Текст книги "Музыка любви"

Автор книги: Мэри Берчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Мэри Берчелл
Музыка любви

Глава 1

Никола подняла голову и прислушалась. Она отодвинула пишущую машинку в сторону и позабыла обо всем на свете. Работать, когда звучит этот голос, было невозможно. Громадные очереди выстраивались затем, чтобы услышать этот голос, за право пригласить обладательницу этого голоса сражались директора лучших оперных театров. Николе казалось, что самый красивый голос, который она когда-либо слышала, и его волшебство нисколько не приуменьшились оттого, что теперь она могла наслаждаться им постоянно.

Джина Торелли была легендой семьи с тех пор, как вышла замуж за молчаливого, довольно угрюмого дядю Николы. Люди говорили, что он блестяще управлял ее делами и распутывал денежные проблемы, это и стало причиной их свадьбы. Неизвестно, где была правда, но после свадьбы они жили за границей, и сначала Никола не знала свою знаменитую тетю лично, а дядю помнила смутно, с тех пор, как он приезжал в Уорикшир. Отец Николы был семейным врачом, отличавшимся чувством юмора, проницательностью и любовью к жене и единственной дочери. Ее мать, несомненно очаровательная женщина, казалась Николе человеком с самым добрым сердцем на свете. Девушка обожала родителей, и ей нелегко было покидать их, когда она решилась отправиться в Лондон, чтобы начать самостоятельно зарабатывать на жизнь в известном секретарском бюро. Сначала она очень скучала по дому и часто ездила в родные места по выходным. Но потом встретила Брайана Кавердейла, и вся ее жизнь изменилась. Это был блестящий, подающий большие надежды альтист одного из ведущих лондонских оркестров. «Когда-нибудь, – сказал он Николе с уверенностью, продиктованной скорее преданностью своему делу, нежели тщеславием, – я буду величайшим в мире альтистом». Брайан открыл ей мир музыки, и под его иногда снисходительным, иногда нетерпеливым руководством она принялась посещать концерты, собирать пластинки с камерной музыкой и узнавать имена великих музыкантов. По собственной инициативе она начала ходить в оперу, околдованная причудливым, блестящим миром музыки и драмы.

Поскольку в том, что касается оперы, Брайан не разделял ее восторгов, Никола скрыла от него, что опера завораживает ее больше, нежели вся остальная музыка. Однако он был поражен, когда она буднично заметила, что Джина Торелли – ее тетя.

– Твоя тетя?! Милая моя, она просто не может быть ничьей тетей! Это не укладывается в голове.

– Она вышла замуж за моего дядю, – с улыбкой повторила Никола. – Он просто гениален в обращении с цифрами…

– Конечно-конечно! Он своего рода финансовый волшебник. Говорят, он удвоил состояние Торелли. Как прекрасно. Как ты называешь ее при встрече?

– Мы ни разу не встречались, – ответила Никола.

– Ни разу? Хочешь сказать, что семейными узами связана с Торелли и ни разу этим не воспользовалась? Дорогая, на что ты только тратишь время?

– После замужества она ни разу не была в Англии. Как я могла с ней увидеться?

– Мне кажется, – Брайан улыбнулся своей мимолетной заразительной улыбкой, которая мгновенно уничтожила раздражение Николы, – что стоило бы съездить в Париж, Рим или Мадрид ради того, чтобы назвать Торелли тетушкой. Но забудь об этом. Насколько мне известно, в конце года она приезжает в Лондон. Ты должна наверстать упущенное и представить меня ей.

В восторге оттого, что она связана с человеком, который так интересует Брайана, Никола дала ему обещание. И чтобы еще больше сблизиться со своей известной родственницей, купила пару пластинок Торелли.

Каждый великий голос индивидуален. Хорошие голоса можно спутать, но великие – никогда. У Торелли было сопрано, оттененное особыми, волнующими нотами, более характерными для меццо-сопрано. И хотя голос звучал поистине божественно, никто бы никогда не сказал о Торелли обыденного «поет, словно ангел». Скорее, она пела, как прекрасный, тревожащий душу демон.

