Текст книги "Бегство из сумерек (сборник)"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Остановитесь! Несчастные безумцы! Вы же уничтожите корабль! Ступайте к шлюзовой камере. Я встречу вас там!

Но они уже проломили дыру и в облаке ледяных игл ввалились в рубку. Он успел лишь прохрипеть: «Вы сгубили экспедицию…» и упал замертво.

Глава 16

Он очнулся на полу рубки. Со стоном повернув голову, он увидел возле левой руки – с закатанным рукавом рубашки – пустую ампулу из-под продитола, а под щекой – сложенную куртку. Еще один взгляд – на хронометр – помог сориентироваться во времени. Утро. Постепенно он вспомнил, что случилось здесь накануне, и удивился собственному самообладанию: значит, все-таки успел сделать инъекцию, чтобы снять наваждение.

Внезапно он чуть не подпрыгнул от неожиданности – возле него раздался спокойный, ничуть не изменившийся за это время голос брата:

– Пришел в себя? Вот и хорошо. Как ты себя чувствуешь?

Райн поднял глаза в направлении голоса – так и есть, Джон. Брат ласково усмехнулся и протянул лежащему руку:

– Вставай, бедолага!

Райн все еще не может прийти в себя от удивления.

– Как тебе удалось проснуться, братишка? Вот это сюрприз!

– Скорее всего, это сделал компьютер. В его программе, вероятно, заложена такая возможность – на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. Современная техника все-таки! Ты не представляешь, как я рад! Только теперь я понял, насколько неразумно поступил, взвалив все на себя одного! Самонадеянный осел! Я даже не предполагал, насколько велико перенапряжение…

– Да не переживай ты так! Если хочешь, можешь даже отдохнуть в анабиозе. Я тут управлюсь…

Но Райн поспешно прервал его:

– Я не до такой степени плох, Джон. Поверь. Просто срыв от длительного одиночества. А теперь, когда ты рядом, есть с кем разделить его, да заодно и поделиться заботами. Никогда бы не подумал, что одиночество так чудовищно…

– Он слегка поежился и с трудом удержался от желания оглянуться.

– Безусловно, – кивнул Джон. Он произнес это слово с таким чувством, как будто сам пережил нечто подобное, а потом, желая по-видимому сгладить излишнюю серьезность, добавил: – Не мешало бы свечку поставить во здравие аварийной системы!

– Аминь, – рассмеялся Райн.

Ах, как было бы прекрасно, если бы вместо Джона проснулась Джанет, подумалось Райну. Он отогнал эту приятную мысль: конечно, Джон парень неразговорчивый, но пользы для дела от него значительно больше, хотя…

Стоя за спиной Джона, Райн понаблюдал, как тот умело провел контроль одного из датчиков. Джон полуобернулся к брату и мягко проговорил:

– Тебе, пожалуй, лучше прилечь. Не беспокойся – я управлюсь.

Предвкушая отдых, Райн взмахом руки попрощался со «сменщиком» и отправился в жилой отсек.

Он удобно устроился в постели и еще раз порадовался тому, что одна доза продитола надежно избавила его от галлюцинаций. Однако присутствие Джона вызывало некоторую тревогу.

Райн не знал, догадывался ли Джон о его связи с Джанет. Скупой на слова и несклонный к внешнему проявлению чувств, тот вполне мог затаить обиду, а потом неожиданно проявить ее. Следовало держать ухо востро.

Ему вдруг вспомнилась давняя история, связанная с дочерью Карсона, Сарой…

В свое время и Карсон, и Райн начали постигать азы бизнеса в компании «Игрушки Сондерса». Изучив тонкости профессии, они отделились от нее, образовав свои фирмы – «Игрушки Райна» и «Свет Луны» – и с тех пор стали конкурентами на рынке сбыта своей продукции. Сохранив прежние приятельские отношения, они часто встречались за совместными трапезами, пока этот обычай не канул в Лету. Позже они стали ограничиваться беседами по видеотелефону, но от этого их отношения не стали менее теплыми.

