Текст книги "Пиратские широты"

Автор книги: Майкл Крайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Она и змее спину переломает, – пробормотал Эндерс, когда «Эль Тринидад» хитро извернулся и пошел в сторону Обезьяньей бухты.

– Меньше четырех! – выкрикнул матрос.

Хантер тоже стоял на носу – по обе стороны от него торчали вахтенные с лотами – и смотрел на сверкающую воду. Впереди он ничего разглядеть не мог, а вот по бокам, куда ни глянь, виднелись кораллы. Они располагались пугающе близко к поверхности, но каким-то чудом «Эль Тринидад» проходил мимо них.

– Три с половиной!

Хантер скрипнул зубами. Двенадцать футов воды. Еще немного, и они не пройдут. Едва лишь Хантер успел это подумать, как корабль снова зацепил выступ рифа. Но на этот раз корпус получил всего один резкий удар и ничего больше. Галеон снес коралловый выступ и пошел дальше.

– Три и один!

Они потеряли еще фут. Корабль плыл вперед, рассекая носом искрящееся море.

– Дерьмо! – вскрикнул второй матрос и помчался в сторону кормы.

Хантер понял, что произошло. Линь зацепился за кораллы и застрял, а вахтенный пытался его отцепить.

– Три ровно!

Капитан нахмурился. Если верить тому, что ему наговорили пленные испанцы, галеон уже должен был бы сидеть на мели. Они клялись, что осадка «Эль Тринидада» – три сажени. Очевидно, эти умники ошибались. Галеон продолжал плавно двигаться в направлении острова. Хантер мысленно проклял испанцев, ни хрена не смыслящих в мореходстве.

Все-таки он осознавал, что насчет трех саженей осадки испанцы сильно промахнуться не могли. У корабля такого размера примерно так и должны обстоять дела.

– Три ровно!

Они по-прежнему продолжали идти вперед. Потом, пугающе внезапно, капитан увидел проход в рифе, кошмарно узкую брешь между двумя полосами кораллов, поднимающихся почти к самой поверхности воды. «Эль Тринидад» шел в точности по центру этой щели, и хорошо! По обе стороны у него оставалось не более пяти ярдов свободного пространства.

Хантер оглянулся на Эндерса. Тот тоже увидел кораллы по обе стороны от корабля и перекрестился.

– Пять ровно! – хрипло выкрикнул матрос, и команда разразилась ликующими воплями.

Они прошли через внутренний риф, оказались в более глубоких водах и двигались теперь к северу, в бухту, защищенную извилистым холмистым мысом, который полукругом опоясывал часть ее, обращенную к морю.

Теперь Хантер мог оценить размеры Обезьяньей бухты. Ему с первого взгляда стало ясно, что это отнюдь не идеальная стоянка для его кораблей. На входе в залив глубина была достаточной, но дальше бухта быстро мельчала. Капитан понял, что ему придется поставить галеон на якорь невдалеке от открытого моря. По нескольким причинам эта перспектива его совершенно не радовала.

Чарльз оглянулся и понял, что «Кассандра» тоже благополучно прошла через риф. Шлюп следовал за галеоном настолько близко, что Хантер видел обеспокоенное лицо матроса с лотом, промерявшим глубину для «Кассандры». Не более чем в двух милях за ней виднелся испанский военный корабль.

Но солнце уже садилось. Испанец не успеет войти в Обезьянью бухту до наступления темноты. Если же Боске решит сделать это на рассвете, то Хантер будет его поджидать.

– Отдать якорь! – приказал Эндерс. – Пошевеливайтесь!

«Эль Тринидад» вздрогнул и остановился в наступивших сумерках. «Кассандра» скользнула мимо, в глубину бухты. Осадка у шлюпа была поменьше, он мог дальше зайти на мелководье. Через несколько мгновений Сансон тоже отдал якорь, и оба корабля застыли.

Они были в безопасности, во всяком случае на некоторое время.

Глава 28

После прохода через рифы экипажи обоих кораблей ликовали, хохотали, выкрикивали поздравления и радостно подначивали друг друга в сгущающихся сумерках. Хантер в общем торжестве не участвовал. Он стоял на кормовой надстройке своего галеона и смотрел на военный корабль.

Тот продолжал двигаться в их сторону, невзирая на то, что уже стремительно темнело, и оказался в полумиле от бухты, у самой границы рифов. Да, Боске дерзости не занимать – подойти вплотную к рифам в почти что полной темноте! Серьезный и совершенно ненужный риск.

