Текст книги "Хроники Хокмуна. Рунный посох"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 3
БАРОН МЕЛИАДУС

Обычно в это время года, окончив летние работы, жители Камарга устраивают большой яркий праздник. Дома утопают в цветах; люди надевают нарядно расшитые одежды; по улицам водят молодых быков, важно вышагивают гвардейцы. А ровно в полдень в древнем амфитеатре на краю города начинается коррида.

Зрители, пришедшие сюда, рассаживаются на каменных скамьях, тянущихся по всему амфитеатру. На южной стороне арены сделана небольшая ложа – красная черепичная крыша, поддерживаемая резными колоннами. С двух сторон ложу закрывают коричневые и алые занавесы. Там расположились граф Брасс, его дочь Исольда, Богенталь и старый фон Виллах.

Отсюда они видели почти весь амфитеатр и слышали взволнованные разговоры публики и нетерпеливое фырканье животных в загонах.

Вскоре с противоположной стороны зазвучали фанфары шестерых стражников в украшенных перьями шлемах и нежно-голубых плащах. Их бронзовые трубы вторили хрипу быков и шуму веселящейся толпы. Граф Брасс поднялся с места и сделал шаг вперед.

Крики и аплодисменты стали еще громче, когда люди увидели его, улыбающегося и поднявшего в приветствии руку. Дождавшись тишины, граф начал традиционную речь:

– Почтенные жители Камарга, хранимые самой судьбой от катастроф и бедствий Страшного Тысячелетия, вы, которым дана жизнь, празднуете ее сегодня. Вы, чьи предки были спасены благословенным мистралем, очистившим небо от погибельных ядов, которые принесли другим народам смерть и вырождение, посвящаете этот фестиваль Ветру Жизни.

Снова раздались восторженные крики и аплодисменты, и зазвучали фанфары. Потом на арену ворвались двенадцать огромных белых быков. С красными горящими глазами, задрав хвосты, они метались по кругу: сверкающие на солнце рога, раздувающиеся ноздри… Быков целый год готовили к сегодняшнему представлению. Каждому из этих свирепых животных будет противостоять безоружный человек, который попытается сорвать повязанные на их шеях и рогах пестрые гирлянды и ленты.

И вот на арену, приветствуя зрителей, выехали всадники. Они принялись загонять быков обратно в стойла.

Когда им наконец удалось загнать животных, на арену, держа в руках золотистый рупор, выехал распорядитель праздника, одетый в раскрашенный всеми цветами радуги плащ и ярко-голубую широкополую шляпу. Его усиленный рупором и стенами амфитеатра голос походил на рев рассвирепевшего быка. Он объявил имя первого быка – Конеруж из Эйгис-Морта, владелец – известный скотовод Понс Ячар, а потом имя тореадора – Мэтан Джаст из Арля. Распорядитель покинул арену, и почти сразу из-под трибун выскочил Конеруж. Его огромные сверкающие рога были увиты алыми лентами.

На арену полетели цветы, некоторые из которых упали на широкую белую спину Конеружа. Огромный бык пяти футов ростом, поднимая пыль, резко повернулся.

Потом, тихо и незаметно, у края арены во всем черном – в черном, вышитом алыми нитями плаще, в черном с золотом камзоле, в черных брюках и высоких сапогах – появился Мэтан Джаст. Его молодое смуглое лицо было настороженным. Сняв широкополую шляпу, он поклонился зрителям и повернулся к Конеружу. Джасту было всего лишь двадцать лет, но он уже успел показать себя на трех предыдущих праздниках. Женщины бросали ему цветы, и он, сняв плащ и размахивая им перед Конеружем, галантно приветствовал своих поклонниц и посылал воздушные поцелуи. Бык сделал несколько шагов навстречу ему и, опустив голову, выставил вперед рога.

Потом он ринулся на человека.

Мэтан Джаст отступил в сторону и ловко сорвал с рога быка первую алую ленту. Толпа зааплодировала. Бык быстро развернулся и снова бросился вперед. И снова Джаст в последний миг увернулся от удара и сорвал ленту. Он зажал оба трофея в зубах и приветствовал сначала быка, а потом – зрителей.

