Текст книги "Когда сверкнула молния (ЛП)"
Автор книги: Мэг Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Мы накопим деньги на новые столы в «У Джо младшего» по-старинке, – сказал отец. – Или возьмем кредит.
– Нет, нам и так придется взять кредит на обучение Майкла.
Майкл, единственной реакцией которого на новость о моей новоявленной психической способности, был вопрос, знала ли я, где человек в голубом тюрбане, который, как предсказывал Нострадамус, начнет Третью мировую войну, закатил глаза.
– Не закатывай глаза при мне, молодой человек, – сказала мама. – Гарвард очень щедр со стипендией, но этого ещё не достаточно...
– Особенно, – сказал папа, макая вермишель в сливочном соусе на своей тарелке, – если Дуги вернется в институт.
Это сработало. Моя мама с грохотом уронила вилку.
– Дуглас, – сказала она, – не вернется в это учебное заведение. Никогда.
Мой папа выглядел усталым.
– Тони, – сказал он, – мальчик должен получить образование. Он не может сидеть в этой комнате и читать комиксы остаток своей жизни. Его уже начинают называть Бу Рэдли.
Бу Рэдли, насколько я помнила из уроков английской литературы, был парнем из «Убить пересмешника», который никогда не выходил из дома, просто сидел без дела и делал вырезки из газет целый день, чем и занимались все люди до появления телевизора. Хорошо, что Дуглас отказался спуститься вниз на ужин, ведь он, возможно, услышав это, оскорбился бы. Для парня, который пытался покончить с собой, Дуглас очень восприимчив, когда его называют странным.
– Почему? – потребовала мама. – Почему он не может сидеть в своей комнате до конца жизни? Если это то, что он хочет, почему ты не можешь ему позволить?
– Потому что никто не делает то, что хочет, Тони. Я хочу лежать на заднем дворе в гамаке весь день, – сказал папа, ударив пальцем в грудь. – Джесс вот хочет в круиз по сельской местности на заднем сидении мотоцикла. А Майки... – Он посмотрел на Майкла, который был занят едой. – Ну, не знаю, что, черт возьми, хочет делать Майки...
– Замутить с Клэр Липманн, – предложила я, в результате чего Майкл больно ударил меня под столом.
Отец бросил на меня предупреждающий взгляд и продолжил:
– Но не важно, что это, Тони, он не будет этого делать. Никто не делает то, что хочет, Тони. Все делают то, что должны, а Дуги должен вернуться в колледж.
Я извинилась и прибрала свое обеденное место. Я не разговаривала с Рут весь день. Мне не терпелось узнать, что она думает обо всем этом. Имею в виду, не каждый день ваш лучший друг оказывается на первой странице местной газетенки.
Но мне так и не удалось выяснить, что Рут думала обо всем этом. Потому что, когда я вышла на крыльцо, готовясь перепрыгнуть через изгородь, отделявшую наши дома, то столкнулась с армией журналистов, обосновавшихся перед нашим домом и размахивающих камерами и микрофонами.
– Вот она! – закричал один из них. Я узнала в ней репортера с Четвертого Канала, которая забралась на наш газон; её высокие каблуки погружались в траву. – Джессика! Каково это, быть национальной героиней?
Я тупо уставилась на микрофон. Тогда около миллиона других микрофонов появились у моего лица. Все сразу начали задавать вопросы. Это была пресс-конференция, которую так хотела мама, только на мне были надеты майка и джинсы. Я даже не думала расчесать волосы.
– Эээ, – сказала я в микрофон.
Тогда появился папа, затолкал меня обратно в дом, и накричал на всех журналистов, чтобы те убрались с его собственности. Никто не слушал, по крайней мере, пока не приехали копы. Затем мы увидели, как окупились бесплатные обеды, которые папа давал этим ребятам. Вы никогда не видели, какими сумасшедшими становятся люди, когда на Ламли Лейн появляются полицейские, которые даже не могли найти место для парковки из-за множества фургонов телевидения. В наших краях так мало преступлений, что, когда они случаются, наши парни в форме сообща идут на правонарушителя.