Когда на политической сцене появились Патриоты, Карсон превратился в ярого сторонника нового движения, и с тех пор их встречи приняли эпизодический характер. Однако со временем прагматизм Райна тоже привел его в стан Патриотов, и теперь он чаще виделся с товарищем по партии, хотя больше и не испытывал к нему истинно товарищеских чувств. Чаще всего эти встречи случались на каком-нибудь мероприятии, устроенном Патриотами. И однажды на одном из митингов Карсон появился вместе с дочерью.

За время знакомства с Карсоном маленькая Сара превратилась в яркую красавицу и к двадцати двум годам покорила уже не одно мужское сердце.

В тот период между Райном и Джозефиной «пробежала черная кошка»: нервы Джозефины не выдержали постоянной тревоги за детей и общей непредсказуемости жизни, и она постоянно находилась под воздействием успокоительных средств; а Райна доконали неприятности с фирмой, над которой – как дамоклов меч – повисла угроза экспроприации. Все это, конечно, не способствовало ладу в семье. Именно тогда и появилась Сара.

Однако инициатива более тесного знакомства принадлежала не Райну, а энергичной Саре: она постаралась очаровать старого знакомого отца с первой же встречи.

Местом их свиданий стала недостроенная гостиница, где за чисто номинальную стоимость Райн снимал многокомнатный номер: в то время гостиницы пустовали, поскольку далеко не каждый рисковал – без крайней необходимости – покидать родные стены.

С появлением Сары от депрессии не осталось и следа: в плотских утехах она оказалась пылкой и ненасытной партнершей. Теперь Райну было не до уныния – только бы удалось урвать днем часок-другой для сна.

Свое отсутствие дома он оправдывал необходимостью посещать все мероприятия Патриотов и иногда в самом деле появлялся там в обществе Сары и ее отца.

Через некоторое время Карсон расплевался с Патриотами и стал основателем собственной партии так называемых пустотников, основная идея которой заключалась в том, что Земля не шар, а воздушный пузырь внутри некой тверди. Человечество, по мнению Карсона, обитало не на поверхности сферы, а – напротив того – внутри нее.

Как ни забавно, но ему удалось завербовать порядочное число последователей, разделявших с ним веру в Пустотелую Землю. Сара по-прежнему сопровождала отца на сборища, ссылаясь, правда, не на его слабую голову, а на больное сердце.

Спустя некоторое время «пустотник» Карсон возненавидел Патриота Райна, увидев в нем врага прогрессивных идей новой партии. Это Сара – в перерывах между ласками – и сообщила Райну, добавив:

Теперь он и слышать не желает о тебе, дорогой, так что нам придется расстаться.

– Ты и в самом деле собираешься так поступить?

– Разумеется. Ты знаешь – у него такое больное сердце. Не могу же я лишний раз огорчать его.

– Но ты знаешь и то, что он просто старый дуралей, выживший из ума! Нельзя же всю жизнь потакать его фантазиям.

– Я люблю своего старенького папочку.

– То-то ты постоянно виснешь на нем!

– Я вообще предпочитаю пожилых мужчин, иначе, милый, ни за что не связалась бы с тобой!

От такой откровенности Райн онемел – он искренне любил Сару, а она так унизила его мужское достоинство! Взяв себя в руки, он резко проговорил:

– Язык у тебя как бритва – так и режет по живому.

– Да брось переживать, дорогой. В твоем возрасте ты и молодым можешь дать фору.

– Благодарю за комплимент, – угрюмо ответил Райн. Он налил в стакан воды, понюхал жидкость и с отвращением выплеснул в раковину. – Какая гадость. Наверняка что-то добавляют в воду.

Обнаженная красотка на постели с деланным сочувствием изрекла:

– Конечно, бедняжка. Там наркотики, цианид, что-то для оболванивания мозгов. Ты разве не знал?

– Скорее это напоминает дохлую крысу, – проворчал Райн и принялся одеваться. – Вставай, пора ехать. До комендантского часа всего ничего.

– Разве не хочешь в последний разок… а? Чтобы лучше запомнилось?

– Ты и в самом деле решила поставить крест на наших отношениях?