Первые две ленты обычно повязывали высоко на рогах животного, достать их было довольно легко, и Джаст сделал это почти играючи. Чтобы сорвать нижние ленты, требовалась большая ловкость.

Граф Брасс с восхищением смотрел на тореадора. Исольда улыбалась.

– Разве он не прекрасен, отец? Он словно танцует!

– Да, танец со смертью, – сказал Богенталь с притворной серьезностью.

Старый фон Виллах откинулся на спинку сидения и, казалось, нисколько не интересовался происходящим. Хотя может быть, он просто плохо видел, но не желал в этом признаваться.

Бык мчался прямо на человека. Мэтан Джаст ждал его, опустив в пыль плащ. Но когда бык был уже совсем рядом, Джаст высоко подпрыгнул и, сделав сальто, перелетел через Конеружа, чуть не коснувшись его рогов. Бык, упершись копытами в землю, замер в замешательстве. Потом он повернул голову и увидел смеющегося человека.

Не дожидаясь, пока бык развернется, Мэтан вскочил ему на спину. Бык сбросил его, но Джаст успел сорвать с рогов обе оставшиеся ленты и, быстро поднявшись, теперь бежал, высоко подняв руку с зажатыми в кулак лентами.

Раздался оглушительный рев толпы; зрители восторженно хлопали в ладоши, кричали и визжали, и на арену хлынул настоящий дождь из ярких, пестрых цветов.

Бык неотступно преследовал человека. Но вот Джаст остановился, как будто не зная, что делать дальше, обернулся и, словно не ожидая увидеть перед собой быка, изобразил на лице крайнее удивление.

Он снова подпрыгнул, но на этот раз плащ зацепился за рог быка, и Джаст потерял равновесие. Ухватившись за шею Конеружа, ему все же удалось спрыгнуть на землю, но упал он так неудачно, что не смог быстро подняться на ноги.

Бык опустил голову и рогом ударил лежащего человека. Сверкнули на солнце капли крови, и толпа застонала от смешанного чувства любопытства и жалости.

– Отец! – Исольда вцепилась в руку графа. – Он убьет его. Сделай же что-нибудь!

Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.

– Это его дело. Он знает, чем рискует.

Бык ударом рога подбросил тело Джаста в воздух, руки и ноги человека болтались как у тряпичной куклы. На арене появились всадники с длинными пиками и попытались оттащить быка от его добычи.

Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая кошка над своей жертвой.

Граф Брасс, не успев даже осознать, что собственно происходит, выпрыгнул из ложи и бежал вперед в своих тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это бежит медный величественный исполин.

Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения на его лбу вспухли вены.

Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.

Над ареной воцарилась тишина. Исольда, Богенталь и фон Виллах, побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга продолжался молчаливый поединок быка с человеком.

Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но Брасс не ослаблял хватки. Мышцы на шее графа вздулись и покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Но вот бык сдался и медленно опустился на колени.

Мужчины бросились к раненому Джасту, но толпа по-прежнему безмолвствовала.

Граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на бок.

Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.

Граф отпустил его. Конеруж лежал неподвижно, лишь посматривая на человека мутными глазами, в которых застыло недоумение; хвост чуть шевелился в пыли, огромная грудь тяжело вздымалась.

И только тогда толпа взорвалась аплодисментами, и шум в амфитеатре достиг такой силы, что, казалось, весь мир должен был слышать его.

А когда Мэтан Джаст, пошатываясь, зажимая рукой кровоточащую рану, подошел к графу и с благодарностью пожал ему руку, люди вскочили с мест и с восторгом, стоя, приветствовали своего Лорда-Хранителя.

Под крышей в ложе плакала от гордости и пережитого волнения Исольда и, не стыдясь, вытирал слезы Богенталь. Не плакал только фон Виллах. Он лишь кивнул головой, отдавая должное мастерству Брасса.

Граф подошел к ложе и, перепрыгнув через ограждение, встал рядом с ними. Он от души радовался и размахивал руками, приветствуя жителей Камарга.

