нормальный слух, становится приятелем Билла, когда тот пропустит пару стаканов виски. Вы-то должны знать. Ребята уже поняли в

чем дело: дома жена Билла целыми днями капает ему на мозги, вечером он приходит сюда и капает на мозги всем подряд.

– Ясно. – Хэнк подтолкнул бармену стакан. – Сам-то выпей.

– Не откажусь. Когда народу много, я не пью, но тут шаром покати. Гнусная сегодня ночка. Прям мурашки по коже. Наверно, у всех так. Этот парень Томпсон… Его мать живет в двух кварталах от меня.

Хэнк сощурился.

– Вот что случается, когда ходишь и убиваешь людей, – закинул он пробный шар.

Бармен покачал головой:

– Мы не верим, что этот парнишка кого-то убил. Конечно, один раз он уже срывался, так что все может быть. Говорят, что самые страшные убийцы – с виду обычные люди.

– Я тоже это слышал.

– Знаешь, Билл и его хозяйка живут в том доме, где убили женщину… доме Петерсона.

– Да, я знаю.

– Они это тяжело пережили. Дора Люфтс уже много лет работает на Петерсонов. Билл говорит, что малыш сам как призрак, плачет все время, до сих пор его мучают кошмары.

– Тяжело, – согласился Хэнк.

– Билл со своей хозяйкой хотят переехать во Флориду. А пока здесь околачиваются, все ждут, когда отец мальчика снова женится. Он встречается с какой-то журналисткой, Билл говорит, что красивая. Вчера вечером приезжала к ним.

– Правда?

– Да. Малыш к ней не очень, боится, что ему хотят мать заменить. Дети все так.

– Наверно.

– Отец – редактор в «Событиях», знаешь, новый журнал, года два ему. Кажется, он в него немало вбухал. Как вторая закладная на дом. Но сейчас дела у него пошли хорошо. Ну, пора закрываться. Вряд ли он сегодня появится. Еще выпьешь?

Хэнк подумал. Ему нужна информация. Нельзя терять время. Он поставил стакан, достал бумажник и показал жетон.

ФБР.

Через час Хэнк вернулся в дом Петерсонов. Посоветовавшись с Хью, позвонил в офис ФБР на Манхэттене. Тщательно закрыл дверь кабинета и тихо заговорил в трубку:

– Хью оказался прав. Билл Люфтс болтун. За две недели все в баре «Мельница» знали, что вчера вечером они с миссис Люфтс собирались уходить из дома, что у Петерсона допоздна собрание и приезжает Шэрон Мартин. Бармен дал мне список десяти завсегдатаев, которые всегда общаются с Биллом. Некоторые были сегодня в баре. На вид все нормальные. Можно, однако, проверить некоего Чарли Пинчера, они с женой играют в любительских спектаклях, может умеют подделывать голоса, даже если слышали их года два назад. Есть еще Арти Таггерт, который завтра уезжает на Род-Айленд. Выглядит безобидным. Два торговца, Лес Уоткинс и Джо Рейнолдс… не стал бы тратить на них время. Вот остальные имена…

Зачитав свой список, Хэнк добавил:

– И еще. Меньше месяца назад Билл Люфтс всему бару рассказал о трастовом фонде Нила – подслушал разговор Петерсона с его бухгалтером. Так что все в баре и еще бог знает где об этом осведомлены. Хорошо. Займусь кассетой. С Джимом Оуэнсом связались?

Он повесил трубку, задумчиво прошелся по гостиной. Хью Тейлор и Стив тихо беседовали. Стив надевал пальто. Было почти двенадцать, и он собирался на встречу с Фоксом.

31

Лалли так расстроилась из-за вторжения в ее комнату, что, встретив Рози, все ей выложила и тут же об этом пожалела.

– Там для меня особенное место, – сбивчиво закончила она. И что теперь делать, если Рози захочет жить там с нею? Она не может этого позволить. Просто не может.

Но беспокоилась она напрасно.

– Ты ночевала в Синг-Синге? – недоверчиво переспросила Рози. – Меня туда и палкой не загонишь. Ты же знаешь, как я ненавижу кошек.

Конечно. Как она не подумала. Рози боится кошек, перейдет на другую сторону улицы, лишь бы не столкнуться с кошкой.

– Ну, ты же меня знаешь. Я их обожаю. Бедняжки так голодают. Сейчас по тоннелю просто тучами шмыгают, – сгустила краски Лалли. Рози передернулась. – Так что эти двое там устроились. Но я хочу спугнуть женщину, когда он уйдет.

