Текст книги "Свинцовый вердикт (сокращ.)"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Мне не хотелось обременять себя сейчас информацией, которая может обнаружиться и в материалах обвинения.

– Кроме того, у меня сегодня, во второй половине дня, состоится встреча с Брюсом Карлином.

– Он требует две сотни в час, – сказала Лорна. – По-моему, это грабеж на большой дороге.

Я отмахнулся от ее протеста:

– Это расход одноразовый, а у него может найтись полезная для нас информация, которая сэкономит Киско время.

– Да ты не волнуйся, мы ему заплатим, конечно. Просто мне это не нравится. Он обирает нас, потому что знает, деться нам некуда, – сказала Лорна.

– Строго говоря, грабит он Эллиота, а того, я думаю, это особо не волнует. – И я снова обратился к своему детективу: – Какие-нибудь новости по делу Винсента у тебя имеются?

Киско рассказал о последних полученных им сведениях, сводившихся в основном к подробностям, обнаруженным при исследовании тела. Он сказал, что Винсент получил две пули в левый висок. Судя по следам пороховой гари на его волосах и коже, выстрелы производились с расстояния от девяти до двенадцати дюймов, так что точно прицелиться убийце труда не составило. Кроме того, при вскрытии были извлечены пули.

– Двадцать пятый калибр, – сообщил Киско.

– Оружие они уже определили?

– «Беретта-бобкэт». Ее едва ли не в ладони можно спрятать.

Оружие, совершенно отличное от того, из которого убили Митци Эллиот и Иоганна Рильца.

– Так о чем все это нам говорит?

– Такой пистолет берут, собираясь стрелять в голову.

– Значит, убийство было спланировано. Ладно, а что насчет подозреваемого?

– Малого, которого они допрашивали в первую ночь?

– Нет. Тем малым был Карлин, и они его отпустили.

Киско удивился:

– Как ты узнал, что это был Карлин?

– Услышал нынче утром от Боша.

– Ты хочешь сказать, что у них есть другой подозреваемый?

– Имени Бош не назвал. Показал мне фотографию человека, выходившего из здания примерно в то время, когда было совершено убийство. У него был пистолет, и он явно старался изменить свою внешность.

Глаза Киско гневно вспыхнули. Именно ему полагалось снабжать меня сведениями подобного рода, для него это был вопрос профессиональной чести. Если бы я рассказал Киско еще и о звонках из ФБР, он, глядишь, схватил бы наш столик и выбросил его в окно.

– Я попробую что-нибудь выяснить.

С едой мы покончили. Я достал сотовый, чтобы позвонить Патрику, и тут вспомнил еще кое о чем:

– Да, и еще одно, Киско. Загляни к ликвидатору Винсента, выясни, не придержал ли он одну из досок Патрика. Если придержал, я хочу получить ее назад.

Киско кивнул:

– Это пожалуйста. Нет проблем.

Задержанный медленными лифтами здания уголовных судов, я вошел в зал судьи Холдер с опозданием и торопливо проскочил через загончик секретаря суда в ее кабинет.

Она сидела за своим столом и, судя по черной мантии на ее плечах, собиралась провести в скором времени судебное заседание.

– Мистер Хэллер, наша встреча была назначена на десять часов. Надеюсь, вас известили об этом заблаговременно.

– Извините, ваша честь. Здешние лифты…

– Здешними лифтами пользуются все адвокаты, и большинство их приходит на встречи вовремя. Ваша чековая книжка при вас?

– Да, ваша честь, вроде бы при мне.

– Ну что ж, мы можем пойти по одному из двух путей. Я могу обвинить вас в пренебрежительном отношении к суду, оштрафовать и заставить давать объяснения Калифорнийской коллегии адвокатов, второй же вариант состоит в том, что вы сделаете добровольное пожертвование фонду «Загадай желание». Это моя любимая благотворительная организация. Она творит добрые дела, помогает больным детям.

Меня штрафовали за опоздание на несколько минут. Высокомерие некоторых судей просто поразительно.

– Мне по душе мысль о помощи больным детям, – сказал я. – Какую сумму лучше пожертвовать?

– Какую захотите. И я даже сама отправлю ее от вашего имени.

