Текст книги "Кумир и поклонницы"
Автор книги: Мэг Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Шестнадцатая глава
Говорят, в жизни женщины на втором месте после свадьбы стоит день выпускного бала. Что ж, но, возможно, день рождения первого ребенка тоже где-то в первых рядах. Вы понимаете, что я имею в виду.
И я в этот день – в день выпускного бала – делала все то же, что в этом случае делает каждая девушка – маникюр, педикюр, прическу…
Разумеется, я была единственной девушкой Америки, которую во время подготовки к балу сопровождала толпа репортеров: все они хотели сделать фотографии девушки, которая идет на праздник с любимцем страны. Спасибо вам, парни. Нет, правда.
Меня это все слегка раздражало, но я обещала другу пойти с ним на «Весенние танцы». Ради него я должна была выглядеть лучше всех.
И когда я скользнула в свое платье – шифон на голубом шелковом чехле, с маленькими шифоновыми рукавами-фонариками и каймой из маленьких шифоновых незабудок – я чувствовала, будто я, и вправду, лучше всех. Парикмахер заколол мою еще не сильно отросшую челку заколкой с живыми незабудками, точно такими же, как искусственные незабудки на туфлях.
Трина позвонила мне и уговорила выйти во двор, чтобы наши родители нас сфотографировали. Машины с репортерами всех развлекательных программ, стоявшие у моего дома, чтобы подловить момент, когда подъедет Люк, казалось, нисколько не смущали Трину.
Мы, как и договорились, встретились у громадного дуба на моем переднем дворе и начали обожать друг друга, хотя вокруг нас жужжали и щелкали камеры. И не только камеры наших родителей.
Трина долго уговаривала свою маму, пока та наконец не позволила ей появиться на бале в образе деревенской дикарки. Трина согласилась не пользоваться черной губной помадой, но все-таки раздобыла где-то черную рыбачью сеть, которую надела на черное газовое платье, и этот наряд точно сошел со страниц праздничного номера журнала «Семнадцать»…
…но поверх этого наряда она еще надела шелковое бюстье, так что ее и без того замечательные груди всей своей массой выпячивались из декольте. Трудно сказать, у кого будет более сильный сердечный приступ при виде Трины – у Стива или у доктора Люиса.
– Просто не верится, – сказала я, – что ты уговорила свою маму позволить тебе это надеть.
– Просто не верится, – сказала Трина, – что ты позволила своей маме уговорить ТЕБЯ надеть это.
– Жутко традиционно, – сказала я. – Я знаю.
– И все равно, – сказала Трина, – ты очень мило выглядишь.
– Ты тоже. – Потому что так оно и было. И я снова порадовалась, что наша дружба воскресла.
Мы услышали приближение лимузина прежде, чем увидели его, потому что фотографы, которые расселись на всех деревьях, надеясь беспрепятственно сфотографировать Люка, когда он будет прикалывать букетик к моему корсажу, начали возбужденно кричать:
– Он едет! Он едет!
Даже я, которая на самом деле не испытывала особенного восторга, если сравнивать с Триной, почувствовала некоторую дрожь от возбуждения. Ну, хорошо. Я не иду на «Весенние танцы» с тем, кого люблю, это так.
Но, по крайней мере, я иду на «Весенние танцы».
И вот показался лимузин, тот самый длинный, черный, лоснящийся лимузин, в котором я ездила к Люку на озеро. Трина взволнованно сжала мою руку, когда машина медленно подъехала и остановилась перед моим домом, и шофер вышел и обошел ее, чтобы открыть дверь со стороны пассажира.
Все фотографы, операторы, все родители и соседи подняли свои камеры, чтобы сделать фото Люка Страйкера, выходящего из лимузина, будто это Ланселот примчался на белом коне, чтобы спасти Джиневру от смерти на костре.
Но человеком, который вышел из лимузина, был не Люк Страйкер. Человек с букетиком для корсажа в руках, который вышел наружу, был не кто иной, как…
Стив Маккнайт.
Вот так. Стив Маккнайт, бойфренд Трины, в своем трубадурском смокинге (только он сменил красную бабочку и красный кушак на черные).
Репортеры вздохнули – некоторые даже зашикали – и вернулись на свои позиции.
Однако Трина была абсолютно счастлива.