Рози задумалась.

– А что, если ты ошибешься? – предположила она – И он окажется там? Сама же говоришь, что выглядит он странно.

– Хуже. А ты не поможешь мне следить за ним?

Рози любила интриги. Она широко улыбнулась, показывая сломанные желтые зубы:

– Само собой.

Они допили кофе, аккуратно сложили остатки пончиков в пакеты и двинулись на нижний ярус.

– Можем долго прождать, – беспокоилась Лалли.

– Это неважно, только вот сегодня дежурит Олендорф.

Он был одним из самых строгих охранников. Не считал, что аборигенам можно слоняться по вокзалу, поэтому всегда гонял их и следил, чтобы они не попрошайничали и не мусорили.

Немного нервничая, женщины заняли пост у витрины «Открытой книги». Время шло. Они ждали терпеливо, почти не двигаясь. Лалли придумала историю на случай, если Олендорф подойдет к ним. Якобы в Нью-Йорк приезжает ее подруга и они договорились встретиться именно здесь.

Но охранник не обратил на них внимания. У Лалли дрожали руки и ноги. Она уже собиралась предложить Рози бросить дежурство, когда среди пассажиров, поднимающихся от платформы Маунт-Вернон, заметила темноволосого типа с одеревенелой походкой.

Лалли схватила Рози за руку.

– Вот он! – воскликнула она. – Видишь, идет к лестнице, в коричневом пальто и зеленых брюках.

Рози прищурилась.

– Да, вижу.

– Сейчас я могу спуститься, – обрадовалась Лалли.

Рози засомневалась.

– Я бы не рискнула, пока Олендорф на посту. Он только что на нас смотрел.

Но Лалли нелегко было переубедить. Она дождалась, когда Олендорф ушел на обед, и скользнула вниз, к платформе. Началась посадка в поезд на десять минут первого, так что она не слишком привлекала внимание. Перешла на другую сторону пути и заспешила вниз по пандусу, так быстро, насколько позволяли ее артритные колени. Чувствовала она себя неважно. Боль переместилась на спину и подошвы. Да и все тело сильно ломило. Она не могла дождаться, когда ляжет на кровать и отдохнет. Девчонку она выгонит за пару минут.

«Мисси, – скажет она, – копы не дураки. Они уже собираются арестовать тебя. Шагай отсюда и предупреди своего дружка».

Вот и все.

Лалли прошла мимо генератора, обогнула сточные трубы. В глубине неподвижно темнел тоннель.

Она посмотрела на дверь и счастливо улыбнулась. Еще восемь шаркающих шагов – и она у лестницы. Повесив пакет на одну руку, Лалли порылась в кармане в поисках ключа. Другой рукой она схватилась за поручень и начала взбираться по крутым ступенькам.

– И куда это ты собралась, Лалли? – раздался резкий голос.

Она испуганно вскрикнула и чуть не свалилась назад. С трудом, восстановив равновесие, медленно обернулась и увидела грозную фигуру охранника Олендорфа. Значит, он за ней следил, как Рози и предупреждала, – просто притворился, что идет на ланч, и заманил ее в ловушку. Она быстро сунула ключ в пакет. Успел ли он заметить?

– Я спросил, куда ты идешь, Лалли?

Рядом гудели генераторы. Где-то над головой свистел поезд, подъезжающий к платформе. Лалли продолжала беспомощно молчать.

Из темного угла неожиданно донеслось шипение и сердитый вой, и Лалли осенило.

– Кошки! – Дрожащей рукой она указала на тощих тварей. – Они голодают! Я просто принесла им еду. Как раз собиралась ее достать. – Она быстро залезла в сумку и вынула смятую салфетку с кусочками пончика.

Охранник с отвращением посмотрел на жирную салфетку, но заговорил менее враждебно:

– Мне их тоже жаль, но тебе тут делать нечего. Брось им корм и уходи. – Он поднял глаза и задержал взгляд на двери ее комнаты. Сердце Лалли бешено заколотилось. Она наклонилась к кошкам, бросила им жалкие объедки, понаблюдала, как они за них дерутся.

– Видите, какие они голодные, – примирительно сказала она. – У вас дома есть кошки, мистер Олендорф? – Женщина двинулась к выходу, желая, чтобы охранник пошел за ней. Что, если он откроет дверь своим ключом и проверит ее комнату? Если он найдет там девушку, они наверняка сменят замок, Может, даже купят навесной.