Я достал чековую книжку, выписал чек на двести пятьдесят долларов. Судья удовлетворенно кивнула, и я понял, что поступил правильно.

– Благодарю вас, мистер Хэллер. – Она положила чек поверх двух других. – Квитанцию они пришлют вам почтой.

– Как вы уже сказали, эти люди творят добрые дела.

– Да, творят. Теперь позвольте задать вопрос. Известно ли вам, насколько продвинулась полиция в расследовании убийства мистера Винсента?

Я не очень хорошо понимал, что именно я вправе рассказать главному судье Высшего суда.

– Собственно, они не держат меня в курсе расследования. Однако мне показали сделанную камерой наблюдения фотографию мужчины, которого, как я полагаю, они считают подозреваемым. Возможно, он постарался изменить внешность, и, похоже, при нем был пистолет. Детектив Бош приходил сегодня утром ко мне в офис.

Судья кивнула. Несколько секунд мы помолчали, потом я вынул из сумки приготовленную Лорной ведомость.

Судья Холдер продержала меня целый час, подробно расспрашивая о каждом деле. Ко времени, когда она меня отпустила, я уже опоздал и на одиннадцатичасовое совещание. Я бегом проскочил два лестничных марша, гадая, не придется ли мне внести еще одно пожертвование еще одной благотворительной организации.

В зале суда было пусто, однако секретарша Стэнтона сидела за своей загородкой. Она указала мне ручкой на открытую дверь. Я быстро вошел в кабинет, увидел сидевшего за столом судью. Слева от него располагалась стенографистка, а напротив стояло три стула. На том, что справа, сидел Уолтер Эллиот, средний стул пустовал, на третьем расположился Джеффри Голанц. Прежде я с ним никогда не встречался, однако узнал его, потому что не раз видел Голанца по телевизору и в газетах. За последние несколько лет он успешно провел несколько крупных процессов и приобрел немалую известность. Голанц был не знавшей поражений, восходящей звездой окружной прокуратуры.

Я любил иметь дело с не знавшими поражения обвинителями. Они проникались самоуверенностью, которая порою их подводила.

– Простите за опоздание, ваша честь. – Я опустился на пустой стул.

– Приступим к составлению протокола, – сказал Стэнтон, и стенографистка положила пальцы на клавиши своей машинки. – По делу «Калифорния против Уолтера Эллиота»… мы проводим сегодня совещание по текущему состоянию этого дела. Присутствуют: ответчик, представитель обвинения мистер Голанц и мистер Хэллер, заменивший скончавшегося мистера Винсента. – Имена судья продиктовал по буквам. – Мы назначили voir dire [2]2
  Предварительная проверка допустимости в суд свидетеля или присяжного заседателя. (Прим. ред. FB2).


[Закрыть]на следующий четверг – ровно через неделю, считая от сегодняшнего дня. Мистер Хэллер, я не получил от вас ходатайства об отсрочке, которая позволила бы вам войти в курс дела.

– Ваша честь, – сказал я, – я провел эту неделю, входя в курс дела, и к отбору присяжных в следующий четверг буду готов.

Судья прищурился, глядя на меня:

– Вы уверены, мистер Хэллер?

– Абсолютно. Мистер Винсент вел исчерпывающие записи. Я разобрался в выстроенной им стратегии и уделяю делу полное внимание.

Судья перевел взгляд на Эллиота:

– Мистер Эллиот, я хотел бы услышать от вас, что вы полностью согласны с мистером Хэллером и сознаете риск, сопряженный с обращением к услугам нового адвоката в самом преддверии процесса. На карту поставлена ваша свобода, сэр.

– Судья, – ответил Эллиот, – меня обвиняют в том, чего я не делал. Я любил жену. Я не убивал ее, и, когда я слышу, что говорят обо мне по телевизору, у меня разрывается сердце. Чем скорее мистер Хэллер начнет доказывать мою невиновность, тем лучше.

Судья понимающе кивнул.

– Мистер Голанц? Как относится к этому обвинение?

Телегеничный заместитель окружного прокурора был красив и смугл, а в глазах его словно горел праведный гнев.