– Не могу поверить, что ты нанял лимо, – взвизгнула она, когда Стив прикалывал ей букетик – букетик гвоздик, которые он, как его проинструктировала Трина, опустил на ночь в черные чернила, так что теперь их белые лепестки отливали черным. – Это, должно быть, стоило тебе целое состояние!
– Ух, – сказал Стив, выглядевший несколько смущенным. – Не совсем так.
– О, за это заплатили твои родители? – спросила Трина, когда они вдвоем позировали ее взволнованным маме и папе.
– Ух, – сказал Стив. – На самом деле, это Люк Страйкер.
Трина онемела.
И не только она.
– ЛЮК? – Трина удрученно посмотрела на меня. – Что… почему?
– Я не знаю, – сказал Стив, неловко пожав плечами. – Он сказал, что ему лимузин не нужен.
– А он… – Взгляд Трины стал еще более жалостливым. Она догадалась о том, что произошло, быстрее, чем я. Или думала, что догадалась. – О, Джен. Слушай, это неважно. Неважно. Ты можешь поехать с нами. Мы все равно будем на балу. Правда, Стив?
– Точно, – сказал Стив. – Конечно.
До меня все еще не дошло. Так Люк отдал Стиву свой лимузин? Ну и что! Это вовсе не значит, что Люк не приедет.
Люк не может меня подвести. Перед всеми этими репортерами. В конце концов, что я сделала, чтобы заслужить такое обращение? Просто была его другом. Хранила его тайну.
ПЕРЕДЕЛАЛА СРЕДНЮЮ КЛЭЙТОНСКУЮ ИЗ МЕСТА, НАПОЛНЕННОГО ЗЛОМ И АНТАГОНИЗМАМИ, В ТЕПЛОЕ И ПРИЯТНОЕ ДЛЯ НЕГО МЕСТО.
– О, солнышко, – сказала моя мама, подходя ко мне, чтобы меня обнять. Фотографы, которые начали понимать, что случилось, подняли свои камеры. Я просто видела заголовки завтрашних газет:
ЛЮБИМЕЦ АМЕРИКИ ОБМАНУЛ ДЖЕН!
ТОЛЬКО МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ ВЫЛЕЧИТ
ДЖЕННИ!
ЭТА ГРЯЗНАЯ КРЫСА!
Но прежде чем моя мама смогла сказать слова утешения, с верхушек деревьев поднялся крик.
И тут я увидела, что перед лимузином возник парень в смокинге и… на мотоцикле.
На «харлее», не меньше.
– Эй, – сказал Люк, снимая черный шлем. – Прости, я опоздал.
Двор залило светом вспышек. Репортеры кричали:
– Люк! Люк! Посмотри сюда, Люк!
Люк не обращал на них никакого внимания. Он подошел к моему папе и протянул ему руку.
– Мистер Гриинли, сэр, – сказал Люк. – Я – Люк Страйкер. Я приехал, чтобы отвезти вашу дочь на «Весенние танцы».
Мой папочка, вероятно, впервые в жизни, выглядел так, будто совершенно не знал, что ему делать. В конце концов он взял руку Люка и пожал ее.
– Как поживаете? – сказал папочка. Затем он вроде бы пришел в себя. – Вы воображаете, что повезете Дженни на бал НА ЭТОМ?
– Нет, – сказала мама, качая головой. – Это абсолютно невозможно… без шлема.
– У меня под сиденьем есть запасной шлем, миссис Гриинли, – сказал Люк, взяв ее руку и как следует встряхнув ее. – И я клянусь, что доставлю Дженни домой в полночь,
Я толкнула его плечом.
– Я хотел сказать – в час, – исправил ошибку Люк.
– Если я буду задерживаться, то я вам позвоню, – сказала я и потянула Люка за руку. – Пока.
– Погодите! – крикнула мама. – Мы вас не сфотографировали!
Но маме нечего было огорчаться. Потому что все периодические издания Америки – за исключением, может быть, журнала «Нэйшенал Джеографик», который, похоже, не присылал своих представителей, поместили фотографию Люка, помогавшего мне надеть шлем на мою украшенную цветами заколку. Фото Люка, помогающего мне взобраться на заднее сиденье мотоцикла, да так, чтобы я не испачкала юбку, и фото Люка, заматывающего мою юбку вокруг моих ног, чтобы она не попала в колесо и не погубила бы меня. Еще фотографию Люка, который взмахнул рукой, нажал на акселератор. Еще мою фотографию, когда я обняла Люка и помчалась в чудесную жизнь.
