Текст книги "Музыка любви"

Автор книги: Мэри Берчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Все? – слабо повторила Никола.

– Все! – почти с яростью повторил он. – Что еще можно сказать?

Подняв глаза, Никола заметила, что она не одна страдает. Его темно-синие глаза потемнели, и в них отразились боль и горечь.

– Не надо! – быстро сказала она, прикрывая своей рукой его руку. – Не принимайте близко к сердцу. Вы ничего не могли сделать.

– Боже! – Он коротко рассмеялся и на мгновение сжал ее руку. – Вы меня утешаете?

– Возможно, – серьезно ответила она, – мы утешаем друг друга.

– Согласен. Да, я понимаю, что для вас значил Брайан, – тихо произнес он.

Официант принес первый заказ, и Никола не смогла спросить Эветта, что он хотел этим сказать. В тот миг между ними пролегла такая полоса сочувствия и понимания, что слова были не нужны. После этого по обоюдному согласию они говорили о Брайане очень мало. Вместо этого Никола спросила у него о его работе и сказала, что с нетерпением ждет его концерта.

– Ваша хозяйка не захотела бы этого услышать! – рассмеялся он. Но Никола только улыбнулась.

– Будьте снисходительны к ней. Она великая певица и, хотя может быть ужасно высокомерной, очень уязвима. Ребенка надо баловать…

– Но ему также нужна дисциплина, – сухо заметил он.

– Верно, дисциплина тоже. Но искусству эта женщина отдает всю себя. Иногда я думаю, что ей тоже надо расслабиться.

– И вымешать зло на других? – предположил он с добродушной усмешкой.

– Возможно, – нехотя призналась Никола. И в этот миг над столом появилась тень, ее плеча коснулась легкая рука, и знакомый красивый голос спросил:

– Развлекаешься, милая?

Никола не смогла скрыть смущения, но заставила себя храбро посмотреть на тетю, а Джулиан Эветт немедленно поднялся.

– Да, – заявила Никола с самой непринужденной улыбкой.

– Конечно, милая. – Торелли едва взглянула на ее спутника. – Развлекайся.

Она пошла дальше с горделиво поднятой головой. На мгновение воцарилось молчание. Потом Джулиан сказал:

– Полагаю, я не в списке гостей либо ваших, либо ее.

– Давайте не будем говорить об этом. – Никола принужденно рассмеялась. – Возможно, ей будет полезно знать, что у меня тоже есть личная жизнь.

Хотя остаток вечера прошел приятно, осталось какое-то чувство неловкости, особенно когда Джулиан отвез Николу домой и пожелал ей доброй ночи с теплотой, так не похожей на первый холодный прием, который он оказал ей. Несмотря на эту злополучную встречу, это был самый приятный вечер после смерти Брайана. Чутьем Никола поняла, что должна кое-что утром уладить с тетей, иначе между ними возникнет недопонимание. Сначала возможности для этого не было. Торелли проснулась поздно, позавтракала в одиночестве и долго репетировала, в то время как Никола была вся на нервах, несмотря на разумные убеждения.

Но когда тетя наконец появилась в кабинете, вид у нее был добродушный, она потрепала Николу по щеке и сказала:

– Жаль, ты не сказала мне, что знакома с Джулианом Эветтом.

– Я совершенно его не знаю, – серьезно возразила Никола. – До вчерашнего дня я с ним не встречалась. Мадам, буду откровенной. Я была помолвлена с Брайаном Кавердейлом и очень его любила. Вчера мистер Эветт дал понять, что хорошо его знал. Я не могла упустить возможности услышать про последние дни жизни Брайана. Я позвонила мистеру Эветту, и он пригласил меня на ужин. Вот и все.

Джина Торелли встала и мрачно посмотрела на племянницу.

– Значит, он рассказал тебе про последние дни жизни бедного Брайана? – наконец спросила она.

– Да, – ответила Никола.

– Совершенно все?

– Думаю, да.

– И ты могла сидеть с ним за одним столом и улыбаться ему?

