Текст книги "Хроники Хокмуна. Рунный посох"
Автор книги: Майкл Джон Муркок
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Уже наступали сумерки, когда Хокмун увидел замок Брасс, его террасы и изящные башенки, которые четкими силуэтами выделялись в предзакатном небе.
Глава 5
ПРОБУЖДЕНИЕ
Граф Брасс передал Дориану Хокмуну еще один кубок с вином и тихо произнес:
– Пожалуйста, продолжайте, милорд.
Хокмун уже второй раз рассказывал свою историю. В парадном зале замка Брасс его собрались послушать сам граф, прекрасная Исольда, молчаливый Богенталь и фон Виллах, который все время приглаживал усы и безучастно смотрел на огонь.
– И поэтому, граф Брасс, я ищу помощь в Камарге, зная, что только здесь буду в безопасности, – закончил свой рассказ Дориан Хокмун.
– Добро пожаловать, – сказал граф. – Если убежище – это все, что вам нужно.
– Это все.
– И вы не просите нас выступить против Гранбретании? – раздался голос Богенталя.
– Я достаточно настрадался, сделав эту глупость, и не желаю уговаривать других бессмысленно рисковать жизнью, – ответил Хокмун.
Исольда выглядела почти разочарованной. Было ясно, что все собравшиеся в зале, за исключением мудрого графа, желали войны с Гранбретанией. Хотя, возможно, они хотели этого по разным причинам: Исольда, вероятно, надеялась отомстить Мелиадусу, Богенталь считал, что зло должно быть уничтожено, фон Виллах хотел размяться и помахать мечом, как в старые добрые времена.
– Замечательно, – ответил граф, – а то я устал от всех этих многочисленных просьб. Ну, а сейчас… Вы выглядите очень утомленным, милорд. Боюсь, мы своими расспросами совсем замучили вас. Пойдемте, я покажу ваши комнаты.
Обман удался, но Хокмун не испытывал от этого ни малейшей радости. Он лгал, как ему было приказано.
Граф показал Хокмуну его покои – спальню, ванную комнату и небольшой кабинет.
– Надеюсь, вам это подойдет, дорогой герцог.
– Разумеется, – ответил Хокмун.
Граф собрался было уходить, но у двери остановился.
– Этот камень, – медленно произнес он, – что у вас во лбу… Вы говорите, Мелиадусу не удался эксперимент?
– Да.
– Ага… – сказал граф и задумчиво посмотрел на пол. – Возможно, я мог бы помочь вам удалить его, если он вас беспокоит…
– Да нет, не беспокоит, спасибо, – ответил Хокмун.
– Ага, – снова сказал граф и вышел из комнаты.
Ночью Хокмун неожиданно проснулся. Это походило на то, что произошло с ним несколько дней тому назад в деревенском трактире. Ему показалось, что он увидел в комнате человека – того самого воина, закованного в черные с золотом доспехи. Но его тяжелые, сонные, веки сомкнулись, и когда он снова открыл глаза, в комнате никого не было.
В душе Хокмуна зародилось противоречие – возможно, противоречие между человеколюбием и его отсутствием, а возможно, – между совестью и отсутствием ее, если, конечно, такие противоречия вообще возможны.
Но что бы ни послужило тому причиной, несомненно было одно – характер Хокмуна снова начал меняться. Это был уже не тот Дориан Хокмун, что так бесстрашно сражался в битве под Кельном, и не тот, что, впав в состояние апатии, готов был сгинуть в вонючем подземелье Лондры, а совершенно иной, словно рожденный заново человек.
Но признаки этого перерождения были пока еще едва заметными и нуждались в своего рода толчке, как, впрочем, и в определенном окружении.
Однако Хокмун проснулся ранним утром с одной-единственной мыслью в голове – как бы побыстрее выкрасть Исольду и вернуться в Гранбретанию, дабы избавиться там от Черного Камня и получить обратно земли своих предков.
В коридоре его встретил Богенталь.
– Ах, мой дорогой герцог, – начал философ, взяв его под руку, – может быть, вы расскажете мне немного о Лондре. Я много путешествовал, но побывать там мне не довелось.