Эндерс, тоже наблюдавший за испанцами, задал вопрос, мучивший и его:

– Почему?

Хантер покачал головой.

Испанский корабль отдал якорь, и Чарльз увидел всплеск в том месте, где он ударился о воду. Вражеское судно было настолько близко, что Хантер слышал команды, отдаваемые на испанском языке. Они далеко разносились над водной гладью. На корме кипела бурная деятельность. Испанцы отдали второй якорь.

– Чушь какая-то, – не сдержался Эндерс. – Кругом полно удобных глубоких мест, где можно встать на якорь на ночь, а он вперся на глубину в четыре сажени.

Хантер ждал. По другому борту на корме был отдан еще один якорь, и множество рук тут же вцепилось в канат. Военный корабль развернулся кормой к берегу.

– Чтоб я сдох, – пробормотал Эндерс. – Вам не кажется?

– Кажется, – отозвался Хантер. – Они готовятся к бортовому залпу. Поднять якорь!

– Поднять якорь! – заорал Эндерс удивленной команде. – Быстро на ванты! Поживей там с линями! – Он повернулся обратно к Хантеру. – Мы наверняка сядем на мель.

– У нас нет выбора, – отозвался Хантер.

Намерения Боске были вполне очевидны. Он встал на якорь у входа в бухту, прямо перед рифом, но в пределах дальнобойности своих пушек. Боске намеревался торчать там и всю ночь обстреливать галеон. Если Хантер не рискнет уйти на мелководье, чтобы покинуть зону обстрела, к утру его корабль будет уничтожен.

С «Эль Тринидада» и в самом деле отлично были видны орудийные порты, открывающиеся на испанском военном корабле, и стволы орудий, торчащие оттуда. Пушки дали залп, ядра пронеслись через такелаж галеона, разрывая его, и попадали в воду, подняв фонтаны брызг.

– Побыстрее, мистер Эндерс! – рявкнул Хантер.

Словно бы в ответ на его слова, испанский корабль дал второй залп. На этот раз уже более прицельно. Несколько ядер угодили в «Эль Тринидад», расщепляя дерево и разрывая веревки.

– Черт! – выругался Эндерс с такой болью, словно попали в него.

Но корабль Хантера уже двигался. Он, хоть и медленно, вышел из зоны обстрела, так что при следующем залпе ядра попадали в воду, подняв цепочку всплесков. Эта ровная линия весьма впечатляла.

– Однако команда у них вышколенная, – заметил Эндерс.

– Иногда вы чересчур уж цените хороших моряков, – отозвался Чарльз.

К этому времени окончательно стемнело. Четвертый залп выглядел как узор жгуче-красных вспышек на фоне черного силуэта военного корабля. Корсары услышали, но практически не увидели всплески за кормой.

Потом холмистый изгиб мыса заслонил от них вражеское судно.

– Отдать якорь! – скомандовал Эндерс, но было поздно.

В этот самый миг раздался негромкий треск, и «Эль Тринидад» сел на песчаную мель.

Той ночью Хантер в одиночестве сидел в своей каюте и обдумывал сложившуюся ситуацию. Тот факт, что они угодили на мель, не беспокоил его ни в малейшей степени. Это случилось во время отлива, так что через несколько часов галеон без труда можно будет снять.

На данный момент два его корабля пребывали в безопасности. Бухта была не идеальна, но вполне приемлема. У экипажей имелось достаточно пресной воды и провизии, чтобы протянуть больше двух недель, не подвергаясь никаким лишениям. Если каперам удастся найти воду и съестное на берегу, а это вполне вероятно, то они смогут пробыть в Обезьяньей бухте хоть несколько месяцев, по крайней мере – до ближайшей бури.

А вот буря может оказаться губительной. Обезьянья бухта располагалась на подветренной стороне острова и была весьма неглубокой. Сильная буря разнесет его корабль в щепки за считаные часы. Сейчас как раз сезон ураганов. Хантер не надеялся, что до ближайшего осталось так уж много времени, и не мог себе позволить оказаться в Обезьяньей бухте, когда этот ураган налетит.

Боске должен был бы это понимать. Если бы ему хватило терпения, то он мог бы просто заблокировать выход из бухты, курсируя на глубоководье, и подождать наступления плохой погоды, которая вынудила бы галеон покинуть бухту и подставиться под удар.

