Текст книги "Соната разбитых сердец"

Автор книги: Маттео Струкул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7
Франческа

Было в этих холстах нечто лиричное и в то же время чувственное, волшебное и героическое, словно своей живописью художник создавал чудесный мираж: его картины представляли собой изменчивое, но при этом абсолютно точное воплощение совершенства.

Франческа не могла оторвать глаз от ярких красок: от насыщенно-голубого кружилась голова, красный воспевал неистовство страсти, а оранжевый пламенел, подобно пожару.

Джамбаттиста Тьеполо был не просто талантливым художником – заклинатель, иллюзионист, волшебник, он ловил своей кистью и красками самую суть сказочных грез искусства, чтобы затем вернуть их на холст, будто ведомый некими высшими силами. Когда отец впервые привел ее с собой в мастерскую живописца, Франческе показалось, что она попала в уголок рая.

А теперь ей выпала невероятная честь: маэстро писал ее портрет. Поговаривали, что картины Тьеполо настолько полны страсти, что могут быть опасны. Франческе же казалось, что ее душа парит в небе, пока сама она изо всех сил старалась сохранять нужную позу, хотя художник работал уже несколько часов подряд. Но несмотря на все неудобства, девушка была совершенно очарована изяществом и жизненной силой стиля маэстро. Это он рисовал ее? Или она помогала его живописи обрести жизнь?

Золотистый солнечный свет лился через большие арочные окна на фасаде палаццо Эриццо, словно бурная река, наполняя собой всю гостиную с высоким потолком и великолепными фресками на стенах. Художник решил запечатлеть девушку именно такой: в центре роскошной просторной комнаты, в платье из лучшего дамасского шелка, в сиянии солнца.

Похожий на хищную птицу, Тьеполо внимательно смотрел на нее из-под бровей, не прекращая энергично наносить мазки на холст. Движения руки с кистью составляли удивительный контраст с серьезным, почти грозным выражением лица: художник работал с непостижимой легкостью и почти философским спокойствием. Казалось, что лишь живопись способна успокоить его мятежную душу. В художнике ощущалась скрытая сила, она как раскаленная лава текла в его жилах, и сердце Франчески чувствовало это и билось все сильнее.

Тьеполо попросил ее принять довольно необычную и при этом чувственную позу – слегка наклониться вперед, демонстрируя белоснежные круглые груди. Это было дерзко и даже неприлично, но Франческа с удовольствием согласилась, ведь таким был и ее характер – мятежным, страстным. Девушку совершенно не интересовали общепринятые правила или хорошие манеры, что постоянно вызывало недовольство ее отца, благородного дворянина Никколо Эриццо.

Франческа продолжала сидеть неподвижно, сохраняя на лице светлую и слегка лукавую улыбку, как и просил маэстро Тьеполо, но уже начинала ощущать сильную усталость. Корсет мешал дышать, узкие рукава сжимали руки, как тиски. Девушка чувствовала, как пластины из китового уса все сильнее сдавливают ее талию – настоящее орудие пыток.

Платье из блестящего синего шелка с широкой юбкой, как того требовала мода, составляло изумительный контраст с кудрями цвета красного дерева, похожими на водопад расплавленной меди.

Маэстро попросил ее не надевать парик – еще одна необычная, даже экстравагантная идея, ведь парик считался неотъемлемой деталью образа, особенно для портрета. Но Тьеполо никогда не был приверженцем классики и был готов нарушать любые правила.

Франческа поначалу удивилась, но потом осталась невероятно довольна: контраст между темно-синим платьем и переливами ее локонов, напоминавших красное золото с картин старых мастеров, придал портрету такую выразительность и страсть, о каких только можно было мечтать.

***

Пьетро Гардзони был взволнован. Даже хуже того: обеспокоен. Дзаго рассказал ему, что Казанова встретился с графиней Маргарет фон Штайнберг. Похоже, этот бездельник провел в палаццо благородной австрийки несколько часов. Конечно, тут напрашивалось самое очевидное объяснение, но графиня слыла женщиной достойной и сдержанной, не склонной к легкомысленным любовным авантюрам, а потому Гардзони не сомневался, что правильный ответ на угучл галку – другой, и, скорее всего, именно тот, что таился в самом скрытом уголке его сознания. Инквизитор не собирался ни с кем делиться своими подозрениями, по крайней мере, пока не наступит подходящий момент. Тем более у него не было доказательств. Так что ничего не оставалось, кроме как продолжать наблюдение и надеяться, что в скором времени ситуация прояснится, иначе же почти наверняка можно ожидать международного скандала. А это Венеции точно ни к чему.

