Текст книги "Разоблачение"

Автор книги: Майкл Крайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Вот и прекрасно, – согласился Сандерс. – Но равенство не допускает привилегий. Оно предусматривает, что все люди несут одинаковую ответственность. По отношению к Мередит вы как раз исповедуете неравенство – спускаете ей то, за что мужчину выгнали бы взашей.

– Если бы это был ясный случай, – вздохнул Гарвин, – то да. Но в нашем варианте далеко не все представляется ясным.

Сандерс на секунду задумался, не рассказать ли Гарвину о существовании магнитной пленки, но шестым чувством осознал – не надо.

– На мой взгляд, здесь все ясно, – заявил он.

– Ну, в таких делах всегда есть расхождения во мнениях, – сказал Гарвин, прислонившись к стойке бара. – Ведь так, Том? Расхождения во мнениях… Ну, послушай, Том: что уж такого страшного она сделала? Ну? Стала с тобой заигрывать? Ну и прекрасно! Это должно тебе только льстить – в конце концов, она прелестная женщина. В жизни бывают вещи и похуже. Очаровательная женщина положила тебе на колено руку. Ну цыкни на нее, если тебе не нравится! Неужели нельзя было договориться как-нибудь по-другому? Ты же взрослый человек, Том! А то, что ты делаешь, это же… Ты просто мстишь ей, Том. Должен тебе сказать, не ожидал от тебя. Очень удивлен.

– Боб, она нарушила закон, – сказал Сандерс.

– Это еще не установлено, не так ли? – спросил Гарвин. – Если тебе очень хочется, ты можешь вывернуть всю свою жизнь наизнанку перед присяжными. Лично я этого делать не хочу и не думаю, что в суде кто-нибудь выиграет. В этой ситуации победителей не будет.

– Что вы имеете в виду?

– Ты ведь не хочешь идти в суд, Том? – Глаза Гарвина опасно сузились.

– А почему, собственно, и нет?

– Не хочешь… – Гарвин глубоко вздохнул. – Слушай, давай не будем сбиваться в сторону. Я говорил с Мередит. Она, как и я, понимает, что ситуация выходит из-под контроля.

– Угу.

– Вот я сейчас говорю с тобой. Я делаю это потому, его надеюсь, Том, мы все утрясем, и все пойдет, как раньше – слушай меня внимательно, пожалуйста, – как раньше, до этого неприятного недоразумения. Ты остаешься на своей работе, Мередит остается на своей: вы продолжаете работать вместе, как и положено двум взрослым цивилизованным людям. Вы рука об руку идете вперед, ведя фирму к дальнейшему процветанию, участвуете в акционировании, и в конце года каждый огребает кучу денег. Кто в этом плохого?

Сандерс почувствовал что-то похожее на удовлетворение, ощутил себя возвращающимся в привычный мир. За последние три дня он устал находиться в постоянном напряжении, устал общаться с адвокатами… Возврат к былой жизни манил, как теплая ванна.

– Ведь как все произошло, Том. После этого злосчастного инцидента в понедельник никто и не собирался ничего предпринимать – ты никому ничего не сказал, и Мередит никому ничего не сказала. Я думаю, вы оба тогда предпочли все забыть и жить, как раньше. Но во вторник с утра получилась эта путаница, этот спор, который никому не был нужен и которого не должно было быть. Если бы ты пришел на работу вовремя, если бы вы с Мередит придерживались одной версии насчет «мерцалок», ничего бы не случилось – вы бы продолжали работать вместе, а прошлое осталось бы вашим личным делом. А что получилось вместо этого? Крупная ошибка. Почему бы просто не забыть ее и не продолжать идти вперед? К богатству, а, Том? Что в этом плохого?

– Ничего, – признал Сандерс.

– Вот и славно…

– Если не считать того, что это не сработает, – сказал Сандерс.

– Это еще почему?

Сандерс был готов вывалить добрый десяток аргументов на этот вопрос: потому что она некомпетентна и при этом хитра. Потому что она заботится только о внешнем благополучии, а поставлена руководить техническим отделом, который должен давать продукцию. Потому что она лжива. Потому что она на этом не остановится. Потому что я ее не уважаю, а она не уважает меня. Потому что вы поступили со мной нечестно. Потому что она ваша любимая зверюшка. Потому что вы предпочли ее, а не меня. Потому…

– Все зашло слишком далеко, – сказал он. Гарвин взглянул на него.

