Текст книги "Соната разбитых сердец"

Автор книги: Маттео Струкул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13
Оскорбленный жених

В мгновение ока Джакомо добрался до входа в палаццо Контарини-Даль-Дзаффо. Он уверенно пробрался через толпу, ловко избегая знатных господ и дам, несмотря на то что всеобщее внимание было по-прежнему приковано к нему. Незнакомец с пепельными волосами двинулся следом, и явно неспроста. Что ему нужно? Очередной шпион?

Казанова уже подбегал к парадной лестнице, когда кто-то внезапно преградил ему путь, сильно толкнув плечом. Несмотря на обычное изящество манер, Джакомо был крепким высоким мужчиной, поэтому, еще не успев сообразить, что происходит, машинально наградил нахала крепким ударом, повалившим того на землю.

Незнакомец оказался на дорожке, усыпанной белым гравием, его камзол и жилет тут же покрылись слоем пыли. Резко вскочив, он сорвал с себя маску-бауту с накидкой и закричал, указывая пальцем на Казанову:

– Вы! – голос у молодого мужчины оказался пронзительным и неприятным. – Вы, милостивый государь, должны со мной объясниться!

Дамы попрятались от неприятной сцены за раскрытыми веерами и спинами своих спутников.

Джакомо не хотел терять время, но все же улыбнулся и беспечно поинтересовался:

– По какому поводу?

Нахал ответил все тем же злобным, задиристым фоном:

– Объяснитесь, почему вы досаждаете моей невесте!

– О какой невесте вы говорите? – спросил Джакомо, не в силах скрыть искреннее недоумение.

– О Франческе Эриццо, дорогой мой Казанова, и ваши гнусные намерения совершенно очевидны.

– Откровенно говоря, милостивый государь, она о вас не упоминала. Да кто вы такой вообще?

– Альвизе Дзагури, торговец дубленой кожей, – нехотя ответил тот.

– Ах, ну надо же… – не удержался Джакомо. – Дубленая кожа, говорите? Очень, очень интересно. Что ж, дорогой мой Дзагури, боюсь, я должен вас покинуть, что-то на этом приеме становится душно. Надеюсь, вы не против…

Джакомо попытался обогнуть Дзагури, но тот и не собирался уходить с дороги. Он приблизил лицо вплотную к Казанове и прошипел:

– Мы недоговорили, любезный Казанова.

– Я к вашим услугам, когда угодно и как угодно, но сейчас, если позволите, моего внимания требуют срочные дела, – завершив на этом неуместный разговор, Джакомо согнулся в преувеличенно изящном поклоне и продолжил путь к лестнице.

Краем глаза он увидел, что к незнакомцу с грязными пепельными волосами присоединилось еще трое, и теперь все четверо направляются в его сторону. Казанова проворно поднялся по лестнице, вбежал в зал на втором этаже и закрыл за собой дверь.

Там он обнаружил Франческу и «Лауру, обеспокоенно наблюдавших за ним.

– Скорее! – воскликнул Джакомо. – Я должен выбраться на крышу.

Лаура растерянно застыла на месте, но Франческа не потеряла присутствие духа.

– Сюда, сказала она, указывая на дверь с правой стороны зала.

– Да, – почти машинально подтвердила Лаура. Джакомо поспешил последовать совету.

Тем временем кто-то уже ломился в дверь.

– Откройте! – кричали с той стороны.

Но Джакомо успел переместиться в соседний зал, а оттуда – в следующий. На мгновение он повернулся к девушкам, которые следовали за ним, словно самый прекрасный в мире конвой, и внезапно коснулся алых губ Франчески легчайшим поцелуем.

– Казанова… – пробормотала Лаура.

Франческа же не произнесла ни слова.

– Я вернусь, – пообещал Джакомо.

Он ласково коснулся щеки Лауры, развернулся и проворно побежал по узкой лестнице, которая вела на крышу палаццо Контарини-Даль-Дзаффо.

Тем временем дверь зала с фресками наконец поддалась под градом ударов.

Ловко перемещаясь вдоль гребня крыши, Казанова слышал голоса гвардейцев, ворвавшихся в комнату. Топот тяжелых сапог по ступенькам, раздраженные возгласы, проклятья и приказы – все звуки слились в единый беспорядочный гвалт. Добежав до края крыши, Джакомо, не раздумывая, прыгнул вперед.