Немного погодя он поднял руку, требуя тишины, и когда шум стих, обратился к собравшимся:

– Не мне аплодируйте. Аплодируйте Мэтану Джасту. Это он, проявив чудеса ловкости, сорвал с быка ленты. Смотрите, – он развел в стороны руки и растопырил пальцы, – у меня ничего нет! – Он снова засмеялся. – Давайте веселиться.

И с этими словами граф сел на свое место.

К Богенталю вернулось прежнее хладнокровие. Он наклонился к графу.

– Ну, ты и сейчас будешь утверждать, что предпочитаешь не вмешиваться в чужую драку?

Граф в ответ улыбнулся.

– Ты невозможен, Богенталь. Это же совсем другое дело.

– Нет, это одно и то же. Если, конечно, ты еще не отказался от мыслей об единой мирной Европе. – Богенталь потер подбородок. – Разве не так?

На мгновение Брасс задумался.

– Возможно… – начал он, но затем покачал головой и засмеялся. – Ты хитер, Богенталь. Время от времени тебе удается ставить меня в тупик.

Но позднее, когда они уже оставили ложу и направлялись обратно в замок, граф хмурился.

Когда граф Брасс и его свита въехали во двор замка, стражник в тяжелых доспехах подбежал к ним, указывая на стоящий в центре двора богатый экипаж, запряженный вороными лошадьми.

– Господин, – выдохнул он, – пока вы были на празднике, пожаловали знатные гости, но я, право, не знаю, примете ли вы их.

Граф внимательно разглядывал карету. Она была сделана из тусклого чеканного золота, стали и меди и инкрустирована перламутром, серебром и ониксом. Экипаж был сделан в виде фантастического чудовища, лапы которого оканчивались длинными, сжимающими оси колес когтями, а сиденьем кучеру служила голова с большими рубиновыми глазами. На дверях экипажа – сложные геральдические гербы с изображениями диковинных животных, оружия и таинственных символов. Граф узнал и карету, и герб. Карета была творением безумных мастеров Гранбретании, а герб принадлежал одной из самых могущественных фамилий этой империи.

– Это барон Мелиадус из Кройдена, – спешившись, сказал граф. – Интересно, что занесло в нашу глухомань столь важную персону?

Говорил он с иронией, но в голосе чувствовалось беспокойство. Он взглянул на Богенталя.

– Мы будем вежливы и учтивы, Богенталь, – предупреждая друга, сказал граф. – Мы окажем ему гостеприимство. Мы не будем ссориться с лордом Гранбретании.

– Не сейчас, возможно, – сухо ответил Богенталь. Все видели, что он старается быть сдержанным.

Граф Брасс, Богенталь, а следом за ними и Исольда с фон Виллахом, поднялись по лестнице и вошли в зал, где их ждал барон Мелиадус.

Барон оказался почти одного роста с графом. Одет он был во все блестяще-черное и темно-синее. Даже его усыпанная драгоценными камнями звериная маска, закрывающая словно шлем голову, была сделана из какого-то странного черного металла. Маска оскалившегося волка с торчащими, острыми как иглы, клыками. Стоящий в тени, в черном плаще поверх черных доспехов, барон Мелиадус мог бы запросто сойти за одного из мифических полузверей-полубогов, так почитаемых людьми, живущими за Средним морем. При появлении хозяев он снял маску. Открылось бледное тяжелое лицо, окаймленное черной бородой и усами, тусклые голубые глаза и густые черные волосы. Барон, похоже, был безоружен – возможно, в знак того, что он пришел с миром. Он низко поклонился и заговорил приятным мелодичным голосом:

– Приветствую тебя, славный граф, и прошу простить за столь внезапный визит. Я послал вперед гонцов, но они не застали тебя – ты уже покинул замок. Я – барон Мелиадус Кройденский, магистр Ордена Волка, Главнокомандующий армиями нашего великого Короля-Императора Хаона.

Граф склонил в поклоне голову.