– Все можно исправить.

– Нет, Боб, нельзя.

Гарвин подался вперед: его голос перешел в шипение:

– Слушай, ты, засранец желторотый! Я ведь отлично знаю, что здесь происходит. Я подобрал тебя еще тогда, когда ты дерьма от конфеты отличить не мог! Я дал тебе работу, я помогал тебе, у тебя были такие возможности!.. А теперь ты хочешь разыграть из себя шибко крутого? Ладно. Хочешь заставить всех дерьма похлебать? А вот тут ты умоешься, Том. – Он встал.

– Боб, вы даже не пытались выяснить причины такого поведения Мередит Джонсон… – заговорил Сандерс.

– Ты думаешь, у меня проблемы с Мередит Джонсон? – грубо рассмеялся Гарвин. – Слушай, Том. Да, она была когда-то твоей подружкой, но тебе претило, что она умна и независима. Ты готов был лопнуть от злости, когда она тебя бросила. И вот теперь, спустя уйму лет, ты решил отомстить – в этом все дело! Ни при чем здесь деловая этика, ни при чем здесь преследование на почве секса и прочее дерьмо. Здесь все в личных мотивах! И ты так Переполнен дерьмом, что у тебя даже глаза коричневые!..

Высказавшись, Гарвин вылетел из ресторана, толкнув по дороге Блэкберна. Тот на минуту замешкался, глядя на Сандерса, а затем поспешил за боссом.

* * *

Когда Сандерс возвращался к своему столику, он прошел мимо компании парней из «Майкрософта», среди которых были и два идиота из группы системного программирования. Один из них хрюкнул, когда Сандерс поравнялся с ними.

– Эй, мистер Свинтус, – позвал кто-то низким голосом.

– Уи-и-и! Уи-и-и!

– Не мог справиться с ней, да?

Сандерс прошел было мимо, но потом вернулся.

– Слушайте, ребята, – сказал он. – Я, по крайней мере, не вставал раком, хватая себя за лодыжки, встречаясь ночью с… – И он назвал по имени начальника отдела программирования «Майкрософта».

Весельчаки взорвались хохотом:

– Хрю-хрю!

– Мистер Свинтус еще и разговаривает!

– Ну и чудеса!

– Кстати, ребята, а что вы делаете здесь, в городе? Редмонда не хватает?

– Ого!

– Мистер Свинтус сердится!

Они схватились за животики, веселясь, как школьники; на столе перед ними стоял большой кувшин пива.

– Если бы Мередит Джонсон спустила бы передо мной трусики, – крикнул один из них, – я бы уж не стал, можете не сомневаться, вызывать полицию!

– Еще бы, Хосе!

– Клиент всегда прав!

– Дамы – вперед!

– Хрю-хрю!..

Хохоча, они молотили кулаками по столу от восторга. Сандерс пошел прочь.

* * *

На улице, перед входом в ресторан, Гарвин сердито мерил тротуар шагами. Блэкберн стоял тут же с телефоном, прижатым к уху.

– Где этот чертов автомобиль, – рявкнул Гарвин.

– Не знаю, Боб…

– Я же приказал ему ждать!

– Я знаю, Боб, я как раз пытаюсь найти его.

– Боже всемогущий, что же делается! Паршивого водилу нельзя заставить работать нормально.

– Может быть, он забежал в туалет…

– Да? И сколько же времени ему для этого нужно? Еще этот чертов Сандерс… Ты ему веришь?

– Нет, Боб, не верю.

– Ты мне объясни: я тут перед ним унижаюсь, предлагаю восстановить его на работе, предлагаю ему его долю акций – все ему предлагаю! А он, видите ли, гнушается! Вот черт!..

– Он не командный игрок, Боб.

– Да, тут ты прав. Он с нами даже встречаться не захочет. Но надо заставить его пойти на переговоры.

– Да, Боб.

– Он ничего не хочет понимать, – пожаловался Гарвин. – Вот в чем дело.

– Еще эта статья в газете… Ясно, что она ему радости не доставила.