Свежий ветер хлестнул его по лицу, и ночь, едва освещаемая отдельными огоньками фонарей, приняла Казанову в свои объятья. Не переставая крутить ногами в воздухе, чтобы смягчить падение, он приземлился на соседнюю крышу, ловко перекатился кувырком и вскочил.

Если не считать пары царапин, Джакомо был совершенно цел. Несколько черепиц выскользнули из-под ног и полетели вниз, с глухим стуком разбившись о брусчатку узкого переулка, но Казанова и не думал останавливаться: нужно убежать как можно дальше от навязчивых преследователей. Как видно, государственные инквизиторы не теряли времени даром. Конечно, Джакомо особенно и не пытался скрыть свое возвращение в Венецию, более того, как справедливо сокрушался Маттео Брагадин, о его приезде знал весь город и праздновал это как великое событие. Да и встреча с графиней Маргарет фон Штайнберг наверняка не осталась незамеченной.

Предаваясь этим размышлениям, Казанова совершил второй рискованный прыжок на следующую крышу. На этот раз, падая, он поранил руку: алая кровь сверкнула в свете фонаря. Но главное, что теперь он был в безопасности. Спрятавшись за широкой каминной трубой, Джакомо наблюдал за тем, как гвардейцы высыпали на крышу палаццо Контарини-Даль-Дзаффо и остались с носом, никого там не обнаружив. Разглядеть беглеца они не могли: ночная мгла, густые тени от света слабых фонарей и каминная труба надежно скрывали Казанову от глаз преследователей. Однако Джакомо мог слышать служителей закона, и ему совершенно не понравилось то, о чем они говорили.

Поначалу до Казановы долетали только удивленные возгласы, но когда он напряг слух, то смог разобрать и слова.

– Он убежал, ваше сиятельство, – произнес кто-то.

– Это настоящий дьявол, синьор Дзаго, – вторил ему второй гвардеец.

– Я тебе сказал не называть меня по имени, идиот!

Последнее восклицание, по всей видимости, слетело с губ худощавого мужчины с грязными светлыми волосами. Джакомо не видел его лица, но хорошо представил себе хищную физиономию с выпученными от ярости безумными глазами. Голос у преследователя был под стать внешности – глухой и неприятный, словно зубовный скрежет.

– Спускаемся! – приказал он. – Все равно делать тут нечего. Понятно, что Казанова не стал нас дожидаться. Кто-нибудь узнал имя того болвана, что преградил ему путь?

– Тони! – рявкнул первый голос. – Ты должен был это сделать, помнишь?

Раздался ответ, но Джакомо уже не смог его разобрать. Судя по тону голосов, за ним последовала перебранка. Наконец, раздался вскрик, и через мгновение – сочный шлепок, как будто спелый фрукт упал на землю, превратившись в месиво мякоти и сока.

Кто-то заискивающе причитал:

– Ваше сиятельство… – в голосе слышался ужас.

– Он сам виноват, – проскрипел отвратительный человек, раздававший приказы. – Я не даю второго шанса тем, кто ошибся однажды.

Джакомо посмотрел вниз: посреди переулка лежал труп гвардейца с раздробленной головой. Расползавшаяся лужа крови посверкивала в слабом свете фонаря.

Глава 14
Первое письмо

Мой дорогой синьор Казанова, прошло всего несколько дней с нашей встречи, а я уже скучаю по Вам, сама не знаю отчего. Возможно, дело в том, что я взволнована мыслью о нашем пари или, если быть полностью откровенной, о выигрыше, которого я жду не меньше, чем Вы. Могу я признаться Вам кое в чем? Венеция великолепна, в этом нет никаких сомнений, но порой она невыносимо скучна: балы, приемы, сплетни, интриги – все тут есть, но не хватает страсти. Какое счастье, что наконец приехали Вы и привнесли дыхание жизни. Известие о Вашем таланте канатоходца облетело весь город, вокруг только об этом и говорят, так что, как видите, мой дорогой друг, Вы скрашиваете мою жизнь, даже находясь далеко от меня.