Однако Боске, похоже, терпеливостью не отличался. Напротив, он явно был человеком дерзким и предприимчивым, предпочитал при малейшей же возможности переходить в атаку. У него были веские причины это сделать, не дожидаясь, пока погода испортится.

В морском бою плохая погода выступала в роли уравнителя, потому слабая сторона надеялась на нее, а сильная старалась избегать. Шторм отравил бы жизнь обеим сторонам, но эффективность их действий уменьшилась бы несоразмерно. Боске наверняка знал, что корабли Хантера не укомплектованы командой и легко вооружены. Сидя в одиночестве в каюте, Хантер пытался поставить себя на место человека, с которым они никогда не и встречались, и понять ход его мыслей. В конце концов он решил, что Боске наверняка атакует их на рассвете.

Нападение могло произойти с суши, с моря либо с двух направлений. Все зависело от того, сколько солдат было на борту у Боске и насколько он им доверял. Хантер вспомнил испанцев, которые охраняли его в трюме. Они были молоды, неопытны и недисциплинированны.

«На них нельзя полагаться. Нет, – решил Хантер. – Сперва Боске будет атаковать с моря. Он попытается войти в Обезьянью бухту, чтобы снова увидеть галеон. Возможно, этот француз подозревает, что мы уже на мелководье, значит, маневрировать нам будет затруднительно.

На данный момент галеон стоит к врагу кормой, самой уязвимой своей частью. Боске сможет войти в бухту и стрелять, пока не потопит оба судна. Проделать это он сумеет совершенно безнаказанно. Сокровища с галеона окажутся на мелководье, и туземные ныряльщики запросто их поднимут».

Хантер велел позвать к нему Эндерса и распорядился, чтобы пленников-испанцев надежно заперли. Затем он приказал, чтобы все годные к бою каперы вооружились мушкетами и незамедлительно высадились на берег.

Над Обезьяньей бухтой занимался рассвет. Ветерок едва веял, небо украшали тонкие дымчатые облака, розовеющие в первых лучах зари. Экипаж испанского корабля лениво и беспорядочно принялся за утреннюю работу. Когда прозвучал приказ поднять паруса и сниматься с якоря, солнце уже стояло довольно высоко.

В этот момент каперы, прятавшиеся до той поры с обеих сторон от входа в залив, открыли огонь. Они застали испанцев врасплох. В первые же секунды все, кто поднимал главный и кормовой якоря, были убиты или ранены. Всех офицеров, находившихся на палубе, перестреляли. Матросов на вантах стрелки сняли с поразительной точностью, и те с криками попадали на палубу.

Потом стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. На берегу повисли два едких серых облака порохового дыма. Кроме них, не видно было ничего, ни малейшего движения – даже листок нигде не шелохнулся.

Хантер устроился на оконечности холмистого мыса, выходящего в море, и с удовлетворением рассматривал испанский корабль в подзорную трубу. Он слышал крики замешательства и видел, как наполовину поднятые паруса хлопали под ветром. Прошло несколько минут, прежде чем новые матросы полезли на ванты, а якорь вновь пополз вверх. Поначалу испанцы осторожничали, но потом, когда стрельба с берега так и не возобновилась, осмелели. Капитан ждал.

Он знал, что у него есть определенное преимущество.

В нынешнее время ни мушкеты, ни мушкетеры не отличались особой точностью, но его каперы все до единого были превосходными стрелками. Они могли прицельно отстреливать матросов, находящихся на палубе, даже гонясь за ними на лодке, которую немилосердно швыряло на волнах. А уж стрельба с берега была для них детской игрой.

Это даже за стоящую забаву не могло сойти.

Хантер подождал, пока якорный канат не заскользил наверх, и после этого знаком приказал снова открыть огонь. На палубу военного корабля обрушился новый град пуль, с тем же опустошительным результатом. Затем снова воцарилась тишина.

После такого угощения Боске явно должен был понять, что попытка пройти через риф и приблизиться к берегу обойдется ему очень дорого. Возможно, он и сумел бы преодолеть проход и войти в залив, но поплатился бы за это десятками, если не сотнями своих людей. Еще серьезнее был риск того, что при этом могли убить незаменимых специалистов, вплоть до рулевого, и корабль остался бы без управления в опасных водах.

Хантер подождал. Он услышал какие-то команды, затем стало тихо. Потом он увидел, как канат от главного якоря плюхнулся в воду. Его просто перерезали. Через несколько мгновений канаты на корме тоже были перерезаны, и корабль принялся медленно дрейфовать прочь от рифа.

