Текст книги "Взгляд в темноте"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

21

Была опасность, что его увидят в такой поздний час в одиночестве поднимающимся с платформы на Маунт-Вернон. Охранники нижних терминалов сразу обращают внимание на такие вещи. Поэтому он оставил Шэрон и Нила без двух минут одиннадцать. Ровно в одиннадцать прибывал поезд, и он поднялся по пандусу и лестнице вместе с восемью или десятью пассажирами.

Пристроившись к троим из них, он дошел до выхода на Вандербилт-авеню. Для любого наблюдателя он выглядел четвертым в группе. Когда они пошли налево, на авеню, он незаметно отделился. Свернул направо, бросил взгляд через дорогу и замер. Рядом со старым «Шевроле» стоял полицейский тягач. Бренчали соединительные тросы. Они собираются увезти его машину!

Позабавившись ситуацией, он двинулся в верхнюю часть города. Нужно позвонить из будки перед «Блумингдейлом». Прогулка в пятнадцать кварталов остудила пульсирующее желание, возникшее после поцелуя Шэрон. И она хотела его так же сильно. Он это почувствовал.

Если бы не мальчишка, можно было бы заняться с Шэрон любовью. Но его глаза, хоть и в повязке, мешали. Может, и через повязку он что-нибудь видел. От этой мысли становилось не по себе.

Снег почти прекратился, но небо оставалось темным и мрачным. Он нахмурился, понимая, как важно, чтобы дороги были чистыми, когда он заберет деньги.

Он собирался позвонить Перрисам, а если их не окажется дома – Петерсону, хотя последнее довольно рискованно.

Ему повезло. Миссис Перрис взяла трубку после первого же гудка. Слышно было, что она страшно нервничает. Наверно, Петерсон позвонил им, когда обнаружил исчезновение Шэрон и мальчишки. Сообщение миссис Перрис он диктовал низким, хриплым голосом. Лишь когда она не смогла разобрать имя, взорвался и повысил тон. Так неосторожно! И глупо! Но она наверняка была слишком расстроена, чтобы заметить.

Мягко повесив трубку на рычаг, он улыбнулся. Если Петерсон позвонил в ФБР, те установят «жучки» на заправке «Эксон». Поэтому утром он велит Петерсону поехать в будку на следующей станции обслуживания. Поставить «жучок» туда они просто не успеют.

После звонка его переполняло возбуждение. В дверях маленького магазина одежды он заметил девушку. Несмотря на холод, она стояла в мини-юбке. Наряд, показавшийся ему очень привлекательным, дополняли белые сапоги и белый меховой жакет. Она улыбнулась ему. Густые кудрявые волосы обрамляли ее лицо. Совсем молодая – восемнадцать или девятнадцать лет, – а обратила внимание на него. Он заметил. Глазами она улыбалась ему, и он направился к ней.

Но сразу остановился. Она явно проститутка и, хотя заинтересовалась им искренне, вдруг полиция наблюдает и арестует их обоих? Он опасливо огляделся. Ему приходилось читать о великих планах, рухнувших из-за одной маленькой ошибки.

Он стоически прошел мимо девушки, послал ей быструю улыбку и ринулся в ледяной ветер, чтобы скорее добраться до «Билтмора».

Ключ выдал тот же презрительный портье. Поужинать он не успел и был страшно голоден. Надо заказать две-три бутылки пива в номер. В это время ему всегда хотелось пива. Наверное, привычка.

В ожидании гамбургеров, картошки-фри и яблочного пирога он отмокал в ванне. В комнате на вокзале было так сыро, холодно и грязно. Вытершись, он надел пижаму, купленную специально для этой поездки, и внимательно осмотрел костюм. Не запачкался.

Официанту по обслуживанию номеров достались щедрые чаевые. В кино всегда так делали. Первую бутылку пива он выпил сразу, вторую – с гамбургерами. Третью потягивал под новости в полночь. Опять говорили о Томпсоне. «Последняя надежда на отсрочку смертного приговора для Рональда Томпсона оборвалась вчера. Казнь планируется провести завтра в половине двенадцатого утра, как и было намечено…» и ни слова о Шэрон или Ниле. А боялся он только огласки. Потому что кому-нибудь может прийти в голову сложить два и два.

