Текст книги "Свинцовый вердикт (сокращ.)"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Он помолчал немного, потом ответил:

– Кого я должен убить?

Мы оба рассмеялись, и я почувствовал, как хотя бы часть напряжения этого дня спадает с меня.

– Этот вопрос мы обсудим отдельно, попозже, а пока имей в виду, то, о чем я прошу, может быть не менее рискованным. Я хочу, чтобы ты последил за присяжным номер семь.

Когда Патрик загнал машину в расположенный под моим домом гараж, было уже почти десять. Мы начали подниматься по лестнице на веранду. Четырнадцатичасовой рабочий день здорово меня измотал, и все же, когда я увидел, что в одном из кресел на веранде кто-то сидит, у меня в крови снова забурлил адреналин. Я вытянул в сторону руку, останавливая Патрика, как отец останавливает ребенка, пытающегося выйти на проезжую часть улицы.

– Привет, адвокат.

Бош. Я успокоился. Мы зашли на веранду, я отпер дверь, впустил Патрика в дом, потом закрыл ее и повернулся к Бошу.

– Хороший вид, – сказал он. – Вы заработали на него защитой подонков?

Я слишком устал, чтобы пикироваться с ним.

– Что вы здесь делаете, детектив?

– Да вот подумал, что после книжного магазина вы, наверное, домой поедете.

– Ладно, с делами я на сегодня покончил. Можете известить об этом вашу команду, если это действительно команда.

– После суда вы ужинали с клиентом в ресторане «Уотер-Гриль». Оба заказали филе палтуса, ваш клиент много пил, в результате вы отвезли клиента домой на его машине. По дороге домой вы остановились у «Книжного супчика», зашли в магазин и позвонили, не желая, по-видимому, чтобы ваш разговор услышал водитель.

Что же, впечатление он на меня произвел.

– Ладно, команда у вас имеется. Я это понял. И она где-то рядом. Но вы-то чего хотите, Бош? Что происходит?

Он встал, подошел ко мне.

– Я хочу спросить у вас все о том же, – сказал он. – Что так разгорячило и разволновало Уолтера Эллиота во время сегодняшнего ужина? И кому вы звонили из книжного магазина?

Глава тринадцатая

Мой черед заняться детективом Киндером настал только во вторник, под вечер, после того как обвинитель провел несколько часов, разбираясь в подробностях семейной жизни ответчика. Он остановился на продленном незадолго до убийства добрачном контракте и усилиях, которые Эллиот предпринимал, пытаясь определить, как много денег и какую степень контроля над «Арчвэй стьюдиоз» он потеряет в случае развода. Киндер показал также, что надежного алиби на определенное медицинскими экспертами время убийства у Эллиота не было. Кроме того, он рассказал о различных версиях следствия, которые были им проверены и сочтены несостоятельными.

Его дотошность играла мне на руку. Я полагал, что копание в подробностях должно было наскучить присяжным – и Жюли Фавро подтвердила это текстовым сообщением. Но в общем и целом Киндер и Голанц сумели создать впечатление, что работу они проделали исчерпывающую, а результаты ее позволяют назвать моего клиента убийцей – в итоге после полудня обвинитель счел себя достаточно удовлетворенным, чтобы сказать:

– Больше вопросов не имею, ваша честь.

Вот тогда и настал мой черед, и я вышел к кафедре.

– Детектив Киндер, я знаю, мы еще услышим об этом от медицинского эксперта, но, согласно вашим показаниям, после вскрытия вас проинформировали, что смерть миссис Эллиот и мистера Рильца наступила между одиннадцатью часами утра и полуднем.

– Совершенно верно.

– Случилась ли она ближе к одиннадцати или к полудню?

– Точное время назвать невозможно. От экспертов мы получаем только временны́е рамки.

– Получив эти рамки, вы продолжили расследование, дабы убедиться в том, что у человека, которого вы уже арестовали, алиби отсутствует, так?