– Не понимаю, – удивленно произнесла Никола.

– Милая моя, неужели ты не знаешь, что Джулиан Эветт – виновник безвременной смерти этого молодого человека?

Глава 2

– Вы говорите серьезно?! – Никола в ужасе уставилась на тетю.

– Я всегда говорю серьезно, – ответила мадам Торелли. Никола была так потрясена, что даже не обратила внимания на нелепость этой фразы.

– Но я не понимаю! – Она растерянно закрыла руками лицо. – Джулиан Эветт не может быть виновен в смерти Брайана. Он был его другом. Он восхищался его творчеством. Он тепло отзывался о нем, а говоря о его смерти, был потрясен.

– А почему бы и нет? – пожала плечами мадам Торелли. – Не очень-то приятно вспоминать, что довел молодого музыканта до смерти даже из лучших побуждений. Ради достижения художественного совершенства.

– Это невероятно! Вы должны мне все объяснить. – Никола сжала руки, словно они внезапно замерзли.

– Все очень просто, – с сожалением начала Торелли. – Брайан Кавердейл должен был выступать на двух концертах под управлением Джулиана Эветта. Этот молодой человек был поистине талантлив. С мастерством Эветта, его превосходным оркестром и присутствием такой звезды, как Брайан, нельзя было не вызвать восторга публики. Брайан был ему необходим.

– Но ведь Брайан не смог выступить на первом концерте? – прошептала Никола. – Он был болен.

– Верно. Итак, концерт Джулиана Эветта вызвал легкое разочарование. Думаю, он хотел, чтобы этого не повторилось. Давай отдадим ему должное за его мастерство, хотя к нему примешивались и личные амбиции. В любом случае он отказался принять извинения Брайана. Я слышала, что у них произошел телефонный разговор и Джулиан был очень настойчив.

– Значит, Брайан просто не мог отказаться? – быстро спросила Никола.

– Точно. Брайан забыл предупреждения врача и прибыл в Торонто с высокой температурой. Он принял участие в концерте. Странно, но он играл словно ангел. Не могу припомнить более прекрасного исполнения «Гарольда» Берлиоза.

– Вы тоже там были?

– Естественно. Потом я прошла за кулисы, чтобы поздравить его, – что я делаю крайне редко, – заметила Торелли. – Должно быть, у бедняги была лихорадка. Он выглядел ужасно, и когда я вошла к нему, они с Эветтом о чем-то спорили. Эветт надменно произнес: «Я хотел, чтобы вы приехали, даже если вы потом умрете!»

– Этого не может быть! – Никола закрыла лицо руками.

– Конечно, он не совсем это имел в виду. В ссоре мы всегда бросаемся подобными словами. Но Брайан ответил: «Именно этого вы и добились, злодей!» Возможно, он хотел сказать совсем другое. Но на самом деле именно так и вышло. В ту ночь у Брайана произошло обострение болезни, и через сутки он скончался. Очень печально. Талантливые музыканты так редки, – добавила Торелли. – Теперь, милая, ты понимаешь, почему я так удивилась, увидев, как ты мило беседуешь с Джулианом Эветтом.

– Я больше не желаю с ним говорить!

– Боюсь, тебе придется. Он будет дирижировать на моем концерте в Фестивал-Холле, нравится нам это или нет, а секретарша не может не говорить с дирижером. У нас могут появиться проблемы. Но нет необходимости быть с ним любезной. Помнишь тот совет, который я дала тебе? Он не принадлежит к кругу наших друзей.

– Как вы были правы! – с горечью воскликнула Никола.

– Да, – без ложной скромности ответила Торелли. После этого она занялась более важными вещами. А Николе потребовалась вся самодисциплина, чтобы продолжать заниматься своими обязанностями. Только когда она оказалась в своей квартире, где они с Брайаном провели так много счастливых часов, ей представилась возможность подумать обо всем, сказанном тетей.

Неудивительно, что Дермот Дин назвал смерть Брайана трагической утратой и добавил, что этого не должно было случиться. И это бы никогда не случилось, если бы не безжалостная амбициозность Джулиана Эветта.

