Текст книги "Разоблачение"

Автор книги: Майкл Крайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

* * *

…Вместе с собой мисс Джонсон прихватила свою замечательную деловую хватку, искрометный юмор и сверхзвуковую подачу в софтболе. Восхищенные друзья не были удивлены, когда узнали, Мередит в свое время стала финалисткой конкурса «Мисс Тинейджер» в Коннектикуте. Будучи студенткой в Вассаре, Мередит ценилась как член теннисной команды и как участница дискуссионного клуба. Она состояла в студенчески корпорации «Фи-Бета-Каппа», обучалась психологии, специализируясь на психопатологии. Надеемся, что у нас, Мередит, тебе твои знания не понадобятся! В Стэнфорде Мередит с отличием защитила диссертацию, будучи одной из первых в своей группе. Нам Мередит сказала: «Я рада возможности работать в „ДиджиКом“ и надеюсь сделать отличную карьеру в этой фирме, заглядывающей в будущее».

Даже мы не смогли бы сказать лучше, мисс Джонсон!

* * *

– Ни хрена себе, – сказал Сандерс. Почти ничем этого он не знал. С самого начала Мередит оказалась в Купертино, и Сандерс, работая в Сиэтле, с ней не сталкивался. Один-единственный раз он встретил ее в коридоре – еще до того, как она изменила прическу. Прическу – и что еще?

Он внимательно посмотрел на оба портрета, сравнивая. Что-то еще неуловимо изменилось… Она сделала пластическую операцию? Как теперь узнаешь… Но различия между двумя фотографиями определенно были.

Он начал бегло просматривать оставшиеся газеты, убежденный, что то, что нужно, он уже нашел. Теперь он просматривал только заголовки:

ГАРВИН ПОСЫЛАЕТ ДЖОНСОН В ТЕХАС С ПРОВЕРКОЙ РАБОТЫ ЗАВОДА В ОСТИНЕ.

ДЖОНСОН ВОЗГЛАВИТ РЕВИЗИОННУЮ КОМИССИЮ УПРАВЛЕНИЯ.

ДЖОНСОН ПЕРЕХОДИТ В НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ГАРВИНУ.

ДЖОНСОН: ТРИУМФ В МАЛАЙЗИИ. ТРУДОВОЙ КОНФЛИКТ РАЗРЕШЕН!

МЕРЕДИТ ДЖОНСОН – НАША ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА МЕНЕДЖМЕНТА; У НЕЕ ОТМЕННЫЙ ОПЫТ В ТЕХНИЧЕСКИХ ВОПРОСАХ.

Последний заголовок был напечатан над большой фотографией Мередит на второй странице газеты. Номер был свежий – после него вышло всего два выпуска. Увидев эту статью, Сандерс понял, что она предназначалась для внутреннего пользования и целью ее опубликования была подготовка плацдарма для июньского наступления. Это был пробный шар, пустив который в Купертино хотели узнать, как сотрудники отреагируют на назначение Мередит руководителем инженерных служб в Сиэтле. Какая досада, что Сандерс не читал этого номера. И ведь никто не обратил его внимания на статью!

Статья выделяла мысль о том, что за годы работы в компании Джонсон приобрела огромный опыт в технических вопросах. Здесь цитировались ее слова:

«Я начала свою карьеру, работая в области техники еще в „Новелле“. Технологии всегда были моей страстью; я буду рада возможности вернуться к решению инженерных проблем.

Самые радикальные технические новации исходят от; таких передовых компаний, как «ДиджиКом». И хороший менеджер должен быть способен управлять техническими подразделениями».

Вот так…

Сандерс посмотрел на дату: второе мая. Шесть недель назад. А статья была написана еще на две недели раньше.

Как и предполагал Марк Ливайн, Мередит Джонсон по меньшей мере два месяца назад уже знала, что станет руководителем Группы новой продукции. А это, в свою очередь, значило, что Сандерс никогда и не рассматривался как возможный кандидат на эту должность. У него не было ни малейшего шанса.

Все было решено еще два месяца назад.

Сандерс выругался, отксерил статьи и, запихав пачку газет на полку, вышел из конторы.

* * *

Перед Сандерсом открылись двери лифта, и он увидел в кабине Марка Ливайна. Сандерс нажал кнопку первого этажа.

Двери закрылись.