Когда он очутился вне зоны дальнобойности мушкетов, на палубе и на вантах вновь появились люди. Они подняли паруса. Хантер ждал, не развернется ли корабль и не направится ли обратно к берегу. Но этого не случилось. Вместо этого противник отошел ярдов на сто севернее и снова бросил якорь. Паруса были убраны. Корабль остался стоять, слегка покачиваясь на волнах, точно напротив холмов, прикрывающих бухту.

– Ну что ж, – подал голос Эндерс. – Получается, что доны не могут войти, а мы – выйти.

К полудню в Обезьяньей бухте сделалось нестерпимо жарко и душно. Хантер расхаживал по горячей палубе галеона, ощущал, как ноги прилипают к просмоленным доскам, и размышлял об иронии судьбы, поставившей его в такое затруднительное положение. Он провел самый дерзкий каперский рейд столетия, завершившийся полнейшим и безоговорочным успехом, и все это лишь затем, чтобы его запер в душной, опасной бухте один-единственный испанский военный корабль.

Это был трудный момент для капитана, но еще более – для его команды. Каперы смотрели на своего предводителя, ожидая указаний и новых планов, но было очевидно, что никаких идей у Хантера нет. Некоторые принялись заливать горе ромом, начали вспыхивать скандалы. Одна ссора чуть не закончилась дуэлью. Эндерсу удалось о остановить ее в последнюю минуту. Чарльз дал слово, что собственноручно прикончит любого, кто убьет сотоварища. Капитан желал, чтобы его команда оставалась в целости и сохранности. Личные разногласия могли подождать до Порт-Ройяла, пока все не сойдут на берег.

– Уж не знаю, смирятся ли они с этим, – заметил Эндерс, мрачный, как и всегда.

– Смирятся, – ответил Хантер.

Чуть позже они с леди Сарой стояли на палубе в тени грот-мачты, когда откуда-то с нижних палуб снова донесся пистолетный выстрел.

– Что это? – спросила встревоженная девушка.

– Черт! – выругался капитан.

Через несколько мгновений великан Басса вытащил наверх брыкающегося моряка. Следом с несчастным видом шел Эндерс.

Хантер взглянул на моряка. Это был двадцатипятилетний мужчина по имени Локвуд, уже начинающий седеть. Хантер плохо его знал.

– Влепил Перкинсу в ухо из вот этого вот, – сообщил Эндерс, протягивая Чарльзу пистолет.

Моряки стали постепенно стекаться на главную палубу, угрюмые и мрачные, измученные жарой. Хантер извлек из-за пояса собственный пистолет и взвел курок.

– Что вы собираетесь делать? – спросила наблюдавшая за ним леди Сара.

– Не ваша забота, – отрезал Хантер.

– Но…

– Отвернитесь! – приказал капитан и вскинул пистолет.

Басса отпустил преступника. Локвуд остался стоять, повесив голову.

– Он меня разозлил! – заявил пьяный матрос.

Хантер выстрелил ему в голову. Мозги капера выплеснулись на планшир.

– Боже! – вырвалось у леди Сары Элмонт.

– Выкинь его за борт, – скомандовал Хантер.

Басса поднял тело и поволок его прочь. В тишине, воцарившейся среди полуденной жары, было отчетливо слышно, как поскрипывает палуба под его ногами. Через мгновение раздался всплеск. Труп исчез.

Хантер обвел команду взглядом.

– Хотите выбрать нового капитана? – громко поинтересовался он.

Моряки стали с ворчанием расходиться. Никто ничего не сказал.

Вскоре палуба снова опустела. Все ушли вниз, скрываясь от палящих солнечных лучей.

Хантер посмотрел на леди Сару. Та промолчала, но взгляд у нее был обвиняющий.

– Каперы – суровые люди, – сказал Хантер. – Мы живем по своим законам, обязательным для всех нас.

Девушка ничего на это не ответила, резко развернулась и удалилась.

Чарльз посмотрел на Эндерса. Тот пожал плечами.

Во второй половине того же дня впередсмотрящие сообщили Хантеру, что на военном корабле снова началась оживленная деятельность. Испанцы спустили на воду все баркасы, причем с борта, обращенного к морю. Они оказались закрыты от глаз наблюдателей корпусом корабля. По-видимому, шлюпки были привязаны к судну, потому что ни одна из них не появилась в зоне видимости. Над палубой поднимался дым. Там непонятно зачем развели огонь.

