Текст книги "Том I: Пропавшая рукопись"

Автор книги: Мэри Джентл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 46 страниц)

– Давай, пошевели ее! – буркнул Тиудиберт.

– Снег. В самом центре этой хреновой пустыни, а? – Она забрала поводья в одну руку, ткнула голым холодным пальцем в лицо назира. – Знаешь ведь, что это, а? Ты не знаешь? Это Проклятие Рабби осуществилось, наконец.

Судя по тому, как исказилось ширококостное краснощекое лицо Тиудиберта, Аш удалось затронуть в нем страх перед сверхъестественным. В ней на миг вспыхнула надежда. Назир откашлялся и сплюнул на землю между их лошадьми.

– Иди на хрен, – сказал он.

Аш натянула капюшон на лицо. Подкладка из меха куницы щекотала замерзшие щеки. А что ты рассчитывала от него услышать?

Отряд всадников скакал назад, к Карфагену; сквозь падающий снег блестели доспехи и факелы. Она коленями толкала бурую кобылу, та шла усталым шагом. Он сказал то, что сказала бы я. Только я точно знаю, что проклятие существует.

И тут же Тиудиберт как будто прочитал ее мысли и шепотом буркнул:

– Все эти проклятия – хренову арифу! Меня это не касается!

– Ладно, скажу тебе кое-что, – Аш позволила себе распустить язык; стальные цепи тянули ее за шею и щиколотки; она отчаянно высматривала, не откроется ли просвет между всадниками, надеясь, что откуда-нибудь придет помощь. – Все расскажу. Твой амир Леофрик размножает рабов, как породистых крыс; и я подозреваю, что и сержантов так же выводит. Арифов. Потому что – сам посмотри: они все, хрен их задери, один к одному, на одно рыло.

Тиудиберт холодно взглянул на нее. Двое солдат рассмеялись и тут же подавили смех; оба – из тех, кто был в ее камере, кто угрожал ей насилием. Они скакали по обе стороны от нее.

Если бы я смогла убить свою лошадь, им пришлось бы снять с меня цепи. Хоть на короткое время. Но для этого нужно оружие, а у меня его нет. Если бы она подо мной охромела, я бы освободилась…

Она не сводила глаз от дороги перед собой, высматривая выбоины в дорожном покрытии.

…и если бы я оказалась на ногах, в пустыне, во время метели, пустъ-ка шестьдесят человек попытаются поймать меня. Ну, что же, мысль вовсе не плоха. По сравнению с любой альтернативой.

Но если подумать, если им пришлось бы разрезать цепи, чтобы я слезла с лошади, то меня окружат как минимум шестеро мужиков и будут угрожать мечом каждую минуту. Я бы именно так и поступила на их месте. В этом-то и беда. Они не глупее меня.

Мне остается только надеяться, что кто-то сделает промах.

Аш окружал взвод тяжелой кавалерии под командованием Альдерика; одно отделение позади, другие два по бокам. Сам Альдерик скакал впереди, рядом с Гелимером и Фернандо дель Гизом, а войско Гелимера – впереди всех, чтобы он мог видеть всех – Аш одобрила это решение. Верховая лошадь Годфри, опустив голову, тяжело топала под прикрытием тощего коня Альдерика.

Я не сдамся ни за что. Несмотря на обстоятельства.

Сильный снег залепил ей всю спину и затылок; морозный ветер пронизывал шерстяную одежду. За пределами освещаемого факелами пространства, на просторах пустыни завывали белые вихри, ветер все усиливался. Она увидела, что Альдерик высылает разведчика note 129Note129
  Буквально – «едущий впереди».


[Закрыть] вперед.

Что, мы проехали две мили? Или три? Невозможно заблудиться в трех милях от города!

Однако, возможно…

Перед ней возникла рука в кольчуге. Назир Тиудиберт вырвал из ее рук поводья кобылы и намотал их себе на запястье. Его отделение придвинулось ближе, невысокий коренастый конь Гейзериха щипал ее кобылу за крестец; все они скакали рядом, рукой можно было дотронуться. Снег начал устилать дорогу. Аш не возражала, когда Тиудиберт дернул кобылу, заставив ее двигаться, сама коленями сжала пушистый круп, сохраняя равновесие в седле.