– Ненавижу его! – произнесла Никола вслух. – Ненавижу его. Никогда прежде никого не ненавидела. Это казалось так тщетно и глупо. Но теперь я знаю, что это значит. Он убил Брайана. Как бы мне хотелось…

Внезапно зазвонил телефон, и Никола, обуреваемая яростью и болью, сняла трубку.

– Да? – бесстрастно произнесла она и услышала голос Джулиана Эветта:

– Это вы, Никола?

«Он никогда прежде не называл меня Николой», – подумала она. Но вслух ответила ледяным тоном:

– Да, это Никола.

– Я не узнал ваш голос. Хотел поблагодарить вас за то, что вы провели со мной вечер. Надеюсь, вам не пришлось испытать на себе гнев мадам Торелли.

– Она не очень сердилась, – холодно ответила Никола. – Она просто заметила, что поскольку я любила Брайана, то странно видеть меня в вашей компании.

Даже по телефону она услышала, как он затаил дыхание, словно кто-то нанес ему удар. Потом тихо спросил:

– Она объяснила почему?

– Естественно. Она сказала, что вы несете ответственность за смерть Брайана. – В этот момент Николе ужасно захотелось, чтобы он принялся отрицать все сказанное, чтобы оправдывал себя. Ей показалось, что вина Джулиана Эветта и трагедия Брайана слились в один гигантский кошмар. Никола страстно хотела верить в невиновность Эветта. Однако он не сделал попытки защититься, и она сердито спросила: – Вам нечего сказать?

– Только то, что это не совсем правда.

– Не совсем правда? Это может быть либо правда, либо ложь. Вы настаивали на этой поездке или нет?

– Настаивал.

– Несмотря на его протест?

– Да. Тогда я не верил, что он болен.

– Хотите сказать, что вы не хотели верить?

– Хорошо, я не хотел верить. Это была трагическая ошибка, но…

– Трагическая ошибка! – с горечью и презрением прервала его Никола. – Ваша ошибка убила его! И ваша высокомерная уверенность в своей правоте. И нездоровые амбиции добиться успеха, несмотря ни на что. Вы же сказали ему, что вам все равно, если он умрет…

Никола осеклась, услышав легкий щелчок, когда он положил трубку. Какое-то мгновение она сидела молча, глядя перед собой. Потом медленно положила трубку и заплакала так, как не плакала после смерти Брайана.

После этого Никола увидела Джулиана Эветта на репетиции с мадам Торелли за день до концерта. К ее удивлению, тетя была напряженна и взволнованна, чего Никола от нее никак не ожидала.

– Вам не стоит волноваться, – успокоила ее Никола. – Я слышала, как вы поете, и ваш голос поистине совершенен.

– Не говори глупостей! Никто не может не бояться серьезного выступления. Тот, кто не боится, – машина, а не артист. А для нас, певцов, это хуже всего, потому что мы сами себе инструмент. Ты можешь настроить скрипку или заменить струну. На пианино это может сделать кто-то другой. Но певец полагается на милость судьбы.

– Понимаю, – покорно ответила Никола.

– Конечно, – более весело добавила Торелли, – прекрасная техника в определенной степени может защитить от неудачи. Но опасности все равно подстерегают на каждом шагу. От первой ноты до последней ты словно идешь по канату над бездной. И под тобой нет сетки, если ты вдруг сорвешься вниз, – мрачно заключила она.

– Но ведь это всего лишь репетиция, – осмелилась заметить Никола.

– Репетиция с дирижером, которого я презирала, – последовал сухой ответ. – Этот молодой человек недолюбливает меня. В нем слишком много от истинного музыканта, чтобы он захотел моего провала. Если это случится, он не пощадит меня. Конечно, этого не произойдет, но все равно это прогулка над бездной.

– И вы все равно начнете с арии Королевы Ночи?

– Конечно. – Торелли одарила ее ослепительной улыбкой. – Я не отношусь к тем певцам, которые начинают осторожно и постепенно переходят к более сложным вещам. Я сразу принимаю вызов.

