Текст книги "Бегство из сумерек (сборник)"
Автор книги: Майкл Джон Муркок
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
В сущности, все эти подозрения не стоили и выеденного яйца. Во всяком случае, Пауэлл наверняка оказался бы последним, кого можно было бы заподозрить в каких-то темных делишках: слишком поглощенный своей работой, он вряд ли интересовался политикой.
С другой стороны, имя – это имя. В последнее время массу хлопот причиняли экстремисты разного толка, а после убийства короля дела обстояли совсем плохо. Националисты Уэльса заявили, что это их работа. Но и другие группы тоже утверждали это, стараясь любой ценой повысить свой престиж.
Что и говорить – с житейской точки зрения присутствие Пауэлла смущало Райна. Тут нет вопроса. Однако вы не можете расстрелять человека только по подозрению.
Лицо Райна потемнело, руки напряглись. Он понял, что почва уходит из-под ног, и еле слышно выругался. Потом снова шагнул к столу и потянулся к звонку, чтобы вызвать заведующего по кадрам.
Сгорбившись над столом, Фредерик Мастерсон заполнял какой-то график. В отличие от коренастого и румяного Райна он был высоким, худощавым и бледным. Когда в кабинете резко прозвучал сигнал вызова, Фредерик от неожиданности выронил карандаш и повернулся к экрану. Увидев нахмуренное лицо обычно жизнерадостного Райна, он непроизвольно улыбнулся и спросил:
– Что-то случилось?
Райн сразу приступил к делу.
– Составь, пожалуйста, список всех наших сотрудников с необычными фамилиями и заодно укажи некоторые сведения об их происхождении. – Увидев недоумение в глазах Мастерсона, Райн коротко хохотнул и добавил: – Я никого не собираюсь увольнять, просто необходимо иметь под рукой эти данные… на всякий случай.
Мастерсон усмехнулся.
– В таком случае я начну с тебя. Ведь у тебя ирландская фамилия, верно?
– Перестань насмешничать, Фред. Ты прекрасно знаешь, что я такой же ирландец, как и ты. Во всяком случае, за последнюю сотню лет никто из моих родственников не бывал в Ирландии, даже туристом.
– Ну да, почти по анекдоту – «Снова назовите меня ирландцем, и я приласкаю вас дубиной», – проговорил Фредерик, коверкая слова, как ему казалось, на ирландский манер.
Райн недовольно поморщился.
– К чему паясничать, Фред. Все гораздо серьезнее. Некоторые радетели за чистоту нации, которые плодятся сейчас как кролики, не прочь погреть руки на жареных фактах. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям. Поэтому пусть твой отдел проверит досье на всех сотрудников фирмы. Необходимо проследить родственные связи, происхождение, места предыдущей работы. Короче, все, что может нам понадобиться, – ты лучше меня знаешь, где копать. Но я не собираюсь никем жертвовать, поэтому не предпринимай никаких шагов – только список, и все.
Скривив в иронической ухмылке губы, Мастерсон несколько раз кивнул.
– Конечно, конечно, сделаем в лучшем виде.
– Ну как ты не хочешь понять! Единственный путь оградить наших сотрудников от возможных сплетен – это знать о них все. Мы должны парировать любой ход конкурентов, не давая захватить нас врасплох. Разве это не ясно?
Мастерсон вздохнул.
– А как быть с теми, кто попал сюда из Вест-Индии? Их ведь тоже довольно много. Ты же знаешь, что лишь недавно появилось распоряжение не пускать их в страну.
Райн немного подумал, а затем сказал:
– Похоже, негры сейчас никого не интересуют, или я ошибаюсь?
– Пожалуй, нет.
– Вот и прекрасно. Хотя все может быть…
– И то верно.
– Пойми, Фред, я хочу защитить их.
– Само собой…
От разговора с Мастерсоном остался неприятный осадок.
А тут еще в памяти всплыл недавний сон. Казалось, Райн и не вспоминал о нем, но вот теперь – вызванный к жизни какими-то неясными ассоциациями – он вконец испортил настроение.