Что угодно годится, разбитый булыжник, кроличья нора… Если упасть вместе с этой бочкообразной кобылой, она может ногу отдавить. Но… Рискну!

Кобыла утомленно тащилась вперед. Из-за холода Аш уже не чувствовала зловония пота окружающих ее людей и взмыленных коней. Белые хлопья покрывали плоскую землю, нагромоздив сугробы вдоль обочин дороги. Она подняла глаза на обрамленное звездами лицо каменного сфинкса, под слоем снега гигантская фигура гранитного чудовища стала белой. Лед залепил сфинксу лицо; чудище больше не улыбалось.

– Где же Карфаген?

Она всего лишь прошептала эти слова, уткнувшись в меховую подкладку своего капюшона. Назир подозрительно взглянул на нее и отвернулся, заговорил со своими людьми. Между ними разгорелся негромкий спор.

В ее голове прозвучали слова:

– Карфаген расположен на северном побережье континента Африка, в сорока лье на запад от…

— Где Карфаген – отсюда; куда мне ехать? Ответа она не получила.

Кобыла замедлила ход, с трудом пробираясь через снежные заносы. Аш выглянула из-под капюшона. Люди Тиудиберта скорчились в седлах, брюзжа себе под нос. Теперь они оставляли за собой на снегу следы глубиной в ладонь, снег облепил волосатые коленные сухожилия коней. Одна кобыла, вся белая от снега, заржала, вскидывая голову.

– Мы ехали сюда не по этой дороге, назир!

– Зато выезжаем по этой дороге. Помочь тебе заткнуть свою хреновую варежку, Барбас?

Аш подумала: какая разница, ну и пусть Леофрик узнает, что я задаю вопросы каменному голему! Если они привезут меня назад в Карфаген, я, считай, труп.

– Сорок человек, и двадцать человек, и пятнадцать человек, все верхом, возможно, эти три группы враждебны друг другу, – выдохнула она, от пара ее дыхания мех возле губ сразу стал мокрым и тут же обледенел. Она заметила, что дрожит, несмотря на все шерстяные одежды и плащ. Босые ноги превратились в бесчувственные колоды, руки потеряли всякую чувствительность. – Одно лицо, безоружное, верхом; как устроить побег?

– Спровоцировать драку между двумя групами и в суматохе скрыться.

— Я в цепях! Третья сила не на моей стороне. Как?

– Подходящей тактики нет.

Аш закусила онемевшую от холода нижнюю губу.

– Ты могла бы и помолиться, я думаю, – услышала она голос Фернандо дель Гиза. Он подъехал к ней справа, небрежно расталкивая своим чалым – геребцом солдат Альдерика. Они его пропустили, может быть, именно благодаря этой небрежности. Бившееся на ветру его зеленое с золотом знамя на миг заслонило свет факелов. Аш смотрела вверх, на его занесенные снегом шлем и плащ.

– Так надо? – поинтересовался он, указывая рукавицей на поводья ее кобылы в руках Тиудиберта.

Тиудиберт разговаривал с Фернандо в точности так же, как его ариф, – единственное отличие состояло в хриплом голосе и деревенском выговоре назира. Поводья кобылы Аш были плотно смотаны узлом в руке назира, они с Аш почти соприкасались коленями.

– Да, монсеньор, – ответил Тиудиберт мужу пленницы. Аш старалась понять выражение лица Фернандо, но не смогла. За его плечом сквозь летящий снег она увидела, что господин амир Гелимер и его сын Витиза скачут назад вдоль колонны к ним.

– Когда я молюсь, я хочу получить ответ, – легко бросила она шутливым тоном. Снег таял на ее губах, остужая их.

– Сожалею! – Фернандо наклонился к ней так близко, что от его теплого дыхания у нее согрелась щека. У нее сердце перевернулось от его мужского запаха. Он прошипел: – Эти двое меня держат. Не могу тебе помочь!

Она расслышала в его голосе надежду.

– У тебя что, пятнадцать человек с копьями? Не мог бы ты вытащить меня отсюда?

Знакомый голос зазвучал в голове:

– Если две более крупные группы объединятся, чтобы сражаться с третьей, тактика не принесет успеха.

Фернандо дель Гиз засмеялся, хлопнул по спине ближайшего визигота и сказал с деланной веселостью:

– Чего бы ты не отдал за такую жену?