Когда они увидели всех репортеров, то начали психологическую атаку, только не такую, какая была у мамы. Полицейские сказали им возвращаться обратно на телевидение, и следующее, что они сделали, так это принесли всё своё необычное оборудование, защитное снаряжение и дымовые шашки и привели натасканных на наркотики служебных собак. Когда они вынесли все это, то, казалось, были намерены использовать их на журналистах.
Должна сказать, я была впечатлена. Мы с Майком наблюдали за всем происходившим из моего слухового окна. Майк даже побежал искать мое имя в Интернете и сказал, что уже на двухстах семидесяти сайтах упоминалось имя Джессика Мастриани. Пока ещё никто не прилепил мое лицо на обнаженное тело девушки из Плейбоя, но Майк сказал, что это только вопрос времени.
Затем начал звонить телефон.
Первые несколько звонков были от журналистов, стоящих снаружи, использовавших свои мобильные телефоны. Они просили меня выйти и сделать заявление, только одно. Тогда они обещали отстать. Мой папа повесил трубку.
Затем кто-то, кто не являлся журналистом, начал звонить и просить, если я не занята, помочь им найти пропавшего родственника, ребенка, мужа, отца. Сначала мой отец по-доброму сказал им, что я не просто так вижу картину пропавшего без вести. Потом они начали говорить, что пришлют или по факсу или по электронной почте фотографию. Некоторые из них сказали, что приедут через несколько часов. И тогда папа отключил телефон.
Я стала знаменитостью. Или заключенной в собственном доме. Как вам будет угодно. И я всё ещё не поговорила с Рут, но очень этого хотела. Но так как мне не удастся выйти на улицу или позвонить ей, моим единственным способом был ICQ с компьютера Майкла. Он сжалился надо мной, так что, несмотря на мое замечание о Клэр Липманн, разрешил мне. Рут, однако, было не слишком приятно со мной общаться.
РУТ: Какого ЧЕРТА, ты ничего не рассказала мне?
Я: Послушай, Рут, я никому ничего не сказала, ладно? Это было слишком стремно.
РУТ: Мне казалось, что я твоя лучшая подруга.
Я: Ты и есть моя лучшая подруга.
РУТ: А я могу поспорить, что ты все рассказала Робу Уилкинсу.
Я: Клянусь, я не говорила.
РУТ: О, точно. Ты не говорила парню, с которым замутила, что ты экстрасенс. Я, правда, верю.
Я: Во-первых, я не замутила с Робом Уилкинсом. Во-вторых, ты действительно думаешь, что я хотела, чтобы кто-то узнал об этом? Это же совершенно безумно. Ты знаешь, что я хотела держать всё в тайне.
РУТ: То, что ты мне не рассказала, очень не круто. Знаешь, ученики в школе подходили ко мне и спрашивали, знала ли я, и я делала вид, что была в курсе. Ты худшая лучшая подруга, которая у меня когда-либо была.
Я: Я – единственная лучшая подруга, которая у тебя когда-либо была. И ты не имеешь права сердиться, так как ты во всем виновата, потому что заставила меня идти пешком в эту дурацкую грозу.
РУТ: Что ты сделаешь с вознаграждением? Знаешь, я могла бы пустить их на новую стереосистему для Кабриолета. А Скип просил сказать, что он хочет новую игру «Tomb Raider».
Я: Передай Скипу, что я не куплю ему ничего, пока он не извинится за тот случай с запуском ракеты с моей куклой Барби.
РУТ: Видишь ли, я не понимаю, как любой из нас завтра попадет в школу. Улица полностью заблокирована. Это похоже на сцену из фильма «Красный рассвет».
Сказать по правде, Рут была права. Из-за полицейских, формировавших защитный щит перед моим домом, все наши дороги заблокировали, словно наступали русские или что-то подобное. Никто не мог пройти по нашей улице без предъявления удостоверения, доказывающего, что они тут живут. Например, если Роб решит проехать на своем мотоцикле – не то, чтобы он хотел, но давайте скажем, что он не там свернет или что-то такое, – то не сможет. Полицейские не позволят ему.