– Ваша честь, обвинение готово начать процесс в назначенный срок. Однако я хотел бы спросить у столь уверенного в его исходе мистера Эллиота, сознает ли он, что официально отказывается от права на апелляцию – в случае, если все сложится не так, как он предполагает.

– Что скажете, мистер Хэллер? – Судья повернулся ко мне.

– Ваша честь, я вовсе не думаю, что мой клиент отказывается от всех предоставленных ему прав на защиту, – сказал я, а затем принялся доказывать, что желание моего клиента приблизить предстоящий процесс отнюдь не равносильно отказу от права на апелляционный пересмотр дела.

Судья Стэнтон принял сторону Голанца, однако меня это не волновало. Согласно крайне запутанным юридическим правилам, опротестовать в апелляционном порядке можно было практически все.

Затем судья сообщил, что в понедельник мы должны представить друг другу окончательные варианты наших материалов. А на следующий день представить и списки наших свидетелей. И это для защиты большой проблемы не составляло. Предварительные материалы Винсент сдавал уже дважды, что касается свидетелей, я собирался вручить Голанцу список, в котором будут фигурировать имена всех полицейских и судебных экспертов, упомянутых в отчетах шерифа. И пусть он ломает голову над тем, кого я действительно вызову для дачи показаний.

– Хорошо, – сказал Стэнтон. – Так мы все обсудили?

Мы с Голанцем кивнули.

– Ну что же, – сказал судья. – Основные правила ведения процесса мы сможем обговорить в четверг утром. Я постараюсь, чтобы процесс шел, как хорошо смазанная машина. Никаких сюрпризов, никаких вывертов и проделок. Это ясно?

И с этим мы с Голанцем согласились, тем не менее судья взирал на меня, подозрительно щурясь.

– Я действительно собираюсь держать вас в названных мной рамках, – заявил он.

Как это получается, удивился я, что судьи начинают щуриться, только когда им на глаза попадается адвокат?

Глава восьмая

В кабинет Джоанн Джорджетти я поспел за минуту до обеденного перерыва. Я знал, что на этот час кабинеты окружной прокуратуры буквальным образом пустеют. Кабинет Джорджетти был мал, на полу были навалены картонные коробки с делами. Она отдала мне толстую папку с документами по делу Вимса и сказала, что не будет противиться отсрочке слушания – особенно с учетом того, что произошло с Джерри Винсентом.

– Как вы думаете, куда подевалась папка Джерри? – спросила она.

– Скорее всего, она лежала в его кейсе, который забрал убийца.

Джорджетти поморщилась:

– Жуть. Но зачем убийца забрал ее?

– Думаю, ненамеренно. В кейсе находился ноутбук Джерри. Убийца просто унес кейс со всем его содержимым.

– А-а-а.

– Ладно, скажите мне, есть в этом деле что-нибудь необычное? Что-то, что могло бы обратить Джерри в потенциальную жертву?

– Не думаю. Самое рядовое дело – сумасшедший палит во все стороны.

Я кивнул и еще раз поблагодарил ее за папку.

Покинув окружную прокуратуру, я потратил минут десять на то, чтобы попасть в один из лифтов, увозивших служащих на обеденный перерыв. Выйдя из лифта и пройдя через парадную дверь, я увидел ожидавший меня у края тротуара «линкольн». Я забрался на заднее сиденье – всех своих водителей я неизменно просил не открывать передо мной дверцы, – и Патрик отвез меня на Хилл-стрит, в ресторан «Китайские друзья».

Мне нужно было быстро приступить к работе, поэтому я заказал тарелку жаренной ломтиками свинины. Толщины они примерно такой же, как бумага, вкусны необычайно, а есть их можно руками, что позволяло мне не отрывать взгляда от документов по делу Вимса. Среди них имелись копии бумаг, полученных обвинением от следствия, главным образом отчеты шерифа, посвященные инциденту.

Естественной отправной точкой был рапорт об аресте. От людей, живущих по соседству с парком в Калабасасе, на 911 поступили многочисленные сообщения о звуках выстрелов. В десять двадцать одну помощник шерифа Тодд Столлуорт отправился на патрульной машине в парк «Малибу-Крик», услышал стрельбу, вызвал подкрепление и поехал на звуки выстрелов, намереваясь выяснить, что происходит.