Как ты можешь так говорить, дорогой? Я ни за что не отказалась бы от тебя, но… Если папа узнает, это убьет его.

– Чтоб он сгинул, старый негодник, – проворчал Райн.

Может, ты и прав, – проговорила любящая дочь, спуская с постели длинные ноги. – Ты отвезешь меня домой?

Так и быть…

Обида на Сару вернула давно забытую подавленность. Только теперь стало ясно, как много места заняла она в его жизни, в поддержании его «эго». От нее он не ожидал подобного удара, особенно в такой неподходящий момент, когда дела фирмы покатились под гору. Но, надо сказать, у него не появилось и мысли о том, что это просто затеянная Сарой игра. В проявлении своих чувств она всегда была предельно честной, и, уж коли решила уйти, так это навсегда. Позднее раскаяние охватило Райна – нельзя было разрешать себе так сильно привязаться к этой девушке.

Они покинули столь памятную ему гостиницу. Закатное солнце освещало одинокую машину Райна и руины зданий на Оксфорд-стрит. Похоже, здесь теперь никто больше не жил, так что объявление комендантского часа выглядело пустой формальностью.

Немного задержавшись возле машины, Райн окинул взглядом печальную картину запустения – результат кровавых бунтов этой зимы.

Выглянувшая из окна машины Сара насмешливо протянула:

– О, да ты, я вижу, романтик?

– Не замечал прежде такого. Я, скорее, прагматик, – ответил Райн, включив двигатель.

– Да нет. Ты романтик, но очень уж эгоистичный, – рассмеялась в ответ Сара.

– Не стоит быть сверх меры жестокой, – процедил сквозь зубы Райн, выруливая на слегка расчищенную от завалов проезжую часть.

– Видишь ли, я не сентиментальна. Это нынче недопустимая роскошь.

– Ты рассчитываешь, что я довезу тебя до Кройдона?

– Само собой! Не заставишь же ты меня топать пешком через зону, облюбованную женоненавистниками?

– Это как понимать? Они захватили весь район?

– Считай, что так. Их мечта – создать в Бэлхэме крошечное государство со своими порядками. Поэтому они убивают любую женщину, которая попадется им в руки. Восхитительно, не правда ли?

Райн мрачно усмехнулся:

– Может быть, они и правы.

– Фу, как грубо! – скривила губы Сара. Помолчав немного, она спросила:

– А не могли бы мы как-нибудь объехать Бэлхэм?

– С тех пор как в Брикстоне размолотили Брайтонскую дорогу, это самый короткий маршрут.

– А если попробовать с другой стороны?

– Видно будет.

Разговор заглох сам собой – картина обугленного почерневшего Лондона не располагала к легкой беседе.

Когда они выехали на дорогу Вексхолл-Бридж и Райн убавил скорость, старательно объезжая ямы, Сара нарушила затянувшееся молчание:

– А ты не подумывал сбежать отсюда?

К горлу Райна подступила тошнота. Сначала он даже не понял причину этого: то ли от боязни открытого пространства, то ли из-за вопроса Сары. Тем не менее он спокойно ответил:

– Интересно – куда? Нигде не лучше, чем здесь. В ответ раздалось многозначительное:

– Конечно.

Райн удивленно покосился на спутницу и пояснил:

– С тех пор как повсюду перестали принимать иностранную валюту, жить за границей стало очень накладно. Да и нет лишних денег на поездку…

– А в это Рождество спрос на игрушки, думается, еще упадет, – проговорила Сара.

Мельком взглянув на разрушенные дома, Райн почувствовал, как в груди поднимается злость на бессердечную девчонку, тем более что она была совершенно права. А та между тем продолжала:

– Как погляжу, и ты, и мой старичок поставили не на ту лошадь. Игрушки! В наше-то время. У моего хотя бы эта его паршивая партия. Во всяком случае, занятия политикой позволят какое-то время продержаться на плаву.

– Возможно, – вынужден был согласиться Райн. Машина въехала на мост. Тот угрожающе заскрипел и зашатался под ее тяжестью. Сара хихикнула:

– И это тоже скоро свалит ветер.

Костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели, и Райн проговорил сквозь зубы:

– Лучше помолчи.

– Не надо сцен, дорогой! Это пошло. Ты всегда старался казаться этаким расчетливым малым, который все предвидит и использует малейший шанс в свою пользу. Вот и дохорохорился!

– Да что ты понимаешь, девчонка? Я еще всем нос утру…

Звонко рассмеявшись, Сара спросила:

– Ты имеешь в виду затею с космическим кораблем?

От неожиданности он поперхнулся и невнятно просипел:

– Откуда?..

– Я не такая зеленая, как ты думаешь. Недавно я порылась в твоем кейсе – там много чего интересного! Неужели ты действительно хочешь захватить в Сибири экспедиционный звездолет и вывезти с Земли тринадцать человек? Да он там уже год гниет без дела!

– Корабль в рабочем состоянии полностью готов к полету.

– Они там все перецапаются, а ты – тут как тут, да?

Райн усмехнулся.

– Так вот! Ты, голубчик, еще безумнее, чем мой отец!

На щеках Райна заходили желваки, а Сара, видимо не принимая его всерьез, веселилась от души:

– Вот будет потеха, когда расскажу всю эту чушь приятелям! Они неделю будут меня бесплатно обедами кормить!

В голосе Райна послышалась угроза:

– Не советую тебе, дорогая, кому-нибудь проболтаться об этом!

Девушка повернулась к нему все с той же насмешливой улыбкой на губах:

– Я понимаю, каждый тешится, чем может. Но ты же не умеешь управлять космическим кораблем! Ты хоть подумал об этом?

Райн ответил, словно прочел отрывок из инструкции:

– Корабль имеет автоматическую систему управления. Это последняя разработка человеческой мысли.

– Неужели ты надеешься украсть такую махину?

– Да ничего красть и не потребуется, они сами согласны принять нас.

– Но ведь это так далеко! Разве можно договориться на таком расстоянии?

– Это вовсе не трудно, дорогуша. До сих пор существует такое древнее изобретение, как радиосвязь. Нам повезло. Да и что удивляться: сейчас многие изыскивают возможность сбежать из этого бедлама. Кажется, с человеческой расой покончено…

Потрясенная Сара заглянула в лицо Райна:

– А где были вы? Предыдущие поколения уже видели первые ростки паранойи и ксенофобии, но подлое осторожничанье и чудовищный эгоизм заставили их – и вас! – закрыть на это глаза. А тогда еще можно было как-то выправить положение, чтобы спасти Землю, и мы жили бы сейчас в счастливом обществе, в веке осуществленной Утопии. Но нет – вы и ваши пращуры безответственно создали на Земле ад, а не рай.

Он как-то нерешительно промямлил:

– Ну что теперь говорить: тогда никто не мог… Неожиданно успокоившись, Сара проговорила:

– Не стоит прятать голову под крыло, дорогой: все произошло именно так.

– В ее тоне появилась безнадежность. – А теперь удираете, оставляя нас пропадать в оставленном вами дерьме. Он пожал плечами.

– Ты даже худший дезертир, чем сошедший с ума старик, мой отец. Потому что еще можно что-то сделать. Всем вместе.

Машина ехала уже по Стоквеллу. Солнечный свет почти исчез, но фонари на улице так и не зажглись.

– Это ты так расшумелась потому, что решила бросить меня, верно? – неожиданно спросил Райн.

– Нет, просто к слову пришлось. Ты, конечно, хорош в постели, но твой внутренний мир никогда не интересовал меня.

– Что ж, хоть и за это спасибо. Правда, хорошие партнеры на дороге не валяются – придется тебе поискать.

Она опять усмехнулась:

– Какой ты циник, однако.

– Уж не хочет ли леди здесь выйти? – ледяным тоном проговорил Райн и остановил машину.

Девушка попыталась хоть что-то разглядеть во мраке, а затем повернулась к Райну:

– А где мы?

– Это Бэлхэм.

– Не стоит так шутить, дорогой. Ты же обещал отвезти меня в Кройдон.

