Текст книги "Кумир и поклонницы"

Автор книги: Мэг Кэбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Четвертая глава

Я думала. Что Люк Страйкер появится на следующей неделе или вообще через неделю. И, конечно, не представляла себе, что он прибудет в Клэйтон на СЛЕДУЮЩИЙ день.

Но именно так и произошло. Я сидела в классе в ожидании латыни и просматривала «Журнал», когда внезапно открылась дверь, в ней показалась миссис Келлог и, назвав меня по имени, поманила согнуты м пальцем.

Я выскользнула из-за стола и вышла к ней в холл. Рядом с ней стоял высокий, лохматый человек.

– Дженни, – сказала миссис Келлог, и глаза ее сияли ярче обычного. – Это мистер Лукас Смит, новый временный ученик, о котором мы с тобой вчера разговаривали.

Я была так поглощена статьей Куанга и Бетти Энн(должна признать, что мой план оказался хорош: в газете было большое фото Бетти Энн в униформе лидера команды поддержки с подписью: ПРОПАВШАЯ: НАГРАДА, что сначала и не поняла, что за временный ученик?

Потом вспомнила – Люк Страйкер. Люк Страйкер приехал в Клэйтон, чтобы войти в роль, и собирается изображать временного учащегося.

Значит – вот он.

Хотя никто не обращал никакого внимания на миссис Келлог и «Лукаса», я чувствовала, что начинаю краснеть от смущения. Еще не прозвенел второй звонок, и по холлу бродило много людей, которые даже не смотрели на нас. Не знаю, почему я просто омертвела.

Конечно, я и не предполагала, что со мной такое случится. Я хочу сказать, что никогда даже не надеялась увидеть Люка Страйкера во плоти. Теперь же он стоял передо мной, одетый так, как одеваются мальчики в Индиане – на нем были мешковатые джинсы, трикотажная футболка большого размера и пара безобразных кроссовок. К этому он добавил очки в проволочной оправе, плюс отрастил волосы, которые были теперь даже длиннее, чем тогда, когда он играл Ланселота. И темнее. По-видимому, Люк на самом деле не блондин.

И он был выше, чем я думала. Парень, стоящий у дверей, этот парень, для которого я должна была служить «путеводной нитью», на самом деле выглядел не больше кинозвездой, чем я…

Разумеется, если вы не знали, кто он в действительности.

– Ох, – промямлила я, а миссис Келлог просто стояла рядом и смотрела на меня, улыбаясь своей самой улыбчивой улыбкой. – Ага. Привет.

Не могу сказать, то ли он проявил милосердие, заметив мои пылающие щёки, то ли просто был естественно равнодушен. В любом случае, было ясно, что я также интересую его, как старый фильм «Небеса, помогите нам!».

– Что же, – сказала миссис Келлог. – Надеюсь, ты поможешь миссис Малвейни найти место для Лукаса. Правда, Дженни?

– Точно, – проквакала я. Что со мной? Я не из тех, кого поражает вид знаменитостей. Те знаменитости, которые мне нравятся, даже и не выглядят знаменитостями, знаете, такие, как Стивен Кинг или Толкиен, или ещё кто-нибудь вроде них.

А теперь я КРАСНЕЮ, оттого что Люк Страйкер кивнул мне головой?

Что-то тут не так. Очень даже не так.

– Великолепно, – сказала миссис Келлог.

Зазвенел второй звонок. За стеклами темных очков было видно, как Люк моргнул, будто ему стало больно от этого звона.

– Что ж, Лукас, тогда я вас оставляю, – сказала миссис Келлог. Народ двинулся по классам. Оказалось, что мы мешаем пройти в дверь. – Все учителя будут предупреждены, что вы здесь. Мы вчера разослали сообщения.

– Замечательно, – сказал Люк. Из-за его спины я услышала, как миссис Малвейни кричит: «Дите! Дите!», что означало «Отойдите от двери».

Мы отошли от двери. Миссис Малвейни наконец смогла войти в класс. Я заметила, что она даже не взглянула на миссис Келлог и на Люка, хоть они и загораживали ей путь. Ее взгляд был устремлен на то место, где должна была стоять Бетти Энн.

