Текст книги "Сюрприз для отца-одиночки (ЛП)"

Автор книги: Мелинда Минкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Может быть, – улыбаюсь я.

– Мне завтра на работу, – говорит Наоми. – Но, может быть, до этого я смогу заскочить и позавтракать с вами.

– Ты можешь просто переночевать у меня, – говорит Эмили. – У меня есть спальный мешок, или ты можешь воспользоваться моей кроватью.

– Это очень мило, – говорит Наоми, улыбаясь, – но мы обсудим это позже.

Пока мы едим, мимо нас проходит группа детей. Среди них есть пять или шесть ровесников Эмили, а также две девочки, которым на вид лет тринадцать-четырнадцать

Один из мальчиков, ровесник Эмили, машет ей рукой.

Ее лицо краснеет, она быстро машет рукой и отворачивается.

– Эмили, – окликает ее мальчик.

Она смотрит вниз.

– Эмили.

Наоми тянет ее за руку.

– Почему бы тебе не поздороваться?

– Я уже помахала, – бормочет она.

– А кто он такой? – спрашиваю я.

– Эштон, – говорит она. – Он учится в моем классе.

Я могу сказать, что ей нравится Эштон. Эмили никогда не говорит мне о мальчиках, которые ей нравятся, но второклассники не могут скрывать свои эмоции по этому поводу. По крайней мере, не так, чтобы взрослые этого не заметили.

Я вижу, как Эштон идет к нам.

– Ты не можешь его избегать, – говорю я. – Он сейчас идет сюда.

Она поворачивается.

– Привет, – говорит он. – Мы тоже катаемся на коньках.

– О, – говорит Эмили. – И я.

– Круто, – говорит он.

Я громко откашливаюсь.

Он смотрит на меня, словно я только что ожившее дерево.

– Вы папа Эмили?

– Да, – говорю я, стараясь не быть слишком грубым.

На Эштоне надета шапочка, и она немного съехала набекрень. Его челка торчит таким образом, что кажется будто он нарочно это сделал. Мне не нравятся мальчишки, которые настолько стараются выглядеть крутыми. Это изначально рождает недоверие к ним.

– Ты... – говорит он, отводя от меня взгляд. Я снова стал деревом для него. Он даже не пытается быть со мной вежливым. – Хочешь покататься с нами на коньках?

Эмили улыбается и тут же говорит:

– Конечно.

Я хватаю ее за плечо.

– Ты ничего не забыла?

Она морщится, глядя на меня. Я явно ставлю ее в неловкое положение.

– Можно мне покататься на коньках с Эштоном и его друзьями?

Я смотрю на Эштона сверху вниз, на этого малявку.

– А где твои родители? Кто за тобой присматривает?

Он как ни в чем не бывало указывает на двух старших девочек.

– Твои родители – две девочки, которым на вид лет по четырнадцать? А что, ходили в детский сад, когда родили тебя?

– Эмм, – блеет Эштон.

Наоми толкает меня локтем и подавляет смех.

– Это старшие сестры Джейка и Чада.

– А, – говорю я. – Ясно! Джейк и Чад – два мальчика, которых я не знаю.

Эштон отворачивается от меня. Он хочет изо всех сил притвориться, что меня просто не существует. Это хороший метод для мальчика, чтобы избежать отца девочки. В его возрасте я сам бы не стал пользоваться этой стратегией, но вижу, что это работает с некоторыми отцами. Но со мной этот номер не пройдет.

– Круто, – говорит Эштон. – Пойдем.

Я сильнее сжимаю плечо Эмили.

– Нет. Ты никуда не пойдешь.

– Но... но, папа.

Я качаю головой и смотрю на Эштона.

– Попробуй в следующий раз сказать «пожалуйста» или «Спасибо».

– Пожалуйста, – повторяет он словно робот.

– Нет.

– Придурок, – говорит он, пожимая плечами и поворачиваясь к нам спиной.

Эмили начинает плакать.

Наоми смотрит на меня так, словно я только что убил ее собаку. У нас нет щенка, но если бы он у нас был, он был бы определенно умнее Эштона.

