Текст книги "Снежное танго"

Автор книги: Марта Поллок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

5

– Было несколько серьезных увлечений, – с легкостью ответил Феликс. – Но я прекрасно понимал, что это все не то. С годами начинаешь видеть разницу между любовью и влечением и ищешь женщину, которая вызывала бы огонь в сердце, а не зуд… Впрочем, ты не маленькая и сама сообразишь, что я имею в виду.

Мог бы обойтись и без пошлых намеков, подумала молодая женщина. Смеется, как мальчишка. Впрочем, он и есть мальчишка. Легкая седина ему идет, сейчас многие молодые люди гордятся своей сединой, считая ее признаком опыта, а отнюдь не возраста. А глаза у него чересчур проницательные.

Гвендолин снова почувствовала себя неуютно и отвела взгляд. Она пробежала глазами по стене, и внимание ее привлекли часы. Как и все предметы интерьера, часы были стильные, с логотипом банка на циферблате.

– А не включить ли нам радио? Новости через минуту, и, кто знает, может быть, на этот раз прогноз погоды окажется более благоприятным, и сегодня в полдень ты уже будешь есть кокосы, загорать на пляже и танцевать румбу.

– Танго! Я буду танцевать только танго!

С этими словами Феликс вышел из комнаты, а Гвендолин осталась сидеть в кресле – прямая и напряженная.

Он будет танцевать танго? Что за чушь! Все, что намеревался сделать этот мужчина, – это поцеловать ее, а она запаниковала. Между тем Феликс определенно умел целоваться. Гвендолин невольно провела языком по губам, вспоминая его губы… его руки, в которых так легко было потеряться…

По спине у нее пробежал озноб. Еще минута – и она забудет о своем достоинстве, и тогда конец всем ее потугам обрести самостоятельность, стать на ноги, почувствовать себя значимой… Поднявшись с кресла, молодая женщина подошла к окну и выглянула на улицу.

– Черт побери, матушка-природа, почему бы тебе не сделать небольшой перерыв, чтобы я успела выбраться отсюда до того, как…

Она замолчала, не окончив фразу.

Феликс застыл в дверном проеме. Гвендолин сидела боком к нему и читала вчерашнюю газету, так что открытыми оставались только ноги в белых хлопчатобумажных носках, согнутые в коленях, сияющие глянцевитой белизной кожи.

Ноги танцовщицы, подумал он. Даже в сухощавых лодыжках чувствуется сила. А как завлекательно они выглядели в обрамлении лазурных шелковых лент во время танца!

Феликс живо представил, как эти ноги нежно обвиваются вокруг него, и тут же ему захотелось полновластно владеть этим роскошным телом. Владеть?.. Феликс нахмурился. Нет, он не хотел быть завоевателем, сатрапом. А вот разделить с ней наслаждение единения, восторг слияния двух любящих тел и душ…

Он задумчиво почесал в затылке. Странно, никогда прежде его не тянуло ни говорить, ни думать о любви. Откуда это? Может быть, он еще не оправился от дорожного происшествия, и чувствует себя виноватым? Или таким своеобразным способом берет реванш за сорванный отлет на Ямайку?.. В любом случае полезно чуть поостыть и оглядеться.

Гвендолин перевернула страницу и увидела стоящего в дверях молодого человека. Она отложила газету и поинтересовалась:

– Ну, что там говорят синоптики? Нас освобождают под честное слово из этой самой комфортабельной тюрьмы в Соединенных Штатах – я угадала?

– Позволь мне ограничиться пересказом сводки, – сказал Феликс, проходя внутрь и небрежно бросая на стол два журнала. – Снег продолжает идти. Ветер не ослабевает, перебои с электричеством, транспорт стоит, учреждения закрыты, снегоуборочная техника и полиция бессильны перед разбушевавшейся стихией. Но… но городские власти делают все возможное, чтобы жители города ни в чем…

Гвендолин подняла ладони вверх, будто сдаваясь.

– Хватит-хватит, не надо! Я все поняла. Придется искать, чем заняться. Ты что-то там принес?

Она потянулась к столу и взяла в руки журнал.