Освещение в парке отсутствовало. Когда свет фар Столлуорта отразился от стоявшей на полянке машины, он включил прожектор и увидел грузовичок, на котором возвышалась пирамида пивных банок и лежало что-то сильно смахивавшее на оружейную сумку с несколькими ружьями в ней.

Столлуорт остановил машину, связался по радио с участком в Малибу и только-только начал описывать пикап, как раздался выстрел и прожектор Столлуорта взорвался. Он погасил все фары, едва ли не ползком добрался до ближайших кустиков и вызвал по рации команду спецназа.

В течение следующих трех часов ситуация оставалась патовой. Прятавшийся в лесу рядом с полянкой стрелок палил и палил, но, судя по всему, главным образом в небо. В конце концов одетый в черное спецназовец сумел подобраться к пикапу достаточно близко для того, чтобы разглядеть его номерной знак, который позволил определить, что машина принадлежит некоему Эли Вимсу и что у него имеется сотовый телефон. Стрелок ответил на первый же звонок, и переговорщик спецназа начал беседовать с ним.

Стрелок действительно оказался Эли Вимсом, 44-летним маляром. В рапорте об аресте говорилось, что он был пьян, обозлен и имел суицидальные намерения. В тот день его выставила из дома жена, заявившая, что полюбила другого мужчину.

Вимс сказал переговорщику, что услышал в темноте шум, решил, что к нему подбираются бешеные койоты, которые хотят сожрать его, ну и открыл огонь. А прожектор, по его словам, мог указать койотам, где он прячется. Он сказал также, что во время первой войны в Ираке получил значок отличного стрелка. После ареста Вимса полицейские, обследовавшие место происшествия, обнаружили девяносто четыре пустые гильзы.

Вимс не сдавался всю ночь – пока у него не закончилось пиво, после чего сказал переговорщику, что готов обменять одно свое ружье на упаковку из шести банок. Предложение было отвергнуто. Тогда Вимс заявил, что сейчас покончит с собой, покинет этот мир с большим, в буквальном смысле слова, шумом. Переговорщик принялся отговаривать его. Между тем двое спецназовцев стали подбираться к позиции Вимса. Но тут в сотовом переговорщика послышался храп. Вимс отключился. Его взяли, отвезли на машине Столлуорта в Малибу и посадили в тюрьму.

Сага эта была продолжена другими документами. Во время предъявления обвинения Вимс объявил себя нуждающимся и получил общественного защитника. Дело его медленно продвигалось по инстанциям судебной системы, однако затем появился Винсент, предложивший свои услуги pro bono.И сразу же попросил произвести оценку вменяемости своего подзащитного. Вимса отвезли в больницу штата в Камарильо, где ему предстояло провести девяносто дней под наблюдением психиатров. В конечном счете врачи пришли к единогласному заключению: Вимс вменяем и может предстать перед судом.

На сегодняшнем, назначенном судьей Фридманом на два часа слушании предстояло определить дату начала процесса. Для меня это было простой формальностью. Прочитав дело, я понял – никакого процесса не будет. Сегодняшнее слушание просто определит промежуток времени, в течение которого мне нужно будет добиться от Вимса согласия на сделку с прокуратурой, основанную на признании им своей вины.

Дело было простое и скучное. Вимс признает себя виновным и, вероятно, получит год-другой отсидки и обязательное наблюдение у психиатра. Единственный вопрос состоял для меня в том, почему Винсент вообще за него взялся. Оно не походило на дела, которыми Джерри занимался обычно, – дела с высокими гонорарами или высокопоставленными клиентами. И я сразу же заподозрил, что здесь присутствует некая связь с делом Эллиота. И что Винсент эту связь обнаружил.

Однако при первом чтении документов по делу сам я ничего обнаружить не смог. История с Вимсом произошла менее чем за двенадцать часов до убийств в пляжном доме, оба преступления – на территории, находящейся в ведении управления шерифа Малибу. Однако и эта призрачная связь при внимательном изучении исчезала. Насколько я помнил, ни одно из имен, упомянутых в деле Вимса, не встречалось в просмотренных мной материалах по делу Эллиота. Происшествие с Вимсом пришлось на ночную смену полицейских, а убийствами в доме Эллиота занималась дневная.