– На сцене она тоже великолепна, – поведал Брайан Николе. – Я как-то видел ее в Вене. Никогда этого не забуду. В ее выступлении сочетались безупречная техника и какая-то стихийная сила. Очень бы хотелось увидеться с ней.

– Я очень рада! – улыбнулась Никола и с радостью подумала о том вечере, когда Брайан придет в ее маленькую квартирку, она приготовит восхитительный ужин, и они будут разговаривать и слушать музыку.

– В тебе удивительное сочетание какой-то умиротворенности и побуждения к действию, – признался Брайан. – О такой подруге мог бы мечтать любой человек искусства.

– Почему только человек искусства? – шутя, спросила Никола, надеясь, что Брайан не заметит, как учащенно забилось у нее сердце.

– Потому что при такой напряженной работе, где возможны подъемы и падения, мучения и кошмары, вдохновение и покой может дать только человек, обладающий такими качествами, как ты. Тот, кто знает, как и когда побудить к действию или покритиковать, посочувствовать или кольнуть. Да все, что угодно! Иногда это кто-то из родителей или сестра. А иногда муж или жена, – задумчиво добавил Брайан.

– Правда? – очень тихо спросила Никола.

– Милая, – внезапно он взял ее руку и прижал к щеке, – когда я вернусь из поездки по Канаде, мы поговорим о нашем будущем, хорошо?

– Да. – Никола смотрела на него, не скрывая своих чувств, и Брайан привлек ее к себе и поцеловал.

Она была так счастлива, так радостно смотрела в будущее, что, расставаясь с ним через три дня в аэропорту, не испытала никакого дурного предчувствия. Никола знала, что эта поездка в Канаду вместе с оркестром открывала перед Брайаном блестящие перспективы, поскольку он должен был солировать в трех важнейших концертах на международном фестивале. От него пришли две открытки с кратким описанием первых успехов. Потом писем не было, но через какое-то время Брайан сообщил, что простудился, но надеется поправиться через пару дней. Он остался в Монреале, но собирался присоединиться к оркестру, продолжавшему гастрольный тур, в самом скором времени. В газете Никола прочла ужасное и невероятное сообщение – «Прославленный музыкант умер на гастролях».

Никола заметила статью в вечерней газете, и ей в глаза бросилось имя Брайана Кавердейла. Сначала она почувствовала леденящий ужас и недоверие. Словно во сне пришла она домой, и, только оказавшись в маленькой уютной гостиной, которая внезапно опустела, Никола вдруг осознала весь ужас произошедшего. В этой гостиной они часто сидели вдвоем. За этим столом они ели и обсуждали разные новости. Здесь они были так несказанно счастливы, мечтая о прекрасном будущем. Теперь этого будущего нет… Нет Брайана… Нет ничего… Не снимая пальто, Никола тяжело опустилась на стул, на котором он часто сидел, ледяными руками вновь развернула газету и прочитала скупые подробности.

Он умер от воспаления легких в Торонто после небывалого успеха оркестра под руководством Джулиана Эветта – молодого блестящего канадского дирижера. Брайан никогда не станет величайшим в мире альтистом. Несколько недель Никола жила словно в кошмарном сне. Внешне она оставалась спокойна, добросовестно выполняла свою работу, даже встречалась с друзьями. Но душа ее будто умерла.

– Ты выглядишь такой изможденной, милая, – сказала ее мать, когда Никола приехала домой на выходные. – Надеюсь, ты не решила худеть?

– Нет, мама. У меня был трудный период, но скоро все наладится. В последние несколько недель, было очень много работы.

– Думаю, тебе нужно тонизирующее средство. Лучше поговори с отцом!

Но в этом не было необходимости. Отец посмотрел на Николу долгим взглядом и спросил:

– Что такое с тобой произошло, малыш?

Никола собиралась ответить, что все в порядке, но внезапно разрыдалась. Через несколько минут она поведала отцу свою историю. Как они с Брайаном любили друг друга и как хотели пожениться после его возвращения из Канады. Но теперь он умер, и у них больше нет будущего.

