Текст книги "Скорбь Тру (ЛП)"
Автор книги: Мелисса Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Она подумала о том, как же быстро изменилась его жизнь, всего за два дня. Потеря матери, обретение опеки над двумя маленькими детьми. Неудивительно, что он выглядит, как сторожевая собака. И вот он оставался всю ночь с больным ребенком и до сих пор отталкивал необходимую ему помощь. Она знала матерей детей ясельного возраста, которые просили о помощи только для того, чтобы привести свои ногти в порядок.
Джемма посмотрела вниз на руки, чтобы не было заметно, как сердце рвалось из груди. Этот мужчина не должен меняться. Он идеален, именно такой, какой должен быть.
– Знаешь что, Тру? Не брейся, если тебе не хочется. Маленькое отвлечение – это хорошая вещь.
***
Предполагается, он должен принимать душ, когда в нескольких футах по коридору Джемма заботится о его детях? Ни *баная мать детей, ни суровое правительство не смогут отобрать у него его настоящую семью и заставить уйти. Он должен принять это и сделать так, чтобы ничего из вышеупомянутого не произошло. Как-нибудь. Это одно из волнующих его дел, которое он обязан выполнить. Во-первых, он должен вылечить Линкольна и разобраться с графиками, временем для сна, и как, черт возьми, он должен успевать работать в мастерской. Было слишком много того, о чем нужно подумать в одном десятиминутном душе и черт, этот душ ощущался так хорошо. Он закрыл глаза и подставил лицо под струи воды, и его мысли опять вернулись к Джемме. Умная, красивая, напористая как ад Джемма. Джемма в коротком сексуальном синем платье, из-под подола выглядывали длинные ноги с кремовой кожей, искушали его, а ведь его очень давно никто не привлекал. Холмики ее груди виднелись в вырезе платья. Его рука спустилась вниз, к набухшему члену, обернулась вокруг него и начала медленно двигаться. Он представил тонкие пальчики Джеммы вместо своих, и ее соблазнительные зеленые как трава глаза. Рывок. Рывок. Она языком облизнула малиновые губы и упала на колени. Рывок. Рывок. Он прижал руку к стене, захваченный эротической фантазией, толкаясь в свой кулак, представляя, как Джемма сосет и сжимает его член. Он начал двигать рукой быстрее, скользя грубой ладонью по головке члена, а затем быстро двигаясь вверх. В его фантазии Джемма смотрела на него снизу вверх, вбирая его все глубже, отчего стало тяжелей сосать, уговаривая его и подводя всем этим к грани. Похоть закрутилась в его позвоночнике, и он вонзался все сильнее, постанывая ее имя, и освобождение промчалось сквозь него и вырвалось наружу. Он отшатнулся, хлопнул рукой по плитке на стене и начал ловить ртом воздух. Святое дерьмо.
– Трумэн? – окликнула его Джемма из-за двери.
Его член начал дергаться в новом предвкушении. Что за черт? Это было похоже на собаку Павлова сейчас? Это было не круто.
– Да? – выдавил он.
– Я приготовила для тебя завтрак, если ты хочешь есть.
Он провел рукой по лицу, чувствую себя виноватым. Она приготовила ему завтрак, и он должен отпустить картинки с его членом в ее глотке.
– Спасибо. Я сейчас выйду.
Он быстро смыл доказательства своей фантазии с кожи, почистил зубы, вымыл волосы и обернул полотенце вокруг талии. Торопясь, он пересек квартиру по направлению к главной спальни и наткнулся на Джемму, которая сидела рядом с Кеннеди, помогая той надеть платье.
Джемма ахнула, качнулась вперед, обеими руками схватилась за Кеннеди, чтобы удержать ее от падения, пока Трумэн сам искал почву под ногами. Она подняла глаза и, о, черт, его взгляд остановился на ее глазах. Ее красные губы и голодные глаза послали импульс к его члену, и предыдущая фантазия вернулась назад, когда она посмотрела на его выпуклость под полотенцем. Ее щеки покраснели, но она не отвернулась. Она спокойно подняла свои соблазнительные глаза и встретилась с его, облизала губы и начала крутить пальцами, кивая в сторону Кеннеди.