– Меня утомила твоя болтовня, дорогуша. Вновь откинувшись на спинку сиденья, Сара улыбнулась:

– Ты больше не услышишь ни слова – только изъявление благодарности на прощанье. В Кройдоне, разумеется.

Но в его мозгу решение уже получило точную формулировку. В сущности, некое движение мысли началось с того самого момента, когда Сара мельком упомянула о его тайне. Он не считал то, что хотел выполнить, преступлением: это был единственно возможный выход из безвыходного положения.

– Выходи из машины, Сара.

– Нет! Ты отвезешь меня домой! Ты же обещал!

– Немедленно оставь машину.

Сара попыталась поймать его ускользавший взгляд.

– Райн, ты… Боже мой, Райн…

Чтобы не смотреть на девушку, он потянулся к дверце с ее стороны, повернув лицо в сторону ветрового стекла, и нажал на ручку.

– Поторопись, Сара. Скоро ночь. Выходи.

– Так это всерьез?.. Дева Мария! Ты хоть понимаешь, что творишь? – И, не получив ответа, взяла сумочку и вышла из машины. – Мне не выбраться отсюда живой, Райн. Здесь царит преступная секта… изверги…

– Это твоя проблема, – возразил Райн.

Она сделала еще одну попытку как-то задобрить этого человека, говорившего о ее смерти таким безразличным тоном:

– Клянусь, Райн, я никому не расскажу о космическом корабле. Я правильно поняла? Ты именно этого боишься?

Все тем же бесцветным голосом бывший любовник произнес:

– Моя семья и друзья верят мне, и я не имею права рисковать.

Сара отшатнулась от машины, словно ее ударили, а потом хрипло рассмеялась и проговорила:

– Арифметика ясная: тринадцать больше единицы. Будь ты проклят, подонок! – И шагнула в темноту.

По-видимому, за то время, пока пара в машине препиралась, ее окружили неразличимые во мраке ночи безмолвные черные фигуры, И стоило девушке сделать лишь шаг в сторону, как она оказалась во власти людей, сделавших ненависть к женщине своей религией.

Сара страшно закричала, но тут же крик прервался, сменившись душераздирающим хрипом. Не услышав больше ни единого звука, Райн захлопнул дверцу и запустил двигатель. Прорезавший тьму свет фар осветил лицо Сары…

Голова несчастной девушки была насажена на шест, словно бы выраставший из черного кургана, вершиной которого служили окровавленные руки, сжимавшие основание шеста. У подножия живого постамента лежало ее прекрасное тело. Мертвые руки в последнем усилии сжимали сумочку.

Глава 17

Уже минуло двое суток с тех пор, как Райн очнулся на полу главного отсека. С тех пор он, практически не вставая, лежал в постели. Единственной заботой Райна стали его записки: он либо что-то торопливо писал в красном фолианте, либо спал, засунув его под подушку. Временами в каюту заглядывал Джон, чтобы спросить, не нужно ли что-нибудь больному, не настаивая на соблюдении корабельного режима даже для приема пищи. Это послабление больше всего нравилось Райну, поскольку теперь он был спокоен за судьбу корабля.

Прежде чем начать новую запись, Райн перечитал то, что написал прежде – как только смог держать ручку.

«Случившееся с Сарой искупается тем обстоятельством, что наш полет стал свершившимся фактом. Моя неосторожность и ее патологическое любопытство чуть не сгубили наш план: стоило этой бесценной информации просочиться за круг заинтересованных лиц – и можно было бы ставить точку. Так что я не раскаиваюсь в содеянном. В затее и так участвовало излишне много людей – и у нас, и в России. Это был своего рода интеллектуальный мост между двумя островками разума среди океана безумия.

Я часто задавал себе вопрос, поступил бы я с ней подобным образом, если бы она не разорвала нашу связь, – и не находил ответа. Хотя именно благодаря скандалу я и узнал, что она овладела нашей тайной. Значит, нет худа без добра. И еще – меня утешает то, что и Джозефина, и дети, и все остальные оказались вне всей этой грязи».