С другой стороны, пребывание в неведении относительно того, о чем разговаривала эта странная парочка, ужасно мучило Гардзони. Он привык быть в курсе всего, что происходит вокруг, и никак не мог смириться с неизвестностью в таком важном вопросе, который мог грозить непоправимыми последствиями.

Из-за переживаний инквизитор всю ночь не сомкнул глаз, а наутро, наскоро позавтракав, торопливо вышел из дома. Ему пришло в голову, что можно официально запретить Казанове встречаться с графиней фон Штайнберг, так как закон ограничивает посещение иностранцев. Однако некий внутренний голос советовал ему подождать. Все равно доказать ничего нельзя, а кто знает, может, из этой встречи еще получится извлечь пользу.

Сейчас, однако, Гардзони было некогда заниматься никчемным бездельником Казановой: более важные дела, от которых зависела сама судьба Венецианской республики, требовали его внимания. Инквизитор торопливо шел в сторону дома Джованни Спинелли – талантливого юноши, восходящей звезды медицины. Благодаря выдающимся способностям в искусстве врачевания, проявленным еще во время учебы в Падуанском университете, Спинелли быстро поднялся по карьерной лестнице до таких высот, что был назначен личным врачом дожа. Это при том, что похвастаться благородным происхождением молодой медик не мог: род Спинелли добился высокого положения лишь за счет своего богатства и был нехотя принят в круг венецианской знати исключительно благодаря золоту, что помогло наполнить казну после разорительной Морейской войны.

Инквизитор мог бы приказать доктору явиться к нему домой или, еще лучше, в Дворец дожей, но в дело вмешались его главные слабости – нетерпение и любопытство: Гардзони хотелось узнать новости из первых рук и как можно скорее.

Добравшись до жилища Спинелли на площади Дель-Пестрин, в районе Каннареджо, служитель закона громко постучал в дверь железным молотком.

Горбатый слуга уставился на гостя подозрительно и без малейшего почтения, но все же проводил в небольшую гостиную, освещенную диковинными люстрами – таких мудреных конструкций из стекла и свечей инквизитор никогда не видел.

Доктор Джованни Спинелли поспешил ему навстречу, нервно теребя аккуратную бородку.

– Ваше сиятельство, – воскликнул он, – какая честь видеть вас в моем скромном жилище!

– Не тратьте время, доктор, – оборвал его Гардзони. – Вы прекрасно знаете, зачем я пришел, поэтому давайте обойдемся без любезностей, скажите мне скорее, какие у вас новости.

Спинелли явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он нервно кашлянул, чем еще усилил напряжение, царившее в комнате, а затем произнес:

– Его сиятельство дож Венеции по-прежнему очень слаб.

Пьетро Гардзони состроил расстроенную гримасу, но оба отлично знали, что это лишь необходимая условность.

– В самом деле?

– Увы, это так. Пытаясь уменьшить страдания его сиятельства, мы сделали ему горячие припарки, однако дож остается в тяжелом состоянии. Большую часть времени он пребывает совершенно без сил, иногда впадает в забытье, а в отдельные моменты проявляет необъяснимую ярость.

– Проклятье! Значит, он до сих пор так и не поправился?

– Нет, ваше сиятельство… Он настолько плох, что я не советовал бы ему подниматься с постели.

– Вы в этом уверены, доктор Спинелли? Ведь всем очевидно, что город измучен отсутствием дожа, и мы не можем позволить Венеции повергнуться в хаос лишь потому, что Франческо Лоредан никак не одолеет свой недуг.

– Понимаю, ваше сиятельство.

Гардзони покачал головой, но его губы невольно растянулись в дьявольской ухмылке – на этот раз совершенно искренней.

– Кому вы обязаны своей быстрой головокружительной карьерой, доктор?

Врач ответил, не раздумывая ни минуты:

– Вам, ваше сиятельство.

– Совершенно верно, – кивнул инквизитор. – Кому, если позволите, вы поклялись в вечной преданности?

– Опять же вам, ваше сиятельство.

– Да, Спинелли, именно так. Прошу вас никогда не забывать об этом, чтобы не поддаваться сомнениям, – Гардзони выдержал выразительную паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Помните, что Венеции необходим твердый и непоколебимый правитель, который не побоится принимать суровые законы и приводить в исполнение справедливые наказания.