– Надеюсь, что ты, мать твою, соображаешь, что творишь? – свирепо заговорил Ливайн.

– Соображаю.

– …Ведь ты можешь нам всем все испортить. Ты это хоть понимаешь?

– Что испортить?

– Мы не должны страдать оттого, что тебя взяли за задницу!

– А никто и не говорит, что должны!

– Я не знаю, что с тобой происходит, – сказал Ливайн. – Ты опаздываешь на работу, не звонишь мне когда обещаешь… Что, неприятности дома? С Сюзен полаялся?

– Сюзен здесь ни при чем!

– В самом деле? А кто тогда при чем? Ты два дня подряд почему-то опаздываешь, а когда, наконец, изволишь прийти, то таскаешься, как во сне! А какого черта тебя вечером понесло в кабинет Мередит?

– Она пригласила меня, и она – мой начальник. Что, по-твоему, я должен был отказаться?

Ливайн возмущенно покачал головой.

– Ты прикидываешься невинным, но на самом деле это все дерьмо. Ты что, не в состоянии нести ответственность за свои поступки?

– Что…

– Слушай, Том, да все в компании знают, что Мередит – акула! Мередит – Пожиратель Мужиков, вот как ее называют. Великая Блондинка… Все знают, что Гарвин ее покрывает, и она, пользуясь этим, творит что захочет. И все знают, что она выкамаривает с симпатичными парнями, которые приходят вечером к ней в кабинет. Пара бокалов вина, внезапный прилив чувств, и она хочет, чтобы ее обслужили. Рассыльный ли, стажер, молодой бухгалтер… Все без разбора. И никто пикнуть не смеет, потому что Гарвин полагает, что она святая. И кто в компании может знать это лучше тебя?..

Ошеломленный Сандерс не знал, что и ответить. Он молча смотрел на ссутулившегося и засунувшего глубоко в карманы руки Ливайна, чувствуя на своем лице его дыхание, но едва слыша его слова, как будто они доносились откуда-то издалека.

– Э, Том! Ты ходишь по тем же коридорам, что и мы, дышишь с нами одним воздухом и отлично знаешь, кто чем занимается. И, когда ты потащился к ней в кабинет, ты прекрасно знал, что тебя там ждет! Мередит разве что на всю компанию не прокричала, что хочет у тебя отсосать! Весь день она бросала на тебя нежные взгляды, старалась до тебя дотронуться, пожать тебе локоток… «О, Том! Как чудесно снова тебя видеть!..» И теперь ты мне заявляешь, что не знал, зачем она позвала тебя в свой кабинет? Мать твою распротак! Козел ты, Том!

Двери лифта открылись; перед ними открылся пустынный вестибюль первого этажа, тускло освещенный серым светом, падающим с улицы. Снаружи шел тихий дождик. Ливайн направился было к выходу, но вдруг вернулся. Его голос гулко раскатился по вестибюлю:

– Ты замечаешь, – сказал он, – что ведешь себя, как одна из этих баб? Как это они говорят? «При чем здесь я? У меня и в мыслях подобного не было! Я не виновата! Откуда я могла знать, что, если напьюсь, и поцелую его, и пойду к нему в спальню, и лягу к нему в постель, он меня трахнет? Боже сохрани!..» Это все дерьмо, Том, безответственное нытье. И ты лучше подумай о том, что в этой компании полным-полно людей, которые работали также напряженно и добросовестно, как и ты, и не хотят лишаться заслуженных ими льгот и удобств, связанных со слиянием и акционированием, – ведь все это может сорваться по твоей милости. Ты хочешь представить дела так, будто не в состоянии понять, когда баба тянет тебя себе в постель? Ладно! Хочешь искалечить себе всю жизнь? Твое дело! Но если ты попробуешь искалечить жизнь мне – от тебя живого места не останется!

Ливайн величаво направился к выходу: двери лифта начали сходиться, и Сандерс выставил руку, чтобы не дать закрыться. Кромкой двери его хлопнуло по пальцам. Сандерс отдернул руку, и двери снова раскрылись. Он заторопился за Ливайном.

Догнав Марка, он схватил его за плечо.

– Погоди, Марк, послушай…

– Мне не о чем с тобой разговаривать. У меня есть дети, у меня есть чувство ответственности. А ты – просто задница!

