Текст книги "Гранитный линкор"

Автор книги: Мельник Акимович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– И на той, что в лощине, пожар! Прямое попадание!– ликовал Камушко.– Ды и которая у зеленого камня тоже замолкла! Смотрите! Смотрите!– закричал он вне себя.

– Корабельная заговорила! – сбив с обмороженного лица повязку, ликующе крикнул Сибиряк.– Ну, сердешные, кончились наши мучения!

От нахлынувшего счастья Ерохин был вне себя.

– Что же смотреть-то? – он хватался то за автомат, то за незаряженную винтовку, то за увесистый булыжник.– Громить их надо!—хотел уже схватить последнюю гранату, резерв капитана, и крикнуть: «За мной, ура!»—но его остановил строгий взгляд командира.

– За поведением противника следите,– твердо отрубил Углов.– Пользы больше будет.

– Есть следить за поведением противника! – повторил Ерохин.

Пренебрегая опасностью, он быстро вскарабкался на скалы, где трепетно реял установленный им советский флаг, посмотрел в сторону врага, и восторженные глаза его помрачнели.

– Не может этого быть,– заскрежетал он зубами,– силищи-то!

По косогорам, лощинам, ущельям двигались к Гранитному линкору вражеские роты и батальоны.

Из-за гряды гор появлялись новые и новые эскадрильи бомбардировщиков.

Справа, в открытом море, сквозь дымку утреннего тумана вырастали эскадры вражеских кораблей.

– Держись, Леня! – матрос туже затянул ремень.– Вот и наши пошли!

Навстречу кораблям врага мчались советские торпедные катера. За ними развернутым строем шли тяжелые корабли. В воздухе закружились свои и чужие самолеты. Они пикировали, загорались, разваливались и падали, оставляя в небе хвосты густого дыма.

Угрюмый стал неузнаваем, он будто дышал огнем крупнокалиберных пушек, треском зениток и мечущих раскаленный металл «катюш». А там, на востоке, за грядой зубчатых гор матрос видел яркое зарево. Оно поднималось, ширилось, светлело– это, прорвав вражескую оборону, шли на помощь североморцам армейские части.

– Победа! Наша победа!—не сдержал радости Ерохин.

Наземный огонь со стороны противника слабел. Артиллерийская канонада с Угрюмого скоро оборвалась. На перешейке установилась тишина. В небо взлетели стаи красных ракет.

За ними, разорвав тишину, покатилось по ущельям могучее «ура!».

Морские пехотинцы Угрюмого пошли на штурм укреплений врага.

Угловцы ликовали, обнимали друг друга, целовались, плясали, плакали и смеялись.

– Эх, нам бы гранат сейчас! – рвался вперед Сибиряк.– В тыл бы им ударить!

– С камушками пойдем! – размахивал руками Амас.– По головам стукнем!

– Братцы, в штыки! – гаркнул Камушко.– Ды прямо в спину врага!

– Не горячись, Камушко! Семеро пойдем в штыки, что ли?! Амас и я на радиостанции нужней,– строго остановила его Лена.– А капитан Углов... сами видите...

Обессилевший Углов, лежа за камнем, продолжал упорно следить за полем боя и сообщать обстановку командующему.

– На правом  и левом флангах успех! Наши прорвали оборону и продвигаются вперед! – докладывал генералу Углов.– В центре... атака пехотного полка захлебнулась. Мешает дот.– Капитан хорошо видел его. Дот находился на краю крутого обрыва и обстреливал узкую лощину, которую должны были пересечь советские воины. Навесной огонь мощных батарей Угрюмого, расположенных за гребнем высоты, не мог заглушить губительный огонь дота, а малокалиберные пушки только отщипывали от амбразуры мелкие куски железобетона. Нужно было бить по доту прямой наводкой тяжелыми бронебойными снарядами.

– Противотанковых гранат бы нам побольше..! Отсюда в момент утихомирили бы! – волновался капитан. Он видел, как в траншею, ведущую в дот, входили егеря.– Что делать?

– Товарищ капитан!—выскакивая из-за камня, сказал Ерохин. – Разрешите мне его успокоить!

– Как же вы это сделаете?

– У нас есть одна противотанковая граната. Есть коробка взрывчатки... Веревка...

Углов посмотрел на матроса, потом на солдат, зарывшихся в снег от огня дота.

– Действуйте, Ерохин! – и добавил: – Вам поможет Сибиряк!

– Спасибо за доверие!

