Текст книги "Гранитный линкор"

Автор книги: Мельник Акимович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

От всех этих сводок скверно было на душе у генерала, а у полковника – еще сквернее.

«Вот такие, как этот самонадеянный осел, разваливают великую армию великой Германии,– глядя на генерала, думал Шредер.—Такие, как он, стоят на моем пути!»

– Прошу подкрепления, господин генерал! – отчеканивая каждое слово, сказал он. – По моему предположению, Семин готовит против нас наступление. Захват Гранитного – прелюдия к нему.

– Ерунда! – вспылил Фугель. – Большевики не так глупы, чтобы напрасно терять силы в северных камнях. Они перешли в широкое наступление на главных направлениях. Наши армии, как мельницы, перемалывают их силы. В эти мельницы они в конце концов вынуждены будут бросить и «черных дьяволов».

– Согласен, господин генерал, большевики не глупы, они не ради рыцарского бахвальства часто наступают малыми силами на наши большие. Семин сковывает на севере лучшие немецкие дивизии. Он не дает нам возможности перебросить их на спасение наших армий, бегущих на Западе.

Генерал нетерпеливо поднялся.

«У этого «Стального» стальная логика, но я тоже не слепой!» – скрипнул он зубами.

Генерал развернул испещренную разноцветными стрелами карту. На ней черным карандашом была подробно обозначена дислокация частей и подразделений укрепленного района Гранитный линкор, красным – предполагаемое расположение частей и подразделений противника. Огромная черная стрела угрожающе вонзилась в полуостров Угрюмый через узкий перешеек – направление главного удара. Другие две, справа и слева, нависли над флангами русских: вспомогательные удары – десант через залив.

Генерал Фугель называл этот разработанный «стальным» полковником план разгрома русских в укрепленном районе талантливым.

Он сосредоточенно рассматривал сердце крепости—Гранитный линкор.

Лицо его сделалось мрачным: там, зажатый в кольце изогнувшихся черных стрел, будто настороженный еж, ярко горел прямыми острыми иглами красный кружок – обозначение русского отряда.

– Захват вершины – глупая авантюра генерала Семина,– самодовольно бросил Фугель,– ненужная потеря людей. Отряд «черных дьяволов» сам пришел под наш конвой. Он будет уничтожен! Семин поступил безрассудно!

– Это не авантюра, господин генерал, и не безрассудство,—еще резче чеканил Шредер.– Я вижу в этом опасные для нас последствия! Гибельные!

– Какие?

– Заняв господствующую вершину, русские, изматывая наши силы, постараются удержать первоклассный наблюдательный пункт до улучшения видимости.

– Что дальше? – нахмурился генерал.

– Дальше, – сурово повторил Шредер, – станет им все видно. Наша оборона откроется перед наблюдателями противника.

– Вы хотите сказать,– с неохотой продолжил мысль полковника генерал, – что если до сих пор мы господствовали над Угрюмым, то теперь, когда их отряд под нашим конвоем, они будут господствовать над нами?

– Да, именно так я и хотел сказать, – недружелюбно улыбнулся Шредер. – Не дай бог, если Семин перейдет в наступление. Тогда вершина Гранитного в руках его наблюдателей станет памятником гибели нашей славы...

Снова этот «Стальной» был прав! Но Фугель не хотел признавать своего поражения.

– Ответьте мне, господин полковник, что будет, если всунуть голодному волку в зубы кулак?

– Волк откусит его, разжует и проглотит, господин генерал!

– Отлично поняли мою мысль!—довольно улыбнулся Фугель. – Надо немедленно разжевать и проглотить этот обреченный, брошенный нам на съедение отряд «черных дьяволов»!

– В вашем случае вы правы, господин генерал, но у нас кулак всунут не в зубы, а глубже – в самую пасть, ближе к глотке.

– В этом случае зверь изрядно помнет кулак и неразжеванным проглотит его! Отличная закуска!

– Согласен, волк изрядно помнет кулак, но зубы сжать он не сможет – пасть не закроет: кулаком подавится!.. Наше положение похоже на положение такого волка; отряд «черных дьяволов» железным кулаком застрял у нас в глотке!

– Измором, холодом, голодом душить его! – нервничал генерал. – Долго не продержится!