Он постоял, пожал плечами и двинулся за ней.

– Раньше были, но моя жена охладела к кошкам с тех пор, как мы потеряли одну, по которой она с ума сходила.

Благополучно вернувшись в зал ожидания, Лалли заметила, что сердце по-прежнему бешено колотиться. Ну что ж. Теперь она ни за что не пойдет туда до полуночи, а в полночь Олендорф отравится домой. Благодаря удачу и кошек, затеявших драку, она наклонилась над урной и достала выброшенный выпуск «Пипл» и смятый первый раздел «Виллидж Войс».

32

Нил понял, что Шэрон ударили. Он не поверил, что она упала сама. Этот человек ее толкнул. Нилу хотелось поговорить с ней, но повязка была слишком тугая. Гораздо туже, чем раньше. Ему хотелось сказать Шэрон, какая она храбрая, что решилась бороться с этим человеком. Он сам слишком испугался, чтобы драться с ним, когда тот душил маму. Но даже Шэрон не настолько сильная, чтобы его одолеть, хотя они почти одного роста.

Шэрон говорила, что собирается вытащить у него пистолет. И объяснила: «Не бойся, когда я скажу, что брошу тебя. Я тебя не брошу. Но если я добуду пистолет, мы сможем заставить его выпустить нас отсюда. Мы оба ошибались, и только мы можем спасти Рональда Томпсона».

У нее был смешной сдавленный голос, да и у него такой же, но ему как-то удалось рассказать ей о том, как Сэнди сказал, что он должен был помочь маме, как ему все время снится тот день и как дети спрашивали его, хочет ли он, чтобы Рональда Томпсона поджарили.

Хотя говорить через тряпку было тяжело, когда он выговорился, стало легче дышать. Он понимал, что имела в виду Шэрон. Рональда Томпсона собираются убить за маму, а он ее не убивал. А Нил сказал, что убил. Он не лгал. Об этом он пытался сказать папе в своем послании.

Сейчас надо осторожно и медленно дышать через нос, не бояться и не плакать, иначе он начнет задыхаться.

Было так холодно, руки и ноги так сильно болели. Но боль внутри утихла. Шэрон придумает, как им выбраться отсюда, чтобы рассказать о Рональде. Или папа придет и заберет их. Нил в этом не сомневался.

На щеке он чувствовал дыхание Шэрон. Его голова лежала у нее под подбородком. Иногда она издавала какой-то странный звук, как будто ей больно. Но лежать, прижавшись к ней, было спокойнее. Как в детстве, когда он просыпался среди ночи от страшного сна и шел в кровать к маме и папе. Мама крепко прижимала его к себе, сонно говорила «перестань ерзать», и он снова засыпал, прильнув к ней.

Шэрон и папа позаботятся о нем. Нил еще теснее прижался к Шэрон. Хотелось сказать, чтобы она о нем не беспокоилась. Он будет глубоко и медленно дышать через нос. Руки так болят… Но он решительно отогнал эту мысль. Надо думать о приятном… о комнате на верхнем этаже и лионелевских поездах, которые подарит ему Шэрон.

33

– Ради бога, дорогая, уже почти полночь. Хватит, – беспомощно упрашивал Роджер. Но Гленда качала головой. От встревоженного взгляда Роджера не укрылось, что пузырек с нитроглицерином почти опустел. Утром он был полным.

– Нет. Я его узнаю. Я уверена. Роджер… давай вот что попробуем. Я расскажу тебе все, что делала за последний месяц. Я вспоминала день за днем, но все-таки что-то упустила. Может, если я расскажу это тебе…

Он знал, что протестовать бесполезно. Придвинул к кровати стул и приготовился сосредоточенно слушать. Голова раскалывалась. Приходил врач и рассердился, оттого что Гленда так себя расстраивает. Конечно, они не могли ему объяснить, что ее так взволновало.

Врач хотел сделать ей сильный укол, но Роджер знал, что она бы его за это не простила. Сейчас, глядя на ее пепельную бледность и фиолетово-синие губы, он вспоминал день, когда с ней случился приступ. «…Мы делаем все, что в наших силах, мистер Перрис… ничего не можем обещать… может быть, стоит послать за вашими сыновьями…»

Но она выкарабкалась. «Господи, если она знает, дай ей вспомнить, – молился Роджер. – Дай мне помочь ей вспомнить. Если Нил и Шэрон умрут, а Гленда вспомнит, и будет чувствовать, что могла спасти их, это ее убьет».