Ливайн стряхнул с плеча руку Сандерса, распахнув двери и, выскочив наружу, быстро зашагал вниз по улице.

Когда стеклянные двери закрылись за спиной Ливайн, Сандерс увидел в них мелькнувшее отражение белокурых волос и повернулся.

– Я думаю, что это было не совсем справедливо, – сказала Мередит Джонсон. Она стояла не далее чем в двенадцати футах от Сандерса, у самого лифта. На ней спортивная форма – лосины цвета морской волны и свитер, – в руках спортивная сумка. Она была очень хороша и на свой особый манер откровенно сексуальна. Сандерс напрягся: кроме них, в вестибюле никого не было. Они были одни.

– Да, – согласился Сандерс, – я тоже думаю, что это было несправедливо.

– Я имела в виду, несправедливо по отношению к женщинам, – уточнила Мередит, перебрасывая свою спортивную сумку через плечо так, что ее свитерок задрался, обнажив голый живот. Тряхнув головой, она отбросила с лица упавшие волосы и, помолчав секунду, продолжила: – Я хочу сказать тебе, что очень сожалею обо всем происшедшем. – Она подошла к Сандерсу ровным, уверенным, почти величавым шагом. В ее голосе появилась хрипотца. – Я ничего плохого не хотела, Том…

Она придвинулась еще ближе, двигаясь осторожно, будто Сандерс был боязливой зверюшкой, которую она боялась спугнуть.

– У меня к тебе только самые теплые чувства. – (Ближе.) – Только теплые… – (Еще ближе.) – Я же не виновата, Том, что так хочу тебя. – (Совсем рядом.) – Если я чем-нибудь тебя обидела, то я готова извиниться…

Теперь она стояла почти вплотную, ее груди находились в каком-то дюйме от руки Сандерса.

– Я и вправду сожалею, Том, – повторила она.

Ее грудь вздымалась, будто от избытка эмоций, влажные глаза умоляюще смотрели на Сандерса.

– Можешь ли ты простить меня? Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

Сандерс почувствовал, как к нему возвращаются прежние чувства, прежние желания. Он сжал челюсти.

– Мередит. Прошлое есть прошлое. Оставь это. Ладно?

Она тут же изменила тон и указала рукой в сторону выхода:

– Послушай, у меня здесь машина. Подбросить тебя?

– Нет, спасибо.

– На улице дождь, я подумала, что ты не захочешь мокнуть…

– Не думаю, что ты это здорово придумала.

– Исключительно из-за дождя…

– Это Сиэтл, – сказал Сандерс. – Дождь здесь идет все время.

Мередит пожала плечами, подошла к двери и, выставив вперед бедро, нажала им на двери и стала толкать. На секунду остановившись, она повернулась к Сандерсу и улыбнулась.

– Напоминай мне, чтобы я не носила лосин в твоём присутствии. Стесняюсь сказать, но я из-за тебя их промочила.

Затем она отвернулась, выскочила на улицу и села на заднее сиденье поджидавшего ее автомобиля. Захлопнув дверцу, Мередит приветливо помахала Сандерсу рукой. Автомобиль отъехал.

Сандерс разжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Подождав, пока машина с Мередит уедет, он вышел на улицу и почувствовал на своем лице капли дождя и прохладный вечерний ветерок.

Поймав на улице такси, он сел в него и сказал водителю:

– Отель «Четыре времени года», пожалуйста.

* * *

В такси Сандерс смотрел в окно, стараясь дышать га глубже. Он был настолько выведен из себя неожиданной встречей с Мередит, – особенно обнаружив ее у себя за спиной после разговора с Ливайном, – что никак не мог отдышаться.

Слова Ливайна неприятно подействовали на него, но Том был не слишком расстроен, поскольку никогда не принимал Марка всерьез. Ливайн был аристократической натурой и поддерживал в себе творческий заряд, постоянно злясь на окружающих. Он всегда был чем-то недоволен. Ему нравилось злиться. Хотя Сандерс и знал его много лет, он никогда не мог понять, как Адель, жена Марка, с ним уживается. Правда, Адель была одной из тех невозмутимых женщин, которые могли спокойно разговаривать по телефону, пока ее двое детей ползали по ней, дергали за полы халата и засыпали ее бесконечными вопросами. Именно так Адель позволяла Ливайну изливать на себя все его раздражение, а сама тем временем продолжала делать свои дела. Да и не только она – все давали Ливайну возможность выпустить пары, поскольку все знали, что в конечном счете его злость не значила ровным счетом ничего.