Женщины в прошлом месяце были ошибкой. Он просто ничего не смог с собой поделать. Больше он не ездит по округе. Слишком опасно. Но когда он услышал их по рации… что-то заставило его поехать.

При мысли об этих женщинах его замутило. Радио пришлось выключить из осторожности. Нельзя… он опять может возбудиться…

Придется.

Из кармана куртки он достал дорогой миниатюрный диктофон и кассеты, которые всегда носил с собой. Выбрал одну, вставил в диктофон, лег в постель и выключил свет. Зарылся поглубже, наслаждаясь чистыми, хрустящими простынями, теплым одеялом и покрывалом. Они с Шэрон будут часто останавливаться в гостиницах.

Вставив наушник в правое ухо, он осторожно надавил на кнопку проигрыша записи. Несколько минут слышен был только шум работающего двигателя, отдаленный визг тормозов, скрип открывающейся двери и его собственный участливый, дружеский голос, когда он выбирался из «Фольксвагена».

Он перемотал кассету до любимого момента, который проигрывал снова и снова. Наконец наслушался. Выключил диктофон, вынул наушник и погрузился в глубокий сон, а в ушах звенел рыдающий вопль Джин Карфолли: «Не надо!.. Пожалуйста… не надо!»

22

Мэриан и Джим Воглер проговорили до глубокой ночи. Несмотря на попытки Джима утешить ее, Мэриан была в отчаянии.

– Я бы не так переживала, если бы мы только что не потратили все деньги! Четыреста долларов! Если уж кому-то понадобилось красть нашу машину, почему не на прошлой неделе, до того, как мы ее починили? И она так хорошо работала. Арти прекрасно ее отладил. И как мне теперь добираться до Перрисов? Я потеряю это место!

– Детка, тебе не придется терять это место. Я займу у кого-нибудь пару сотен и подыщу завтра какую-нибудь развалюху.

– Ой, Джим, правда? – Мэриан знала, как Джим ненавидит занимать деньги у друзей, но если только один раз…

В темноте Джим не видел ее лица, но почувствовал, как она расслабилась.

– Детка, когда-нибудь мы посмеемся над этими проклятыми счетами. Не успеешь оглянуться, как мы рассчитаемся с этой ерундой.

– Так и будет, – согласилась Мэриан. Внезапно на нее навалилась ужасная усталость, глаза слипались. Они уже почти заснули, когда зазвонил телефон. От резкого звука оба вздрогнули. Мэриан поднялась на локте, а Джим поискал на ночном столике лампу и потянулся к телефону.

– Алло. Да, это Джим… Джеймс Воглер. Сегодня вечером. Точно. Ух ты, здорово! Где? Когда я смогу ее забрать? Шутите! Просто шутите. Невероятно! Ладно… 36-я Западная улица, рядом с доком. Знаю. Хорошо. Спасибо. – Он положил трубку.

– Машина! – закричала Мэриан. – Они нашли нашу машину!

– Да, в Нью-Йорке. Припарковали в неположенном месте, и копы отогнали ее на буксире. Утром можно забрать. Коп говорит, скорее всего, какие-то придурки угнали, чтобы прокатиться.

– Джим, это просто чудесно!

– Не все так гладко.

– Что такое?

В уголках глаз Джима Воглера собрались морщинки. Губы скривились.

– Детка, ты можешь себе представить… нам придется заплатить двадцать пять баксов за парковку и пятьдесят за буксир?

Мэриан глотнула ртом воздух.

– Вся моя зарплата за первую неделю!

Не в силах удержаться, она рассмеялась вместе с ним.