О, черт. Кеннеди. Он развернулся, молча проклиная свой предательский член, который высасывал жизнь из его головного мозга.
– Лучше не слишком остро реагировать, – тихо сказала Джемма. – Я думала, у тебя есть одежда в ванной. Извини, – она подняла Кеннеди на руки, кинув последний долгий взгляд через плечо, а потом сказала: – Давай, милая. Пойдем, проверим спящего маленького братика, пока старший братик будет одеваться.
Когда она исчезла за дверью, он посмотрел вниз на свой жесткий стояк, зная, что ни один холодный душ в мире не сможет потушить пожар, разгорающийся у него внутри.
Глава 7
В сотый раз за несколько минут Трумэн взглянул на Джемму. Она прислонилась к дверному косяку с другой стороны, одетая в плотно облегающие джинсы и кремового цвета джемпер. Она улыбнулась Кеннеди, которая сидела в футе от нее в траве и счастливо играла с куклой-принцессой, которую ей купила Джемма. И носила пластиковую тиару, которую тоже ей дала Джемма. У куклы тоже была тиара. Кеннеди приняла подарок и играла с ним все утро. Линкольн спал детском манежике в двух шагах от него. Джемма прикрыла верхнюю часть манежа одеялом, чтобы солнечный лучи прогревали манеж до более высокой температуры. Она заботилась о детях так, что это выглядело просто и легко, в то время как он ставил под сомнение каждую мелочь. Безмятежность этой картины была полной противоположностью хаосу, который был у него пару дней назад ночью, а она сделала это все так просто, кажется, за пару минут. Но если кто и знал, как быстро может поменяться жизнь, то это был Трумэн.
Как сегодня утром.
Сцена в спальне проигрывается перед ним снова и снова. Ее спокойный заинтересованный взгляд. То, как она облизывала губы, как будто хотела снять с него полотенце и попробовать его также сильно, как он хотел поглотить ее. В то время как никто не обмолвился и словом об их столкновении, жар между ними разогрелся до уровня адского пекла. Каждый раз, когда их руки соприкасались, между ними вспыхивали искры, а взгляды тлели. В результате у него была жесткая эрекция всю половину утра. К счастью, Дикси и Бэр не приходили сегодня. Так что не было свидетелей его смешного полустоячего ствола.
– Как-нибудь, – сказала Джемма, возвращая его обратно у разговору. Она рассказывала о своем магазине для принцесс.
Трумэн слушал, как она описывала различия между вечеринками на День рождения в два годика и семь лет, которые, по-видимому, включали прогулку по красной дорожке под прицелом фотокамер и под звуки множества фанфар.
– Мы делаем маникюр и педикюр, прическу и макияж, но это не самая лучшая часть. Лучшая часть – это наблюдать, как дети выбирают себе костюмы без родителей, говорящих, что нужно надеть. Некоторые скромные девочки выбирают кожу и кружева, в то время как задиры предпочитают вычурные платья, – ее глаза горели, и она смотрела мимо него, как будто сцена разворачивалась у нее на глазах. – И в тот момент, когда все собираются вместе, эти девочки вдруг становятся совершенно другими людьми. Это даже лучше, чем наблюдать, как они выбирают одежду, на самом деле. В момент открытия и свободы, когда они понимают, что могут стать кем угодно, если захотят. Я люблю это.
Впервые за долгое время он вспомнил, что это значит – видеть нечто иное. Разум видоизменил темные картинки, теперь его пальцы чесались от желания создать что-то без привычного разочарования, что стало его движущей силой. Джемма была мастером жестов. Когда она говорила о своем магазине, то он представлял себе эту картину. Он представлял себе ленточки желтого, розового и оранжевого цвета с вкраплениями синего и фиолетового цвета для ее волос. Он представил себе и другую картину ее лицо в беспокойных завитках и легких мазках пастели, со смелыми полосами морского и темного тех соблазнительных сияющих глаз. И ее тело? Все те сексуальные изгибы и неприступность могут быть нарисованы, как смешение безупречной красоты и сладкого сопротивления с золотым, бледно зеленым, желтым и ярко розовым.