И все же, несмотря на «оправдательный приговор», тяжесть не желала проходить, и Райн тяжело вздохнул. Вероятно, на этот вздох и прореагировал бесшумно вошедший Джон.

– С тобой все в порядке? – с тревогой в голосе спросил он.

Быстро захлопнув журнал, Райн бодро ответил:

– У меня-то все нормально, а вот ты выглядишь усталым. Достается с непривычки? Джон слабо улыбнулся:

– Слишком долго спал. А так справляюсь. Если что случится, немедленно сообщу.

– Уж постарайся, чтобы ничего не случилось, старина, – шутливо возразил Райн уже отворившему дверь брату. Тот в ответ что-то пробурчал и покинул каюту, а Райн вновь открыл журнал.

«Я понял, почему мне снились дурные сны – из-за того, что на моих руках кровь. Прежде я как-то не задумывался об этом, считая происходившее чем-то вроде неизбежных издержек производства. Однако последствия оказались весьма тяжким грузом. Утешает лишь то, что ни на ком нет клейма соучастника.

Это правило я соблюдал и при захвате транспортного самолета „Альбион“. Правда, изначально я считал, что все обойдется без эксцессов, но не сделал поправки на национальную принадлежность пилота. К сожалению, он оказался ирландцем, то есть весьма возбудимым субъектом. Поэтому пришлось принять меры, когда этот головорез попытался силой отобрать у меня оружие. Кстати, о национальности. Я не расист, но всему миру известно, что чистокровные англичане выгодно отличаются от представителей других наций. Осознание этого никак нельзя считать расизмом. Во всяком случае, я всегда остро переживал, когда слышал об умирающих от голода людях в этих многочисленных лагерях для иностранцев. Возможно, что был путь что-то изменить, здесь претензии Сары вполне уместны, – но, скорее всего, болезнь зашла слишком далеко. Может быть, виноват и мой эгоизм, а ведь я, по словам окружающих, довольно прогрессивно настроенный человек. Так что же говорить о других?»

Райн немного подумал, помассировал пальцами виски и вновь склонился над журналом.

«Я не могу вспомнить, как все началось. Если судить по сведениям, которые просачивались в прессу, микробы разложения проникли в общество задолго до моего рождения. Казалось бы не связанные между собой локальные явления – повышенная радиация в каком-то регионе, атомные бомбы где-то еще, демографический взрыв в малоразвитых странах, да вдобавок неумелое руководство, а подчас и преступная халатность – создали, объединившись, ту горючую смесь, которая взорвала общество.

И незачем теперь махать кулаками после драки. Дело сделано. Страусовая политика принесла свои плоды. Вместо того чтобы ждать некого избавителя – героя, мессию или просто чудо – необходимо было честно взглянуть правде в глаза. Для этого нужна добрая воля и отвага. А их-то и не хватило.

В результате – разрушение, неразбериха и, как следствие – хаос. На этот раз человечество раз и навсегда покончило с собой. А как известно: нет человека – нет проблемы.

Что ж, мы улетели вовремя: атомные бомбардировки приняли глобальный характер. Лично мне – землянину – жаль, что я никогда не узнаю, как завершилась трагедия планеты, а дети даже и не вспомнят об этом.

Да, я прекрасно рассчитал время и ни о чем не жалею».

Военный джип, в котором находилась группа Райна, въехал на взлетную полосу лондонского аэропорта, где большой транспортный самолет «Альбион» уже был готов вылететь на бомбежку Дублина.

Никто не рискнул задержать машину с людьми в камуфляжной униформе – военная истерия уже внесла свои коррективы в человеческое сознание, – и «джип» остановился возле самого трапа самолета.

Прежде чем экипаж самолета понял, что это захват, вся группа оказалась внутри «Альбиона».