Видя, что куклы все еще нет, миссис Малвейни обратила внимание на вновь пришедших, но прежде ее лицо исказилось легкой гримасой. Я уверена, что ей страшно не хватает Бетти Энн. Точно-точно.

– Миссис Малвейни, это тот новый ученик, о котором мы говорили, Лукас Смит, – сказала миссис Келлог. – Можно, Джен будет его гидом?

– О, конечно, – сказала миссис Малвейни, ничем не показывая, что она подозревает, кто такой этот Лукас. Возможно потому, что она просто этого не знала. Учителя латыни далеки от современной культуры. – Давайте все отодвинемся назад за парту Энни, там есть место. Вот так.

Люк плюхнулся на стул позади меня. Мне пришлось даже пододвинуть ему этот стул. У него был такой вид, будто он вовсе не волнуется. Его походка и движения были неотличимы от того, как двигались Курт Шрэдер и его друзья, когда они несколькими минутами позже, как раз перед третьим звонком, вошли в класс.

Миссис Малвейни представила нового ученика классу – на латыни, – и мы все, как и положено, приветствовали нашего нового amicus. Люк поднял руку и сказал скучным голосом:

– Привет.

Я заметила, что у него изменился даже голос.

Когда миссис Малвейни отвернулась, Люк постучал мне в спину карандашом (слава богу, тупым концом) и прошептал на ухо:

– У вас и в самом деле каждый день так рано начинаются уроки?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы врубиться в то, что он сказал. Потому что у меня по спине пробежал холодок. Чтобы такая кинозвезда, как Люк Страйкер, шептала что-то тебе на ухо? Скажу вам, что и мою мамочку пробрала бы дрожь.

Однако я старалась относиться ко всему спокойно. Я прошептала назад:

– Да.

– Но сейчас только ВОСЕМЬ часов, – как-то недоверчиво сказал Люк.

– Я знаю, – ответила я шепотом. Затем, чтобы все смягчить, добавила: – Но мы кончаем в три.

– В ТРИ! Но это же целых семь часов! Дыхание Люка щекотало мою щеку. Оно пахло

антисептической жвачкой. Интересно, все ли кинозвезды издают такое мятное дыхание? Может, это и отделяет их от всех нас. Правда, очень приятно пахнущее дыхание.

– Хм, – сказала я, придумывая остроумный ответ, но произнесла всего лишь: – Я знаю.

Люк с сомнением откинулся назад.

– Господи…

Миссис Малвейни, которая услышала конец разговора, обернулась и спросила у Люка и у меня, на латыни, что у нас за проблемы. Я сказала ей, что нет никаких проблем.

Но проблемы были. О, да еще какие! Потому что я не представляла себе, что в реальной жизни Люк будет таким совершенным и таким притягательным. Нет, я думала, что его притягательность на экране достигается благодаря специальным киноэффектам…

Но я была не единственной девочкой в школе, которая это заметила. Серьезно. Люк повсюду следовал за мной. К моему шкафчику в раздевалке, в класс, к фонтанчику с водой. И хотя никто его не узнавал, никто не говорил: «Эй, знаешь, на кого ты похож? На Люка Страйкера…» – я заметила, что взгляды женской половины клэйтонской средней школы приклеились к этому парню. Он не мог поправить упавшую на глаза прядь волос, чтобы у половины моего класса не остановилось дыхание.

Парень был ХОРОШ. И вокруг не было никого, равного ему. Можно было понять Анжелику с ее татуировкой.

Единственное, чего я не могла понять: почему она его бросила?

Хотя не могу сказать, что Люк был очень разговорчив. За все утро он сказал мне всего пару слов, и мне было неясно: то ли он по натуре очень тихий, то ли злиться на меня, то ли еще почему-то. Но я ведь знала, что не сделала ничего, что могло бы его разозлить. И только на втором уроке тригонометрии я нашла разгадку, когда Люк скучным голосом спросил:

– Слушай, можно тут где-нибудь выпить кофе-эспрессо?

– Эспрессо? – Могла ли я сказать, что слово ЭСПРЕССО нечасто услышишь в Клэйтоне? Я попыталась смягчить ответ: – Ну, в городе есть «Старбакс».