Это положение дел сохранялось до самого вечера, наступление которого было сущим благословением. Хантер расхаживал по палубе «Эль Тринидада», радовался вечерней прохладе и смотрел на длинные ряды своих пушек. Он шел от одного орудия к другому, на миг останавливался, чтобы коснуться их, провести рукой по бронзе, все еще хранящей дневное тепло. Капитан осматривал снаряжение, аккуратно сложенное рядом с каждой пушкой, – банник, мешки с порохом, ядра и запалы медленного горения в ведрах с насечками.

Вся эта огневая мощь, все вооружение было готово к использованию. У Хантера имелось все нужное для стрельбы – кроме людей. Без человеческих рук этих пушек здесь будто и вовсе не было.

– Вы задумались, я гляжу.

Вздрогнув, Хантер развернулся. Перед ним стояла леди Сара в прямом белом платье. В темноте оно выглядело как нижнее белье.

– Вам не следует одеваться так, когда вокруг все эти люди.

– Слишком жарко, заснуть просто невозможно, – сказала девушка. – Кроме того, мне тревожно. После того, что я видела сегодня. – Голос ее дрогнул.

– Вас это обеспокоило?

– Я не видела такой жестокости даже в монархе. Карл – и тот не настолько безжалостен и деспотичен.

– Просто у него на уме другое. Его удовольствия.

– Вы умышленно не желаете понимать, что я имею в виду.

Даже в темноте было видно, что глаза девушки сверкают чем-то весьма похожим на гнев.

– Мадам, – начал было Хантер. – В этом обществе…

– Обществе?! Вы называете вот это обществом?! – Она широким взмахом руки указала на корабль и каперов, спящих на его палубе.

– Конечно. Везде, где бы ни собрались люди, властвуют некие правила. Наши порядки отличаются от тех, что приняты при дворе Карла, Людовика или даже в колонии Массачусетс, где я родился. Однако же их следует соблюдать. Отступление от них влечет за собой кару.

– Да вы философ, – с сарказмом произнесла девушка.

– Я просто знаю, о чем говорю. Что произошло бы с вами при дворе Карла, если бы вы не поклонились монарху?

Леди Сара фыркнула, понимая, к чему он клонит.

– Вот и здесь то же самое, – продолжал Хантер. – Эти люди свирепы и отчаянны. Если я правлю ими, то они должны мне повиноваться. Если они повинуются мне, то должны меня уважать. Если они уважают меня, то обязаны признавать мою власть, которая является абсолютной.

– Вы говорите словно король.

– Капитан – король для своей команды.

Леди Сара придвинулась поближе.

– А вы развлекаетесь как король?

Не успел Хантер задуматься над смыслом сказанного, как девушка обняла его и крепко поцеловала в губы. Он ответил на поцелуй.

Когда они наконец разомкнули объятия, леди Сара сказала:

– Мне так страшно. Все здесь такое чужое.

– Мадам, я помогу вам благополучно вернуться к вашему дяде и моему другу, губернатору сэру Джеймсу Элмонту.

– Вам вовсе незачем быть таким высокопарным. Вы что, пуританин?

– Только по рождению, – ответил Хантер и поцеловал ее еще раз.

– Возможно, мы с вами еще встретимся, – заявила леди Сара.

– Почему бы и нет.

Девушка бросила на него последний, почти не различимый в темноте взгляд, и отправилась вниз. Капитан смотрел ей вслед, прислонившись к пушке.

– Пикантная штучка, да?

Хантер обернулся. Это был Эндерс. Он ухмылялся.

– Пусти благородных на волю, и им тут же засвербит, верно?

– Похоже на то, – согласился капитан.

Эндерс посмотрел на ряд пушек и хлопнул ладонью по ближайшей из них. Та глухо загудела.

– Бесит, правда? – спросил он. – Столько пушек, а воспользоваться нельзя, народу нет.

– Идите-ка вы лучше спать, – оборвал его Хантер и ушел.

Но Эндерс сказал чистую правду. Чарльз продолжал расхаживать по палубе. Он позабыл о женщине и вернулся мыслями к пушкам. Какая-то часть его сознания, не знающая покоя, то и дело возвращалась к этой проблеме, искала решение. Отчего-то Хантер был твердо уверен в том, что существует возможность использовать орудия. Есть какой-то давно известный способ, который он позабыл.