В четверть седьмого утра Джим сел на поезд в Нью-Йорк и без пяти девять вернулся на машине. Мэриан была готова к выходу. Ровно в девять часов она, уже сворачивала на Дрифтвуд-лейн. После незапланированной поездки в Нью-Йорк машина не стала работать хуже, и Мэриан порадовалось новым зимним покрышкам. В такую погоду без них никуда. На подъездной дорожке Перрисов был припаркован «Меркурий». Похож на тот, что она видела перед домом напротив, когда приезжала на собеседование на прошлой неделе. У Перрисов, видимо, гости.

Немного неуверенно она пристроилась рядом с «Меркурием», убедившись, что не блокирует подъезд к гаражу. С минуту помедлила, прежде чем открыть дверь. Она нервничает… столько волнений с машиной прямо перед началом работы. Давай, соберись, сказала она себе. Посчитай свои удачи. Машина вернулась. Не снимая перчатки, она любовно погладила пассажирское сиденье.

Рука замерла, нащупав что-то твердое. Она наклонилась и двумя пальцами достала блестящий предмет, затолканный между подголовником и спинкой.

Ну, уж эту находку с нее никто не стребует. Кольцо принадлежит ей по праву. Пусть компенсирует те семьдесят пять долларов, что Джим заплатил за парковку и буксир. Она стянула перчатку и надела кольцо. Подошло в самый раз.

Это хороший знак. Скорей бы Джиму рассказать. Мэриан решительно открыла дверцу и быстро пошла к кухонной двери Перрисов.

23

Телефон в будке на заправке «Эксон» зазвонил ровно в восемь часов. Преодолевая спазм горловых мышц и резкую сухость во рту, Стив поднял трубку и ответил:

– Алло.

– Петерсон. – Говорили тихо и неразборчиво.

– Да.

– Через десять минут я позвоню вам на телефон-автомат сервисной станции рядом с выходом 21.

– Подождите… подождите… – Ухо оглушили короткие гудки.

В отчаянии Стив оглянулся на станцию техобслуживания. Хью въехал в гараж через несколько минут после него. Капот его машины уже подняли, и он разговаривал с механиком, показывая на покрышки. Стив знал, что агент ФБР за ним наблюдает. Покачав головой, он сел в машину и выехал на трассу. И еще до поворота заметил, как садится за руль Хью.

– Машины осторожно ползли по ледяной дороге. От напряжения побелели пальцы. За десять минут до, следующей станции ни за что не доехать. Резко свернув, он выехал на правую обочину трассы.

Голос. Он едва его разобрал. ФБР его прослушать не сможет.

На этот раз он постарается поговорить с Фоксом подольше. Может, и он знает этот голос. Стив нащупал в кармане карандаш и бумагу. Надо записать каждое слово. В зеркале заднего вида он заметил зеленую машину Хью.

В одиннадцать минут девятого Стив подъехал к следующей заправке. Телефон-автомат настойчиво звонил. Он бросился к будке, схватил трубку.

– Петерсон?

Похититель говорил так тихо, что Стиву пришлось зажать рукой второе ухо, чтобы заглушить шум с трассы.

– Да.

Мне нужно восемьдесят две тысячи долларов десятками, двадцатками и полтинниками. Никаких новых банкнот. Завтра, в два часа ночи, будьте у автомата на юго-восточном углу 59-й улицы и Лексингтон на Манхэттене. Приезжайте на своей машине. Один. Я скажу, где оставить деньги.

Восемьдесят две тысячи долларов… – Стив начал повторять инструкции. Голос, думал он лихорадочно… Слушай интонацию… постарайся запомнить… сумей скопировать.

Поживей, Петерсон.

Я записываю. Я достану деньги. И буду на месте. Но откуда я знаю, что мой сын и Шэрон еще живы? Откуда я знаю, что они у вас? Мне нужны доказательства.

– Доказательства? Какие доказательства? – спросил похититель.

– Кассета с записью… пусть они что-нибудь скажут.

– Кассета!

Был ли этот сдавленный звук смешком? Неужели звонивший смеялся?

– Мне нужна кассета, – настаивал Стив. Господи, молился он, не допусти, чтобы это стало ошибкой.