Спинелли кивнул. По спине у молодого человека пробежал холодок, но он постарался ничем себя не выдать, хотя собеседник внушал ему страх: юный врач не знал, как далеко готов зайти инквизитор, добиваясь своих целей.

– Словом, если говорить без околичностей, вы понимаете, что, пока Лоредан продолжит оставаться в постели, мое положение будет становиться все прочнее и прочнее, а вместе с ним и ваше?

Спинелли на миг потерял дар речи от изумления.

– Вы поняли меня? – с нажимом произнес Гардзони.

– Что вы предлагаете, ваше сиятельство?

– Я не предлагаю, я приказываю.

– Безусловно, ваше сиятельство.

– Я хочу, чтобы Франческо Лоредан как можно дольше отдыхал на пышной перине своей удобной кровати. Венеция постепенно привыкает к его отсутствию, и новая система тем временем обретает форму.

– Новая политическая система, ваше сиятельство?

Гардзони взглянул на врача с недоумением, будто на говорящую обезьяну.

– Неужели что-то иное может иметь значение в сложившейся ситуации?

– Конечно, нет, ваше сиятельство.

Спинелли мысленно проклинал себя за глупость.

– Тогда продолжайте вашу работу, доктор. Прошу вас, сделайте так, чтобы сроки выздоровления дожа зависели от вашего лечения. Пусть они будут долгими, очень долгими, а если вдруг ему станет лучше, ну что же, примем это как волю судьбы… Все понятно?

– Абсолютно, ваше сиятельство.

Пьетро Гардзони улыбнулся.

– Очень хорошо. Значит, мы договорились.

Не дожидаясь ответа, инквизитор развернулся и направился к двери.

Глава 8
Бал-маскарад

– Это будет чудесный бал, Франческа, самый лучший на свете! – Лаура счастливо улыбнулась. – Мои родители устроят все наилучшим образом, я уверена. Вся Венеция придет, и иностранцы тоже. Мы отлично повеселимся, вот увидишь! Поговаривают, там будет и сам… Поняла, о ком я, да?

Франческа растерянно взглянула на подругу: нет, она понятия не имела. Да и откуда ей знать? Франческа была настолько далека от светской жизни, предпочитая проводить время за книгами и рисованием – своими двумя главными увлечениями, – что и не представляла, на кого намекает Лаура. Разочаровывать любимую подругу не хотелось, но она не знала, что сказать.

Франческа перевела взгляд на буйную зелень сада палаццо Контарини-Даль-Дзаффо, в котором расположились девушки, и на миг забыла обо всем, наслаждаясь этим великолепным зрелищем. Затем она призналась:

– Нет, Лаура, к сожалению, я не знаю…

Подруга заливисто рассмеялась.

– Ну как же! Неужели ты и правда не слышала, что он вернулся? Вся Венеция только об этом и говорит!

– Нет, я ничего не знаю, расскажи. – в голосе Франчески мелькнула нотка раздражения.

Лаура фыркнула.

– Черт возьми, Франческа, иногда с тобой просто невозможно! – воскликнула она со смехом, но поспешила добавить: – Ладно, ладно, я шучу! Конечно, я имела в виду Джакомо Казанову. Говорят, он вернулся домой после долгого пребывания в Вене.

Казанова. Это имя разожгло любопытство Франчески.

– Ты его когда-нибудь видела? – спросила она. – Говорят, он невероятно красив и обаятелен…

– Нет, я с ним никогда не встречалась, но моя мать его просто обожает. Если хотя бы половина из ее рассказов – правда, то это совершенно необыкновенный мужчина: страстный и смелый, презирающий любые правила, вольнодумец и при этом красавец с невероятными глазами и длинными черными волосами. Он любит литературу и поэзию и объехал весь мир… Ну а женщины, Франческа, буквально падают к его ногам. Говорят, он досконально изучил искусство любовной игры и науку соблазнения, здесь ему нет равных. Словом, он просто великолепен! Но это еще не все.

– В самом деле? Что же еще? – поразилась Франческа.

– Сейчас расскажу. Ты знаешь, моя мать – мастерица придумывать всякие интересные штуки, так вот она решила, что на балу все гости будут в масках. Только представь: мы должны будем угадать, кто из гостей – Казанова, не видя его лица. Ну и он, соответственно, тоже не будет знать, кто мы такие… Разве это не чудесно? Я так мечтаю познакомиться с ним!

Франческа покачала головой, и огненно-рыжие кудряшки заплясали в воздухе.