А еще фотографию нас обоих мчащихся по улице с такой скоростью, с какой только было можно, чтобы не нарушить правил и при этом не огорчить моих родителей.
– Я надеюсь, что тебе это неважно, – сказал Люк позже, после того, как мы прибыли ко входу в «Клэйтон Инн», где нас снова встретили репортеры… те, которые смогли нас догнать, и их было немало. – Я имею в виду мотоцикл.
– Это замечательно, – ответила я. Мне и па самом деле очень понравилось. Я прежде никогда не ездила на мотоцикле. Такая милая девочка, как я, и не должна была никого просить ее покатать. – Но я думала, что ты хотел испытать все типичное, что касается этого бала. А ехать на бал на «харлее»? Неохота расстраивать тебя, Люк, но это не типично.
– Что ж, – сказал Люк, потянувшись, чтобы поправить один цветочек на моей заколке. – Мне всегда нравится иметь свободу действий. О, я совсем забыл!
И он вытащил откуда-то из-под мотоцикла чистенькую пластиковую коробку, в которой лежал букетик, сделанный из белых розочек.
– О, как красиво, – сказала я. Затем я вспомнила о бутоньерке, которую оставила дома в холодильнике. – А твою бутоньерку я забыла дома!
– Возвращаться не будем, – заявил Люк, уверенно прикрепив букетик на место, как раз над сердцем. – Я без нее проживу.
Затем он предложил мне руку.
– Мадам. Будем танцевать?
– До тех пор, пока не нужно будет шевелить неуклюжими руками.
– Не бойся. Я буду следить. Сегодня этого не потребуется.
Получив подобные заверения, я взяла Люка за руку, и мы скользнули в «Клэйтон Инн» – вокруг нас сверкали вспышки, и репортеры, не говоря о постояльцах отеля, которые столпились у входа, чтобы не упустить шанса увидеть свою любимую звезду и его даму, выкрикивали наши имена.
Не хочу, чтобы у вас сложилось превратное мнение, будто бы «Весенние танцы» – это что-то очень веселое. Даже если вы идете туда с самой популярной кинозвездой, кумиром подростков Америки, а может и всего мира, «Весенние танцы» – это все равно тоска зеленая.
Правда, там вы можете увидеть всех одноклассников такими красивыми, какими вы их никогда и не видывали,
Но, знаете, это все равно те люди, с которыми вы встречаетесь ежедневно. Только приукрашенные. И может, кстати, хорошо отмытые.
Но мне и вполовину не было так плохо, как НЕКОТОРЫМ девочкам. НЕКОТОРЫМ девочкам было очень паршиво. Например, Карен Сью Уолтерс. Она заставила пойти с ней одного тенора. А этот тенор, о чем знала вся школа, был просто помешан на Люке Страйкере, Все время, пока они с Карен Сью танцевали, он не отрывал глаз от Люка.
Это было так забавно.
Лучшей частью вечера был тот момент, когда мы собрались все вместе. Оказалось, что Люк умеет веселиться. Мы все сидели за одним столом – я, Люк, Трина, Стив, скучающая Лиз и ее кавалер (один из футболистов) и трогательная Бренда со своим спутником, на удивление милым парнем с хорошей речью, по имени Ламар. Мы получали удовольствие от еды, музыки и общения.
Танцы не начинались, пока не покончили с едой. И тогда все перекочевали на танцпол… включая меня и Люка. Я сказала Люку, что умею танцевать только медленные танцы – я все еще страдала синдромом посттравматического стресса, полученного в «Трубадурах» – и Люк сказал, что он все понимает.
Оказалось, что Люк ужасно танцует… вот удивительно, да? Мы все время стукались коленями, и я думаю, что я-то его ударила всего лишь разок.
Не знаю, что Люк думал, когда обнимал меня во время медленного танца. Могу только сказать, о чем думала я.
На самом деле, о ком.
И это был… ну, не Люк.
Я понимаю! Это действительно ужасно. Во всей мировой истории я была самой неблагодарной девушкой. То есть я была с изумительным – действительно изумительным – спутником, с парнем, который так старался, чтобы мне было весело, если только на «Весенних танцах» может быть весело, или, по крайней мере, так весело, как может быть с тем, к кому у вас нет романтического интереса… – А я, не переставая, думала о ком-то другом!
Это было совершенно невыносимо, но так это и было.