Во сне он, помнится, вернулся в детство – в старый дом с заброшенным садом, где обитали бродячие кошки. Сжимая в руках пневматическое ружье, он изображал охотника. Кто-то, сопровождавший его в этой игре, выстрелил в одну из кошек. Прежде в саду он ее не видел, иначе бы запомнил белую шкурку с ярко-желтыми пятнами. Вероятно, подобно всем остальным, это животное тоже облюбовало густые заросли сада. Судя по пластырю на боку, кошка уже бывала в переделках, и какой-то доброхот подлечил ее. Спутник Райна своим выстрелом буквально разворотил кошачий бок, но животное, похоже, не заметило чудовищной раны: несмотря на хлеставшую кровь, кошка, громко мурлыча, продолжала идти вдоль забора, направляясь к дому.
Она вошла в отворенную дверь и – словно прекрасно знала дорогу – отправилась на кухню, где обычно выставляли кошачьи плошки с какой-нибудь едой. Там она принялась с аппетитом утолять голод.
Глядя на это странное существо, истекавшее кровью и вроде бы не чувствовавшее боли, Райн испытывал замешательство, не понимая, как следует поступить: то ли избавить ее от страданий еще одним выстрелом, то ли оставить все как есть…
Чрезвычайно противный сон! Райн пожал плечами, удивляясь и прежнему сну, и нынешнему воспоминанию о нем. У него, кстати, никогда не было кошки подобной масти. Тряхнув головой, словно отбрасывая никчемные мысли, он вернулся к прежним размышлениям.
Райн не без основания гордился своим прагматизмом и деловой хваткой: это помогло ему создать надежную фирму с лучшим контингентом сотрудников. Он никогда не испытывал нехватки кадров: люди стремились работать в «Игрушках Райна», поскольку находили там не только хороший заработок и пристойные условия труда, но и человеческое отношение, что немаловажно.
А теперь предстояло – без ущерба для производства – предпринять какие-то, непонятные пока, меры, чтобы предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Экспорт не волновал Райна: если не пошатнется положение фирмы внутри страны, то не пострадают и внешние поставки.
Однако некоторый застой в экспорте ощущался и сейчас: разгул национализма грозил заморозить торговлю.
Но если сделать экскурс в глубины истории, станет ясно, что такие болезненные периоды, сопровождаемые всплеском некой патриотической идеи, существовали во все времена. Это своего рода нравственная встряска, позволявшая точно установить, кто есть кто. В принципе Райн ощущал себя сторонником социализма – если, конечно, возможно его безболезненное внедрение в общество. Но и теперь он стремился поддерживать хорошие отношения с профсоюзами, давал рабочим справедливую оплату за труд, старался не подчеркивать свою избранность, пользуясь, к примеру, тем же медицинским учреждением, что и они. Даже предусмотрел – после своей смерти – передачу предприятия работникам фирмы в коллективное пользование, с обеспечением небольшой ренты наследникам. Не без основания он считал, что в фирме его если и не любят, то, во всяком случае, ценят, и полагал, что расистская вакханалия не затронет его любимое детище.
Райн подумал, что внезапный пессимизм его рассуждений напрямую связан с мыслями о Дэвисе. Нельзя мириться с постоянным оттоком средств в эту черную дыру. Потеря нескольких тысяч в данный момент избавит его от еще больших потерь в будущем.
Еще раз вздохнув, Райн снова связался с кабинетом Пауэлла. Там его ожидала все та же картина – Оуэн, стоящий на четвереньках перед парой кукол. Неожиданный звонок Райна заставил его, ойкнув, сесть на пол.
Сдержав невольный смех, Райн поинтересовался, выполнил ли Пауэлл его поручения. Тот с готовностью доложил:
– Я предупредил Эймса о замене украшения и получил от Дэвиса обещание, что он постарается покрыть дефицит.
– Очень хорошо, – проговорил Райн и поспешно отключился, чтобы не слушать восторженной благодарности обрадованного Пауэлла.
Глава 8
Райн решил выяснить, почему питьевая вода, поступавшая из системы регенерации, стала попахивать аммиаком. Похоже, вышел из строя прецизионный фильтр. Чтобы заменить поврежденный элемент, Райн ввел в память самодвижущегося электронного устройства соответствующую команду – и теперь только результат ремонта подтвердит правоту его выводов или опровергнет их.
Да, практичность всегда была сильной стороной Райна: она помогала ему в космосе, она спасла его на Земле. Прагматик Райн сумел сохранить способность трезвого анализа происходящего, тогда как безумные решения одних или бездействие других приводили к краху.