– Ты хочешь сказать, что я должен куда-то ехать, если мне захочется кофе? – Голубые глаза Люка – такие великолепные на экране, а в реальной жизни (даже за стеклами темных очков) производящие еще большее впечатление, – расширились. – Что же это за место?

– Ну, ничего особенного, правда, – сказала я. – Это всего лишь средняя школа.

Люк почти проспал триг и французский. Он и не думал просыпаться вплоть до четвертого урока. И это было хорошо, потому что в это время мне как раз нужно было идти к «Трубадурам». Люк должен был быть начеку по поводу Трины. Потому что именно Трина могла разгадать его маскировку.

Я предупредила его о ней по пути в класс музыки. Чем больше времени я проводила с Люком, тем разговорчивее становилась.

Но это не значит, что мне было ЛЕГКО в его присутствии. Потому что я все еще не могла его вычислить. Что было странно, поскольку мне это всегда легко давалось.

– Если ты на самом деле хочешь сохранить анонимность, – сказала я Люку, – будь особенно внимателен в присутствии Трины. Она помешана на театре. И она помнит любой эпизод из «Небеса, помогите нам!».

Люк вовсе не обратил внимания на мои слова. Он вытаращил глаза, увидев аппарат с колой.

– Кофеин! – сказал он и чуть не бросился к машине. Но тут его лицо погрустнело. – У меня нет мелочи!

Я выловила в кармане джинсов доллар и протянула ему.

– Я серьезно, Люк, – сказала я в то время, как позади нас ребята заполняли музыкальный класс. – Трина моя лучшая подруга, я знаю, о чем говорю.

Никогда не видела, чтобы кто-то пил колу вот так, залпом. Но Люк Страйкер сделал это легко. Когда он напился, он слегка отрыгнул и швырнул пустую банку назад, за плечо, в стоящую рядом урну.

И ему удалось в нее попасть.

– Без проблем, – сказал он самым оживленным за все утро тоном.

Затем он улыбнулся. И я почувствовала, что у меня внутри все сжалось. Это был плохой знак.

После колы Люк воспрял духом. И когда мы вошли в комнату для хора, где поднимались ряды ступеней, покрытые ковром, он даже явно развеселился, увидев свое отражение в зеркальной стене, глядя в которую, как предполагалось, мы должны были отслеживать правильность своего дыхания.

Это было как раз в тот момент, когда вошла Трина. Она уже слышала о новом парне, к которому меня приставили гидом. Увидев меня с Люком, она решительно направилась к нам и уверенным голосом произнесла:

– Джен, ты не собираешься представить меня своему новому ДРУГУ?

– Трина, – быстро сказала я. – Это Лукас Смит. Лукас, это моя подруга Трина.

В этот момент Люк обернулся и сказал:

– Привет! Ты ведь актриса, да?

Трина посмотрела вверх на Люка – он был очень высокий, больше шести футов – и практически растеклась лужей прямо перед ним.

– А что, – сказала она голосом, которого я никогда прежде у нее не слышала, – да. Актриса.

– Приятно с тобой познакомиться, – сказал Люк. – А что, тут хороший театр?

Я хотела толкнуть Люка – ПООСТОРОЖНЕЕ С ТЕАТРАЛЬНЫМИ ДЕЛАМИ, – потому что боялась, что Трина может связать – Лукас Смит… театр… ЛЮК СТРАЙКЕР.

Но я, очевидно, перестраховалась, поскольку Трина тут же заговорила о том, как обидно, что Лукас появился в школе так незадолго до весеннего выступления и как местная газета описала ее роль в «Ромео и Джульетте», и как Лукасу повезло, что мистер Холл вообще позволил ему петь в «Трубадурах», ведь прослушивание пройти очень трудно…

Тут мне стало интересно, как удалось мистеру Люису уговорить мистера Холла взять парня без прослушивания в его драгоценный хор. Хотя, возможно, мистер Холл был посвящен в истинную историю.

В этот момент Стив – баритон, который так влюблен в Трину, что готов смотреть все романтические комедии в кино, лишь бы быть рядом с ней целых девяносто минут, – подошел к нам.

– Эй, – сказал он. Стив – худющий, у него кадык прямо выпирает наружу. Когда он нервничает, этот кадык так и прыгает. Он и прыгал, как сумасшедший, когда Стив подошел к Трине и Люку. – Что происходит?