– О, то, что доктор прописал! Обожаю финансовые журналы, а именно в этом бывает немало любопытных статей, – вполне серьезно произнесла она и углубилась в чтение.

Феликс горестно вздохнул, вытряс из автомата пакет молока и уселся на подоконник с вчерашней газетой.

Когда через несколько минут он издал серию восторженных возгласов, Гвендолин не выдержала и нехотя подошла к нему.

– Перестань охать, – сказала она. – Ты меня уже купил! Ну, что привело тебя в такое возбуждение?

– Космический гороскоп для женщин. Тут написано все, что мужчина должен знать о деве, но боится у нее спросить.

– Гороскопы, составленные в расчете на двухмиллионную аудиторию, – это нонсенс. Для правильного астрологического прогноза нужно знать точное время и место рождения человека, расположение планет по отношению к Земле и звездам…

– То есть к тебе этот гороскоп не имеет никакого отношения?

– Ни малейшего!

– Тогда позволь задать тебе несколько вопросов для проверки.

Гвендолин задумалась.

– А я имею право в любой момент прекратить эксперимент? – наконец поинтересовалась она. – Да? В таком случае валяй!

Феликс Миллингтон прокашлялся – совсем как профессор перед лекцией.

– Твоя планета?

– Меркурий.

– Любимый цвет?

– Действительно любимых два – черный и коричневый.

Феликс выглядел разочарованным.

– А тут написано: голубой и фиолетовый. – Огонек подозрения засветился в его глазах. – Слушай, а ты часом не читала…

– Не читала! – оборвала его Гвендолин. – В голубом, я выгляжу настоящей доходягой. У меня в гардеробе никогда не было и не будет вещей этого цвета. Я же говорила: это не наука, а статистика…

Она снова села в кресло и опять схватилась за свой журнал.

– Погоди-погоди! – запротестовал Феликс. – Попробуем еще… Ага! А вот тут все точно написано. Козырные достоинства «девы»: пышная грудь и стройные, как у девочек из варьете, ножки.

В ответ послышалось неразборчивое ворчание. Но Феликс, тем не менее, продолжил:

– Кроме того, «дева» методична, точна, трудолюбива… На редкость исполнительный работник… Спокойна, дисциплинированна, аккуратна… Хорошее чувство юмора.

– Это… это правда, – согласилась Гвендолин. – Меркурий – знак самодисциплины, он и отвечает за черты характера. Я действительно аккуратная.

– Где я остановился?.. А, вот! Про здоровье… Здесь рекомендуется хорошенько высыпаться. Про успех… Поздравляю! «Дева» обладает способностью хорошие идеи превращать в звонкую монету. Красота… Бойся солнца, не злоупотребляй им. А ты говоришь – статистика! А вот еще: вскоре ты сможешь насладиться экскурсией на свежем воздухе.

Гвендолин засмеялась.

– Это уже было. Но я предпочитаю спорт в закрытом помещении.

– Гм… спорт в помещении… – Феликс внимательно просмотрел страницу. – Несколько слов о девах-домоседках. Твое обаяние неотразимо для мужчин, но, как самый разборчивый из знаков зодиака, ты никогда не показываешь своих истинных чувств. Впрочем, в самое ближайшее время твоя личная жизнь выйдет из состояния бессмысленного покоя.

– Покоя? – Гвендолин отбросила волосы со лба. – Очередное дурацкое обобщение.

– Любимые места для романтических встреч: в гостиной у камина и… – Феликс выдержал театральную паузу, – в офисе после работы. Эрогенные зоны: соски и внутренняя сторона коленей…

– Внутренняя сторона коленей? – Гвендолин встала, с грохотом отодвинув кресло. – Когда соседский ризеншнауцер примется опять обнюхивать мои ноги, надо будет не забыть прийти в возбуждение.

– Любимый танец – танго, – продолжал читать Феликс.

Молодая женщина скрестила руки на груди, постаравшись не выдать своего удивления. Тут гороскоп не врал.

– А что там сказано про «рыб»? – стремясь говорить как можно равнодушнее, спросила Гвендолин.