Молодой солдат, это был Гейзерих, что-то быстро проговорил по-готски, и Аш увидела, что Фернандо его не понял.

– Эй ты, солдат, я стою больше, чем «одна больная коза»! – заметила Аш по-карфагенски. Солдат подавил смешок. На лице Аш мелькнула ухмылка. «Пусть считают меня командиром, может, это замедлит их время реакции хоть на долю секунды…»

– Дель Гиз! – сквозь ветер и летящий снег приближался Гелимер. – Я возвращаюсь в город. Больше не проси меня о помощи, – он резким жестом обвел рукавицей метель, всадников Альдерика, оруженосцев дель Гиза, дрожащих от холода и прячущих под плащами сов в капюшонах, и посиневшее от холода лицо своего сына. – Я считаю, что тебя втянули во все это! Я должен был лучше понять тебя – как ты, мужчина, позволил себе жениться на этой… этой…

Он жестом указал на Аш. Она ухватилась за полу своего плаща и стряхнула с себя снег; стерла снег с ресниц. Бурая кобыла пыхтела, от усталости не в силах вырвать свои поводья из рук назира. Сопя мокрым носом, Аш рассматривала Гелимера, его богатую одежду, богатое вооружение; его плетеную бороду, усыпанную снегом.

– Да и ты пошел-ка на хрен, – сказала она нарочито весело, заметив смятение на лице Фернандо дель Гиза. – Не ты первый считаешь меня воплощением мерзости, милорд амир. Ты бы лучше позаботился о более серьезных проблемах.

– Ты! – Гелимер погрозил ей пальцем. – И твой хозяин Леофрик! Теодориха настолько ввели в заблуждение, что он прислушивался к нему. Да, Европу надо ликвидировать, но не… – Он замолчал, стирая с лица сыплющийся сверху снег. – Не с помощью полководца-раба. Не с помощью бесполезной военной машины. Вот подведут оба эти фактора, и что будет с нами?

Аш изобразила целую пантомиму: стала оглядываться по сторонам; осмотрела Тиудиберта, согнувшегося в своем седле; скачущих плотной группкой колено в колено воинов, делающих вид, что не слушают возбужденного амира Альдерика в голове кавалькады, контролирующего людей Гелимера.

Потом задрала голову к высокому небу в белых вихрях и покрытым снегом гигантским статуям, оглядела снежный покров, сгладивший все неровности пустыни в рассеянном свете мокрых смоляных факелов.

– Ну-ка, скажи, почему здесь зима? – осведомилась она требовательным тоном. – Посмотри-ка сюда. На моей кобыле зимняя попона, а ведь еще только сентябрь. Гелимер, почему такой дьявольский холод? Почему? Почему так дьявольски холодно?

Ей показалось, будто она налетела со всего размаху – прежде всего лицом – на каменную стену.

Она ждала, что в голове у нее зазвучит Голос, но голову как будто затопило – другого слова нет – полное молчание, оглушающее, невыносимое.

Господин амир в ответ что-то закричал.

Аш не слышала ни слова.

– Что? – громко, озадаченно спросила она.

– Я всегда говорил, – заорал Гелимер, – что это проклятье началось, когда Леофрик послал свою проклятую колдунью-рабыню в крестовый поход, и оно, видно, исчезнет только с ее смертью! Тем больше оснований прекратить действия Леофрика. Дель Гиз! – Гелимер переключился на него. – Ты еще мог бы мне послужить. Я могу все простить!

Он пришпорил своего коня. Жеребец выгнул спину, получил удар в бок и рванулся вперед, его железные подковы скользили по усыпанным снегом булыжникам. Господин амир выкрикнул приказ. Его люди пришпорили коней, ринулись вперед, прочь от войска Альдерика, в темные вихри метели. Ариф дал им уйти.

– А я-то подумал, что он отказался от меня, – тяжело вздохнул Фернандо.

Аш не обращала на него внимания. Вокруг ее лица вился пар дыхания. Даже колени, сжимавшие бока кобылы, занемели от холода; снег скопился в складках плаща. Железная цепь на ошейнике обжигала в тех местах, где под одеждой соприкасалась с телом.

В смятении она тихо и осторожно прошептала:

– Сорок человек и пятнадцать человек, вооруженная кавалерия, как совершить побег?

– Что? – Фернандо опять опустился в седло, перестав следить глазами за удалявшимся Гелимером.