Угрожая оружием, Райн приказал пилоту взлетать. И спустя считанные минуты «Альбион» уже повернул нос в сторону России…

Почти в самом конце пути, когда стали видны указатели посадочной полосы, взыграла ирландская кровь пилота «Альбиона». (В голове Райна неотвязно вертелся не находящий ответа вопрос: как случилось, что ирландец согласился нести смертоносный груз бомб, предназначенный для разрушения Дублина? Невероятно!) Райн рассчитал, что они должны оказаться на месте примерно через два часа, и все это время просидел в кресле второго пилота, направив на сидевшего за штурвалом человека свой автоматический пистолет. Он не боялся нападения из салона: за остальными членами экипажа надежно присматривали Генри и Мастерсон, а в обязанности Джона Райна и дяди Сиднея входила защита – от любых напастей – детей и женщин. Чуть ли не умиравший от чрезвычайного напряжения Райн испытывал и физические муки от невозможности вымыть хотя бы вспотевшие липкие руки, не говоря уже о теле. Приближаясь к цели полета, «Альбион» стал постепенно снижаться, и когда он пробил облачную пелену, Райн увидел под собой огромный космический корабль, возвышавшийся на стартовой площадке. Он напомнил Райну какое-то гигантское насекомое, готовое выбраться из кокона, образованного сверкающей паутиной металлических ферм.

Вот этим-то моментом и воспользовался пилот, резким броском прыгнув в сторону Райна, намереваясь завладеть его оружием.

Мягкий мощный прыжок ирландца едва не достиг цели, но Райн, откинувшись назад, успел нажать на спусковой крючок. Пули буквально изрешетили тело пилота, и мертвый ирландец всей тяжестью рухнул на Райна, заливая его своей кровью.

Устремленный к земле большой транспортный самолет оказался неуправляемым. Райн с трудом дотянулся до пульта и передвинул рычажок выбора в положение «Автоматический режим». Резкий толчок самолета подтвердил правильность операции: это включились резервные двигатели аварийной посадки.

Тогда Райн сбросил с себя труп пилота и привстал, чтобы посмотреть, что происходит снаружи. Взлетно-посадочная полоса виднелась несколько севернее стартовой площадки, к ней-то и устремился самолет, выполнив резкий вираж.

Дверь кабины приоткрылась, и в нее просунулась голова Джона.

– Что происходит? Я услышал выстрелы и… Райн устало махнул рукой в сторону тела.

– Этот безумец бросился на меня. Сейчас самолет на автопилоте. Проследи, чтобы все пристегнули ремни: возможны любые неожиданности…

Голова Джона мгновенно скрылась. Райн вжался в спинку кресла и защелкнул ремень безопасности. Внезапно наступила тишина – это выключились двигатели. Еще миг – и самолет тяжело ударил колесами шасси о бетонное покрытие полосы, пару раз подпрыгнул и наконец остановился.

С трудом выбравшись из кресла, Райн поплелся в салон. К счастью, Джон успел передать его инструкцию, и никто из пассажиров не пострадал. Правда, плакал Алекс – испугался, наверное, да с Трейси случилась небольшая истерика.

Понимая, что нельзя терять времени, Райн заторопил Джона:

– Немедленно выводи всех из самолета! Кажется, сели нормально, дыма нет, но лучше не мешкать!

Джон сверился с указателями на стене и устремился к аварийному трапу, а Райн, все еще сжимая в руках автоматический пистолет, направился в хвостовую часть салона, где Мастерсон и Генри сторожили остальных членов экипажа.

Джеймс Генри настороженно взглянул на него и с опаской спросил:

– Что значит весь этот цирк? Почему на тебе кровь? Что тебе взбрело в голову? Райн нехотя объяснил:

– Пришлось садиться с помощью автопилота, потому что летчик рехнулся.

Райн остановился напротив экипажа «Альбиона», за его спиной застыли Генри и Мастерсон. Перед ним стояли четверо молодых людей – почти мальчишек – и женщина-стюардесса примерно лет тридцати. Он обвел их взглядом и требовательно спросил:

– Вам были известны намерения вашего командира ирландца посадить самолет в Дублине? – не дождавшись ответа, Райн продолжил: – Он предатель и получил по заслугам. А вы его сообщники.

В ответ прозвучал голос стюардессы – не вопрос, а горестное понимание: – Вы убили его…

Взглянув через плечо на Мастерсона и Генри, Райн распорядился:

– Ступайте к Джону, помогите всем выбраться наружу. – Затем посмотрел на женщину и жестко сказал: – Вам должно быть известно, что самооборона – не убийство.