Феликс перевернул страницу.

– Так-так… «рыбы». Ну да, все прекрасно. – Он победно улыбнулся. – Благоразумный и отзывчивый. Прирожденный психолог, утонченно сексуальный… Проще говоря, перечисляются все мои добродетели.

– Ага, – сказала Гвендолин с нескрываемым сарказмом, – и те, что упакованы в кейсе, тоже?

Феликс поцокал языком.

– Пора устраивать обед. В «деве» снова просыпается дикость.

– Ах, так! Тогда дикая «дева» удаляется… вместе со своей зубной щеткой.

Гвендолин схватила сумочку и под оглушительный мужской хохот выскочила из комнаты.

Спустя четверть часа дверь дамской комнаты затряслась под ударами кулака. Гвендолин оторвалась от зеркала и поспешила открыть дверь.

– Ты что, с цепи сорвался? – выпалила она возмущенно.

Феликс скорчил забавную физиономию.

– А где же хваленое чувство юмора, отличающее представителей семейства «дев»?

– Оно оттачивается в тиши и уединении.

– А я тем временем изнемогаю от скуки. – Феликс поймал ее за запястье и почувствовал странное облегчение. Приободрившись, он продолжил: – А у меня беда: закончились двадцатипятицентовые монеты, так что твоя очередь угощать обедом. Гони четвертаки, Гвендолин!

Ее звонкий смех был ему как бальзам на Душу.

Обследовав карманы шубки и дно сумочки, она извлекла горсть мелочи и шесть долларовых банкнот, которые автоматы легко превращали в разменную монету. Упаковки с бутербродами, молоком, чипсами и пирожными, словно по волшебству заполнили стол.

– Всего лишь третья совместная трапеза, а я уже позволяю тебе покупать еду, – заметил Феликс, открывая пакет молока. – Попробуй сказать после этого, что я не либерально мыслящий человек.

– Тебе так важно, чтобы я подтвердила твое заключение? – поинтересовалась Гвендолин, уминая чипсы.

Феликс только хмыкнул и отвернулся.

– Кстати, – подняла она брови. – Как там прогноз погоды?

– Тебе повезло, что ты сидишь в теплом месте и в хорошем обществе. Твой район остался без электричества.

Молодая женщина покачала головой и пробормотала:

– Замечательно.

– Кстати, – спросил Феликс, – почему ты живешь в отдельном доме?

– Мне нравится свобода, которую дает дом. В квартире становится как-то не по себе. Звуки шагов над головой, голоса за стенкой создают ощущение тюремной камеры. – Гвендолин стряхнула соль с пальцев. – Как ни удивительно, но именно тетя Матильда настоятельно рекомендовала мне жить в доме.

– Опять тетя Матильда. И как я только не догадался! Старая дева даже из могилы контролирует твою жизнь. Наверняка дом – копия ее самой, и после смерти тети ты не выкинула из него ни одного самого ветхого предмета обстановки.

– Ты потрясающий человек, – покачала головой Гвендолин. – Мое уважение к твоим психологическим дарованиям возрастает с каждой минутой. Интересно услышать, как ты представляешь себе мой дом.

Феликс с минуту изучал ее.

– Судя по адресу, район старой застройки… Наверное, дом с террасой довоенной планировки. Забитый мебелью наподобие викторианской: набивка из конского волоса, вязаные салфеточки, шелковые оранжевые абажуры на настольных лампах. Старозаветная ванная комната, никелированные краны позапрошлого века. Старомодный радиоприемник, всем своим видом умоляющий выбросить его на свалку. Лопата у крыльца, чтобы расчищать снежными зимами дорожки. Так?

– Здорово! – Гвендолин всплеснула руками и театрально возвела глаза к потолку. – Ты угадал даже цвет абажуров!

Она запустила пальцы в свои кудри и посоветовала:

– Боюсь, ты ошибся в выборе профессии. Тебе стоит снова поступить в университет и прослушать курс психологии. А еще лучше иди в цирк: будешь за деньги читать чужие мысли.