Что ж, он всегда был скор на решения. Хорошие или – с точки зрения обывателей – не очень, они всегда давали положительный результат. Тогда, среди всеобщего распада, именно быстрота реакций и интуиция позволили Райну продержаться чуть ли не дольше всех, а потом – практически без ущерба – выбраться из объявшего Землю хаоса.
Теперь ему несравненно труднее: он больше не чувствовал дружеской поддержки, оказавшись один на один с одолевавшими его недугами слабой плоти, депрессией, болезненным одиночеством. Но вопреки привычной формуле «один в поле не воин» он решил доказать – и прежде всего самому себе, – что способен преодолеть все. Сжав кулаки так, что побелели косточки, он прошипел прямо в мерцающий экран:
– Ни за что не сдамся, ни за что! Мои спутники доверились мне, и я дам им шанс увидеть новую жизнь.
Подавив судорожный зевок, Райн внезапно почувствовал резкую боль в шее. Он повертел головой и подвигал плечами, но болезненное ощущение не прошло. Это еще раз напомнило ему, как важно поддерживать физическую форму. Ну да, здоровый дух в здоровом теле, про себя усмехнулся он.
Он вновь вернулся к делам трехлетней давности. Конечно, не все его поступки заслуживали одобрения – и в других условиях он, может быть, поступил бы как-то иначе. Но самое главное – ему удалось сохранить разум.
Окунуться в море безумия и не утонуть в нем – это дорогого стоит! Ему удалось достичь берега, хотя в борьбе за выживание неизбежны утраты и ошибки. Но как бы то ни было, здравый смысл ни разу не подвел его. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы холодный расчет захлестнули эмоции.
Как там его обычно называли? А-а, вспомнил – везунчиком! Что ж, если просмотреть весь его жизненный путь, то так, в сущности, и оказалось.
Вот если бы и в конце нынешней дороги кто-то его так обозвал, он был бы счастлив.
Да, он остался в живых. Он уцелел. Уцелели все они, спящие сейчас в контейнерном зале.
Его звездолет устремлен к новому, первозданному миру, еще не изгаженному людьми. Человечество, дойдя до точки распада, осталось догнивать на старушке-Земле. И Бог с ним – мы-то выжили…
Райн прервал свои размышления: нельзя разрешить гордыне овладеть собой
– за этим гибель. Да и чем собственно гордиться. Если бы не элементарное везение, ничего бы стоящего и не произошло.
Райн усмехнулся. Было бы забавно проверить себя на соответствие пресловутым семи смертным грехам. Как сказано в этой религии старого времени? «Не убий. Не укради. Не…» Прогнать душу через тесты контроля так, как обычно он проверял корабль. В сущности, какая разница? Тело для души тоже своего рода корабль!
Райн пожалел, что до сих пор не придуман контроль психики. Он не исключал вероятности потерять рассудок: неизвестно, как он переживет многолетнее одиночество в космосе. Но Райн надеялся, что сумеет распознать признаки помешательства и своевременно принять меры.
Предугадать. Это его жизненный девиз.
Он выручал и на Земле, и в космосе.
От размышлений Райна отвлек писк компьютера, сообщившего, что ремонт закончен.
Чуть помедлив, Райн попробовал воду: никакого неприятного привкуса. Что ж, он сумел найти и устранить неисправность. Эта маленькая победа порадовала Райна и вернула ему веру в собственные силы.
Всю свою жизнь Райн полагался только на себя, отвергая помощь психологов, к которым – в отличие от него – обращались очень многие. Он сам следил за своей психикой, улавливая отклонения от нормы. К примеру, ненормально повышенный аппетит заставил его установить причину этого явления и устранить ее. Такой подход касался всех жизненных проявлений, в том числе и работы. Когда Райн не успевал справляться с делами и они буквально заваливали его, он – хотя бы на день – отвлекался от всех проблем и возвращался к ним, бодрый и здоровый, вновь способный все преодолеть. Это исключало неприятные конфликты с подчиненными, а, следовательно, обращалось на пользу делу.
Поэтому его так порадовал успех с ремонтом. Снова все пришло в норму, и тревожные предчувствия уступили место – пусть и хрупкому – ощущению благополучия.
