Текст книги "Зато ты очень красивый (сборник)"

Автор книги: Марта Кетро

Соавторы: Глория Му,Аглая Дюрсо,Юлия Рублева,Наталия Оленева,Сергей Узун
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Подарок

Ася смотрит на телефонный аппарат и не решается взяться за трубку. «Делать это все-таки или не делать?» – размышляет она. Это, конечно, можно будет расценить как приставания. Как потерю ей, Асей, своего женского достоинства. Но с другой стороны, что такого плохого в том, что хочет сделать Ася – она всего лишь хочет подарить подарок ему на день рождения, в этом и вправду нет ничего предосудительного, и она искренне хочет сделать так.

Ася думает: ведь она знает его как никто другой. Да-да, и пусть никто не спорит. Она столько лет думала о нем каждый день, а иначе ведь и невозможно было. И теперь думает каждый день – это уже привычка, ничего тут не поделаешь. И она знает точно, ну точно, что его порадовало бы. И она искала это что-то сначала в магазинах, потом на сайтах. Она уже решила, что лучше покупать подарок через Интернет. И заказывать доставку. Да. Доставку. Тому, кому подарок предназначен.

Ася почему-то сначала радовалась мысли о том, как вот она сама ходит по магазинам, выбирает этот подарок, придирчиво осматривает все возможные варианты, потом представляет себе, как он получает, распечатывает и тоже смотрит, радостно и удивленно, сразу же понимает – только Ася могла купить это вот для него, только она знала об этом его пристрастии. А потом она вдруг сникла, поняв, что, выбрав и купив, и держа в руках, нужно будет как-то и вручить. Это значит – позвонить, как-то сообщить, а если он вдруг не в духе? А если та рядом и он вообще трубку брать не будет, а если возьмет, а та рядом, и по его голосу сразу же будет ясно, что она рядом, потому что его такой родной и теплый голос в ее присутствии сразу становится чужим, визгливо-сердитым, «ну что?», «да?», «нет», и все тут, какой там подарок, какой там договориться о встрече. А так было бы хорошо самой вручить, конечно, посмотреть, как он будет улыбаться – он ведь будет, будет улыбаться, он не может ей, Асе, не улыбаться, хотя… и Ася что-то такое вспоминает и тут же сникает, в лице ее появляются страх и сомнения.

Ну да. И вообще, получится же, что она может его подвести, если вот она как-то невовремя позвонит, например, когда он ну не может с ней нормально поговорить. И вот весь этот подарок потеряет смысл, ну совсем, то есть – потому что если у него потом, после Асиного звонка, будут неприятности, то и подарок Асин его совсем не порадует, а может, и рассердит. Нет, будем действовать по-другому, решает Ася.

Ася вспоминает, как он заходил к ней в последний раз, «крайний», как он сам всегда говорит суеверно, но Асе теперь как-то каждый раз, как он заходит, кажется, что в последний. Вот они только сядут за стол, сигаретки закурят, только начнут болтать, ну всего только болтать, ну ведь она же соскучилась и ей хочется с ним поболтать, как тут же мурлычет его телефон и из трубки раздается почти такое же механическое, как булькающий этот звонок, воркование – видимо, та ищет его, она сразу же начинает его разыскивать, как только он переступает Асин порог, чутье у нее, что ли, или она все время так, вот ужас-то?

И он тут же весь как-то напрягается и становится уже как бы и не он, и начинает виновато как-то собираться. «Ну, я пошел», – говорит он, обувается, а ботинки он выбирает всегда какие-то подобные, отмечает Ася, вот сколько знаю его – всегда что-то вот такое, с ремешком и голенищем высоким, они только раз от раза всё дороже выглядят, а так, если подумать, ну всё те же кеды, как были на нем, когда она с ним познакомилась.

Можно, конечно, подождать, пока сам надумает зайти, но как тогда Ася проведет его день рождения? Вот с этим вот подарком в кладовке? Это грустно, ужасно грустно, думает Ася. Он конечно же вряд ли объявится у нее в свой день рождения, да и накануне тоже вряд ли, это всё будут уж точно не ее дни. А Асе ну так хочется иметь право на то, чтоб и ее подарок он получил именно в день рождения, тогда же, когда полагается подарки дарить и получать, вот.

В конец концов Асе и приходит в голову идея нанять службу доставки, чтоб вручили прямо ему, вот принесли и вручили, и… и пусть не говорят, от кого, да, решает Ася. Он сам-то догадается, что это от нее, он не сможет не догадаться, ну а если нужно будет – соврет что-нибудь, ну чтобы не было лишних вопросов, зачем да почему и сколько можно.