Однако я не могу не призвать Вас проявить чуть больше предприимчивости. Как же так, Вы познакомились с малюткой Эриццо, но до сих пор еще не отведали запретный плод? Ну же, синьор Казанова, я ожидала от Вас большей прыти, ведь, насколько я знаю, Франческа – еще совсем девчонка. Ничуть не сомневаюсь, что она сразу же пополнила ряды Ваших юных обожательниц, а значит, Вы можете легко сорвать этот цветок, как только захотите.

Но Вы почему-то этого не делаете! Вы медлите, теряете время на пустые разговоры и пробежки по городским крышам, наряжаетесь в ярко-синий камзол и развлекаете публику бесовским искусством циркачей. Вероятно, вам кажется очень смелым тратить время на развлечения, за которые Вас в любую минуту могут объявить еретиком и заговорщиком? Знайте же, что новости такого рода в мгновение ока становятся известны всему городу.

Я пишу об этом лишь для того, чтобы Вы осознали, насколько опасно Ваше поведение. Если эти вести дойдут до государственных инквизиторов, то, поверьте мне, никто и ломаного гроша не даст за Вашу жизнь.

Будьте осторожны, мой друг! И немного предприимчивее, прошу Вас.

Время идет, а мое сердце пылает в ожидании момента, когда я наконец смогу соединиться с Вами. Или же мое предложение Вас больше не интересует? Надеюсь, что это не так, потому что я не потерплю отказа.

Смелее, разделайтесь поскорее с простейшей любовной задачкой и возвращайтесь ко мне. И прекратите искать неприятностей на свою голову: в трактире «До Мори» Вы умудрились побить сразу троих, а в палаццо Контарини-Даль-Дзаффо, помимо своего безумного выступления, не придумали ничего лучше, чем вступить в перепалку с юным Альвизе Дзагури, поклонником малютки Эриццо. Вы должны быть предусмотрительнее, друг мой, прошу Вас, проявите немного сдержанности и хитрости!

Итак, я жду, когда Вы вернетесь победителем. Обещаю, мы отпразднуем Ваш триумф самым приятным образом. Пока же, если Вам что-то нужно, смело обращайтесь к Гретхен: ее преданность и умение решать любые вопросы не вызывают сомнений. С ней Вы в надежных руках, поверьте.

В ожидании Ваших вестей желаю Вам удачи.

Маргарет фон Штайнберг, графиня Тирольская

– Графиня фон Штайнберг времени не теряет, правда? – заметил Джакомо, вертя в руках листок с письмом.

– Она не может себе этого позволить, иначе никогда не достигла бы таких высот.

– Могу себе представить.

Джакомо ненадолго умолк. В тот день Гретхен снова была чудо как хороша.

Но разве не Франческа завладела его сердцем? Джакомо и сам точно не знал. Конечно, Эриццо красавица, но так юна и неопытна! Однако есть в ней что-то – в ее взгляде или в уверенном голосе, – что определенно не оставило Казанову равнодушным. Со вчерашнего вечера он думал о Франческе так много, что ее образ заслонял девушку, стоявшую сейчас перед ним.

Конечно, Гретхен совсем другая: хорошо знает, чего хочет, и умеет добиваться этого так изящно и в то же время чувственно, что устоять перед ней просто невозможно. Впрочем, Джакомо и не пытался устоять, скорее он благодарил судьбу за встречу с очаровательной австрийкой.

Вне всяких сомнений, графиня ждала ответа. Джакомо мерил шагами гостиную, размышляя, что же ей написать, а Гретхен тем временем расположилась на софе. В тонких пальцах она сжимала маленькую чашку из тончайшего фарфора, наполненную горячим шоколадом.

Гостья отпила немного обжигающего лакомства, и на очаровательных губах остался тонкий темный след. Не заботясь о соблюдении приличий, Гретхен слизнула шоколад языком, и от Джакомо не укрылся этот чувственный жест. Он почувствовал, как кровь закипает в жилах. Вдохновленная полученным эффектом, Гретхен взяла с блюдца байколо – знаменитое венецианское печенье овальной формы – и надкусила его самым вызывающим образом, рождая недвусмысленные ассоциации.