Ерохин снял с себя вещевой мешок, сложил в него взрывчатку, туда же сунул противотанковую гранату. Потом взял вынутую из вещевого мешка бескозырку и просяще посмотрел на капитана.

– Разрешаю!

Ерохин нежно разгладил на ладони черные ленточки с золотой надписью «Северный флот», снял шапку-ушанку.

– Возьми, Амасик, на память!– сказал он, передавая ушанку Амасу.

Поговорив о чем-то с Сибиряком, Ерохин надел бескозырку, лихо сдвинул ее набекрень, выпрямился, постоял секунду и, простившись с товарищами, решительно начал спускаться к доту. Чуть стороной, укрываясь за камнями, пошел за ним Сибиряк.

Из-за горизонта впервые за много месяцев выглянул краешек солнца. Его лучи загорелись в золотых буквах бескозырки Леонида, скользнули по вершинам скалистых гор и рассыпались мириадами огоньков на шершавом безбрежье Баренцева моря.

Североморцы, затаив дыхание, следили за Ерохиным. Вот он спустился вниз, в долину, и, передохнув минуту, по крутому обрыву стал взбираться на шпилеобразную скалу. Будто ослабел огонь. Пробуют подняться солдаты. Но огонь из дота усиливается, и они опять зарываются в снег.

Уже недалеко от цели Ерохин. Видно, как реют на ветру черные ленточки. Сибиряк укрылся за камнем около крытой траншеи, ведущей в дот.

Ерохин уже на верхней площадке. У входа в траншею показались вражеские солдаты. И вдруг, подняв руки, Ерохин пошел им навстречу. Что это? Амас даже протер глаза. Нет, североморцы не поверят этому!

Углов напряженно молчал.

Амас бросил ушанку – подарок Ерохина – себе под ноги и стал топтать ее.

Неожиданно из-за камня ударила автоматная очередь. Несколько гитлеровцев, бежавших к Ерохину, упали замертво. Выглянули еще двое, да моментально скрылись.

Меткий огонь Сибиряка закрывал выход из дота. Однако патроны в автомате на исходе. Без патронов, с небольшим запасом взрывчатки им не заглушить дот. Надо добыть патроны! Возможность есть. Около убитых егерей автоматы с заряженными обоймами. Сибиряк облегченно вздохнул. «Теперь не терять времени!» Ерохин пополз дальше.

Железобетонный дот находился на вершине шилообразной скалы. Его амбразура с двумя спаренными пулеметами как бы нависла над глубоким обрывом: сбоку или снизу подобраться к ней невозможно – мешали отвесные кручи.

«Этот камушками не закроешь!» – насупился Леонид, но скоро в его сознании созрел дерзкий план.

Прячась за камни от огня и своих и врага, Ерохин влез на дот. Удобно расположился между обледеневшими валунами, отдышался, освоился с обстановкой – она не радовала. Глубоко внизу – под амбразурой – белели конусообразные наметы снега, из-под него всюду коварно торчали острые зубцы гранита. Прыгать на них – гибельно. Сердце матроса холодело. Отступать было не в характере Ерохина. Он достал из вещевого мешка веревку. Руки дрожали. Надежно привязал веревку к валуну. Прислушался. Огонь со-стороны своих прекратился. Очевидно, Углов сообщил им о действиях Ерохина и Сибиряка. Скоро замолчала и правофланговая огневая точка врага: на нее обрушились артиллеристы Угрюмого. Положение Ерохина улучшалось. Теперь все с затаенным дыханием следили за его действиями. Если бы они знали, что матрос почти с голыми руками вступает в поединок с железобетонным чудовищем! Ведь даже Семен Сибиряк на этот раз сомневался в успехе.

Ерохин приподнялся, нащупал лежавшие в вещевом мешке взрывчатку, гранату, проверил автомат, с грустью посмотрел на товарищей, оставшихся на вершине Гранитного: «Живите счастливо!» Прощально помахал бескозыркой Сибиряку и – может в последний раз – глубоко вдохнул холодноватый, пахнущий пороховой гарью воздух, сейчас ему, как никогда, хотелось жить.

– Эх, Ленька, Ленька! – с тоской вырвалось из груди,—А может, обожду минуту? Нет, это хуже предательства!