– Пробовал, – мрачно бросил Шредер, – у них нечеловеческая выдержка. Уже свыше трех суток держат они высоту. Семин может начаты наступление...

– Довольно! – Фугель поднял руку. – Приказываю: в течение двадцати четырех часов уничтожить отряд противника, захвативший вершину Гранитного линкора!

– Подкрепление!

– Выделяю третий полк дивизии «Пантера».

– Приказ будет выполнен, господин генерал!– самоуверенно бросил полковник.

Шредер считал правый фланг воротами к вершине. Здесь он еще в первый год создал надежную сеть оборонительных сооружений. А теперь полюбуйтесь – в его же сооружениях прочно укрепились морские пехотинцы. Они блаженствовали в его окопах; стреляли из его пулеметов, его патронами, по его же солдатам. Такого «нахальства». Шредер не мог оставить без наказания.

Вошел начальник штаба-

– Что-нибудь новое? – беспокойно посмотрел на него Шредер.

– Да.

Шредер вскочил.

– Правее Чёрной скалы наши береговики завязали бой с новой группой русских десантников,– докладывал Гецке,– у Желтых камней наблюдается активное действие их разведки.

Полковник задумался. «Генерал Семин кого-то энергично разыскивает... Возможно, он не знает о судьбе своего отряда... В такую непогоду трудно со связью... Великолепно! Если так, я помогу ему!»

– Господин подполковник! – чуть улыбнулся он,– заготовьте радиограмму: «Угрюмый, генералу Семину. В связи с преждевременной трагической гибелью вашего отряда, пытавшегося взять вершину Гранитного линкора, выражаю вам и всему вашему гарнизону глубокое соболезнование. Полковник Шредер».

Не перестает буйствовать вьюга. Завалило сугробами землянки. Запропастились неизвестно куда проторенные тропы, не разыщешь наезженной дороги. А еще труднее кораблю в море. Но гарнизон Угрюмого живет в эти дни необычайной жизнью. В укрытые от ветра бухты, пользуясь плохой видимостью, преодолевая шторм, приходят корабли. От причалов к линии фронта, пробиваясь сквозь сугробы, движутся мощные гусеничные тракторы. Буксуя, гудят на крутых подъемах грузовики. Барахтаются в глубоком снегу разгоряченные лошади. Вспотевшие артиллеристы помогают им вытаскивать тяжелые пушки. Труднее всего приходится саперам: наперекор вьюге они расчищают дороги, вытаскивают застрявшие в снегу автомашины, обезвреживают минные поля.

С Большой земли на подмогу морякам прибыли армейские части.

Оживленно на передовой линии: в крытых траншеях, между камней и землянок мелькают группы добротно одетых матросов и пехотинцев.

В приподнятом настроении суетятся у складских территорий хозяйственники: много доставлено им в эти дни продовольствия, боеприпасов, снаряжения.

Для гарнизона Угрюмого наступил долгожданный час. Командующий забыл про еду и сон.

С представителем армии он побывал уже на главных участках подготовки к наступлению. Все шло хорошо. Радио приносило радостную весть: советские войска всюду одерживали победу. От этого настроение у североморцев было приподнятое, наступательное. «Наши везде громят врага, а мы чего-то ждем. Наступать надо! Сбросим фашистов с Гранитного в пропасть!» – только и разговоров среди них.

– Скоро и на нашем Угрюмом настанет праздник! – загадочно улыбались матросам командиры.

Только генерал Семин не улыбался: чувствовал себя совсем плохо.

Ведь успех предстоящего наступления зависел от успеха операции капитана Углова, генерал же ничего не знал о судьбе отряда. Принятые им меры по розыску Углова пока не дали результатов.

Высаженные для поисков две усиленные разведывательные группы вторые сутки вели неравный бой на территории врага. Правда, они вынудили полковника Шредера сосредоточить против себя значительные силы.

«Если отряд Углова на вершине Гранитного, то наши действия помогут ему»,—говорил генерал матросам. Эту задачу десантники выполняли успешно, но разыскать исчезнувший отряд им все не удавалось. Поэтому командующий был не в духе. Он вошел в землянку... Петр Иванович озабоченно засуетился около него.