– Я бы не стал формулировать это именно таким образом. Я сказал бы, что обязан был продолжить расследование дела. И выполняя эту обязанность, я установил посредством опроса многих свидетелей и с помощью записей, которые делает привратник «Арчвэй стьюдиоз», что в то утро мистер Эллиот покинул студию в десять сорок – в машине, которую вел сам. Это давало ему массу…

– Спасибо, детектив, вы ответили на мой вопрос.

Голанц встал и попросил дать свидетелю возможность закончить ответ. Стэнтон его просьбу удовлетворил. Киндер продолжил своим профессорским голосом:

– Это давало мистеру Эллиоту массу времени на то, чтобы доехать до дома на берегу, не выходя за пределы временны́х рамок убийства.

– Вы говорите, «массу времени»?

– Достаточное количество времени.

– Ранее вы показали, что несколько раз проделали этот путь сами. Когда именно?

– В первый раз через неделю после убийства. Я выехал из «Арчвэй» в десять сорок и оказался у дома в Малибу в одиннадцать сорок две.

– Вы уверены, что ехали одним с мистером Эллиотом маршрутом?

– Нет, не уверен. Я просто выбирал путь, который представлялся мне наиболее очевидным и быстрым.

– Движение в Лос-Анджелесе бывает чрезвычайно непредсказуемым, не так ли?

– Так.

– Именно потому вы и проделали этот путь несколько раз?

– Да, это одна из причин.

– Детектив, вы показали, что проехали по этому пути пять раз и неизменно приезжали к дому в Малибу до того, как закрывалось то, что вы назвали временны́м окном убийства, верно?

– Верно.

– Пожалуйста, скажите присяжным, сколько раз вы отправлялись в этот путь, но не доезжали до места назначения, поняв, что поспеть к «закрытию окна» вам не удастся.

– Ни разу.

Однако этот ответ Киндера сопровождался короткой заминкой, и я был уверен, что присяжные ее заметили.

– Детектив, если я представлю суду записи, показывающие, что из ворот «Арчвэй» вы выезжали в десять сорок не пять раз, а семь, назовете ли вы их подложными?

– Нет, но я не…

– Благодарю вас. Так скажите нам, детектив, сколько раз вы прерывали ваши пробные поездки, не добравшись до Малибу.

– Два раза.

– Какими они были по счету?

– Второй и последней – седьмой.

– Вы останавливались, поняв, что добраться до дома в пределах временны́х рамок убийства вам не удастся, так?

– Нет. Один раз меня отозвали в управление, чтобы я провел допрос, а в другой я услышал по радио вызов и отправился помогать помощнику шерифа.

– Почему вы не отметили эти случаи в ваших отчетах о тестовых поездках?

– Они же остались незавершенными, и я полагал, что к делу они отношения не имеют.

– Таким образом, в определении числа случаев, в которых вы останавливались, не добравшись до дома Эллиота, нам остается полагаться только на ваше слово, правильно?

– Да, пожалуй, правильно.

Что же, на этом фронте я потрепал его достаточно и надеялся, что смог хотя бы кого-то заставить усомниться в достоверности его показаний. Теперь же я собирался нанести Киндеру удар, которого он не ожидал.

Я попросил у судьи разрешения на секунду прерваться, подошел к столу защиты и наклонился к уху моего клиента.

– Кивайте, как будто я говорю вам что-то очень важное, – прошептал я.

Эллиот кивнул, а я, взяв папку, вернулся на прежнее место и открыл ее.

– Скажите, детектив, на каком этапе расследования вы установили, что главным объектом этого двойного убийства был Иоганн Рильц?

Киндер открыл было рот, чтобы ответить, затем откинулся на спинку кресла, подумал:

– Я не устанавливал этого ни на каком этапе.

– Следствие что же, вообще не проявляло к нему интереса?

– Ну, он был жертвой преступления. Это, безусловно, сделало его объектом нашего внимания, таковы правила.

– Стало быть, интересом к нему и объясняется то обстоятельство, что вы поехали в Германию, дабы изучить его прошлое, так?

– Я не ездил в Германию.

– А во Францию? В его паспорте указано, что он жил там, прежде чем перебраться в Соединенные Штаты.