– Не понимаю, почему ты так взволнована от мысли о мужчине, которого даже никогда не видела. А если он окажется вовсе не таким великолепным, как говорят? Если все закончится полным разочарованием?

– Ох, Франческа, ну ты и зануда! – фыркнула Лаура. – Значит, я одна буду пытаться узнать его…

– Не сердись, я вовсе не хотела тебя обидеть, – поспешила заверить подруга. – Я просто не знаю, сколько правды в этих бесконечных слухах о Казанове, но, конечно, я не отказываюсь, я очень благодарна тебе за приглашение… Может, он и правда окажется совсем не похожим на большинство мужчин. Уже одно то, что он любит читать и много путешествовал, делает его самым интересным собеседником из тех, кого можно встретить в этом городе.

– Что ты такое говоришь, Франческа! Венеция – это же настоящий кладезь чудес…

– Я не об этом, Лаура! – перебила ее подруга. – Венеция великолепна и неповторима. Я имела в виду, что, несмотря на то что мы живем в самом необыкновенном городе мира, здесь не ценят по-настоящему талантливых и ярких людей, таких как Тьеполо, Гольдони, Каналетто, Казанова… Порой мне кажется, что Венеция совсем не дорожит своими лучшими сынами.

– Художники и авантюристы… Все с тобой понятно, Франческа!

– Наши отцы и вся городская знать озабочены лишь тем, как бы подняться на очередную карьерную ступеньку, укрепить свое положение, добиться благосклонности того или иного члена совета, чтобы… Чтобы… Даже не знаю зачем! Да и кому до этого вообще какое дело!

– Так я именно поэтому и радуюсь, что мои родители решили организовать бал, Франческа! Моя мать намерена поддержать лучшее, что есть в искусстве и культуре Венеции. Конечно, я не настолько одержима философами, литераторами, художниками и музыкантами, как ты, но вот увидишь, они тоже будут на балу, и в огромном количестве. В конце концов, Казин-Дельи-Спирита здесь совсем рядом, в двух шагах, а ведь именно там собираются интеллектуалы и живописцы, не так ли? А я хочу приключений, Франческа, таких, чтобы закружилась голова и забилось сердце… Ты ведь знаешь, я гораздо легкомысленнее тебя, – хихикнула Лаура.

– Это точно, – Франческа засмеялась вместе с подругой. – Я знаю, что иногда бываю настоящей занудой.

– Да нет, что ты. Но порой мне кажется, что твой жених – слишком скучный и может дурно на тебя повлиять.

При мысли об Альвизе Дзагури – человеке, с которым ей предстояло связать себя узами брака, – взгляд Франчески потускнел.

Жених девушки был купцом и весьма успешно торговал дубленой кожей. Пока его дело было не слишком крупным, но быстро развивалось. Никколо Эриццо считал Дзагури отличной партией для своей дочери и был уверен в том, что такой муж обеспечит ей достойную и честную жизнь.

Альвизе, без сомнения, умел вести дела, но его бережливость граничила со скупостью. Несмотря на успехи в торговле, он продолжал жить в скромном домишке без гербов и прочих украшений. Что же до обаяния и отваги, ну, тут и говорить было не о чем. Франческе он казался далеким, будто Америка, о которой в последнее время слагают столько легенд. Если бы ей пришлось подобрать определение своему жениху, то все ее чувства уместились бы в одно слово: невыносимый.

Лаура отлично поняла причину внезапной смены настроения подруги, а потому поспешила перевести разговор на другую тему.

– В общем, я все время говорю, что ты живешь в своем собственном мире, – сказала она. – Но через несколько дней герои твоего мира придут к нам на бал. Ты не рада?

Франческа слегка оживилась.

– Конечно, рада, что ты! Ты всегда так добра ко мне. Это настоящее счастье – быть твоей подругой.

– Не говори ерунды, – возразила Лаура. – Ты прекрасно знаешь, что это я благодарю Господа за нашу дружбу! Может, хоть у тебя получится вложить немного разума в тыкву, что у меня вместо головы, – при этих словах она сделала вид, что стучит по голове, несколько раз коснувшись кулачком золотистых кудряшек. Голубые глаза Лауры сияли, а губы невольно расплылись в улыбке. – Но поверь мне, если я говорю, что среди всех звезд, что сияют на небосклоне любви, поэзии, искусства и обольщения, самая яркая – Джакомо Казанова, то это правда.

– Хорошо, – согласилась Франческа. – Значит, мы должны вычислить его на балу и украсть у него поцелуй!