– Почему ты не разрешаешь мне кататься с моими друзьями? – шипит Эмили.

– За твоими друзьями присматривают дети, – говорю я. – Это небезопасно.

Эмили некоторое время дуется, но, когда я говорю ей, что мы можем пойти домой или продолжить кататься вместе, она решает кататься с нами.

– Прости, – шепчу я Наоми. – Иногда с ней такое случается.

– Как бы то ни было, – говорит она. – Я думаю, ты сделал правильный выбор. Этот парень был полным идиотом.

– И что же она в нем нашла? – спрашиваю я.

Наоми пожимает плечами.

– В этом возрасте она будет менять тех, кто ей нравится, каждые несколько недель. Просто наберись терпения, пока это время пройдет.

Мы снова начинаем кататься, и я замечаю группу детей впереди нас. Они катаются прямо рядом с канатами. Веревки удерживаются теми же самыми барьерами, которые используются в парках развлечений или аэропортах, чтобы заставить людей ждать в очереди. На нескольких веревках висят таблички с надписью: «Опасно! ТОНКИЙ ЛЕД! ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ!»

Я вижу, как несколько ребятишек нервно тычут пальцами, а потом Эштон ныряет под канат и удаляется от заграждения на несколько метров, потом делает разворот на сто восемьдесят и поворачивает назад. Он ныряет обратно под веревку, а остальные дети радостно хлопают в ладоши.

Старшие сестры – которые типа присматривают – болтают с двумя старшими мальчиками и даже не обращают внимания на детей.

– Видишь, – шиплю я Наоми, – от этого ребенка ничего хорошего не жди.

Она кивает мне и бросает на тупого мальчишку злобный косой взгляд. Я рад, что она со мной согласна.

Мы движемся к ним, и их голоса становятся громче, по мере нашего приближения. Они аплодируют и дают Эштону пять.

Я слышу, как Эштон говорит:

– Я хочу рискнуть проехать дальше.

Эмили замедляется, и я хватаю ее за руку и увожу от них.

– Папа! – шипит она.

– Пошли, – говорю я. – Игнорируй их.

Один из ребят показывает на нас пальцем.

– Эмили должна держать отца за руку, когда катается на коньках!

Они все начинают смеяться, и она вырывает свою руку из моей, а затем быстро катится прочь от меня. Думаю, она доказывает свою правоту.

Наоми тревожно смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

– Она успокоится.

– Она выглядит очень рассерженной, – говорит Наоми.

– Ты думаешь, я должен позволить ей тусоваться с этими детьми? – рявкаю я, мой голос становится очень оборонительным.

– Нет, – говорит она, качая головой. – Извини, Тео, думаю, ты все сделал правильно, просто это тяжело.

Я вздыхаю, чувствуя, как на моей спине и плечах образуются узлы. Узлы, причиной которых был не Нью-Йорк, а Эмили.

– Пойдем догоним ее, – говорю я. – Возможно, после этого она захочет вернуться домой.

Наоми кивает, и мы стараемся ехать быстрее и догнать друг друга. Эмили быстро скользит, лавируя между более медленными фигуристами. Я ожидаю, что, когда она доберется до берега, то сойдет со льда и переобуется. Она, наверное, так смущена, что просто хочет уйти.

Затем, я вижу, как она набирает еще большую скорость, даже не глядя в сторону берега. В данный момент на лице отражается не досада, а решимость. Я чувствую, как в груди у меня что-то словно срабатывает. Это папин инстинкт – что-то не так. Что-то здесь не так.

– Черт, – шиплю я. – Наоми, я сейчас вернусь.

Я пересекаю середину огороженной зоны для катания на коньках, намереваясь перехватить Эмили. Я ни за что не догоню ее, если буду просто догонять ее, следуя за ней сзади.

Я не так мал, как она, и не могу увернуться от толпы, как она. Люди продолжают вставать у меня на пути и закрывать мне обзор. К тому времени, как я оказываюсь перед Эмили, я вижу, куда она смотрит, и мое сердце замирает.