– Как в воду канул! – снимая обледеневший, заснеженный полушубок, сказал генерал. – А я тоже хорош: не мог связью обеспечить отряд.

Петр Иванович быстро и ловко накрыл стол для завтрака.

– Не такой у нас капитан, товарищ генерал, чтобы зазря кануть! – заявил он. – Мы его с ног сбились ищем, а он небось давнешенько на самой верхотуре сидит!

Лицо генерала чуть посветлело. Слова Петра Ивановича подтверждали его предположение. Но предположение еще не доказательство, и выносить определенное решение на его основе было рискованно.

Генерал позвонил начальнику штаба, и опять то же самое: связи с отрядом капитана Углова нет.

Петр Иванович подвинул к нему горячий завтрак, генерал не дотронулся до еды.

Оставшись один, Семин позвонил командующему флотом, доложил о безрезультатных поисках отряда. Видно, неласково говорил с ним адмирал. Генерал сердито положил трубку, зачем-то сложил, потом снова развернул карту, отбросил ее, рывком поднял телефонную трубку и вызвал к себе начальника штаба.

Нерадостным пришел полковник Федоров. Он так же, как и командующий, не спал много ночей.

– Ну как? – сдерживая волнение, спросил Семин.

– Боезапаса и продовольствия у них на одни сутки.– Полковник помолчал.– Катер с продовольствием, резервной радиоаппаратурой и боеприпасами затонул...

– Да.

– Люди одеты легко, для быстрого действия... В такую стужу долго не выдержат: обогреться негде...

– Продолжайте...

– Связи с нами нет. Возможно, и последняя рация испортилась...

– Дальше!

Полковник укоряюще посмотрел на генерала, словно только он, генерал, был в этом виноват.

– Отряд отрезан от своих баз широким заливом, а с суши – неприступной обороной Гранитного линкора! – неумолимо продолжал Федоров.

– Что из этого следует? – жесткими стали черты лица генерала.

– Следует одно, товарищ командующий: возможно, отряд погиб... – открыто глянул полковник в глаза генералу.

Семин резко поднялся. Полковник вытянулся.

– Или же, – в том же тоне продолжал он, – Углов прорвался в глубокий вражеский тыл и стал партизанить.

Семин сел.

– Последнее не в характере капитана Углова: он скорее погибнет, чем оставит невыполненной поставленную перед ним задачу...

– Не согласен! – упрямо сказал генерал. – Рано заупокойную читаете отряду. Углов на вершине Гранитного линкора!

– Разрешите узнать, на чем основаны ваши предположения, товарищ генерал?

Сдерживая волнение, Семин взял папиросу, предложил закурить полковнику.

– Вы говорите, что отряд погиб. Тогда почему молчит немецкое командование? – Семин выжидательно посмотрел на полковника.—Случись этакое, да они бы шум подняли на весь мир!

– Безусловно, – согласился Федоров. – Но из тактических соображений им, возможно, это сейчас невыгодно.

– Допускаю такое соображение. Зачем тогда Шредеру понадобилось, как доносит наша разведка, брать собственный наблюдательный пункт, расположенный на вершине, в непролазное окружение!

– Непролазное окружение – предположение разведчиков. Почему нельзя думать, что Шредер в этом месте сосредоточивает против нас сильный кулак?

– И это возможно,– обдумывая каждое возражение полковника, ответил генерал.– Те же разведчики доносят, что по ту сторону Гранитного обнаружено небывалое оживление среди войск противника.

– А почему нельзя понять это оживление, товарищ генерал, как подготовку к наступлению?

– Можно понять и так,– согласился Семин.– Однако еще факт: почему с момента исчезновения угловского отряда, как рассказывают матросы из боевого охранения, самые бойкие огневые точки, расположенные на восточном скате вершины, бездействуют?

Федоров задумался: этот вопрос он задавал себе не раз.

– По рассказам тех же матросов,– продолжал-генерал,– они слышали сильную перестрелку со стороны вершины. Похоже, что там шел бой.

– Мне об этом докладывали, перестрелка была слышна в течение всей ночи, а к утру, говорят, оборвалась,– оживился Федоров.

– Чем это можно объяснить? – настойчиво продолжал генерал.– У фашистов восстание?

– Не думаю...