Лаура возбужденно захлопала в ладоши, ее очаровательные щечки раскраснелись, на лице засияла улыбка, губы приоткрылись, обнажая белоснежные жемчужные зубки.

– А может, и еще кое-что, – добавила она с лукавой усмешкой. – Значит, договорились! Рада, что ты со мной, маленькая проказница. Но нужно соблюдать осторожность, чтобы не зайти слишком далеко… А то Альвизе может разозлиться, да и, по правде говоря, Казанова – все-таки редкостный негодяй.

– Разве не этим он нам и нравится? – возразила Франческа, открывая веер, чтобы слегка освежить разгоряченное лицо. До вечера было еще далеко, и июньское солнце палило нещадно.

– Ты совершенно права, – согласилась Лаура, обратив сияющий взгляд на желтые круги подсолнухов. – Итак, решено. Наша задача на балу – узнать легендарного соблазнителя и оказаться хитрее, чем он.

– Даю тебе слово, – пообещала Франческа. – А теперь, раз уж ты вынудила меня принести такую клятву, если не возражаешь, давай пересядем вон туда, в тень кипарисов, чтобы хоть немного укрыться от солнца.

– Предложение принято! – воскликнула подруга, после чего тут же вскочила, приподняла пышные юбки и со всех ног помчалась по дорожке, усыпанной белым гравием.

– Смотри не упади, безумная! – крикнула ей вслед Франческа, но затем покачала головой и кинулась вслед за «Лаурой.

Глава 9
Подготовка

Мой дорогой Джакомо, надеюсь, Вена не слишком Вас утомила, а Венеция вновь приняла Вас в свои объятия именно так, как того заслуживает человек Вашего ума и достоинств.

Желая отдать дань Вашей славе и многочисленным талантам, я решила устроить бал, который состоится через десять дней в нашем палаццо в Каннареджо.

Надеюсь, вы соблаговолите принять приглашение, так как, не буду скрывать, Ваше присутствие станет самым ярким событием на этом празднике. Для сохранения анонимности и конфиденциальности, подобающих Вашей персоне, я позволила себе объявить обязательным ношение карнавальных масок.

Таким образом, вы сможете почтить нас своим присутствием, не опасаясь столкновений с разными выскочками, которые, как веемы знаем, нередко портят всем настроение в тщетных попытках затмить Ваше великолепие, мой дорогой друг. Да и может ли бал считаться таковым, если среди гостей не будет присутствовать самая свободная от условностей душа, какую только этот больной и усталый город смог породить?

Знайте также, что вы не будете в одиночестве: я решила собрать – если, конечно, они примут приглашение – все свободные умы, кои еще встречаются на улицах нашей Венеции, повелительницы воды и мрамора. В их числе Джамбаттиста Тьеполо, сын которого недавно украсил фресками один из залов нашего палаццо, а также Джованни Антонио Каналь, Карло Гольдони, Франческо Гуарди, Бальдассаре Галуппи, Джузеппе Тартини. Словом, я буду счастлива видеть их всех. Конечно, я не могу обещать, что каждый из них придет, однако уповаю на хорошую репутацию, которую я смогла заслужить в кругах мыслителей и служителей муз.

Простите мою настойчивость, но все же в первую очередь я жду встречи с Вами, как и – позволю себе добавить – каждая женщина в Венеции.

Не разочаровывайте меня, Джакомо, я этого не вынесу. На этом прощаюсь, надеясь скоро увидеть Вас.

Ваш верный друг,

Катерина Контарини Даль Дзаффо

Письмо белело на письменном столе, привлекая к себе внимание двух находившихся в комнате мужчин.

– Мне не слишком приятно говорить об этом, мой дорогой друг, но данное приглашение, каким бы учтивым и искренним оно ни было, может обернуться невольной ловушкой, – проговорил Маттео Брага-дин с искренним беспокойством.

Прошло лишь несколько дней, как его друг Джакомо вернулся в Венецию, а письма от поклонниц и разнообразные приглашения уже наводнили дом Брагадина. Похоже, легендарная слава искателя приключений бежала впереди него, куда бы он ни направлялся.

– Когда пришло это письмо? – спросил Джакомо.

– Восемь дней назад.

– Значит, бал уже…

– Послезавтра.

– Черт возьми, я еле-еле успеваю!

– Успеваете что, простите?

– Раздобыть подходящую маску и костюм.

– Вы совсем меня не слушаете!

– Друг мой, я знаю, о чем вы беспокоитесь, и благодарен вам за заботу, – проникновенно сказал Джакомо.