Я старалась не волноваться по этому поводу. Я вышла из ICQ, заверив Рут, что, хотя я и не сказала ей, я так же не сказала никому другому, что, казалось, несколько успокоило ее, особенно после того, как я сказала ей, что, если она хочет, то может сказать всем, что ей уже было известно – меня, конечно, это не волнует. Это сделало её очень счастливой, и я полагаю, после того как она перестала переписываться со мной, она начала болтать с Маффи и Баффи и всеми этими жалкими популярными детьми, чью дружбу она так усердно хранила, по причинам, которых я никогда не в состоянии понять
Я достала флейту и немного прорепетировала, но по правде, я не вложила душу. Не потому, что думала об экстрасенсорных способностях. Умоляю. Это имело бы смысл.
Нет, несмотря на мою решимость не думать, мои мысли продолжали потихоньку возвращается к Робу. Задавался ли он вопросом, где я, когда не пришла на задержание после уроков в тот день? Пытался ли дозвониться, чтобы узнать это, но не смог, так как папа отключил телефон? Он должен был видеть газеты, не так ли? Я имею в виду, вы могли бы подумать, что теперь, когда он знал, что я одарена Богом, он, возможно, захочет поговорить со мной, не так ли?
Можно подумать, что так. Но я так не думаю. Потому что, даже если бы я прислушалась, то никогда бы не услышала мурлыканье его мотоцикла. И я не думаю, что это потому, что полицейские не пропустили его через блокаду. Я думаю, что он даже не пытался.
Безответная любовь. Что не так с парнями, а?
Глава 12
Проснувшись на следующее утро, я размышляла по поводу Роба, который не должен сидеть в тюрьме, если проведет время в моей компании. Но я немного оживилась, когда вспомнила, что не должна рыскать вокруг в поисках таксофона, чтобы позвонить по телефону 1-800-ГДЕ-ТЫ. Черт, я могла бы просто позвонить им из собственного дома. Поэтому я встала, подключила телефон, и набрала номер.
Розмари не ответила, поэтому я попросила соединить с ней. Леди, которая подошла, сказала:
– Это Джесс?
И я ответила:
– Да, я
Она сказала:
– Сейчас переключу.
Только вместо переключения на Розмари, она соединила меня с тупоголовым начальником, Ларри, с которым я разговаривала накануне. Он начал:
– Джессика! Очень рад вас слышать. Огромное спасибо за звонок. Сегодня у вас есть адреса для нас? Боюсь, что нас вчера отключили...
– Да, отключили, Ларри, – сказала я, – спасибо за звонок федералам. А теперь соедините меня с Розмари, или я повешу трубку.
Ларри, казалось, опешил.
– Ну, Джесс, – сказал он, – мы не хотели вас расстраивать. Только, вы должны понять, когда мы получаем звонок, как ваш, мы обязаны расследовать...
– Ларри, – сказала я. – Я прекрасно понимаю. А теперь, соедините меня с Розмари.
Ларри сделал возмущенный вздох, но, в конце концов, перевел меня на Розмари. Голос у нее был очень расстроенным.
– О, Джесс, – сказала она, – мне очень жаль, дорогая. Хотела бы я предупредить тебя хоть как-то. Но ты же знаешь, звонки прослеживаются...
– Все нормально, Розмари. – сказала я, – никто не пострадал. Я имею в виду, какая девушка не хочет, чтобы репортеры из «Dateline» появились у нее во дворе?
Розмари сказала:
– Ну, по крайней мере, ты можешь шутить об этом. Не знаю, смогла бы я.
– Прошлого не воротишь, – сказала я. В то время я действительно имела это в виду. – Итак, слушайте, те два ребенка со вчерашнего дня, и у меня есть ещё два, если вы готовы.
Розмари переписала информацию, которую я ей дала и сказала:
– Бог благословит тебя, дорогая. – И повесила трубку. Я тоже повесила трубку, и начала готовиться к занятиям.
Конечно, легче сказать, чем сделать. Возле нашего дома снова был зоопарк. Стало намного больше фургонов, чем прежде, некоторые с гигантскими спутниковыми антеннами сверху. Перед ними стояли журналисты, и, когда я включила телевизор, было своего рода нереально, потому что почти на каждом канале можно увидеть мой дом, и кто-то стоял рядом, говоря:
– Я стою перед необычным домом в Индиане, который объявлен историческим памятником в штате, но который стал международно известным потому, что является домом героини Джессики Мастриани. Её экстраординарные способности привели к обнаружению полдюжины пропавших детей ....