Женщина, судя по всему, считала его дикарем или, хуже того, пуританином. Капитан подумал об этом и улыбнулся. На самом деле он был образованным человеком. Ему преподали все основные отрасли знаний в том виде, как они установились со времен Средневековья. Он знал классическую историю, латынь и греческий, естественные науки, богословие и музыку, но в данный момент ничем этим не интересовался.

Даже в молодости Хантера куда больше интересовали практические, применимые в действительности знания, чем мнения какого-нибудь давно почившего мыслителя. Всякий школьник знал, что мир куда огромнее, чем мог бы подумать Аристотель. Чарльз сам родился в краю, о существовании которого древние греки и не подозревали.

Однако же сейчас какие-то детали классического образования будоражили его память. Мысли Хантера упорно возвращались к Греции. Они вертелись то ли вокруг нее вообще, то ли вокруг древних греков, но он не понимал, ни что им там надо, ни почему.

Потом капитан подумал о картине, что висела в каюте Касальи, на военном корабле. Тогда Хантер едва заметил ее, да и теперь не мог вспомнить отчетливо. Но было в ней нечто такое, что не давало ему покоя. Отчего-то это казалось ему важным.

В чем же дело? Хантер ничего не смыслил в живописи. Он считал ее второстепенным дарованием, пригодным только для украшения помещений и интересным лишь тщеславным богатым аристократам, готовым щедро платить за свои приукрашенные портреты. Сами же художники, насколько знал Чарльз, были вполне обыкновенными людьми, кочующими, подобно цыганам, из одной страны в другую в поисках покровителя, который поддержал бы их труды. Эти легкомысленные типы не имели дома, корней, крепкой привязанности к тому народу, к которому они принадлежали по крови. Невзирая на то, что его прадед с прабабкой бежали из Англии в Массачусетс, Хантер безоговорочно считал себя англичанином и убежденным протестантом. Он пребывал в состоянии войны с католиками-испанцами и не понимал тех, кто не разделял его патриотизм.

Ставить свою живопись превыше всего – бледная какая-то верность родине. Да, художники переезжали из страны в страну. Французы оседали в Лондоне, греки – в Испании, а итальянцы – повсюду. Даже в нынешнее военное время живописцы беспрепятственно пересекали границы, в особенности итальянцы, целыми кучами.

Ну а ему-то какое до этого дело?

Хантер вновь зашагал вдоль борта, от пушки к пушке, прикоснулся к одной. Сзади у нее был отчеканен латинский девиз: «SEMPER VINCIT», то есть «Всегда побеждает».

Эти слова рассмешили Хантера.

«Далеко не всегда, – подумал он. – Если нет людей, чтобы заряжать и стрелять, – ничего они не побеждают».

Капитан прикоснулся к надписи, провел пальцами по высеченным буквам, ощущая плавный изгиб «S» и четкие линии «Е».

SEMPER VINCIT

В этих двух латинских словах, по-военному жестких, ощущалась некая сила и решительность. Итальянцы все это утратили. Они сделались мягкотелыми, витиеватыми. Их язык ныне отражал эту мягкость. Слишком много времени прошло с тех пор, как Цезарь отрезал: «Veni, vidi, vici» – «Пришел, увидел, победил».

VINCIT

Само это слово, казалось, что-то подсказывало. Хантер посмотрел на четкие линии букв. Потом перед его мысленным взором предстали другие линии и углы. Ему вспомнились греки, а точнее – эвклидова геометрия, мучение его мальчишеских лет. Он никогда не мог понять, какое это имеет значение – равны ли друг другу два угла или под каким углом пересекаются две прямые. Ну какая разница, а?

VINCIT

Хантеру снова вспомнилась картина из каюты Касальи, художественное полотно на военном корабле, совершенно неуместная и бесполезная вещь. В том-то и проблема искусства, что оно не имеет никакого практического смысла. Искусство ничего не побеждает.

VINCIT

«Всегда побеждает».

Хантер улыбнулся иронии этого девиза, отчеканенного на пушке, которая не могла победить никого. Это оружие так же бесполезно для него, как и картина Касальи, аксиомы Эвклида.

Капитан потер уставшие глаза.

Все эти размышления не имели никакого смысла. Он бродил кругами без цели, из одного лишь упорного стремления разочаровавшегося человека, попавшего в ловушку и тщетно ищущего выхода.

Потом Чарльз услышал тот самый крик, которого моряки боятся сильнее всего:

– Огонь!