Доктор Денби пригладил свои блестящие волосы и сказал:

– Я не буду пытаться тебя утешить, милая. Любое горе так ужасно. Но по своему опыту скажу тебе, что приходится перетерпеть какое-то время, прежде чем ты с болью и страданиями отыщешь новый путь. И самый простой способ это сделать – придумать несколько краткосрочных планов, которые тебе действительно по душе. Чем бы ты действительно хотела заниматься, допустим, в течение трех месяцев?

Никола собиралась ответить, что хотела бы лишь думать о Брайане и лелеять свои воспоминания, но инстинктивно ощутила, что отец назовет это слабостью.

– Что тебя теперь больше всего интересует? – терпеливо спросил отец.

– Музыка… – начала Никола, но прикусила язык, потому что теперь музыка была связана с болезненными воспоминаниями о Брайане.

– Музыка? – Отец задумчиво перелистал несколько писем на своем столе.

– Но как только я ее слышу, мне ужасно хочется плакать! – воскликнула Никола.

– Это пройдет, – спокойно произнес отец. – Музыка? Это письмо от твоего дяди Питера. Похоже, врачи предписали ему длительное путешествие, так что, когда тетя вернется в Англию, он не приедет с ней. Он спрашивает, не знаю ли я надежного секретаря, с которым бы она могла работать во время своего визита. Как насчет этого?

– Что? Я?! Ты хочешь сказать, что я должна взяться за это? Но, папа, я недостаточно взрослая и ответственная…

– Ничего подобного. Ты самая способная и ответственная девушка из всех, кого я знал. Перестань трусить. Это всего-навсего твоя тетя.

– Нет! Она всемирная знаменитость. Одна из величайших певиц в мире. Люди готовы руку отдать на отсечение, лишь бы послушать и увидеть ее.

– Значит, у тебя появился шанс, да к тому же рука будет на месте, – сказал доктор Денби. – Я считал, что раз тебя интересует музыка, то ты должна схватиться за это предложение.

– Ты, правда, думаешь?.. – Внезапно лицо Николы озарила слабая улыбка, и впервые за много недель ее большие серые глаза засветились интересом. – На работе меня ценят. – Внезапно она ощутила прилив сил и любопытство. – Когда она приезжает?

– На следующей неделе.

– Так рано? Брайан говорил… – Никола помедлила, с болью вспомнив, как он восторженно говорил о будущей встрече с Джиной Торелли.

– Дядя пишет, что она приезжает в Англию по делам. – Доктор Денби взял в руки письмо. – Концерты будут чуть позже. Возможно, она останется или отправится в Париж. Если вы друг другу понравитесь, то сможете работать столько, сколько захотите. По крайней мере, стоит попробовать. Она остановится в номере отеля «Портленд». Вот адрес.

Никола внимательно прочитала письмо на двух страницах, написанное мелким, аккуратным дядиным почерком.

– Да, – ответила она, широко улыбаясь, – стоит попробовать. Спасибо, папочка.

До возвращения в Лондон Никола отправила краткое, но сердечное письмо своей знаменитой родственнице, ссылаясь на письмо дяди и предлагая свои услуги в качестве секретаря-компаньонки. Чтобы тетя не подумала, что Никола хочет получить работу лишь из-за родственных связей, она приложила к письму адрес агентства, где работала. Четыре дня спустя зазвонил телефон, и женщина с сильным французским акцентом, представившаяся горничной мадам Торелли, попросила Николу прийти между половиной седьмого и семью часами на следующий вечер и продиктовала адрес. Когда Никола явилась к тете, ее обуревало сильнейшее любопытство. Горничная – возможно, та, что звонила вчера, – проводила ее в прелестную гостиную и с застывшей улыбкой сообщила, что мадам будет через минуту.

Оставшись одна, Никола осмотрелась и обнаружила, что в комнате нет ничего безликого. Глядя на разбросанные повсюду фотографии и личные вещи, можно было подумать, что Джина Торелли жила здесь годами. А Никола, еще не знавшая о способности Торелли передавать всем вещам вокруг свое личное присутствие, была поражена этим, как ей казалось, маленьким чудом. Она как раз рассматривала подписанную фотографию известного дирижера Оскара Уоррендера, когда легкий шелест заставил ее обернуться. В дверях стояла Джина Торелли. Небольшая пауза перед тем, как певица вошла в комнату, придала этому простому действию поистине драматический характер, и в тот миг Никола очутилась в волшебном мире, окружающем каждую примадонну.