Так и не найдя ответа на свой вопрос, я разочарованно закрыл папку. А посмотрев на часы, понял, что, если я хочу повидаться с клиентом до начала слушания, мне пора возвращаться в суд.

Я позвонил Патрику, заплатил за обед и вышел на улицу. Когда подъехал «линкольн», я разговаривал по телефону с Лорной.

– Киско уже встретился с Карлином? – спросил я, забираясь на заднее сиденье автомобиля.

– Нет, встреча назначена на два часа.

– Пусть расспросит его и о деле Вимса. Пусть выяснит, почему Винсент взялся за него.

– Ты думаешь, они как-то связаны? Эллиот и Вимс?

– Думаю, связаны, но не понимаю как.

– Хорошо, я ему скажу.

– Какие-нибудь новости есть?

– Только одна. Владелец этого здания интересуется, собираемся ли мы сохранить офис за собой.

Я выглянул в окно «линкольна», ехавшего по 101-й эстакаде в деловой центр города, увидел недавно построенный католический собор и стальные паруса музыкального центра Диснея.

– Не знаю, Лорна. Мне нравится работать в «линкольне». А ты что думаешь?

– Мне уже надоело краситься каждое утро.

Как обычно, мы с ней были на одной волне.

Проведший три месяца в Камарильо, Эли Вимс еще не успел очухаться от лекарств, которыми его там накачивали. Обратно в округ Вимса прислали с предписанием продолжать давать ему лекарства, что отнюдь не помогло бы мне его защищать и уж тем более не помогло бы ему ответить на мои вопросы о Винсенте. Проведя всего две минуты в отделении временного содержания, я решил подать ходатайство об отмене лекарственной терапии. После чего вернулся в зал суда и обнаружил там сидящую за столом обвинения Джоанн Джорджетти. Слушание должно было начаться через пять минут.

– Вы ведь хотите просить об отсрочке процесса, так? – спросила она.

– И об отмене лекарств. Этого малого превратили в зомби.

– Не уверена, что меня такое его состояние не устраивает. Ваш клиент стрелял по патрульной машине с сидевшим в ней полицейским. Прокуратура хочет примерно наказать его, чтобы другим неповадно было.

– Я буду доказывать, что мой клиент, перепуганный койотами, стрелял не по машине, а по источнику света. В ваших же документах сказано, что он отличный стрелок.

– Ну, это вы присяжным рассказывайте.

Я прикатил от стола защиты одно из кресел, сел рядом с ней.

– Расскажу, конечно, но, возможно, в интересах штата было бы лучше закрыть это дело и назначить мистеру Вимсу лечение, которое не допустило бы повторения чего-то подобного. Что скажете? Может, подыщем какое-нибудь тихое местечко и поговорим об этом?

– При условии, что тихое местечко выберу я.

– Устраивает. – Я немного откатился в кресле назад. – Вы позволите спросить вас кое о чем? Почему Джерри Винсент вообще взялся за это дело?

Она пожала плечами, покачала головой:

– Не знаю.

– А вас это не удивило?

– Конечно, удивило. Его появление вообще показалось мне довольно странным. Я ведь знала его по прежним временам, понимаете? Мы вместе работали в прокуратуре.

– Понятно, а как все это произошло?

– Несколько месяцев назад я увидела подписанное Джерри ходатайство об установлении вменяемости Вимса. Я позвонила ему, спросила – какого черта, понимаете? Почему ты даже не позвонил мне, не сказал, что берешься за это дело? Он ответил, что хочет поработать pro bono, и попросил у общественного защитника отдать ему дело Вимса. Однако я хорошо знаю Анхеля Ромеро, общественного защитника, который занимался им. И как-то раз, случайно встретившись с ним, спросила, что там за история с Вимсом. Он ответил, что Джерри даже не заходил к нему, чтобы попросить дело. Джерри просто-напросто съездил к Вимсу в тюрьму, подписал с ним контракт, а после пришел к Анхелю и сказал, что забирает у него дело.

– Как по-вашему, почему он за него взялся?