Мальчики все еще толпятся у каната, а две старшие девочки теперь целуются с двумя парнями. Я вижу, что все мальчишки смотрят на Эмили.

Эмили смотрит мне прямо в глаза, а затем говорит достаточно громко, чтобы все услышали:

– Я покажу тебе, что мне не нужен отец, чтобы кататься на коньках!

А затем она движется прямо к заграждению. Я думал, что смогу пригрозить ей и посадить под замок, но не думал, что она настолько безрассудна, чтобы выйти на тонкий лед. Не колеблясь ни секунды, я ныряю под веревку и следую за ней.

Она опережает меня по меньшей мере на десять метров, и каждый следующий ее шаг превращает мою кровь в лед.

– Эмили! – кричу я. – Стой!

И тут до меня доходит. Я преследую ее. Я вонзаю свои коньки в лед, пока полностью не останавливаюсь.

Я слышу, как мальчишки ликуют у меня за спиной, но один разъяренный отцовский взгляд, брошенный мною на них через плечо, сразу же заставляет их замолчать.

– Вернись, – кричу я.

Эмили останавливается и поворачивается ко мне лицом. Боже, она слишком далеко. Мне остается только молиться, чтобы лед оказался не таким тонким, как предостерегают надписи на заграждении.

Эмили в панике оглядывается. Даже отсюда я могу сказать, что она запаниковала. Она даже не понимала, как далеко зашла.

– Возвращайся потихоньку, – говорю я. – Просто скользи сюда.

– Мне страшно, – тихо произносит она.

Я оглядываюсь через плечо еще на одно короткое мгновение. Я встречаюсь взглядом с Эштоном.

– Немедленно звони в полицию!

Этот чертов идиот, наверное, впервые в жизни делает то, что ему говорят. Он ищет свой телефон.

Я смотрю на Эмили, все еще боящуюся пошевелиться. Она просто смотрит на меня с безнадежным и умоляющим выражением лица.

Я сам не боюсь провалиться сквозь лед, но если я пойду за ней, то лишний вес будет худшим препятствием моей помощи ей на тонком льду. Самое безопасное для нее – вернуться самой. У нее, с весом в двадцать пять килограммов, намного больше шансов благополучно вернуться по тонкому льду, чем вместе со мной, с моим весом в сто кило.

– Помоги мне, – кричит она, все еще не двигаясь.

– Я слишком тяжелый, – говорю я. – Я могу сломать лед.

Бл*дь Почему я вынужден чувствовать себя таким чертовски беспомощным? Мне нужна каждая унция моей решимости, чтобы просто не пойти и не забрать ее. Она прошла по льду, не сломав его, и сможет вернуться обратно.

– Давай же, – говорю я. – Я буду здесь, просто...

Это происходит как в кошмарном сне. Как нечто такое, чего не должен видеть ни один отец. Это происходит в одно мгновение – и когда все заканчивается, я все еще не верю, что это произошло. Моя маленькая девочка просто исчезает. Озеро поглощает ее, а потом она исчезает. Ни взмахов руками, ни криков, ни единого звука. Она просто исчезла.

А потом я движусь. Я поспешил к ней еще до того, как осознал, что начал двигаться. Эмили под водой. Она умеет плавать, но не тогда, когда вода такая ледяная. Не тогда, когда не ней вся эта одежда, которая теперь набрала воду. Не с тяжелыми коньками.

Бл*дь. БЛ*ДЬ! Я срываю с себя куртку, пока спешу к ней. Когда я приближаюсь к дыре, в которую она упала, я ложусь на живот, распределяя свой вес по большей площади поверхности. Я скольжу в нескольких шагах от дыры, и каким-то образом она все еще держится. Каким-то образом не ломается. По крайней мере, пока. Я срываю с себя коньки и носки. Я снимаю рубашку, но на брюки и ремень времени нет. Нет времени для размышлений. Есть только время для действий.