Полицейские тоже были там. К тому времени, как я спустилась вниз, мама уже выносила им вторую порцию кофе и бисквитов. Они уничтожали их почти так же быстро, как она выносила их.
И, конечно, в ту минуту, как я положила трубку, телефон начал звонить. Когда папа поднял трубку, и кто-то попросил позвать меня, но не назвал своего имени, он снова выдернул шнур. Это, другими словами, беспорядок. Никто из нас не понял, как всё ужасно, пока Дуглас не забрел на кухню с немного дикими глазами.
– Они за мной, – сказал он.
Я чуть не подавилась кукурузными хлопьями. Потому что, когда Дуглас когда-либо начинает говорить о «них» это значит, что у него снова тот «случай». Мой отец тоже знал, что что-то не так. Он поставил кофе и озабоченно уставился на Дугласа. Только мама не обращала внимания. Она нагрузила ещё бисквитов на тарелку. А затем сказала:
– Не будь смешным, Дуги. Они за Джессикой, не за тобой.
– Нет, – сказал Дуглас. Он покачал головой. – Это меня они хотят. Видите те тарелки? Те спутниковые антенны на вершинах фургонов? Они сканируют мои мысленные волны. Они используют спутниковые антенны для сканирования моих мысленных волн.
Я опустила ложку. Папа осторожно сказал:
– Дуг, ты вчера принимал лекарство?
– Разве ты не видишь? – Дуглас быстро, как вспышка, выхватил бисквит из рук мамы и бросил тарелку на пол. – Вы все слепые? Это меня они хотят! Меня!
Папа вскочил и обнял Дугласа. Я оттолкнула хлопья и сказала:
– Я лучше пойду. Может быть, если я уйду, они последуют за мной...
– Иди, – ответил папа.
И я пошла. Я встала, схватила флейту и рюкзак и направилась к двери.
Они последовали за мной. Или, я бы сказала, они последовали за Рут, которой удалось убедить полицейских пропустить её ко мне. Я запрыгнула на переднее сиденье, и мы поехали. Если бы я не была так обеспокоена Дугласом, я бы с удовольствием наблюдала, как все репортеры пытаются вскарабкаться в свои фургоны и последовать за нами. Но я беспокоилась. Дугласу становилось лучше. Что же произошло?
– Ну, – сказала Рут. – Ты должна признать, это огромная жертва.
– Ты о чем?
Рут протянула руку для регулировки зеркала заднего вида.
– Мм, – сказала она, многозначительно глядя в него, – об этом.
Я оглянулась. Нас сопровождали полицейские; куча полицейских мотоциклов ехали позади в попытке оградить от нас новостные микроавтобусы. Их было намного больше, чем я думала. И все они летели прямо на нас. Ни капельки не смешно, когда мы попытались выйти из машины.
– Может быть, их не пропустят на территорию школы, – сказала я в надежде.
– Ага, конечно. Фини будет стоять там с большим плакатом с надписью «Добро пожаловать». Ты издеваешься?
– Ну, может, если я скажу им... – сказала я.
Вот почему, как раз перед началом первого урока я обнаружила, что стою на школьной лестнице, и отвечаю на вопросы репортеров, за которыми всю свою жизнь наблюдала по телеку.
– Нет, – сказал я, в ответ на один вопрос, – это не больно, правда. Я просто чувствовала своего рода покалывание.
– Да, – сказала я кому-то другому. – Я считаю, что правительство должно делать больше, чтобы найти этих детей.
– Нет, – ответила я на другой вопрос. – Я не знаю, где Элвис.
Мистер Фини, как и предсказывала Рут, считал, что всё нормально. Он был там с маленьким стадом журналистов. Он и мистер Гудхарт стояли по обе стороны от меня, когда я отвечала на вопросы журналистов. Мистер Гудхарт выглядел смущенным, но мистер Фини, можно было сказать, чувствовал себя прекрасно. Он продолжал говорить любому, кто хотел услышать, как школа Эрнеста Пайла выиграла в чемпионате штата по баскетболу в 1997 году. Как будто это кого-то заботило.