Однако все изменилось, когда я увидела через плечо Люка знакомую фигуру в облегающем, светло-персикового цвета платье с большим декольте.
Джери Линн! Что Джери Линн делает на «Весенних танцах»? Неужели она так быстро нашла нового бойфренда? Ведь она только что рассталась со Скоттом,
Невозможно. Я бы знала об этом.
Это означало только одно.
Я подняла голову от груди Люка и стала оглядываться. Он должен быть где-то здесь, раз Джери появилась…
Вдруг я услышала, что Люк хихикает.
– Джен, успокойся, – сказал он. – Она пришла одна.
Я сделала вид, что не понимаю, о чем он говорит. А что мне еще оставалось?
– Кто? – спросила я.
– Ты знаешь, о ком я говорю, – ответил Люк. В «романтическом» освещении – луч фиолетового света отражался от мозаичного зеркального шара, и Люк поклялся, что не видел ничего подобного со времени съемок фильма «Небеса, помогите нам!» – его лицо было невероятно красивым.
И хотя я не могла бы сказать, что в полумраке я, конечно, не различала цвета его глаз, но уверенно могла бы сказать, что он смотрел на меня со смущающей меня прямотой.
– Я все знаю, Джен Гриинли, – сказал Люк.
Я покосилась на него.
– Что-что?
– Я все знаю, – повторил Люк. – Я точно вычислил. Ты – Энни, правда?
Я была потрясена.
– Ч-что?
– Ты – «Спросите Энни» из школьной газеты. Я заморгала. Вот уж не думала, что он вообще знает о существовании Энни.
Но зачем он говорит об этом СЕЙЧАС? На «Весенних танцах»?
– Не валяй дурака, – продолжал Люк. – Все о ней говорят. Спроси Энни это. Спроси Энни то. Ты вроде неофициального школьного психолога.
Признаюсь, услышав это, я испытала приятное, щекочущее чувство. Мне бы нравилось быть школьным психологом. Если бы я им была, то, во-первых, отменила бы обязательное посещение собраний по поднятию духа.
А что еще я бы отменила? «Весенние танцы».
– Я только не соображу, почему это такая тайна, – сказал Люк.
Я сдалась и перестала притворяться. Он знал. И я решила поговорить.
– О! – Я пожала плечами. – Это так просто. Если бы все знали, кто такая Энни, они, возможно, не верили бы тому, что она сохраняет нейтралитет.
– А ты думаешь, что сохраняешь? – спросил Люк. – Нейтралитет?
Он что, дурачится? Разве он не знает, что я была – или привыкла быть – самым нейтральным человеком на планете?
Он, должно быть, шутил.
Он не шутил,
– Потому что я не заметил, чтобы недавно ты была очень нейтральной, – продолжал Люк. – Я имею в виду ту историю с Кэйрой…
– Ей была нужна моя помощь, – перебила я его. Мне казалось, что он это должен понимать.
– А «Трубадуры»?
– «Трубадуры» – это не для меня, – сказала я.
– А Бетти Энн? Когда ты поломала затею выпускников? Это что, нейтралитет?
– Ну, хорошо, что…
И тут я сняла руку с его шеи и отступила на шаг, чтобы разглядеть его… КАК СЛЕДУЕТ разглядеть его.
– Эй, – сказала я. – Откуда ты знаешь про Бетти Энн? – прищурилась я. – Это тебе Стив рассказал?
– Нет, не Стив, – ответил Люк. – Но я же говорил тебе, что у меня есть свои источники.
Музыка смолкла. Доктор Люис и Джемма-Джем, которые, к сожалению, выступали на этом вечере как наши дуэньи, взобрались на помост в конце зала. Доктор Люис постучал по микрофону.
– Проверка, – сказал он и дунул в микрофон. – Проверка. Раз. Два. Три.
– Позволь мне задать тебе вопрос, – сказал Люк и потянулся, чтобы взять меня за руку. – Я хочу спросить Энни, которая нейтральна, как нитроглицерин. Я действительно хочу знать, что ты думаешь по этому поводу.
– Хм, привет всем и добро пожаловать на «Весенние танцы» средней школы Клэйтона, – читал по бумажке доктор Люис.
– Давай, спрашивай, – сказала я Люку.