Каково сейчас Стиву? Скоро ему придется ехать в Нью-Йорк с выкупом.

И где сейчас мать Рональда Томпсона? О чем она думает? Знакома ли ей эта бессильная мука? Конечно, знакома.

А что с Шэрон и Нилом? Может, их пугают и мучают. Живы ли они или уже слишком поздно?

И Рональд Томпсон… На суде Роджер думал только о том, как он похож на Чипа и Дуга. Его сыновья учились на втором курсе в колледже, Чип – в Гарварде, Дуг – в Университете Мичигана. Там и должны быть девятнадцатилетние… в колледже, а не в камере смертников.

– Роджер, – голос Гленды прозвучал неожиданно твердо. – Может, распишешь каждый день по часам… девять часов, десять… что-то вроде того, и это поможет найти упущенное. На моем столе лежит блокнот.

Он подошел к столу и взял блокнот.

– Так, – сказала она. – Я хорошо помню вчерашний день и воскресенье, так что не будем тратить на них время. Начнем с прошлой субботы…

34

– Вопросов нет, мистер Петерсон? Вы уверены, что все поняли? – Хью и Стив стояли в холле. Стив сжимал в руке чемодан с выкупом.

– Думаю, да, – Стив говорил ровным, почти монотонным голосом. В какую-то минуту усталость отступила, а оцепенение приглушило боль и тревогу. Появилась способность думать ясно, почти отстраненно. Словно он стоял на высоком холме и наблюдал за драмой, в которой был и зрителем, и участником.

– Хорошо. Повторите. – Хью узнавал эти симптомы. Петерсон на грани эмоционального срыва. Само собой, он уже в шоке. А имитация голоса жены стала последней каплей. Бедный парень настаивает, что это она. Какая дешевая и неуклюжая попытка связать похищение со смертью Нины Петерсон. Хью заметил и еще кое-что: просьбу Шэрон простить ее… слова Нила: «Шэрон заботится обо мне». Не было ли это намеком на розыгрыш?

Или нет?

Вероятно, Джим Оуэнс поможет. Они нашли его, и он встречается с Хью в нью-йоркском офисе.

– Я еду к телефонной будке на 59-й улице, – заговорил Стив. – Если приеду рано, то жду в машине до двух часов, потом выхожу и стою у телефона. Возможно, меня направят к другому автомату. Я поеду туда. Нужно надеяться, что там я встречусь с похитителем и отдам ему чемодан. Расставшись с ним, я двинусь в штаб-квартиру ФБР на углу 69-й улицы и Третьей авеню. Вы будете ждать там, чтобы вынуть из машины камеры и проявить пленку.

– Все верно. Мы следим за вами на расстоянии. Таймер у вас в машине держит нас в курсе ваших перемещений. Один из наших людей будет сопровождать вас на автостраде, чтобы вас не остановили и не задержали. Мистер Петерсон… – Хью протянул руку. – Удачи.

– Удачи? – Стив повторил это слово с удивлением, словно слышал впервые. – Я думал не столько об удаче, сколько о старинном вексфордском проклятии. Вы о нем случайно не знаете?

– Кажется, нет.

– Я не все помню, но что-то вроде: «Пусть лиса вселится в твой дом. Пусть выгорят твои глаза, чтобы ты никогда не увидел тех, кого любишь. Пусть твоим сладчайшим напитком будет горчайшая чаша горя…» Оно гораздо длиннее, но идея понятна. Точно подходит, правда?

Не дожидаясь ответа, Стив ушел. Хью смотрел, как его «Меркурий» отъезжает от дома и поворачивает налево. Пусть лиса вселится в твой дом. Господи, помоги Петерсону. Тряхнув головой, чтобы отогнать ощущение неминуемой беды, Хью взял пальто. У дома не стояло ни одной машины ФБР. Вместе с другими агентами он выскользнул через черный ход и пересек два акра леса у дома Стива. Свои машины они припарковали на узкой дороге, где были уложены сточные трубы. Так их не было видно с улицы.

Может, Джиму Оуэнсу удастся что-то извлечь из этой кассеты. Агент на пенсии, двадцать лет назад ослепший от глаукомы, развил слух до такой остроты, что мог с невероятной точностью различать фоновые шумы на записи. ФБР все время привлекало его к работе с такого рода уликами. Потом они, конечно, отдадут кассету на обычные лабораторные тесты, но на это уйдет неделя, а то и больше.