– Сорок человек и пятнадцать человек, вооруженная кавалерия, как устроить побег?

В голове не прозвучало ни слова. Она стала заставлять себя прислушиваться, не стараясь защищаться; требовала ответа от затопившего голову безмолвия.

Но ее отвлекли внешние впечатления: по лицу сильно били холодные ледяные хлопья.

Я не… слышу? Да, именно так. Нельзя даже сказать, что меня остановили, заблокировали… Просто сюда не доходит Голос. Одно молчание.

Рядом с ней скакал Годфри на своей верховой лошади, и его ободряющий голос маскировал ее неразборчивое бормотание.

– Эти амиры – сумасшедшие, дитя! Ты ведь знаешь, что Гелимер был соперником Леофрика. Они схлестнулись насмерть – чей крестовый поход одобрит король-калиф, кому он даст денег на войну? А теперь каждый старается, чтобы королем выбрали его…

Аш не слушала – пыталась уловить Голос.

– Что такое тайная селекция? – Снег обжигал лицо Аш. Она настойчиво повторяла: – Что такое тайное рождение?

Никакого ответа.

– Проклятье! Где мой Голос?

– Ты о чем? – Фернандо подъехал, оказался рядом, сдвинул назад с ее лица капюшон. – Аш! О чем ты говоришь?

Тиудиберт протянул руку поверх ее седла и оттолкнул светловолосого европейского рыцаря. Аш почти машинально кинулась вперед, из-за одетой в кольчугу спины назира дотянулась до его правого бедра, где висели ножны, выхватила нож, намереваясь резануть поводья кобылы.

Какой-то солдат предостерегающе закричал.

Между ней и назиром промелькнуло что-то черное – древко копья. Аш резко отпрянула.

– Дерьмо!

И схватилась за седло.

Она знала, что в этом нет ее заслуги, но она падала с кобылы. Удар по руке, неизвестно откуда, вызвал оцепенение. Она вскрикнула. Пяткой рывком дрыгнула назад. Мохнатая кобыла кинулась направо. Аш схватилась за седло, и ее онемевшие голые пальцы заскользили по коже седла; страх заполнил душу, она скользила и падала, летела вперед и вниз на покрытые снегом камни.

Душа у нее ушла в пятки. Головой она сильно ударилась о что-то мягкое, это оказалось передней ногой кобылы. Все мышцы в ней сжались и напряглись в ожидании, что ей в лицо попадет копыто с железной подковой. Что она ударится о вымощенную камнем дорогу.

Падение прекратилось.

Аш повисла вверх ногами.

Копыто ударилось о камень прямо возле ее уха. Что-то мягко шлепнуло ее по челюсти. Она завертела головой в свесившихся одеждах – плаще, куртке и платье, и перед ее глазами оказалась бурая, светлая на концах лошадиная шерсть.

Лошадь прочно стояла на всех четырех ногах, сомкнув колени, от усталости повесив голову до земли прямо перед лицом Аш.

Над ней раздался мужской смех.

Ошеломленная Аш сообразила, как она висит: обе ее руки и ноги находятся над ней. А голова закрыта свесившимися плащом и юбками.

– Дерьмо!

Она перевернулась вверх ногами, цепь, соединяющая щиколотки, теперь была натянута поперек седла кобылы, а все ее тело висело под животом кобылы. Из-за беспорядка в одежде, цепь вместе с ошейником зацепили и затянули обе руки в одно стремя.

Плащ и платье свесились ей на голову и плечи, предоставив метели обдувать ее голые ноги.

Кобыла спокойно ткнулась носом в ее обернутую шерстяным плащом голову. Складки мокрых одежд, скользнув по лицу, снова разошлись, и она висела, чуть не задевая за покрытый снегом камень.

– Назир! – донесся сквозь метель хриплый вопль, она узнала его – это кричал Альдерик. – Посади ее снова на лошадь!

Аш сопела и смеялась. Со своей позиции вверх ногами она созерцала перед собой переминающиеся конские ноги, слышала беспорядочные крики мужчин. Она хохотала все сильнее, не в силах остановиться, у нее грудь заболела от смеха, от конвульсий тела она стала задыхаться, слезы накапливались в уголках глаз и скатывались на коротко стриженные волосы.