– О, привет, Стив, – беспечно сказала Трина. – Это Лукас.

– Привет, – сказал Стив Люку.

– Привет, парень, – ответил Люк, остудив Стива всего лишь двумя словами и кивком головы. Бедный Стив!

Мистер Холл вышел из своего офиса, который примыкает к залу, и захлопал в ладоши:

– Так, люди. Садитесь, пожалуйста. Займите свои места! – Затем его взгляд упал на Люка. – Вы кто такой?

Забавно было смотреть на его встречу с Люком Страйкером. Теперь было ясно, что он понятия не имеет, кто перед ним.

Мистер Холл немедленно стал говорить о том, что он осведомлен о Люке, но он полон негодования по поводу решений администрации, которая кого-то присылает к «Трубадурам», и что Люк должен был бы пройти прослушивание, как и все остальные, и что он, мистер Холл, не понимает, почему он должен его принимать, когда учебный год уже подходит к концу.

Люк и глазом не моргнул. Вероятно, потому, что он уже привык к режиссерам и их абсурдным требованиям. Люк просто сказал:

– О, не беспокойтесь, сэр, я пока просто понаблюдаю, постараюсь понять, что к чему.

Думаю, что вся штука была в слове «сэр». Как и Трина, мистер Холл был немедленно очарован. Он даже позволил сесть Люку к аккомпаниатору и переворачивать страницы нот.

Я должна признать, что на меня произвело впечатление то, как Люк умаслил мистера Холла.

Но я не могла весь четвертый урок думать о Люке. Потому что мистер Холл заставил нас трижды пройти всю программу для «Люерс». Мы должны были вставать, проделывать все движения руками и все остальное. У меня испортилось настроение из-за того, что я не могла прятаться за волосами Карен Сью Уолтерc и читать. А еще больше настроение испортилось, потому что движения рук были очень сложные, их трудно было запомнить, и я все пропускала, а мистер Холл все рычал на меня.

– Вы отстаете, мисс Гриинли! Не застывай, Дженни! – постоянно слышала я на уроке.

Должна сказать, что Трина и в самом деле заставила меня попотеть из-за этих внеклассных баллов.

Нам, альтам, еще не так плохо, как этим сопрано. Они должны на самом деле ТАНЦЕВАТЬ С ШЛЯПАМИ. Серьезно. Как в фильме «Весь этот джаз», только без тросточек. В сущности, им это нравится, потому что все сопрано хорошо танцуют. Но мы, альты, должны бросать им эти шляпы из кучи, спрятанной за ступеньками. Знаете, это жуть, как трудно… поскольку такие, как я, не чувствуют ритма. К тому времени, как прозвенел звонок на ланч, я совершенно вымоталась.

Но так получилось, что Люк только начал прибавлять обороты.

– И у вас это в чести? – захотел узнать Люк, когда мы вышли из зала.

Забавно, как быстро Люк догадался, что есть в этом хоре что-то неубедительное. То есть я пробыла в хоре целых три месяца, пока до меня это дошло. И дело не только в утолщенных лифчиках. Самый сильный номер нашей программы – это «Весь этот джаз». В остальном программа состоит из того, что мистер Холл называет Бродвейскими шоу-затычками – «Столько, сколько я тебе буду нужен» из «Оливера» и «День за днем» из «Молитвы».

Но главная ошибка мистера Холла, как мне кажется, в том, что он заставляет нас ездить по округе и устраивать представления в начальных школах и на встречах клубов деловых людей. Я была в ужасе, когда это узнала. Я хотела убить Трину, но к тому времени было уже слишком поздно, и в других классах, куда меня могла бы засунуть миссис Келлог, уже не было свободных мест.

Хотя кое в чем хор был и не плох, потому что это было своего рода прибежище для артистических натур, где они могли чувствовать себя в безопасности. «Трубадуры» ели ланч в комнате хора, и таким образом могли не встречаться лицом к лицу с Куртом Шрэдером, обедавшим в кафе.

Но Трина всегда ела ланч в комнате хора еще и по другой причине. Она желала быть уверенной, что мистер Холл, который всегда проводил ланч в своем офисе, а не в учительской, не отдаст сольную партию другому сопрано только потому, что Трина в этот момент отсутствует.