– Наверное, ария Королевы Ночи – самый большой вызов во всей программе?

– Да. С таким сопрано, как у меня, с такой силой и тембром голоса она потребует истинного мастерства. Вот почему эту арию часто поручают какой-нибудь певице с заурядным колоратурным сопрано, которая способна лишь на то, чтобы брать высокие ноты.

– А этого не нужно делать? – спросила Никола, зная, что такой разговор обычно успокаивает ее знаменитую тетю.

– Конечно, нет! Королева Ночи олицетворяет силы зла, как ты знаешь. Это должен быть голос потрясающей силы, а не тоненькие рулады. Вот увидишь!

Торелли стояла на возвышении в отлично сшитом костюме. На ней почти не было драгоценностей и макияжа, и было видно, что она настроена на серьезную работу. Когда закончилось вступление оркестра и Джулиан Эветт, взглянув на нее, поднял левую руку, она начала арию с точностью балерины и естественным, привычным мастерством. Не было необходимости понимать слова, хотя, как всегда у Торелли, они звучали чисто и ясно. Безупречная фразировка, легкая вибрация голоса, почти надменная легкость, с которой она пела, производили впечатление чего-то ужасающего и сверхъестественного. В конце арии весь оркестр аплодировал ей, и Джулиан Эветт сошел с дирижерской платформы и с неподдельным восхищением поцеловал ей руку. Никола ледяным взглядом смотрела на него. Хотя она была тронута и поражена пением Торелли, ничто не могло растопить лед, сковавший ее сердце, когда она смотрела на человека, повинного в смерти Брайана. Втайне она осуждала Торелли за благосклонную снисходительность к восхищению Эветта. «Она могла бы вести себя с ним холодно, – думала Никола. – Ведь она знает, что он сделал!»

Но Торелли не было дела ни до кого, кроме себя. Восхищение Джулиана Эветта польстило ей, и она была, по-видимому, в прекрасном расположении духа, когда они перешли к арии Альцесты из оперы Глюка – мольбе богам подземного царства, чтобы они вернули ее супруга. Словно по волшебству, благородство голоса мгновенно превратило Торелли из представительницы зла в прекрасное создание из классической легенды.

Потом последовал небольшой перерыв, во время которого Никола, зайдя с тетей за кулисы, столкнулась там с дирижером. Точнее они с Эветтом встретились в узком проходе, ведущем в гримерную Торелли. Он коротко кивнул ей и прошел мимо, а она смерила его ледяным взглядом.

– Ну, как мой голос звучал в зале? – поинтересовалась Торелли.

– Великолепно! – искренне ответила Никола, и тетя улыбнулась и сказала:

– Я была в отличной форме. А этот молодой человек еще более талантлив, чем я думала. Дирижер для певца, а они сегодня очень редки. Возможно, его будущее действительно опера. Может, мы еще услышим о нем, Никола.

– Он все равно останется человеком, убившим Брайана Кавердейла, – с горечью заметила Никола.

– Да, конечно, – небрежно ответила Торелли. – Однако это не умаляет его достоинств. Никогда нельзя смешивать человека и истинного художника, дитя мое. Иначе посредственность может стать выше гения.

Никола мрачно взглянула на тетю и нехотя спросила:

– Вы думаете, Джулиан Эветт – гений?

– Пока рано говорить. В любом случае в наше время это слово слишком часто произносят. Но в нем есть какая-то великолепная пластичность, смешанная с силой. Это очень редко. Я должна поговорить о нем с Оскаром Уоррендером. Знаю, Оскар им восхищается, а он ошибается редко. Давай посмотрим, как он справится со сценой леди Макбет, ходящей во сне. Это оркестровое вступление – настоящая проверка для дирижера, может ли он создавать атмосферу. Слушай внимательно, Никола. Холодное отчаяние, сострадание к потерянной душе, даже жалобные нотки, говорящие о внутреннем переломе.

