Текст книги "Снежное танго"

Автор книги: Марта Поллок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

9

Расчистка двора от снега при всей своей бессмысленности наполняла Гвендолин странным ощущением счастья. Отбросив в сторону очередную порцию снега, она поправила себя: не счастья, а душевного спокойствия.

Славное занятие – врезаться в снежные пласты, шаг за шагом очищать пространство перед собой и ничего, кроме снега, не видеть, при этом чувствовать, как ноют все мускулы, а тело поет.

Гвендолин остановилась и чихнула. Как там у меня нос? – подумала она и сразу же вспомнила о Феликсе Миллингтоне. Семьдесят два часа назад этот финансист и его нос вихрем ворвались в ее спокойную, ясную, чистую жизнь. Именно чистую!

Молодая женщина яростно отбросила в сторону еще одну лопату снега и остановилась, чтобы оценить результаты своих усилий.

– Кретинизм! – изрекла она с отвращением и, вместо того чтобы продолжить работу, плашмя упала в сугроб.

Удивительно! Она, такая разборчивая, и так быстро решилась на интимную связь с еле-еле знакомым мужчиной. Ох, ах – и все! И до свидания!

Может быть, все дело в возрасте?.. Гвендолин где-то читала, что женщины достигают зрелости к тридцати годам, а ей в середине августа стукнет тридцать один. Возможно, разыгрались гормоны и выкинули такую шутку?..

Она поворочалась, поудобнее устраиваясь в холодном, мягком, чистом снеге. Чистом, как вся ее предыдущая жизнь, как все ее помыслы.

И вот теперь все пошло наперекосяк, и ее уважение к себе поколебалось. Это было больно, едва ли не больнее, чем расставаться с человеком, которому она на миг доверилась больше, чем кому бы то ни было в этом мире…

В отношениях с Ричардом уважение к себе взяло верх над принципами. В отношениях с Феликсом верх, наоборот, взяли принципы. Верх над чем? Над любовью? Но она всегда считала, что это чувство вызревает медленно, исподволь.

Но как тогда объяснить огонь, загоравшийся в ней, стоило Феликсу всего лишь посмотреть в ее сторону? И как объяснить смелость, с которой она отдалась ему?

Память о его ласках и теперь горячила ее, несмотря на холод и снег.

Молодая женщина провела языком по губам и вспомнила соленый привкус пота на коже своего новогоднего возлюбленного. Ее бросило в жар.

– Потрясающе! – пробормотала Гвендолин. – Даже отсутствуя, ты не даешь мне покоя.

Что же ей теперь делать? Замерзнуть здесь?

– Прекрасный заголовок для газеты: «Владелица фирмы, поставившая своей целью приносить людям радость, найдена замерзшей во дворе собственного дома!»…

Ее мысли вслух прервал автомобильный гудок. Гвендолин села в сугробе и всмотрелась в темно-синий «ниссан», медленно ползущий по дорожке к ее гаражу.

Машины она не узнала, а вот водителя – с первого взгляда.

– Феликс Миллингтон, какого черта ты здесь делаешь?

Он вышел из «ниссана», подошел к ней и, без особых церемоний поставив на ноги, отряхнул от снега ее лисью шубу.

– Я?.. Я намерен провести здесь остаток своего отпуска.

– Остаток отпуска?! – Гвендолин так взвизгнула, что сама испугалась и зажала рот. – Что ты хочешь этим сказать?.. И почему именно здесь? – сдавленно спросила она.

Феликс, снисходительно улыбнувшись, повернулся к дому.

– Итак, вот он – замок прекрасной девы Снайдерсон! Ну что ж, я был прав. Довоенной постройки, из красного кирпича и с террасой. Добротно спланированный, в компании таких же хорошо сохранившихся домов. Солидность, основательность и уют – очень хорошо!

Произнеся это с отрешенно-задумчивым видом, он направился прямиком к крыльцу. Гвендолин поспешила за ним. Под ногами обоих приятно поскрипывал снег.

– Ты покончил с банком и решил переключиться на торговлю недвижимостью? – не без ехидства поинтересовалась она.

Феликс Миллингтон всей грудью вдохнул воздух.

– О, этот аромат морозного дня. Как я люблю его свежесть, смешанную с запахом дымка! – Он постучал костяшками пальцев по темной деревянной двери, украшенной рождественским венком из остролиста. – Оч-чень мило.