– Мы не сочли такие поездки необходимыми. Попросили Интерпол проверить его прошлое, оно оказалось чистым.

– Что такое Интерпол?

– Так называется Международная организация уголовной полиции. Она осуществляет связь между полицейскими службами более чем ста стран.

– Вы не связывались напрямую с полицией Парижа, в котором Рильц жил пять лет назад?

– Нет. Для выяснения его прошлого мы использовали наши контакты в Интерполе.

– Интерпол проверил, не числятся ли за ним аресты по уголовным обвинениям, так?

– Да, в числе прочего. Хотя к чему это прочее сводится, я представляю себе довольно смутно.

– Если мистер Рильц работал на парижскую полицию как осведомитель в делах, связанных с наркотиками, Интерпол предоставил бы вам сведения об этом?

– Я не знаю.

– Органы охраны правопорядка, как правило, очень неохотно раскрывают имена своих тайных осведомителей, не так ли?

– Так. Это может поставить осведомителя в опасное положение.

– То есть быть осведомителем полиции, расследующей уголовное дело, опасно?

– В определенных случаях – да.

– Вам когда-нибудь приходилось расследовать убийство такого тайного осведомителя, детектив?

Голанц встал и попросил предоставить ему возможность провести короткое совещание между сторонами процесса и судьей. Судья поманил нас к себе, мы подошли.

– Мистер Голанц? – произнес он.

– Судья, в представленных нам мистером Хэллером материалах нет даже намека на то, о чем он сейчас расспрашивает свидетеля.

Судья подъехал вместе с креслом ко мне:

– Мистер Хэллер?

– Судья, следствие было проведено небрежно, поэтому…

– Оставьте эти разговоры для присяжных. Что у вас есть?

Я вынул из папки и положил перед ним компьютерную распечатку – так, чтобы Голанц видел ее вверх ногами:

– Это статья, четыре с половиной года назад напечатанная в «Ле Паризьен». Иоганн Рильц назван в ней свидетелем обвинения при разбирательстве крупного дела о торговле наркотиками. Управление уголовной полиции использовало его для покупки наркотиков и проникновения в сеть наркоторговцев. А следствие даже не…

– Статья написана по-французски, мистер Хэллер. У вас имеется ее перевод?

– Извините, ваша честь. – Я положил перед ним второй листок.

Голанц, изогнув шею, попытался прочесть его.

– Откуда вы знаете, что речь идет о том же самом Иоганне Рильце? Это же не официальный документ.

Я выложил последний листок:

– Это фотокопия одной из страниц паспорта Рильца, я взял ее из материалов, представленных мне обвинением. Она показывает, что Рильц уехал из Франции в Соединенные Штаты через месяц после этой истории. Вдобавок к этому в статье правильно указан его возраст и сказано, что он закупал для копов наркотики, пользуясь своим положением декоратора интерьеров. Это определенно он, ваша честь. И очень многие люди оказались из-за него в тамошних тюрьмах.

Голанц горестно покачал головой.

– Это нарушение правил предоставления материалов другой стороне. Вы не имели права скрывать эти документы, а потом без всякого предупреждения вываливать их на голову обвинения.

– Ваша честь, если кто-то и скрывал что-то, так именно прокуратура. Я полагаю, что ее свидетель обладал этими сведениями, но утаил их.

– Это серьезное обвинение, мистер Хэллер, – нараспев произнес судья.

– Судья, в мои руки эта информация попала совершенно случайно. В воскресенье я обратил внимание на то, что мой детектив, пользуясь компьютером, который достался мне вместе с практикой в наследство от Винсента, прогоняет все связанные с этим делом имена через интернетовскую поисковую систему. Поиск проводился только на английском. А поскольку я видел в материалах обвинения фотокопию паспорта Рильца, я расширил поиск до французского и немецкого языков и через две минуты получил эту статью. Мне трудно поверить, что в управлении шерифа, прокуратуре и Интерполе нет ни одного человека, который не знал бы о ее содержании. Так что пострадавшей стороной, судья, чувствует себя как раз защита.