– Ты получишь свою кассету, Петерсон. – На том конце провода бросили трубку.

– Подождите! – закричал Стив. – Подождите!

Тишина. Короткие гудки. Он медленно повесил трубку.

Как они и договорились, он сразу поехал к Перрисам и стал ждать Хью. Не в силах сидеть в машине, вышел и стоял у дома. Ледяной ветер пробирал до дрожи. Боже, неужели все это на самом деле? И весь этот кошмар происходит с ним?

Хью подъехал к дому, припарковался.

– Что он сказал?

Стив достал блокнот, зачитал инструкции. Чувство нереальности происходящего усилилось.

– Что заметили в голосе?

– Измененный, как мне показалось… очень тихий. Не думаю, что кто-нибудь сможет его узнать, даже если бы вы записали. – Невидящим взглядом он смотрел через дорогу, цепляясь за призрачную надежду. – Он обещал кассету. Возможно, они еще живы.

– Я в этом уверен. – Хью не стал говорить о терзавшей его тревоге, что кассета никак не успеет попасть к Стиву до того, как он заплатит выкуп. Времени не хватит даже, чтобы отправить ее экспресс-почтой. Курьера будет слишком легко выследить. Похититель не хочет огласки, так что вряд ли оставит

кассету в редакции или на радиостанции. – А что с выкупом? Вы сможете собрать восемьдесят две тысячи долларов сегодня?

– Сам я не собрал бы и пяти центов. Я столько вложил в журнал, что у меня ничего не осталось. Вторая закладная… ну, вы понимаете. Но благодаря матери Нила я достану эти деньги.

– Матери Нила?

– Незадолго до смерти она унаследовала от бабушки семьдесят пять тысяч. Я положил их в трастовый фонд на колледж для Нила. Это в Нью-Йоркском банке. С процентами как раз наберется восемьдесят две тысячи.

– Как раз восемьдесят две тысячи. Мистер Петерсон, сколько человек знают об этом фонде?

– Не знаю. Никто, кроме моего адвоката и бухгалтера… О таких вещах ведь кому попало не говорят.

– А Шэрон Мартин?

– Не помню, чтобы говорил ей.

– Но возможно, что говорили?

– Не думаю.

Хью стал подниматься по ступенькам.

– Мистер Петерсон, – начал он осторожно, – очень важно вспомнить всех, кто знает об этих деньгах. Это, а также вероятность, что миссис Перрис сможет узнать голос похитителя, наши единственные зацепки.

Когда в дверь позвонили, Роджер открыл сразу и приложил палец к губам, как только они вошли. Наряженное лицо его было бледным, плечи поникли.

– Доктор только что ушел. Дал Гленде успокоительное. Она отказывается ехать в больницу, а он считает, что она на грани инфаркта.

– Мистер Перрис, мне очень жаль. Но мы должны попросить ее прослушать запись первого утреннего звонка похитителя.

– Она не может! Не сейчас. Это ее убивает. Просто убивает! – Сжимая кулаки, Роджер сглотнул. – Стив, прости… что случилось?

Стив монотонно объяснил. Ему по-прежнему все казалось нереальным, будто он наблюдал за трагедией, в которую не мог вмешаться.

Повисло долгое молчание. Наконец Роджер медленно произнес:

– Гленда отказалась ехать в больницу, поскольку знала, что ей нужно прослушать запись. Доктор дал ей сильное успокоительное. Если бы она немного поспала… Вы могли бы принести кассету попозже? Она все равно не встает с постели.

– Конечно, – ответил Хью.

Их перебил звонок в дверь.

– Это черный ход. Кого только… Боже! Новая домработница. Я совершенно о ней забыл.

– Как долго она здесь пробудет? – быстро спросил Хью.

– Четыре часа.

– Плохо. Может что-нибудь услышать. Представьте меня врачом. Когда мы уйдем, отправьте ее домой. Скажите, что позвоните через день-два. Откуда она?

– Из Карли.

В дверь позвонили еще раз.

– Она была у вас дома раньше?