Хокмун обернулся и посмотрел на него, прекрасно зная, что лицо поэта видят сейчас лорды Гранбретании. Но в глазах Богенталя читался неподдельный интерес, и Хокмун решил, что в просьбе философа – лишь простое человеческое любопытство.
– Огромный, мрачный город, – ответил Хокмун. – Сложная архитектура и много непонятного.
– А его дух? Дух Лондры? Ваше впечатление?
– Сила, – сказал Хокмун. – Уверенность…
– Безумие?
– Боюсь, я не тот человек, который может определить, что безумно, а что – нет, господин Богенталь. Хотя, кажется, вы меня самого находите довольно странным, не так ли?
Застигнутый врасплох таким поворотом разговора, Богенталь удивленно посмотрел на Хокмуна.
– Ну, я… Почему вы спрашиваете об этом?
– Потому что я нахожу ваши вопросы совершенно бессмысленными. Я говорю это, не желая обидеть вас… – Хокмун потер подбородок. – Поверьте, я, правда, нахожу их бессмысленными.
Они начали спускаться по лестнице в парадный зал, где уже был накрыт стол для завтрака и где старый фон Виллах уже перекладывал себе в тарелку с принесенного слугой подноса большой кусок жареного мяса.
– Смысл… – пробормотал Богенталь. – Вы не знаете, что такое безумие. Я не знаю, что такое смысл.
– Мне нечего вам сказать, – ответил Хокмун.
– Вы замкнулись в себе. Это неудивительно – столько вынести, – с симпатией в голосе сказал Богенталь. – Такое случается. В душе словно что-то отмирает. И вам сейчас просто необходимы хорошая пища и приятная компания. Хорошо, что вы приехали именно сюда, в замок Брасс. Возможно, само провидение послало вас.
Хокмун слушал философа без всякого интереса, наблюдая за спускающейся по противоположной лестнице и улыбающейся им Исольдой.
– Вы хорошо отдохнули, герцог? – спросила она.
Опережал Хокмуна, Богенталь сказал:
– Ему досталось больше, чем мы предполагали, и мне думается, нашему гостю понадобится не меньше двух недель, чтобы полностью оправиться.
– Вы не хотите составить мне компанию сегодня утром, милорд? – предложила Исольда. – Я покажу вам сад. Он прекрасен даже зимой.
– С удовольствием, – ответил Хокмун.
Богенталь улыбнулся, поняв, что пылкое сердце Исольды было тронуто жалким состоянием Хокмуна. И он подумал, что для герцога не может быть лучшего лекарства, чем живое внимание милой, очаровательной девушки.
Они не спеша брели по террасам сада. Здесь росли вечнозеленые растения, зимние цветы и овощи. Небо было ясным, и ярко светило солнце. Тяжелые меховые плащи защищали их от холодного ветра. Они смотрели на крыши домов. Кругом царили тишина и покой. Исольда взяла Хокмуна под руку и весело болтала, не ожидая ответа от своего красивого, но печального спутника. Сначала, правда, ее немного смущал Черный Камень, но потом она решила, что он немногим отличается от диадемы из драгоценных камней, под которую она иногда убирает волосы.
Юная душа Исольды ждала любви, и страсть, разбуженная в ней бароном Мелиадусом, жаждала излиться. И Исольда рада была предложить ее этому молчаливому и суровому герою Кельна, надеясь, что это поможет исцелить его душевные раны.
Она заметила, что в глазах герцога появляется интерес, лишь когда она упоминает о его родине.
– Расскажите мне о Кельне, – попросила она. – Не о том, каков он сейчас, а каким он был раньше или каким в один прекрасный день он станет.
Ее слова напомнили Хокмуну об обещании Мелиадуса. Он отвернулся от девушки и, сложив руки на груди, стоял и молча смотрел в чистое зимнее небо.
– Кельн, – спросила она тихо. – Похож он на Камарг?