И затем, в середине этой хромой и немного импровизированной пресс-конференции что-то случилось. Кое-что произошло, что изменило всё, даже больше, чем случай Дугласа.
– Мисс Мастриани, – воскликнул кто-то в середине толпы журналистов, – вы чувствуете вину в связи с тем, что Шон Патрик О’Ханахан утверждает, что, когда его мать похитила его пять лет назад, это было для того, чтобы защитить его от жестокого отца?
Я зажмурилась. Это был ещё один прекрасный весенний денек, с температурой около двадцати градусов. Но вдруг я почувствовала холод.
– Что? – сказала я, сканируя толпу, пытаясь выяснить, кто говорил.
– И, что нахождение местоположения Шона, – продолжал голос, – поставило под угрозу не только жизнь мальчика, но и свободу его матери?
И тогда, вместо того, чтобы видеть море лиц перед собой, я видела только одно лицо. Я даже не могла сказать, действительно ли видела его, или это было только в моем воображении. Но я видела его, лицо Шона, такое же, как в тот день перед маленьким кирпичным домом в Паоли. Маленькое лицо, белое, как бумага с веснушками на носу. Его пальцы цеплялись за меня, дрожали, как листья на ветру.
— Не говори никому, — зашипел он на меня. — Никогда не говори никому, что видела меня, поняла?
Он просил меня не говорить. Он прижался ко мне и просил меня не говорить.
А я сказала. Потому что думала – я правда думала, что его держат против его воли люди, которых он смертельно боялся. Он, конечно, вел себя так, как будто боялся. И все потому, что он боялся. Меня.
Я действительно думала, что поступаю правильно. Но я не поступила правильно.
Журналисты по-прежнему выкрикивали мне вопросы. Я слышала их, но казалось, что они находились очень далеко.
– Джессика? – мистер Гудхарт посмотрел на меня сверху вниз. – Ты в порядке?
— Я не Шон Патрик О’Ханахан. — вот, что Шон сказал мне в тот день возле его дома. — Поэтому, ты можешь уйти, слышишь? Ты можешь просто уйти.
— И не возвращайся.
– Хорошо. – Мистер Гудхарт обнял меня и повел обратно в школу. – На сегодня хватит.
– Подождите, – сказала я. – Кто это сказал? Кто сказал насчет Шона?
Но, к сожалению, как только они увидели, что я ухожу, все репортеры начали выкрикивать вопросы, и я не могла понять, кто из них спросил меня о Шоне Патрике O'Ханахане.
– Это правда? – спросила я мистера Гудхарта, когда он провожал меня внутрь школы.
– Что?
– Правда ли, что сказал репортер? – Мои губы затряслись, словно я была у зубного врача и приняла новокаин. – О Шоне Патрике O'Ханахане, что он не был похищен?
– Не знаю, Джессика.
– Его маму могут посадить?
– Не знаю, Джессика. Но, если это так, то ты не виновата.
– Не виновата?
Он вел меня к классу. На этот раз я опоздала, и никто не сделал мне замечание.
– Откуда вы знаете, что это не моя вина?
– Ни один суд на земле, – сказал мистер Гудхарт, – не предоставит опеку над ребенком жестокому родителю. Мать, вероятно, просто запудрила мозги ребенку, говоря, что его отец издевался над ним.
– Но откуда вы знаете? – повторила я. – Откуда кто-нибудь может знать? Как я могу знать, что, рассказывая об этих детях органам власти, я делаю это в интересах детей? Имею в виду, может быть, некоторые из них не хотят быть найденными. Как я узнаю, в чем разница?
– Ты не можешь знать, – сказал мистер Гудхарт. К тому времени мы добрались до моего класса. – Джесс, ты не можешь знать. Ты просто должна предположить, что, если кто-то любит их достаточно, чтобы сообщать об их пропаже, этот человек заслуживает знать, где они. Тебе так не кажется?