За годы работы я установил, что, задавая один и тот же вопрос несколько раз, ты иногда получаешь разные ответы.

– Не знаю. Я спросила у него об этом, но он сменил тему разговора и вообще как-то замялся.

История эта становилась все более загадочной.

Разговор наш прервал секретарь суда, объявивший о начале слушания, и я встал, чтобы подождать, когда судья Фридман займет свое место.

– Эни, мэни, мини, мост, тяни киллера за хвост. Если это адвокат Хэллер, пусть приблизится. Эни, мэни, мини, мост. Здорово.

Анхель Ромеро улыбался. Я поджидал его в коридоре у кабинета судьи Шампань. А самодельного стишка этого не слышал с тех пор, как Ромеро его сочинил, – сразу после вынесения Барнетту Вудсону оправдательного приговора.

Мы стукнулись с ним кулаком о кулак.

– Ну так в чем дело? – спросил Ромеро. Состоявший некогда в подростковой банде, он вырос в суровой атмосфере улиц восточного Лос-Анджелеса.

– Сейчас скажу, Анхель. У меня есть вопросы о клиенте, который был у тебя несколько месяцев назад. Об Эли Вимсе.

Дело это Ромеро вспомнил сразу:

– А, да. У меня его Винсент забрал. А теперь, раз он помер, оно, значит, к тебе перешло?

– Как и все дела Винсента. Но о Вимсе я узнал только что.

– Ну, дай тебе бог удачи с ними, брат. Так что ты хочешь узнать?

– В деле я разобрался. Однако меня удивляет, что Винсент, по словам Джоанн Джорджетти, сам его домогался. Это и вправду так?

Ромеро поскреб подбородок, роясь в своем банке памяти. На костяшках его кулака различались маленькие шрамы от удаленных татуировок.

– Да, точно, он съездил в тюрьму, поговорил с Вимсом, и тот подписал бумагу о смене адвоката.

– А он не сказал тебе, зачем ему понадобилось это дело? Он что, был знаком с Вимсом?

– Понятия не имею. Он просто подмигнул мне, этак, со значением, знаешь?

– Нет. – Я пододвинулся поближе к нему. – Что значит – подмигнул?

– Я спросил у него, на что ему сдался мой братан, открывший стрельбу в стране белых людей. Я-то думал, Джерри просто хочет доказать, что он не расист, однако он подмигнул с таким видом, будто в деле было что-то еще.

– А ты не спросил – что именно?

– Спросил, да он не ответил. Сказал только, что одна из пуль Вимса была волшебной. А какого черта это значит, я так и не понял.

«Волшебная пуля». Снова она. Мне показалось, что кровь заструилась по моим венам с удвоенной скоростью.

Войдя в офис, я прошел мимо Лорны и Киско, сидевших, глядя на экран компьютера, за столом секретарши. Направляясь к своему внутреннему святилищу, я на ходу сообщил им:

– Если у вас есть что сказать, говорите сразу. Я сажусь в одиночку.

– И тебе тоже добрый вечер, – сказала мне вслед Лорна.

Впрочем, она-то понимала, о чем идет речь. «Сесть в одиночку» означало, что я запираю все двери и окна, задергиваю шторы, отключаю телефоны и полностью сосредоточиваюсь на работе. И достучаться до меня, пока я не найду решения задачи, будет невозможно. А мне предстояло отыскать «волшебную пулю».

Я обошел стол Винсента, плюхнулся в кресло, открыл сумку и начал вытаскивать из нее папки. На мой взгляд, дело обстояло так: я против них. Где-то в этих папках был ключ к последней тайне Джерри Винсента.

Как только я разложил папки на столе, в кабинет вошли Лорна и Киско.

– Я что-то не видел Рен, – сказал я.

– И больше не увидишь, – ответила Лорна. – Она уволилась. Ушла на ланч и не вернулась.

– Как-то уж больно быстро она уволилась. Звонила?

– Ага. Теперь она будет секретарствовать у Брюса Карлина.

Я кивнул. Определенный смысл в этом присутствовал. Лорна уселась в одно из кресел. Киско остался стоять, вернее, начал прохаживаться у нее за спиной.