– Нет… – Он посмотрел на крыши домов далеко внизу. – Нет… Камарг – дикий и всегда был таким. В Кельне же во всем чувствуется рука человека – возделанные поля, каналы, узкие петляющие дороги, фермы, деревни… Кельн – это маленькая страна, где тучные коровы и откормленные овцы пасутся на заливных лугах с мягкой и сочной травой, дающей приют кроликам и полевым мышам, среди стогов душистого сена. Жители Кельна – добрые, скромные люди, они очень любят детей. Дома там старые и такие же простые, как и их хозяева. В Кельне не было ничего мрачного, пока туда не пришли гранбретанцы. Это было похоже на лавину огня и металла. Темная Империя оставила на теле Кельна свой след – след лезвия меча и пламени факела.
Он вздохнул. В его голосе слышалась тоска.
– Огонь и меч вместо плуга и бороны. – Он повернулся и посмотрел на нее. – Изгороди пошли на изготовление крестов и виселиц, трупы животных заполнили каналы и отравили землю, камни домов стали снарядами для катапульт, а людям пришлось или стать солдатами, или умереть – другого выбора у них не было.
Она коснулась его плеча.
– Вы говорите так, словно это было очень давно.
Его глаза снова погасли.
– Так оно и есть. Так оно и есть. Как давний сон. Сейчас это мало что для меня значит.
Но Исольда почувствовала, что нашла способ проникнуть в его душу и помочь ему.
Хокмун же вспомнил, чего он может лишиться, если не доставит девушку лордам, и с готовностью принял ее участие, хотя по совершенно иным причинам, нежели она себе представляла.
Во дворе их встретил граф. Он осматривал старую лошадь и разговаривал с конюхом.
– Она свое отслужила, – сказал граф. – Пускай пасется на травке. – Затем он подошел к дочери и Хокмуну. – Господин Богенталь сказал мне, что вы более слабы, чем мы думали, – сказал он, обращаясь к Хокмуну. – Вы можете оставаться в замке Брасс, сколько вам будет угодно. Надеюсь, Исольда не слишком утомила вас разговорами.
– Нет, что вы. Я отдыхаю, гуляя с ней.
– Отлично! Вечером у нас будет небольшой праздник, Я попросил Богенталя почитать нам что-нибудь из его последних сочинений. Он обещал нечто легкое и остроумное. Надеюсь, вам понравится.
Хокмуну показалось, что граф смотрит на него с каким-то особым вниманием. Неужели он догадывается о цели его визита? Брасс славился своим умом и проницательностью. Но если уж сам барон Калан не смог разобраться в герцоге, то несомненно, это должно и графу оказаться не по силам. Хокмун решил, что бояться нечего, и позволил Исольде увести себя в замок.
В этот вечер был устроен торжественный ужин, и граф не поскупился на угощение. За столом собрались наиболее почтенные граждане Камарга, несколько самых известных скотоводов и тореадоров, в том числе и уже полностью оправившейся от ран Мэтан Джаст, которого год назад спас граф.
Рыба и дичь, несколько сортов мяса, всевозможные овощи, разнообразнейшие напитки, эль и множество превосходных соусов и гарниров – все это было выставлено на длинном широком столе. По правую руку от графа сидел Дориан Хокмун, по левую – Мэтан Джаст, победитель в последней корриде. Джаст просто обожал графа и так благоговел перед ним, что тому порой было неловко. Рядом с Хокмуном сидела Исольда, а напротив нее – Богенталь. На другом конце стола расположился одетый в пышные меха старый Зонзак Элькарэ, знаменитый быковод Камарга. Он много ел и часто смеялся. Рядом с ним сидел фон Виллах, и оба почтенных мужа, казалось, были чрезвычайно довольны друг другом.
Когда пиршество уже подходило к концу и пирожным, конфетам и знаменитому камаргскому сыру было оказано должное внимание, перед каждым гостем поставили по три кувшина с вином, маленький бочонок эля и большой кубок. Перед Исольдой стоял один кувшин и маленький кубок, хотя за ужином она пила наравне с мужчинами.
От вина Хокмун немного расслабился и стал чуть более оживленным. Раз или два он даже улыбнулся и если уж не отвечал на шутки других, то хотя бы не подавлял гостей своим угрюмым видом.
– Богенталь! – раздался голос графа. – Ты обещал нам балладу!
Богенталь, улыбаясь, встал. Лицо его, как, впрочем, и лица остальных гостей, раскраснелось от вина и обильной пищи.