Нет, и это проблема. Я так не думала. Я не думала вообще ни о чем. Как только я поняла, что мои сны правдивы, что Шон Патрик O'Ханахан действительно был жив и здоров и жил в этом маленьком кирпичном доме в Паоли, я действовала не думая. И теперь из-за этого маленького мальчика я оказалась в более сложном положении, чем когда-либо. О да, Бог же коснулся меня перстнем, точно. Вопрос в том, каким?
Глава 13
Но не всё так плохо. Хорошее в этом то, что я больше не остаюсь после уроков. Впечатляет, не так ли? Девушка получает экстрасенсорные способности – девушке прощают наказание. Просто так. Интересно, что почувствует тренер Олбрайт, если узнает. По сути, я избежала наказания из-за того, что ударила его звезду футбола. Это как пинок под зад, да?
В разгар осуждения себя из-за ситуации с Шоном Патриком O'Ханаханом меня пощадила мысль, что будет с мисс Клеммингс и рядом «У». Как она будет усмирять Хэнка и Грега без моей помощи? А как же Роб? Будет ли он скучать по мне? Заметит ли он моё отсутствие?
Я получила свой ответ после обеда. Мы с Рут шли к своим шкафчикам, как вдруг она сильно толкнула меня. Я схватилась за бок и подумала: «Что ты хочешь сделать, устроить мне спленэктомию[19]? Да что с тобой такое?»
Она показала пальцем. Я посмотрела в том же направлении. И всё поняла.
Роб Уилкинс стоял около моего шкафчика.
Рут поспешно ретировалась. Я расправила плечи и продолжила идти. Не случилось ничего необычного, чтобы нервничать. Мы были просто друзьями, он очень ясно дал понять это.
– Привет, – поздоровался он, когда я подошла.
– Привет, – ответила я. Я нырнула головой, открывая замок. Двадцать один – возраст, который я хотела бы. Шестнадцать – сколько мне сейчас. Тридцать пять – возраст, когда я буду достаточно взрослой для того, чтобы Роб Уилкинс мог встречаться со мной.
– Итак, – сказал он. – Ты когда-нибудь собиралась мне сказать?
Я достала книгу по геометрии.
– Вообще-то, – ответила я, – я никому не собиралась говорить.
– Это я понял. А мальчик?
– Какой мальчик? – Но я знала. Знала.
– Мальчик в Паоли. Он – первый?
– Ага, – сказала я. Я почувствовала, что начинаю плакать. Правда. Я никогда не плачу. Ну, за исключением того случая, в кабинете у мистера Гудхарта из-за агентов ФБР.
– Ты могла бы сказать мне, – сказал он.
– Могла бы. – Я достала тетрадь. – Но ты бы поверил?
– Ага, – ответил он. – Поверил.
Думаю, он говорил правду. Или, может быть, я просто хотела так думать. Он выглядел таким... Я не знаю. Милым, я думаю. Стоявший здесь, прислонившись к шкафчику рядом с моим. У него не было ни одной книги, только вездесущий детектив в мягкой обложке в заднем кармане джинсов, тех джинсов, которые были потерты из-за постоянного ношения на коленях и других, более интересных, местах. На нем надета футболка с длинными рукавами, темно-зеленая, но он закатал рукава, так что его руки, загорелые от поездок на мотоцикле такие...
Видите, насколько я жалкая?
Я захлопнула дверь шкафчика.
– Ну, – сказала я, – мне пора.
– Джесс, – крикнул он мне вслед, когда я повернулась, чтобы уйти.
Я оглянулась.
«Я передумал». Вот что я надеялась, что он скажет. «Я передумал. Хочешь сходить на выпускной со мной?»
На самом деле он сказал:
– Я слышал. О мальчике. Шоне.
Он выглядел смущенным, так как не привык к такого рода разговорам посреди школьного коридора под неестественным свечением флуоресцентных ламп. Но все же он решился.
– Ты не виновата, Джесс. То, как он вел себя в тот день, возле дома ... Ну, я подумал, что с ним происходит что-то странное. Ты не могла знать. Вот и всё. – Он кивнул, как будто был удовлетворен своими словами. – Ты поступила правильно.
Покачав головой, я чувствовала покалывание слез. Черт возьми, я стояла там, пока мимо меня проходило около тысячи человек, и старалась не плакать перед этим парнем, в которого полностью влюбилась. Может ли быть что-либо более унизительное?