Кажется, это будет даже очень романтично, решает Ася, вот и она сама как бы там будет тем самым присутствовать, на дне его рождения, и в то же время останется инкогнито, придет к нему под личиной курьера, в небольшой картонной коробке, да, разворачивай, разворачивай упаковку, вот, видишь, это же я, твоя Ася, узнаёшь? Ты узнаёшь, ты не можешь не узнать, ну дотронься до меня, подумай обо мне, ну просто подумай обо мне – нет, даже не с благодарностью, просто тепло подумай, пожалуйста! Да? Подумал? С днем рождения, родной мой, ты ведь мне дорог, я тебе предана, и от этого не избавиться так запросто, хотя, может, если бы избавилась, было бы всем легче.

А может, наоборот, подарить что-то такое, чтоб он вовсе не догадался, что это Ася, ну что-то вот нужное, она же ведь знает, знает, всегда знала, что ему нужно, ну да… но чтоб не понял, да, так, пожалуй, правильнее будет. Нечестно как-то делать подарок, рассчитывая еще и на то, что о тебе подумают с благодарностью. Так получится, что она ему подарок дарит не ради него, а ради себя самой, и правда будет то, что он ей как-то в сердцах крикнул – эгоистка ты, наверное, он прав, она все-таки о себе думает, а не о нем. А нужно так, чтоб ну ничем, ну ничем-ничем его не побеспокоить в такой день.

Ася начинает пролистывать сайты. Вот здесь наверняка не подделка, думает Ася сурово. Надо выбирать, где дороже всего. А то знаю я, он и сам как-то делал подобные сайты, тогда, давно еще, вот ведь влез в аферу – торговать подделками, и смешно было, мальчишество какое-то, и боязно за него как-то! Интересно, теперь этим занимается? Надо бы спросить, когда в хорошем настроении будет. Да нет поди, он же сам говорил как-то, что теперь дела у него хорошо пошли, он себя стал совсем другим человеком чувствовать, уверенным и успешным. А когда Ася сказала ему, что скучает, он поморщился так и ответил: «Ну всё, проехали!» – проехали, вот ведь слово-то, от него она раньше такого и не слышала, ужасно это, услышать от него вот это «проехали», наверное, самое ужасное, что можно от дорогого человека услышать. Интересно, он той однажды сможет себе позволить вот так сказать или только Асе нужно было в своей жизни услышать от него такое и понять, что да, все надежды проехали, проехали с орехами?

Ну, хватит тут – сама себе решает Ася и решительно протягивает руку к трубке. Алё, говорит она, набрав первый же номер. Вы доставку можете осуществить?.. Да, привезти вот это тому, для кого куплено… Да, это будет подарок… Нет, как это только тому, кто заказывает товар? Почему же? Ну что за сервис, безобразие какое-то!.. Какую еще бомбу? Ну что вы глупости говорите, какую такую бомбу, мы же в мирное время живем, ну давайте я сама проверю, ну распишусь, вы запечатаете, ну не говорите глупостей, нет, это идиотизм какой-то, подарок человеку нельзя отправить!

Она снова и снова звонит и наконец находит тех, кто готов доставить ее подарок по адресу и в назначенный день, и имя отправителя не называть, вот просто вручить, и все. Но сначала курьер должен прийти к самой Асе, показать подарок ей и получить деньги от нее наличными, и обговорить все условия, вот кому и как звонить, где искать, как объяснить, от кого, – а ничего не объяснять, сказать – вам подарок, получите, распишитесь, и все тут.

Ася уже так разволновалась почему-то, будто и вправду собирается отправлять ему бомбу. А что – приходит Асе в голову ужасная шальная мысль, – вот бомбу, да. И так, чтоб и та была именно рядом, чтоб заглядывала, как она это всегда делает, с пристрастием: так, кто это что это тебе тут? А там – р-р-раз! – и моргнуть оба не успели, и все. Так, чтоб похоронить их обоих, прийти с охапками цветов, выплакаться, чтоб перестать о нем думать, знать, что его просто больше нет и не будет, нет, он умер, а ее жизнь продолжается, да – проехали, именно!

И Ася замирает от ужаса – как ей такое могло только в голову вообще прийти, вот правда, идиотка же сумасшедшая. Нет, нет, храни его Бог, и ту, ее, храни их обоих, даже от злых мыслей чьих-то, от дурных возможностей – пусть будут живы оба, долго-предолго, пусть, у него вот день рождения завтра, пусть этих дней будет много-много, а Асе хоть и останется посылать ему вот так, без подписи и знака, подарки, но и это хорошо, это тоже счастье.