Я сказала Трине, что только через мой труп ей удастся посоревноваться в выборе еды с Карен Сью Уолтерс, так что мы все-таки отправимся на ланч в кафе.

Однако Люк ничего этого не знал. Он посмотрел на Карен Сью и на других, которые вытаскивали свои завтраки, когда мы выходили из комнаты хора, и спросил:

– Урок закончен? Почему они там стали есть?

– О, ты хочешь узнать, что происходит с этими трусишками? – И Трина стала долго и громко смеяться своей шутке, хотя она не так давно сама была рядом с подругами.

Я должна была все объяснить.

– Они тут едят, потому что боятся.

– Боятся чего? – удивился Люк. И тут мы вошли в кафе.

И второй раз за день Люк воскликнул:

– Господи!..

Только на этот раз причина была в другом.

Спросите Энни

Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!

В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.

Дорогая Энни!

Мой парень жует с открытым ртом и при этом с набитым ртом разговаривает. Это так неприлично! Я говорила ему об этом миллион раз, но он ничего не слышит. Как мне привить ему хорошие манеры?

Скажи да укажи

Дорогая Укажи!

Отказывайся сидеть с ним за одним столом, пока он не научится есть, как джентльмен. Несколько раз поест в одиночестве, и гарантирую, что все будет проглатывать, прежде чем заговорит.

Энни

Пятая глава

Полагаю, что новичка кафетерий средней школы Клэйтона может испугать. Потому что, когда во все комнаты набивается шестьсот подростков (мы едим в две смены), там становится довольно шумно.

Но, полагаю, что от этих децибелов у Люка не лопнули барабанные перепонки.

Дело в том, что кроме как в «Гленвуд Роуд» – главной закусочной в деловой части Клэйтона – ни в одном другом месте вы не увидите представления, подобного тому, что происходит в кафетерии клэйтонской средней школы.

Вы не можете просто схватить свой поднос, сесть за стол и поесть.

Нет, вы должны пройти вдоль длинного ряда столов, чтобы дойти до места, где подается пища – даже если вам нужно только молоко или кола.

И пока вы идете вдоль ряда столов, на вас устремлены все глаза. Серьезно. Именно в кафешке создаются или разбиваются репутации, и это зависит от того, насколько клево ты выглядишь.

Разумеется, это не касается меня. Я, честно, вне этих оценок.

Однако Люк этого не знал. Он остановился в дверях и в ужасе уставился на проход между столами, по которому шествовала Кортни Деккард со своим отрядом.

– Боже мой! – выдохнул Люк, в этом шуме его было трудно расслышать. – Это хуже, чем «Небесный бар».

Тут вмешалась Трина:

– Мы называем это – подиум. Ты готов пройти по нему гордой поступью?

Все еще ошеломленный Люк пошел за нами по подиуму к концу очереди. Я не заметила, что, пока мы шли, шум уменьшился, но отчетливо сознавала, что мы привлекаем взгляды всех женщин в помещении – начиная от крошечной девчушки, кончая пожилой раздатчицей.

Люк будто и не замечал жужжания, которым сопровождалось его появление. Похоже, он был просто в шоке. Когда я протянула ему поднос, он взял его, не сказав ни слова. Когда раздатчица спросила его, что он хочет – кукурузу или бобы, он, казалось, никак не мог решить. Я сказала ей, что кукурузу, поскольку полагала, что раз Люк посетил наш штат, он должен попробовать то, что все здесь едят.

Когда наши подносы были наполнены, мы двинулись к кассе, где Люк явно оказался в затруднении: у него в кармане не было двух долларов, чтобы расплатиться за ланч. Хорошо, что я такая опытная нянька – оттого, что у меня нет бойфренда, субботними вечерам я всегда бываю свободна, – но, с другой стороны, если мне придется всюду платить за Люка, я вылечу в трубу,

Трина и я поставили подносы на стол, за которым мы сидим каждый день начиная с первых классов – точно в центре комнаты, среди самых популярных ребят – тех, что задают моду – и среди тех, которые не настолько чувствительны, чтобы есть в комнате для хора.