– На прошлой неделе.

– Возможно, ее стоит проверить.

– Хорошо. – Роджер поспешил к черному ходу и вернулся с Мэриан. Хью внимательно оглядел приятного вида женщину.

– Я объяснил миссис Воглер, что моя жена больна. Миссис Воглер… мой сосед, мистер Петерсон, и… э-э… доктор Тейлор.

– Здравствуйте. – Голос приятный, немного робкий. – Мистер Петерсон, это ваш «Меркурий»?

– Да.

– Тогда, наверно, это был ваш малыш. Прелестный ребенок. Когда я приходила в прошлый раз, он гулял и показал мне на ваш дом. Такой вежливый. Наверно, вы им очень гордитесь.

– Я… горжусь Нилом. – Стив резко повернулся к ней спиной и взялся за ручку двери. Глаза жгли слезы. Боже… пожалуйста…

Хью быстро пожал руку Мэриан, стараясь не сдавить ее необычное кольцо. Что за блажь заниматься домашней работой с таким украшением?

– Я думаю, просто замечательно, что миссис Воглер здесь, мистер Перрис, – сказал он вслух. – Вы же знаете, как ваша жена беспокоится о хозяйстве. Я бы предложил ей начать работу сегодня, как вы и планировали.

– О… да… Хорошо. – Роджер внимательно посмотрел на Хью, уловив подтекст. Неужели Хью считает, что эта женщина связана с исчезновением Нила?

Мэриан озадаченно смотрела, как Стив открывает входную дверь. Может, ему показалось бесцеремонным, что она протянула руку для пожатия? Возможно, надо извиниться. Придется не забывать, что она здесь домработница. Она хотела коснуться его плеча, но одумалась и вместо этого придержала дверь для Хью. Затем бесшумно закрыла ее за ними, и кольцо с лунным камнем едва слышно ударилось о дверную ручку.

24

Ему не хотелось быть плаксой. Он изо всех сил старался не расплакаться, но вышло как с астмой. Не получалось остановиться. В горле появлялся комок, из носа начинало течь, и от крупных детских слез все лицо становилось мокрым. В школе он много плакал. И знал, что все считают его малявкой, даже учительница, хоть она и не злая.

Просто внутри было что-то, мучившее его время, какое-то чувство страха и тревоги. Все началось с того дня, как маме стало плохо и она попала на небеса. Он тогда играл в поезда. Больше он никогда не брал их в руки.

При мысли о том дне Нил задышал еще чаще, из-за повязки приходилось дышать носом. Грудь высоко вздымалась. Он сглотнул, и кусок тряпки попал рот. Толстая шершавая материя стала царапать язык. Он попытался сказать: «Я не могу дышать». Но кляп вошел в рот еще глубже. Нил давился и был готов расплакаться…

– Нил, успокойся. – Голос Шэрон звучал странно, низко и хрипло, как будто шел из самой глубины горла. Но ее лицо было совсем рядом, и через ткань он чувствовал, что губы шевелятся, когда она говорит. У нее во рту, наверное, тоже что-то есть.

Где они? Так холодно и противно. На них что-то лежит, какое-то вонючее одеяло. Глаза плотно закрывала повязка, и ничего не было видно.

Тот человек открыл дверь и сбил его с ног. Потом связал их и унес Шэрон. Вернулся, поднял его, Нила, и сунул в какой-то мешок. Когда-то они играли в прятки у Сэнди, и он спрятался в большом мешке для листьев, который нашел в гараже. Этот мешок почти такой же. Потом Нил ничего не помнил, пока Шэрон его не вытащила. Странно, почему он ничего не помнит… Как тогда, когда упала мама.

Об этом думать не хотелось. Шэрон говорила:

– Дыши медленно, Нил… не плачь, Нил, ты же смелый.

Она, наверное, тоже думает, что он плакса. Сегодня он плакал, когда она пришла. Просто он не съел торт с чаем, которые ему дала миссис Люфтс, и она сказала: «Похоже, придется нам забрать тебя с собой во Флориду. Надо же тебя как-то откормить».