Я не поверил своим глазам. Тем не менее судья повернулся к обвинителю и прищурился. Впервые за весь процесс. Я немного отступил вправо, чтобы дать большей части присяжных возможность полюбоваться этим зрелищем.

– Что вы на это скажете, мистер Голанц? – спросил судья.

– Абсурд. Все, что мы смогли установить, содержится в материалах обвинения. И я хотел бы спросить, почему мистер Хэллер не уведомил нас о существовании этой статьи еще вчера.

Я бесстрастно уставился на Голанца:

– Если бы я знал, что вы свободно владеете французским, то отдал бы вам ее сразу, Джефф. А перевод статьи мне принесли лишь сегодня, за десять минут до того, как я приступил к перекрестному допросу.

– Ну хорошо, – сказал судья. – Что вы собираетесь предпринять для проверки этой информации, мистер Хэллер?

– Я собираюсь попросить моего детектива заняться работой, которую управление шерифа должно было проделать еще шесть месяцев назад.

– Разумеется, мы тоже все проверим, – добавил Голанц.

Судья поднял вверх руку.

– Хорошо, – сказал он. – Мистер Хэллер, я разрешаю вам использовать эти сведения для защиты вашего клиента – при условии, что вы проверите истинность сказанного в статье и личность названного в ней Иоганна Рильца. Думаю, вопрос исчерпан, джентльмены.

Судья откатился в кресле на свое обычное место, мы с Голанцем вернулись на свои. Висевшие в зале суда часы показывали без десяти пять.

Я взошел на кафедру.

– Ваша честь, я намереваюсь в самом скором времени провести расследование деятельности мистера Рильца во Франции. Пока же у меня больше нет вопросов к детективу Киндеру.

Я сел. Судья отпустил присяжных до следующего дня.

Я посмотрел, как они покидают зал, потом повернулся, чтобы взглянуть на тех, кто в нем сидел. Все трое Рильцев смотрели на меня злыми, мертвыми глазами.

Киско позвонил мне домой в десять. Сказал, что он в Голливуде, неподалеку от меня, и хотел бы зайти. И добавил, что у него есть кое-какие новости насчет присяжного номер семь.

Повесив трубку, я сказал Патрику, что собираюсь выйти на веранду, поговорить с глазу на глаз с Киско. Затем надел свитер, взял папку, которую показывал в этот день судье, и отправился на веранду дожидаться детектива.

Над холмами горел, точно домна, Сансет-Стрип. Этот дом я купил в самый прибыльный год главным образом ради открывавшегося с веранды вида на город. Он никогда не переставал завораживать меня, ни днем ни ночью.

– Привет, босс.

Я вздрогнул. Киско поднялся на веранду и зашел ко мне за спину, а я этого даже не услышал. Должно быть, он заехал по Фэйрфакс-авеню на холм, заглушил мотор и спустился к дому накатом.

Я указал ему на маленький столик и кресла, стоявшие под свесом крыши. Он сел, заглянул в окно гостиной. Там работал телевизор – Патрик смотрел канал, посвященный экстремальным видам спорта. Какие-то люди делали сальто на снегоходах.

– Это что, спорт? – спросил Киско.

– Похоже что так – для Патрика.

– Как у тебя с ним все складывается?

– Нормально складывается. Да он здесь и всего-то на пару недель. Так расскажи мне о седьмом номере.

– Прямо к делу? Ладно. – Он завел руку за спину, достал из заднего кармана маленький блокнот. – Его зовут Дэвид Максуини, и почти все, что он указал в «джи-ведомости», вранье.

Заполнение «джи-ведомости» составляло часть процесса voir dire: кандидат в присяжные указывал в ней свое имя, профессию, почтовый индекс и отвечал на основные вопросы. В случае нашего процесса имя исключалось.

– Приведи примеры.

– Ну-с, согласно почтовому индексу, живет он в Палос-Верде. Вранье. Я проследил этого парня до его квартиры на краю Беверли, прямо за Си-би-эс. – Киско указал на юг, в сторону здания телецентра Си-би-эс. – Один мой знакомый проверил номерной знак его пикапа – Дэвид Максуини проживает как раз по этому адресу. Потом этот знакомый отыскал его водительские права и прислал мне фото. Фамилия нашего дружка – Максуини.