Но было верно и то, что у Ливайна был врожденный нюх на изменение конъюнктуры. Это и было секретом его успеха как дизайнера. Когда Ливайн говорил: «Красьте в пастельные цвета», все начинали стонать и убеждать его, что тогда товар будет выглядеть по-дурацки; однако, когда через два года готовый прибор начинал сходить с конвейера, оказывалось, что пастельные цвета – самые модные. Так что с большой неохотой Сандерс был вынужден признать, что скорее всего то, что сегодня говорил Ливайн, завтра будут говорить все. Ливайн высказал завтрашнее мнение всей компании: Сандерс со своими личными проблемами пакостит всем.

Ну и черт с ними, решил он.

А что касается Мередит, то у Сандерса было ощущение, что, разговаривая с ним в вестибюле, она играла с ним, как кошка с мышкой. Поддразнивала. Он не мог понять, с чего это она была так уверена в себе. Сандерс выдвинул против нее очень серьезное обвинение, а она вела себя, будто никакой угрозы для нее не было. В ней чувствовалась какая-то неуязвимость, и это здорово угнетало Сандерса, поскольку могло означать только одно – Мередит знала, что Гарвин никогда не даст ее в обиду.

Такси вырулило на площадь перед отелем. Впереди остановилась машина Мередит. Она как раз разговаривала с водителем и, конечно, оглянувшись, увидела Сандерса.

Тому ничего не оставалось делать, кроме как выйти из такси и пойти к входу в отель.

– Ты преследуешь меня? – с улыбкой спросила Мередит.

– Вот еще!

– Точно?

– Точно.

Они взошли на эскалатор, идущий с улицы внутрь здания. Сандерс встал за спиной женщины. Она повернулась к нему:

– А мне бы хотелось, чтобы преследовал.

– Угу. Но я не преследую.

– А как бы это было здорово! – сказала она, призывно улыбаясь.

Сандерс не знал, как на это реагировать, и только отрицательно помотал головой. В молчании они доехали до богато украшенного вестибюля.

– Я живу в четыреста двадцать третьем номере. Заходи в любое время, – сказала напоследок Мередит и направилась к лифту.

Подождав, пока она уйдет, Сандерс прошел через вестибюль и повернул налево, к ресторану. Встав у входа, ой увидел за угловым столиком Дорфмана, обедавшего в компании Гарвина и Стефани Каплан. Макс что-то говорил, наклонившись вперед и резко жестикулируя. Гарвин и Каплан тоже подались вперед, внимательно слушая. Сандерс припомнил, что когда-то Дорфман был директором компании, и, согласно рассказам, весьма могущественным директором. Это Дорфман убедил Гарвина расширить производство и начать выпускать, помимо модемов, аппаратуру беспроводной связи и портативные телефоны. Это в то время, когда никто еще и представить не мог, что может быть что-то общее между компьютером и телефоном. Это сейчас такая связь стала очевидна всем, но не тогда, в начале восьмидесятых, когда Дорфман сказал: «Ваше будущее не в периферийном оборудовании; ваш бизнес – это средства связи и доступа к информации».

Дорфман же сформировал костяк персонала фирмы: Каплан, предположительно, заняла свой пост после того, как Дорфман дал ей блестящую характеристику; Сандерс перевелся в Сиэтл по рекомендации Макса; благодаря ему же взяли на работу Ливайна. А многие вице-президенты канули в Лету после того, как профессор обнаружил, что им не хватает кругозора или энергии. Он был могущественным союзником – или смертельным врагом.

В вопросе продажи фирмы его влияние было также сильно: хотя Дорфман ушел от дел давным-давно, он продолжал держать весьма значительный пакет акций «Дид-жиКом». Гарвин по-прежнему прислушивался к каждому его слову. У Дорфмана все еще оставались связи и репутация, благодаря которым слияние, подобное тому, которое предстояло «ДиджиКом», могло пройти намного проще. Если Дорфман одобрит условия сделки, его сторонники убедят «Голдмен и Сахс» и Первый бостонский банк выложить деньги без вопросов. Но если профессору что-то не понравится, если он только намекнет, что в слиянии двух компаний нет особого смысла, сделка может и не состояться. Это все знали. Все знали, какой властью обладал Дорфман, и в первую очередь сам Дорфман.