Пропуская мимо ушей, недовольное ворчание хозяйки, Феликс открыл дверь и вошел в прихожую.

– Очаровательно… Дыхание весны посреди стужи. Голубые подушки на сине-зеленом диване.

Феликс пощелкал языком.

– Гвендолин, а ты, кажется, говорила, что ненавидишь желтый цвет?

Отряхнув и сняв ботинки, Феликс поставил их на подставку для обуви. Его ноги стояли на куске зеленоватого туфа, подложенного вместо коврика.

– Очень благоразумно с твоей стороны было вставить в окна толстые стекла… Ты что-то сказала?

– Да так, одно словечко, которое когда-то прочитала в туалете колледжа! – процедила Гвендолин сквозь зубы, но тут же сладко улыбнулась. – Ладно, Феликс, хватит валять дурака. Что ты здесь делаешь?

– Ты знаешь, точно такой же вопрос я собирался задать тебе. Чем ты занималась, распластавшись в сугробе в позе парящего орла?

– Придумывала очередное новогоднее поздравление! – язвительно ответила Гвендолин.

– Ага, понятно. Ты много чего успела сделать за эти три часа двенадцать минут и… – Феликс, взглянул на часы, – и сорок одну секунду. Как возвращалась домой? Без проблем?

– На деньги, которые я выложила таксисту, можно было запросто отдохнуть на Палм-Бич.

Уперев руки в бока, Гвендолин неприязненно оглядела его с головы до ног.

– Кстати, об отдыхе. Почему ты не любуешься на девиц в бикини в Монтего-Бей?

– Потому что ты не в бикини, а значит, и смотреть не на что. – Феликс потрепал ее по разрумянившейся от мороза щеке. – С тобой все в порядке? А дом – с ним ничего не случилось за время твоего отсутствия?

Гвендолин захлестнуло знакомое уже тепло и ощущение полного доверия.

– Я в порядке, – сказала она со вздохом. – Судя по всему, электричества в доме не было два часа. Трубы не успели замерзнуть, так ничего страшного не произошло. Я приехала, позвонила родителям и поздравила их. Затем приняла ванну, выпила нормального кофе… переоделась и по примеру соседей, пошла убирать снег…

Гвендолин осеклась, увидев на лице Феликса счастливую улыбку.

– Феликс Миллингтон, – снова повысила она голос, – почему ты здесь и чем вызвано твое хорошее настроение?

– Тем, что я люблю тебя.

Феликс снял пальто, в одних носках прошел в гостиную и уселся в кресло возле камина, поставив рядом принесенный с собой небольшой чемодан коричневой кожи. Напротив него, в углу, красовалась украшенная рождественская елка.

– Ты не хочешь узнать, чем я был занят последние три часа, – он снова взглянул на часы, – двадцать минут и двенадцать секунд?

Гвендолин только вздохнула. Тогда он продолжил:

– Я дошел до того места, где в пятницу оставил машину. Отыскал неподалеку грузовик, который оттащил моего железного коня в ремонт, затем поймал такси и поехал в аэропорт. Взял там напрокат этот синий «ниссан», вызволил свой багаж, поехал домой, принял душ, переоделся… и направился прямиком сюда.

Феликс похлопал по коричневому чемодану у своих ног.

– Заново все упаковал – с учетом здешнего сурового климата.

Гвендолин стала вдруг серьезной.

– Слушай, ты же не можешь действительно провести отпуск здесь, в моем доме. Это… это…

– Безумие? Сумасшествие? Попрание нравов? – спросил он быстро. – Перетерпим! К тому же замок Снайдерсон показался мне просто очаровательным.

Феликс оглянулся вокруг и радостно засмеялся.

– Ты права: я не вижу ни одной вязаной салфеточки.

– Хватит! – заорала Гвендолин, и Феликс с деланным испугом замахал на нее руками.

– Что ты, что ты! Перестань! А то соседи, чего доброго, подумают, что на тебя напали грабители!

Гвендолин сердито уставилась на него.

– Вот и хорошо. Может быть, они вызовут полицию, и тогда…

– Полиция страсть как не любит встревать в семейные ссоры.

– У нас не семейная ссора!