– Баллада называется «Император Глаукома»; надеюсь, она вас позабавит, – сказал он и начал читать:
Император Глаукома
Миновал безмолвных стражей,
Что застыли вдоль аркады,
И спустился в гул базара.
Там в тиши храмовых пальм
Властелины Альказара
И великий Оттоман,
Рыцари Святого Храма
И могущественный хан, —
В ожидании решения
Горькой участи своей
Опускались на колени
И просили снисхождения,
И протягивали руки.
Но ни отклика, ни взгляда
Не дождались от монарха
Побежденные владыки
Завоеванных им стран…
Граф Брасс с легкой усмешкой следил за серьезным выражением на лице Богенталя, который с большим чувством читал свое, щедро разукрашенное напыщенными выражениями и сложными рифмами творение. Хокмун оглянулся по сторонам и увидел, что некоторые гости удивлены, другие, уже достаточно опьяневшие, весело улыбаются. Сам он оставался невозмутимым. Исольда наклонилась к нему и что-то прошептала, но он не услышал…
Он послу из Ватикана
Демонстрировал стигматы,
А из бухты доносились
Орудийные раскаты,
Извещая всех на свете
Об открытии регаты.
В честь великого монарха…
– О чем это он? – проворчал фон Виллах.
– О давних временах, – шепнул в ответ Зонзак Элькарэ, – еще до Страшного Тысячелетия.
– Лучше бы спел военную песню.
Зонзак Элькарэ жестом попросил его не шуметь. Богенталь продолжал…
И вручал посол дары
(Среди них – булат дамасский,
Амфора из алебастра.
Драгоценная лепнина
Из гробницы Зороастра,
Где вокруг цветет маслина
И чернеет спелый терн.)
Хокмун почти не разбирал слов, но ритм стиха, странным образом действовал на него. Сначала он думал, что это – вино, но потом понял, что временами его мозг начинает как бы пульсировать и давно забытые чувства пробуждаются в его груди. Он покачнулся на стуле.
Богенталь пристально взглянул на Хокмуна и продолжал читать, сопровождая слова выразительными жестами…
А один царедворец —
Молодой стихотворец, —
Судьбою лелеем,
Умащен елеем,
В лавровом венке
И с лютней в руке,
В рубинах, алмазах.
Опалах, топазах,
В парче златотканной,
С улыбкой жеманной…
– Вам нехорошо, милорд? – наклонившись к Хокмуну, обеспокоенно спросила Исольда.
– Со мной все в порядке, спасибо.
Он встревоженно спрашивал себя, не прогневал ли он чем-нибудь лордов Гранбретании и не дали ли они жизнь Черному Камню. Перед глазами у него все поплыло…
Без чувств распростерся
Среди мостовой.
Гудели тромбоны,
Им вторил гобой.
Под звуки осанны
В сей миг император
По телу прошествовал
В туфлях из злата.
Не дрогнула смертного бога стопа,
Вокруг восхищенно ревела толпа…
Теперь Хокмун видел только фигуру и лицо Богенталя и не слышал ничего, кроме ритма и рифм баллады. Он удивлялся их очарованию. Даже если предположить, что Богенталь действительно хочет околдовать его… но непонятно, зачем ему это понадобилось…
В этот день великий город
Был гирляндами украшен,
А из окон,
Острых башен
Дети розы рассыпали,
Гиацинты и пионы.
На мощеные дорожки
Вниз со шпилей, с парапетов
Градом падали букеты
Желтых лилий
И фиалок.
И нередко
В упоении
Человек бросался с крыши
Пред идущим
Глаукомой…
Хокмун глотнул вина и, пристально глядя на Богенталя, глубоко вздохнул…
Зажглась звезда,
Взошла луна,
И гимн пробудил
Серафимов
От сна.
Но солнце, чей жар не угас,
Зари отдаляло час.
Был близок тот миг,
Когда царь владык
Достигнет священных руин,
Не зная, что он один
Вправе обряд отменить,
Прервав вековую нить…
Хокмун судорожно вздохнул, как человек, неожиданно попавший в ледяную воду. Исольда коснулась рукой его мокрого от пота лба. В ее ласковых глазах читалось беспокойство.