Сандерс торчал у входа в ресторан, не решаясь войти. Через минуту Макс поднял голову и заметил его. Не переставая говорить, профессор едва заметно качнул головой:

«Нет». Затем слегка стукнул ногтем по стеклу часов. Сандерс кивнул, прошел в вестибюль и присел в кресло, положив на колени пачку ксерокопий номеров «КомЛайм». Бессистемно перебирая их, он снова изучал перемены, которые Мередит внесла в свою внешность. Несколько минут спустя Дорфман въехал в вестибюль на своей каталке.

– Итак, Томас, я рад, что тебе еще не наскучила жизнь.

– Как вас понять?

Дорфман хохотнул и махнул рукой в сторону ресторана. – Они только о вас говорят. Единственная тема – это ты и Мередит. Все так возбуждены. Так обеспокоены.

– И Боб тоже?

– Да, конечно, и Боб тоже. – Он подрулил поближе к Сандерсу. – Я не могу сейчас долго разговаривать. Есть что-нибудь важное?

– Я думаю, вам нужно взглянуть на это, – сказал Сандерс, передавая профессору ксерокопии. Он рассчитывал, что тот сможет передать их Гарвину и объяснить ему, в чем дело.

Дорфман молча просмотрел бумаги.

– Какая красивая женщина, – сказал он наконец, – какая прелестная…

– Обратите внимание на разницу, Макс; посмотри что она с собой сделала.

Дорфман пожал плечами:

– Она поменяла прическу. Очень приятно для глаз. И что?

– Я думаю, что она к тому же сделала пластическую операцию.

– Это меня не удивляет, – сказал Дорфман. – В наше время их делают многие женщины. Это для них то же, что зубы почистить.

– Это мой шанс.

– Почему? – поинтересовался Дорфман.

– Потому что это закулисная интрига, вот почему!

– Что же тут закулисного? – пожал плечами Дорфман. – Она изобретательна, и это говорит в ее пользу.

– А я готов биться об заклад, что Гарвин представления не имеет, что она это сделала, – сказал Сандерс.

Дорфман тряхнул головой.

– До Гарвина мне нет дела, – заявил он. – Меня заботишь ты, Томас, ты и твой проступок. М-м-м?..

– Я объясню, почему я совершил этот проступок, – сказал Сандерс. – Здесь хороший образец подлянки, которую может совершить женщина, но не может совершить мужчина. Она изменила внешность, она стала одеваться и вести себя, как дочь Гарвина, и это дало ей преимущество перед остальными. Потому что остальные не могут изображать из себя дочь Гарвина!

– Томас, Томас, – вздохнул Дорфман, укоризненно качая головой.

– Вот я, например, не могу. А что? Скажете, могу?

– Ты находишь удовольствие в собственной злости? Мне кажется, ты наслаждаешься этим.

– Нет!

– Тогда отбрось все это! – рявкнул Дорфман, разворачивая каталку так, чтобы видеть лицо Сандерса. – Прекрати нести чепуху и посмотри правде в глаза: молодые работники продвигаются вперед благодаря сотрудничеству со старшими и более влиятельными. Так? И всегда так было! Когда-то отношения были официальными – мастер и подмастерье, ученик и учитель – так и полагалось. Но сегодня их отношения не закреплены официально. Сегодня мы можем говорить только о наставничестве. Молодые люди в бизнесе имеют наставников. Так?

– Вроде…

– Как молодежь привлекает к себе внимание наставника? Как это происходит? Во-первых, чтобы старший товарищ видел в молодом нужного человека, тот старается делать свою работу как можно лучше; во-вторых, чтобы быть привлекательным для наставника, он копирует привычки и перенимает его вкусы; и, наконец, в-третьих – берет его сторону во всех вопросах внутри компании.

– Все это прекрасно, – согласился Сандерс, но как это вяжется с пластической хирургией?

– Ты помнишь, как пришел на работу в «ДиджиКом» в Купертино?

– Да, помню.

– Ты перевелся из фирмы «ДЕК». Кажется, в восьмидесятом году?

– Да.