– Случай с телом угловского связного, найденным между нашим боевым охранением и вершиной. Как он мог туда попасть? Откуда?

– Только с той стороны, с вершины,– вынужден был признать полковник.– Очевидно, попав на вершину, командир отряда пытался наладить с нами живую связь...

– Значит, вы тоже начинаете убеждаться, что-отряд находится на вершине Гранитного?

– Возможно, был...

– А сегодняшняя стрельба?

– Она оборвалась...

– Вы думаете...

– Я стараюсь, товарищ генерал, не думать об этом...

Сомнения полковника омрачили генерала. Оба тяжело молчали. Нарушил молчание Карпов. Он ворвался в кабинет генерала.

– Товарищ командующий! – с трудом сдерживая волнение, сообщил он,– Полковник Шредер только что сообщил по радио свое соболезнование: будто вчера в районе Гранитного им был уничтожен отряд советских морских пехотинцев!

– Так я и предполагал,– помрачнел полковник.

– Врут! – гневом полыхнули глаза генерала,– Соболезнуют о вчерашнем, а сегодня ночью вели на высоте бой! Запутать нас пытаются!

– Об уничтожении отряда сообщил всему миру Геббельс,– добавил Карпов.

– На то он и Геббельс!

– Лжет,– нетерпеливо поддержал Карпов.

Генерал повеселел. Начальник штаба развернул

карту.

– Немедленно высадить четвертую разведгруппу вот в этом месте,– Семин сделал карандашом жирную отметку на карте.– Разведчики должны, не ввязываясь в бой, мелкими группами просочиться в расположение противника, окружающего вершину с запада, захватить «языка» и через него узнать о местонахождении угловского отряда!

– Отряд к высадке готов, товарищ генерал, – доложил Федоров.

Получив приказ, полковник ушел.

– Однако положение серьезное,– задумчиво, проводив глазами полковника, сказал генерал.– Нельзя не прислушиваться к сообщениям врага.– Он покосился на Карпова.– Опасения полковника не лишены основания.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вершина Гранитного линкора. В запорошенных снегом траншеях между обледеневших камней, где настороженно притаились североморцы, по-прежнему крутит вьюга. Низко плывут над скалами темные облака. Хлещет жесткими снежинками в уставшие лица матросов ветер. Только что утих тяжелый бой: в течение тридцати часов, одна ожесточенная атака сменялась другой.

Два матроса – Сибиряк и Амас – с трудом пробирались по глубоким сугробам на юго-западный скат высоты. Там они должны были сменить товарищей, оборонявших этот участок.

Амас вдруг упал в снег.

– Ложись! – крикнул он Сибиряку.

Рядом взорвался фугасный снаряд. Амас вскочил, прыгнул в свежую воронку.

– Сеня, иди сюда,– позвал он товарища,– Здесь снаряд землю грел. Немножко и мы греться будем.

Над головой и по верхушке дальнего камня резанула пулеметная очередь. Пули от камня рикошетом взрыхлили около Сибиряка снег.

– Иду, Амасик! – и Семен упал в теплую воронку.– Эх, да тут у тебя рай, как на печи моей бабушки!

– Через пять секунд рая уже не будет! – Амас туже затянул пояс.– Скажи, Сеня, почему в пузе шуму много?

– Потому, Амасик, что пусто...

– Эх, Сеня, чтобы не было пусто, шашлык бы нам!

– Молчи! – облизнул губы Семен и потрогал за пазухой маленький кусочек хлеба.– Пошли дальше...

Они проходили по месту, где только что закончился бой. Вот лежит неподвижно матрос: ноги его уперлись коленями в камни, подбородок вдавлен в опустевший диск, указательный палец правой руки будто примерз к предохранительной скобе пулемета.

А чуть дальше, как бы приготовившись к броску, застыл другой матрос. У него разорвана одежда, в окровавленной руке рукоятка, очевидно, последней гранаты. На изуродованном побледневшем лице застыла кровь. У ног валяются автомат с опустошенным диском, стреляные гильзы и пустой мешок из-под продовольствия... Впереди на снежном бруствере и перед ним – около десятка трупов вражеских солдат.

Семен Сибиряк склонил голову.