– Милое мое дитя. – Певица обняла Николу красивыми и удивительно сильными руками. – Так, значит, ты и есть маленькая племянница Питера?

Даже тогда Никола заметила, что мадам Торелли не назвала ее своей племянницей. Но эту мимолетную мысль мгновенно затмило обаяние стоявшей перед ней женщины. Она не была красавицей в обыденном смысле этого слова, несмотря на прекрасные темные глаза и превосходные зубы, но Никола поняла, что, когда эта женщина входит в комнату, внимание всех присутствующих достается только ей. Из-за своей превосходной осанки и величественного вида она казалась выше, и от нее исходили сила и уверенность, которые Брайан когда-то назвал «стихией». У мадам Торелли была безупречная кожа, ясные глаза и живые, упругие волосы, хотя, возможно, и не своего природного цвета. Двигалась она с грацией и уверенностью спортсменки.

Конечно, Никола не могла всего этого заметить сразу. Но когда впоследствии припоминала их первую встречу, на ум приходили мельчайшие подробности. На друзей и на врагов Джина Торелли производила сильнейшее впечатление. Она усадила Николу на широкий диван и, держа ее за руку, присела рядом, с откровенным интересом разглядывая племянницу.

– Ты совсем не похожа на Питера, – наконец сказала она.

– Я скорее пошла в мать, – призналась Никола.

– Ах да. Очаровательная, но не слишком умная, как говорил Питер. Однако все мы разные, – снисходительно заметила Торелли. – Значит, ты хочешь быть моей секретаршей?

– С удовольствием! – воскликнула Никола и сама удивилась себе. – Если вы считаете, что я подойду.

– Агентство хорошо о тебе отзывается. Однако, думаю, ни одно агентство не станет дурно говорить о своих работниках. Но ты написала мне приятное письмо, у тебя милый голос, и ты очень красива. Все это важно. Ты что-нибудь знаешь о музыке?

– Я могу читать по нотам и обожаю ходить на концерты и в оперу.

– Этого достаточно. Ты сама играешь или поешь?

– Боюсь, что нет.

– Не извиняйся. Тогда бы я тебя не взяла. Настоящему профессионалу невыносимо присутствие напыщенного любителя. Это всегда какой-нибудь хорист с пронзительным голосом, который только и мечтает, как бы рассказать о недостатках Карузо.

Никола рассмеялась. Сперва мадам Торелли с удивлением посмотрела на нее, но потом засмеялась сама. У нее был настолько глубокий и красивый смех, что Никола была поражена.

– Забавно, – согласилась Торелли, – хотя и ужасно раздражает. – Когда она говорила это, в ее голосе появились угрожающие нотки, и Никола мгновенно представила себе эту женщину в гневе. – Когда ты можешь приступить?

– Завтра, если хотите.

– Отлично. Ты владеешь какими-нибудь языками?

– Довольно прилично французским и поверхностно итальянским и немецким. Хотя не уверена, что смогу вести переписку на двух последних, – прибавила Никола.

– Не важно. Большинство моих писем на английском.

– Вы прекрасно говорите, – искренне сказала Никола.

– А почему бы и нет? Я наполовину англичанка и родилась здесь.

– Неужели? Но я читала, что вы родились недалеко от Флоренции, в маленьком коттедже на берегах Арно.

– Ничего подобного! – произнесла Джина Торелли и глазом не моргнув. – Если быть точной, я появилась на свет близ Кэмдена, в большом поселении в конце Юстон-роуд.

– Но эта статья в журнале была так убедительна…

– Да, конечно. Этот миф на удивление живуч. Я сама его изобрела для одной американской журналистки.

– Правда? – Никола рассмеялась так заразительно, что и тетя невольно присоединилась к ней.