– В «ДЕК» ты каждый день носил пиджак и – обязательно! – галстук. Но, когда ты перешел в «ДиджиКом» ты обнаружил, что Гарвин носит джинсы. И очень скоро ты тоже надел джинсы.

– Конечно, ведь таков был стиль, принятый в компании.

– Гарвину нравились «Гиганты», и ты начал ходите Кендлстик-парк на все их игры.

– Но он же начальник, черт возьми!..

– Гарвин любил гольф. Ты терпеть не мог гольф, но тоже стал играть. Я хорошо помню, как ты жаловался мне что ненавидишь гольф. Эту дурацкую гонку дурацкого маленького белого мяча…

– Но послушайте! Я же не делал пластической операции, чтобы стать похожим на его ребенка!

– Потому что в этом не было нужды, Томас, – ответил Дорфман, возбужденно поднимая руки. – Неужели ты сам этого не понимаешь? Гарвину нравились нахальные, агрессивные молодые парни, которые хлестали пиво, ругались, как сапожники, и бегали за девками, и ты исправно делал все это.

– Я был молод, и все молодые ребята так поступают.

– Нет, Томас. Это Гарвин хотел, чтобы так поступали молодые ребята. – Дорфман качнул головой. – В основном это выходит бессознательно. Бессознательный контакт, Томас. Но способ установления контакта зависит еще и от того, одного ли ты пола со своим наставником или нет. Если твой наставник мужчина, ты будешь подражать его сыну, брату или отцу. Или же самому наставнику, каким он был в твоем возрасте – ты будешь напоминать ему самого себя в былые годы. Ведь так? Сам видишь, что так. Вот и славно. Но, будь ты женщиной, все обстояло бы по-другому. Теперь нужно было бы копировать дочь наставника, или его любовницу, или жену. Возможно, и сестру. В любом случае это совсем другая задача.

Сандерс нахмурился.

– Я часто с этим сталкиваюсь, с тех пор как мужчины и женщины начали работать вместе, – продолжал Дорфман. – Частенько мужчины не могут наладить отношения с женщиной-начальницей, потому что не могут понять, как вести себя в качестве подчиненного. А бывает, они легко срабатываются с женщинами, изображая из себя послушного сына, или любовника, или мужа. И если у них это получается хорошо, их сотрудницы – женщины – начинают злиться, потому что понимают, что у них не получится имитировать сына, любовника или мужа. Поэтому они чувствуют, что у мужчин и здесь есть преимущество.

Сандерс промолчал.

– Ты понимаешь? – спросил Дорфман.

– Вы хотите сказать, что это случится в любом случае.

– Да, Томас. Это неизбежно. Такова жизнь.

– Бросьте, Макс: ничего заранее заданного в этом нет. Когда дочь Гарвина умерла, это была его личная трагедия. А Мередит использовала его потрясение…

– Постой! – разозлившись, сказал Дорфман. – Ты хочешь изменить человеческую природу? Трагедии случаются постоянно, и люди из всего пытаются извлечь преимущества. В этом нет ничего нового. Мередит умна. Приятно видеть, как такая умная, предприимчивая женщина еще и красива. Она просто благодать Господня. Вся проблема в тебе, Томас, и возникла она не вчера.

– Как это?…

– И вместо того чтобы разбираться со своими неприятностями, ты тратишь свое время на эти… на эту ерунду. – Он вернул Сандерсу ксерокопии. – Все это не имеет значения, Томас.

– Макс, вы не…

– Ты никогда не был командным игроком, Томас. Твоя сила не в этом. Она в твоей способности вникать технические проблемы, разбираться в них, подгонять инженеров, подбадривать их и накручивать им хвосты и, в конце концов, добиваться решения. Ты заставляешь всех работать. Так?

Сандерс кивнул.

– А теперь ты отказался от своей силы ради игр, в которых ты не силен.

– В каком смысле?

– Ты думаешь, что, угрожая судебным разбирательством, ты оказываешь нажим на нее и на компанию, а фактически ты бьешь по своим воротам. Ты разрешил ей установить правила игры, Томас.

– Я должен был что-то сделать: она нарушила закон.

– «Она нарушила закон», – передразнил его Дорфман нарочито писклявым голосом. – А ты такой беззащитный… Я прямо переполняюсь печалью, видя твое положение.

– Все это в самом деле нелегко… У нее сильные связи, она имеет могущественных покровителей.