Он действительно высоко ценил своего друга – немолодого знатного венецианца, который уже много лет поддерживал его в самых непростых ситуациях. Но жребий брошен: конечно, упустить такой случай просто немыслимо. Более того, нельзя и мечтать о лучшем моменте для триумфального возвращения. Нужно будет придумать что-нибудь воистину незабываемое. Не говоря уже о том, что, возможно, на балу удастся увидеть малышку Эриццо и таким образом подготовить почву для того, чтобы выиграть пари с графиней фон Штайнберг. Ведь время идет, а уступать победу не в его правилах.

– Я не могу не пойти. Маттео, вы же знаете, это все равно, что признать себя трусом.

– Но пообещайте хотя бы не делать там ничего опасного.

– К сожалению, не могу… Но я постараюсь рисковать исключительно в разумных пределах.

Маттео Бра гадин покачал головой: если Джакомо говорит в таком тоне, жди чего-то совершенно невероятного.

– Прошу вас, Джакомо, подумайте как следует.

– Я уже принял решение. Да и деньги, полученные от австрийцев, наконец пойдут на что-то полезное: я не хочу снова опустошать ваши карманы.

– Которые, откровенно говоря, и так уже почти пусты.

Тем более. Так что, помимо австрийского золота, надо будет изобрести что-нибудь новое.

– Например?

– Я подумывал о спиритическом сеансе.

– Да вы с ума сошли?!

– А почему нет?

– Только не хватало, чтобы вас обвинили в колдовстве, тогда вам точно несдобровать. И мне заодно.

Джакомо ненадолго задумался.

– Хорошо, друг мой. Я заметил, что среди корреспонденции было несколько писем от уже не вполне юных дам, которые жаждут моего внимания, а также знаменитого эликсира вечной молодости – невинной микстуры, которую делаю я сам и про которую говорят, будто она сохраняет красоту, – сказал он. – За пару флакончиков можно получить достаточно цехинов, чтобы мы с вами протянули еще месяц. В таком случае я смогу потратить деньги Габсбургов на приличный костюм, новые туфли и маску.

– Может быть, есть какой-то другой способ? – слабым голосом спросил Брагадин.

– Нет, больше ничего подходящего мне не приходит в голову. Пожалуй, стоит вооружиться флакончиками со снадобьем и поспешить к почтенным синьорам, чтобы не потерять их расположение.

Маттео Брагадин вздохнул. Ему совсем не нравилась эта идея, но кладовая его палаццо была пуста, дом требовал срочного ремонта, а сам он был уже недостаточно молод, чтобы начинать новую карьеру. Конечно, он получал скромное жалованье как член Малого совета, но его не хватало на достойное существование. Кроме того, с тех пор как он начал поддерживать Джакомо Казанову, почти все влиятельные венецианцы отвернулись от него.

– Ну хорошо, – наконец выдавил он. – Я не стану противиться вашей новой выдумке. Делайте то, что считаете нужным, только постарайтесь не попасться. И соблюдайте осторожность, чтобы не разворошить осиное гнездо. Я слышал, что Черный инквизитор Пьетро Гардзони поклялся сделать все что угодно, лишь бы поймать вас. Гвардейцы и стража патрулируют улицы города днем и ночью, так что прошу вас, Джакомо, не теряйте бдительность. Все жители Венеции уже знают о вашем возвращении, и половина из них таит на вас зло, я имею в виду мужскую половину, конечно. Многие из них только о том и мечтают, чтобы проткнуть вас шпагой, словно бабочку булавкой.

– Хорошо, хорошо, я буду внимателен, обещаю… Но позвольте мне хотя бы слегка развлечься, договорились? Это совершенно не опасно, поверьте. Как бы ни старался Гардзони, ему не подобраться ко мне. Я всегда опережаю его минимум на три шага.

– Ну, если вы так считаете…

– Друг мой, сейчас я должен идти, но обещаю, что еще до заката вернусь победителем, – перебил его Казанова.

С этими словами он слегка поклонился, а затем быстро развернулся, взмахнув легкой накидкой, словно крылом.

Покинув палаццо Брагадина, Джакомо надвинул треуголку пониже на лицо, чтобы гвардейцам, стражникам и шпионам было сложнее его узнать. Он решил добраться на гондоле до палаццо Контарини-Даль-Дзаффо, так как ему не терпелось изложить достопочтенной Катерине идею, которая только что пришла ему в голову. Если хозяйка согласится, бал имеет все шансы стать действительно незабываемым.