– Но и несчастным он тоже не выглядит. Гарвин опять принялся вышагивать взад-вперед.

– О, а вот и машина, – воскликнул Блэкберн, показывая рукой вдоль улицы на «Линкольн», подруливавший к ним.

– Наконец-то, – буркнул Гарвин. – Слушай меня, Фил: мне уже надоело тратить время на этого Сандерса – устал быть таким милым дядюшкой, да это и не срабатывает. Всему свое время. Что мы намерены предпринять, чтобы дать ему это понять?

– Я уже думал над этим, – сказал Фил. – Что делает Сандерс? Я имею в виду, как это в действительности выглядит? Он мажет Мередит грязью, так?

– Еще бы не так!

– Он ни перед чем не остановится, чтобы замарать ее.

– Это точно.

– А все, что он о ней говорит, – неправда. Но для того чтобы запачкать доброе имя человека, не обязательно говорить правду. Нужно только, чтобы кто-то поверил, что это правда.

– Что из этого?

– Может быть, нужно заставить Сандерса испытать это на своей шкуре…

– На своей шкуре? О чем ты говоришь?

Блэкберн глубокомысленно уставился на подъезжающий автомобиль.

– Я думаю, что Том – жестокий человек.

– Что? – переспросил Гарвин. – Да ничего подобного. Я знаю его тыщу лет. Он просто цыпленок!

– Не могу с вами согласиться, – возразил Блэкберн, потирая нос. – Я думаю, он склонен к насилию. В колледже он играл в футбол и привык сбивать с ног людей, стоящих у него на пути. Когда он играет в сборной нашей фирмы, он всех расшвыривает. У него склонность к насилию. Но это у многих мужчин в крови. Все они насильники.

– Что за ерунду ты несешь?

– И вы не можете отрицать, что он был груб с Мередит, – продолжал Блэкберн. – Кричал. Ругался. Толкал ее. Сбил с ног. Секс и насилие. Мужчина, потерявший контроль над собой. Он намного сильнее ее – вы только поставьте их рядом, и любой заметит разницу. Он намного крупнее, намного сильнее… Только взгляните на него, и увидите грубого, дикого человека, а милая внешность – не более чем маскировка. Сандерс – один из тех мужчин, которые дают волю своим инстинктам, избивая беззащитных женщин.

Гарвин помолчал, затем покосился на Блэкберна.

– Тебе не по силам запустить такую утку.

– Я полагаю, по силам.

– Никто, будучи в своем уме, на это не клюнет.

– А я думаю, что кое-кто клюнет, – загадочно сказал Блэкберн.

– Да? И кто же?

– Кое-кто, – повторил Блэкберн.

Автомобиль подрулил к краю тротуара. Гарвин открыл дверцу.

– Ну, все, что я знаю, – сказал он, – это то, что мы должны вынудить его пойти на переговоры. Надо прижать его так, чтобы он на них согласился.

– Думаю, что это можно будет устроить, – сказал Блэкберн.

– Все в твоих руках, Фил, – согласно кивнул Гарвин, – добейся этого.

Он сел в машину. Блэкберн нырнул следом за ним.

– Тебя где, к чертовой матери, носит? – рявкнул Гарвин, обращаясь к водителю.

Дверца захлопнулась, и автомобиль тронулся.

* * *

Сандерс, сидя в автомобиле Алана, возвращался с Фернандес в Посреднический центр. Та, покачивая головой, слушала отчет Сандерса о разговоре с Гарвином.

– Вы не должны были встречаться с ним наедине. Он не вел бы себя так, будь я рядом. Он в самом деле говорил о послаблениях для женщин?

– Да…

– Очень мило с его стороны. Он нашел достойную причину для того, чтобы мы покрывали насильницу. Отличный штришок: все должны сидеть сложа руки и разрешать ей нарушать закон уже хотя бы потому, что она – женщина. Очень мило.

Ее слова придали Сандерсу сил. Разговор с Гарвином совсем было его расстроил, и вот теперь, хотя он и понимал, что Фернандес работает на него и просто старается поднять его настроение, ему стало легче.

– И вообще, весь разговор очень любопытен, – продолжала Фернандес. – Он вам угрожал? – Сандерс кивнул.

– Не обращайте внимания, это просто сотрясение воздуха.