Я ныряю в ледяную воду. Она высасывает из меня все дыхание. Все тепло и кровь исчезают в первые же несколько ударов сердца, и я чувствую, как в моей голове начинается обратный отсчет. Я не знаю, сколько у меня осталось секунд, но я точно знаю, что это всего лишь секунды. Дело не в том, что я не могу вынести холод, а в том, что я чувствую, как из меня ускользает жизнь. Мое тело отключится независимо от того, каким бы сильным я ни был, и неважно, как сильно я хочу вернуть Эмили.

Я плыву вниз. Мне кажется, что это совершенно неправильно – плыть глубже в эту холодную воду, плыть дальше от проруби во льду надо мной. По крайней мере, это озеро. Здесь нет течения. Эмили, скорее всего, ушла вертикально вниз, и я плыву прямо вниз. Вниз, вниз, пока...

Я чувствую, как моя рука натыкается на что-то. Это ткань. Я хватаюсь за то, что кажется мне конечностью. Мне все равно, что это рука или нога. Я просто хватаю и плыву обратно. Таймер в голове все тикает. Мои мышцы может просто свести судорогой, и я выйду из строя в любой момент. Все, что сейчас имеет значение, – это то, что я могу вытащить Эмили.

Я плыву все дальше и дальше вверх. Я вижу над собой белый свет в ледяной дыре и плыву к ней.

Глава 30

НАОМИ

Я немного подождала. Возможно, я смогу заставить Эмили остановиться и вернуться на берег вместе со мной, как только она вернется обратно. Потом я вижу, что она остановилась перед Тео. Она не собирается возвращаться обратно.

Мои ноги просто гудят от боли и усталости, но я медленно скольжу в их сторону. На полпути я вижу, как Эмили ныряет под веревку и скользит по тонкому льду.

Я движусь быстрее, даже не понимая, что черт возьми я могу сделать в этой ситуации. Потом я вижу, как Тео ныряет под заградительный канат и движется вслед за Эмили.

Мое сердце сильно бьется в груди, но адреналин все равно не сделает меня лучшим конькобежцем.

Я достаю телефон и набираю 911.

Я перебиваю диспетчера и просто кричу.

– На тонком льду озера Эйнсем маленькая девочка. Пришлите скорую помощь!

Я чувствую прилив облегчения, когда вижу, что Эмили остановилась. Тео уговаривает ее успокоиться, и он не настолько глуп, чтобы продолжать преследовать ее. Если бы он последовал за ней, она, скорее всего, проехала бы на коньках до самого центра озера и наверняка сломала бы лед по пути туда.

А сейчас она остановилась. Ей просто нужно вернуться по льду, который уже выдержал ее вес.

Диспетчер задает мне вопросы, но я снова перебиваю ее.

– Пришлите спасательную команду. Мужчина и маленькая девочка вышли на тонкий лед! Прямо сейчас, пожалуйста!

А потом, я вижу, как Эмили падает в воду.

– Она упала! Она упала в воду! – кричу я. – Пришлите...

– Они уже едут, – говорит диспетчер, но я бросаю трубку прежде, чем успеваю услышать что-нибудь еще.

Я слышу крики. Я оглядываюсь и вижу, что ко мне приближаются люди в оранжевых жилетах. Всех остальных сейчас убирают со льда. «Скорая» еще не приехала, это просто люди, которые здесь работают. Они не полностью экипированы, но у них есть веревка в руках.

Я снова смотрю на Тео. Он стягивает с себя рубашку. Его куртка и коньки валяются на льду позади него. Боже, он собирается нырнуть? Не то чтобы я ожидала от него чего-то другого.

– Тео! – кричу я, но он слишком далеко.

Он прыгает, и мне кажется, что теряю весь свой мир.

Спасатели останавливают меня как раз в тот момент, когда я пытаюсь забраться под заградительный канат.

– Он мой, – кричу я, и слезы замерзают у меня на глазах. – Я... Я люблю его!

– Нам уже нужно спасти двух человек, – говорит один из них. – Давайте не будем доводить это число до трех.

Они движутся по тонкому льду, и, несмотря на их просьбу, я следую за ними. Их всего двое, и им может понадобиться моя помощь. Если лед может удержать их двоих, то он может удержать и меня. Я останусь в безопасности позади них, пока я им не понадоблюсь.