– Милорд…
Хокмун завороженно смотрел на Богенталя…
Он прошел через портал,
Колоннаду миновал.
Звезды в небе загорались,
Без конца тромбон играл,
Храм дрожал, и Запах амбры
В жарком воздухе витал…
Хокмун смутно чувствовал прикосновение Исольды, но ее слова не долетали до него. Не отрываясь, смотрел он на Богенталя и слышал только его. Бокал выпал из рук герцога. Ему стало плохо, но сидящий рядом граф Брасс даже не пошевелился, чтобы помочь ему. Он посмотрел сначала на Хокмуна, потом – на Богенталя, и в глазах его мелькнула ирония…
И вот император
Голубя ввысь отпускает.
О голубь,
Белый как снег,
Ты прекрасен.
Как белый свет,
И вряд ли еще в целом мире
Найдется птица такая…
Хокмун застонал. На другом конце стола фон Виллах ударил кубком по столу.
– Я согласен с ним. А почему не «Кровопролитие в горах»? Это замечательная…
Хокмун с трудом поднялся на ноги и хотел что-то сказать Богенталю, но тут же рухнул на стол, разбрызгивая по сторонам вино.
– Он что, пьян? – с ноткой отвращения в полосе спросил фон Виллах.
– Ему плохо! – вскричала Исольда. – Он болен!
– Не думаю, что он пьян, – сказал граф, наклонившись над телом Хокмуна и приподнимая ему веко. – Но он, вне всяких сомнений, без сознания.
Он посмотрел на Богенталя и улыбнулся. Философ улыбнулся ему в ответ и пожал плечами.
– Надеюсь, граф, для вас это не было неожиданностью – сказал он.
Всю ночь Хокмун был в беспамятстве и очнулся лишь под утро. Он увидел склонившегося над ним Богенталя, который, видимо, был в замке лекарем. Чем был вызван обморок, Хокмун не знал: то ли выпитым вином, то ли Черным Камнем, то ли – Богенталем. Как бы то ни было, чувствовал он себя прескверно.
– У вас лихорадка, дорогой герцог, – тихо сказал Богенталь. – Но мы вылечим вас. Не беспокойтесь.
Затем в комнату вошла Исольда и присела к нему на кровать. Она улыбалась.
– Богенталь говорит, что это не страшно. Я буду ухаживать за вами, и скоро вы будете совершенно здоровы.
Хокмун посмотрел на нее, и волна давно забытых чувств захлестнула его сердце.
– Леди Исольда…
– Да, милорд?
– Я… благодарю вас…
В смущении он обвел взором комнату. Вдруг он услышал позади голос графа:
– Больше ничего не говорите. Отдыхайте. Следите за своими мыслями. И постарайтесь уснуть.
Исольда поднесла к губам герцога кубок, он выпил какую-то прохладную жидкость и вскоре снова уснул.
На следующий день лихорадка прошла, но Дориан Хокмун чувствовал какое-то странное оцепенение – словно все внутри онемело. Он даже подумал, не действие ли это какого-нибудь наркотического средства.
Когда он позавтракал, к нему подошла Исольда, поговорила о погоде и спросила, не хочет ли он пойти с ней на прогулку.
Он потер лоб, почувствовал под рукой пугающее тепло Черного Камня. С некоторой тревогой он опустил руку.
– Вам все еще нехорошо, дорогой герцог? – спросила Исольда.
– Нет… Я… – Хокмун вздохнул. – Я не знаю. Со мной происходит что-то непонятное…
– Свежий воздух пойдет вам на пользу.
Хокмун покорно поднялся…
Воздух был напоен чудесными ароматами. На фоне яркого зимнего неба резко выделялись очертания кустов и деревьев.
Прикосновение руки Исольды всколыхнуло, казалось, умершие уже чувства. Это было прекрасно, как касание ветерка или вид зимнего сада. Но в то же время он чувствовал страх – страх перед Черным Камнем, поскольку ни секунды не сомневался, что Камень уничтожит его, стоит только тому, что зарождалось сейчас в его душе, хоть чем-то выдать себя. И еще его не покидало ощущение, что граф Брасс и все остальные что-то скрывают от него и, видимо, догадываются о цели его приезда. Он мог бы сейчас схватить девушку, выкрасть лошадь, и, возможно, у него был бы неплохой шанс бежать из Камарга. Он взглянул на Исольду.