Обескураженная и сбитая с толку Гвендолин злилась на себя все больше и больше. А Феликс тем временем спокойно взял кочергу и принялся неспешно ворошить тлеющие угли в камине.

Проклятье! – мысленно выругалась молодая женщина. Можно подумать, что он у себя дома и все здесь принадлежит ему, в том числе и я. Черт возьми, он даже занял мое любимое кресло!

Гвендолин почувствовала, что ей нестерпимо жарко. И только тут сообразила, что виной тому не только разошедшиеся нервы, но и толстый пуховик, по-прежнему надетый на ней. С трудом, расстегнув молнию дрожащими руками, она сняла его, повесила на вешалку, пригладила мокрые волосы… и приготовилась к решающей схватке.

– В общем, так, Феликс Миллингтон, командовать здесь ты не будешь!

– Почему это?

Гвендолин растерялась.

– В каком смысле?

– О, ты все еще носишь мои рубашку и носки! А говорила, что переоделась, как только приехала! Я тронут, весьма тронут. – Он поднялся из кресла, подошел к ней и положил руку на ее бедро. – В этом наряде ты выглядишь такой знакомой, родной, желанной…

Гвендолин понимала, что если не отступит сейчас хотя бы на шаг, то неминуемо погибнет… Но стояла на месте, как вкопанная.

– Я… я, как вышла из ванной, сразу набросила на себя то… что попало под руку, и пошла, разгребать снег…

– А ты поела?

– Поела?.. А, да… сварила себе кофе… – не сводя с него глаз, пролепетала Гвендолин, плохо понимая, что говорит.

– Ясно!

Она внезапно пришла в себя и, зло, сощурившись, в упор посмотрела на Феликса.

– Слушай, я не беспомощная малышка, которая не в состоянии сама о себе…

– Пожалуй, я приготовлю обед. – Феликс улыбнулся. – После махания лопатой и лежки в сугробе тебе самое время снова помокнуть в ванне. Тем более, что ты об этом мечтала три последних дня. Я иду в кухню, Гвендолин, сделаю что-нибудь, чтобы накормить тебя. А когда ты снова станешь цивилизованным человеком, мы поговорим.

Обреченно вздохнув, Гвендолин вышла из гостиной и скрылась в самом безопасном, как она полагала, месте дома – в ванной.

Впрочем, не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.

– Ну конечно! – шлепнула кулаками по воде Гвендолин. – Он просто ждал, пока я разденусь, чтобы потом…

Она задернула белую занавеску.

– Что такое? – сердито спросила молодая женщина, когда Феликс вошел. – Тебе не стыдно?

– Боже, ты такая скромница?

– Была. До прошлой пятницы.

Гвендолин поглубже опустилась в пенную воду. А Феликс, сорвав с крючка первое, попавшееся под руку полотенце, расстелил его на кафельном полу и уселся.

– Так, по-твоему, ты растеряла свою прежнюю скромность?

Честный вопрос требовал честного ответа, и Гвендолин решилась говорить как на духу.

– Да, есть такое ощущение. Скромность предполагает умение придерживаться общепринятых норм морали и нравственности. Какая по-настоящему скромная женщина ляжет в постель с мужчиной после двух дней знакомства?

– Какая?.. Ты, например.

Гвендолин нахмурилась.

– Я никогда раньше так не поступала. И не предполагала, что способна, на такое. – Она покосилась на него. – Не понимаю, почему я это сделала…

– Я понимаю. – Феликс поймал ее руку своими сильными пальцами. – И ты понимаешь, просто боишься в этом признаться даже себе.

– В чем признаться?

– В том, что тобой двигало не влечение тела, а самая настоящая любовь.

Гвендолин осторожно высвободила руку.

– Если бы ты знала, – проникновенно продолжил Феликс, – как ты мне нравишься, когда забываешь об общепринятых нормах поведения и становишься самой собой – непретенциозной и твердо стоящей на земле! Были мгновения, когда я дико ревновал тебя к твоему предыдущему кавалеру, но потом понял, что он даже не прикасался к настоящей Гвендолин Снайдерсон…

Их взгляды встретились.

– А я прикасался. Я счастливый. Я трогал ее, вкушал ее, любил, наслаждался ею. И она проделывала со мною то же самое – свободно, по собственному желанию. И словами это волшебство описать невозможно!