Когда я подхожу к отверстию, то вижу, как выплескивается вода, и оттуда высовываются две головы. Конечно, это Тео и Эмили. Волосы Эмили прилипли к спине. Шапки нет. Ее кожа белее снега, а глаза закрыты. Через мгновение они оба снова уходят под воду, но спасательная команда бросает им веревки.

Я слышу вдалеке вой сирены, и спасатели начинают тянуть за веревку. Они тянут за веревку, и без их ведома я тоже хватаюсь за нее и начинаю тянуть. Мы тянем, и тут появляется Эмили. Ее тело безвольно скользит по льду, и вода, стекающая с ее брюк и куртки, помогает ей скользить, пока мы ее тянем.

Только Эмили. А где же Тео?

– А где Тео? – спрашиваю я дрожащим голосом.

Один из спасателей открывает свою аптечку и падает на колени рядом с Эмили.

– Помоги мне! – кричит он.

Краем глаза я замечаю, что другой спасатель снова бросает веревку вниз. Я должна верить, что с Тео все будет в порядке. Мне прямо сейчас нужно помочь Эмили.

Он расстегивает молнию на куртке Эмили, затем разрезает ее рубашку. Он разрывает их, пока не добирается до ее кожи, и начинает делать искусственное дыхание.

– Снимите с нее всю оставшуюся мокрую одежду! – кричит он, бросая в меня одеяло.

Я снимаю с нее коньки, а он надавливает на ее грудь и прижимается губами к ее губам.

Я стягиваю с нее остальную одежду, затем заворачиваю в одеяло, молясь, чтобы в ее теле осталось хоть немного тепла, чтобы его могло задержать одеяло.

Время, кажется, замедляется до нуля. Почти так же, как если бы все это происходило в обратном направлении. Каждые несколько мгновений я бросаю взгляд в сторону проруби, надеясь увидеть Тео. Но этого так и не происходит.

Раздается бульканье, и Эмили выкашливает воду. Затем ее дыхание учащается. Она задыхается от неглубокого дыхания, но уже не слышно ни хрипов, ни булькающих звуков.

Я оглядываюсь на берег и вижу машину скорой помощи, ее двери уже открыты. Врачи скорой помощи идут по льду прямо к нам.

Глаза Эмили все еще закрыты, но она дышит. Это должно что-то означать. Или это может означать все, что угодно. Я знаю, глубоко в моем сердце, что с ней все в порядке. Она обязана, чтоб с ней все было в порядке.

– Вы нашли его? – кричу я другому спасателю. – Скажи, что вы нашли его!

Он качает головой, и я начинаю плакать. С каждой секундой становится все более вероятным, что они никогда его и не найдут.

– Расступитесь! – кто-то кричит.

Мы убираемся прочь, и врач скорой помощи падает рядом с Эмили.

– Он все еще под водой! – кричу я, указывая на дыру во льду. – Ее отец все еще там!

Они проверяют пульс Эмили, затем укладывают ее на носилки. Мужчина в гидрокостюме сбрасывает шапку и надевает резиновый капюшон на свои кудрявые волосы. Надевает очки для ныряния и прыгает в дыру.

– Грегори вернет вашего мужа, – говорит один из врачей. – Не волнуйтесь.

– Он мне не... – говорю я, и мой голос затихает.

И тут до меня доходит. Если этот мужчина вернется живым, он будет моим мужем.

Глава 31

ТЕО

Раздается громкий прерывистый писк. Он раздается все громче, а может быть, и быстрее.

Я пытаюсь открыть глаза, чтобы увидеть, где нахожусь, но они не открываются.

Я чувствую, что мне должно быть холодно, но не знаю почему. Мне совсем не холодно. Меня окружает тепло, но это кажется таким неправильным. Мне должно быть гораздо холоднее, чем сейчас.

Я понимаю, что ничего не знаю. Я даже не знаю, какие из воспоминаний были последними. Я вижу лицо Эмили и понимаю, что она нуждается во мне. Я помню Наоми. Я знаю, что она мне нужна.