Феликс раздулся от самодовольства как павлин. И Гвендолин поспешила сменить пластинку, чтобы невзначай не проговориться и не испортить всю игру.

– А ты? Где ты живешь, Феликс Миллингтон?

– На берегу Мичигана, в Экстоне. Чудесный городок, своего рода коммуна. Будки охранников, садовники, минеральные ключи, бассейн, теннисный корт. Поле для игры в гольф, пристань для катеров и яхт.

– И дом у тебя, надо думать, похож на сдвинутые вместе книжные шкафы, плюс огромные кресла внутри, шикарные диваны. И всюду валяются клюшки для гольфа…

– Слушай, это еще вопрос, кто из нас психолог! – Феликс открыл коробку с мороженым и предложил ее Гвендолин. – Я приобрел дом, построенный по проекту, получившему первую премию на конкурсе. Отделкой занимались профессиональные дизайнеры, а я только прикупил немного мебели.

Гвендолин выбрала рожок с ванильным мороженым и лизнула его своим розовым язычком. У Феликса тут же все заныло внутри от острого желания поцеловать свою гостью.

– Ты что-то сказал? – подняла на него глаза Гвендолин.

– Я?.. Н-нет, я пытаюсь понять, что заставляет тебя жить в этом своем музее.

Бедная тетя Матильда! Музей больше похож на дом, чем все эти современные коробки для жилья. Гвендолин усмехнулась. Наверняка тетя ворочается сейчас в гробу, не имея возможности, осадить зарвавшегося самоуверенного прорицателя… Но всему свое время, дорогая тетя Матильда, всему свое время.

– Вытирание пыли, и стирка салфеток пожирает весь мой досуг, – произнесла Гвендолин смиренно. – Но мне нравится жить одной. Чищу на дню сто раз краны в ванной, отвожу в ремонт радиоприемник… А если уж говорить о статистике, то два года назад я столкнулась с такой вещью, как показатель преступности. Меня попытались ограбить на улице…

– Ограбить?! Господи, как же так? Кто был этот скот? Назови его и я сверну ему его поганую шею!..

– Успокойся, пожалуйста! – Она поймала Феликса за запястье и ласково погладила по плечу. – Пострадала не я, а грабитель. Бедный мальчонка, наверное, до конца жизни останется заикой.

– Хочешь сказать, ты его одолела?

– Огрела по голове сумочкой, которую он пытался отобрать у меня. Бедняга был сантиметров на десять ниже меня. Он так старательно подпрыгивал и махал ножом у меня перед глазами, что…

– Ножом?! – Феликс непритворно застонал от ужаса и закрыл глаза. – Он был вооружен… и мог убить…

Не договорив, Феликс быстро открыл глаза и тряхнул головой.

– Что тебе сказали по этому поводу родители? А заодно и тетя Матильда? Они не попыталась тут же отправить тебя обратно в Чикаго?

Гвендолин вздохнула.

– Ты забыл, что тетушка к тому времени уже умерла. А родители… родители прореагировали бы точно так же, как и ты, поэтому я ничего им не сказала. Мы с грабителем разошлись, как в море корабли. Он растворился в ночи, а я пришла домой и два часа пролежала в ванне. Мой дом успокоил меня словно старый, все понимающий друг. В его стенах я почувствовала себя в настоящей безопасности, и потрясение от ужасной встречи прошло довольно быстро. Одиночество лечит, ты знаешь об этом?

Гвендолин замолчала, и некоторое время смотрела в мутно-белое окно. Затем сказала:

– Несколько дней я переваривала то, что случилось или могло случиться, а потом записалась на курсы самообороны и купила баллончик со слезоточивым газом.

– А не находишь ли ты легкомысленным…

– Знаешь, – прервала его Гвендолин, – одна моя подружка подолгу жила в Нью-Йорке, на Майами, в Лос-Анджелесе и в Чикаго и не попадала ни в какие переделки, а как только приехала к родителям в тихую американскую глубинку, у нее тут же увели кошелек в супермаркете. Преступность – везде преступность, и большой город – это большой город, а вот бояться или нет – дело каждого. Что до меня, то я обожаю напряженный ритм и даже стрессы. В такой атмосфере я чувствую себя намного увереннее.