Не говоря зачем, Хью расспросил Стива о происхождении Нины: она родом с Мейн-лейн в Филадельфии, четвертое поколение. Училась в швейцарском пансионе и колледже Брин-Мор. Ее родители проводят большую часть времени в своем доме в Монте-Карло. Хью вспомнил, что видел их на похоронах Нины. Они прилетели только на службу и погребение, со Стивом едва разговаривали… высокомерные зануды.

Но для Оуэнса этой информации будет достаточно, чтобы определить, действительно ли это голос Нины или подражание. Хью почти не сомневался в результате.

Меррит-парквей посыпали песком, и, несмотря на падающий снег, ехать казалось гораздо легче, чем Стив ожидал. Он боялся, что похититель отменит встречу из-за гололеда. Сейчас он был уверен, что встретиться им удастся.

Зачем Хью спрашивал его о происхождении Нины? Причем удовлетворился несколькими основными фактами. «В какой колледж ходила ваша жена? Где она выросла?».

«Она училась в Брин-Море». Там они и познакомились на старших курсах. Он учился в Принстоне. Любовь с первого взгляда. Банально, но правда.

«Уже четвертое поколение их семьи живет на Мейн-лейн». Родственники пришли в ярость, когда узнали о нем. Нина должна была выйти замуж за человека «своего круга», как они выразились. За человека из хорошей семьи, с деньгами и подходящим происхождением. А не за бедного студента, который подрабатывает официантом в гостинице «Нассо», чтобы дотянуть до стипендии, и окончил школу Христофора Колумба в Бронксе.

Когда они с Ниной стали встречаться, родители стояли стеной. Стив спрашивал Нину: «И как только тебе удалось оказаться их дочерью?» Она была такой веселой, яркой, легкой. Они поженились сразу после окончания колледжа. А потом он пошел в армию и его отправили во Вьетнам. Два года они не виделись. Наконец ему дали отпуск, и она приехала к нему на Гавайи. Какая же она была красивая, когда сбежала по трапу и бросилась ему в объятия.

После демобилизации он поехал в Колумбию, получать магистерскую степень по журналистике. Потом получил работу в «Тайм», они переехали в Коннектикут, и Нина забеременела Нилом.

К рождению Нила он купил ей «Фольксваген Карманн-Гиа и преподнес так, будто это „Роллс-Ройс“. Который, конечно же, подарил ее отец. Машину Нины он продал через неделю после похорон. Невозможно было видеть ее в гараже, припаркованную рядом с его „Меркурием“. В тот вечер, когда он приехал домой и нашел ее мертвой, то подошел к машине, надеясь вопреки здравому смыслу. „Твое легкомыслие тебя убьет!“ Но на переднем колесе снова стояла радиальная ось, а лысая покрышка лежала в багажнике. Она сменила ее в тот же день, значит, всерьез восприняла его раздражение.

«Нина, Нина, прости меня».

Шэрон. Она вернула его к жизни. Благодаря ей оцепенение и боль растаяли, как лед в оттепель. В эти шесть месяцев ему было так хорошо. Он начал верить, что ему дали второй шанс на счастье.

Сейчас ему тридцать четыре, а не двадцать два. Он не влюбился в первую же встречу.

Или влюбился?

Их первая встреча на шоу «Сегодня»… После окончания они вместе вышли из студии, а потом долго стояли перед зданием и разговаривали. После смерти Нины его даже мельком не заинтересовала ни одна женщина, но в то утро ему не хотелось отпускать Шэрон. Он торопился на собрание и не мог пригласить ее на завтрак. В конце концов у него вырвалось: «Послушайте, сейчас я тороплюсь, но, может быть, поужинаем сегодня вечером?»

Шэрон сразу согласилась, как будто ждала приглашения. День тянулся невыносимо долго, но наконец он подошел к ее квартире и позвонил в дверь. В тот раз их спор о смертной казни был скорее идеологическим, чем личным. Только когда Шэрон поняла, что не сможет спасти Рональда Томпсона, она изменила к нему отношение.

Он уже на Кросс-Каунти-парквей. Руки действовали независимо от сознания, он автоматически поворачивал, куда надо.

Шэрон. Так хорошо было снова поговорить с кем-то за ужином, за вечерним коктейлем. Она понимала сложности создания нового журнала, борьбу за рекламодателей и читателей. Подходящие темы для интимной беседы, шутил он.