Вот так. Все сходится. Когда папа женится на Шэрон, все будет, как говорил Сэнди. Больные дети никому не нужны, и они отправят его с Люфтсами.

Он опять заплакал.

Но не похоже, чтобы Шэрон на него злилась, странным глухим голосом она говорила:

– Вдох… выдох… дыши медленно… дыши… носом. – Он попробовал послушаться… вдох… выдох… – Ты же смелый, Нил, подумай, как ты расскажешь обо всем друзьям.

Иногда Сэнди спрашивал его о том дне, когда маме стало плохо. И говорил:

– Если бы кто-нибудь причинил боль моей маме, я бы его остановил. Наверное, он должен был остановить того человека. Он хотел спросить об этом отца, но не решался. Папа все время говорил ему не думать о том дне.

Но иногда не получалось.

Вдох… выдох… Волосы Шэрон касались его щеки. Кажется, она не сердится, что он разнылся, когда они лежат почти вплотную друг к другу. Зачем их сюда привезли? Он знает этого человека. Видел несколько недель назад, когда мистер Люфтс водил его к себе на работу.

С того дня его мучили плохие сны. Он начал рассказывать о них папе, но пришла миссис Люфтс, сразу почувствовал себя глупым и замолчал. Миссис Люфтс все время задает дурацкие вопросы: «Ты почистил зубы? Ты шарф завязал? Хорошо себя чувствуешь? Спал хорошо? Обед весь съел? Ноги не промокли? Одежду повесил?» И он даже не успевал ответить. Она сама проверяла коробку с обедом и заставляла открыть рот, чтобы посмотреть ему горло.

С мамой все было по-другому. Миссис Люфтс просто приходила раз в неделю убираться. Только когда мама попала на небеса, миссис и мистер Люфтс переехали наверх, и все изменилось.

Из-за этих мыслей и утешений Шэрон ему расхотелось плакать. Все еще было страшно, но не так, как в день, когда упала мама и он остался один.

Тогда все было не так…

Тот человек…

Нил снова быстро задышал, задыхаясь.

– Нил. – Шэрон потерлась щекой о его лицо. Постарайся думать, как мы отсюда выберемся. Папа будет так рад нас увидеть. Я уверена, что он нас вытащит. Знаешь, я бы хотела покататься с тобой на коньках. Ты с нами не пошел, когда папа приезжал в Нью-Йорк. А мы собирались повезти тебя в зоопарк рядом с катком…

Нил слушал.

Кажется, Шэрон говорит правду. В тот день он собирался пойти с ними, но сказал об этом Сэнди, а тот объяснил, что Шэрон он совершенно не нужен, она просто хотела угодить его отцу, поэтому и пригласила.

– Твой папа говорил мне, что следующей осенью собирается свозить тебя в Принстон на футбол. Когда я училась в колледже, я все время ходила на игры Дартмура. Они каждый год играли с Принстоном, но твой папа тогда уже закончил учебу. Я ходила в женский колледж, Маунт-Холиок. Он всего в двух часах

езды от Дартмура, и мы большими компаниями ездили туда по выходным, особенно в футбольный сезон…

Нил решил, что ее голос похож на ворчливый шепот.

– Многие приходят на игру с семьями. Папа тобой очень гордится. Говорит, что ты держишься молодцом, когда начинается астма. Другие дети ныли о своем приступе всю неделю, а ты никогда не жалуешься и не плачешь. Это очень мужественно…

Ей было тяжело говорить. Она сглотнула.

– Нил, думай о хорошем. Я всегда так делаю, когда боюсь или болею. Придумываю что-нибудь веселое. В прошлом году я была в Ливане – это страна примерно в пяти тысячах миль отсюда, – писала статью об их войне, жила в отвратительном месте и заболела. У меня был грипп и жар, а я совсем одна…

все болит… руки и ноги… как сейчас, когда они связаны… и я заставила себя думать о чем-нибудь приятном, что сделаю, когда вернусь домой. И вспомнила о парусных лодках . Тогда я пообещала себе, что, как только доберусь домой, подарю себе эту картину. Так я и сделала.