– Нет, – сказала я. – Ты не прав.
И затем я повернулась и пошла прочь. И на этот раз он не попытался остановить меня.
Так как у меня не было больше наказаний, Рут и я после уроков поехали домой вместе. Мы решили, что будем репетировать. Она сказала, что нашла новые партии для флейты и виолончели. Они современные, но мы будем усердно тренироваться.
Но когда она свернула на Ламли Лейн, я сразу поняла, что что-то не так. Все журналисты были согнаны на дальний конец улицы, где стояли позади полицейских баррикад. Увидев автомобиль Рут, они начали кричать и отчаянно фотографировать...
Но полицейские не подпустили их близко к нашему дому. Я поняла причину, когда Рут повернула в сторону моего дома, и я увидела кровь на тротуаре. И не только на тротуаре – несколько капель вели до крыльца. Рут тоже заметила их.
– Ой-ой-ой, – выдохнула она.
Затем дверь открылась, и вышли папа и Майки. Папа поднял обе руки и сказал:
– Все не так плохо, как кажется. Этим днем Дуги атаковал одного из репортеров, который остался, чтобы попытаться взять интервью у соседей. Они оба в порядке. Не расстраивайся.
Я предполагаю, что может быть смешно, что мой брат напал на репортера. Если бы это был Майк, было бы ещё смешнее. Но так как это сделал Дуг, было не смешно. Совсем не смешно.
– Послушай, – сказал папа, садясь на ступеньки крыльца. Рут выключила зажигание, и мы обе вышли из машины. Я пошла и села рядом с папой, стараясь не смотреть или не коснуться пятен крови вокруг нас. Рут села рядом с Майком на крыльцо. Оно зловеще заскрипело под их весом. Плюс ко всему Майк раздражительно посмотрел на неё, только Рут этого не заметила.
– Ты не виновата, Джесс, – продолжил папа, – это всё из-за журналистов, новостных фургонов и полиции. Для Дуги это всё немного слишком. В его голове кое-что начало происходить. После того, как ты уехала этим утром, мы думали, что он успокоился. Я заставил его принять лекарство, и казалось, что он пришел в норму. Но врач говорит, стресс может иногда...
Я застонала и положила голову на колени.
– Что ты имеете в виду, говоря, что я не виновата? – взвыла я. – Конечно, виновата. Это все моя вина. Если бы я не позвонила по этому глупому номеру...
– Ты должна была позвонить по этому глупому номеру, – терпеливо сказал папа. – Если бы ты не позвонила, родители этих детей никогда бы не узнали, что случилось с их маленьким сыном или дочерью...
– Ага, – сказал я. – И Шона Патрика O'Ханахана не отправили бы назад к его жестокому отцу. И его мать не оказалась бы в беде. И...
– Ты поступила правильно, Джесс, – снова сказал папа. – Ты же не можешь знать всего. И с Дугласом всё будет хорошо. Просто было бы лучше, если он был бы где-то, где немного тише...
– Да, но где? – потребовала я. – В больнице? Дуги должен вернуться в больницу из-за меня? Не-а. Нет, спасибо, папа. Понятно, в чем здесь проблема. Проблема не в Дугласе. – Я сделала глубокий вдох. Воздух был густым и влажным. Пахло наступающим летом. Каждый день становится всё теплее, и теперь вечернее солнце нещадно палило. Палило по мне.
– Это я, – сказала я. – Если я уйду, с Дугласом всё будет нормально.
– Только сейчас, милая, – ответил папа.
– Нет, я серьезно. Если я уйду, репортеры больше не будут кидать фантики от конфет на лужайку, и мама не станет печь бисквиты двадцать четыре часа, и Дуглас не попадет в больницу.
– Только что ты предлагаешь, Джессика?
– Ты знаешь, что я предлагаю. Думаю, завтра мне лучше сделать то, что предлагал специальный агент Джонсон: поехать на военную базу Крэйн на некоторое время.
Рут и Майк посмотрели на меня, словно я сошла с ума, но папа сказал, после минутного молчания:
– Ты должна делать то, что считаешь правильным, милая.