Никола вернулась в зал и принялась слушать. И сцена, описанная Торелли, развернулась перед ней во всей красоте и силе. Сказанное тетей о холодном отчаянии было истинной правдой. Она даже слегка задрожала, как в предрассветный час, когда леди Макбет ходила по закоулкам своего замка, заламывая запятнанные кровью руки. «Вот как чувствует себя человек, совершивший что-то страшное, – подумала Никола. – Что-то ужасное, что уже не исправишь».

В порыве сочувствия Никола подумала, испытывает ли те же муки совести Джулиан Эветт из-за Брайана. Но тут же отбросила эту мысль, посчитав ее глупой и сентиментальной, и принялась слушать торжествующий голос Торелли, в котором смешивались глубокая грусть и великолепное чувство ритма вплоть до последней призрачной ноты, растаявшей где-то вдали.

Когда ария закончилась, тетя подозвала Николу на сцену, где участники оркестра уже паковали свои инструменты. К досаде Николы, тетя тут же завязала разговор с дирижером.

– Я попросила Николу слушать особенно внимательно это оркестровое вступление, – любезно пояснила Торелли. – Как тебе понравилось, Никола? Наш мистер Эветт справился с заданием?

Наш мистер Эветт! Впервые Никола разозлилась на тетю. Не обращая внимания на направленный на нее взгляд Эветта, она заставила себя ответить:

– Все было так, как вы и описывали. Холодное отчаяние и страдания души под невыносимым грузом вины.

– А сострадание? – подсказала Торелли. – Необъяснимое сострадание, которое мог выразить только Верди, его ты заметила?

На минуту воцарилось молчание. Потом дирижер сухо ответил:

– Возможно, мисс Денби в тот момент не была настроена на сострадание.

Что-то в его голосе вызвало гнев Николы. Она подняла глаза и взглянула на него.

– Мне трудно, – медленно произнесла она, – сострадать тому, на чьей совести лежит смерть человека.

Он слегка вскинул голову, словно она дала ему пощечину, и Никола с удовольствием наблюдала за его смятением. Но Торелли, погруженная в свои мысли, заметила:

– Верди хотел, чтобы слушатели испытали сострадание к леди Макбет. Все это выражено в его музыке. Конечно, она была заблудшей душой, но, в конце концов судьба ее покарала.

– Думаю, мисс Денби не думала о леди Макбет, мадам, – холодно заметил Джулиан Эветт. – Больше о тех, кто совершал ошибки. А для них она бы предпочла быстрое и полное отмщение. Если я вам в последнюю минуту понадоблюсь, вы найдете меня в отеле.

Поклонившись Торелли и не удостоив взглядом Николу, он ушел. Когда они с тетей отправились домой, Торелли была полна энергии, а Никола подавлена и опустошена.

– Что с тобой, милая? – спросила Торелли. – Сегодня ты какая-то унылая. А ведь тебе ничего не надо было делать, только сидеть и слушать эту восхитительную репетицию.

– Возможно, я больше переживала за вас.

– За меня никто не должен переживать, – сухо ответила тетя. – Я в состоянии делать это сама. Пожалуйста, помни, дитя мое, что ты нужна мне для поддержки, а не как помеха.

Никола взяла себя в руки и усилием воли попыталась вернуть свое хорошее настроение.

На следующий день было назначено выступление и она без особого труда занималась делами своей тети, согласная с тем, что концерт должен затмить все мысли и чувства.

Торелли была нервной и раздражительной и даже жалобно воскликнула:

– Как мне не хватает Питера!

Сначала Никола даже не могла сообразить, о ком она говорит. Потом до нее дошло, что это и есть ее так редко упоминаемый дядя, и она сочувственно спросила:

– Он очень помогает вам?

– Да. Даже не замечаешь, что он рядом, – ответила Торелли, но Никола подумала, что это, возможно, единственное его достоинство.

– Может, вам немного отдохнуть? – мягко предложила она, заметив, что тетя постоянно зевает. – Наверное, вы плохо спали ночью.

– Я прекрасно спала! – последовал резкий ответ. – Я всегда хорошо сплю. Если ты имеешь в виду то, что я часто зеваю, то это нервное. Некоторых людей даже тошнит.