– Хорошо, – продолжал Люк. – Скажем так, есть некий парень. И у него была любовь с девушкой…
– Не хочу вас особенно отвлекать, – говорил доктор Люис. – Так что давайте перейдем прямо к делу. Нужно объявить подсчет голосов за короля и королеву «Весенних танцев» этого года.
– …и, скажем так, по какой-то причине – неважно по какой – девушка решила порвать с ним, – продолжал Люк. – Как долго, по твоему мнению, он должен ждать, прежде чем влюбиться в… кого-то еще? Но так… чтобы его не осуждали?
– Не знаю, – сказала я. О чем это Люк говорит? О КОМ Люк говорит? Кого недавно бросила девушка? Я такого парня не знала.
И тут внезапно мои руки – и та, которую держал Люк, – вспотели. Я видела, что Джери Линн заметила нас. Она весело помахала нам рукой. Скотта ТОЧНО с ней не было. Он мог быть где-то еще в зале… но с Джери его не было.
Люк говорил о НЕМ? О Скотте? Ведь Скотта недавно бросили…
Это, должно быть, о нем говорил Люк. Скотт. Скотт Беннетт. Скотт попросил Люка узнать у меня, как долго он должен ждать, прежде чем ему можно будет пригласить на свидание таинственную девушку, которая ему нравится… Конечно, это он! Он, разумеется, не мог спросить Энни так, чтобы я не узнала, что это он. Поэтому он и попросил Люка это сделать.
– Как вам известно, – жужжал в микрофон доктор Люис, – всю неделю в кафетерии стоял стол, где вы могли проголосовать за короля и королеву «Весенних танцев». Прекрасно, эти голоса были подсчитаны, и я счастлив сказать, что у нас есть победители!
– Не победители, – торопливо перебила его Джемма-Джем. – Здесь все победители. Доктор Люис хотел сказать, что у нас есть король и королева.
– Да, – сказал доктор Люис. – Да, именно это я и хотел сказать. Король и королева «Весенних танцев» средней школы Клэйтона это… О боже. Ну, это несколько необычно. Один из членов этой королевской пары не… Я имею в виду, не совсем принадлежит клэйтонской средней…
– Я думаю, – сказала я Люку, хотя к нам двигалась Джери Линн, – он должен подождать. Думаю, он должен как следует, ПОДОЛЬШЕ подождать. Потому что, знаешь, не нужно спешить. Правильная девушка может оказаться тут же, за утлом. Может быть, даже ближе, чем он думает. И он должен ждать до тех пор, пока не будет АБСОЛЮТНО уверен, что нашел ее…
– Я надеялся, что ты так и скажешь, – кивнул Люк.
И тогда он выпустил мою руку, обернулся и поднял на руки Джери Линн.
– Привет, детка, – сказал он ей. И поцеловал ее.
В губы.
И не переставал ее целовать, даже когда доктор Люис сказал в микрофон:
– Я горжусь тем, что король и королева «Весенних танцев» – это… ЛЮК СТРАЙКЕР И ДЖЕННИ ГРИИНЛИ!
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
Дорогая Энни!
Я его люблю. Он не знает, что я живу на свете. Что я делаю?
Отчаявшаяся
Дорогая Отчаявшаяся!
Когда узнаешь, будь любезна, сообщи мне! Потому что я вовсе не знаю, что тебе ответить.
Энни
Семнадцатая глава
– Так вот, – сказал Люк, когда мы танцевали, а все прожекторы светили на нас этот танец был обязательной частью церемонии коронации. – Я был уверен, что после того, как Анжелика покинула меня, я никогда больше не полюблю. И вот я встретил Джери Линн и… не знаю. Это не любовь с первого взгляда. Клянусь. Это происходило постепенно.
Вот-вот. Постепенно, в течение двух недель или даже меньше, и большую часть этого времени он провел в Лос-Анджелесе.
– Я знаю, мы совершенно разные, – продолжал Люк, вероятно, первый король «Весенних танцев» за всю историю клэйтонской средней, который во время всего танца говорил, а не показывал себя, как сделал бы это любой нормальный парень. – Она, например, хочет быть РЕПОРТЕРОМ. А ты ведь знаешь, как я ненавижу этих папарацци. Она не такая, как все девушки. Она не боится говорить то, что думает.
Это было неправдой.