Джакомо призвал на помощь все свое самообладание: поддаваться сладким соблазнам сейчас было не время.

– Мне кажется, наш мясник стал чересчур любопытен, – неожиданно сказала Гретхен.

– Что? – Джакомо подумал, что ослышался.

– Сегодня утром я ходила в мясную лавку. Хозяин взвешивал мой заказ, болтая о том о сем, и вдруг начал задавать мне вопросы о том, чем занимается в Венеции графиня. Думал, я не замечу, вот глупец. Я поначалу не придала этому особенного значения, но он был крайне настойчив. В этом городе слишком много глаз и ушей, мне это не нравится.

– Добро пожаловать в Венецию, моя дорогая. Значит, даже мясник интересуется вами. Если позволите, Гретхен, я бы посоветовал вам сменить его. Не ходите больше в эту лавку.

– Хорошо.

– Значит, графиня хорошо разбирается в вопросах дьявольских искусств и ереси, – продолжил Джакомо. – Что ж, это меня не удивляет.

– Думаю, в этой связи я должна… – прекрасная австрийка умолкла в нерешительности.

Джакомо внимательно посмотрел на очаровательную собеседницу.

– Прошу вас, моя милая Гретхен, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Гретхен отпила еще глоток невероятно вкусного густого шоколада. Казалось, она колеблется, не зная, что выбрать: хранить верность своей госпоже или же отдаться на волю безудержной страсти.

– Я чувствую, мне стоит предупредить вас, чтобы вы были осторожнее, – наконец произнесла она, тщательно подбирая слова.

– О чем вы говорите?

– О графине.

Джакомо не верил своим ушам: камеристка решила предупредить его о кознях своей госпожи? Мир перевернулся?

Однако обстоятельства определенно складывались в его пользу.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что я сказала, Джакомо. Я знаю, вы многое повидали и отлично умеете выбираться из сложных ситуаций с невероятной ловкостью и изяществом, но графиня – опасная женщина, поверьте. Я не сомневаюсь, что она хочет использовать вас для каких-то своих интриг, а потому просто не могу не предупредить вас об этом.

– Ну что же, не могу сказать, что это меня удивляет, по крайней мере, не слишком. Однако разрешите поинтересоваться, почему вы так считаете?.. Да и в конце концов, почему так рискуете ради меня?

– Вы нравитесь мне, Джакомо, это бесполезно отрицать. Вы смелый человек с добрым сердцем, несмотря на все сплетни, что слагают о вас злые языки. Чтоб им всем провалиться! Я знаю, что вы никогда не будете моим… Это невозможно, я понимаю. Как я могу надеяться завладеть сердцем такого легендарного соблазнителя? Вы настолько неотразимы, что вам достаточно щелкнуть пальцами – и все женщины Венеции будут у ваших ног. Но я не в силах промолчать о том, что мне очень не понравился тон графини, когда она отдавала мне письмо для вас. Госпожа протянула мне листок, приговаривая, что научит вас хорошо себя вести, и при этом в глазах у нее вспыхнул опасный огонек. Я не стала бы рассказывать вам об этом, если бы не дорожила вами так сильно. Признаюсь, я рискую всем, не ожидая взамен ничего. Но вам не стоит играть с графиней, Джакомо, прошу вас. Это может дорого вам обойтись.

– Гретхен… Дорогая Гретхен, я благодарю вас за искренность и заботу, но не переживайте: меня не так-то легко обвести вокруг пальца.

– Не сомневаюсь, но пообещайте мне помнить о том, что я сказала.

– Конечно, даю вам слово. И еще раз спасибо за вашу честность и за все теплые слова, которых я не достоин. И уже точно я не достоин того, чтобы вы рисковали собой ради меня…

– Джакомо, не произносите этого даже в шутку!

– Мы можем навсегда остаться верными друзьями и заботиться друг о друге, не ожидая взамен ничего большего, чем можем дать сами, – проникновенно произнес Казанова. – Вас устроит такое предложение?

Серые глаза Гретхен довольно сверкнули.

– О большем я и не прошу.

Она поставила чашку на лакированный столик и откинулась на спинку, явно приглашая Джакомо присоединиться.