– И еще одно, – сказала Лорна. – Надо полагать, твое ходатайство насчет улики по делу Патрика задело некие чувствительные струны. Его обвинитель звонил тебе уже три раза.

Я улыбнулся. Похоже, мне все-таки удастся помочь Патрику.

– Ты не известил меня о том, что подаешь ходатайство, – сказала Лорна.

– Я отправил его вчера из машины. Думаю, жена получила на день рождения поддельные бриллианты. И теперь, чтобы она об этом не узнала, прокуратура хочет заключить с Патриком сделку – если я отзову свое ходатайство.

– Это хорошо. Патрик мне вроде как нравится.

– Надеюсь, ему повезет. Что еще?

Лорна заглянула в свой блокнот. Я знал, что она не любит, когда ее поторапливают, и все равно поторапливал.

– Тебе продолжают звонить журналисты, и помногу. Насчет Джерри Винсента, или Уолтера Эллиота, или обоих. Хочешь услышать, кто звонил и по какому поводу?

– Не хочу. На разговоры с журналистами у меня нет времени.

Я взглянул поверх головы Лорны на Киско, по-прежнему остававшегося на ногах.

– Ладно, Киско, твой черед. Что у тебя?

– Я поговорил с моим источником по поводу Винсента, так вот, о фотографии подозреваемого, которую показывал тебе Бош, он ничего не знает.

– Ничего? Как ты думаешь, что это значит? Может быть, Бош понял, что твой источник сливает нам информацию, и просто отсек его от дела?

– Не знаю. Однако существование снимка для него новость.

– А Бош приходил этим утром, чтобы показать фотографию Рен?

– Нет, – ответила Лорна. – Я все время была рядом с ней. Бош не приходил.

Что это может означать, я не понял.

– Что-нибудь еще?

– Да. Ликвидатор Винсента сохранил одну из принадлежавших Патрику длинных досок.

Я приподнял брови:

– Сколько он хочет за нее получить?

– Нисколько. Скажем так: он хочет сделать тебе одолжение. Думаю, он надеется, что в будущем ты станешь использовать его как своего ликвидатора. Нужно, чтобы сегодня вечером кто-нибудь забрал у него доску.

– Спасибо, Киско. Дай мне его адрес, я пошлю за доской самого Патрика. Тебе удалось побеседовать с Брюсом Карлином?

– Карлин опять напакостил, – сказала Лорна. – Он передумал. Позвонил в два часа – сразу после того, как Рен сообщила по телефону, что уходит, – и сказал, что хочет получить единовременную плату, а если нет, нам придется добывать имеющуюся у него информацию самостоятельно.

Я раздраженно тряхнул головой:

– И сколько же он хочет?

– Десять тысяч долларов.

– Ты, надо полагать, шутишь. – Я взглянул на Киско. – Это же вымогательство. На вас, ребята, что – вообще никакой управы нет?

Киско покачал головой:

– Управа-то на нас есть, этим занимается куча правительственных служб, однако официальной договоренности у Карлина с Винсентом не было. Мы никаких их контрактов не нашли, так что, похоже, закон Карлин не нарушает. Ты у нас юрист, вот ты мне и скажи, так это или нет.

Я ненадолго задумался, потом выбросил все из головы. Меня еще продолжал подпитывать запас адреналина, которым я обзавелся в здании суда.

– Ладно, спрошу у Эллиота, согласен ли он заплатить столько. А пока пороюсь в папках, и, если мне повезет, Карлин нам не понадобится. Спасибо вам обоим за все сделанное. А теперь уходите, и приятного вам вечера.

Лорна удивленно уставилась на меня:

– Ты отправляешь нас домой?

Я посмотрел на часы:

– А что такое? Уже почти половина пятого.

– Собираешься работать здесь ночью один? – спросил Киско.

– Я запру дверь. И никого не впущу, даже если придет хорошо знакомый мне человек.

Я улыбался. Лорна и Киско – нет. Я указал им на открытую дверь кабинета. В верху ее имелся засов, придававший словам «сесть в одиночку» новый смысл.

– Все будет хорошо. Послушайте, Патрик все еще должен быть где-то рядом. Попросите его подождать. Возможно, после того как я позвоню кое-куда, у меня найдется что ему сказать.