– Есть доля истины в том, что мы, знаменитости, нуждаемся в средствах информации. И, разумеется, пресса нуждается в нас. Это отношения симбиоза, Я прежде об этом не очень-то задумывался. Но Джери ЗАСТАВИЛА меня подумать, – объяснял Люк. – Это мне в ней очень нравится. Она заставляет меня размышлять, понимаешь? В тот день, во время мытья машин, она дала мне свой телефон, я не собирался ей звонить. Но потом… не знаю. Я думаю, что тогда, у меня в доме, я был слишком груб с тобой. Ну, знаешь, когда говорил об «особом соусе». Поэтому я позвонил Джери и попросил ее приглядеть за тобой… просто, чтобы она мне отзвонила, если тебе будет трудно из-за репортеров или еще из-за чего-нибудь. Я вычислил, что если кто-то и поймет, что репортеры тебя мучают, так это она. Я начал звонить ей по два раза на дню, просто чтобы узнавать все о тебе… и очень скоро, понимаешь, мы перешли с разговоров о тебе… к разговорам о ней… к разговорам о ней и обо мне… Ну, ты знаешь, как это бывает.
О, я ТОЧНО знаю, как это бывает. Джери Линн – большой мастер уводить парней из-под моего носа.
Нет. Это нечестно. Я никогда не хотела Люка.
И была счастлива за него. Правда. За него и за Джери Линн. Они – славная парочка. Он абсолютно великолепен, и Джери тоже. Он только на год старше ее, в конце концов. И она едет в колледж в Л.А., где как раз и живет Люк.
Правда, Джери собирается достигнуть высот как журналист, а Люк как раз не любит журналистов. Но, кажется, Джери не любит этих «актеров». Так что, может быть, у них все и сложится.
Как бы то ни было, зачем им МОЕ благословение?
– Ты ведь просто невероятная, – продолжал жужжать Люк, в свете прожекторов сверкнули фальшивые драгоценности в его короне. – Правда, правда, невероятная, Джен. Просто не верится, сколько всего ты смогла сделать в этой школе за одну неделю… Джери думает, что в будущем году ты будешь президентом ученического совета. С ней нельзя не согласиться.
– Не знаю, – сказала я. – Я не интересуюсь политикой.
– Что ж, заинтересуешься, – сказал Люк. – Потому что это для тебя естественно. По крайней мере, обещай мне, что ты об этом подумаешь.
– Ага, – сказала я, просто чтобы отделаться от него. – Хорошо, я подумаю. Слушай, а насчет «Спросите Энни». Ты сам об этом догадался или Джери Линн тоже как-то узнала… – Хм… например, Скотт, ее бойфренд, мог рассказать ей?
– Сам догадался, – сказал Люк. – И не беспокойся. Ей я ничего не говорил. Как ничего не рассказывал ей и кое о чем еще.
– О каком таком кое о чем? – спросила я его, ни на секундочку не представляя себе, что он ответит.
– Ты знаешь. Что ты влюблена в ее экс… Хорошо, что как раз в этот момент кончился наш танец в свете прожекторов, не то вся клэйтонская средняя могла бы рассмотреть мои гланды. Поскольку я просто разинула рот на слова ВЛЮБЛЕНА В ЕЕ ЭКС…
– И вовсе нет. – Я стояла и бормотала, как идиотка. – Я почти наверняка… не… влюблена… в Скотта Беннетта.
– Джен, почему бы тебе не последовать своему собственному совету? – спросил Люк, когда на танцпол вышли другие пары. – Почему бы тебе не дать ему понять, каковы твои чувства?
– Эт-то я ТЕБЕ советовала, – заикаясь, ответила я, – для Скотта. Я имею в виду… Ох. Не знаю, что я имею в виду.
– Хорошо, – сказал Люк, когда около него возникла сияющая Джери Линн. – Я вообще не понимаю, что ты хотела сказать. Но я знаю одно.
– Что именно? – спросила я.
– На улице стоит лимо, который отвезет тебя куда угодно.
– Ух, – только и сказала я, потому что в этой информации для меня не было никакого смысла. – Спасибо.
И тут Люк отбыл давать автографы людям, которые просто не могли сдержаться и умоляли его расписаться на программках «Весенних танцев».
– Слушай, ты на самом деле не возражаешь против этого? – спросила меня Джери, как только Люк отошел. – Против того, что я с Люком?
– О господи, конечно, не возражаю, – сказала я то, что и думала. – Я же говорила тебе, что мы просто друзья.