– Я наслышан о ваших подвигах, барон Мелиадус, и сразу узнал герб на дверях вашей кареты. Добро пожаловать. Замок Брасс в вашем распоряжении. Правда, боюсь, что пища наша покажется вам слишком простой в сравнении с тем изобилием, которое, как я слышал, может себе позволить даже самый последний гражданин вашей могущественной империи. Но все, чем мы богаты, – к вашим услугам.

Барон Мелиадус улыбнулся.

– Ваша вежливость и гостеприимство, великий герой, могут служить примером для любого подданного Гранбретании. Я благодарю вас.

Граф представил дочь, и барон, потрясенный ее красотой, подошел к Исольде, низко поклонился и поцеловал ей руку. С Богенталем он был вежлив и дал понять, что знаком с сочинениями прославленного поэта. Фон Виллаху барон напомнил о некоторых известных сражениях, в которых тот отличился, и было заметно, что старый воин искренне польщен.

Несмотря на изысканные манеры и учтивые речи, в зале явственно ощущалось напряжение. Богенталь первым извинился и вышел, за ним, предоставляя барону возможность поговорить с графом, последовали Исольда и фон Виллах. Барон проводил взглядом девушку, когда она выходила из зала.

Принесли вино и легкие закуски.

Мелиадус, удобно устроившись в тяжелом резном кресле, поверх бокала поглядывал на графа.

– Вы великий человек, милорд, – сказал он. – Это действительно так. И поэтому вы должны понимать, что мой визит вызван чем-то большим, нежели простым желанием полюбоваться красотами вашей чудесной природы.

Граф улыбнулся: ему нравилась откровенность барона.

– Да, – согласился он. – Хотя, с другой стороны, для меня это огромная честь – принимать в своем замке такого прославленного лорда.

– Для меня тоже большая честь быть вашим гостем, – ответил барон. – Без сомнения, вы самый знаменитый герой Европы, возможно – самый знаменитый за всю ее историю. Даже как-то удивительно видеть, что вы созданы из плоти и крови, а не из металла.

Он засмеялся. Граф тоже улыбнулся.

– Наверное, мне просто везло, – сказал граф. – Да и судьба была благосклонна ко мне. А так, кто я такой, чтобы судить, хорошо ли это время для меня, и хорош ли я для этого времени?

– Ваша позиция противоречит убеждениям вашего друга – господина Богенталя, – сказал барон, – и еще раз подтверждает то, что я слышал о вашем уме и рассудительности. Мы, гранбретанцы, гордимся своими успехами в философских науках, но нам есть чему поучиться у вас.

– Мне знакомы лишь частности, – сказал граф. – Вы же наделены талантом охватывать происходящее в целом.

Он пытался определить по выражению лица Мелиадуса, к чему тот клонит, но барон оставался неизменно спокойным и вежливым.

– Именно частности нас и интересуют, – сказал барон.

И граф, наконец, понял, что привело сюда посланца Темной Империи. Он налил гостю еще вина.

– Нам суждено править Европой, – сказал барон Мелиадус.

– Кажется, это действительно так, – согласился Брасс. – И я в целом поддерживаю ваши устремления.

– Я рад, граф. Наши многочисленные враги часто искажают истинные цели Империи, распространяя грязную клевету по всему миру.

– Меня не интересует, правдивы эти слухи или нет, – ответил граф. – Я верю в благородство вашей цели.

– Будете ли вы препятствовать действиям Империи? – спросил барон, посматривая на Брасса.

– Только в одном случае. – Граф улыбался. – В одном-единственном случае. Если это коснется Камарга.

– Тогда, я думаю, для взаимной безопасности мы могли бы заключить мирный договор.

– Я не вижу нужды в нем. Мои пограничные башни – лучшая гарантия безопасности.

Барон хмыкнул и опустил глаза.

– И поэтому вы здесь, дорогой барон? Предложить мирный договор?

– Верно, – кивнул Мелиадус. – Своего рода альянс.

– Барон, я буду сражаться против вас, если только вы нападете на мои земли, но в остальном я не буду препятствовать, потому что верю – Европа должна быть единой.

– Кое-кто будет противиться этому объединению.

Граф засмеялся.