– Теперь, когда ты знаешь о моих увлечениях, не мог бы ты рассказать мне о своих рисунках?
Он тряхнул головой, чтобы очистить свои мысли.
– Ты их видела. Расскажи мне больше о себе, – он хотел знать о ней все, даже если пока не готов отвечать взаимностью, – почему «Принцесса»?
Она с напускной серьезностью прищурила глаза, но все равно спросила шутливо.
– Почему рисунки?
Он переключил свое внимание на ее машину, чтобы избежать вопроса.
– Ты позволил мне вломиться в свою квартиру на рассвете, но не хочешь говорить со мной о своих рисунках?
Он улыбнулся и снова взглянул на нее.
– Ну, примерно.
Дженна закатила глаза. Она сделал много всего, чтобы подтолкнуть его рассказать о том, что ему нравится. Это дало ему время подумать. По правде говоря, никому еще не удавалось подтолкнуть его к этому разговору, и ему в ней это понравилось. Ему нравилось, что она заинтересована в нем, даже при том, что ему было известно: расскажи он ей все о себе, она немедленно отойдет в сторону.
– Если ты не хочешь говорить мне о своих рисунках, не хочешь делиться сведениями о своей матери, тогда расскажи мне, как так случилось, что за несколько лет, что я живу в Писфул Харбор, ни разу тебя не видела.
Она забросала его вопросами во время завтрака, когда он мыл посуду, и даже когда закладывал белье в стиральную машинку. Она задавала одни и те же вопросы десятью различными способами. Она была невероятно настойчивой.
– Ты часто бываешь в этом конце города? – спросил он, зная ответ. По дороге спуска к мосту находилось не так много мест, за исключением «Whiskey Bro’s».
– Ну, нет. Но ведь ты должен был бывать иногда в городе.
Он сконцентрировался на работе по исправлению вмятины на двери.
– Конечно, когда мне что-нибудь нужно. Я достаточно строг к себе, и я переехал сюда несколько месяцев назад.
– Где ты жил до этого?
В тюрьме. Он не собирался сдаваться. И не сводил глаз с внутренней двери автомобиля.
– А где ты жила до того как переехала сюда?
– Я выросла в двух часах езды отсюда.
Он рискнул взглянуть на нее. Она намотала прядь волос на палец, выглядя непринужденно с небрежной и красивой улыбкой, которая достигала ее глаз. Мужик, ты попал. Она убила его этой улыбкой.
– Это что-то наподобие Писфул Харбор?
Она тряхнула головой.
– Нет. Я выросла в совершенно другой среде. Мне не разрешали играть с куклами на траве в течение нескольких часов. У меня была суровая жизнь за закрытыми воротами. Уроки музыки, класс профессиональной этики, частные репетиторы иностранного языка… – она сморщила нос.
– Почему ты приехала сюда? – ее жизнерадостная жизненная позиция существенно отличалась от его, так что были причины, почему он должен держать свои штаны застегнутыми.
– Давай посмотрим, – она выпустила волосы и остановила на нем свой пристальный взгляд, – закрытое сообщество, музыкальные уроки, частные репетиторы.
Он мягко рассмеялся на ее откровенность.
– Большинство людей отдало бы все, чтобы иметь такие вещи.
– Большинство людей понятия не имеют, как ужасны эти вещи. Все, чего я когда-либо хотела, это порхать вокруг на крыльях, наряжаться в костюмы за десять долларов и строить палатки из листьев. У меня была мечта бегать по лугами без надзора няни, знаешь ли? Только будучи ребенком можно было устроить чайную вечеринку с теми маленькими пластиковыми чашечками и фальшивим чаем. Тогда хотелось получить домашние ванильные кексы вместо трёхуровневого шоколадного торта. Было бы проще, если бы мои родители дали мне и эти несколько вещей тоже. И время, – мечтательно сказала она. – И несколько минут их времени каждый день были бы самым лучшим подарком из всех. Меня не заботило, чем бы мы занялись. Мы могли сидеть в пустой комнате и говорить обо всем, что меня заботило.
Она сделала глубокий вздох и отвела взгляд.