Я раскрыл на столе папку с делом Патрика Хенсона, отыскал телефонный номер обвинителя. Нужно было покончить с этой историей, чтобы она не мешала мне двигаться дальше.

Обвинителем был Дуайт Поуси, я уже имел с ним дело раньше, и он мне не нравился. Некоторые обвинители обращаются с защитниками так, точно те совсем недалеко ушли от своих клиентов, и, к сожалению, Поуси был как раз таким.

– Итак, Хэллер, – сказал он, – вы заняли место покойника, не правда ли?

– Да, что-то вроде этого. Вообще-то говоря, Дуайт, я отвечаю на ваш звонок. Вернее, на три. Так в чем дело?

– Я получил ходатайство, оно сейчас лежит передо мной на столе.

– И?..

– И, мм… ну, в общем, мы не хотим этого делать, Мик. Не хотим отдавать нашу улику на экспертизу.

– Видите ли, Дуайт, в этом и состоит вся красота системы. Решение на сей счет принимаете не вы. Его принимает судья. Потому я ходатайство и подал.

– Да нет, на самом-то деле мы собираемся снять обвинение в краже и оставить обвинение в хранении наркотиков.

Я улыбнулся, кивнул:

– Беда в том, что обвинение в хранении наркотиков возникло в ходе расследования кражи, так что второе без первого ну никак не обойдется. Ни в одном суде из тех, в которые мне случалось заглядывать, рассматривать второе без первого не стали бы.

– Тогда мы могли бы поговорить о том, как уладить дело без суда.

– Я готов к этому, Дуайт. Вам следует знать, что мой клиент добровольно прошел курс лечения, сейчас у него есть постоянная работа, и он уже четыре месяца к наркотикам не прикасался. В доказательство этого он готов сдать мочу – в любое время.

– А вот это действительно приятно слышать. Окружная прокуратура относится к тем, кто добровольно подвергается лечению, очень благосклонно. Не исключено, что Патрик сможет воспользоваться этим, чтобы вести в дальнейшем добропорядочную жизнь.

– Похоже, у вас уже имеется какой-то план, Дуайт. Вы меня радуете.

– Ладно, пришлите мне его больничные записи. Мы приложим их к нашим документам.

Поуси говорил о внесудебном решении дела. Если Патрик чист, дело через шесть месяцев просто отзовут из суда. Арест будет числиться за ним по-прежнему, но не приговор. Хотя…

– А вы не хотите изъять из его досье сведения об аресте?

– Э-э-э… вы просите слишком многого, Микки. В конце концов, он же совершил взлом, украл бриллианты.

– Он не совершал взлома, Дуайт. Он гостил в том доме. Так что все обвинения против него держатся на предположительных бриллиантах, не правда ли?

– Ну ладно, хорошо. Мы сделаем и это.

– Вы достойный человек, Дуайт.

Как только я положил трубку, в кабинет вошел Киско. В руке он держал желтый клейкий листочек и пистолет в кожаной кобуре. Киско обошел вокруг стола, положил передо мной листок, потом выдвинул ящик стола и опустил в него пистолет.

– Я думал, вы уже домой ушли, – сказал я. – И что это ты делаешь? Ты не имеешь права снабжать меня оружием.

– Этот пистолет самым законным образом зарегистрирован на мое имя. Я просто решил хранить его здесь.

– По-моему, ты перегибаешь палку.

– Лучше перегнуть, чем недогнуть. До завтра.

– Спасибо. Когда будешь уходить, пришли ко мне Патрика, ладно?

– Пришлю.

Он вышел из кабинета, и вскоре появился Патрик.

– Патрик, ликвидатор Винсента сохранил одну из ваших длинных досок. – Я протянул ему желтый листок. – Вы можете поехать по этому адресу и забрать ее. Просто скажите, что это я вас за ней прислал.

– О господи, спасибо!

– Да ладно, у меня есть для вас новости и получше.

И я пересказал ему мой недавний разговор с Дуайтом Поуси. В глазах у Патрика словно свет включился.

– Я должен позвонить маме, – сказал он. – Она так обрадуется!