Больше ничего. Я начинаю паниковать. Я же не сплю. Это имело бы смысл, если бы я спал, но я думаю и чувствую, но мои глаза не открываются. Я пытаюсь пошевелиться, но даже не чувствую своего тела.

– Наоми, – это голос Эмили. Она рядом со мной, но словно чертовски далеко.

Я пытаюсь позвать ее, но мой голос так же бесполезен, как и мои веки.

– Наоми! – снова зовет она. – Писк меняется.

– Черт, – говорит Наоми. – Я имею в виду, дерьмо! Нажми кнопку вызова медсестры.

– Вот эту? – спрашивает Эмили.

– Сестра! – кричит Наоми.

Сестра? Неужели я в больнице? По крайней мере, я не умер.

– Отойдите в сторону, – говорит незнакомый голос. – Позовите доктора.

Вокруг меня много суеты, и многие люди топчутся вокруг меня. Я могу сказать, что это маленькая комната, судя по тому, как близко друг к другу раздаются шаги находящихся в ней людей.

Наконец-то я чувствую холод. Он проникает прямо в мои вены, как будто его закачивают прямо в мою кровь. Я чувствую, как он поднимается вверх по моему запястью, а затем мое веко трепещет.

Я снова пытаюсь открыть глаза, но они по-прежнему не открываются, но я уже чувствую свои веки. Я чувствую, как они трепещут. Я начинаю смутно различать за ними свет. Если бы я только мог открыть глаза, клянусь, я бы вырвался из того оцепенения, в котором нахожусь.

Я слышу вдалеке голоса Эмили и Наоми. Бормотание медсестер и врачей уже ближе. Они говорят обо мне, но так, словно меня там нет.

– Не сейчас, прости, милая, – говорит одна из медсестер.

Я слышу мольбу Эмили.

– Думаю, это может помочь, – говорит глубокий голос.

– И я тоже так думаю. – Это голос Наоми.

Я слышу, как кто-то вздыхает, а затем хаос вокруг меня начинает стихать.

Я чувствую, как маленькая рука касается моей. Это рука Эмили. Я бы узнал ее где угодно. Я вообще не чувствовал своей руки, пока она не коснулась ее, но теперь я знаю, что она там. Я знаю, что она рядом со мной.

Еще одна рука сжимает меня. Эту я тоже знаю. Это Наоми.

Мои веки начинают трепетать настолько, что в них просачивается свет.

– Он просыпается, – говорит кто-то.

Я полностью открываю глаза, но свет такой чертовски яркий, что я не вижу ничего, кроме чистой белизны. Она настолько яркая, что даже больно.

Появляются неясные очертания. Они расплывчаты и неопределенны, но я стараюсь сосредоточиться на них. По мере того, как я концентрируюсь, яркость становится менее интенсивной, а фигуры становятся более четкими. Я могу различить их очертания. Я начинаю различать детали. Эмили. Наоми.

Наоми плачет. Эмили улыбается.

Я пытаюсь заговорить, но в горле у меня словно гравий.

– Хорошо, – говорит доктор. – А теперь отойдите.

Они оттаскивают Эмили и Наоми прочь, и меня окружают медсестры и врачи. Я засыпаю прежде, чем они заканчивают со мной, но на этот раз это обычный сон, а не то оцепенение, что было раньше.

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я остаюсь наедине с Наоми и Эмили. Свет приглушен, и Наоми сидит в кресле, склонив шею под неудобным углом.

Эмили спит на каком-то раскладном матрасе, натянув одеяло до подбородка.

Я ненавижу будить их обоих, но мне нужно удостовериться, что это реально. Что мне это не снится. Это кажется реальным, но я все еще в чертовском замешательстве.

– Наоми, – хриплю я, все еще чувствуя боль в горле.

Она слегка шевелится, но не просыпается. Я начинаю двигаться, чтобы встать, но потом понимаю, что у меня полно капельниц, и ко мне приклеены десятки разных трубок, проводов и прочего. Я чувствую, как они все натягиваются, когда я двигаюсь.

– Наоми, – шиплю я, на этот раз громче.

Она резко просыпается.