Однако через какое-то время Торелли согласилась с предложением Николы и большую часть дня провела в своей комнате. Когда она наконец появилась в простом черном бархатном платье и роскошных соболях, выглядела она совершенно отдохнувшей и излучала полную уверенность в себе, которой Никола никогда не замечала в других людях. Каким-то странным образом она уже не участвовала в обыденной жизни и, взглянув на Николу, отсутствующим голосом произнесла «очень мило», что, очевидно, относилось к платью, которое надела ее племянница.

По дороге в Фестивал-Холл они обменялись парой фраз. Никола все время помнила о несравненном таланте своего дяди держаться в тени. Но когда они подошли к дверям, ее сердце сильно забилось от волнения. Лизетт, горничная Джины, уже была в гримерной. Она расставляла по местам все, что может понадобиться ее хозяйке, с таким беззаботным и уверенным видом, что это не могло не вселить спокойствие. Торелли благосклонно взглянула на нее, как можно было смотреть на преданную старую собаку. Потом она повернулась к Николе и сказала:

– Больше ты мне не понадобишься, милая. Иди занимайся своими делами.

– У меня еще нет билета, – напомнила Никола. – Он будет в кассе или…

– У кого билет мисс Николы, Лизетт? – с видимым усилием спросила Торелли.

– У мистера Эветта, мадам, – даже не обернувшись, ответила служанка.

– У Джулиана Эветта! – в смятении воскликнула Никола.

– Да, припоминаю. Он пообещал обо всем позаботиться. Пойди к нему в комнату. Билет у него.

Инстинктивно Никола ответила:

– Я не могу!

– Иди! – приказала Торелли, словно императрица рабу. И Никола повиновалась.

Она простояла перед дверью в гримерную целую минуту. Мысль о том, чтобы обратиться к Джулиану Эветту за такой мелочью, как билет, была ей отвратительна. Она намеревалась больше никогда не общаться с ним по собственной воле. Естественно, ей время от времени придется вступать с ним в разговор из-за тети. А теперь, если она хочет попасть на концерт, она должна войти и попросить у него билет. Ситуация была одновременно мучительная и чуточку смешная. Она показывала всю абсурдность решения Николы. Ей не удастся избежать разговоров с ним. Наоборот, нужно общаться с ним, одновременно давая понять, что ему нечего рассчитывать на ее дружбу и расположение.

Приняв это новое решение, Никола храбро постучала в дверь и, когда услышала «Войдите!», вошла с уверенностью, о которой не могла и помыслить десять минут назад. Он стоял у столика перелистывая страницы партитуры, и, когда поднял глаза, она могла поклясться, что по его лицу скользнула тень удивления. Но он быстро взял себя в руки:

– Что случилось? Мадам Торелли что-нибудь нужно?

– Нет, я пришла за своим билетом. Мне сказали, что он у вас…

– Да, конечно! Простите, совсем забыл. – Он вытащил из кармана пальто кошелек. – Кажется, он здесь.

Позже Николе стало казаться, что руки у него слегка дрожали. Когда он открыл кошелек, его содержимое оказалось на столе. Среди разных вещей был билет, и когда он поднял его, Никола заметила свою фотографию.

– Что это такое… – начала она.

Но Эветт быстро смел бумаги в одну кучу и засунул их в кошелек.

– Ваш билет, – произнес он.

Никола взяла его и воскликнула:

– Откуда у вас моя фотография?

– Вы ошибаетесь, – холодно ответил он.

– Нет! Покажите мне ваши бумаги.

– Ни за что, – спокойно ответил он. – Я дал вам билет. Через несколько минут я должен выйти на сцену. Должен попросить вас уйти, мисс Денби.

– Но я знаю…

– Мне очень жаль. – Он открыл дверь и ждал, когда она уйдет. Тут раздался первый звонок. – Мне выходить через пять минут, – вежливо напомнил он.