Она висела, совершенно не в состоянии шевельнуться, а одетые в кольчугу солдаты визиготской империи заботливо тянули цепь через спину кобылы и с надеждой теребили в руках плащ и стремя, стараясь распутать ее запястья.

Перед ней возникло лицо наклонившегося к ней мужчины. Назир Тиудиберт заорал:

– Чему смеешься, сука?

– Ничему. – Аш плотно сжала губы. Вид его перевернутого лица, бородой кверху и шлемом вниз, и его невероятное смущение снова вызвали у нее приступ смеха. Смех, от которого колыхалась грудь и трясся живот. – Н-н-ничему – просто мне ничего не стоило по-погибнуть!

Ей удалось вытащить правую руку с цепью. Оперевшись о булыжники, погрузив руку по запястье в холодный мокрый снег, она смогла выпрямиться. Ее перехватили другие руки, и мир, как ни грустно, перевернулся, и вот она сидит вертикально, седло между ног, ступнями нащупывая стремена.

Ее кобылу обступили пешие с мечами, ветер сыпал снег им в лица. За ними кольцом стояли всадники; и небольшие группки всадников окружали Годфри на его верховой лошади и Фернандо на его боевом коне. Хоть усилился ветер и видимость была плохой, но прорваться через такой кордон не было возможности.

– Значит, никто не сделал ошибки, – весело отметила Аш, когда у нее нервы успокоились.

Она освободила руки и утерла нос льняной подкладкой плаща. Аш тепло и признательно улыбнулась сразу всем окружающим:

– Чья это была дурацкая мысль?

Кое-кто ухмылялся, несмотря на дурную погоду. Она откинулась назад в седле и подобрала поводья, подавив смех, от которого болела грудь.

Фернандо дель Гиз закричал ей из той группы, которая окружала его с его немецкими солдатами:

– Аш! Почему смеешься?

– Потому что смешно, – ответила Аш.

Она отыскала глазами Годфри. Он улыбался из-под своего побелевшего от снега капюшона.

Конь арифа Альдерика въехал в освещенный факелами круг; несмотря на падающий снег, Альдерик сидел прямо и неподвижно.

– Назир. Заставь эту чертову лошадь сдвинуться с места. Разведчик вернулся. Мы всего в двухстах метрах от городских ворот.

3

– Но они собираются убить тебя! – подчеркнул солдат с детским лицом, Гейзерих; в его голосе смешивались смущение, злоба и благоговение. – Ты знаешь об этом, сука?

– Конечно, знаю. Я что, похожа на дуру?

Ноги Аш пружинили на спиральной лестнице северо-восточного сектора дома Леофрика, когда она снова тяжело ступала по ней вниз, Гейзерих, и Барбас, и назир – впереди нее, позади – все остальные. Кольчуги звенели; ножны мечей цеплялись за изогнутую стену. За Аш по ступеням волочились ее насквозь промокшие шерстяные юбки.

– Боюсь, – сказала Аш, – что ты не понял.

Когда они вошли в коридор, она приподняла плащ, чтобы не наступать на него. В коридоре было светло от развешанных по стенам стеклянных клеток с греческим огнем, и она увидела, что побелевший от холода Гейзерих растерялся.

– Не понял, – сказал парнишка, когда его назир ушел вперед по коридору, выложенному мозаичными плитами.

Аш только улыбнулась ему. Она незаметно сгибала и разгибала свои покрытые синяками разболевшиеся руки. У нее горели мышцы на внутренней стороне бедер. Она подумала: «Ведь я не сидела на коне, наверное, три недели, – ни разу после битвы под Оксоном».

– Меня и раньше брали в плен, – объяснила она ему, – по-моему, я забыла про те случаи.

О причине такого быстрого забвения она запретила себе думать, затолкав камеру с залитым кровью полом в такой уголок памяти, куда лучше не заглядывать. Никогда. Она молода, она быстро вылечивается; конечно, никуда не делась головная боль и боль в колене; но это не влияет на подъем духа.

– Вводите ее! – услышала она. Аш узнала голос Леофрика. Гейзерих неожиданно прошептал:

– Здесь с тобой все будет в порядке. У него здесь тепло – это для его паразитов.

Два солдата отодвинули окованную железом дубовую дверь. Тиудиберт втолкнул ее внутрь. Она сбросила с себя его руку. Назир и господин амир обменялись несколькими словами. Аш пролетела вперед, как летит по прямой стрела из лука, оказалась прямо у жаровни, полной раскаленных древесных углей, и рухнула возле нее на колени на каменный пол.