У Гвендолин дыхание перехватило от такого признания, но она упрямо произнесла:

– Ах, вот почему ты здесь! Ты решил, что можешь и дальше свободно эксплуатировать мое тело, всласть развлекаться… А потом… потом…

– Твое тело меня абсолютно не интересует.

Гвендолин обескуражено и где-то обиженно моргнула.

– Не интересует?

Феликс с трудом удержался от смеха при виде ее разочарованного лица.

– Ни на йоту. – Он поднялся и вытер руки о полотенце. – Пойду, приготовлю обед, как обещал. Ты недолго, пожалуйста. Омлет начинает терять вкус через десять минут.

Гвендолин глубже опустилась в воду, и поднятые, ею волны мягко и ласково качнули ее. Тело откликнулось на эту символическую ласку так же, как если бы ее ласкал сам Феликс Миллингтон.

С тяжким стоном молодая женщина встала, вытащила пробку из ванны и, включив душ, сунула голову под тугие холодные струи.

– Ты сделал отменный омлет, – сделала ему комплимент Гвендолин, на этот раз одетая не в мужскую рубашку, а в уютную белую кофту ручной вязки. – Спасибо.

Двумя руками она обхватила чашку с горячим апельсиновым чаем.

– После расчистки снега у меня сил осталось только-только, чтобы добраться до кровати и уснуть.

– С удовольствием усну вместе с тобой.

Глаза Гвендолин удивленно округлились, затем подозрительно сузились.

– Кто-то утверждал, что мое тело его абсолютно не интересует…

– Все верно. Просто я не усну, если тебя не будет рядом.

Он принялся собирать со стола тарелки и чашки.

– У моей мамы на кухне висело старинное фарфоровое блюдо с замечательными словами «Здание строится на камне – дом строится на любви», – сказал Феликс, закрывая дверцу посудомоечной машины. – Твой дом построен на любви, на настоящей любви.

– Спасибо большое, – тихо отозвалась Гвендолин. – Я сама его обставляла. Только несколько старинных вещей осталось от тети Матильды.

Она почувствовала вдруг, что ей приятно говорить о доме, особенно после похвалы Феликса. Он в этот момент губкой вытирал, светлую деревянную поверхность стола.

– А тетина спальня один в один соответствует твоему описанию, – заметил Феликс. – Массивная кровать с водяным матрасом и огромная розовая балерина в резной раме над ней. Ничего, что я не удержался и заглянул?

Гвендолин улыбнулась.

– Ничего. У меня рука не поднялась поменять что-то в ее комнате. Не то чтобы тетушка была святой, но… но…

– Но она была Матильдой! – закончил за нее Феликс, и молодая женщина кивнула в знак согласия. – А альбомов со снимками от нее не осталось? Меня прямо-таки заинтриговала эта женщина.

– Есть несколько. В ее комнате, на комоде. – Гвендолин прикрыла ладонью зевок и добавила: – По этим фотографиям можно изучать историю века.

Она еще раз зевнула и замотала головой.

– Прости. Я уже в объятиях Морфея.

– Тогда пора спать. Тебе завтра на работу.

Феликс, шутя подхватил ее на руки и направился в спальню. Впервые в жизни мужчина нес ее на руках!..

Он как-то ухитрился нажать на выключатель, и все вокруг озарилось мягким розоватым светом.

– Твоя комната похожа на тебя. Слышишь, Гвендолин? – Он бережно усадил ее в кресло и снял с кровати цветастое покрывало. – Восхитительная смесь стилей и материалов. Гамма несколько странноватая, но выдает не испорченность натуры.

– Странноватая? А, по-моему, нет. – Гвендолин сняла кофту и оглянулась. – Феликс, ты что, собираешься спать здесь?

– Собираюсь, но не сейчас.

Когда она улеглась, он накрыл ее одеялом и заботливо подоткнул его со всех сторон.

– Сейчас проверю, как там камин, и выключу наружное освещение. Кроме того, нужно взглянуть на твою рождественскую елку. По-моему, она начинает засыхать, – сказал Феликс.

Гвендолин моргала, изо всех сил стараясь не заснуть.

– Елка искусственная, – сообщила она, снова зевнув.

– Гм… а выглядит, как настоящая.

Феликс погладил молодую женщину по щеке, ласково провел рукой по волосам.