– Земляк мой, Паша Гудков! Лучший тракторист из МТС,– он попробовал взять зажатую в руке матроса рукоятку гранаты, но не смог.– Хотел, Паша, сыну твоему Вовке на память передать... Да ведь с тобой и с мертвым сладить нельзя!.. Эх, Пашка! Сердешный! Хороший ты мой!

Пулеметные очереди заставили матросов прижаться к земле.

– Ты, Сеня, ступай дальше, а я тут стоять буду!—устанавливая на бруствер пулемет, сказал Амас.– Пока я жив, ни один фашист тут ходить не будет! – на распухшем от голода, обмороженном лице матроса угрожающе забегали желваки.– Ты так и передай капитану, Сеня!

Там, где пробирался Сибиряк, всюду из снега торчали скрюченные закоченелые руки и ноги, иногда полы матросских бушлатов, но больше вражеские шинели мышиного цвета.

Правее сильная ружейная и пулеметная стрельба перемешивалась с криками «ура!». Там снова завязалась рукопашная, и противник, не выдержав удара матросов, бежал. Угловцы били по врагу из их пулеметов. «Может, что и покушать у них отняли?»—проглотил слюну Сибиряк.

– Ох, братцы, хотя бы  краюху черного!

– Потерпи чуток!

– Хоть что-нибудь в рот взять!

– А ты кусочек камушка пожуй! – слышалось отовсюду.

Больше всех страдал от голода Федор Егоров. Он уже не помнил, когда проглотил последнюю крошку хлеба. Федор лежал у пулемета, отбитого им у врага, и грыз кусок сыромятной кожи. Может, от этого легче будет!

Рядом, зарывшись в снег, положив голову на автоматы, лежали матросы. И трудно было разобрать с первого взгляда, кто из них жив, кто мертв. Это можно было определить, когда противник шел в очередную атаку. Тогда, казалось, оживал каждый камень.

После бесчисленных неудачных контратак противник временно утихомирился и лишь со скалистой шпилеобразной высоты, расположенной в двухстах метрах от позиции североморцев, продолжал методично обстреливать их. Матросы на его огонь не отвечали. Каждый патрон был на счету. Контратаки отбивали врукопашную. Но людей оставалось все меньше и меньше. Голод, холод, беспрерывный огонь и контратаки противника делали свое дело.

Сибиряк неслышно подполз к Егорову... Вдруг что-то горячее подкатилось к горлу. Семен на минуту даже закрыл глаза: «Нет, это не Федя! Страшный!»

Обмороженное до почернения, обросшее рыжими волосами, лицо Федора вспухло. Глубоко ввалившиеся глаза дико округлились. На широком подбородке застыли сгустки крови. Не замечая Сибиряка, Федор по-прежнему грыз кусок кожи.

– Федя! – тихо позвал друга Сибиряк.– Егоров!

– Кто это, а? – непонимающе уставился на Семена Егоров.

– Не узнаешь?

– Ты?

– Я, сердешный!

– Жив?

– Жив, Федя, жив!

– Сеня, Сенечка!—вдруг, словно опомнившись от какого-то оцепенения, бросился обнимать друга Егоров.– А мне сказали, что ты погиб... Много наших погибло!

– Тебя пришел заменить. Капитан велел. Ступай, погрейся, отдохни...

Глаза Егорова дико сверкнули.

– Не пойду! – бросил он.

– Пойдешь!

– И не говори!

– Ты посмотри на себя, на кого ты похож?

– И ты, Сеня, тоже не лучше выглядишь,– снова припал к пулемету Егоров.– Я уж здесь... у этого пулемета... живой или мертвый лежать буду, но их, гадов, сюда не пущу! Вон, глянь, сколько я их поналожил!

– Значит, не хочешь, Федя,– обиделся Семен.

– Не уйду! – Егоров оторвался от пулемета.– Сеня, выполнишь мою просьбу?—тихо спросил он.

– Смотря какую!

Федор замерзшей рукой вынул записную книжку, а из нее – аккуратный листок бумаги и передал Сибиряку.

– Если погибну, передай вот это майору Карпову... Был беспартийный, а теперь считаю себя коммунистом.– Достав фотокарточку Наташи, попросил: – Ее оставьте у меня... Вместе со мной между этих камней заройте!