Трина и я не единственные за центральным столом. Там сидит еще целая куча людей. Их состав, бывает, меняется, но в большинстве своем это грамотеи, умники, фанаты компьютера, школьные актеры, панки и штат «Журнала».

Джери Линн чуть не выплеснула свою диетическую колу, когда Люк сел рядом с ней и уставился на свою еду.

– О, привет, – сказала она. – Ты, должно быть, Лукас.

Видите? Видите, как быстро распространяются новости? Я в этот день даже не видела Джери Линн, а она уже услышала о новом парне. Можете представить, что произошло бы, если бы стало известно о «Спросите Энни»? За сколько минут это известие разлетелось бы по школе?

Люк даже не глянул на Джери. Он взял вилку и вонзил се в еду, лежавшую на тарелке.

– Это что? – спросил он.

– Рубленый бифштекс, – ответила я. Себе я взяла пиццу. Я, наверное, должна была предупредить Люка, чтобы он не ел в школе. Но, с другой стороны, при его желании попробовать все в Индиане, он должен съесть и наш бифштекс.

– Я вегетарианец, – сказал бифштексу Люк.

– Там есть салат-бар, – заботливо предложила Трина, которая выбирала между яичным и молочным, в зависимости от настроения.

Скотт, как всегда, принес свой собственный ланч. Обычно это было то, что он приготовил на ужин себе и отцу. Сегодня в его коробочке лежали жареные овощи и чесночный хлеб, которые Скотт разогрел в микроволновке, что стояла в кафе. Они так вкусно пахли!

– И ты собираешься это есть? – спросил Скотт у Джери, глядя на что-то коричневое в ее тарелке.

– Нет, миленький, – ответила Джери, все еще не отрывая взгляда от Люка. – Проехали.

Скотт отщипнул кусочек от ее коричневой еды. Затем сделал гримасу и положил этот кусочек обратно. Кулинарное искусство поваров кафетерия не могло сравниться с его искусством.

– Вы тут едите каждый день? – спросил Люк, внимательно изучая кусок бифштекса, наколотый на вилку,

– Это закрытая территория, – объяснила я, – только учителя могут покидать школу на ланч. И даже у них выбор небольшой – только «Пицца хат» и «Макдональдс». Все остальные места находятся слишком далеко, чтобы поспеть к шестому уроку.

Люк вздохнул и разломил вилкой бифштекс.

– Хочешь? – спросил Скотт, указывая на оставшиеся у него жареные овощи. – Там, правда, есть и мясо, но…

Люк, не дожидаясь повторного предложения, запустил свою вилку в коробочку Скотта. Наколол кусочек, пожевал и проглотил. Пока он это делал, я не могла не заметить, что все девочки по соседству – от Трины до Джери и японской ученицы по обмену – уставились на него.

– Мужик, – сказал Люк, закончив жевать. – Это вкусно. Это делала твоя мама или кто-то еще?

Скотт не очень-то скрывал, что ему нравится готовить. Не то что некоторые парни. И он не стал таиться.

– Не-а, я это сам приготовил, – сказал Скотт. – Давай-ка, приканчивай. Я пойду, возьму еще колы.

Люк с явным наслаждением доедал овощи с мясом, что могло бы удивить тех, кто не ест мяса, когда совершенно неожиданно кафетерий огласился мычанием. Серьезно. Будто мы внезапно оказались на сельской ярмарке.

Люк закрутился на стуле, пытаясь понять, что случилось. Но то, что он увидел, мы видели каждый день. По проходу между столами от раздачи шла Кэйра Корова.

Бедная Кэйра! Плохо, что она не пела в хоре. (Она проходила прослушивание, но ее не приняли. Некоторые сопливые сопрано говорили, что у них не хватает подкладок в лифчики, чтобы показать грудь Кэйры и изобразить ее появление на прослушивании.) Потому что тогда у нее было бы, по крайней мере место, где можно спокойно поесть.

Кэйра старалась есть в кафетерии, как и все нормальные люди, но обычно ей это давалось с трудом.

Глаза Кэйры, как всегда, наполнились слезами, поскольку по мере ее продвижения по подиуму мычание становилось все громче. Кэйра несла поднос со своей низкокалорийной едой – тарелкой салата латука, несколькими хлебными палочками и диетической колой.