Я сказала:
– Ну, я не думаю, что правильно, что вся семья должна страдать из-за меня. Мы и так только и делаем, что страдаем. Если я уйду на некоторое время, уйдут и эти журналисты. И тогда все вернутся к нормальной жизни. Может быть, даже Дуг вернется домой.
Майк тихо сказал:
– Да, и, возможно, Клэр снова откроет жалюзи. Её так взбесили камеры...
Когда Рут и я повернулись и посмотрели на него, он понял, что сказал, и заткнулся.
Рут была единственным человеком, кто был против.
– Не думаю, что это хорошая мысль, – сказала она. – Твое решение поехать в Крэйн. Я не думаю, что это хорошая мысль.
– Рут, – удивленно сказала я. – Хватит. Они только проведут некоторые тесты...
– О, отлично, – сказала Рут. – Так что, теперь ты подопытный кролик? Джесс, это же военная база. Понимаешь? Мы говорим о военных.
– Боже, Рут, – сказал я. – Не будь параноиком. Всё будет в порядке.
Рут выпятила подбородок. Я не знаю, что это было. Может, она пересмотрела фильм «Точку невозврата». А может, просто не хотела остаться лицом к лицу со школой Эрнеста Пайла в одиночестве. А может, она подозревала что-то такое, что я, даже с моими новыми способностями, не могла знать. Рут умнее, чем большинство людей ... в некоторых вопросах.
– А что, – тихо спросила она, – если они хотят, чтобы ты нашла больше детей?
– Ну, они, конечно, хотят, чтобы она нашла больше детей. Уверена, в этом все дело.
– А хочет ли Джесс их искать? – спросила Рут, сведя брови к переносице.
Говорят, что тесты на коэффициент умственного развития измеряют только определенный вид знаний. Те из нас, кто не сдал его хорошо – например, я – утешают себя тем, что, да, ладно, Рут имеет IQ 167, но она ничего не знает о мальчиках. Или да, у Майка 153, но опять же, какие навыки есть у него? Никаких.
Но с этим вопросом Рут, как, оказалось, попала прямо в точку.
Потому что больше я не хотела искать пропавших детей. Не после Шона. Нет, если я не могла бы убедиться, что дети, которых я находила, хотели быть найденными.
В отличие от Шона.
Майк сказал:
– Не имеет значения, что она хочет. У нее есть моральное обязательство перед сообществом поделиться тем ... не важно, что это такое.
Рут отступила сразу. Как она могла выступить против своего возлюбленного?
– Ты прав, Майкл, – сказала она, щурясь на него застенчиво из-за очков.
– Они не собираются заставлять Джесс делать то, что она не хочет, – сказал папа. – Мы говорим о правительстве США. Джессика является гражданином Соединенных Штатов. Её конституционные права гарантированы. Всё будет в порядке.
Как ни печально, в то время я действительно думала, что он прав.
В самом деле.
Глава 14
Военная база Крэйн, расположенная примерно в часе езды от моего родного города, – одна из многих военных баз, закрытых правительством в восьмидесятых годах. По крайней мере, её должны были закрыть. Но, так или иначе, никогда не закрывали, несмотря на все истории в газете обо всех местных жителях, которые работали там, в качестве рабочих и поваров, которые в конечном итоге потеряли свои рабочие места. Военные самолеты – те, которые постоянно преодолевали звуковой барьер, – никогда не исчезали, а в нашем городе всё ещё были офицеры в форме, которые появлялись на обед и ужин во всех трех ресторанах моего отца задолго после того, как сказали, что базы закрыты.
Дуглас, когда у него случались приступы, настаивал на том, что Крэйн был как Зона 51, место, где армия клянется, что нет базы, но которые люди всегда видят мигалки поздно вечером.
Но когда я приехала в Крэйн, место не выглядело так, будто военные старались скрыть, что база все ещё открыта. И не выглядело, будто этому не уделялось должного внимания. Место было довольно чистым, газоны аккуратно скошены, всё на своем месте. Я не видела ни одного гигантского ангара, где, возможно, скрыт космический корабль, но опять же, их можно было бы держать под землей, как и в фильме «День независимости».