Он оставил работу в «Тайм» и перешел в «Ивэнтс» за несколько месяцев до смерти Нины. Это был большой риск. В «Тайм» он неплохо зарабатывал. Но амбиции сыграли свою роль. Он собирался участвовать в создании лучшего журнала в стране. Стать богатым пробивным редактором и доказать отцу Нины, что он чего-то стоит. Заставить его взять свои слова обратно.

Родители Нины обвинили его в ее смерти. «Если бы она жила в доме с охраной и прислугой, этого бы не случилось», – говорили они. И хотели забрать Нила с собой в Европу. Нил в обществе этой парочки!

Нил… Бедный малыш. Та же судьба, что у отца. Мать Стива умерла, когда ему было три года. Он совсем ее не помнил. Отец так больше и не женился. Это было ошибкой. Стив вырос, мечтая о матери. Когда ему было семь лет, учительница, пришедшая на замену в их класс, предложила им нарисовать открытки на День матери[8]8
  День матери – официальный праздник в США, отмечается во второе воскресенье мая


[Закрыть].

Увидев, что он не положил свою открытку в портфель, она спросила: «Ты хочешь оставить ее здесь? Но маме будет приятно получить ее в воскресенье».

Он разорвал открытку и выбежал из комнаты.

Он не хотел этого для Нила. Ему хотелось, чтобы Нил вырос в счастливом доме… доме с братьями и сестрами. Он не хотел жить в одиночестве, как отец. Для отца Стив стал смыслом жизни, и на почте тот всем подряд хвастался, что его сын учится в Принстоне. Одинокий мужчина в пустой квартире. Однажды утром он не проснулся. Не вышел на работу, и его нашли мертвым. И Стива вызвали с учебы.

Может, поэтому в последние годы он так настаивал на смертной казни. Потому что знал, как живут пожилые одинокие люди, как мало у них есть. И ему невыносима была мысль, что их могут жестоко убить.

Чемодан лежал на переднем сиденье. Хью уверил, что электронное устройство не обнаружат. Сейчас он был рад, что позволил установить его.

В половине второго Стив выехал на 57-ю улицу с Вест-Сайд-драйв. Без двадцати два припарковался перед телефонной будкой возле «Блуминг-дейла». Без десяти два он вылез из машины и встал в будке, не обращая внимания на влажный ледяной ветер.

Ровно в два телефон зазвонил. Тот же приглушенный шепчущий голос велел ему ехать к автомату на углу 66-й и Лексингтон-авеню.

Второй звонок раздался в два пятнадцать. Стиву было велено переехать мост Трайборо и по Центральной трассе отправиться к выезду на шоссе Бруклин – Квинс. Затем по нему выехать на Рузвельт-авеню, свернуть налево в конце первого квартала и сразу припарковаться. Выключить фары и ждать. «Смотри, привези деньги. И приезжай один».

Стив лихорадочно записал инструкции, повторил их. Похититель повесил трубку.

В два тридцать пять Стив сворачивал на Рузвельт-авеню. На другой стороне улицы, в половине квартала от угла, был припаркован большой седан. Проезжая мимо, он слегка крутанул руль, надеясь, что скрытые камеры ухватят марку и номер машины, остановился у обочины и стал ждать.

Было темно. Двери и витрины обшарпанных магазинов защищали цепи и решетки, эстакадные железнодорожные пути перекрывали свет, а снег затмил все окончательно.

Смогут ли агенты проследить за ним по таймеру? Он может сломаться. Стив не заметил за собой машин. Но они говорили, что близко подъезжать не будут.

В дверь со стороны водителя стукнули. Стив резко повернул голову. Во рту пересохло. Рука в перчатке махнула ему, чтобы он опустил стекло. Стив включил зажигание и нажал кнопку на двери.

– Не смотри на меня, Петерсон.

Но Стив уже заметил коричневое пальто и маску-чулок. На колени ему что-то упало – большая холщовая сумка… вещмешок. Живот свело судорогой. Этот тип не собирается брать чемодан со следящим устройством. Так он и знал.

– Открывай чемодан и складывай деньги в мешок.

Стив попытался протянуть время:

– Откуда я знаю, что вы вернете моего сына и Шэрон невредимыми?

– Заполняй сумку, – в голосе прорывались визгливые нотки. Похититель сильно нервничал. Если он запаникует и убежит без денег, то может убить Шэрон и Нила.

Дрожащими руками Стив стал перекидывать аккуратные пачки из чемодана в мешок.

– Завяжи!

Он затянул бечевку, завязал ее узлом.