Ее голос звучал все тише. Он вслушивался изо всех сил, чтобы не пропустить ни слова.

– И я думаю, мы должны придумать настоящий подарок для тебя. Папа тебе, наверно, говорил, что Люфтсы собираются во Флориду.

Нил почувствовал, как грудь сдавил гигантский кулак.

– Тихо, Нил! Не забывай… вдох… выдох… дыши медленно. Когда папа показал мне ваш дом, комнату Люфтсов, и я выглянула из окна, то поняла, что это просто моя картина. Как на ладони вся гавань, и лодки, и Саунд[4]4
  Саунд – пролив, на севере граничащий с Коннектикутом и округом Вестчестер, штат Нью-Йорк, на западе – с Нью-Йорком и на юге – с остовом Лонг-Айленд


[Закрыть], и остров. На твоем месте после отъезда Люфтсов я бы заняла эту комнату. Поставила бы туда книжные шкафы, полки для игр, стол. А ниша такая большая, что в ней поместятся рельсы для всех твоих поездов. Папа говорит, что раньше ты любил поезда. Я в детстве тоже в них играла. У меня даже сохранилось от папы несколько настоящих лионелевских[5]5
  Компания «Лионель» с 1900 года выпускает игрушечные поезда. Гудок паровоза воспроизводит гудок настоящего локомотива


[Закрыть] поездов. Вот какие они старые. Я хочу подарить их тебе.

Когда Люфтсы поедут во Флориду… Когда Люфтсы поедут во Флориду… Шэрон не считала, что он поедет с ними. Она думала, что он может занять их комнату.

– Сейчас я тоже боюсь, мне тоже неудобно и хочется поскорее выбраться отсюда, но я рада, что ты со мной, и я скажу твоему папе, как храбро ты себя вел и как старался дышать медленно, чтобы не задохнуться.

Тяжелый черный камень, все время давивший грудь Нила, кажется, немного сдвинулся. Так же, как он расшатывал молочный зуб, так голос Шэрон двигал камень вперед-назад. Вдруг Нилу ужасно захотелось спать. Руки были связаны, но он мог двигать пальцами и заскользил ими по руке Шэрон, пока не нащупал то, что искал, – рукав, за который можно было держаться. Завернув пальцы в мягкую шерсть, он погрузился в сон.

Резкое прерывистое дыхание стало ровным. Шэрон вслушивалась в густой свист, чувствовала, как тяжело вздымается грудь Нила. В комнате так холодно и сыро, а Нил простужен. Но, по крайней мере, они лежат, прижавшись друг к другу, и делятся теплом.

Сколько времени? Они попали сюда в семь тридцать. Этот человек, Фокс, провел с ними несколько часов. Как долго его уже нет? Наверное, уже за полночь. Наступил вторник. Фокс сказал, что они останутся здесь до среды. Где Стив добудет восемьдесят две тысячи долларов за один день? И почему такая безумная цифра? Свяжется ли он с ее родителями? Это нелегко, ведь они сейчас живут в Иране. Когда Нил проснется, она расскажет ему об Иране и о том, что ее отец инженер.

«В среду утром мы с тобой уедем, и я сообщу им, где искать мальчика». Она задумалась об этом обещании. Придется вести себя так, как будто она хочет поехать с ним. Как только Нил будет в безопасности и они останутся с похитителем вдвоем, она начнет кричать. Что бы он ни сотворил с ней, придется рискнуть.

Зачем он их похитил? Как-то странно он смотрел на Нила. Будто ненавидит его и… боится. Но это же невозможно.

Что, если он не снимает с Нила повязку, потому что тот может его узнать? Возможно, он из Карли. Если это так, как он решится оставить Нила в живых? Но Нил видел его, когда он ворвался в дом. Нил не сводил с него глаз. Нил узнает его, если увидит снова, Шэрон была в этом уверена. И он тоже это понимает. Может, он собирается убить Нила, как только получит деньги?