– Спокойной ночи, любовь моя!

Гвендолин, стоя у зеркала, пыталась вдеть в уши золотые сережки, но у нее не особенно получалось, потому что глаза смотрели на отражение кровати. В том, что Феликс спал на ней, сомнений не было. На подушке осталась вмятина от его головы, а простыня до сих пор хранила тепло его тела. Наглый обманщик!

Но когда в семь часов зазвонил будильник, он, видимо, вскочил. Гвендолин слышала концерт, который он устроил в кухне, гремя тарелками и чашками. Там он пока и обосновался, предоставив ванную и спальню в ее полное распоряжение.

Гвендолин открыла шкаф в поисках коричневого кожаного ремня и шарфика, который обычно обматывала вокруг шеи, когда надевала голубое шерстяное пальто. Шарфик она нашла тут же, а ремень обнаружился на кресле под чемоданом Феликса.

Чемодан стоял раскрытый, и вещи в нем были аккуратно, с толком уложены: нижнее белье, носовые платки, свитер, две рубашки, джинсы и шерстяные брюки. Шелковый, черный, похожий на кимоно халат был переброшен через спинку кресла, но на пижаму не было и намека.

Гвендолин вздрогнула как от озноба, хотя в спальне было довольно тепло. Выходит, она провела ночь рядом с голым мужчиной и не заметила этого? Ох уж этот Феликс Миллингтон.

– Феликс Миллингтон, – повторила она вслух, наслаждаясь звучанием его имени.

– Ты меня звала? – раздался голос откуда-то позади нее.

Гвендолин с профессиональной быстротой стерла с лица блаженную улыбку и повернула голову в сторону кухни.

– С добрым утром! У тебя на редкость бодрый голос!

– Спасибо!

Гвендолин прошла в кухню, где на столе уже стояла тарелка с тостами.

– Вчерашняя борьба с сугробами не отразилась на твоем здоровье?

– Нет, я привычная к физическому труду, – ответила молодая женщина, потягивая сок из бокала, и невольно остановила взгляд на мощной спине, обтянутой свитером из верблюжьей шерсти. – А еще с утра я много не ем.

– Помню-помню. – Феликс повернулся к Гвендолин. – Поэтому и предлагаю только сок, тосты и кофе.

Он подошел к кофеварке и наполнил чашку.

– Возьми мою машину и поезжай на работу. Насколько я понимаю, твоя по-прежнему в гараже.

– Спасибо, но меня подбросит сосед с той стороны улицы. Чарли работает в конторе, которая расположена поблизости от моего офиса. Мы с ним попеременно водим машину, экономя на бензине и на плате за парковку. – Она добавила в чашку сахару и сливок. – Сегодня вечером я пригоню свою машину и…

– В чем дело? – Феликс удивленно посмотрел на стекающий с тоста на стол малиновый джем.

– Я только что вспомнила, что у меня вечером деловая встреча!

– Спасибо, что предупредила. Я собирался сразить тебя наповал своим фирменным цыпленком, но приберегу это на завтра… – Он помедлил и добавил: – Если, конечно, позволит твое расписание.

В словах его не было сарказма, только любопытство.

– Я говорила, что собираюсь акционировать фирму? Кроме того, у меня есть планы расширения сферы деятельности.

– Нет, но расскажи. С интересом послушаю.

– У меня родилась идея записывать специальные кассеты для автоответчиков, которые снабдят клиента исчерпывающей информацией о других адресах и телефонах. Для каждой фирмы, разумеется, свой, единственный в своем роде набор.

– Блестящая мысль, – одобрил Феликс. – Экономия времени и денег, ускорение процесса обмена информацией… Блестящая мысль. Он снова наполнил ее чашку.

– И эта сегодняшняя встреча должна помочь тебе реализовать идею?

– Пока еще неизвестно, – пожала плечами Гвендолин. – Я никогда лично не встречалась с Эмметом Льюисом, знаю его исключительно по переписке и телефонным разговорам. Его заинтересовали мои идеи, и мы решили обсудить возможности сотрудничества при личной встрече.

– У тебя врожденный дар дипломата, Гвендолин. Не сомневаюсь, что ты примешь верное решение.

Молодая женщина покраснела от удовольствия.

– А ты чем займешься, Феликс?