– Она приветливо улыбнулась ему.
– Ну как, вам лучше, милорд?
Он, не отрываясь, смотрел на нее, и в душе его бушевали противоречивые чувства.
– Лучше? – хрипло переспросил он. – Лучше ли? Я, право, не уверен…
– Вы устали?
– Нет.
Заболела голова, и Хокмуну снова стало страшно. Он протянул руку к девушке. Думая, что ему плохо, Исольда попыталась поддержать. Руки герцога опустились, он ничего не мог с собой поделать.
– Вы очень добры ко мне, – сказал он.
– Вы странный человек, – ответила она, как бы разговаривая сама с собой. – И очень несчастный.
– Да…
Он отстранился от нее и зашагал по дорожке к краю террасы. Могут ли лорды Империи знать, что происходит в его душе? Вряд ли. Но, с другой стороны, они слишком подозрительны и могут в любую минуту дать Камню жизнь. Он глубоко вдохнул, набирая холодный воздух, и расправил плечи, вспоминая слова, сказанные графом Брассом вчера утром. «Следите за своими мыслями», – сказал тогда граф.
Головная боль усилилась. Он вернулся к Исольде.
– Я думаю, нам лучше вернуться в замок.
Она кивнула в ответ, взяла его под руку, и они направились обратно.
В парадном зале их встретил граф. Улыбка на его лице выражала лишь дружеское участие, и ничто в поведении графа не подтверждало подозрений Хокмуна. Но, может быть, подумал Хокмун, граф Брасс догадывается о природе Черного Камня, но не показывает этого, желая обмануть и сам Камень, и лордов Темной Империи.
– Герцог еще не совсем здоров, – сказала Исольда.
– Я искренне огорчен, – ответил граф. – Вам что-нибудь нужно, милорд?
– Нет, – быстро ответил Хокмун. – Ничего. Спасибо.
Направляясь к лестнице, он старался ступать твердо и уверенно. Исольда шла рядом, поддерживая его под руку.
У дверей в свои покои он остановился и посмотрел на нее. Глаза девушки были широко раскрыты и полны сочувствия. Она подняла свою нежную руку и на мгновение коснулась его щеки. От этого прикосновения по телу Хокмуна пробежала дрожь, и он глубоко вздохнул. Затем она повернулась и проворно сбежала вниз.
Хокмун вошел в комнату и бросился на кровать. Все тело его было напряжено. Он часто дышал и отчаянно пытался понять, что с ним происходит и откуда эта адская боль в голове. В конце концов ему удалось заснуть.
Проснулся он около полудня, чувствуя в теле странную слабость. Но боль почти прошла. Рядом с его кроватью сидел Богенталь.
– Я ошибался, полагая, что вы уже выздоровели, – сказал он.
– Что со мной? – прошептал Хокмун.
– Насколько я могу судить, этот приступ лихорадки вызван невзгодами, что выпали на вашу долю, и, боюсь, нашим гостеприимством. Вам нельзя было есть так много жирной пищи и пить так много вина. Нам следовало бы помнить об этом. Но не расстраивайтесь, дорогой герцог, скоро все пройдет.
Хокмун не поверил ни единому его слову, но промолчал. Неожиданно слева от себя он услышал кашель, но повернув голову, увидел лишь приоткрытую дверь, ведущую в кладовую. Там кто-то был. Он вопросительно посмотрел на Богенталя, но философ сделал вид, что ничего не слышал, и продолжал проверять его пульс.
– Ты не должен бояться, – донесся из кладовой голос графа. – Мы хотим помочь тебе. Мы знаем происхождение Камня у тебя во лбу. Когда ты почувствуешь себя лучше, спускайся в зал. Там тебя встретит Богенталь и заведет с тобой какой-нибудь пустяковый разговор. И ничему не удивляйся, если его поведение покажется тебе немного странным.
Богенталь вздохнул и поднялся со стула.
– Ну, скоро вы будете совсем здоровы, милорд. Теперь я вас оставлю. Отдыхайте.