– А вот в это я не верю. Кто сейчас способен противостоять Гранбретании?

Барон поморщился.

– Вы правы. Все это так. Список наших побед велик. Но чем больше мы завоевываем, тем больше нам приходится распылять свои силы. Если бы мы знали Европу как вы, граф, мы могли бы без особого труда определять, кому можно доверять, а кому – нельзя, и концентрировать бы наше внимание на слабых местах. Например, губернатором Нормантии мы назначили великого герцога Зимиона. – Барон посмотрел на графа. – Он хотел занять трон, еще когда его кузен Джевелард правил этой страной. Могли бы вы сказать, граф, разумен ли наш выбор? Будет ли он верно служить Империи?

– Зимион? – Граф Брасс улыбнулся. – Когда-то я помог разбить его под Руэном.

– Я знаю. Но что вы думаете о нем?

По мере того как поведение барона делалось все более беспокойным, все шире становилась улыбка графа. Теперь он точно знал, чего хочет от него Темная Империя.

– Он прекрасный наездник и любимец женщин.

– Но это ни о чем не говорит!

Мелиадус раздраженно поставил бокал с вином на стол.

– Верно, – согласился граф. Он взглянул на большие настенные часы, висящие над камином. Их позолоченные стрелки показывали одиннадцать. Огромный маятник мерно покачивался, отбрасывая на стену мерцающую тень. Часы начали отбивать одиннадцать ударов.

– Здесь в замке мы рано ложимся, – невозмутимо сказал граф и поднялся. – Слуга проводит вас. Ваши люди будут размещены в соседних комнатах.

Лицо барона помрачнело.

– Граф, мы знаем о вашем бесценном опыте политика, о вашей проницательности, о великолепном знании Европы. Мы хотим воспользоваться этим. В обмен предлагаем – безопасность, богатство, власть…

– Власть и богатство у меня и так есть, а в безопасности я уверен, – тихо ответил граф и дернул шнурок колокольчика. – Прошу меня простить, барон. Я устал и хочу отдохнуть.

– Я взываю к вашему рассудку, граф. Я прошу вас.

Мелиадус старался не выдать своего раздражения.

– Я надеюсь, вы погостите у нас, барон, и расскажете нам о том, что происходит в мире.

Вошел слуга.

– Пожалуйста, покажите нашему гостю комнаты, – обратился к нему граф. Он поклонился барону. – Спокойной ночи, барон Мелиадус. Рад буду видеть вас за завтраком.

Когда барон, следуя за слугой, покинул зал, Брасс позволил себе от души рассмеяться. Приятно было сознавать, что могущественная Гранбретания ищет его содействия, но он не желал ввязываться в политику. Он надеялся, что ему удастся вежливо отклонить предложение барона, у него не было ни малейшего желания ссориться с Темной Империей. Кроме того, ему нравился барон Мелиадус. Чем-то они были похожи.

Глава 4
СХВАТКА В ЗАМКЕ БРАСС

Вот уже целую неделю барон Мелиадус был гостем замка Брасс. Если не считать того самого первого вечера, ему удавалось сохранять хладнокровие в разговорах с графом, хотя граф по-прежнему не соглашался на его предложения.

Но, похоже, не только государственные дела удерживали барона в замке. Уж слишком много времени и внимания он уделял Исольде. Она волновала и привлекала его, хотя ничем не походила на придворных красавиц Европы.

Граф, казалось, не замечал этого. Как-то утром, когда они с Богенталем прогуливались по верхним террасам сада и любовались виноградниками, философ сказал:

– По-моему, барон Мелиадус хочет соблазнить не только славного графа. Если я не ошибаюсь, у него еще кое-что на уме.

– Что же? – Граф повернулся к другу. – Что он еще желает?

– Твою дочь, – невозмутимо ответил Богенталь.

– Ну знаешь… – засмеялся граф. – Что бы он ни сделал, ты видишь в его намерениях лишь порок и зло. Барон – аристократ и джентльмен. И, кроме того, ему нужен я. Вряд ли он позволит себе так глупо рисковать в таком важном деле. Я думаю, ты несправедлив к барону. Мне он очень нравится.