– Ты красиво смеешься, – заметила она со знанием дела.

– Но вы смеетесь еще лучше! Словно, ну не знаю, струна органа или что-то в этом роде.

– Милая моя! Думаю, мы поладим.

Так и произошло. В течение следующих нескольких недель Никола иногда поражалась, но чаще всего находилась под волшебным воздействием обаяния женщины, вошедшей в ее жизнь. Она обнаружила, что в своем стремлении к совершенству Джина Торелли могла быть грубой, эгоистичной, упрямой и совершенно невыносимой. Ничто, как она считала, не могло стоять на пути искусства. И если для их достижения она кого-нибудь обижала, ранила, делала своим врагом или даже губила, ей это было совершенно безразлично. В целом пресса ее недолюбливала, критики восхищались ею, коллеги уважали, а публика обожала. Она вызывала ненависть и страстное поклонение. И меньше чем через неделю ее племянница присоединилась к кругу самых пылких поклонников ее таланта. Никола не должна была признаваться в том, что она племянница великой певицы. С самого начала Торелли ясно дала ей это понять.

– Ни при каких обстоятельствах не называй меня тетей, – заявила она в первое же утро. – Ты будешь называть меня мадам, а позже, когда мы ближе узнаем друг друга, просто Джиной. Но никогда «тетей», а еще хуже «тетушкой».

– Как скажете, – согласилась Никола, скрывая изумление.

– О, очень странное обращение для примадонны, – объяснила мадам Торелли. – Можно быть женой, сестрой, любовницей и даже матерью при некоторых обстоятельствах. Но никогда тетушкой.

– Но почему нет? Это совершенно милые, ни к чему не обязывающие отношения.

– Возможно, поэтому они и не подходят для оперной дивы, – твердо ответила Торелли.

Никола согласилась. Тогда она согласилась бы со всем, что сказала Джина Торелли. Она была очарована, как жизнь этой женщины подчинялась единой цели, была ослеплена блеском, всегда сопровождающим великих представителей сцены, а время от времени ее трогала почти детская наивность, так контрастировавшая с обычным обликом мадам Торелли. Наивность, которая делала ее особенно уязвимой, несмотря на то что, Николе было прекрасно известно, как Джина может сметать все препятствия на своем пути.

Впервые Никола увидела свою тетю в гневе, когда ее управляющий, Дермот Дин, низкорослый, пухлый, энергичный человечек с несравненным чутьем на вкусы публики, должен был сообщить ей, что ее любимый дирижер Оскар Уоррендер не будет присутствовать на первом концерте в Фестивал-Холле.

– Конечно, он будет на твоих выступлениях в «Ковент-Гарден», но только не на этом концерте, – объяснил Дин.

– Ты должен его заставить, – холодно ответила Джина Торелли.

– Невозможно, дорогая. Он будет в Южной Америке.

– Тогда ты должен привезти его оттуда.

– Боюсь, этого сделать нельзя.

– Тогда я не буду петь.

– Чушь, Джина… – Дин знал ее много лет, – контракт уже подписан и…

– Я НЕ БУДУ ПЕТЬ! – резко повторила Торелли. – Это окончательно. Оскар должен быть здесь. Прошли годы с тех пор, как я выступала в этой стране. Мне нужна поддержка величайшего из дирижеров. В конце концов, я великая певица.

– Джина, все очень просто, – терпеливо разъяснял Дермот Дин. – По контракту ты должна петь в Лондоне. А он по контракту в тот же вечер должен быть в Буэнос-Айресе!

– Буэнос-Айрес! – с презрением воскликнула Джина, словно речь шла о каком-то захудалом поселении в Конго. – Что может предложить Буэнос-Айрес, когда Оскар мог бы выступать со мной в Лондоне?