– Ты же черт знает как наследил, Киско.

– Спокойнее, приятель. Мой знакомый посылал все с чужого компьютера, а пароль он выклянчил у своего старика-лейтенанта. Так что с этой стороны нам ничто не грозит, понятно?

Коп крадет у копа. Почему меня это не удивляет?

– Хорошо, – сказал я. – Что еще?

– Еще мы проверили его заявление, что он никогда не попадал под арест. Вооруженное нападение в девяносто седьмом и сговор с целью совершения мошенничества в девяносто девятом. Правда, насколько мне известно, осужден ни разу не был.

Интересно было бы узнать, каким это образом в делах о вооруженном нападении и мошенничестве удалось обойтись без обвинительных приговоров. Впрочем, я понимал и другое: просмотреть эти дела, не предъявив удостоверения личности, Киско не мог.

– Ладно, это мы пока оставим. Что-нибудь еще?

– Да. Я же тебе говорю, по-моему, этот малый не написал ни слова правды. Указал, что он инженер, работает в «Локхиде», а в телефонном справочнике этой компании никакого Дэвида Максуини не значится. – Киско поднял перед собой обе ладони. – Так что происходит? Только не говори мне, что сукин сын обвинитель подсадил в жюри присяжных своего человека.

– Я тебе лучше ничего говорить не буду. Он с кем-нибудь встречался?

– Пока нет. Но я и ходил-то за ним всего лишь с пяти.

– Ладно, Киско, ты отлично поработал. Теперь оставь его и вернись вот к этому. – Я пододвинул к нему папку.

Он хитро улыбнулся:

– А что ты сказал судье?

Я и забыл, что он присутствовал в зале суда.

– Сказал, что повторю поиски и попробую подключить к делу французов. Я даже заново отпечатал в воскресенье ту статью, чтобы на распечатке стояла свежая дата. Где твоя переводчица?

– Да, наверное, в общежитии, в Вествуде. Я ее через Сеть нашел, она тут учится по обмену.

– Ну так вот, позвони ей и попроси встретиться с тобой, потому что сегодня тебе потребуется перевод. В Париже сейчас сколько – на девять часов больше, чем у нас? В полночь начни обзванивать всех жандармов, которые занимались делом о торговле наркотиками, и уговори одного из них прилететь сюда. Денег не жалей. Чем скорее он здесь окажется, тем лучше.

– Когда договорюсь с кем-нибудь, позвонить тебе?

– Нет. Мне нужно отоспаться. Позвони завтра утром.

Глава четырнадцатая

В понедельник утром я надел костюм от Корнелиани. Я сидел рядом со своим клиентом, готовый приступить к представлению доказательств его невиновности. Джеффри Голанц тоже сидел за своим столом и был готов воспрепятствовать моим усилиям. Зал снова был набит битком. А вот стоявший перед нами судейский стол пустовал. Судья засел у себя в кабинете и уже почти час занимался там непонятно чем. Что-то случилось, но что именно, об этом нас пока не уведомили. Я видел, как судебные приставы провели в кабинет судьи незнакомого мне мужчину, а затем вывели его оттуда.

– В чем дело, Джефф, как вы думаете? – наконец спросил я у Голанца через разделявший нас проход.

Голанц повернулся ко мне. Он снова был в черном костюме, но, поскольку обвинитель надевал его каждый день, импозантным этот костюм больше не казался. Голанц пожал плечами:

– Понятия не имею.

Обвинение излагало свои доводы всю предыдущую неделю. Я провел пару длинных перекрестных допросов его свидетелей, однако большую часть этого времени занял все-таки Голанц, изо всех сил старавшийся уничтожить моего клиента. Почти целый день он продержал на свидетельском месте медицинского эксперта, излагавшего душераздирающие подробности того, как и когда умерли жертвы преступления. Еще полдня он допрашивал личного бухгалтера Уолтера Эллиота, который рассказывал о том, сколько денег должен был потерять ответчик в случае развода. И почти столько же времени он терзал технического эксперта управления шерифа, давшего показания о том, как он обнаружил на руках и одежде Эллиота значительное количество пороховой гари.