Но Курт и его друзья не считались с тем, что Кэйра пытается сбавить вес. Они просто мычали, даже не вникая в то, что делают. Я видела, как Кортни Деккард промычала, а затем вернулась к беседе с подругой, как будто ничего не случилось.

– Заткнитесь! – воскликнула Кэйра, глядя туда, где сидели самые популярные ребята, и откуда, – но не только оттуда – раздавалось мычание. – Нечего смеяться!

Самое печальное, и я это знала, заключалось в том, что Кэйра отдала бы все на свете, лишь бы сидеть за одним столом с мычащими. Кэйра из тех, кто боготворит людей популярных. Не знаю, почему, ведь Кортни Деккард и ее подружки всегда говорят об одном и том же, например: «Ты была на распродаже у Бебе на этой неделе? Правда здорово?» или «Я сказала им, что хочу французский педикюр, чтобы подчеркнуть мой загар, но мне кажется, что цвет этого лака мне не подходит».

Нет, знаете, беседы за моим столом более содержательные. По крайней мере, мы хоть разговариваем о чем-то существенном, а не о том, что надеть на чью-то вечеринку или верно ли, что мороженое Тэсти Дилайт в «Пингвине» на самом деле обезжиренное.

Но Кэйра думала, будто она что-то упускает, поэтому, снова и снова пытаясь заставить популярных ребят принять ее в свою группу, покупала правильную одежду, причесывалась как надо…

Но правильно и как надо для кого? Не для Кэйры, Смотрите, у нее были точно такие же брючки-капри, как у Кортни Деккард. Но они ей не шли – по крайней мере, не шли так, как шли Кортни. Ничего похожего.

И волосы Кэйры были точно такого же цвета, как у Кортни, такие же медово-блондинистые (даже крашеные в том же салоне). Но медовая блондинка должна быть такой, как Кортни, а не такой, как Кэйра.

В сущности, Кэйра в своих нарядах и со своей прической выглядела отвратительно. Кортни и ее компания одевались модно, но все, что выглядело стильным на них, Кэйре не подходило нисколечко – им было над чем посмеиваться.

Или мычать.

Есть одна причина, по которой Кэйре не стоило бы беспокоиться о том, что о ней думают другие. Я хочу сказать, что в Клэйтоне полно толстых девушек. Но только одна из них страдает по этому поводу – это Кэйра.

Реакция Кэйры на мычание лишь еще больше веселила тех, кто мычал. Когда Кэйра просила их прекратить, они мычали еще сильнее. Не понимаю, как Кэйра этого не видела. Я говорила ей об этом множество раз… Ну… это говорила Энни.

Но Кэйра всегда вела себя неправильно. Вместо того чтобы, взяв свой поднос, сесть где-нибудь не на линии огня, она крутилась и крутилась, пытаясь усесться именно там, откуда раздавалось мычание.

– Замолчите! – взвизгнула Кэйра. – Я сказала, замолчите!

В конце концов, как неизбежно происходило почти каждый день, кто-то кинул в голову Кэйры огрызок. На сей раз это была печеная картофелина. Картошка попала Кэйре в лоб, отчего она выронила свой поднос, с которого повсюду разлетелись листья салата и брызги соуса, и всхлипывая помчалась в туалет.

– Ох, опять, – сказала я, поскольку понимала, что пора подниматься и идти успокаивать Кэйру.

– Какого черта, – сказал Люк, сердито оглядываясь. – Что с этими ребятами?

– О, не беспокойтесь о Кэйре, – сказала Джери Линн. – Джен приведет ее в порядок как раз к звонку на урок.

– Джен… – Люк посмотрел на меня, будто я, а не Кэйра, была пришельцем с другой планеты. – Это и раньше случалось?

Трина выпучила глаза.

– Раньше? Да почти каждый день.

Я вежливо улыбнулась Люку и пошла за Кэйрой.

И обнаружила у дверей туалета мистера Стиила, учителя биологии, которому выпало несчастье дежурить в этот день по столовой. Он через дверь взывал к Кэйре:

– Кэйра, все будет хорошо. Почему бы тебе не выйти и не рассказать мне, что тебя так расстроило…

Увидев меня, мистер Стиил облегченно вздохнул.