Глава 9
В течение нескольких дней, прошедших с того памятного разговора с Мастерсоном, Райн пребывал в отличном настроении. Дэвис без истерики воспринял требование Райна, и тот – словно в награду за разумность – скостил долг до двух третей. Кроме того, Райн внес залог за квартиру для Дэвиса, обеспечив его жильем.
Но полоса благодушия на этом и закончилась. Как-то утром в кабинет Райна позвонил Мастерсон, и Райн не назвал бы выражение его лица счастливым. Чтобы облегчить заведующему по кадрам начало беседы, Райн заговорил первым:
– Привет, Фредерик. Есть что-нибудь интересное? Выполняю твое поручение, – мрачно ответил Мастерсон и замолчал.
– И что? – поторопил его Райн.
– Фактически я уже кончил и свел все данные в общую таблицу. – Он опять умолк.
Теряя терпение, Райн обеспокоено поинтересовался:
– И как же она выглядит?
В глазах Мастерсона появилось нечто напоминавшее отчаяние.
– Я даже не ожидал такого результата, Райн. Это что-то невероятное. Однако тема не для телефона: мне надо переговорить с тобой конфиденциально. Ты потом поймешь почему. Я могу зайти?
– Какое время тебя устроит, Фред?
– Хорошо бы прямо сейчас.
– Договорились, приходи через полчаса. Мастерсон кивнул и отключился.
Эти полчаса нужны были Райну для того, чтобы собраться с мыслями, внутренне подготовиться к ожидавшему его, как он догадался, потрясению. Автоматически убрав бумаги в ящики письменного стола, вернув на место передвинутые посетителями стулья, он встретил Мастерсона приветливой улыбкой.
Заведующий по кадрам развернул на столе свернутую трубочкой таблицу.
– Ничего себе! – взволнованно произнес Райн, с первого взгляда поняв, какая мина заложена в этой бумаге. – Ясно, почему ты не решился обсуждать подобное по телефону.
Мастерсон кивнул и приступил к пояснениям.
– Десять процентов работников фирмы – это касается в основном северных филиалов – преимущественно эмигранты из Австралии и Ирландской Республики. Еще у десяти процентов отцы или матери родились за пределами собственно Англии – в основном в Шотландии, Уэльсе, Ирландии. Три процента сотрудников фирмы – евреи, правда, родившиеся и получившие образование в Англии. И меньше процента имеют негритянскую и азиатскую кровь. Таков расклад.
Как всегда в минуты замешательства, Райн потер кончик носа.
– И что же с этим, черт возьми, прикажете делать? – И, поскольку в ответ Мастерсон лишь пожал плечами, продолжил рассуждать: – Есть несколько путей пустить нас под откос. Первое. Мы не получим налоговых льгот, потому что правительство – как поговаривают – предоставит их фирмам с полностью английским персоналом. Второе. Как только станут известны эти данные, – он ткнул пальцем в график, – мы тут же лишимся каналов реализации. А третье – это жесткие таможенные правила. Как ни крути, положение очень сложное.
Не только сложное: оно практически безвыходное, если только… – Фред не договорил, лишь исподлобья взглянул на Райна. Райн взъерошил волосы.
– Я пришел к тому же выводу, что и ты, Фред. Существует единственный путь, верно?
– Да, – согласился тот. – Если хочешь сохранить фирму…
– Обстоятельства требуют принести кого-то в жертву, чтобы защитить остальных, так ведь? Разумеется, мы не станем экономить на выходном пособии.
– Но имей в виду – это больше четверти всего списочного состава. Целая армия! – воскликнул Мастерсон.
– Ну мы же не выставим всех одновременно – это уж пахнет настоящим скандалом. Мы станем избавляться от них постепенно, благо время пока не поджимает… Да, и еще нужно поговорить с профсоюзными лидерами, – озабоченно добавил Райн. – Правда, мы всегда находили общий язык.
– Прежде всего, следует запастись их гарантиями, – с какой-то натужной деловитостью проговорил Мастерсон.
– Само собой. – Райн внимательно пригляделся к своему заведующему. – Что тебя так обеспокоило, Фредерик? На тебе лица нет.
– Я все время думаю о Пауэлле, – грустно признался Мастерсон. – Уж он-то вылетит отсюда первым.