Хокмун наблюдал за философом, пока тот не скрылся за дверью. Потом он услышал, как хлопнула еще одна дверь – ушел граф Брасс. Как они узнали правду и чем это может для него обернуться? Лорды, должно быть, уже раздумывают над неожиданным поворотом событий и наверняка что-нибудь подозревают. В любую минуту они могут дать Камню жизнь. Почему-то сейчас это встревожило его куда больше, чем прежде.
Хокмун решил, что ему ничего не остается, как послушаться графа Брасса, хотя, если граф действительно узнал, зачем он приехал в Камарг, то месть его, вероятно, будет не менее жестокой, чем месть лордов Гранбретании.
Вечером, когда стемнело, Хокмун встал с кровати и спустился в парадный зал. Там никого не было. Он озирался по сторонам в мерцающем свете каминного пламени и размышлял, в какую историю он попал на этот раз.
Вскоре из дальней двери вышел Богенталь и, улыбаясь, подошел к нему. Губы философа беззвучно шевелились. Потом Богенталь, склонив голову, сделал вид, что внимательно слушает ответ Хокмуна, и тогда герцог, наконец, понял, что это представление предназначено для тех, кто с помощью Черного Камня наблюдает за ними.
Услышав за спиной шаги, Хокмун не обернулся, продолжая притворяться, будто участвует в разговоре с философом.
Немного погодя раздался голос графа:
– Дорогой герцог, мы знаем, что такое Черный Камень, и знаем, зачем вас сюда послали. Правда, мы также понимаем, что вас заставили сделать это. Я попробую объяснить вам…
Хокмун было несколько растерялся от такой странной ситуации: Богенталь, старательно изображающий разговор, голос графа, исходящий словно ниоткуда.
– Сразу, как вы оказались в замке, – продолжал граф, – я понял, что Черный Камень – это нечто большее, чем вы рассказали нам тогда, хотя, возможно, вы и сами не знали этого. Оказывается, лорды в Гранбретании не очень-то высокого мнения обо мне – я много времени посвятил изучению магии и других наук и у меня есть древняя рукопись, в которой описана машина Черного Камня. Сначала я не мог понять, что вы сами знаете о возможностях Камня, и постарался выяснить это, не вызвав подозрения у лордов. Для этого нам пришлось лишить вас сознания и тем самым хоть на какое-то время отключить Черный Камень.
В строчках сочиненной Богенталем баллады, столь вдохновенно им прочитанной, было скрыто заклинание – руна. Рунический стих с его особым ритмом и размером был создан специально для вас, дорогой герцог. И своей цели – вызвать у вас обморок – мы достигли. Мы надеялись, что лорды не будут искать причину вашей неожиданной слабости в замечательных стихах Богенталя, а подумают, что вы просто слишком много выпили. Пока вы спали, нам с Богенталем удалось проникнуть в ваши тайные мысли, И должен сказать, что сделать это было не просто – уж слишком глубоко они у вас скрыты – как зверек, который от страха зарывается в землю так глубоко, что начинает задыхаться и умирает от недостатка воздуха. Но зато мы узнали все или почти все из того, что произошло с вами в Лондре. Признаться, что я готов был убить вас, когда узнал, зачем в действительности вы приехали в Камарг. Но затем я понял, что внутри вас идет борьба, о которой вы даже не подозреваете. И если бы это состояние не было столь очевидным, я был бы вынужден убить вас или позволить Черному Камню сделать это.
Хокмун, который все это время поддерживал немой разговор с Богенталем, услышав эти слова, вздрогнул.
– Но вы не виноваты в случившемся – продолжал граф, – и я подумал, что, убив вас, я убью потенциального и очень опасного врага Гранбретании. Я сохраняю нейтралитет, но Гранбретания глубоко оскорбила меня, и поэтому я не желал бы смерти такого человека, как вы. Итак, нам все известно. Но именно поэтому, дорогой герцог, ваше положение не столь безнадежно. Я могу на некоторое время лишить силы Черный Камень. Когда я закончу говорить, вы спуститесь в мои покои, и там мы займемся этим. У нас мало времени, поэтому поторопитесь.