– Джен, ты – лучше всех, – сказала Джери и пожала мою руку. – Ничего этого не случилось бы, если бы не ты. Я так счастлива! Я тебе бесконечно благодарна! Как говорит Люк, ты действительно особенная.
Ага. Я – особенная, прекрасно. Вот почему тот, с кем я пришла на «Весенние танцы», не со мной.
Я сказала Джери, что рада за нее (еще раз) и двинулась к своему столу, где Стив дул на ногу Трины, Так бывает, что даже в вечер «Весенних танцев» на ноге может вскочить волдырь, если новые туфли оказались предателями.
– Джери Линн такая дрянь, – этими веселыми словами встретила меня Трина. – Каково, увести твоего парня, прямо у тебя из-под носа!
– Успокойся, Трина – сказал я. – Я им обоим сказала, что все в порядке. Люк и я просто…
– Просто друзья, – докончили за меня Трина, Стив, скучающая Лиз, трогательная Бренда и их кавалеры.
– Что ж, так и есть, – защищаясь, сказала я. Ну почему мне никто не верит?
– «Весенние танцы» – это просто ерунда, – чуть погодя, сказала Трина. – Знаете, что я думаю? Думаю, нам не стоило сюда приезжать, это была ошибка. Лучше бы мы поехали в Куангу, на Анти-Вечеринку. Держу пари – у них там гораздо веселее.
И тогда меня осенило.
Я вспомнила, что сказал Люк о лимузине.
– А почему бы нам и не поехать? – сказала я, и мое сердце как-то странно заколотилось под букетиком Люка. – Поехали на вечеринку к Куангу. Еще рано – только десять часов. Там, наверное, все только начинается.
– Я слышала, он собирался разжечь костер, – сказала скучающая Лиз, которой, явно, было уже не так скучно.
– А я слышала, что они решили устроить запрещенный фейерверк, – добавила трогательная Бренда.
– Поехали, – сказала я. – Люк говорит, что мы можем взять его лимо.
Трина заморгала.
– Ты серьезно?
– Конечно, – ответила я. – Зачем ему лимо? У пего есть «харлей».
– Время уходит, – сказал Стив, отпустив ногу Трины, – быстро в машину.
Мы и не подумали попрощаться с Люком и Джери. Потому что они были слишком заняты своим танцем. Не стоило им мешать. Я видела, с каким недоумением на лице смотрел на них доктор Люис.
Он ничего не мог поделать в этой ситуации. Джери уже исполнилось восемнадцать лет, она совершеннолетняя. Если они с Люком захотят позже снять в гостинице номер – то кто может их остановить?
И все же я готова была держать пари, что Джемма-Джем попытается это сделать.
Меня несколько удручали размышления о заголовках в завтрашних газетах. Ведь пресса очень скоро обнаружит, что Люк бросил меня ради другой девушки.
Или, возможно, они посмотрят на это с другой точки зрения. Как раз наоборот, это я бросила Люка на «Весенних танцах», чтобы поехать на другую вечеринку. Их не поймешь. И такое могло случиться.
Когда шофер остановил лимузин перед домом Куанга – перед громадным деревенским домом, с большим амбаром, посреди собственного леса с речкой, рядом с полем, засеянным кукурузой… – таким замечательным местом для шумной вечеринки с костром и запрещенным фейерверком, – он скептически спросил:
– Вы именно сюда хотели приехать? Мы хором с восторгом крикнули:
– Да, спасибо! – выскочили из машины и побежали к горевшему вдалеке костру.
Там были все. Ну, все те, кого не было на «Весенних танцах». Там стоял длинный стол для пикника с чипсами и колой, там была стереосистема с двумя такими мощными усилителями, что музыка звучала на всю округу.
Куанг сидел у полыхающего костра с прутиком в руке. На конце прутика поджаривался маршмаллоу, кукурузный сироп. Рядом с Куангом сидела Кэйра Шлосбург. У нее на коленах лежал открытый пакет с крекерами и наполовину съеденная плитка шоколада. Когда мы подошли, они виновато захихикали.
И, судя по одинаковым следам маршмаллоу на губах Кэйры и Куанга, они виновато хихикали не из-за того, что нарушили диету.
Все пришли к костру, шумно требовали себе маршмаллоу и болтали о том, что происходило на «Весенних танцах». Вся компания обрадовалась, узнав, что я была избрана королевой. Я услышала знакомый смех и стала оглядываться…
…на бревне, по другую сторону костра, сидел Скотт.