– Ну и что? Каждый администратор, имеющий могущественных покровителей, имеет не менее могущественных противников. И Мередит – не исключение.

– А я говорю вам, Макс, – сказал Сандерс, – что она опасна. Она из этих выпускников бизнес-школ, которые заботятся об имидже, и только об имидже, не заботясь о сути дела.

– Да, – подтвердил Дорфман, утвердительно кивая. – Так же как и многие молодые администраторы. Очень большой опыт по части имиджа. Очень большое желание обогатить свой опыт. Прекрасная тенденция!

– Я не думаю, что она достаточно компетентна, чтобы руководить отделом.

– Ну и пусть! – огрызнулся Дорфман. – Тебе-то какая разница? Если она некомпетентна, Гарвин в конце концов поймет это и заменит ее. Но тебя к тому времени здесь не будет! Только потому, что ты проиграешь эту игру, Томас. Она – лучший политик, чем ты, Томас, и всегда такой была.

– Да, – кивнул Сандерс, – она беспощадна.

– Беспощадна… Она опытна! У нее есть инстинкт. А у тебя нет! Если ты пойдешь по этому пути, то потеряешь все. И ты заслуживаешь такой участи, потому что ведешь себя, как дурак.

Сандерс помолчал.

– И что бы вы рекомендовали мне сделать?

– Ага, сейчас тебе понадобился совет?

– Да.

– В самом деле? – старик улыбнулся. – А я в этом сомневаюсь.

– Нет, Макс. Мне нужен совет.

– Ладно. Тогда слушай мой совет: иди назад, извинись перед Мередит, извинись перед Гарвином и получай обратно свою работу.

– Я не могу…

– Тогда тебе не нужен мой совет.

– Я просто не могу так поступить, Макс.

– Что, очень гордый?

– Нет, но…

– Ты ослеплен гневом. Как же, женщина посмела так вести себя!.. Она нарушила закон, и она должна понести справедливое наказание! Она опасна, и ее нужно остановить! Ты переполнен чувством справедливого негодования. Так?

– Черт возьми, Макс… Я просто не могу это сделать, вот и все!

– Мочь-то – ты можешь. Другое дело, что ты этого не сделаешь!..

– Пусть так.

Дорфман пожал плечами.

– А тогда чего ты хочешь от меня? Ты спросил моего совета специально для того, чтобы не принять его? Ничего странного. – Старик улыбнулся. – У меня полно других советов, которые ты тоже не примешь.

– Например?

– А какая тебе разница, если ты все равно с ними не согласишься?

– Да бросьте, Макс…

– Я серьезно. Ты не захочешь к ним прислушаться! Так что не будем зря тратить времени. Проваливай.

– Но просто сказать-то вы можете?

Дорфман вздохнул.

– Исключительно потому, что я помню тебя еще с тех дней, когда у тебя был здравый смысл. Итак, во-первых… Ты слушаешь?

– Да, Макс, слушаю.

– Во-первых, ты знаешь все, что тебе нужно знать о Мередит Джонсон. А теперь забудь ее – это не твоя забота.

– Как это понимать?

– Не перебивай. Во-вторых, играй в свою игру, а не в ее.

– В смысле?

– В смысле – решай свою проблему.

– Какую свою проблему? Судебное разбирательство?

Дорфман фыркнул и воздел руки.

– Ты невозможен. Я просто зря транжирю свое время.

– Вы хотите сказать, что мне нужно отказаться от судебного разбирательства?

– Ты родной язык понимаешь? Решай проблему! Делай то, что ты делаешь хорошо. Делай свою работу. Не уходи.

– Но, Макс!..

– О, я ничего не могу для тебя сделать, – сказал Дорфман. – Это твоя жизнь. У тебя есть свои ошибки, которые нужно сделать, а я должен возвращаться к моим гостям. Но попробуй прислушаться к моим словам, Томас. Не спи и помни, что у всех человеческих поступков есть причины. Все люди решают какие-то проблемы. Даже ты, Томас.

Старик развернул на месте свое кресло-каталку и поехал в сторону ресторана.

* * *

«Черт бы побрал этого Макса», – думал Сандерс, идя по Третьей улице сырым вечером. Своей манерой никогда не говорить прямо Дорфман мог кого угодно довести до белого каления.