– Вы уверены?

– На сто процентов, – подтвердила она. – Пустой треп. Но теперь вы, по крайней мере, знаете, почему они так уверены, что мужчины этого не примут. Гарвин вкратце изложил идею, которая годами внушалась всем «людям команды»: посмотрите на это с другой точки зрения. Ну что такого особенного произошло?.. Пусть все дальше идет, как шло. Все возвращаются к своей работе, и будем снова одной большой счастливой семьей.

– Обалдеть! – сказал сидящий за рулем Алан.

– Это реалия нашего времени, – сказала Фернандес. – Но долго это продолжаться не может. Сколько, кстати, Гарвину лет?

– Почти шестьдесят.

– Теперь я кой-что понимаю. Но Блэкберн должен был ему объяснить, что его линия бесперспективна. С точки зрения закона у Гарвина нет выбора. Как минимум, он должен перевести на другую работу Джонсон, а не вас. Но лучше ему ее уволить.

– Не думаю, что он это сделает, – сказал Сандерс.

– Разумеется, не сделает.

– Она же его фаворитка, – объяснил он.

– И, что более весомо, она его вице-президент, – добавила Фернандес и стала глядеть в окно. В это время машина поднималась на холм, на котором находился Посреднический центр. – Вы должны уразуметь, что все это так или иначе связано с властью. Само преследование по сексуальным мотивам связано с властью, так же как и нежелание компании давать делу ход. Сила защищает силу. И уж если женщина проникает в правящую верхушку, эта верхушка будет прикрывать ее так же, как и мужчину. Ведь, например, доктора никогда не свидетельствуют друг против друга – независимо от их пола. Не хотят они подводить коллегу – и все тут. Так и администраторы – не хотят разбирать жалобы на других администраторов, все равно, мужчин или женщин.

– Значит, дело только в том, что женщин почти не назначают на такие должности?..

– Ну да. Хотя сейчас их уже начинают назначать, и теперь мы будем сталкиваться с такими же бесчестными поступками с их стороны, которые мог совершить мужчина.

– Ах, эти свиньи-шовинистки, – хихикнул Алан.

– Не заводись.

– Ты ему о статистике расскажи, – посоветовал Алан.

– Какой статистике? – спросил Сандерс.

– Мы имеем данные, что около пяти процентов от общего числа жалоб на сексуальное преследование подается мужчинами против женщин. Казалось бы, это относительно небольшое число. Но ведь и количество женщин в высшем руководстве компании тоже пока не превышает тех же пяти процентов. Так что можно считать, что женщины насилуют мужчин так же часто, как и мужчины женщин. И чем больше женщин будет попадать на руководящие должности, тем быстрее будет расти этот процент. Опять же повторю, что насилие связано с властью, а власть пола не имеет: женщины используют ее преимущества не чаще и не реже, чем мужчины. Злоупотребить властью может только тот, кто ей облечен. Вот в чем причина, что ваш босс не станет увольнять мисс Джонсон.

– Гарвин говорит, что для него не совсем ясна ситуация…

– Лента с записью делает ее чертовски ясной. – Фернандес внезапно нахмурилась. – Вы о пленке ничего ему не говорили?

– Нет.

– Правильно. Я думаю, что мы закруглимся с этим делом в ближайшие два часа.

Алан зарулил на автостоянку и остановил машину. Все вышли.

– Хорошо, – сказала Фернандес. – Давайте посмотрим, как у нас дела с другими ее знакомыми. Алан, что у нас с ее предыдущим местом работы?..

– «Конрад Компьютер». Все в порядке, мы с ними контачим.

– А до того?

– «Новелл Нетворк».

– Так, а ее муж?

– Я веду переговоры с «КоСтар» насчет него.

– А как дело с Интернетом? Кто этот неизвестный «друг»?

– Ищем…

– Еще ее бизнес-школа и Вассар?

– Мы знаем.

– Но, конечно, чем свежей прошлое, тем оно интересней. Сосредоточьтесь на «Конраде» и на бывшем муже.

– Ладно, – сказал Алан. – Правда, «Конрад» – это не так просто. Ведь они поставляют свои системы правительству и ЦРУ. Они сразу затянули песню о конфиденциальности сведений, касающихся бывших работников.