– Если верить моим родителям, я хотела «жить жизнью нищенки, нежели принцессы», и, возможно, они правы, потому как я никогда не заботилась о тех вещах, что они для меня делали. Я никогда не хотела играть на фортепиано или учить французский, – она тряхнула головой. – Извини меня, это не очень хорошее слово. «Нищий» принадлежит им, а не мне.
Он взглянул на Кеннеди и понял, что «нищий» – это шаг от той жизни, которой она жила прежде.
– Это не оскорбительно.
Она кивнула с тенью облегчения на лице.
– Все, что я хотела, – это время. Время, чтобы провести его сними. Время, чтобы бегать, играть и быть ребенком. Я бы предпочла ничего не иметь и всего лишь любить, чем все, что имела и чувствовать себя вещью на показ.
Изначально он думал, что у них не может быть ничего общего, и как его мог привлекать кто-то из другого мира. Но чем больше он узнавал о ней, тем больше понимал, что у них было что-то общее. Очень важные вещи, он даже не ожидал этого.
– И все-таки, почему «Принцесса»? Предполагалось, что ты предпочла бы пойти в противоположном направлении.
– Потому что принцесса на день, не только наряженная маленькая принцесса, получающая все, что только пожелает. Это говорит о том, что дети могут стать тем, кем мечтают. У нас есть принцесса-рокер, принцесса-профессор, принцесса-строитель. Ты называешь, что хочешь, мы предлагаем. Туфли-криперы, оборки, кожа, кружева, пацанские вещички, фенечки… Я хотела назвать магазин «Ты в течение дня», но специалист по маркетингу объяснил мне, что никто не будет знать, что это или кто это, – она пожала плечами. – Так что я стала принцессой. Как прошло твое детство?
Он обратил свое внимание на машину и стиснул зубы.
– Сколько раз ты можешь задавать одни и те же вопросы?
– Сколько времени ты можешь их избегать?
– Чертовски долго, – он поднял взгляд, и она снова улыбнулась. – Что?
– Ты милый, когда пытаешься все время быть мачо и уклоняться от ответа.
Он засмеялся.
– Милый? Линкольн милый. Кеннеди милая. Я тебя раздражаю, помнишь?
– Да, – она оттолкнулась от дверной рамы. – Я переосмыслила это конкретное прилагательное. Я думаю, «вызывающий лихорадку» больше подходит, – она отвернулась и присоединилась к Кеннеди во дворе.
Как он должен сконцентрироваться на работе, когда эта информация крутится в его голове? Он попытался сконцентрироваться на ремонте вмятины, но его мысли полностью поглощены Джеммой. Он много думал о ней прошлой ночью, так как он расхаживал по квартире в попытках успокоить Линкольна и укачать, чтобы тот заснул. Когда утром он услышал стук в дверь, то сбросил обувь, в страхе ожидая худшего. Думал, что пришла полиция сообщить ему, что нашли его брата мертвым, или власти пришли, чтобы забрать детей. Когда он увидел Джемму сквозь стекло, ему не только стало легче, он был взволнован ее приходом. Ему нравилось находиться рядом с ней, несмотря на ее непрекращающиеся вопросы. На самом деле, любопытство, было частью ее привлекательности.
Нежная тональность голоса Джеммы помогла ему пережить кропотливую и занимающую много времени работу. Через некоторое время она принесла Линкольна в гараж, и еще одна волна счастья прошла сквозь него. Он поднялся, чтобы взять Линкольна, ощущая непрекращающийся порыв эмоций.
– Все нормально. Я могу покормить его, – сказала она.
– Я должен это сделать вместо тебя. Ты и так тут уже в течение нескольких часов.
Она сверкнула сладкой, заботливой улыбкой.
– Думаешь, мне уже надоело?
– Даже не близко к этому, – ответил он, подходя ближе. – Но ты не няня, и находишься здесь с рассвета.
– Я не чувствую себя няней. Мне нравиться узнавать детей и тебя.
Он провел пальцем по лбу Линкольна, ощущая, как она пристально смотрит на него. Удерживая ее взгляд, он опустил руку и накрыл ее руку. Электричество покалыванием пронеслось по коже, но это было так. Ее губы приоткрылись, она мечтательно вздохнула, и ее сердце забилось сильнее.