После этого разразилась буря. Никола никогда не слышала, чтобы человек говорил так много и с такой скоростью. Даже в ярости Торелли произносила слова совершенно четко и ясно. Это был словно безумный шквал тропического ливня, и Никола съежилась от холода. Даже Дермот Дин несколько оторопел перед смесью английского с итальянским с редкими включениями оскорбительных французских выражений. Однако он стоял на своем. И когда буря утихла и только молнии сверкали в этих прекрасных темных глазах, он мирно произнес:

– Мне жаль, Джина. Я ничего не могу поделать. Но с тобой будет выступать самый многообещающий дирижер нашего времени. Джулиан Эветт, молодой канадский…

– Джулиан Эветт? – Великолепные ноздри Джины Торелли затрепетали от гнева. – Этот молодой дирижеришка?

– Брось, Джина! Сам Уоррендер о нем очень высокого мнения. И молодой человек быстро добивается мирового признания.

– Я не привыкла, чтобы молодые люди добивались признания за мой счет, – последовал зловещий ответ. – Они должны либо добиваться его сами, либо держаться от меня подальше.

Но к своему удивлению, Никола заметила, что к тете уже возвращается хорошее настроение. Словно она в полной мере насладилась скандалом, а теперь почувствовала себя бодрее.

Другие могли ощущать опустошение, она же ощущала прилив сил. Через мгновение она задумчиво произнесла:

– Джулиан Эветт. Я не так давно слушала его в Канаде. Он талантлив. Но он никогда не работал с настоящими звездами. С удовольствием превращу его жизнь в ад.

Николу поразило, что последнюю фразу она произнесла таким будничным тоном, словно сообщала, какое платье наденет сегодня вечером. Но Дермот Дин безжалостно рассмеялся и заметил, что молодой человек способен постоять за себя.

– Думаешь? – Торелли обернулась к нему, вызывающе насвистывая «Хабанеру», и продолжила подписывать фотографии, которые только что принесла Никола.

Управляющий возвел глаза к небу и ушел. Никола последовала за ним в коридор и обеспокоенно спросила:

– Неужели она действительно будет отравлять жизнь этому несчастному?

– Возможно. Но как я уже сказал, он способен постоять за себя.

– Он и вправду такой хороший дирижер? – Николу заинтересовал этот человек, потому что был связан с последним концертом Брайана.

– Выдающийся. Он произвел сенсацию в Штатах, а недавно поразил искушенную публику на международном фестивале в Канаде.

– Знаю! Он дирижировал на последнем концерте Брайана Кавердейла.

– Да. – Дермот Дин потянулся за шляпой. – Печальное известие. Думаю, для Эветта это был сильный удар. Он восхищался молодым Кавердейлом.

– Правда? – Даже преданность тете не могла удержать Николу от чувства признательности этому незнакомому дирижеру.

– Как и мы все. – Управляющий с сожалением покачал головой. – Такая трагическая утрата. Этого не должно было случиться.

– Что вы имеете в виду? – резко спросила Никола и уставилась на Дермота Дина так пристально, что он, по-видимому, понял, что сболтнул лишнее.

– Никто никогда не знает всей правды. Всегда появляются разные слухи.

– Но я хочу знать! Я была близко знакома с Брайаном Кавердейлом.

– Мне очень жаль. Я просто размышлял вслух – дурная привычка. Тут нет никакой тайны. Просто всем кажется, что такого никогда не должно было произойти, потому что артист с таким талантом рождается очень редко.

Дин попрощался и ушел, оставив у Николы тягостное чувство. Она решила, что, несмотря на всю его кажущуюся искренность, он намеренно уклонился от ответа, когда она поведала о своем знакомстве с Брайаном. Эти мысли мучили Николу следующие несколько дней, а слова «трагическая утрата» так и звучали в ушах. Возможно, Дин действительно хотел сказать лишь то, что нельзя было допустить гибель такого талантливого человека. Однако даже мысль о том, что трагедии можно было избежать, приводила Николу в ужас. Сейчас она ничего не могла выяснить, но ей пришло в голову, что, возможно, Джулиану Эветту что-то известно и у нее будет возможность с ним поговорить. Конечно, если любовь к тете позволит ей установить с ним дружеские отношения. Впервые Никола увидела его, когда он пришел к Джине для предварительного обсуждения концертной программы. Он совсем не соответствовал ее представлениям об известном дирижере. Худощавый, подтянутый, подвижный, он мог бы быть актером, участником оркестра, возможно, даже пианистом. Но в отличие от спокойно-уверенного Оскара Уоррендера он, казалось, совсем не подходил для дирижерского труда.