– Тогда натрави на них Гарри: он знает, как таких убеждать. Он из них душу вытряхнет, если они заупрямятся.

– Да, Гарри может…

Алан снова сел в машину, Сандерс и Фернандес пошли в сторону Посреднического центра.

– Вы проверяете места ее прежней работы? – спросил Сандерс.

– Да. Но компании не любят давать негативной информации о своих бывших сотрудниках. Много лет от них можно было узнать разве что дату приема на работу и дату увольнения. Теперь времена изменились, и их можно привлечь к ответственности за сокрытие компрометируй щей информации о бывших сотрудниках, так что мы можем их припугнуть. Но они все равно могут отвертеться и не дать нам нужной информации.

– А почему вы думаете, что у них вообще есть подобные данные?

– Потому что единожды избрав определенную схему поведения, Джонсон будет и дальше ее придерживаться. Вы не первый, с кем она так поступила.

– Вы думаете, она так же вела себя и раньше?

– В вашем голосе я слышу разочарование, – улыбнулась Фернандес.

– А вы что думали? Что она к вам приставала, потому что вы такой уж сексуально привлекательный? Гарантирую, она это проделывала и раньше.

Они прошли мимо фонтанов и двинулись в центральное здание.

– Ну а сейчас, – предложила Фернандес, – пойдем резать мисс Джонсон на тонкие ломтики.

* * *

Ровно в половине второго судья Мерфи вошла в зал заседаний. Посмотрев на семерых людей, молча сидящих вокруг стола, она нахмурилась.

– Адвокаты сторон встречались для беседы?

– Встречались, – подтвердил Хеллер.

– И каков результат? – спросила судья.

– Мы не смогли достичь согласия, – пожаловался Хеллер.

– Хорошо, тогда продолжим. – Она села на свое место и открыла блокнот. – Будем ли продолжать дискуссию, имеющую отношение к нашему утреннему заседанию?

– Да, Ваша честь, – сказала Фернандес. – У меня появились новые вопросы к мисс Джонсон.

– Очень хорошо. Мисс Джонсон?

Мередит надела свои очки:

– Собственно, Ваша честь, я бы хотела сначала сделать заявление.

– Пожалуйста.

– У меня было время обдумать ход утреннего заседания, – медленно, с видимым напряжением начала Джонсон, – и, в частности, рассказ мистера Сандерса о событиях того злополучного вечера. Я пришла к выводу, что здесь произошло подлинное недоразумение.

– Ясно, – сказала судья Мерфи, абсолютно не меняя голоса. – Продолжайте, пожалуйста.

– Когда Том в первый раз предложил встретиться, выпить вина и поболтать о добрых старых временах, боюсь, я, сама этого не осознавая, восприняла его предложение таким образом, какого Том предвидеть не мог.

Судья Мерфи не пошевелилась, в комнате вообще никто не шелохнулся.

– Думаю, правильно будет сказать, что я приняла его слова за повод начать… ну, романтические отношения. И если говорить честно, я совсем этому не противилась… У нас с мистером Сандерсом в свое время были… ну… очень специфические отношения, и я всегда с огромным удовольствием о них вспоминала. Так что с моей стороны будет честным признать, что я с удовольствием отнеслась к возможности поздней встречи и скорее всего учитывала то, что эта встреча перерастет в нечто большее, чего я, не признаваясь самой себе, ждала не без радости.

Сидевшие по сторонам от Мередит Хеллер и Блэкберн хранили на лицах непроницаемое выражение. Обе женщины-ассистентки тоже сидели с каменными физиономиями. Сандерс понял, что заявление Мередит не было импульсивным и она заранее согласовала его с юристами. Но зачем? Почему она изменила свою легенду?

Джонсон откашлялась и продолжала, все так же часто останавливаясь, обдумывая каждое слово:

– Думаю, правильно будет признать, что я была добровольным участником событий. И возможно, я слишком забегала вперед, что пришлось не по вкусу мистеру Сандерсу. Потеряв голову, я, по-видимому, перешла границы приличий, и мое поведение не соответствовало моему положению в компании. Серьезно все обдумав, я поняла, что мой взгляд на происшедшие в понедельник вечером события и позиция мистера Сандерса имеют намного больше общего, чем мне казалось вначале.