– Тогда, мой друг, тебе самое время возвращаться в большую политику, – с сарказмом ответил Богенталь, – ибо ты разучился разбираться в людях!

Граф пожал плечами.

– Богенталь, ты становишься похож на старую истеричную женщину. Барон ведет себя вежливо и предупредительно. Признаться честно, думаю, он напрасно тратит здесь время, и я был бы не против, если бы он поскорее покинул Камарг, но то, что он проявлял какой-то интерес к моей дочери… Я не замечал этого. Возможно, он и хочет жениться на ней, дабы связать кровными узами Гранбретанию и меня, но вряд ли Исольда согласится, да и я буду против.

– А что, если Исольда любит барона?

– Как это любит?

– Ну, в Камарге не так много столь красивых и утонченных мужчин.

Граф хмыкнул.

– Если бы она его действительно любила, то непременно сказала бы мне, так? Так. Поэтому, пока я не услышу об этом из уст самой Исольды, я не поверю тебе.

Богенталь спрашивал себя, чем было вызвано такое стойкое нежелание графа видеть правду: то ли – тайной потребностью не знать ничего о нравах тех, кто правит Темной Империей, то ли – просто обыкновенной неспособностью отца видеть в родном ребенке то, что очевидно другим. Он не мог согласиться с мнением графа об этом человеке – человеке, на совести которого резня в Лиге и разграбление Захбрука. Рассказы об извращенных вкусах барона наводят ужас на людей от Северного моря до Туниса. Философ точно подметил, сказав, что граф слишком долго жил вдали от большой политики, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, и сейчас уже не чувствовал запаха разложения, даже когда вдыхал его.

В разговорах с бароном граф оставался сдержанным и немногословным, но гость сам много и охотно рассказывал. Из его слов выходило, что даже в странах, неподвластных пока Гранбретании, есть люди, готовые в обмен на власть сотрудничать с Темной Империей и помогать ей устанавливать порядок. Как оказалось, интересы Гранбретании простираются далеко за пределы Европы. Даже за Средиземным морем уже созданы хорошо организованные вооруженные отряды, готовые в любую минуту поддержать войска Темной Империи. Восхищение графа Брасса тактикой Империи росло с каждым днем.

– Еще лет двадцать, – говорил барон Мелиадус, – и Европа будет нашей. Лет через тридцать – весь арабский мир. А через пятьдесят лет – мы надеемся, что дойдет очередь и до загадочной земли, которую называют Коммуназией…

– Древнее и очень романтическое название, – улыбнулся граф. – Говорят, эта земля полна волшебного очарования. Там, кажется, хранится Рунный Посох.

– Да, существует легенда, что он установлен на самой высокой вершине мира, где все время лежит снег и дует ледяной ветер, а сторожат его покрытые шерстью человекообезьяны, необыкновенного ума и десяти футов ростом. – Барон засмеялся. – Впрочем, называют много мест, где он может находиться, например в Амарике.

Граф кивнул.

– Ах, Амарик… Вы и ее хотите сделать частью Империи? Говорят, этот огромный континент, лежащий за океаном, управляется чуть ли не божественными силами. Рассказывают, что люди, населяющие его, ведут спокойную и размеренную жизнь, так непохожую на нашу, и будто бы их цивилизации не коснулись бесчисленные бедствия Страшного Тысячелетия.

Говоря об Амарике, граф не придавал особого значения своим словам, но вдруг он заметил, как вспыхнули обычно тусклые глаза барона.

– А почему бы и нет? – сказал Мелиадус. – Я бы штурмовал ворота рая, если бы нашел их.

Вскоре после этого граф, извинившись, покинул барона и, может быть, первый раз подумал, а так ли уж верно его решение оставаться в стороне, как это ему казалось раньше.

Исольда, хотя и унаследовала ум и проницательность отца, не имела его опыта и плохо знала людей. Поэтому, когда барон разговаривал с ней мягким, нежным голосом, он казался ей красивым и благородным человеком, который в силу своей исторической миссии вынужден быть суровым и жестоким. Она даже находила дурную славу о нем довольно привлекательной.