– Ты не хотела бы быть где-нибудь в другом месте сейчас?
Не говоря ни слова, она отрицательно покачала головой. Внезапно его охватило желание обхватить ее красивое лицо руками и заклеймить поцелуем, он был не настолько сильным, чтобы удержаться, и его руки затряслись. «Один поцелуй, всего один раз попробовать ее на вкус», – говорил он себе. Так было всегда, когда он целовал женщину из страсти, а не для достижения определенных целей.
– Я тут подумала, – сказала она, нарушая ход его мыслей, – я бы очень хотела взять Кеннеди в свой магазин и позволить ей поиграть там.
Кеннеди взяла ее за руку, а он еще не был готов выпустить ее из своего поля зрения.
– Как насчет того, если мы пойдем туда все вместе, когда я закончу работу?
– Как на свидание? – ее глаза сияли озорством.
Тру передвинул свою руку ей на талию, и этот маленький тактильный контакт чувствовался невероятно. Она была мягкой и женственной, и ветер разносил запах ванили от ее волос. Он хотел понюхать ее кожу, попробовать ее пот, когда она будет биться в муках страсти. Они смотрели друг на друга в течение долгого времени, чувственная нить обвила их. Это была опасная территория. Она заслужила мужчину без бурного прошлого, но он хотел ее.
Он носил шкуру убийцы и сердце любовника. Это была запутанная паутина лжи, созданная им, чтобы защитить тех, кого он любил, и эта мантия всегда будет его окутывать. После того, как он раскроет свое прошлое, она никогда не посмотрит на него так, как сейчас.
Он наклонился вперед, намереваясь сорвать этот поцелуй в случае, если это все, что когда-либо будет.
– Туумэн, – шептала Кеннеди, выводя его из тумана страсти.
Они оба посмотрели вниз в невинные глазки маленькой принцессы с перекошенной короной. Это был первый раз, когда Кеннеди назвала его по имени, и его чувства еще больше разбушевались.
Он поднял свою маленькую сестру на руки и посмотрел на Джемму, которая быстро моргала, будто пыталась остановить разбушевавшийся ветер, от которого ее тело тоже знобило.
– Да, принцесса, – спросил он Кеннеди.
– Голодная.
Возвращая свой взгляд к Джемме, так чтобы невозможно было не заметить его желания и намерения в голосе, он сказал.
– Я тоже принцесса. Я тоже голоден.
***
Предполагалось, что дыхание должно быть легким и естественным, а не скованным и рваным. И что вы думаете? Джемма всегда умела быстро мыслить, но после того, как большую часть дня провела с Трумэном и его детьми, а теперь приехала в магазин, чтобы подготовить несколько вещей к их приезду, ее мысли были рассеянными. Они вращались вокруг голодного взгляда Трумэна перед обедом и того, как его руки задерживались на ее коже в разных местах во второй половине дня. И когда он столкнулся с ней, одетый только в полотенце после душа? Ее тело загорелось от этих воспоминаний и при одной лишь мысли о том, как они сумели пробудить друг друга. Она никогда не чувствовала такой всепоглощающей страсти, и это разрушило связь ее тела с мозгом.
Она присела, чтобы закрепить золотой ремень «Мэри Джейн». Она всегда наряжалась для детских компаний. Сегодня она прихорошилась больше для Трумэна, чем для Кеннеди. Она всегда принимала решение, какие наряды носить, желая выглядеть сексуально, но не прилагая при этом слишком много усилий. Она, наконец, остановила свой выбор на одном из своих любимых костюмов – Страстной принцессы. Это сексуальное маленькое платьице с пышными рукавами, украшенное белыми бантами вокруг плеч, оставляя их оголенными. Платье было из нежно-голубого атласа с золотой отделкой, радужной узорчатой печатью и маленькими драгоценными камнями, выложенными вокруг глубокого декольте. Оно имело шнуровку на спине и на талии завязывалось большим белым бантом. Золотая накладная юбка легко спадала, открывая вид на прекрасные чулки до середины бедер. До середины юбка имела такой же узорчатый радужный принт с белой кружевной отделкой в нижней части юбки, а белый сатин нижней юбки придавали слегка кокетливый вид всему наряду.