В зале воцарилось долгое молчание. Судья Мерфи молчала. Мередит Джонсон опустилась на стул, сняла очки, повертела их в руках и снова надела.

– Мисс Джонсон, – подала наконец голос судья Мерфи, – насколько я понимаю, вы заявляете о своем согласии с версией, приведенной здесь ранее мистером Сандерсом?

– Во многих пунктах да. Даже в большинстве пунктов.

Сандерс внезапно понял, что произошло: они знали существовании магнитофонной записи. Но откуда? Сам Сандерс узнал о ней только два часа назад. Левин все это время находился с ним и не мог и ничего сказать. Откуда же тогда они знают?

– Мисс Джонсон, – продолжала судья, – признаете ли вы тогда и справедливость обвинения в сексуальном преследовании, которое предъявил вам мистер Сандерс?

– Отнюдь нет, Ваша честь. Не признаю!

– Тогда я боюсь, что не понимаю вас. Вы изменили свое отношение к имевшему место инциденту, вы согласились с тем, что в большинстве пунктов версия мистера Сандерса соответствует истине, но вы не согласны с тем, что у него есть основания для жалобы?

– Нет, Ваша честь, не согласна. Я же говорю, что произошло недоразумение.

– Недоразумение? – повторила Мерфи со скептическим видом.

– Да, Ваша честь. И мистер Сандерс также способствовал возникновению этого недоразумения.

– Послушайте, мисс Джонсон, по словам мистера Сандерса, вы начали его целовать вопреки его воле; вопреки его воле вы опрокинули его на кушетку; вопреки его воле вы расстегнули ему брюки и обнажили половой член; сами вы разделись тоже вопреки его воле. И поскольку мистер Сандерс является вашим подчиненным и его положение в значительной степени зависит от вашего к нему отношения, я не вижу причин для того, чтобы не признать стопроцентное и неоспоримое преследование по сексуальным мотивам с вашей стороны.

– Понимаю, Ваша честь, – спокойно ответила Мередит Джонсон. – И я сознаю, что изменила свою версию. Но все это произошло в результате недоразумения, возникшего с самого начала: я искренне верила, что мистеру Сандерсу хотелось восстановить со мной любовные отношения, но я оказалась не права, и мое заблуждение определило все мои дальнейшие поступки.

– То есть вы не согласны с тем, что вы преследовали его.

– Нет, Ваша честь, потому что у меня были чисто физические признаки того, что мистер Сандерс являлся добровольным участником событий. Иногда он даже брал на себя активную роль. Я вот сейчас спрашиваю себя: зачем ему это было нужно, чтобы потом так внезапно устраниться? Не знаю, почему он так поступил, но полагаю, что он должен разделить со мной ответственность за происшедшее. И я уверена, что все случившееся с нами – не более чем недоразумение. И я хочу сказать, что сожалею, глубоко и искренне сожалею о том, что невольно сыграла определенную роль.

– Вы сожалеете? – Судья Мерфи раздраженно обвела взглядом присутствующих. – Может ли кто-нибудь объяснить мне, что здесь происходит? А, мистер Хеллер?

Хеллер развел руками:

– Ваша честь, моя клиентка посвятила меня в суть сказанного сейчас ею. Я считаю, что это благородный поступок. Она искренне желает торжества истины…

– Ой, держите меня… – не выдержала Фернандес.

– Мисс Фернандес, принимая во внимание это радикально отличающееся от прежней версии заявление мисс Джонсон, – заговорила Мерфи, – не желаете ли вы устроить перерыв, прежде чем продолжать задавать ваши вопросы?

– Нет, Ваша честь, – отказалась Фернандес. – Я готова.

– Понятно, – озадаченно сказала Мерфи. – Ну, хорошо! – Судья ясно видела, что все присутствующие знали что-то, во что она, судья Мерфи, не была посвящена.

Сандерс продолжал прикидывать в уме, откуда Мередит могла узнать о существовании магнитофонной записи. Он посмотрел на Фила Блэкберна, который сидел на конце стола и нервно поглаживал свой переносной телефон, лежавший на столе перед ним.

Регистрация телефонных разговоров, подумал Сандерс, больше неоткуда.