Хокмун услышал удаляющиеся шаги графа. Богенталь улыбнулся герцогу и громко сказал:
– Если хотите, я покажу вам те части замка, в которых вы еще не были. Мало кому довелось побывать, например, в личных покоях графа.
Хокмун понял, что эти слова предназначены для наблюдателей – там, в Лондре. По всей видимости, Богенталь надеялся возбудить в них любопытство и таким образом выиграть время.
Богенталь вывел его из зала и повел по длинному коридору, который упирался в занавешенную гобеленами стену, Раздвинув их, Богенталь прикоснулся к маленькой кнопке в каменной плите, и тут же часть стены озарилась ярким светом, потом свет начал меркнуть, и в стене открылась небольшая дверца. Хокмун вошел первым, за ним – Богенталь. Они оказались в комнате, стены которой были увешаны старыми картами и какими-то схемами. Пройдя эту комнату, они очутились в следующей, чуть больше первой. Там стояло множество странных аппаратов, а вдоль стен тянулись большие книжные полки с толстыми старинными фолиантами по химии, магии и философии.
– Сюда, – прошептал философ, отодвигая занавес и открывая темный коридор.
Хокмун напрягал зрение, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, но безуспешно. Он осторожно пробирался по коридору, и вдруг яркий белый свет ослепил его.
Четким силуэтом на свету выделялась огромная фигура графа, держащего в руках какое-то странное оружие, нацеленное точно в голову Хокмуна.
Хокмун судорожно вздохнул и попытался отпрыгнуть в сторону, но проход был слишком узким. Раздался треск, который, казалось, разорвал ему барабанные перепонки, потом до него донесся таинственный мелодичный звук, и он рухнул на пол, теряя сознание.
Хокмун проснулся с улыбкой и с удовольствием потянулся, лежа на металлической койке. Чувствовал он себя так, словно заново родился. Кроме него, в комнате никого не было. Коснувшись рукой лба, он обнаружил, что Черный Камень хоть и остался на месте, но не был частью тела, а походил на обыкновенный камень – твердый, гладкий и холодный.
Дверь открылась, и вошел граф Брасс. Было видно, что он доволен.
– Простите, если я напугал вас вчера вечером, – сказал он, – но я должен был действовать очень быстро, чтобы успеть парализовать Черный Камень. Сейчас с помощью науки и волшебства мне удается удерживать его силу, но, к сожалению, я не смогу делать это бесконечно – она слишком велика. Однажды она вырвется из моих оков и вернется к вашему Камню, дорогой герцог, где бы вы ни находились.
– Значит, приговор лишь отсрочен, – сказал Хокмун. – И как надолго?
– Точно не знаю. На шесть месяцев – почти наверняка, возможно – на год или два. Но затем это дело нескольких часов. Я не могу обманывать вас, Дориан Хокмун. И все же у вас есть надежда: на Востоке живет чародей, который может вынуть Черный Камень. Он не сторонник Темной Империи и поможет вам, если, конечно, вы найдете его.
– Как его имя?
– Малагиги из Хамадана.
– В Персии?
– Да, – кивнул граф. – Это так далеко, что туда почти невозможно добраться.
Хокмун вздохнул и сел на койке.
– Ладно. Ваше колдовство дает мне хоть какое-то время. Я покидаю Камарг и возвращаюсь в Валенс. Там собирают армию, чтобы дать бой Гранбретании. Мы, конечно, проиграем, но, прежде чем меня убьют, я, по крайней мере, отомщу за все, что они со мной сделали, и отправлю на тот свет несколько этих поганых псов Короля-Императора.
Граф криво усмехнулся.
– Я вернул вам жизнь, и вы тут же спешите расстаться с нею. Я бы на вашем месте немного подумал, прежде чем совершить столь бессмысленный шаг. Как вы себя чувствуете, герцог?
Дориан Хокмун спустил ноги на пол и снова потянулся.
– Превосходно, – сказал он. – Я чувствую себя новым человеком. – Он нахмурился. – Да… Новым человеком… – пробормотал он задумчиво. – Вы правы, граф. Месть может и подождать.
– Чтобы спасти вас, – почти печально сказал граф, – я взял у вас молодость. Больше ее у вас не будет.