Курьер приносит ей коробку, Ася расписывается, распечатывает, сейчас я всё упакую как подарок, хорошо? А вы подождите, я вам заплачу, не волнуйтесь, вот смотрите, я просто в красивую бумагу и еще в одну коробку, и… и… нет, открытки не будет там, и цветов не надо, нет, пока что не надо цветов.

Сейчас, посидите, выпейте кофе. Ну вот, вот я вам здесь расписалась, да, вот здесь имя-фамилия-отчество полностью, а кому вручать что, тоже надо полностью? Ну, Митя его зовут, вы там спросите просто Митю. Нельзя так, вот тут писать нужно, в этой строке? Ну ладно, но это же ему никто не будет показывать? Это для вашей отчетности бумаги? Ну хорошо, всё сейчас заполню, главное, не показывать ему ничего, просто вручить, и все.

Вы постарайтесь так как-нибудь, чтоб рядом не было никого, пожалуйста, ладно? Ну да, чтоб был сюрприз. Ни в коем случае не говорите, от кого! Это очень важно! Вот вам пятьсот, за всё, это вам лично, помимо чека.

Да, вот, пожалуйста, – отдает ручку Ася, – нет, не перепутала, это его фамилия… и моя тоже… ну да, что-то вроде родственников, ага. Ну, спасибо, давайте, отзвонитесь, как доставите, я вас очень прошу, вот вам еще сто, вы мне только позвоните потом, хорошо?

Ася закрывает за своим подарком дверь и думает: фамилия. Да, фамилия. У нас с ним одна и та же фамилия. Я ведь, как ни странно, все еще – вот уже пятнадцатый год теперь пошел – его жена. Все еще его жена. И у меня – его фамилия.

Надеюсь, он будет рад хоть немножечко, думает Ася. И на самом деле, я очень хочу, чтоб он догадался, что это мой подарок. Очень хочу. Хотя это уже и совсем не важно.

Юлия Рублёва
Путешествия в одиночку. Египет[4]4
  Издается в авторской редакции.


[Закрыть]

1

Единственный американец во всей немногочисленной группе пассажиров сел в самолете рядом со мной. Он написал на бумажке: «сок помидор», положил ее на столик и закрыл глаза.

Когда самолет провалился в воздушную яму, я схватила его за рукав.

В этот раз я почему-то очень боялась лететь, вернее, не долететь. Американец открыл глаза, я сказала «Sorry!», и он с акцентом спросил, кивнув на бумажку: «Правильно писал?» Я сказала, что по-русски нужно говорить «томатный сок», он повторил стюардессе. Мы познакомились. Он был ровесник моего младшего брата, звали его Джейсон. Только что женился на русской девушке Лене. Папа Лены – капитан подводной лодки, из Мурманска. Сам Джейсон из Детройта, штат Мичиган. Детройт у меня прочно ассоциировался с романом Хейли «Колёса», брачным предложением, которое я отвергла, и последовавшим за ним отчаянным и густо эротическим письмом отвергнутого, на которое я не ответила.

Так вот, Джейсон и Лена совершали свадебное путешествие. Три месяца в России, три месяца в Европе, три месяца на Востоке – Индия, Китай – и еще три на всяких райских островах. Сейчас они в Москве, я могу им звонить, если что. Джейсон заботливо написал мне номер телефона и электронный адрес. Встречает ли меня кто-нибудь в Москве? Нет. Не встречает. Он озаботился тем, что я не успею доехать на метро до нужной станции – уже ночь, и меня посредине пути из метро выгонят. Мы говорили на миксе русского и английского. Иногда Джейсон доставал электронный переводчик, но чаще всего просил написать слово на бумажке по-русски. Он знал слово «опоздать», но не знал слово «успеть». Весь полет мы писали в его блокнотике.

Мы приземлились, сошли с самолета, сели в длинный желтый автобус, который медленно потащился в сторону метро «Речной вокзал». Джейсон говорил мне: «Давай такси! Платить мой босс! Ты опаздывать!» Метро закрывалось через полтора часа, за час я должна была доехать на другой конец Москвы и попасть в Домодедово. На такси я не соглашалась по необъяснимой причине – я видела, что Джейсона действительно беспокоит, успею ли я доехать на метро, но я уперлась. Он был похож на моего братишку, и мне было странно, что он меня опекает. Мы проехали несколько остановок от Шереметьево. Автобус тащился еле-еле и был битком набит. Джейсон внезапно полез куда-то в левый нагрудный карман, болезненно сморщился и застонал: «Больше не могу! Такси!»