Повинуясь служебному долгу, Никола вышла в коридор. После второго звонка она уже нашла свое место. Вокруг слышались взволнованные голоса. Желание увидеть всемирно известную певицу и молодого талантливого дирижера привело в театр огромное число зрителей, и в зале почти не осталось пустых мест. Никола не замечала происходящего вокруг. Она сидела неподвижно, даже когда зал взорвался аплодисментами, приветствуя появление дирижера. Она думала о фотографии. Конечно, она не ошиблась! Кроме того, это была очень знакомая фотография. Она дала ее Брайану.

За аплодисментами наступила минута полной тишины, которая всегда предшествует первому взмаху дирижерской палочки. И в этой тишине Никола почти слышала, как роятся в голове мысли. Фотография, которую она подарила Брайану! Возможно ли, что это копия его фотографии? И как она оказалась у Джулиана Эветта? Никола сидела, уставившись на свои сцепленные руки, лежащие на коленях. Казалось, что она, как и все вокруг, сконцентрирована только на музыке. Но на самом деле это было не так. В течение почти всего вступления Никола была погружена в собственные мысли. Из оцепенения ее вывели аплодисменты, означающие окончание увертюры, и она полностью вернулась к действительности от бурных выкриков и оваций, приветствующих появление Торелли. После этого уже никакие мысли не могли отвлечь ее от этого волшебного голоса.

Теперь Никола уже хорошо знала Джину. Она могла быть неотразимой, навязчивой, а иногда просто невозможной. Но сейчас на сцене стояла истинная певица в простом, но прекрасно сшитом черном бархатном платье, которая с полной непринужденностью готовилась продемонстрировать всем свое искусство. Странно, но она словно перестала быть собой, и ее оболочку по капле заполняли души призрачной королевы демонов, воплощение добродетели и великодушия и, наконец, проклятой грешницы, запутавшейся в своих преступлениях.

Публика сходила с ума от восторга. Тем немногим артистам, которые могут затронуть наши сердца, мы готовы отдать похвалу, признание и любовь. Торелли завоевала все это, и в конце выступления Никола поднялась вместе с остальным залом, словно впервые увидела эту необычайную женщину.

– Это не просто пение, – заметил Николе какой-то незнакомец, – хотя и совершенно дивное. Тут играет роль и личное обаяние. Должно быть, она потрясающий человек.

Никола сочувственно улыбнулась, но про себя подумала: «Вот уж неправда. Это всего-навсего моя постоянно ошибающаяся, довольно утомительная и все-таки милая тетя. И эта великолепная женщина – тоже она. Как странно!»

Было нелегко пройти за кулисы сквозь толпу почитателей, друзей, представителей прессы и звезд. До этого концерта Торелли держалась отчужденно, но теперь Никола с изумлением узнала множество известных людей среди тех, кто заполнял коридор, ведущий к ее гримерной. Ей так бы и не удалось пройти туда, если бы не появление Джулиана Эветта. Люди немедленно расступились перед ним, потому что, во-первых, вне всякого сомнения, узнали его, а во-вторых, из-за его прирожденного чувства превосходства.

– Пойдемте, Никола, – позвал он, прокладывая для нее путь, и она подумала, что заставило его вновь назвать ее по имени: простая забывчивость или волнение этого необыкновенного момента.

Гримерная была завалена цветами, забита людьми, и в ней почти физически ощущался восторг, всегда сопровождающий подобные события.

– Джулиан! – К изумлению Николы, Торелли обняла дирижера и расцеловала его в обе щеки. – Дорогой мой, вы были прекрасны! Знаю, я была права, настаивая на том, чтобы вы выступали со мной. Вы стали для меня настоящей поддержкой.

– Вы слишком добры. – Он мягко улыбнулся в ответ и тоже поцеловал ее. И только легкая смешинка в его глазах и приглушенное хихиканье Дермота Дина, стоявшего поодаль, напоминали о прошедшей буре и сопротивлении, с которым им пришлось столкнуться при первом упоминании имени Джулиана Эветта.

– Никола, милая! – Торелли подставила ей теплую щеку для поцелуя. – Разве он не великолепен, наш Джулиан?