Ласково, тепло, словно живая, смотрела с фотографии на угрюмых, измученных матросов белокурая с ясными глазами девушка.

– Еще за нее мало расквитался! – Федя спрятал фотографию и записную книжку за пазуху.

– Если, Федя, буду жив, просьбу твою выполню!

Над головой прошуршала мина, где-то позади раздался ее глухой разрыв. За ним второй, третий. Егоров, не отрываясь от пулемета, снова принялся грызть кожу. Сибиряк не мог видеть этого. Он торопливо достал из-за пазухи сохраненный на крайний случай кусочек хлеба и протянул другу.

– На, возьми, Федя!

– Что это, хлеб? Хлеб? – расширились глаза Егорова.

– Ну, бери же! – строго гаркнул на него Сибиряк.– Немедленно ешь!

Егоров с жадностью схватил было хлеб, но, посмотрев на друга, на его обмороженное исхудавшее лицо, отдернул руку.

– Не возьму, Сеня, сам ешь! – слезинки выкатились из его запавших глаз.—Спасибо, друг...

– Возьми, говорю!

– Убери лучше!

– Ну, тогда пополам!

– Сам все ешь!

Сибиряк хотел силой сунуть ему в рот кусочек хлеба, и в это время вдруг словно ожили камни:

– Смотрите, смотрите! – закричали матросы.– Придумали-то чего?!

То там, то здесь из окопа противника на мгновение высовывался фашист с дымящимся котелком и буханкой хлеба в руке. Егоров задрожал от гнева. Выбрав момент, он выстрелил в наглеца, но промахнулся. Фашист исчез, оставив на бруствере дымящийся котелок и соблазнительную буханку.

– Издеваетесь, гады! – грозно заревел Егоров. Он схватил гранату и трофейную винтовку со штыком, вскочил на бруствер, вытянулся во весь огромный рост. Широкоплечий, заросший рыжей бородой, с безумными глазами, он был страшен, и казалось, сметет все на своем пути.

– Стой, стой! – пытался удержать друга Сибиряк. Егоров сильным толчком отбросил его от себя.

– Видишь... буханка! Я есть хочу! – и, потрясая в воздухе гранатой, он метнулся в сторону врага.– Разнесу!

– Остановись, Егоров! Остановись! – кричал командир.

Егоров уже ничего не слышал. Саженными прыжками он приближался к траншее врага. Вот он перемахнул через камень, перепрыгнул через другой и остервенело бросил в траншею гранату. Вздыбился столб снега. Сползло на дно траншеи несколько безжизненных тел. На какой-то момент опешили солдаты.

– У-у-у, а-ах! – вскинув штык, прыгнул к ним в траншею Егоров.

На помощь матросу стремительно, опрокидывая все преграды, бежали моряки. Но было поздно...

Когда Семен ворвался в траншею врага, там, кроме валявшихся убитых фашистских солдат, никого не было. Лежали на дне траншеи винтовка с поломанным штыком и расщепленным прикладом да помятая каска Егорова.

– Эх, опоздали! – сплюнул Сибиряк.– Погубили парня!

– Т-товарищ Сибиряк немедленно п-пробиритесь к капитану и доложите ему о случившемся. П-передайте: отвоеванную траншею обратно не отдадим! – приказал лейтенант Юрушкин.– Т-только сами не рискуйте зря! – он вынул из продовольственного мешка, захваченного у противника, буханку хлеба.– В-вручите лично ему...

Вершину Гранитного линкора командир отряда разбил на три кольцевые линии обороны: внешнюю, обороняемую территорию, занятую отрядом в первый день операции; среднюю – на случай маневренного отхода и верхнюю – удобную для обороны скалы, где были уничтожены остатки егерского батальона. Эту часть вершины матросы назвали «Сталинград».

Такая система обороны позволила командиру прочно держать в своих руках главный наблюдательный пункт обороны противника.

Наступил пятый день. Так же, как и вчера, рвались снаряды и, как подстреленный зверь, выл ветер.

Еще раз осмотрев месторасположения огневых точек, Углов стал спускаться вниз. К нему то и дело подбегали командиры подразделений, посыльные, связные  и матросы, выполнявшие его поручения.