Сейчас, незаметно выскользнув из своей комнаты, она вот уже третий раз спешила на свидание с ним. Они встречались в западной башне замка, пустовавшей со времени кровавой смерти, которую принял там прежний Лорд-Хранитель.

Их свидания были достаточно невинными – касания рук, легкие поцелуи, нежные слова любви и разговоры о свадьбе. Исольда очень любила отца и чувствовала, что известие о ее браке с бароном глубоко расстроит его, и все же не могла устоять перед обаянием Мелиадуса. Она даже не была уверена, что это любовь. Она просто бездумно отдавалась волнению и чувству какой-то таинственности встреч с бароном.

В одной ночной рубашке она проворно бежала по темным коридорам и лестницам замка, бежала, не зная, – что за ней следует некто в черном плаще, с длинным кинжалом в руке.

С сильно бьющимся сердцем, с полуоткрытым в улыбке влажным ртом Исольда взбежала по винтовой лестнице башни и очутилась в темной комнате, где ее ожидал барон.

Он низко поклонился, потом привлек ее к себе и начал ласкать ее тело через тонкую шелковую рубашку. Его поцелуй на этот раз был более настойчивым, почти грубым, и она, тяжело дыша, вернула его, крепко обнимая широкую обтянутую замшей спину барона. Его рука опускалась все ниже, лаская талию девушки, ее бедра, И соль да прижалась к барону, но неожиданно почувствовала, как в ней возникает какой-то непонятный страх, и попыталась отстраниться.

Он не отпускал ее. Лунный свет, проходя сквозь узкое окно башни, падал на его лицо и выдавал охватившее барона возбуждение.

– Исольда, ты должна быть моей. Сегодня вечером мы покинем замок и уже завтра будем за границами Камарга. Там твой отец не осмелится преследовать нас.

– Мой отец способен на все, – спокойно ответила она, – да и я сама не желаю доставлять ему беспокойство.

– Что это значит?

– Только одно – что не выйду замуж без его согласия.

– Он согласится…

– Думаю, что нет.

– Тогда…

Исольда вновь попыталась вырваться, но барон крепко держал ее. Сейчас она была по-настоящему испугана. Она не понимала, как пылкая страсть, так волновавшая сердце, могла столь быстро превратиться в страх.

– Я должна идти. Отпусти.

– Нет, Исольда! Я не привык, чтобы мне отказывали. Сначала твой упрямый отец, теперь – ты! Я скорее убью тебя, чем позволю уйти, не добившись обещания уехать со мной.

Он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Она застонала.

Вдруг в комнате появилась темная закутанная в плащ фигура. Стальной клинок блеснул в лунном свете, и барон, не выпуская девушку из объятий, обернулся.

– Отпусти ее, – сказал неизвестный. – Иначе я нарушу законы гостеприимства и убью тебя.

– Богенталь! – зарыдала Исольда. – Беги за отцом. Тебе не справиться с ним!

Барон Мелиадус засмеялся и швырнул Исольду в угол.

– Драться? С тобой? Ты смеешься, философ? Отойди. Я уйду, но только с ней.

– Ты уйдешь один, – ответил Богенталь, – и поскорей, сделай одолжение. Уж очень не хочется отягощать свою совесть убийством. А Исольда останется здесь.

– Она уйдет со мной, причем сейчас же – хочет она того или нет! – Плащ Мелиадуса распахнулся, и Исольда увидела короткий меч, висящий у него на поясе. – В сторону, господин Богенталь, или вам не придется сложить сонет о сегодняшней ночи.

Богенталь не сдвинулся с места.

Гранбретанец, взявшись за рукоять меча, почти неуловимым движением обнажил его.

– Это твой последний шанс, философ.

Богенталь молчал. Не мигая, он смотрел на барона, и лишь его рука, сжимающая кинжал, слегка дрожала.

Исольда пронзительно закричала, ее крик эхом прокатился по замку.

Барон, рыча от злости, повернулся к ней и поднял меч.