А женщина продолжала, словно не слыша его:

– …и он не был ирландцем, но, думаю, это не имело никакого значения…

Оскорбление, нанесенное ему этим явным нежеланием вступать в переговоры, предопределило участь экипажа «Альбиона»: когда в самолете никого не осталось, Райн расстрелял их – и юношей, и женщину.

Оставшись в живых, они несомненно могли бы причинить определенный вред, попытавшись, например, повредить ракету или настроить русских против англичан… Во всяком случае, так было гораздо безопаснее.

Возле трапа Райна ожидал мужчина лет пятидесяти. Это был Тищенко, познакомиться с которым Райну помог старый школьный товарищ, некто Оллард. Кстати, судьба самого Олларда оказалась довольно печальной: Патриоты бросили его в лагерь, а это означало лишь одно – смерть.

Тищенко крепко пожал руку Райну и повел прибывших к унылым зданиям неподалеку от стартовой площадки. Там размещались Центр управления полетами и жилые блоки. Ледяной пронизывающий ветер Сибири подгонял гостей, словно гигантской метлой отметая их от места недавней трагедии: за их спинами остался их «Альбион» – по сравнению с гигантским звездолетом он казался крошечной стрекозой.

Когда они наконец оказались в здании – холодном и неприветливом, как и все вокруг, – Тищенко заговорил: Вы даже не представляете, как радостно сознавать, что среди разгула мракобесия сохранился – пусть и небольшой – интернациональный контингент разумных людей, которые изъявили желание поработать над таким архиважным проектом, как наш. – Он сделал полупоклон в сторону женщин и, улыбнувшись, добавил: – Я счастлив, что и дамы не погнушались разделить с нами заботы.

Райн вспомнил, что Тищенко и прежде особенно настаивал на том, чтобы в экспедиции приняли участие женщины. Стараясь разогнать чудовищную усталость, он помассировал виски.

Заметив это, Тищенко повел их на второй этаж и показал, где находятся помещения для отдыха. Им отвели три комнаты с расставленными вдоль стен раскладушками. Понимая, что это далеко не отель-люкс, Тищенко объяснил вновь прибывшим, что все средства поглотило оборудование звездолета, и с гордостью приподнял край одеяла, заменявшего в комнате оконную штору.

Вот наш красавец, – торжественно сказал он.

Все невольно залюбовались гармоничной огромностью сверкающего корабля – под холодными порывами ветра им было не до красот.

Довольный произведенным эффектом, Тищенко продолжил:

– Два года ушло на оснащение его всем необходимым – от сложнейшего оборудования до продуктов питания, рассчитанных на очень длительный срок. И он уже тогда был полностью готов к своей миссии, но все застопорилось сначала из-за гражданской войны, а затем все планы спутало вторжение китайских войск.

– Здесь, в Центре управления, только русские? – поинтересовался Райн.

Нет, что вы. Я же говорил об интернациональном составе. Русских здесь только двое – я и Липшин. А кроме того, два американца, трое немцев, пара итальянцев и по одному представителю Франции и Китая.

Стараясь вникнуть в слова русского, Райн вдруг ощутил, что утратил чувство реальности – слушал, но не слышал, смотрел, но не видел. Словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Он подумал, что это результат потрясения после убийства экипажа «Альбиона».

А тем временем Тищенко все еще говорил:

– …и я отведу вас в столовую, чтобы вы могли пообедать.

Райн уловил последние слова и удивленно спросил:

– Куда?

– Я имею в виду столовую, ну-у… обеденный зал. Комната, где мы все собираемся для совместного приема пищи.

Райн кивнул, удовлетворенный объяснением слова «столовая», и только задумал отказаться, как это за него сделала Джозефина:

– Ни в коем случае! Я не смогу! Да растолкуйте же ему кто-нибудь…

Первым в неловкую ситуацию вмешался Генри, объяснив нежелание дамы проследовать в столовую обычаями английского образа жизни.