Мы выскочили из автобуса как ошпаренные – я решила, что он не выдержал духоты. Джейсон засмеялся, и мы сели в маршрутку. На такси я не решилась! До сих пор не понимаю почему.

На метро мы успели. Как раз оставался час до закрытия. В вагоне Джейсон сел рядышком со мной и сидел довольно тихо. Он выучил слово «успеть» и приговаривал: «Джулия, ты успела!» Напротив сели двое пьяных мужиков. Мне было страшно – они рассматривали и меня, и Джейсона и гоготали, и я уже думала, как буду с ними драться, если они пристанут. Джейсон мне казался все-таки очень маленьким, к тому же он был как бы у меня в гостях.

В вагон зашла парочка совершенно невообразимых панков: он и она. У него были цепочки от брови к носу и нормальный зеленый гребень. На ее фоне он выглядел обыкновенным. У девицы были черные волосы до плеч и наголо выбритая розовая макушка. Посредине макушки пролегала неглубокая борозда, похожая на разделительную линию между двумя полушариями мозга.

И тут Джейсон громко и очень чисто сказал по-русски на весь полупустой вагон: «Смотри! Голова – как жопа!» Вагон рухнул. Смеялись все. Пьяные напротив утирали слезы и влюбленно смотрели на Джейсона. Девица вытащила зеркальце и меланхолично рассматривала ввернутый в язык отчетливый блестящий шуруп.

Несчастный провинциальный Джейсон из своего деревенского Мичигана! Он набрал в электронном словаре слово «жопа», потому что я сказала, что это неприличное слово, но словарь выдал белиберду. Мы ввели «попа», и он откликнулся «ass». Джейсон был страшно доволен. На прощание он подарил мне огромный полиэтиленовый мешок, в котором вез костюм на вешалке: «Чтобы ты могла в Домодедово спать на полу». Я отнекивалась, но мешок, напугавшись, взяла. И Джейсон сошел на какой-то станции и поехал к своей Лене, а я без приключений добралась до Домодедова. Было полвторого ночи, рейс на Хургаду улетал через восемь часов.

2

Я шлялась по Домодедову и наслаждалась ночью. У меня не было багажа – всего одна небольшая сумка. Я немедленно купила себе Устинову, две новые книжки, поставила сумку на тележку и время от времени выкатывала ее на улицу – покурить. Курила, сидела на тележке, читала, пила горячий кофе из автомата и чувствовала себя счастливой. К утру одна книжка кончилась. В восемь утра я забрала свои документы у представителя фирмы и стала ждать регистрацию на рейс.

И проспала ее, эту чертову регистрацию! Заснула незаметно и теперь взвилась с кресла и заметалась. Регистрация закончилась пять минут назад, только что, «мы сожалеем, идите вон туда, там как раз стойка для опоздавших пассажиров». Я в ужасе понеслась со своей тележкой «вон туда». Я представляла, как с позором возвращаюсь в Уфу, потому что проспала рейс. Или как живу в Домодедове все две недели. Вежливый мальчик за стойкой потребовал триста рублей и заставил расписаться, что я не претендую в самолете на горячее питание. Я не претендовала! Только возьмите меня в самолет.

На билете мне написали гадкое слово «подсадка», и из полноценного пассажира я превратилась в приживалку на птичьих правах. Все это продолжалось недолго, я уселась на свое место и постаралась стереть с лица выражение ужаса. Питанием в полете меня тоже не обделили, и я благополучно пролила на новые белые джинсы яблочный сок.

3

Словно попадаешь в горячую духовку! Солнце жарит, вокруг пустыня. Я сразу поняла, что приехала туда, куда мне надо. Так много солнца! В прохладном автобусе меня довезли до «Белла Висты», там, в безлюдном вестибюле, меня встретил рафинированный гид Самир, «можно – Саша», все мне рассказал и объяснил. Без него, Саши, мне лучше ничего не покупать – обманут. В машину к незнакомым дядькам не садиться – увезут. Если в тихом переулке меня пригласят пить каркаде – такой крупный парень с такой крупной золотой цепью, – не соглашаться. «Страшно!» – пугал Саша, вытаращив глаза. Звонить ему в любое время суток!

Номер был дурацкий. На втором этаже. Вместо балкона – странный пятачок, на котором с трудом умещались два стула и больше ничего. Он выходил на некое помещение, которое гудело. Потом я узнала, что это была кухня. Часов в шесть утра оттуда неслись звуки – будто наземь швыряют огромные чугунные котлы. Но это потом. А пока я пошла проведать море.

Теперь это моя любовь на всю жизнь – Красное море.