Именно так.

Даже если он выведет отсюда ее, Нил выбраться не успеет.

Порыв гнева и страха заставил ее теснее прижаться к Нилу, подогнуть ноги под его коленками, попытаться защитить его своим телом. Завтра. В среду.

Миссис Томпсон в эту самую минуту чувствует себя так же. Ярость, страх и беспомощность, изначальная необходимость защищать своего детеныша. Нил сын Стива, а Стив уже столько выстрадал. Сейчас он просто обезумел. Они с миссис Томпсон оба в панике.

Шэрон не винила миссис Томпсон за упреки. Та не сознавала, что говорит. Рон виновен, и нет никакой надежды, что кто-то поверит в обратное. Этого-то миссис Томпсон и не понимала: спасти его можно было, только организовав массовый протест против казни.

По крайней мере, она, Шэрон, пыталась помочь ему. Стив, Стив, кричала она беззвучно, теперь ты понимаешь? Ты видишь?

Она потерлась запястьями о стену. Шлакобетонные блоки шероховатые и зазубренные, но руки были связаны так, что соприкасались со стеной только костяшками пальцев и боком кисти.

Когда Фокс вернется, она скажет ему, что ей нужно в туалет. Ему придется развязать ее. Может, тогда кто-нибудь…

Фотографии. Он убил этих женщин. Только псих будет убивать и фотографировать, а потом увеличивать снимки до такого размера.

И он сделал ее снимок.

Бомба. Что, если кто-нибудь пройдет мимо комнаты? Если она взорвется, погибнут они с Нилом и кто-то еще. Насколько она мощная?

Она пыталась молиться, но могла только повторять снова и снова: «Пожалуйста, пусть Стив найдет нас вовремя, не отнимай у него сына».

Так, наверное, молится сейчас и миссис Томпсон. Пощади моего сына».

«Я обвиняю вас, мисс Мартин…»

Время тянулось медленно. Боль в руках и ногах неожиданно сменилась онемением. Каким-то чудом Нил заснул. Иногда он стонал и начинал дышать прерывисто, но потом снова забывался судорожным сном.

Должно быть, приближается утро. Поезда грохочут все чаще. Во сколько открывается вокзал? в пять? Наверное, сейчас пять.

К восьми терминал будет кишеть людьми. Вдруг бомба взорвется? Нил беспокойно завозился. Что-то пробормотал. Она не могла разобрать что. Он просыпался.

Нил попытался открыть глаза и не смог. Хотелось в туалет. Ноги и руки болели. Дышать было тяжело, Тогда он вспомнил, что случилось. Он побежал к двери и сказал: «Все нормально», а потом открыл ее. Зачем только он это сказал?

Он вспомнил.

В груди снова заворочался камень. На лице он почувствовал дыхание Шэрон. Где-то вдалеке гудел поезд.

Гудок поезда.

И мама. Он побежал вниз.

Тот человек позволил маме упасть и повернулся нему.

А потом человек склонился над мамой, весь потный и перепуганный.

Нет.

Человек, который толкнул дверь вчера вечером а потом стоял над ним и смотрел на него. Он делал это и раньше.

Он пошел на него. Уронил маму и пошел на него. Вытянул руки и смотрел прямо на него.

И что-то случилось.

Звонок. Раздался звонок в дверь.

И человек убежал. Нил видел, как он убежал.

Поэтому тот день и снился ему все время. Он был этот момент… самый страшный момент, когда тот человек пошел на него, раскинув и протянув руки…

Человек…

Человек, который разговаривал с мистером Люфтсом…

А вчера вечером ворвался в их дом и стоял над НИМ.

– Шэрон, – голос Нила звучал сдавленно и хрипло, он пытался говорить, несмотря на сильный приступ.

– Да, Нил. Я здесь.

– Шэрон, этот человек, плохой человек, который нас связал…

– Да, дорогой… не бойся, я о тебе позабочусь.

– Шэрон, этот человек убил мою маму.