Однако уже через пять минут Никола поняла, что он целеустремлен и обладает внутренней силой. В разговоре с мадам Торелли он держался вежливо, однако не расточал льстивых комплиментов. Она же, в свою очередь, была само очарование, однако напрочь отвергала все его предложения.

Наконец он сказал:

– Мадам Торелли, мы с вами ни о чем не договорились. Возможно, вы просто не хотите петь на моем концерте и пытаетесь найти путь к отступлению?

– На вашем концерте? – Торелли удивленно улыбнулась. – А мне казалось, что это вы будете аккомпанировать мне на моем концерте.

– Значит, вы ошиблись, – мягко сказал он. – Возможно, и я ошибался. Может, будем вести себя как взрослые люди и обсудим проведение нашего концерта? Уверен, мы оба слишком хорошо воспитаны, чтобы ставить личные споры на пути профессиональных интересов.

Никола, сидевшая в стороне и приготовившаяся записывать важные моменты их разговора, затаила дыхание. Однако после тяжелой паузы Торелли склонила голову, словно снисходительно соглашаясь с разумным предложением низшего по статусу. Затем началось обсуждение. Никола была изумлена и потрясена, а также слегка раздражена поведением молодого человека. Конечно, он был совершенно прав. Но тогда она была столь предана тете, что не могла потерпеть от других ничего, кроме уважительного восхищения. Через полчаса все важные решения были приняты, несмотря на все упорство Торелли. Затем, даже не предложив ему выпить. Джина сказала:

– Никола, проводи мистера Эветта.

В коридоре он удивленно поглядел на Николу и спросил:

– Она всегда такая?

– Не понимаю, что вы хотите этим сказать!

– Вы прекрасно все понимаете, – холодно ответил он. – Но я ценю вашу преданность. Скажите, где я мог вас раньше видеть?

– Нигде. Я вас раньше никогда не видела.

– Но я вас помню! У меня хорошая память на лица. – Он нахмурился, припоминая, и внезапно Никола подумала, какие правильные у него черты лица и какие умные и выразительные темно-синие глаза.

– Вспомнил! – воскликнул он. – Я видел не вас, а фотографию. Именно о вас всегда говорил Брайан Кавердейл, когда мы были в Канаде.

– Брайан говорил обо мне? – Никола мгновенно позабыла, что этот человек только что посмел критиковать ее тетю. Теперь она вспомнила, что он знал Брайана и восхищался им. – Что он говорил? Пожалуйста, расскажите мне все о нем!

– Рассказывать почти нечего. – Внезапно Эветт замкнулся. – У меня нечаянно вырвались эти слова, простите. Понимаю, что вам больно об этом вспоминать.

– Нет! То есть да, конечно. Но мне бы так хотелось поговорить о нем с тем, кто хорошо его знал.

– Никола, милая! – раздался из гостиной мелодичный голос мадам Торелли.

– Иду, мадам! Иду! – Никола умоляюще взглянула на дирижера. – Может, мы могли бы?..

– Хорошо. – Он говорил отрывисто, как человек, привыкший быстро принимать решение. – Я остановился в отеле «Глория». Позвоните мне, и мы вместе поужинаем.

– Спасибо!

Махнув на прощание рукой, он ушел, а Никола медленно вернулась в комнату, где за письменным столом сидела Торелли. Не поднимая головы, она спросила:

– Кто тебя задержал в коридоре?

– Я упомянула человека, которого мы оба знали. Альтиста Брайана Кавердейла. Он играл в оркестре мистера Эветта в Канаде. Он умер во время гастролей.

– Помню. Я там тогда была.

– Правда?

– Да. Я была звездой фестиваля, – заявила Торелли без тени скромности, поскольку она знала себе цену и не считала нужным это скрывать. – Конечно, я выступала с Оскаром Уоррендером. Но я пошла послушать этого молодого человека. Вот откуда я знаю о его скромных дарованиях.