Джемма вплела синюю атласную ленту в свои волосы, создавая некое подобие прически, оставляя с одной стороны лица несколько прядей не собранными. Она надела белые перчатки, которые закрывали руки как вторая кожа от пальчиков до локтя. И закрепила вокруг шеи колье стального голубого цвета с синими драгоценными камнями, напоминающими глаза Трумэна. В животе все перекувырнулось при мысли о том, что Трумэн увидит ее в этом наряде.
Быстро взглянув в зеркало, она не могла перестать улыбаться. Она любила этот наряд. По правде, он был ее самым любимым. Здесь была правильная доля сексуальности, чтобы он был пригодным и для взрослых, при этом оставаясь сказочным нарядом, чтобы была возможность пробудить все те волшебные чувства. Она провела много лет, мечтая о каком-нибудь человеке, и создавала кучу историй в своей голове, дабы избежать одиночества, скучной жизни, занимаясь переодеваниями и создавая новые костюмы. Она жила, фантазируя, что у такой маленькой девочки как она, будет шанс всегда ходить на работу с удовольствием, и это будет делать ее счастливой.
Девушка вошла на игровую площадку, чтобы закончить последние приготовления. Установила корзины и стойки с одеждой для Кеннеди и несколько маленьких вещей, которые она взяла для гимнастики с Линкольном.
Ее телефон завибрировал, оповещая о получении смс, и лицо Кристалл появилось на экране. Было уже почти шесть вечера. Она была удивлена, что Кристалл ждала так долго, чтобы рассказать ей детали о том, как провела сегодняшний день. Они разговаривали прошлой ночью, и Джемма поведала ей о том, что хочет навестить Трумэна сегодня утром.
Она открыла и прочитала сообщение. «Есть ли у него какие-нибудь татуировки ниже пояса». Мигающий и улыбающийся смайлик подкреплял эмоциональный настрой сообщения Кристалл. Для большей наглядности далее на экране ее телефона следовал поток изображений татуированных членов.
– Ауч, – пробормотала Джемма и напечатала свой ответ: «Не знаю, но это выглядит болезненно, так что надеюсь – нет. Мы еще даже не целовались. Я не уверенна, что смогу пережить поцелуй».
Кристалл ответила моментально. «Не переживешь поцелуй? О, подруга. Я думаю, что должна сломать свою машину».
Джемма нахмурилась. «О нет, ты не будешь этого делать! Руки прочь! Должна бежать! Он появится с минуты на минуту. Кеннеди сегодня будет играть в принцессу».
Следующее сообщение пришло через несколько секунд. «А ты будешь в этот момент развлекаться с сосиской?».
Следующее сообщение. «Волшебник страны Оз?».
Ее телефон вибрировал, будто находился на стероидах, в то время как ее подруга засыпала смсками. «Принцесса минета? Принц куннилингуса? Хоки-поки*? Ты собираешься помочь ему забыться?!». (Прим. Hokey pokey – дословно – шарик мороженого, это словосочетание имеет множество толкований, но в данном случае употребляется в значении фокус-покус, трюк, фокус, который поможет забыться).
Джемма захохотала, тогда, как колокольчик над входной дверью зазвенел, пробил волшебную мелодию бутика, и Трумэн вошел, держа Кеннеди за ручку, а в другой руке неся Линкольна в автомобильном кресле. Она положила телефон на прилавок, встретив взгляд пристально разглядывающих ее синих глаз. Эти глаза приближались, и она с трудом сглотнула, тая, словно мороженое. Желудок скрутился в узел. Она была рада, что смогла прорвать тот грубый барьер, который он пытался выстроить. Хотя, когда он вышел с ванной в этом тонком полотенце, было трудно не заметить, насколько сильное воздействие она на него оказывала.
– Эй, там, – она отвела глаза от его пронзительного взгляда и заметила, что он переоделся в джинсы с низкой посадкой, облегающие его в самых нужных местах. Отлично, теперь она уставилась на его причиндалы и пыталась не задаваться вопросом, были ли там татуировки. Черт возьми, Кристалл!