– О, Дженни, – сказал он. – Слава богу, ты здесь. Ты можешь убедиться, что с Кэйрой все в порядке? Я бы сам… но ведь, знаешь ли, это комната девушек…

– Разумеется, мистер Стиил, – сказала я.

– Спасибо, – сказал мистер Стиил. – Вы, ребята, – молодцы.

Я даже вздрогнула от этого «вы, ребята». Я оглянулась и увидела, что не одна вышла из кафетерия. Прямо за мной стоял Люк.

Сообразив, что он слишком серьезно отнесся к этому делу, я сказала:

– Ух, я на минутку… – и двинулась внутрь.

Но, к моему удивлению, Люк взял меня за руку и оттащил от мистера Стиила.

– Что это там было? – спросил он.

– Как что? – Я действительно не понимала, о чем он говорит.

– Что было ТАМ? Это мычание. – Люк действительно выглядел несколько обескураженным. Ладно, может быть, обескураженным – слишком сильное слово. Ему просто не понравилось то, что он увидел.

– Знаешь, когда я вызвался на этот эксперимент, я не представлял себе, что это будет, как в школе в «Маленьком доме в прерии». Но я и не думал, что это будет, как в какой-то пьесе о тюрьме.

Я не фанат клэйтонской средней школы или любой другой средней школы, – правда, кроме, может быть, той, что в представлении «Слава», где все танцуют на крышах такси, – но все же не могла понять, почему Люк сравнил нашу школу с тюрьмой. Средняя клэйтонская вовсе не похожа на тюрьму. Хотя бы из-за того, что на окнах нет решеток.

И еще. Арестантам сбавляют срок за хорошее поведение. А в средней школе за то, что кого-то не убили, вы получите лишь диплом, который ни для чего не годится, кроме, возможно, для должности директора закусочной.

– Хм, – сказала я. – Извини. – О чем это он говорит? Почему он расстроен? Только из-за того, что они так развлекались с Кэйрой, но я-то тут при чем? – Но мне, вроде бы, надо идти…

– Нет, – сказал Люк, его голубые глаза горели за линзами очков, как раскаленное железо. – Я хочу знать. Я хочу понять, почему ты не попыталась остановить тех, кто мучил эту бедную девушку.

– Слушай… – сказала я. Кэйра выла все громче, и я понимала, что в любую минуту может прозвенеть звонок.

И в этот момент мною овладело что-то непонятное. Может, это был стресс от того, что за мной весь день ходила замаскированная кинозвезда, или сказалось напряжение из-за криков мистера Холла по поводу моих рук.

В любом случае, мне захотелось огрызнуться. Почему он целый день почти не разговаривал со мной, а теперь вдруг очнулся и стал рычать на МЕНЯ за то, что сделали Курт Шрэдер и его дружки?

– Если тебе здесь так не нравится, – прошипела я, – то почему бы тебе не вернуться в Голливуд? Знаешь, я не против, потому что у меня есть более важные занятия, чем быть нянькой при такой примадонне, как ты.

Затем я повернулась и вошла в туалет.

Признаюсь, что хотя моя речь могла показаться очень злой, на самом деле я вовсе не злилась. В сущности, у меня изо всех сил колотилось сердце, и я чувствовала, как в животе бурчит моя пицца. Потому что, на самом деле, я никогда так не рычала на людей. Никогда.

А сейчас я огрызнулась на очень знаменитую кинозвезду, на человека, с которым я, по требованию директора и Джеммы-Джем, должна была быть очень любезной… Ну, ладно… Я даже слегка испугалась. Испугалась того, что Люк расскажет доктору Люису обо всем, что я ему сказала. И еще испугалась, что могу после всего этого не получить диплома и должна буду работать оператором на сверлильном станке, как я записала, когда проходила государственное тестирование.

Но я же шутила! Я не хочу быть оператором на сверлильном станке! Я хочу сказать, что хорошо разбираюсь с проблемами других людей… Я вижу, что к чему подходит и куда должно двигаться, и поэтому не только веду «Спросите Энни», но и помогаю в организации работы Театрального клуба. Я хочу быть терапевтом, или дизайнером, или и тем и другим одновременно – когда вырасту, конечно. А не оператором-сверлильщиком.