Тот не стал себя упрашивать и уже через мгновение осыпал Гретхен поцелуями.

– А как же письмо? – с якобы невинным видом воскликнула она.

– Письмо подождет.

* * *

Оторвавшись от Гретхен, Джакомо остановил на ней долгий внимательный взгляд. Он прекрасно знал, как она желает его, и именно поэтому выдержал паузу, чтобы усилить наслаждение.

Затем Джакомо вновь приблизился и стал шептать ей на ушко восторженные комплименты. Может, он и не был в нее влюблен, но в тот момент австрийка казалась прекраснейшей из всех женщин мира.

– Вы великолепны, Гретхен! Клянусь, ваша красота способна свести с ума любого мужчину.

Она смотрела на него, и в глубине глаз загорался живой и совершенно особенный свет. Казанова видел свое отражение в ее серых зрачках и чувствовал себя покоренным нежностью и глубиной чувств: взгляд Гретхен выдавал все, что волновало ее душу.

Она отдалась во власть его сладких слов, пышная грудь все сильнее вздымалась от порывистого дыхания. Любуясь ею, Джакомо взял со столика шоколадную конфету.

– Их делают в Леньяно, – прошептал он, – и называют «сосками Венеры» за форму и чудесный вкус. Мне кажется, нет сладости лучше для такой красавицы, как вы.

Он поднес конфету к очаровательному рту Гретхен. Поначалу она, сопротивляясь, сжимала губы, но Джакомо слегка надавил, и они раскрылись, как лепестки. Его пальцы нежно положили круглое лакомство ей в рот.

Джакомо почувствовал нарастающее наслаждение. Гретхен следовала за ним с такой невероятной готовностью, разделяя любое смелое желание, что пламя, пылавшее внутри него, разгоралось все сильнее с каждой секундой.

Когда Гретхен проглотила сладкую конфету, Джакомо взял тонкий батистовый шарфик и завязал ей глаза. Потом он начал снимать с нее одежду: медленно, наслаждаясь каждым моментом, пока наконец она не осталась полностью обнаженной.

Гретхен чувствовала горячее дыхание Джакомо на своей коже, а его пальцы скользили по телу нескончаемой чередой пылких ласк. Он заставил ее встать на колени и шелковой лентой связал руки за спиной.

Опираясь головой на мягкие подушки, Гретхен оказалась полностью во власти Джакомо, и это делало удовольствие еще острее. Словно рабыня, она всецело покорилась ему, готовая принять абсолютно все, что он захочет с ней сделать.

Когда холодные хвосты маленькой плетки в первый раз коснулись ее ягодиц, дрожащих от желания, из глаз Гретхен брызнули слезы. Слезы благодарности. При втором мягком, но ощутимом ударе она что есть силы закусила губу. На маленьком порезе выступила кровь, и Гретхен почувствовала невероятное удовольствие, усиленное контрастом с болью.

Он ударил ее еще раз и еще. Сердце бешено колотилось, словно готовое выпрыгнуть из груди, и Гретхен ощутила волну блаженства, которая накрыла ее с головой, а затем вознесла на самый гребень наслаждения.

Она полностью отдалась ему, желая его больше жизни. Гретхен нетерпеливо дернулась, не в силах больше ждать, мечтая лишь о том, чтобы наконец разделить с ним тот огонь, что пылает внутри. И лишь тогда Джакомо овладел ею: резко, напористо, безжалостно, и в тот же миг Гретхен достигла пика удовольствия.

Весь остаток ночи прошел в блаженстве и экстазе.

Глава 15
Стыд

– Проклятье, дочь моя! Ты хоть понимаешь, что творишь?

На благородного Никколо Эриццо было жалко смотреть: лицо побагровело от ярости, парик съехал набок, он в отчаянии хватался за голову, в надтреснутом голосе слышался неподдельный ужас. Если бы кто-то увидел его в этот момент, то точно решил бы, что тот лишился разума. Эриццо что есть силы пнул резной деревянный комод, только чудом устоявший на месте.

Франческа сидела за клавесином, ее пальцы так и застыли на черных и белых клавишах. В тот день она с удовольствием разучила две сонаты Доменико Скарлатти, обе невероятной красоты. А теперь ссора с отцом испортит все настроение, это уж точно.