В промежутках Голанц проводил более короткие допросы менее важных свидетелей, а пятницу закончил попыткой выжать из присяжных слезу – женщина, с которой Митци Эллиот дружила всю жизнь, рассказала о том, как Митци поделилась с ней планами развода, о последовавшей за этим стычке супругов и о синяках, которые она видела на руках у Митци на следующий день. Свидетельница плакала и никак не могла остановиться.

В этот понедельник инициатива должна была перейти к защите. Я провел выходные, готовя к даче показаний двоих своих главных свидетелей – специалиста по пороховой гари и сильно страдавшего от разницы во времени капитана французской полиции. Теперь я готов был приступить к работе, да вот только судьи на месте не было.

– Что происходит? – шепотом спросил Эллиот.

Я пожал плечами:

– Мне об этом известно не больше вашего.

Лоб Эллиота рассекала глубокая морщина. Он понимал: случилось нечто непредвиденное. Я снова оглянулся на зал и только теперь заметил, что несколько мест за спиной обвинителя пустуют. Немцы отсутствовали. Я уже собрался спросить у Голанца, куда они подевались, когда к перегородке подошел облаченный в форму полицейский и поманил его к себе, помахав какой-то бумажкой.

– Простите, вы обвинитель? – спросил он. – С кем я могу поговорить вот об этом?

Голанц встал, приблизился к нему, взглянул на бумажку.

– Это повестка, которой защита вызвала вас в суд. Вы ведь помощник шерифа Столлуорт?

– Совершенно верно.

– Ну, тогда вы пришли куда следует.

– Не уверен. Я не имею к этому делу никакого отношения.

– Вы не были в том доме? Может быть, вы стояли в охранении?

Я видел, что в голове у Голанца уже завертелись колесики, однако, когда он поймет, что к чему, будет поздно.

– Да я вообще спал у себя дома. В тот день я работал в ночную смену.

– Секундочку. – Голанц отошел к своему столу, заглянул в список моих свидетелей.

– Что это значит, Хэллер?

– Что именно? Свидетель в списке указан. Его имя там уже две недели стоит. – Я встал, подошел к перегородке. – Я Майкл Хэллер, помощник Столлуорт, это я послал вам повестку. Подождите в коридоре, я вызову вас, как только начнется слушание дела.

Столлуорт взглянул, надеясь получить какую-то помощь, на Голанца, однако тот уже шептал что-то в сотовый телефон.

– Послушайте, – сказал я, – просто выйдите в коридор, и я…

Но тут секретарь позвал нас в кабинет судьи. Голанц закончил разговор, встал, и мы вместе пошли к кабинету.

Судья сидел в черной мантии за своим столом.

– Присядьте, джентльмены, – сказал он. – Я хочу рассказать вам о случившемся.

Мы с Голанцем сели бок о бок. Стэнтон прикрывал руками лежавший перед ним на столе листок бумаги.

– У нас необычная ситуация, связанная с неправомерным поведением присяжного, – сказал он. – В четверг в мой офис поступило письмо, прочесть которое я смог только в пятницу вечером, после суда. В письме говорилось… впрочем, вот оно. Я уже успел подержать его в руках, а вот вам к нему прикасаться не следует.

Он поднял перед собой письмо, дав нам возможность прочитать его.

Судья Стэнтон, Вам следует знать, что присяжный номер семь – не тот, за кого он себя выдает. Обратитесь в «Локхид» и проверьте отпечатки его пальцев. Он несколько раз побывал под арестом.

Отпечатано письмо было, судя по всему, на лазерном принтере.

– Конверт, в котором оно пришло, вы сохранили? – поинтересовался я.

– Штемпель на нем стоит голливудский. Разговаривать с номером семь я не стал. Посоветовался с коллегами и был готов обсудить все с вами и с ним сегодня утром. Проблема только в том, что присяжный номер семь в суде не появился.

Некоторое время мы с Голанцем ошеломленно молчали.