Феликс с сомнением наклонил голову, и Гвендолин вызывающе сказала:

– Я не собираюсь переезжать – и точка! Мне нравится жить одной в собственном доме, и я ничего не боюсь… Скажи-ка мне лучше: играешь ли ты в джинн или в бридж? Как финансисты относятся к азартным играм?

Ее собеседник растерянно заморгал.

– А?

– Я, когда убиралась, нашла колоду карт. – Гвендолин открыла стеной шкаф и вытащила черную пластиковую коробочку. – Коль скоро мы исчерпали темы для разговоров, можно развлечься партией в джинн.

– Любимое занятие старых дев!

– И закоренелых холостяков. Ты играешь или нет?

Феликс поднял вверх руки.

– Ладно, сдаюсь, – рассмеялся он. – Джинн так джинн. Но должен тебя предупредить: в картах я маг и кудесник и на отдыхе планировал разорить все местные казино.

– Финансист, психолог, а теперь еще и картежник-кудесник!.. Не слишком ли много берешь на себя, Феликс Миллингтон?

– Что тут можно сказать? – Он одним движением вытащил колоду и принялся ловко ее тасовать. – Скромность и я – почти синонимы.

На этот раз рассмеялись оба.

– Слушай, а не сделать ли нам игру более увлекательной? Введем ставку – десять центов на очко.

– Ну, я…

– Тогда цент на очко. – Феликс протянул ей колоду. – Или это все равно тебе не по карману? Ты только не думай, я не собираюсь наживаться на тебе. Это я скорее из принципа.

Гвендолин решительно сдвинула колоду.

– У меня сегодня как никогда ясная голова, так что десятицентовик на очко будет в самый раз! – решительно ответила она.

Феликс быстро сдал по десять карт, а двадцать первую открыл и положил рядом с колодой.

– Надо полагать, в карты тебя научила играть тетя.

– Именно так. Тетушка любила повторять, что карты оберегают от дурного влияния улицы.

Гвендолин разложила карты по столу.

– А ты? Была у тебя своя собственная тетя-наперсница?

– Я каждое воскресенье играл с дедушкой под аккомпанемент воспоминаний о старом добром времени.

Он выложил тройку бубен.

– Знаешь, ты утром замечательно пела. Я уже говорил тебе об этом?

– Пела?.. Ах да, говорил. – Она взяла еще две карты.

– И пела, как я сказал, весьма неплохо, вот только репертуар, понимаешь ли, шестидесятилетней давности. Ох уж это тетушкино влияние! Ты живешь в измерении, где время остановилось еще полвека назад. Современность от тебя ускользает.

– Но мне в этом измерении весьма уютно, – возразила Гвендолин. – Когда я начинала мой бизнес, каждый второй заказ касался исполнения старых песен, а я их знала наизусть… А современность, скорее всего, никогда не преодолеет и стен твоего банка. Вон они, какие толстые!

– Стены толстые, а карты у меня ни к черту, – проворчал Феликс.

– Джинн! – воскликнула молодая женщина, выкладывая на стол набор из бубен и червей. – Ура! У меня пятнадцать дополнительных очков за джинн плюс…

Гвендолин быстро принялась считать сумму выигрыша.

– Три туза – по пятнадцать очков каждый, пять картинок, итого… Итого сто тридцать пять очков, которые следует помножить на десять центов. Если ты всегда так играешь в карты, стоит, может быть, освидетельствовать твою платежеспособность?

– Сдавай заново! Это всего лишь первая игра, – бодро сказал Феликс.

Разогретые хот-доги, бульон, сырные крекеры и шоколадки составили их ужин. Игра между тем не прекращалась, и к полуночи они уже попеременно будили друг друга, когда дело доходило до очередного хода.

Проиграв очередную партию, Феликс возмущенно швырнул карты на стол.

– Я жульничаю изо всех сил – и я же постоянно остаюсь в проигрыше!

– Шулера в итоге всегда проигрывают!

Гвендолин попробовала подсчитать очки и поняла, что уже не в состоянии сделать это.