«ДиджиКом» пригласили кого-нибудь – может быть Гэри Босака – следить за всеми телефонными переговорами Сандерса в поисках чего-нибудь, его компрометирующего. Босак, конечно, мог подслушать все телефонные разговоры Сандерса по его переносному телефону. Разумеется, он не мог не обратить внимания на телефонный разговор в понедельник вечером, продлившийся без малого сорок пять минут, – это означало, что переговоры длились столь долго, что батарейка истощилась. Босак, надо полагать, посмотрел на время, когда прошел звонок, и все понял, что тогда происходило: Сандерсу не с кем было болтать столько времени, а раз телефон не отключился автоматически, значит, он был подключен к автоответчику. Значит, должна быть и запись… Джонсон, узнав об этом, соответствующим образом изменила свои показания. Вот и все.

– Мисс Джонсон, – начала Фернандес, – давайте для начала уточним некоторые факты. Подтверждаете ли вы теперь, что посылали свою секретаршу покупать вино и презервативы, приказали ей запереть дверь вашего кабинета и отменили деловое свидание, назначенное на семь часов вечера в предвкушении сексуальной связи с мистером Сандерсом?

– Да, подтверждаю.

– Иными словами, до этого вы лгали.

– Я изложила свою точку зрения на события.

– Мы сейчас говорим не о вашей точке зрения, а о фактах. И, основываясь на этих фактах, я не могу понять, на каком основании вы теперь считаете, что мистер Сандерс должен разделить с вами ответственность за имевшие место в понедельник вечером события.

– Потому что я полагала… я чувствовала, что мистер Сандерс пришел тогда ко мне в кабинет с явным желанием вступить со мной в половую связь, а позже он категорически такие намерения отрицал. Я думаю, что он хотел меня унизить. Он взял на себя инициативу, а когда я сделала ответные шаги, он обвинил меня во всех смертных грехах.

– Вы почувствовали себя униженной?

– Да.

– И поэтому считаете, что он должен разделить с вами ответственность?

– Да.

– Каким же образом он вас унизил?

– По-моему, это очевидно: все тогда зашло достаточно далеко, а он вдруг садится на кушетке и заявляет, что не намерен продолжать. Я бы сказала, что это унизительно.

– Почему?

– Потому что нельзя заходить так далеко, а потом резко дать обратный ход. Это был обдуманный враждебный акт, направленный на то, чтобы оскорбить и унизить меня. Я… я полагаю, что это всем должно быть и так ясно.

– Хорошо. Давайте в деталях разберем тот момент, предложила Фернандес. – Насколько я понимаю, разговор идет о той минуте, когда вы с мистером Сандерсом лежали на кушетке, причем как он, так и вы были наполовину раздеты. Мистер Сандерс стоял на коленях на краю кушетки, обнажив половой член, в то время как вы, сняв трусики, лежали перед ним на спине, раздвинув ноги, так?

– Да, в общем. – Мередит качнула головой. – Это у вас прозвучало так… грубо…

– Но ситуация, сложившаяся к тому моменту, передана верно, так?

– Да.

– Так. А в этот момент вы говорите: «Нет, нет…», и мистер Сандерс на это отвечает: «Ты права, нам не надо этого делать», – и встает с кушетки?

– Да, – признала Мередит, – так он и сказал.

– Ну и где здесь недоразумение?

– Когда я говорила: «Нет, нет», я имела в виду: «Нет, не тяни», потому что он медлил, вроде как поддразнивал меня, а я хотела, чтобы он продолжал. А он вскочил с кушетки, чем очень меня рассердил.

– Почему?

– Потому что я хотела, чтобы он продолжал.

– Но, мисс Джонсон, вы же говорили: «Нет, нет!»

– Я знаю, что я говорила, – с раздражением огрызнулась Мередит, – но в данной ситуации всем должно быть отлично понятно, что я имела в виду на самом деле.

– Вот как?

– Конечно. И он отлично понимал, чего я хочу, но предпочел прикинуться дураком.

– Мисс Джонсон, а приходилось ли вам слышать фразу «Нет» – это только «нет»?

– Конечно, но в той ситуации…

– Простите, мисс Джонсон, так верно, что «нет» – это только «нет»?