– Не появился? – переспросил наконец Голанц. – А вы посылали полицейских в…

– Да, я послал домой к номеру семь судебных приставов, и его жена сказала им, что муж на работе. Они поехали в «Локхид», нашли его и привезли сюда. Но только он не был присяжным номер семь. В компьютере седьмой значится как Родни Л. Банглунд, а человек, который просидел две недели на скамье присяжных, – это вовсе не Родни Банглунд. Мы не знаем, кто он и куда подевался.

– И во что все это выливается? – спросил я. – Мы получаем повторное рассмотрение дела?

– Не думаю. Мы вызовем в зал присяжных, скажем, что седьмой исключен из их состава и заменим его кем-нибудь из списка запасных. Тем временем управление шерифа постарается убедиться в том, что каждый из них именно тот, за кого себя выдает, черт бы их всех побрал. Мистер Голанц?

– Обвинение готово к продолжению процесса.

– Мистер Хэллер?

Я утвердительно кивнул. Все складывалось так, как я и хотел.

– У меня появился свидетель из Парижа. Мой клиент пересмотра дела не хочет.

– Хорошо. Возвращайтесь в зал, я выйду через десять минут.

Эллиот набросился на меня с вопросами, как только я приблизился к столу защиты:

– В чем дело? Что происходит?

– Присяжный номер семь не явился на слушание, а судья выяснил, что он – обманщик, – прошептал я.

Эллиот опешил:

– Боже, и что это значит?

– Процесс будет продолжен с другим присяжным, однако предстоит расследование, которое должно выяснить личность седьмого номера. Надеюсь, Уолтер, оно не приведет к вашей двери.

– Но теперь мы не можем продолжать. Вы должны потребовать повторного рассмотрения дела.

Увидев умоляющее выражение его лица, я понял, что в защитника своего он никогда всерьез не верил.

– Судья сказал, что повторного рассмотрения не будет. Не беспокойтесь, Эллиот. Мы победим – открыто и честно.

Секретарь суда призвал всех к порядку, судья поднялся по ступенькам к своему месту.

– Процесс «Калифорния против Эллиота» возобновляется, – объявил он. – Введите присяжных.

Первым свидетелем защиты был Хулио Мунис, внештатный видеооператор-фрилансер из Топанга-Каньон, который в день убийства смог опередить все прочие средства массовой информации. С помощью нескольких вопросов я быстро установил, что Мунис прослушивал из своего дома и из машины полицейскую волну, узнавал адреса, по которым совершались разного рода преступления, вел там съемки, а затем продавал отснятые материалы местным телевизионным компаниям.

– Мистер Мунис, что вы сделали, приехав к дому Эллиота? – спросил я.

– Ну, я увидел, что в патрульной машине уже сидит какой-то подозреваемый, и сразу вытащил камеру.

Я представил суду – в качестве первого вещественного доказательства защиты – цифровую видеокассету, которой Мунис пользовался в тот день, воспроизвел запись с того момента, когда он начал снимать Эллиота, и остановил ее на кадре, который показывал, что мой клиент сидит в машине сзади, справа. Эллиот сидел, наклонившись вперед, потому что руки у него были скованы за спиной и сидеть ему было неудобно.

– Мистер Мунис, позвольте привлечь ваше внимание к крыше патрульной машины. Что на ней написано?

– Там стоит обозначение машины, «четыре-А», или «четыре-альфа».

– Вы узнаете это обозначение? Вы его видели прежде?

– Да, машину «четыре-альфа» я уже видел в тот день.

– И при каких обстоятельствах?

– Я услышал по радио о стрельбе в парке «Малибу-Крик», приехал туда в два часа ночи и провел съемку.

– То есть почти за двенадцать часов до того, как вы снимали происходившее у дома Эллиота, вы вели съемку в парке?

– Совершенно верно.

– И там тоже присутствовала машина «четыре-альфа»?

– Да. Когда около пяти утра подозреваемого наконец взяли, его увезли оттуда на «четыре-альфа». В этой же самой машине. Отснятый там материал тоже имеется на кассете.

– Давайте посмотрим и его, – сказал я.