– Тео, – она встает и хватает меня за руку.

– Где я? – спрашиваю я, – Ладно, глупый вопрос. Больница. Почему я здесь?

– Я должна вызвать врача, – говорит она.

Я сильнее сжимаю ее запястье.

– Нет, сначала скажи мне. Прежде чем они снова вытолкают тебя из комнаты.

– Ты не помнишь, как прыгнул под лед? – спрашивает она.

Лед? Какой еще лед? Я отрицательно качаю головой.

– Ты... прыгнул под лед. Они сказали, что холод – это единственное, что тебя спасло. Ты слишком долго не дышал, но холод замедлил все настолько, что не случилось никакого повреждения мозга.

– Какого черта я поперся туда? – спрашиваю я.

Наоми снова смотрит на Эмили.

– Ты спас ее.

Меня пронзает вспышка воспоминаний. Это не совсем полноценное воспоминание о том, что произошло. Даже не картинка того момента, а лишь смутное воспоминание о чувстве, что моя маленькая девочка умрет, если я ничего не сделаю.

– Она... – спрашиваю я, но Наоми перебивает меня.

– С ней все в порядке, – говорит Наоми. – Ты вытащил ее первой. Через день она снова была на ногах.

– Как долго я был в отключке? – спрашиваю я.

– Четыре дня, – говорит Наоми, и ее глаза начинают слезиться. По ее лицу текут слезы.

– Ты думала, что я не проснусь? – интересуюсь я.

Теперь она начинает рыдать и падает на кровать рядом со мной, прижимаясь лицом к моему обнаженному плечу. Я протягиваю руку, несмотря на провода и капельницы, и обнимаю ее.

– Ваши голоса вернули меня обратно, – шепчу я. – Не знаю, смог бы я выкарабкаться, не услышав оба ваших голоса.

– Тео, – говорит она. – Я сказала всем, что я твоя жена.

Мои глаза расширяются.

– Дерьмо. Мы поженились? Я даже не помню нашу чертову свадьбу?

Ее рот приоткрывается, а потом она смеется.

– Нет, мы этого не сделали, но они не впустили бы меня, если бы мы не были семьей.

– О, – говорю я. Затем я встречаюсь с ней взглядом. – Наоми, мы уже семья. И мы поженимся, как только я выйду отсюда.

– Это что, предложение? – спрашивает она.

Я улыбаюсь.

– Ты не можешь сказать «нет».

– В любом случае ответ да... да, да, миллион раз да, – смеется она.

– Наоми, – говорю я. – Прежде чем ты скажешь «да» официально... Я должен рассказать тебе о маме Эмили.

– Я думала, ты не хочешь говорить об этом, – говорит она, нахмурившись.

– Вообще-то нет, – говорю я, – но я должен рассказать тебе, что произошло.

Шепотом, чтобы не разбудить Эмили, я рассказываю свою историю.

– У меня никогда не получалось остепениться. Это было не в моем стиле. Только Эмили заставила меня взяться за ум. Дело в том, что я не знал, что у меня есть дочь, пока ей не исполнился год.

– Как это ты не знал? – спрашивает Наоми.

– Как я уже сказал, я не очень стремился остепениться. А мама Эмили была... просто девушкой, с которой я встречался. В какой-то момент она сказала мне, что мне нужно меньше работать, иначе она меня бросит. Я сказал ей, что не собираюсь работать меньше. И она ушла от меня.

– Она... как ты думаешь, она знала, что беременна?

Я киваю.

– Думаю, что знала. Она не хотела винить меня в этом, она просто хотела посмотреть, пойду ли я на какую-нибудь жертву ради нее и ребенка. Когда я не смог сделать нечто такое малое, как меньше работать и больше проводить времени с ней, она меня бросила.

– А где она сейчас? – спрашивает Наоми.

– Она погибла в автокатастрофе, когда ехала забирать Эмили из детского сада. Ее родители были вне игры, так что она растила Эмили одна. Не думаю, что она когда-нибудь собиралась мне рассказать. Мне сказали в полиции. Либо я возьму на себя роль отца, либо она попадет в приемную семью. Выбора не было. Я забрал ее прямо тогда, бросил свою работу и переехал в горы.