Я знала. Так и должно было быть.
Ну, не совсем ТОЧНО так. Сердце в груди беи и» но заколотилось. И внезапно я почувствовала, что не могу вздохнуть. Это был очень важный показатель.
Того, что я влюблена в Скотта Беннетта. Того, что я, в сущности, была влюблена в него всю мою жизнь. И вдруг перед моими ослепленными костром глазами промелькнули картины – имя Скотта, написанное на абонементе книги «Туманность Андромеды» как раз над моим именем; Скотт, вылезающий из своей машины в тот день, когда мы расходились на каникулы; Скотт, поднимающий меня над бревном; Скотт, рассматривающий мой макет газеты; Скотт, догоняющий меня на стоянке ресторана «Чи-Чи» с мокрой губкой; Скотт, помогающий мне спасти Бетти Энн…
И я поняла. В конце концов, я поняла. То, что Трина поняла уже давно. И, по-видимому, Люк тоже.
Но я до сих пор этого не знала.
А теперь – знала.
Вот почему я пошла и села рядом с ним, совершенно игнорируя мой бешеный пульс, внезапно участившееся дыхание и, больше всего, неотвязную мысль о том, что, может быть, я опоздала. Опять,
– Привет, – сказал Скотт.
Даже не знаю, как мне удалось вымолвить хоть слово.
– Привет, – снова сказал Скотт. – Это настоящий бриллиант? Или жутко реалистичная имитация?
Я заговорила.
– Что? Ох! – Я вдруг вспомнила, что на мне все еще надета корона, и смутилась. Я сняла корону и положила ее на бревно между нами. – Извини. Я – королева.
– Я всегда так думал, – галантно сказал Скотт. – Хочешь маршмаллоу?
И он протянул мне хорошо прожаренный маршмаллоу на прутике,
– Конечно, – сказала я и быстро стащила его с прутика. – Спасибо.
– Итак, – Скотт надел новый маршмаллоу на прутик и сунул его в огонь, – «Весенние танцы» закончились?
– О нет, – сказала я. – Они еще продолжаются. И внезапно я вспомнила, кто там остался. Там, на
«Весенних танцах». Люк. И Джери. Бывшая подружка Скотта. А что если он меня спросит? Если он спросит, что стало с моим кавалером? Правда ли то, что он влюблен в кого-то еще? И что если он все еще неравнодушен к Джери?
– Тебе там было хорошо? – спросил Скотт.
– Нет, – ответила я небрежно, хотя ощущения мои были гораздо более серьезными.
– Что случилось с Люком? Вот оно.
– Ну, – медленно начала я.
Но оказалось, что я могу и не продолжать. Потому что продолжил Скотт:
– Ты же знаешь? О Джери?
Я не смогла есть маршмаллоу, который дал мне Скотт. Я не смогла бы съесть вообще ничего, даже если бы постаралась. Когда он это сказал, у меня одеревенели руки, и маршмаллоу, несмотря на то, что он такой липкий, выскользнул у меня из пальцев и упал в пыль у моих ног.
– ТЫ знаешь? – спросила я не своим голосом. Скотт посмотрел не на меня, а на маршмаллоу.
– Ага, Джери мне рассказала.
– Когда?
– Вчера.
ВЧЕРА?
– А почему ты мне не рассказал?
– Я пытался, – ответил Скотт. – В машине, помнишь?
Так значит, об ЭТОМ он хотел сказать…
– Полагаю, мне нужно было быть настойчивее. Но… – Скотт протянул мне новый золотистый маршмаллоу, – Я думал… ну, ты могла бы расстроиться.
Я и второй уронила.
– РАССТРОИТЬСЯ? По поводу Люка и Джери? – Я уставилась на Скотта. – Почему ЭТО должно было меня расстроить?
Скотт удивился.
– Ну, потому что…
– О господи, – сказала Трина, рухнув на бревно рядом со мной. – Ты видела эти следы маршмаллоу на губах Кэйры и Куанга? Докладывай, Скотт. Чем занималась эта парочка до того, как мы приехали?
– Я не знаю, – ответил Скотт.
Когда я глянула на него, то обнаружила, что он смотрит не на Трину, а на меня. Я рискнула бы сказать, что он очень упорно смотрит на меня, но, по правде говоря, я могла судить об этом лишь потому, что голова его не двигалась. Я не видела его глаз, потому что они тонули в тени под бровями.