Голанц тут же встал, внес возражение и попросил о совещании сторон и судьи. Судья подозвал нас к себе, я подошел к его столу, прихватив с собой список свидетелей.

– Ваша честь, – сердито сказал Голанц. – Защита опять преподносит нам сюрпризы. В их материалах ничего не сказано ни о показаниях этого свидетеля, ни о намерении заняться с его помощью исследованием другого преступления.

Я спокойно положил перед судьей список свидетелей.

– Здесь ясно указано, что Мунис даст показания о видео, которое он снимал второго мая, в день убийства. Съемки в парке велись второго мая. Мистер Голанц мог проверить это по имеющимся у него видеоматериалам.

Судья с секунду вглядывался в список, затем кивнул:

– Возражение отклоняется. Можете продолжать, мистер Хэллер.

Я вернулся на свое место, отмотал видео назад и начал воспроизводить его. Съемка велась ночью, поэтому изображение было зернистым. В конце концов на экране появился мужчина со скованными сзади руками, которого усаживали в патрульную машину. Помощник шерифа закрыл дверцу. Камера прошлась по машине, и я остановил воспроизведение. Прикрепленный к камере фонарик освещал крышу машины и человека на заднем сиденье.

– Какое обозначение стоит на крыше машины, мистер Мунис?

– Все то же, «четыре-А», или «четыре-альфа».

– А где сидит человек, которого она перевозит?

– На заднем сиденье справа.

– Он в наручниках?

– Ему сковали руки сзади. Я заснял, как это делалось.

– То есть он занимает в машине то же самое место, которое занимал мистер Эллиот, когда вы снимали его восемь часов спустя?

– Да, верно. Та же самая поза и то же самое место.

– Благодарю вас, мистер Мунис. У меня больше нет к вам вопросов.

Перекрестный допрос Голанц проводить не стал. Опровергать ему было нечего. Мунис покинул свидетельское место, а я вызвал помощника шерифа Тодда Столлуорта.

У вошедшего в зал Столлуорта вид был усталый. Я быстро установил, что в первую смену того дня, когда были совершены убийства, машину «альфа» водил по участку Малибу именно он. Голанц снова внес возражение и попросил о совещании с судьей, подняв перед собой руки с таким выражением, с каким обычно говорят: «Ну что же это такое?» Мне его повадки начинали понемногу приедаться.

На этот раз я просто положил перед судьей список свидетелей и провел пальцем по именам, пока не добрался до Тодда Столлуорта.

– Судья, он совершенно ясно указан среди свидетелей из числа полицейских. И в объяснении причин, по которым я его вызываю, опять-таки указано, что он расскажет о том, чем занимался второго мая. Я написал это, потому что никогда с ним не разговаривал.

Голанц явно делал над собой усилия, стараясь сохранить самообладание:

– Судья, с самого начала процесса защита полагается на обман и трюки, посредством которых…

– Мистер Голанц, – перебил его судья, – не говорите того, чего не можете доказать. Этот свидетель, так же, как и предыдущий, записан здесь черным по белому. А вы лучше следите за своими словами.

Голанц выслушал судью, понурившись.

– Ваша честь, обвинение просит о коротком перерыве, – негромко сказал он.

– Ваша честь, – вмешался я. – Я возражаю против каких бы то ни было перерывов. Он просто хочет обработать моего свидетеля, чтобы тот дал показания в его пользу.

– А вот против этого возражаю я, – заявил Голанц.

– Перерыва не будет, – постановил судья. – Возражение отклоняется.

Мы разошлись по своим местам, и я снова воспроизвел кусок записи, показывающий, как закованного в наручники человека усаживают в парке «Малибу-Крик» на заднее сиденье машины «4-альфа». И снова остановил воспроизведение.

– Помощник Столлуорт, это та самая машина, которую вы водили?

– Да, это она.

– Кто этот человек на заднем сиденье?

– Его имя – Эли Вимс.

– Наручники надеты на него потому, что он арестован?

– Да. Его арестовали за попытку убить меня – это во-первых. И во-вторых, за незаконную стрельбу.