Что-то зашуршало. Что-то пискнуло.

От тепла жаровни все ее лицо взмокло. Она открыла глаза, неуклюже подняла руки и скинула капюшон. От шерстяного плаща пошел пар. Каменный пол вокруг нее стал влажным. Аш потерла кулаки один о другой, прикусив губу от боли, и постепенно онемение рук прошло, и в них восстановилось кровообращение.

Дверь хлопнула; топоча ногами, солдаты удалялись по коридору. Она подняла глаза и увидела, что осталась наедине с господином амиром Леофриком и несколькими рабами, кого-то из них она знала по имени.

Стены комнаты были уставлены железными клетками с крысами. Из-за тонких металлических решеток за ней следили мириады глаз-бусинок.

– Милорд, – обратилась Аш к Леофрику. – По-моему, нам надо поговорить.

Неизвестно, чего он ждал от нее, но никак не речи. Он обернулся к ней, более обычного похожий на испуганную сову, его седые белые волосы и борода торчали в тех местах, где он пропускал через них пятерню. На нем была зеленая шерстяная тога длиной до пола, запачканная грязью и пометом его животных.

– Твое будущее уже определено. Что ты можешь мне сказать?

При этом скептически произнес слово ты, и это вызвало у нее раздражение. Аш вскочила на ноги, опустила тесные манжеты накидки, и перед ним предстала молодая женщина в европейской одежде, ее короткие волосы скрывала шапочка, тело было закутано в мокрый плащ с капюшом, который она не могла сбросить, иначе рабы сразу бы утащили его.

Она подошла к скамье, где он стоял возле открытой клетки. Рядом с ним стояла Виоланта, держа кожаное ведро с водой.

– Чем занимаетесь? – она нарочно задала отвлекающий вопрос, а сама в это время отчаянно обдумывала, что говорить.

Леофрик опустил глаза на нее:

– Пытаюсь добиться нужного свойства. Или, пожалуй, не так. Это моя пятая попытка. И она тоже не удалась. Девочка!

В железном ящике, стоявшем перед амиром, было измельченное сено. Аш задумалась, подняв брови: как много должно это стоить здесь, где ничего не растет!

В сене шевелились белые существа. Она присмотрелась, всплыли воспоминания детства: она, девчонка лет девяти-десяти, жила в фургоне с Большой Изабель; интендант платил ломоть хлеба за десять дохлых крыс или за выводок крысят. Она наклонилась над ящиком, глядя на их слепые головки – крупные, как у щенков, маленькие тельца покрыты тонким белым мехом. Две были чисто-серыми.

– Через пять дней можно увидеть окраску. Эти, как и прежний приплод, оказались бесполезными, – бросил через плечо господин амир Леофрик. Изо рта у него пахло пряностями. Пальцами с подрезанными ногтями он сгреб весь выводок и бросил в кожаное ведро.

Они безропотно ушли под черную поверхность воды. Обостренным восприятием она различила быстрые крошечные сильные всплески – пятнадцать-двадцать последовательно. Аш встретилась взглядом с Виолантой, держащей кожаное ведро. Глаза девочки были полны слез.

– Самец номер четыре-шесть-восемь, – старик ничего не заметил и перешел к следующей клетке, – он не даст нужного потомства.

Он быстро засунул руку в клетку. Аш услышала писк. Леофрик вытащил крысу-самца, держа его поперек туловища. Аш узнала крысу в пятнах темно-коричневых и белых, она пищала, билась, растопырив все лапы, хвост стоял торчком, потом в панике крыса заметалась из стороны в сторону. Леофрик поднял крысу вверх и изо всех сил размахнулся, чтобы ударить головой об острый край скамьи…

Аш, не сознавая, что делает, кинулась вперед, схватила его за запястье, не дав ему двинуться, пока он не успел вышибить мозги из животного.

– Не надо, – она поджала губы и покачала головой. – Нет, по-моему, этого не следует делать, папа.

Сказано это было исключительно для того, чтобы вывести его из себя. И это удалось. Старик уставился на нее, кожа собралась морщинками вокруг его склеротических синих глаз. Он резко вздрогнул, выругался и швырнул крысу прямо на нее, засовывая в рот окровавленный палец.