Ерохин вспомнил открытое, суровое лицо отца и будто услышал укоряющий глухой голос: «Сынок, медлить нельзя!» «Леня, смелее!—ласково шепчет мать.– Там ведь под огнем наши солдаты. Они ждут тебя!» «Ради меня, любимый! – словно из глубины сердца доносится призыв Нины.– Ты не погибнешь, ты будешь жить!» «Матрос Ерохин, полный вперед!» – приказывал и командир «Грозного».

Вблизи разорвался тяжелый снаряд. Это вывело матроса из оцепенения.

– Есть вперед! – гневно бросил Ерохин и, ухватившись за веревку, стал решительно спускаться, чтобы повиснуть под пулеметами. Обледеневшая стена гранита. Не за что ухватиться. Больно от тонкой веревки рукам. Только бы не сорваться! Намотал веревку на носок валенка. Так стало немного удобнее. Теперь за амбразуру! Свободной рукой он поднял над головой автомат. Короткие очереди ударили через амбразуру внутрь дота. Пулеметы замолчали – бронированный щит закрыл амбразуру. Матрос торжествовал. Позади покатилось знакомое «ура». Пехотинцы бросились вперед, но щит открылся, и пулеметы врага снова губительно ударили по наступающим.

– У-у-у!!! – только и вырвалось у матроса. Гневно, долго задрожал в его поднятой руке автомат. Опять торопливо звякнул бронированный щит. «Теперь, Ерохин, не зевай!» Он ловко сунул вещевой мешок в ямку, образовавшуюся в нише амбразуры от прямого попадания снаряда. Нащупал в мешке предохранительную чеку гранаты. В это время третий раз открылся щит, но Леонид уже выдернул чеку. Оттолкнулся ногой от гранитной стены, отпустил веревку и с молниеносной быстротой завертелись в глазах скалы, снег, небо... Потом страшный грохот... и все потемнело...

На Гранитном видели, как в доте грохнул глухой взрыв. Из амбразуры полыхнуло пламя, повалил густой черный дым... Замолкли пулеметы... Солдаты с криком «ура!» приближались к вершине Гранитного линкора.

– Вот он какой, матрос Леонид Ерохин,– поднявшись, дрогнувшим голосом сказал Углов,– Вечная слава ему!

Амас смущенно поднял затоптанную ушанку, осторожно стряхнул с нее снег, прижал к разгоряченной щеке:

– Не хорош я, Леня! Ох, как не хорош! Прости...

По ту сторону Гранитного линкора нарастало замешательство. Неодолимая шредеровская оборона была прорвана. «Черные дьяволы» были уже на вражеской стороне, отдельные подразделения появлялись недалеко от шредеровского штаба. На флангах высаживались морские десанты.

Шредер бросил в бой последние резервы. Они не помогли – североморцы опрокидывали всякое сопротивление. Встревоженный наступлением советских войск, генерал Фугель вынужден был снять лучшие силы с материка и бросить их в район Гранитного линкора. Этим воспользовалось советское командование: наши войска прорвали линию обороны врага и устремились вперед. Значительные силы, сосредоточенные Фугелем в районе Гранитного линкора, оказались отрезанными.

То, чего больше всего боялся Шредер, о чем не раз предупреждал он командующего, случилось.

Переполох во вражеском стане нарастал. Гремели взрывы. Горели землянки, склады, повозки. Ревели застрявшие в снегу грузовики. Неистовствовали шоферы. Метались из стороны в сторону испуганные лошади. Бежали куда-то перепуганные солдаты. Истерически орали, потеряв всякий воинский облик, тыловые офицеры. Неумолимо приближались советские полки. Бой шел недалеко от штаба Шредера.

Сопровождаемый Куртом, казалось, равнодушный ко всему, полковник медленно подходил к штабу. Голова его была забинтована, правый рукав шинели разорван осколком снаряда.

Навстречу Шредеру бежал краснолицый высокий генерал гестаповец.

– Господин полковник! – с ходу начал гестаповец.– Командующий приказал немедленно навести порядок и остановить панику! Каждого труса расстреливать на месте! – Он отдышался.– Тяжелое вооружение уничтожить, вверенные вам войска срочно вывести из района окружения...

– В каком направлении? – неприязненно спросил Шредер.– Все дороги перехвачены противником.

– Без дорог!

– В горы?

– Да.

– Там безлюдье, холод. Там смерть! – повышая голос, продолжал Шредер.– Это не выход!

– Это приказ фюрера!

– Глупый приказ!

Генерал взялся за кобуру пистолета.

– Что вы предлагаете?