– Ясно.

– Должна тебе сказать, дитя мое, что в нашем мире есть люди, которые принадлежат к нашим друзьям, а есть и враги. Эветт относится к числу последних. Я бы не хотела, чтобы ты с ним общалась.

– Да, мадам, – покорно согласилась Никола, позабыв, что почти договорилась о встрече с ним.

– Отлично, – ответила мадам Торелли, и инцидент был, очевидно, исчерпан.

Однако Никола не могла забыть этот разговор. Она была не в силах отказаться от встречи с тем, кто знал Брайана. По долгу своих занятий ей часто приходилось оставаться в квартире тети на ночь, это было нетрудно. Жизнь вокруг Торелли била ключом, и Никола часто встречала интересных людей из мира музыки. Но в тот вечер, к ее радости, мадам Торелли не было, и Никола смогла вернуться к себе домой. Она тут же позвонила в отель «Глория», и ее соединили с Джулианом Эветтом.

– Да? – ответил он, подняв трубку. Одного слова было достаточно, чтобы его образ возник у нее перед глазами – жизнерадостное, умное лицо с чуть насмешливыми глазами.

– Это Никола Денби, – с замиранием сердца представилась она. – Вы говорили со мной у мадам Торелли…

– Да, конечно. Вы сможете поужинать со мной в «Глории» сегодня вечером?

– Да, если это вам удобно.

– Вполне. В половине восьмого подойдет? Тогда буду ждать вас в фойе.

Он повесил трубку, и Никола подумала, не пришла ли ему голову мысль, что она навязала эту встречу. Она чувствовала себя неловко, когда встретилась с ним в фойе, хотя знала, что выглядит превосходно в вечернем голубом платье, про которое Брайан однажды сказал, что в нем она очень элегантна и мила.

Джулиан Эветт проводил ее в ресторан, словно это была деловая встреча. Как только они сделали заказ, он перешел к теме разговора:

– Надеюсь, я не внушил вам впечатления, что знаю что-то очень важное о Кавердейле? Вообще-то…

– Нет, – быстро перебила Никола. – Я понимаю. Не знаю, говорил ли он вам, что мы очень любим друг друга и собираемся пожениться, когда он вернется. Любое ваше воспоминание ценно для меня. Я не стану рыдать при всех или выкидывать что-нибудь подобное. Просто мне очень хотелось бы поговорить о нем. Поэтому я осмелилась побеспокоить вас.

– Вы меня не побеспокоили, – кратко ответил он, и мгновение разглядывал скатерть, будто увидел там что-то интересное. Потом медленно произнес: – Я пару раз встречался с ним перед поездкой в Канаду и всегда восхищался его талантом. Я был рад, что он будет присутствовать на фестивале. Он мог бы стать одним из величайших альтистов в мире.

– Я тоже так думала, – с теплотой и благодарностью отозвалась Никола, и хотя теперь Эветт был разговорчив, в нем все же чувствовались какая-то отчужденность и даже враждебность.

– В Монреале прошло несколько удачных концертов. Мы жили в одной гостинице и часто виделись. Именно тогда, он показал мне вашу фотографию и много говорил о вас.

Никола взглянула на него и внезапно улыбнулась:

– Возможно, вам это покажется глупым, но, пожалуйста, будьте снисходительны. Как он говорил обо мне?

– Как мужчина говорит о девушке, на которой собирается жениться. Он говорил, что вы красивая и милая. Теперь я вижу, что он был прав насчет первого, и хотел бы верить, что не ошибся и во втором. – Эветт слабо улыбнулся.

– Спасибо. – Никола была тронута, и хотя ей удалось изобразить улыбку, она быстро отвела глаза в сторону.

– Концерты в Торонто были для него очень важны. На первом Брайан должен был играть произведение Уолтона, а на втором – «Гарольда в Италии» Берлиоза. Он простудился в Монреале, и нам пришлось оставить его там. Сведя к минимуму репетиции, он надеялся выступить в Торонто. Все-таки он пропустил первый концерт. Но хотя был болен, он выступил на втором. Боюсь, это стало для него ударом. Вот и все.