Девушка стойко выдержала яростный взгляд Никколо, чем разозлила его еще сильнее. Как смеет дочь противиться его воле? После всего, что он для нее сделал!

– Я не позволю тебе разрушить выгодную партию из-за глупого каприза, поняла? Не хочу больше слышать про этого проходимца! Или я запрещу тебе видеться с соплячкой Контарини, ясно?

Франческа не могла этого больше выносить. Сохраняя уважение к отцу, она тем не менее ответила решительно и твердо. Она его не боится. И никогда не боялась.

– Отец, вы не можете заставить меня выйти замуж за Альвизе Дзагури вопреки моей воле. Я ненавижу его: он высокомерный глупец и любит только себя и свои деньги. Я не сделала ничего дурного, просто пришла на бал, где собралось пол-Венеции. Это совершенно естественно, что Казанова тоже был там.

Эриццо не верил своим ушам.

– Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! И с каких это пор ты сама решаешь, что для тебя лучше? Будь жива твоя несчастная мать…

– Мама всегда желала мне добра! А вы не имеете права навязывать мне в мужья человека, которого я терпеть не могу.

Это было уже слишком.

Никколо Эриццо подошел к дочери и, не в силах совладать с яростью, дал ей звонкую пощечину. Голова девушки дернулась назад, будто от удара плеткой. Боль была сильной, а еще сильнее – унижение.

Осознав, что он натворил, расстроенный отец залился краской.

– Франческа… – произнес он слабым голосом, не в силах закончить фразу.

– Надеюсь, вы довольны! Я в полной мере ощутила отцовскую заботу. Теперь, с вашего позволения, я хотела бы удалиться.

При этих словах Франческа вскочила на ноги, в гнетущей тишине дошла до двери и покинула комнату.

Растерянный Эриццо остался стоять на месте, молча сжимая руки.

* * *

Франческа рухнула на кровать, по пылающим щекам текли слезы. Слова отца ее ужасно расстроили: как же она устала от того, что ее мнение никто не воспринимает всерьез! Неужели ее чувствами можно торговать на рынке Риальто, словно отрезами ткани? Это несправедливо!

Потом мысли Франчески невольно обратились ко вчерашнему вечеру: вот это было действительно чудесно. Первый раз в жизни она познакомилась с таким невероятным человеком. Канатоходец, акробат, путешественник, прирожденный соблазнитель, смельчак, утонченный собеседник – все это было в Джакомо Казанове и даже больше! Понятно, почему женщины теряют голову из-за него. Конечно, он очень красив, но это далеко не главное.

Франческа взглянула на красную розу, которую он ей подарил: цветок стоял на столике, в изящной вазе. Она вспомнила, как Джакомо смотрел на нее и как учащенно забилось ее сердце, когда она сама увидела его впервые – во время рискованного трюка на пределе человеческих возможностей.

Казанова – настоящий бунтарь, неудивительно, что Венеция так его боится, ведь он воплощает в себе все то, от чего этот город хочет избавиться. Он сам сказал, что никогда не откажется от своей сути ради каких-нибудь жалких общественных привилегий. В этой фразе столько гордости, что бросает в дрожь. Да, дело именно в этом: Венеция дрожит от страха при виде Казановы, потому государственные инквизиторы и гвардейцы и не спускают с него глаз.

Франческа восхищалась им, и мысли о ее новом герое придали сил и затмили раздражение от ссоры с отцом. Девушка знала, что вступает на опасный путь, но твердо решила не отступать: она не станет покорно наблюдать, как ее жизнь рушится во имя общепринятых правил и отцовских желаний. Франческа знала, что отец ее любит, и сама питала к нему самую искреннюю привязанность, однако с тех пор, как умерла ее мать, он сильно изменился. Безусловно, в чем-то его можно было понять, но, с другой стороны, девушка больше не хотела мириться с тем, что он держит ее взаперти лишь потому, что боится новой утраты. Конечно, отцом движет желание защитить свое дитя, но его забота слишком настойчива и тяжела. Отец всегда мечтал, чтобы она жила под стеклянным колпаком, потому и пообещал ее руку этому ничтожеству Дзагури, а за это ему нет прощения.