– Почитаю что-нибудь. У тебя богатейшее собрание детективов и научной фантастики… Может быть, сниму паутину с потолка в столовой.

– А окна ты, часом, не моешь? – съязвила Гвендолин.

– Я много чего делаю. Если помнишь…

Она несколько неприятных секунд пыталась выдержать его насмешливый взгляд. А когда поняла, что ей это не удается, раздался спасительный автомобильный гудок.

– О, это Чарли. Ну, мне пора!

– Удачных тебе переговоров, – пожелал Феликс… и не двинулся с места.

Ничего себе прощание, возмущалась Гвендолин, пробираясь по дорожке к воротам. Мог бы хоть в щечку поцеловать, если уж на то пошло!

10

Феликс стоял в дверях до тех пор, пока в воздухе не рассеялся синеватый газовый выхлоп от машины. Единственным пунктом его повестки дня на сегодня был сон, потому что ночь он провел в танталовых муках, не сомкнув глаз, мучаясь оттого, что Гвендолин Снайдерсон совсем рядом, а он не может себе позволить к ней притронуться. Но у него имелся определенный план, и он собирался придерживаться его так долго, как это потребуется.

– Вот только хватит ли меня на вторую такую ночь? – пробормотал он, качая головой.

Гвендолин вернулась около полуночи и обнаружила, что Феликс лежит в кровати и что-то читает.

– Агата Кристи? – спросила она, заглядывая на обложку.

Феликс кивнул.

– Я так и вижу твою тетю Матильду в роли мисс Марпл. Идеальный типаж.

Гвендолин вздохнула и села на край кровати.

– Нужно было мне остаться дома и устроить шведскую семью с тобой и мисс Марпл, – сокрушенно сказала она.

Феликс отложил книгу на ночной столик и сел.

– Что не получилось, Гвендолин, обед или встреча?

– Эммет – в нем все дело. Этому прохиндею больше подошло бы какое-нибудь звериное имя – Лис или Ласка. Он так и норовил превратить деловую встречу в романтическое свидание.

– Ого! Выходит, ты в нем ошиблась.

– Не знаю, – отозвалась тронутая его участливым тоном Гвендолин.

Она размотала шарфик.

– Эммет Льюис в переписке и при личной встрече – это два разных человека. Он не оценил ни меня, ни мою компанию, ни мои идеи.

Она встала и пошла к зеркалу, на ходу расстегивая пиджак.

– Я пыталась втолковать ему, что идея моей фирмы, по сути, стара как мир. Наша служба поздравления похожа на маленький Бродвей. Все делается с юмором, и, естественно, наши представления запоминаются лучше, чем любая открытка или подарок.

Гвендолин повесила шерстяной жакет на стул, затем, сняв ремень, выскользнула из юбки.

– Когда я брала у тебя в банке кредит, ты обращался со мной, как с профессионалом. Я не услышала ни одной шуточки, ни одного оскорбительного намека. Мне вообще казалось, что я произвожу впечатление делового человека.

– Так оно и есть, – подтвердил Феликс, с нарастающим возбуждением наблюдая за ее стриптизом.

Гвендолин стояла перед ним полураздетая, и, судя по всему, не замечала этого.

– Черт, жалко, что тебя там не было! Льюис такой гладкий, лоснящийся… противный. – Она передернулась всем телом. – У него было несколько глобальных предложений по реорганизации моего бизнеса. Глобальных! Держите меня, пока я не умерла от смеха!

Она направилась в ванную, а вернувшись оттуда, стала надевать ночную рубашку. Глаза Феликса пожирали ее обнаженную спину, красивые ягодицы и округлые бедра, пока фланелевая рубашка не упала сверху, закрывая их.

– Жалко, что мы не сошлись. Он предлагал двести тысяч из расчета пяти процентов прибыли. Теперь придется искать другого инвестора.

Потушив свет, Феликс прижал молодую женщину к себе.

– Не волнуйся, дорогая. С твоим умом и энергией ты найдешь себе столько инвесторов, сколько потребуется.

– Спасибо. – Она пристроила голову у него на плече. – Кстати, дом просто сияет чистотой, а люстры в столовой светятся даже в темноте.

– Благодарю, мадам. Я не бездельничал все это время. – Он взъерошил ей волосы. – Это первый день, который мы провели не вместе, и я очень соскучился по тебе. И чтобы хоть как-то отвлечься, искал себе занятия.