– Это грустная история, – говорит Наоми, ее глаза все еще красные от слез.

– Но все же со счастливым концом, – говорю я, гладя ее по волосам и прижимая щекой к моей щеке.

Глава 32

ДОЛГО И СЧАСТЛИВО

Первый снег выпал только на Рождество. Кстати, это и есть годовщина нашей свадьбы.

Мы женаты уже почти шесть лет, а Майлз родился пять лет назад. Тео никогда не думал, что в его сердце найдется место для еще одного ребенка, но он любит Майлза так же сильно, как и Эмили.

– Ну же! – кричит Эмили. – Это же первый снегопад!

– Разве ты не хочешь открыть свои подарки? – спрашиваю я ее.

– Ну, маааам, – говорит она, закатывая глаза. – Это же наша традиция.

Я улыбаюсь.

– Помоги Майлзу надеть пальто.

Мы все одеваемся и выходим на улицу. Тео несет Майлза на своих плечах. Он собирается пойти в детский сад, и это может быть просто первая снежная семья, которую он вспомнит.

С того самого первого года, как я присоединилась к этой традиции, мы расширили ее. Теперь мы делаем снежного человечка для каждого из нас, включая Майлза.

Я смотрю на забор и улыбаюсь. Сразу после того, как мы поженились, Тео установил на нем большие ворота. Теперь мы можем пройти между домом и SPA-салоном, не забираясь при этом на дерево.

Я приношу чашки с кофе для Тео и себя, когда Эмили начинает катать большой шар для первого снеговика.

Она смотрит на меня и хмурится.

– А мне кофе не надо, мам?

Я смеюсь.

– Ты слишком молода для кофе.

– Мне уже четырнадцать.

– Ты когда-нибудь пила кофе? – спрашиваю я.

– Э-э, когда я ходила гулять с Дейвом, я попробовала немного, – говорит она, делая голос в стиле «я такая взрослая».

– И тебе понравилось? – спрашивает Тео.

– Не совсем, – бормочет она, – но, может, мне стоит попробовать еще раз. Мне нравится, как он пахнет.

– Думаю, ты еще слишком молода, – говорит Тео. – Это задержит твой рост.

– Чушь собачья, – говорит Эмили.

Я бросаю на нее суровый взгляд.

– Да ладно тебе, мам, я же сказала «чушь собачья», а не «дерь»...

– Ш-ш-ш, – говорю я, прикладывая пальцы к ее губам. – Видишь, как кофе пагубно на тебя влияет.

Она смеется и отмахивается от меня рукой.

– Ты такая старомодная.

К счастью, она забывает про кофе, и мы с Тео начинаем помогать катать снежки. В основном я просто слежу за Майлзом и пытаюсь помочь ему скатать маленькие снежки.

Когда собираем четырех снеговиков, мы все начинаем снимать шапки, перчатки и куртки, чтобы одеть их.

Я смотрю, как Эмили присела на корточки рядом с Майлзом и показывает на разодетых снеговиков. Майлз все еще в своей одежде, а его снеговик все еще голый.

– Видишь, – говорит Эмили, – если мы сделаем снеговиков достаточно похожими на нас, они могут ожить и стать нашими друзьями.

– Как в мультике про Фрости? – спрашивает он.

– Точняк! Как в мультике, – говорит она, улыбаясь.

Я надела на Майлза старое пальто, которое едва ему подходит, это то, которое он подарит снеговику. Он все равно получит новое на Рождество.

Майлз снимает пальто, и Эмили помогает ему надеть его на снеговика.

Я чуть не плачу, глядя на него. Как бы сильно я ни любила Тео, одна из самых красивых вещей в нашем браке – наблюдать, как Эмили становится старшей сестрой Майлза. Каждый раз, когда я слышу, как кто-то из ее друзей спрашивает, не является ли Майлс ее сводным братом, она всегда защищается и говорит:

– Нет. Он мой брат!

И я ее мама, а Тео – мой муж.

Конец