Такой ласковой и красивой воды я в жизни не видела. Не стихия – домашнее существо. В первый вечер я не выходила на сушу. Выйти было выше моих сил. У меня не хватало сил ни с кем разговаривать, хотя меня то и дело обплывали мужчины и на разных языках пытались знакомиться. Но я для всех была глухонемой иностранкой из неизвестной страны, улыбалась и молчала. Я радовалась, что приехала одна.

Я завтракала в десять и сразу шла на пляж. На пляже я молчала, спала до обеда, пила чистую прохладную воду из бутылки, купалась, купалась. Море было цвета морской волны, и мне было смешно от этого сравнения. Больше сравнивать было не с чем. Сгорев в первый же день, я укрывалась в тени зонтика огромным полотенцем, дремала, снова шла в воду. Мне нечего было читать и удавалось ни о чем не думать. После пляжа я возвращалась в номер и снова спала там под кондиционером, до ужина. Я отсыпалась – за целый тяжелый сумасшедший год. На ужин я шла бодро, потом немного бродила по городу, просто – рассматривая. Впервые в жизни я была так необщительна и молчалива. Это было очень удобно. Пока у меня не было сил. Вслед мне кричали: «Итальяно? Френч?» Никто не принимал меня за русскую.

4

Однажды утром я проснулась от грохота. За окном швыряли чугунные котлы и орали. Было шесть утра. Применив все известные мне способы расслабления (вдыхать коротко, выдыхать длинно и прочее бесполезное), я еле пролежала до завтрака. На завтрак наелась сладких булочек и помидоров и впервые вступила в разговор на русском с пожилой краснокожей парой. После чего вместо пляжа пошла на ресепшн. Оба портье за стойкой не говорили по-русски ни слова. Тогда я стала спрашивать на английском: почему у меня в номере нет таблички «Не беспокоить»? Вчера, когда я спала, ко мне вломился бой пополнять мой и без того полный бар! Почему у меня в номере нет больших полотенец и вода слишком горячая, а холодной почти нет? Почему на ужин выстраивается громадная очередь? Почему у меня в номере так шумно?

Портье спрятались за стойку. Я требовала менеджера. Не далее как вчера вечером, когда я возвращалась с прогулки, ко мне привязался в холле господин, представившись владельцем «Белла Висты»! Где он, я хочу его видеть сейчас! Я хочу сменить номер, немедленно. Где мой чертов гид?

Это был четвертый день моего пребывания в Египте. Я очнулась и захотела всего сразу: комфорта, тишины, кофе, громадного арбуза, новых ресторанчиков, чего-нибудь купить и поездку на острова. До гида не дозвонились (до него так и не дозвонились ни разу за все время). Прибежал дядька в очках и на хорошем английском пообещал, что номер сменят немедленно. Повели смотреть новый номер. К груди я прижимала табличку «Не беспокоить». Новый номер был роскошный – напротив бассейна, на первом этаже, с прилегающей к нему террасой. Я сразу же про себя решила входить и выходить через балкон, так быстрее, а красть у меня нечего. Деньги и документы все время хитроумно лежали в потолке.

5

Вечером я послала красивого мальчика по имени Ахмет за телефонной карточкой и арбузом. Он покорно принес мне громадный арбуз, карточку и отказался от чаевых. Это было странно: он все время торчал в холле «Белла Висты», и я не сомневалась, что он мальчик на побегушках. Оказалось, он владелец ювелирной лавки при отеле.

Ахмет был самым приятным парнем из всех мною замеченных. Он не говорил мне коровьим голосом: «Короллива!», не чмокал и не свистел, и даже не предлагал мне купить у него сережки.

Однажды я возвращалась из супермаркета, он стоял возле входа, молча взял меня за руку и потащил в свою темную прохладную лавку. Там он зашипел: «Ты что, Джулия, с ума сошла, это надо спрятать!» И переложил колу, апельсиновый джем и питьевой йогурт из пакета в мою полотняную сумку – в отель нельзя было заходить с продуктами. Он хорошо говорил по-русски, рассказал мне про все окрестные рестораны, обругал за купленный папирус (ненавижу папирусы, не знаю, почему купила!) и был единственным, с кем мне хотелось попрощаться при отъезде.

…Я повытаскивала из мини-бара все бутылки и всунула туда теплый арбуз. Через сутки он остыл, я принесла из ресторана нож и огромную тарелку и начала его есть. Он был ослепительно красный. Ослепительно сладкий. Прохладный. Я не могла оторваться. Потом лежала часа два, еле дыша и бессмысленно глядя в потолок. От арбуза осталась четвертушка, и я старалась не вспоминать, сколько он весил.