– Ну и держи ее у себя, если она тебе нужна!

Летящий предмет ударился прямо в грудь Аш. Она опустила руки, чтобы поймать его, мгновение удерживала в руках как бы связку вертящихся иголок, выругалась, перехватила крысу за мускулистое тельце и совершенно замерла, когда животное полезло вглубь, под ее объемистый плащ.

– Какое у тебя возражение? – брюзгливо вопросил Леофрик.

Аш была совершенно спокойна. В воздухе стояло зловоние крысиного помета. Где-то в складках плаща по ней перемещалось маленькое твердое тельце. Она сообразила: он уселся на сгибе локтя! Но не засунула руку под одежду.

– Эй, лизун…

Маленькое теплое тельце зашевелилось. Она чувствовала, как крыса переместилась к промежности. Она не могла не сжаться, почувствовав острые, как бритва, зубки-резцы.

Но укуса не последовало.

Дикие животные, как правило, не терпят прикосновения человека. Они впадают в панику, оказавшись в ограниченном пространстве. Аш подумала, что этого зверька кто-то трогал. Часто. Гораздо чаще, чем Леофрик, изображающий эксцентричного разводящего крыс амира…

Стоя очень неподвижно, Аш перевела взгляд на Виоланту. Маленькая рабыня поставила на пол ведро с мертвым выводком крысят и стояла, прижав кулаки к губам, с мокрым лицом, в смятении и надежде глядя на Аш.

Приручение – это побочное действие программы селекции, не так ли, ПАПА? Чушь, чепуха! Ничего ты не понимаешь, Леофрик. А я-то знаю, кто ласкает этих животных. И поклясться могу, что из рабов не она одна… или…

— Согласна, я оставлю его у себя, – Аш обернулась к Леофрику. – Мне кажется, этого вы не поняли.

– Чего я не понял?

– Что я не крыса.

– Что ты сказала?

Аш старалась не шелохнуться. Маленькое теплое твердое тельце под плащом потянулось и уселось ей на предплечье. «Прямо на моем теле – под рукавом!» – подумала она, чувствуя, как животное пробирается шаг за шагом к плечу, подбирается к шее. На мгновение у нее внутри все вздрогнуло, когда к ее телу прикоснулась покрытая шерстью змееподобная головка и голый чешуйчатый хвост, потом она осознала, что ощущаемая ею теплая шерсть ничем не отличается от шерсти собачьего щенка, и у нее быстро забилось сердце.

Аш взглянула прямо в лицо Леофрика и заговорила, выбирая слова:

– Я не крыса, господин мой папочка. Меня вы не можете размножить. И я также не какая-нибудь ваша беззащитная рабыня. У меня за плечами целая жизнь. Я прожила восемнадцать, а может, и двадцать лет. У меня есть привязанности и ответственность за людей, многие от меня зависят.

– И что из этого? – Леофрик поднял руку, и подошел раб, неся чашу, полотенце и мыло. Леофрик заговорил, как бы не замечая человека, совершающего его омовение.

«Мне это делали пажи, – вдруг подумала Аш. – Но не так! Это совсем другое!».

– Все это обретаешь, пока проживаешь свою жизнь, – добавила она.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Если я и родом отсюда, все равно я не ваша собственность. Допустим, я родилась от одного из ваших рабов, ну и что? Я не ваша. Вы несете ответственность за то, чтобы отпустить меня, – сказала Аш. И тут у нее изменилось выражение лица. Она сказала совсем другим голосом: – Ой, он меня лижет!

Маленький горячий язычок продолжал скрести, как теркой, ее предплечье, с внутренней стороны локтя. Аш вздрогнула. Она с восторгом подняла голову и смотрела в лицо Леофрика. Леофрик рассматривал ее, сложив руки на животе, и она сказала ему:

– Поговорим. Заключим сделку. Так поступают разумные люди, милорд папа. Видите ли, вы, может быть, жестоки, но вы не сумасшедший. Сумасшедший мог бы проводить этот эксперимент, но он не сумеет одновременно вести дом, заниматься придворной политикой и готовить вторжения… то есть, крестовые походы, – поправила она себя.

Леофрик поднял руки, раб застегнул на нем пояс и собрал складками его длинную мантию.

– И что? – негромко подсказал Леофрик.