– Все! Казино закрывается на ночь! – возвестила она.

Феликс потянулся, зевнул и с силой потер лицо.

– Сколько я тебе должен?

– Четыреста пятьдесят три доллара и десять центов.

Заметив, что он насупился, Гвендолин попыталась его успокоить.

– Не огорчайся: не везет в картах – повезет в любви. – И, неожиданно поежившись, заметила: – Похолодало или мне только кажется?

Феликс посмотрел на термометр на стене.

– Действительно, четырнадцать градусов. Совершенно ни к чему, чтобы температура за окном и в помещении сравнялась. Надо бы еще разок послушать прогноз.

– Не паникуй, Феликс Миллингтон. Всего-то небольшое похолодание. – Гвендолин задумалась и предложила: – Если хочешь, ложись на диване, а я пристроюсь на полу. Только, чур, на диванных подушках!

– Весьма благородный поступок с твоей стороны, – отметил он, – но выгонять тебя я не собираюсь. Ты так прекрасно смотрелась поутру, когда лежала, свернувшись калачиком, и посапывала…

Молодая женщина показала ему язык и принялась оборудовать спальное место. Подушки, которые она намеревалась положить на пол, оказались намертво скрепленными вместе, и ей пришла в голову другая мысль.

– Слушай, а что, если мы положим все шесть подушек на пол и по-братски их разделим? Я бы даже позволила тебе укрыться частью моей портьеры.

– Уговорила, – ни секунды не медля, отозвался Феликс.

Он помог ей стащить подушки на пол, вспоминая притчу о мече, положенном между спящими, и чувствуя, как сон на глазах улетучивается.

Выключив свет, Феликс сначала повернулся к молодой женщине спиной, но тут же подумал, что поступает невоспитанно, и лег на правый бок, лицом к Гвендолин. Однако ему пришло в голову, что это может быть воспринято, как неприкрытое посягательство на честь и достоинство, а потому от греха подальше он лег на спину.

– Это твоя обычная постельная разминка? – с интересом спросила Гвендолин. – Или тебе неудобно спать с кем-то вдвоем?

Она вгляделась в его смутно виднеющийся профиль.

– Я проделываю эти упражнения, когда сплю не просто с кем-то вдвоем, а с женщиной.

Феликс повернул голову, и зубы его хищно блеснули.

– Впрочем, за тебя я могу не беспокоиться. Все те правильные мысли, которые вложила в твою голову тетушка Матильда, гарантируют мне спокойную ночь.

– Пожалуйста, ни слова больше о тете. Обратимся к какой-нибудь нейтральной теме. Кем, например, был твой дедушка?

– Очень интересно. Когда тебе надо сбить меня с толку, следует вопрос о родственниках. – Не услышав ответа, Феликс вздохнул и поднял глаза к потолку. – Он тоже был финансистом, президентом одного чикагского банка. Затем его сменил на посту мой отец, а уже после этого состоялось слияние их банка с тем, в котором работаю я.

– Так ты финансист в третьем поколении? Это хорошо.

Феликс лениво зевнул и повернул голову к Гвендолин.

– А чем занимаются твои братья? Они собираются идти по стопам отца? Кстати, кто они, твои отец и мать? Что касается тети Матильды, то она наверняка была школьной учительницей – занудной и старомодной, с пучком и в очках в металлической оправе.

Гвендолин, тщательно подбирая слова, ответила:

– Мама все дни напролет работает, чтобы прокормить эту мальчишечью ораву. А те, когда не играют в футбол, спорят, кто первым полетит на Марс.

– А отец? Ты ничего не сказала об отце, – сонно напомнил Феликс.

– Недавно ушел на пенсию. Наслаждается свободой: работает в саду, ловит рыбу, иногда дает консультации…

Феликс что-то промычал. Прислушавшись к его глубокому ровному дыханию, Гвендолин решила, что может не продолжать свое повествование.

В тишине стало слышно, как стучится в окна ледяная крупа, а от порывов ветра трясутся стекла. Натянув покрывало до подбородка, молодая женщина закрыла глаза и попыталась уснуть…