Франческа прекрасно понимала, что не стоит доверять Казанове: совершенно очевидно, насколько велико его самолюбие, и маска романтического героя запросто может оказаться не чем иным, как корыстным притворством. Однако было в нем нечто безнадежное и в то же время возвышенное, что совершенно покорило ее. Как будто в глубине его аквамариновых глазах скрывается настоящее пламя – жажда жизни и сильных чувств. Этот огонь сжигает его сердце и душу, а заодно может полностью изменить и ее жизнь, если только допустить такую возможность.

За одно это Франческа была благодарна Казанове: с момента их встречи она чувствовала себя живой.

Именно это ощущение и дало ей силы воспротивиться отцовской воле и сражаться за собственное счастье.

Франческа вытерла слезы тыльной стороной ладони, встала и подошла к лакированному туалетному столику, украшенному восточными мотивами, – очаровательному примеру стиля шинуазри, что так нравился ее матери.

Девушка взглянула в зеркало: на нее смотрело юное создание, стоящее на пороге бездны под названием жизнь, и только страх мешал ей расправить крылья.

Но больше она не будет бояться, никогда.

В зеркале виднелся любимый клавесин Франчески, стоящий в углу спальни. Всего в доме их было три, и один девушка потребовала разместить в своей комнате. Ее не заботила плохая акустика помещения и необычное расположение инструмента, ей просто хотелось, чтобы любимый клавесин был всегда рядом и она могла бы играть на нем когда вздумается. Отец, который в конце концов всегда уступал ее просьбам, не стал противиться.

Франческа обвела взглядом изящные узоры и великолепные цветы, нарисованные на корпусе инструмента. Она села за клавесин и сделала глубокий вдох, а потом коснулась пальцами клавиш. Комнату наполнили чистейшие, хрустальные звуки. Руки Франчески затанцевали, давая жизнь музыке.

В тот день она разучивала произведения Скарлатти, но сейчас ей захотелось забыться в мелодии первой сонаты для клавесина авторства Бенедетто Марчелло. В волшебной работе знаменитого венецианского композитора девушка чувствовала истинную любовь к родному городу, будто само дыхание Венеции легло в основу чудесной музыки. Франческе никогда не надоедало играть это произведение. Размеренное ларго начала мелодии постепенно переходило в задорную улыбку аллегро, чтобы помчаться в безудержном престо, а затем вновь замедлиться и успокоиться ближе к концу. Ноты следовали одна за другой, словно рифмы таинственного заклинания, и соната воплощала в себе величие вечности.

Любимой мелодии удалось вернуть улыбку на лицо Франчески. Следуя за изяществом и радостным настроением произведения, девушка чувствовала всю грандиозность и бесконечность души композитора, написавшего его. Как будто автор говорил с ней через ноты, рассказывал о свободе, которую он ощущал, создавая свою музыку: творчество было для него волшебным окном в другой мир среди жизни, полной забот и тревог, на службе у Венецианской республики. История Бенедетто Марчелло всегда казалась ей похожей на историю их родного города: знатный венецианец, он был заложником политических интриг и собственного положения, но в то же время мог быть полностью свободен в моменты, которые посвящал искусству и в первую очередь музыке.

Марчелло жил в непростую эпоху, когда косность венецианской знати была особенно явной, а труды философов-просветителей обсуждались лишь для видимости, но точно не для того, чтобы взять на вооружение их новаторские идеи. Однако уже тогда в Венеции загорались отдельные искры стремления к той свободе, что чувствовал композитор, создавая свои произведения, и одной из этих искр, без сомнения, стал Джакомо Казанова.

Такие мысли роились в голове у Франчески, пока ее пальцы продолжали порхать по клавишам, играя знакомую мелодию. К концу произведения девушка решила, что надежда все еще есть. Она должна позволить себе следовать по течению безудержной реки, называемой жизнью, но не для того, чтобы отдаться первому встречному, а чтобы бороться за свои чувства и убеждения и доказать, что она чего-то стоит.

Франческа счастливо улыбнулась и при звуке последних нот от души поблагодарила Бенедетто Марчелло за то, что он в который раз подарил ей надежду.