– Выступление было прекрасным, – тщательно скрывая свой восторг, согласилась Никола. – И вы были прекрасны.

– Что ж… – Тетя улыбнулась и пожала плечами, словно не желая отрицать очевидного. – Без Джулиана мне было бы намного труднее. Поужинаете с нами? – Она вновь повернулась к дирижеру.

– Если пожелаете.

– Я не просто желаю, я настаиваю. – Торелли одарила его величественной улыбкой. – Дермот, ты заказал мне столик в «Глории»?

– Естественно, – ответил Дин с довольным видом человека, совершившего чудо.

– Думаю, нас будет восемь или десять. Никола, ты поезжай вперед и убедись, что все в порядке. Можешь взять машину. Нет, нельзя. Мне она понадобится. Сейчас подумаем…

– Давайте я возьму Николу, – холодно предложил дирижер. – У меня есть машина.

– Жаль отрывать вас от поклонников, – с сомнением протянула Торелли.

– Дорогая мадам! Сегодня поклонники ждут только одного человека, – с улыбкой возразил Джулиан.

– Чушь! В Лондоне не каждый день появляются замечательные дирижеры. Ну ладно, возьмите Николу. Мы не задержимся.

– Я могла бы поехать на такси, – с угрозой произнесла Никола.

– Не стоит, – раздался сзади тихий, повелительный голос. – Сюда… – И он вновь провел ее сквозь толпу к выходу из театра.

Здесь его ожидала обычная публика, и, похоже, Торелли была права, поскольку при появлении Джулиана раздались восторженные крики и в толпе замахали программками, безмолвно умоляя об автографе.

– Не возражаете? – спросил Джулиан у Николы и принялся с добродушной улыбкой раздавать автографы.

– Пожалуйста! – Какая-то особенно преданная поклонница протянула программку Николе. – Не попросите вашего мужа подписать? Я не достаю.

– Я вовсе не ее муж, – не поднимая глаз, заметил Джулиан Эветт, – но за эти добрые слова я обязательно дам вам свой автограф.

В толпе засмеялись, потому что шутка всегда желанный гость у дверей театра, и Никола молча протянула программку дирижеру. Передавая ее обратно, она заметила написанные слова «Спасибо! Джулиан Эветт». Ей стоило большого труда скрыть свое негодование.

– Разве это было необходимо? – холодно спросила она, когда они наконец добрались до машины.

– Что именно? Раздавать автографы?

– Конечно, нет. Я понимаю, что без этого не обойтись. Разве было необходимо писать это на программке той женщины?

– Ах, это! – Он рассмеялся. – Думаю, ей было приятно.

Никола промолчала, и Джулиан задумчиво добавил:

– И мне тоже, если уж на то пошло.

– Почему?

– Не знаю, Никола. После такого вечера всегда чувствуешь себя веселым и глупым. Вполне естественно обмениваться шутками с поклонниками.

Никола промолчала. Внезапно она вспомнила, как всегда после концертов Брайан улыбался своей радостной, ребячливой улыбкой. У нее защемило сердце, когда с ужасающей ясностью она поняла, что этого больше никогда не повторится.

– В чем дело? – наконец спросил Джулиан.

– Я думала о Брайане.

– Боже мой, неужели вы каждый раз будете мне напоминать об этом? – вскричал он, и машина тронулась с места.

Никола вовсе не собиралась упрекать его. Она просто высказала свои мысли вслух. А теперь, к своему ужасу, поняла, что не в силах скрыть слез. Они тихо текли по щекам. Через несколько минут Джулиан взглянул на нее и увидел, что случилось. Каким-то странно-беспомощным тоном он произнес:

– Господи, простите меня! Я не должен был кричать на вас.

– А я не должна была портить вам праздник, – ответила Никола.

Но тут она опомнилась. Раз уж он взялся везти ее в отель против ее желания, то не стоит полностью подчиняться ему.

– А теперь расскажите, почему вы носите с собой мою фотографию, – ровным голосом произнесла она.