– Это… – он облизал губы, его глаза медленно скользили по ее телу, задерживая взгляд на ее чулках. – Это отличный наряд. Нам, возможно, понадобится отвести в нашей жизни больше дней для принцесс.
Она хотела, чтобы этот комплимент обернул ее бархатной накидкой, но то, как он визуально пожирал ее глазами, вызвало покалывание на коже в ожидании желанных прикосновений. Ей нужно собрать весь свой контроль и сосредоточиться на детях, иначе ее ноги превратятся в лапшу, и она рухнет в обморок.
Возвращаясь в реальность, она повернулась и закрыла за ними дверь.
– Я рада, что вы нашли мой магазин, и вижу, что ты воспользовался моим советом по поводу автомобильного кресла для Линкольна.
– Твои указания были идеальными, и кто бы подумал, что это блестящая идея, – он поднял детскую переноску, его волчий оскал превратился в братскую улыбку, направленную на счастливого ребенка.
Как он делал так, что от его хищной улыбки все ее мысли путались? Она присела рядом с Кеннеди, чувствуя тепло от обжигающего взгляда Трумэна. Волк вернулся! Может быть, ей нужно было надеть костюм «Красной шапочки»?
Глава 8
– Тру, стой неподвижно. Мы почти закончили, – Джемма трудилась над верхними пуговицами его шелковой рубашки. Это был пятый или шестой наряд, который она и Кеннеди выбрали для него. – Надеюсь, ты знаешь, что костюм «Прекрасный принц» очень востребован.
– Учитывая, как ты работаешь с пуговицами, я более чем уверен в этом, – пробормотал он себе под нос.
Она стояла перед ним в тех белых чулках до середины бедра, он умирал от желания снять их с помощью собственных зубов, которыми в данный момент он покусывал нижнюю губу. Девушка полностью сконцентрировалась на работе, приглаживая и расправляя ткань на его груди и плечах, посылая импульсы желания напрямую к его паху. С выгодной позиции его высокого роста открывался прекрасный вид на округлости ее груди. Одного вида ее в наряде сексуальной принцессы было достаточно, чтобы толкнуть его через край, он изнемогал от желания похоронить себя в ней и никогда не выходить наружу. Она была воплощением знойной невинности, а он был ни кем иным, как таращащимся развратным подонком, который быстро терял контроль над собой в попытке держать свои руки подальше от нее.
– Ты так одеваешься на все мероприятия, которые организовываешь? – он сжал кулаки, чтобы не прикасаться к ней. Ревность когтями рвала его спину при мысли о других мужчинах, с вожделением смотрящих на нее.
Она пожала плечами и прищурилась, так как играла с золотыми манжетами на его рубашке, а затем черными бархатными погонами на куртке.
– Зависит от моего настроения. Иногда я надеваю длинные атласные платье, похожие на одно из платьев Кеннеди.
Он посмотрел на Кеннеди, которая играла с корзинкой, наполненной диадемами, и представил Джемму в длинном блестящем платье. Ее обнаженные плечи, предназначенные для всевозможных наслаждений, сейчас словно бросали призыв коснуться их губами и насладиться гладкой восхитительной кожей. Зеленоглазый монстр запустил когти достаточно глубоко.
– Иногда я ношу кружевную одежду с большим количеством оборок, – добавила она. – Или более короткие наряды. Если я чувствую себя достаточно смело, то ношу кожаный байкерский наряд принцессы. Он неизменно пользуется успехом на праздниках. Ох, еще наряд принцессы-феи с крылышками. Похожий на тот, что Кеннеди примеряла ранее. Тот я тоже люблю. В нем я чувствую себя легче и веселее.
Он представил себе отцов, воспитывающих дочерей исключительно для таких событий, чтобы прийти и полюбоваться Джеммой. Тру изо всех сил старался затолкнуть свою ревность очень глубоко, но понял, что это битва проиграна.
– Родители тоже так одеваются? – спросил он натянуто.