– Я тоже очень скучала, – призналась Гвендолин и придвинулась ближе к нему. – Мне этот день показался бесконечно длинным.

– Любовь моя, какой же я забывчивый! – Феликс торопливо отвел руки и перебрался на свою половину кровати. – Я кормлю тебя разговорами, когда тебе нужно спать. Спокойной ночи!

Гвендолин лежала в темноте и глядела в потолок. Спокойной ночи! А если ей не хочется спать? Она покусала губы, спрашивая себя, чего же ей, собственно, надо. Ответ был ясен как дважды два.

Она желала Феликса Миллингтона Л. Миллингтона. Она тосковала по нему целый день и нуждалась в нем сейчас, в это самое мгновение. Она хотела его объятий и его поцелуев, нескончаемых поцелуев…

Наученная горьким опытом, предыдущей ночи, вечером следующего дня Гвендолин, вернувшись из ванной, надела не привычную фланелевую рубашку, а короткую шелковую маячку.

Глаза Феликса оторвались от книги, на миг округлились, но потом снова вернулись к приключениям старой мисс Марпл, предоставив молодой мисс Снайдерсон топтаться около кровати.

Тогда Гвендолин избрала новую тактику. Она приблизилась к кровати и с шумным вздохом потянулась так, что блестящий шелк волнами заходил по телу.

Не поднимая глаз, Феликс вежливо осведомился:

– Ты что-то сказала?

– Нет! – отрезала она.

Из игры в кокетку ничего не получалось. Оставалось ломиться напролом. Картинно упав на кровать, Гвендолин лозой обвилась вокруг Феликса, мурлыча:

– Долго ты еще собираешься читать, милый?

– Ах да, извини, дорогая! – Феликс заложил страницу, бросил книгу на столик и выключил свет. – Спокойной ночи, Гвендолин.

Когда он отвернулся, по коже у нее пробежали мурашки.

– Фе-е-еликс… Миллингто-о-он, – пропела она ему на ухо, а рука ее тем временем скользила все ниже и ниже по его рельефному, мускулистому телу.

– Что ты делаешь? – вскричал он, поворачиваясь к ней лицом.

Внезапно почувствовав себя дешевой потаскушкой, Гвендолин смущенно залепетала:

– Я… я… только подумала, что мы могли бы… может быть… ну…

– Ты не сказала мне и пары слов с тех пор, как пришла с работы! – Феликс мягко, но непреклонно убрал ее руку со своего бедра. – Ну, в самом деле, Гвендолин Снайдерсон, как у тебя хватает совести требовать, чтобы я желал тебя? – произнес он с негодованием. – Кто я? Безмолвный раб, покорно ожидающий, пока ты изволишь возгореться желанием?

Гвендолин вскочила на колени.

– Ради бога, Феликс! Как ты можешь говорить такое?

Он включил свет и лег на подушки, скрестив руки на груди.

– Могу, и очень даже легко. – Он придал лицу каменное выражение и продолжил: – Когда я овладеваю тобой, в этом нет ни любви, ни уважения. Я не хочу обладать твоим телом! Я хочу любить тебя духовно, делиться с тобой чем-нибудь возвышенным. Не желаю, чтобы меня побуждала к действию одна лишь похоть.

– Похоть! – Гвендолин окинула его убийственным взглядом. – Я не похотлива, – отчеканила она каждое слово.

– Да? А что тогда ты сейчас делала?

– Я… я… – Гвендолин снова легла рядом с ним. – Феликс, я… – Она руками стиснула его плечи. На ее лице была написана мука. – Я только подумала, что мы могли бы…

Она растерянно заморгала, когда он решительно встал с кровати.

– Куда ты?

– Я ухожу. – Феликс подошел к стулу и оделся со скоростью пожарного, спешащего на срочный вызов.

– Уходишь?.. Уходишь?! – Она приподнялась, опираясь руками о кровать. – Ты… ты не можешь уйти от меня посреди ночи!

– Кто это сказал?

– Я!

Гвендолин вскочила на ноги, балансируя на матрасе.

– Черт побери, я думала, ты любишь меня!

– Люблю. – Феликс начал заправлять рубашку в брюки. – И чувствую, что мы вместе способны пройти через все – и хорошее, и плохое…

Он принялся складывать свои вещи в чемодан.