Все они, с трудом скрывая усталость и голод, торопливо докладывали об успешно отбитых атаках, о больших потерях противника, сообщали о своих потерях: пять убитых, двое умерли от голода, один замерз.

Сибиряк доложил Углову о случае с Егоровым. Командир молча и, казалось, спокойно выслушал сообщение. На его осунувшемся обмороженном лице Семен не мог не заметить плохо скрытую горечь... «Командиру в сто раз тяжелее, чем нам»,– подумал он.

– Знаю, трудно,– капитан посмотрел в глаза матросу.

– Держимся еще, товарищ командир! – стараясь выглядеть молодцом перед командиром, чуть дрогнувшим голосом ответил Семен.

Сибиряк ушел, а это «держимся еще», сказанное им, как ножом резануло по сердцу командира. «Ну, Колька, грош тебе цена, если ты не накормишь своих людей,– скрипнув зубами, сказал он себе.– Ты командир, ты отвечаешь за каждое человеческое сердце, вверенное тебе!.. Решай!»

И он нашел это решение.

Их было четверо. Они добровольно вызвались на это дело. Командир десантной разведывательной группы поставил перед ними задачу: проникнуть с юго-западной стороны на вершину Гранитного.

– Уверен, что отряд капитана Углова там! – сказал он.– Если не проникнете, то обязательно захватите «языка», узнаем через него об отряде.

Задача была нелегкой, но матросы спокойно выслушали командира.

Ночь была морозная, вьюжная. Ориентировались разведчики с трудом, хотя уже не раз бывали в этих краях.

Чем ближе они подходили к намеченной цели, тем опаснее был их путь. Всюду торчали вражеские часовые, шныряли вездесущие патрули и куда-то спешили вражеские солдаты. Не раз приходилось разведчикам подолгу сидеть, укрывшись за камнями, лежать, зарывшись в снег, или ползти на животе сотни метров.

Проникнуть на вершину им так и не удалось: с какой бы стороны матросы ни подходили к ней, всюду обнаруживали непролазные заслоны.

– На верхотуре наш капитан! – укрывшись за скалистой высотой, тихо сказал разведчикам сержант.– Это уж как пить дать!

– «Языка» бы теперь – и в обратную!

– Тсс...

Все четверо замерли. Не дышат. Кажется, кто-то идет. Разведчики напряженно всматриваются в заснеженную темноту. Пальцы тянутся к спусковому крючку автомата. «Скорей бы, что ли!»—не терпится сержанту. Из темноты появились пятеро, все в маскхалатах и касках. За плечами объемистый груз. Они, как и разведчики, шли настороженно, молча. Последний значительно отстал. Момент подходящий.

«Взять отставшего!» – решает сержант. Он быстро обдумал план захвата «языка»: дать возможность четырем скрыться за скалой, а потом захватить последнего.

Пятеро прошли рядом.

«Теперь не зевай!» Сержант дал сигнал следовать за противником, а сам устремился в обход скалы с другой стороны.

«Подкараулить и схватить, чтобы он и не пикнул!»– он осторожно обогнул скалу – за скалой никого не было... Странно: след обрывался у островка оголенных от снега камней.

Сержант обошел вокруг островка, но следа не нашел.

Навстречу сержанту разочарованно шли разведчики. Они виновато смотрели на своего командира. Сержант готов был провалиться сквозь землю от стыда. «Растяпа, такого «языка» прозевал!» – ругал он себя. Они еще раз осмотрели место и опять ничего не обнаружили.

«А вдруг они и теперь из-за укрытия следят за нами!..– Сержант стер рукавом маскхалата выступивший на лбу холодный пот.– Ерунда какая-то в голову лезет! – выругался он.– Эх ты, матерый разведчик, трусишь?!»

– Может, обратно пойдем?

– Без «языка» не вернусь! – отрубил сержант.– Приказ генерала! – он дал было сигнал «следовать за мной», но снова насторожился. Ему показалось, что по знакомому следу с той же стороны, откуда появились пятеро, шли еще люди... Он приказал разведчикам залечь между камнями.

Настороженность была не напрасной. Теперь они ясно видели трех здоровенных егерей. У этих тоже был за плечами объемистый груз. Разведчики, затаив дыхание, приготовились к прыжку.