Вся проблема в тебе, Томас, и возникла она не вчера…

Что, черт возьми, он хотел этим сказать?

Проклятый Макс. Разозлил и вымотал все нервы. Он всегда так себя вел, насколько Сандерс помнил те совещания, которые профессор проводил, когда работал в совете директоров «ДиджиКом». Сандерс всегда уходил с этих совещаний выжатым как лимон. В те дни молодые сотрудники в Купертино называли Дорфмана «Загадочник».

…Все люди решают какие-то проблемы. Даже ты, Томас…

Сандерс потряс головой. В словах старика не было никакого смысла, а тем временем нужно было что-то предпринимать. Дойдя до конца улицы, он вошел в телефонную будку и набрал номер Гэри Босака. Было восемь часов, и Босак должен был быть дома – наверное, только что вылез из постели и пьет кофе, готовясь к своему «рабочему дню». Сидит небось, зевая, перед полудюжиной своих модемов и компьютеров и обдумывает, как влезть чужие базы данных.

В трубке прозвучал сигнал, и записанный на магнитофон голос сказал: – Вы позвонили в «НЗ Профессиональные услуги. Продиктуйте ваше сообщение.» – И длинный сигнал.

– Гэри, это Том Сандерс. Я знаю, что вы слушаете, снимите трубку.

В трубке послышался щелчок, и Сандерс услышал голос Босака:

– Привет. Я ожидал звонка от кого угодно, но только не от вас. Откуда вы звоните?

– Из автомата.

– Отлично. Как у вас дела, Том?

– Гэри, мне нужно, чтобы вы кое-что сделали. Просмотрели кое-какие базы данных.

– Ага… Это нужно для фирмы или лично для вас?

– Лично для меня.

– Ага… Видите ли, Том, я очень занят в эти дни, давайте поговорим об этих делах на следующей неделе?

– Это будет слишком поздно.

– Но сейчас я ужасно занят…

– Гэри, в чем дело?

– Ай, оставьте, Том, вы и сами отлично знаете!

– Мне нужна помощь, Гэри.

– Э, да я с удовольствием бы вам помог… Но не так давно мне позвонил Блэкберн и сказал, что если я хотя что-нибудь для вас сделаю – хоть что-нибудь! – то не позднее шести утра я буду принимать у себя на квартире сотрудников ФБР.

– О Боже!.. Когда это было?

– Около двух часов назад.

Два часа назад… Блэкберн сильно опережал его.

– Гэри…

– Э, вы же знаете, что я к вам всегда прекрасно относился, Том, но только не сейчас. Ладно? Ну, мне пора идти.

* * *

– Если честно, то все это меня не удивляет, – заявила Фернандес, отодвигая бумажную тарелку.

Они с Сандерсом только что перекусили сандвичами прямо у нее в кабинете. Было уже девять часов вечера, и все кабинеты по соседству были уже пусты, но телефон на столе Фернандес беспрестанно звонил, то и дело перебивая их разговор. На улице опять шел дождь, гремел гром, и Сандерс через окна видел вспышки летних молний.

Когда Сандерс сидел в этом пустом адвокатском кабинете, у него было такое ощущение, что во всем мире не было никого, кроме него и Фернандес, разговаривающей с ним в сгущающихся сумерках. Как быстро все совершилось: человек, которого он до сегодняшнего утра никогда не встречал, сейчас стал чем-то вроде спасательного круга. Он заметил, что вслушивается в каждое сказанное ей слово.

– Перед тем как мы продолжим, я хотела бы подчеркнуть одну вещь, – объясняла адвокатесса. – Вы поступили очень правильно, когда не сели в одну машину с Джонсон. Теперь вы ни в коем случае не должны оставаться с ней наедине. Ни на минуту! Ни при каких обстоятельствах! Это понятно?

– Да.

– Если вы это сделаете, то сорвете все дело.

– Не сделаю.

– Прекрасно, – сказала адвокат. – Дальше: у меня был длинный разговор с Блэкберном. Как вы справедливо полагали, на него страшно нажимают, чтобы он как-то разрешил эту проблему. Я пыталась передвинуть начало третейского суда на послеобеденное время, но он заявил, что компания уже готова и хочет начать совещание прямо сейчас. Он озабочен тем, как долго продлятся переговоры. Так что пришлось согласиться на завтра, на девять утра.