Она улыбнулась, глаза расширились от радости, и девушка кивнула:
– Иногда, – и провела руками вдоль длины его рук, а затем от груди до талии, поглаживая куртку. – Ох, стой на месте, – она опустилась на колени, перед тем как зафиксировать край его брюк.
Святой гребаный ад, это были его фантазии, повторяющиеся снова и снова. Горячая волна ревности не просто пронзила его, она взорвалась, обжигая пламенем, под кожей, зарождаясь жаром в груди, мчась вниз по спине, просачиваясь в кости, сжигая все находящееся на ее пути.
– Ты помогаешь мужчинам одеваться? – она не принадлежала ему, чтобы ревновать, и он почувствовал себя тупицей, едва задал этот вопрос, но он был не в силах обуздать неприятные эмоции, грызущие его изнутри.
– Угу, – Джемма вскочила на ноги и отступила назад, открыто восхищаясь ним. – Ты выглядишь… – она с тоской вздохнула и погладила его по щеке, – как испорченный прелестный принц, самый прекрасный из всех, что я когда-либо видела.
Это прикосновение. Этот голос. Этот вздох. Эта женщина. Трумэн быстро обернул рукой ее талию, дернул на себя, так резко, что она испустила маленький сексуальный писк.
– Испорченный – это не хорошо? – прорычал он, показывая силу своего яростного желания.
Она приложила свою изящную руку в перчатке к его щеке, ее чарующие зеленые глаза захватили в плен его глаза, когда она заговорила своим страстным голосом больше стервы, чем принцессы:
– Испорченный – это крутой, задиристый и самый горячий Прекрасный принц из всех, что принцесса когда-либо видела.
Он почувствовал, как ее сердце бьется рядом с его. Попробовал ее дыхание, когда она изогнулась, приблизившись к его губам. И когда ее рука остановилась на его спине, это прикосновение как будто обожгло его. Он коснулся губами ее щеки, вдыхая аромат ванильного шампуня, затем прижался лицом к ее шее, вдыхая другой женский аромат – аромат желания. Она крепче вцепилась в него пальцами, а он сильнее прижал руку к ее спине. Он отстранился, посмотрел в ее глаза, которые потемнели от страсти и доверия.
– Три дня назад принцесс на моем радаре даже не было, – прошептал он напротив ее губ. – А теперь я буду не в состоянии слышать это слово и не вспоминать о том, какой убийственный наряд ты носишь, помогая моим детям.
– Твоим детям, – прошептала она дрожащим голосом.
– Брату и сестре, – поправил он, затем передумал. – Но они младенцы. Они чувствуют, что они – мои дети, даже если они мои брат и сестра.
Она кивнула.
– Я знаю. Я вижу это.
Он посмотрел на Линкольна, крошечного и невинного, наконец, начавшего получать такое питание, которое ему положено, спящего в безопасности и тепле своей кроватке, находящегося с теми, кто любит его и присматривает за ним. И на Кеннеди, играющую, улыбающуюся своему отражению в зеркале, с распущенными волосами, вымытыми и расчёсанными. Теперь ее животик сыт, и ее сердце… Ну, он работал и над его наполнением.
– Они мои дети Джемма, – повторил он, – С того самого момента, как я их нашел.
Девушка положила ладонь ему на грудь, и он задержал дыхание в легких. Ее пальцы кружили по его груди, требовали взглянуть на нее. Ее взгляд был серьезным и наполнен такими эмоциями, что он не пытался пробраться сквозь них.
– Я знаю, – сказала она.
Он почувствовал руку Кеннеди на своей ноге, когда она попыталась протиснуться между ними. Он и Джемма – оба улыбнулись, отодвинулись друг от друга, чтобы дать ей пройти. Безмолвное страстное желание заполнило пространство между ними, когда Кеннеди протянула ручки вверх к Джемме. Он почувствовал, как его сердце дало трещину, маленькая слеза готова была пролиться при взгляде на его маленькую девочку, которая привязалась в единственной женщине, которая заставляла его чувствовать нечто особенное впервые за многие годы, а, может быть, даже впервые в жизни. Тепло в глазах Джеммы, когда она подняла Кеннеди на руки, а та положила головку ей на плечо, почти сокрушило его.