«Справимся ли?» – Сержант с недоверием покосился на разведчиков. Но раздумывать было некогда. Враг рядом. Вот он ступил на голые камни. Еще прошел пять метров. «На такого вдвоем нужно!» Сержант вскочил.

Разведчики бросились на егерей. Завязалась схватка.

Сержант насел на богатыря, пытаясь сбить его с ног, но не тут-то было – богатырь ловким ударом опрокинул сержанта. И был бы сержанту конец, если бы не разведчик по прозвищу Колобок, зубами вцепившийся в шею врага.

– Хенде хох! – взвыл от боли тот и так тряхнул головой, что зубы у Колобка разжались и он, высоко взлетев, шлепнулся на камни.

«Готов Колобок!» – мелькнуло в голове сержанта; он, оправившись, снова приготовился к прыжку.

У егеря в руке появилась финка. Выхватил нож и сержант. Один из них должен сейчас погибнуть.

Колобок продолжал лежать без движения. Силы были неравны. Враг намного сильнее сержанта, поэтому тот, выжидая удобный момент для нападения, отступал. Враг неумолимо наступал. Вот он изогнулся и, сверкнув ножом, бросился на сержанта. И тут произошло неожиданное: Колобок вдруг ожил, вскочил, бросился в ноги егерю. Тот не удержался, упал. Сержанту только этого и надо было. Он насел на фашиста.

– Добрый «язык» будет! – ликовали разведчики, но вдруг что-то жесткое опустилось на голову сержанта, В глазах потемнело: он потерял: сознание.

А когда сержант пришел в себя, то почувствовал боль во всем теле. Руки были скручены за спиной. Во рту торчала пропахшая потом и порохом перчатка. Он приподнял голову. Рядом скрученные, как и он, лежали разведчики. «Попались, растяпы!» – попытался высвободить свои руки сержант, но они были стянуты крепко.

Егерей было уже не трое, а пятеро. Они осматривали и обшаривали разведчиков.

– Странно,– нагнувшись над Колобком, негромко, на чистом русском языке сказал верзила:– Автоматы наши, каски тоже...

– Сдается, своих скрутили! – радостно вырвалось у богатыря.– А ну, говори, кто ты? – выдернув изо рта Колобка тряпку, спросил он.– Откуда?

– Ух, язви тебя, гитлеровская морда! – плюнул в лицо богатырю Колобок.– Русский язык поганишь! – и, запустив в него отборным русским словцом, с такой ненавистью двинул богатыря своими ножками коротышками в грудь, что тот чуть не упал.

– Ды наши это, наши! – запрыгал от радости около Колобка верзила.– Я в полку с ним вместе служил! Колобком его матросы дразнили! – бросив автомат, верзила развязал Колобку руки.– И этих троих знаю! Всех развязать!

Освободившиеся от веревок разведчики радостно окружили североморцев.

– Не серчай на мой нрав, товарищ Ерохин! – виновато вертелся около Леонида Колобок.– Знаешь, всякое бывает!

– Мал, а занозист! Мой характер имеешь! Молодец! – Леонид стиснул руки Колобку.

Ерохин коротко рассказал разведчикам о положении на вершине Гранитного.

– Рация нам нужна! – сказал он.– Доложите об этом генералу,– голос его чуть дрогнул.– Трудновато нам, наступление бы скорее.

Со стороны Гранитного ветер донес частые глухие разрывы. Там шел бой.

– Это у нас! Скорее туда! – заторопился Ерохин.– Передайте, угловцы вершину никому не-отдадут! – пожал он руки разведчикам.– А еще передайте, что дивизия «Пантера» здесь!

Разведчики проводили угловцев до тайного хода сообщения.

...То, чего больше всего боялся Ерохин, случилось: снежные окопы, около которых находился замаскированный выход из вырытого в снегу хода сообщения к вершине Гранитного, были заняты противником. Путь к своим был закрыт. Первая группа из пяти человек тоже не успела выйти.

Продовольствие матросы добыли, а вот доставить его в отряд пока не могли.

– Какое решение командир принимать будет? – послышался в темноте голос Амаса.

– Айда обратно! – горячо дохнул Ерохин.– Где-нибудь найдем лазейку, а не то с боем прорвемся к своим! Нас тут восемь человек– армия!