– Надо было раньше прислушиваться к моим предположениям,– сухо сказал полковник.

– Что же теперь?

– Теперь поздно. Мы проиграли сражение!

– Предлагаете сложить оружие?! – побагровел гестаповец и вынул пистолет.

Его примеру последовали и охранники Шредера. Гестаповец побелел. Торопливо спрятал пистолет в кобуру.

– Мне с вами не по пути, господин генерал! – как будто между ними ничего не произошло, спокойно сказал полковник Шредер.– Проводите генерала к самолету! – приказал он.

Советские войска были уже близко. Шредер вошел в землянку, плотно закрыл за собой дверь и устало опустился на стул.

«Все рухнуло. Разгром, разброд, хаос!» – мрачный взгляд его остановился на висевшей над столом карте великой Германии с границей по Уралу, на портретах Мольтке, Шлиффена и Гитлера. В глазах Шредера вспыхнула ненависть. Морщинистое лицо его стало жестким. Он вскочил, сдернул со стены карту, разорвал ее в клочья, потом сорвал портреты, бросил, их под ноги и стал остервенело топтать.

– Завоеватели! Теперь кончено с вами! – прохрипел он.

В землянке глухо прозвучал выстрел...

Светлая теплая палата фронтового госпиталя. На пружинистой белоснежной кровати неспокойно ворочается с боку на бок Ерохин. Он то закроет разгоряченную голову простыней, то вдруг приподнимет ее и прислушается. Ему кажется, что где-то далеко звучит музыка. Он закрывает глаза, голова его тяжело падает на подушки... И снова бугрится перед ним седое Баренцево море, глубокое, как тоска по Родине. Вот оно вскипело, забурлило и с ревом обрушилось на угрюмые прибрежные скалы. Встревоженные бурей взмывают над обледеневшими скалами стаи заполярных чаек и со стонущим криком долго кружатся над нагромождением окаменевших чудовищ.

– Нет, это не чайки, это метель!– распластав на постели разгоряченное тело, кричит Ерохин.

И опять знакомая музыка. Она нарастает, сливается с ревом бушующего моря.

– Что это? – Леонид поднял голову. Осмотрелся. Не холодный гранит вокруг него, а бесформенные глыбы из солнечного камня. Из них вырисовываются знакомые человеческие фигуры. Они будто живые. Вот с гранатой в руке Арбузов. Он ринулся с высокой скалы в гущу вражеских солдат. Вот Павел Гудков, Федя Егоров...

А кто же тот, что на вершине неприступной скалы водружает пробитое пулями красное знамя?

– Да это же я, Леонид Ерохин! Только не из солнечного камня! Я не погиб! Матрос Леонид Ерохин жив! Жив! – громко кричит он.

Через некоторое время сознание вернулось  к больному: Ерохин открыл глаза. Торопливо ощупал себя:

– Живехонький, теплый! Хорошо, что не из камня! – облегченно вздохнул он.– А где же я? Может, это опять сон?

– Нет, это не сон! – говорит склонившаяся над Леонидом белокурая девушка.– Госпиталь это...

– Где же мои товарищи? Командир где? – приподнялся больной.– Скажите, сестричка, живы они?

– Живы! Капитан Углов в соседней палате лежит. Плох он был. Ох, как плох! – сестра даже зажмурила глаза.– Хорошо, что сердце у него железное.

– А теперь?

– Теперь,—сестра улыбнулась,– Героя ему присвоили.

Ерохин обнял девушку, крепко поцеловал.

– Спасибо вам.

– За что же? – потупив глаза, смущенно спросила сестра.

– За то, что вы первая сообщили мне об этом.

– ...Елене Ильичевой, Амасу Кандакяну, Семену Сибиряку, Камушко...– сдержанно продолжала она.

– Это такие, такие люди,– Ерохин подыскивал подходящее сравнение,– настоящие!

Девушка осторожно поправила повязку на голове матроса.

– И вам...– чуть слышно прошептала она.

– И мне? Как же это? Ведь я ничего... Они все! Федя Арбузов, Федя Егоров, Паша Гудков, лейтенант Юрушкин...

– Им посмертно,– после долгой паузы сообщила сестра.

Ерохин молчал. Молчала и девушка. Потом она поднялась, подошла к окну, отдернула штору.

– Гранитный линкор теперь на веки вечные наш, – тихо произнесла она. – Скоро конец войне.

В окно неудержимым потоком хлынули лучи поднимающегося из-за горизонта солнца.