– Вместе можем делить радости и горе…

Он застегнул чемодан и сел на стул, чтобы надеть носки и ботинки.

– Я давно готов к тому, чтобы принять жизненно важное решение. Но каждый раз, когда я говорю, что люблю тебя, ты отвергаешь меня или превращаешь все в шутку…

Он встал.

– Как думаешь, сколько я могу терпеть?

– Феликс! Феликс, давай поговорим об этом серьезно!

Он глубоко вздохнул.

– Нет. Я сказал все, что имел сказать, и больше ни минуты не желаю находиться в доме, где в любой момент могу услышать…

Феликс не договорил фразу и подхватил свой чемодан.

– Могу добавить только, что я понял, как ты страдала от моего бесцеремонного обращения с тобой там, в банке. Но я сумел переломить себя. Постарайся же сделать это и ты. Не ищи меня и не пытайся обратить в предмет удовлетворения своих низменных желаний.

– Феликс, но ведь ты сам пришел сюда! – Гвендолин соскочила с кровати и бросилась к нему. – Погоди, слышишь, погоди!

Она поймала его за рукав пальто.

– Ну, пожалуйста!

– Прости, Гвендолин, – собрав в кулак всю свою волю, объявил Феликс, – я думал, что смогу любить за нас обоих, но не смог.

На молодую женщину пахнуло морозным воздухом с улицы, и прямо перед ее носом дверь захлопнулась.

– И даже не поцеловал на прощание, – растерянно пробормотала она. Губы у нее дрожали.

Вернувшись в спальню, Гвендолин ничком упала на кровать.

– Может быть, это всего лишь дурной сон? – прошептала она. – Сейчас я проснусь, и ничего не будет…

Но за окнами мягко заурчал мотор, белый свет прорезал темноту и исчез. Это был не сон, а страшная реальность.

Скорчившись, молодая женщина лежала на кровати и пыталась понять, что она сделала не так. Да, она весь вечер молчала, но только потому, что долго и всерьез думала о нем, о себе и о любви… Их любви. Она хотела-то всего только показать, как сильно его любит.

Показать, а потом, когда соберется с духом, признаться, что она ошибалась, а Феликс был прав. И за три дня можно влюбиться на всю жизнь.

Но он не захотел дать послабление ее гордости и ушел, растаял в ночи.

– Три дня, – пробормотала Гвендолин. – Всего три дня – и он сделал меня совершенно иной. Он… он заставил меня полюбить его. Он…

Она нахмурилась от неожиданной догадки.

– Да ведь он уже однажды проделывал такой фокус! – Гвендолин села на кровати. – Подлец, он точно таким же образом чуть не испортил мне Новый год!

Она заколотила кулаком по подушке.

– Демон! Бестия! Провокатор несчастный… А какие актерские данные! Какие нервы! «Не ищи меня и не пытайся обратить в предмет удовлетворения своих низменных желаний». Сумасшедший!

Она вдруг засмеялась.

– А впрочем, может быть, и не такой уж сумасшедший. Это я сумасшедшая: сижу тут и разговариваю сама с собой… Ничего, Феликс Миллингтон, мы, «девы», не всегда хладнокровны и рассудительны. Время от времени и мы способны выкидывать коленца!

В шесть часов вечера в пятницу, ровно через неделю после визита владелицы фирмы «Все для вас, милые сограждане» в банк, к воротам привилегированного жилого комплекса на берегу Мичигана подъехала машина.

Боже, какой унылый вид! Все дома вроде бы разные, но почему-то кажутся близнецами. У них напыщенный вид, они словно бы кичатся друг перед другом достатком своих хозяев.

Правильный геометрический рисунок автомобильных дорожек на холмах напоминал скатерть в доме лишенной всякой фантазии пожилой хозяйки. И все деревья подстрижены на один манер. Летом подстрижены, а зимой снег делал их совершенно одинаковыми.

Нет, здесь мне жить не хочется, подумала Гвендолин. Здесь можно сойти с ума от единообразия.

– Мисс Снайдерсон к мистеру Миллингтону. – Поколебавшись, молодая женщина добавила: – Просьба не оповещать его: у меня праздничный сюрприз.

– А это и не имеет значения, – ответил охранник. – Мистер Миллингтон уехал.