Богенталь прыгнул вперед и неловко ударил его кинжалом, но кожаные доспехи защитили барона. Презрительно смеясь, Мелиадус обернулся. Он дважды ударил мечом: в голову и в грудь Богенталя, и поэт-философ упал, заливая кровью каменный пол. В отчаянии Исольда снова закричала. Барон наклонился, схватил ее, выворачивая руку так, что девушка застонала, и перекинул через плечо. Потом он вышел из комнаты и начал спускаться.

Для того чтобы попасть в свою комнату, ему надо было пройти через парадный зал, и вот когда он вошел туда, с другой стороны зала до него донесся шум. В отблесках угасающего огня, в дверях, барон увидел графа, одетого в просторный домашний халат, с огромным мечом в руках.

– Отец! – закричала Исольда, и гранбретанец, швырнув ее на пол, выставил вперед меч.

– Значит, Богенталь был прав, – прорычал граф. – Ты оскорбил мое гостеприимство, барон.

– Я хочу вашу дочь, граф. Она любит меня.

– Тебе так кажется. – Граф взглянул на рыдающую Исольду. – Защищайся, барон.

Мелиадус нахмурился.

– Мой меч – шило в сравнении с вашим. И кроме того, у меня нет желания драться с человеком ваших лет. Вероятно, мы сможем договориться…

– Отец! Он убил Богенталя!

Услышав это, граф задрожал от гнева. Он подбежал к стене, где висела целая коллекция всевозможного оружия, сорвал с крюка самый большой меч и швырнул его под ноги барону. Меч, упав, загрохотал по каменному полу. Мелиадус нагнулся и схватил брошенное ему оружие. Теперь у него было преимущество – он был в кожаных доспехах.

Граф сделал шаг вперед, поднял меч и атаковал барона, но барон парировал выпад. Они походили на дровосеков, которые рубят огромное дерево, нанося размашистые мощные удары то с одной, то с другой стороны. Лязг оружия разбудил слуг графа и людей барона, которые, выбежав в зал, теперь стояли, не зная, что делать. Вскоре появился фон Виллах со своими стражниками, и гранбретанцы, посчитав, что людей графа значительно больше, решили ничего не предпринимать.

Во тьме зала вспыхивали искры, когда два великана скрещивали мечи, с величайшим мастерством нанося и отражая удары. Пот заливал им глаза, оба тяжело дышали.

Барон слегка задел плечо графа, меч графа скользнул по кожаным доспехам барона. Они обменялись серией молниеносных ударов, после которых, как казалось со стороны, оба должны были развалиться на куски, но когда противники разошлись, то оказалось, что у графа всего лишь разорван халат и слегка поцарапан лоб, барон же отделался распоротым сверху донизу плащом.

Звуки тяжелого дыхания и топот ног на каменных плитах пола сливались с оглушительным звоном мечей.

Неожиданно граф Брасс, задев маленький столик, упал, растянувшись во весь рост, и выпустил из рук оружие. Мелиадус, торжествующе улыбаясь, уже занес над поверженным графом тяжелый меч, но Брасс, успев перекатиться на бок, схватил барона за ноги, и тот упал рядом с ним.

На какое-то время отбросив мечи, они катались по полу, молотя друг друга кулаками и рыча как дикие звери.

Потом барон резко оттолкнул противника и, схватив меч, вскочил на ноги, но граф тоже успел подняться и неожиданным ударом выбил меч из рук барона. Меч воткнулся в деревянную колонну и загудел как органная труба.

Граф был полон решимости убить Мелиадуса. В его глазах не было жалости.

– Ты убил моего самого лучшего, самого преданного друга, – прорычал он, поднимая меч. Барон Мелиадус сложил руки на груди и с бесстрастным лицом, прикрыв глаза, ждал удара.

– Ты убил Богенталя и потому умрешь.

– Граф!

Граф замер, занеся над головой меч.

Это был голос философа.

– Граф, он меня не убил. Удар в голову лишь оглушил меня, а рана в груди не смертельна.

Богенталь с ярко-лиловым синяком на лбу пробирался сквозь толпу, зажимая рану рукой.