– Я понимаю, тебе тяжело, потому что ты впервые столкнулся с необходимостью поступиться частью своих идеалов ради общего дела. Рано или поздно, но такое случается с каждым, поскольку это единственная возможность выжить в этом поганом мире. Уверяю тебя, что и наша фирма рухнула бы, даже не встав на ноги, если бы я не крутился, как флюгер, улавливая изменения ветра. А теперь налетел ураган, название которому национализм. И сейчас самой главной идеологией стала примитивная житейская мудрость: «с волками жить – по-волчьи выть». А за Пауэлла не волнуйся – я найду для него подходящее дело, и он даже не поймет, что попал под увольнение.
– Я все прекрасно понимаю, но от этого как-то не становится легче, – проговорил Мастерсон.
– Пауэлл – фанатик, он помешан на игрушках. Ему впору работать в какой-нибудь мастерской по ремонту кукол или стоять за прилавком игрушечного магазина. Вот я и куплю ему этот проклятый магазин! Он будет счастлив, вот увидишь.
И тут впервые Мастерсон улыбнулся.
– Превосходно. Теперь я пойду, ладно? Кажется, обо всем поговорили. Таблицу я оставлю – мало ли какая мысль еще появится. А у меня есть копия.
Райн кивнул и мягко проговорил в удаляющуюся спину:
– Спасибо, Фред. Я понимаю, как тебе далась эта работа.
– Не стоит благодарности – это мой долг, – раздался голос Мастерсона уже с порога.
Оставшись один, Райн почувствовал облегчение; подобно Джозефине, он тоже страдал от постороннего присутствия. И теперь, в уединении тихого кабинета, он принялся изучать оставленный Мастерсоном документ.
Любой ценой он должен опередить события.
Как бы Райн ни относился к Пауэллу, его увольнение больно ударит по фирме. Похоже, что Мастерсону Пауэлл нравился не только за свои деловые качества. Вероятно, его умилял этот так и не повзрослевший ребенок, подумал, усмехнувшись, Райн.
Мысленно перебирая кандидатов на место управляющего, Райн так и не нашел того, кто смог бы – хотя бы вполовину – заменить Пауэлла. Удивительно, как щедро одарила природа одного человека и творческими качествами, и способностями администратора, и человеческим дружелюбием, и огромным трудолюбием при абсолютной непритязательности, и оптимизмом.
Но даже такие качества не могли гарантировать ему рабочего места. Поэтому он был так безгранично благодарен Райну.
Но вряд ли безгранично предан.
Да и что можно ожидать от выходца из Уэлса? Услужливое воображение Райна тут же принялось рисовать одну картину ужаснее другой. Ему виделись сцены черного предательства, палящие ружья, стекающая с лезвия ножа кровь… и все это под сладкую улыбку не столько Пауэлла, сколько некого собирательного образа валлийца вообще.
Райн одернул себя. Безусловно, Пауэлл не таков. Незачем успокаивать совесть, наделяя хорошего человека чертами оголтелого националиста из Уэлса. Райн вздохнул. Он прекрасно понимал, что должен уволить отличного работника ради собственной безопасности. Одним своим присутствием Пауэлл наносил непоправимый вред фирме… и сотрудникам с безупречным происхождением, хотя далеко не таким талантливым, как предполагаемая жертва.
Заставив себя расставить все точки над i, Райн успокоился.
Он выдвинул ящик стола и вынул готовый завтрак. Сунув его в миниатюрную микроволновую печь, налил в чашку кофе из термоса и вновь порадовался, что освященный традицией обязательный коллективный завтрак приказал долго жить.
Еда – дело довольно интимное, а жующее и чавкающее стадо – зрелище мало эстетичное. И кроме того, в этом свинстве следовало принимать активное участие, передавая хлеб, предлагая напитки, да еще и вести беседу, не забывая, что полупережеванная пища может вывалиться из открытого рта! Очень хорошо, что общие столовые канули в вечность. Из этого, кстати, удалось извлечь пользу не только эстетического порядка: освобожденные площади существенно расширили производственные помещения.
Мелодичный сигнал сообщил, что завтрак готов.
После еды Райн позволил себе немного расслабиться. Он посчитал, что заслужил небольшой отдых, ибо только что принял правильное решение. Конечно, это обойдется в кругленькую сумму, но – принимая во внимание безработицу – убытки окупятся уже к концу года, поскольку новым работникам можно будет платить значительно меньше. Будем надеется, подумал Райн, что все останутся довольны. И он вновь склонился над трудом Мастерсона.