– Вы не должны отказываться от возможности заполучить пять сотен солдат, – спокойно продолжала Аш. – Если у меня больше нет моего отряда, дайте мне ваш. Вы знаете, что умеет делать Фарис. Ну – так я лучше! Дайте мне Альдерика и ваших людей, и я вам гарантирую, что Дом Леофрика не проиграет этих выборов. Позвольте мне послать вестников и вызвать моих капитанов, моих пушкарей и инженеров – и в Европе все пойдет по-вашему. Это я вам обеспечу. Что для меня значит Бургундия? В итоге все сводится к вооруженной силе.

Она улыбалась, водя рукой возле локтя, боясь дотронуться до крысы через мокрую шерсть плаща.

– Теперь, когда калиф Теодорих умер, обстоятельства изменились, – продолжала она. – Я знаю, как это бывает, я много раз была свидетелем, когда наследники принимают пост умершего господина, и всегда возникают сомнения в порядке наследования. Подумайте, милорд отец. Сейчас – не то, что было три дня назад, сейчас – это сейчас. Я не крыса. Я не рабыня. Я опытный военный командир, и у меня большой опыт. – Аш пожала плечами. – Секундная работа секиры, и все мозги вылетят из меня и распластаются по чьему-то нагруднику. Но пока этого еще не произошло, я знаю так много, что я нужна вам, милорд отец. По крайней мере, пока вас не избрали королем-калифом.

Морщинистое в складках лицо Леофрика потеряло свое обычное неопределенное выражение. Он чесал пальцами свою незаплетенную бороду. Глаза его сверкнули, и взгляд сконцентрировался на Аш. Она подумала: «Вроде, разбудила его, достала».

– Не верится, что я могу доверить тебе командование моими войсками и остаться в безопасности.

– А подумайте сами, – она увидела, что до него вдруг дошло, что она не молит, не просит. – Выбор за вами. Никто из моих прежних нанимателей не знал, не вздумаю ли я перейти на другую сторону и сбежать. Я не упряма и не глупа. Если благодаря вам я останусь в живых и смогу узнать, что стало с моими ребятами под Оксоном, тогда я буду воевать за вас, и вы можете доверить мне отправиться туда и умереть за вас. Или не умереть, – добавила она, – что предпочтительнее.

Она нарочно отвернулась, увидев по его лицу, что он впал в глубокую задумчивость.

– Виоланта, у меня крыса под сорочкой.

Следующие несколько минут она в смущении не смотрела на Леофрика, распустила свои шнурки, девочка запустила свои холодные руки в лиф ее платья, и тонкие, как иголки, коготочки крысы процарапали красные следы на ее плече, когда упирающееся пушистое тельце извлекали наружу. С острой покрытой шерстью мордочки на нее уставились два красных глаза. Крыса пискнула.

– Присматривай за ним вместо меня, – попросила Аш, и Виоланта ласково прижала зверька к своему худенькому тельцу. – Ну, милорд отец?

– Я, как ты сказала бы, жестокий человек, – визиготский дворянин говорил, не пытаясь оправдаться. – Жестокость – очень эффективный способ получить то, чего тебе надо, и от мира, и от других людей. Ты бы, например, страдала, если бы я приказал умертвить этого паразита, и эту девочку, или священника, который тебя посещал.

– А ты что думаешь, другие лорды, которые нанимают наемников, не пытались это сделать?

– И что тогда делала ты? – заинтересовался Леофрик.

– Вообще-то у меня есть отряд – две-три сотни человек, обученных пользоваться мечами, луками и топорами. И это многих приводит в чувство. – Аш встряхнула рукавами. После метели она наконец-то отогрелась в этой прохладной комнате, пропитанной звериным запахом. – Всегда находится кто-то сильнее тебя. Это – первое, чему обучаешься. По зрелом размышлении они понимают, что ты скорее полезна для них, чем наоборот, но это не всегда срабатывает; вот не получилось с моим прежним отрядом, Золотым Грифоном. Они сделали ошибку – сдали гарнизон; местный лорд утопил половину из них там в озере, а остальных повесил на своих собственных деревьях – грецких орехах. Рано или поздно каждому приходит свой срок. – Она намеренно встретилась глазами с Леофриком и грубо сказала: – В итоге все мы умираем и истлеваем. Важно только то, что мы делаем сейчас.