– Но не в этом случае, потому что, стоя передо мной на кушетке, он отлично понимал, что я хочу сказать на самом деле.

– Это вы отлично понимали.

Мередит рассвирепела.

– Ему это тоже было ясно! – рявкнула она.

– Ну, мисс Джонсон, когда людям говорят «нет», что это означает?

– Да не знаю я! – раздраженно вскинула руки Мередит. – И не могу понять, к чему вы клоните.

– А клоню я к тому, что мужчины знают, что слова женщины нужно воспринимать буквально и что если она говорит «нет», то не следует это воспринимать, как «почему бы и нет» или тем более как «да».

– Но в этой конкретной ситуации, когда мы были уже раздеты, и все зашло так далеко…

– А какое это может иметь отношение? – спросила Фернандес.

– Бросьте! – воскликнула Мередит. – Когда два человека встречаются, начинают понемногу ласкать друг друга, потом целоваться, потом заходят дальше и дальше… Затем раздеваются, ласкают друг другу разные интимные места и так далее… Скоро вам становится ясным, как пойдут события дальше… Здесь не дают заднего хода. В противном случае это открыто недружественные действия. И Сандерс меня унизил.

– Мисс Джонсон, вы женщина и должны знать, что по закону женщины оставляют за собой право отказаться от проведения полового акта вплоть до момента ввода полового члена во влагалище. Ведь женщина в любой момент может передумать, и закон будет ее защищать.

– Но в данном случае…

– Мисс Джонсон, если у женщин есть такое право, то почему вы считаете, что его не должно быть у мужчин? Что, мистер Сандерс не мог передумать?

– Это был враждебный акт, – повторила Мередит с застывшим, упрямым выражением лица. – Он меня унизил.

– И все-таки я спрашиваю вас: имеет ли мистер Сандерс те же права, что имеют женщины? Может он передумать?

– Нет!

– Но почему?

– Потому что мужчины совсем другие.

– В каком смысле?

– Ой, ради Христа! – озлобленно выкрикнула Мередит. – О чем мы толкуем? Это еще в «Алисе в Страна Чудес» написано! Мужчины и женщины – разные. Воя это известно. Мужчины не могут управлять своими импульсами…

– А вот мистер Сандерс, по-видимому, смог…

– Да, но исключительно из желания меня унизить.

– Однако в ту минуту мистер Сандерс произнес следующие слова: «Мне это не нравится». Правильно?

– Я не помню дословно, что он там говорил, но его поведение было направлено на то, чтобы унизить меня как женщину.

– Давайте порассуждаем, – предложила Фернандес, – кто кого хотел унизить. Протестовал ли мистер Сандерс против того направления, какое с самого начала принимала ваша встреча?

– Если серьезно, то – нет.

– А вот я думаю, что да. – Фернандес заглянули свои записи. – Не говорили ли вы мистеру Сандерсу первые минуты вашего свидания: «А ты хорошо выглядишь» и «У тебя всегда был прекрасный твердый петушок»?

– Я не знаю… Может, и говорила. Я не помню.

– И что же он отвечал?

– Я не помню.

– Дальше, когда мистер Сандерс, стоя у окна, разговаривал по телефону, подходили ли вы к нему, тянули ли за руку с телефонной трубкой, говоря при этом: «Брось ты этот телефон»?

– Может быть, я не помню.

– В эту минуту вы первая начали его целовать?

– Не помню точно… Думаю, что нет.

– Давайте посмотрим, как все происходило? Мистер Сандерс разговаривал по своему переносному телефону, стоя у окна; вы разговаривали по телефону, стоявшему у вас на столе. Что же, это мистер Сандерс, закончив разговор и положив свой телефон, подошел к вам и начал вас целовать?

Мередит помолчала, затем ответила:

– Нет.

– Так кто же тогда кого поцеловал первым?

– Думаю, что я…

– А когда мистер Сандерс, протестуя, сказал: «Мередит!», – вы проигнорировали его протест и, продолжая, говорили: «Боже, я хочу тебя весь день, я вся горю, я прилично не трахалась тысячу лет!» – Фернандес зачитала эти слова ровным, равнодушным голосом.

– Я, должно быть… Я думаю, что это соответствует истине. Да.

Фернандес снова покосилась в свои бумаги: