Текст книги "Как открывали мир. Где мороз, а где жара (Из истории путешествий и открытий)"

Автор книги: Марта Гумилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Новый морской путь в Индию

Лиссабон ликовал! Наконец-то поиски нового морского пути в Индию вокруг Африки увенчались успехом!

Ликовал король Португалии. Ликовали в королевском дворце, ликовали все, кто был заинтересован в торговле с Востоком. Правда, из четырех кораблей флотилии Васко да Гамы вернулось всего два, из экипажа – меньше половины. Но цель достигнута! Теперь у португальцев свой морской путь в Индию, в страну золота, драгоценных камней, благовоний и пряностей. Уже первая экспедиция, можно сказать только разведка, не осталась в убытке. То, что моряки привезли с собой из «полуденной страны», покрыло и потерю кораблей, и прочие расходы. А человеческие жизни? Пусть об этом грустят те, у кого родные и близкие остались в могилах на неизвестных берегах или на дне моря. Да, им, конечно, не повезло, очень жаль этих молодых людей, но что поделать? Они ведь знали, на что шли? И может быть, они сами повторяли древнюю матросскую поговорку о том, «что плавать по морю необходимо, а жизнь сохранить не так уж необходимо…».

Давно уже португальцы пробовали отыскать новый морской путь в Индию вокруг Африки. Однако с тех пор, как Бартоломеу Диаш открыл новую истину, доказав, что Африка не срослась на крайнем юге ни с какой Неизвестной Землей, а Индийский океан – не замкнутое море, прошло десять лет. За это время Христофор Колумб сделал свое великое открытие. Нельзя допустить, чтобы Испания первая достигла и восточных областей Индии, как ей это удалось в западной их части; ведь тогда никто не подозревал, что Колумб открыл Новый Свет. И португальцы решили, что пора повторить попытку обогнуть Африку и достигнуть богатейших стран Востока новым, своим морским путем.

Многие в Португалии предполагали, что и на этот раз флотилию поведет Бартоломеу Диаш. Он участвовал в подготовке экспедиции, под его руководством строились новые усовершенствованные корабли, он сам следил за их оснащением, и он, в конце концов, наполовину уже открыл этот новый морской путь, только в первый раз он не смог довести экспедицию до конца. Кому же стать во главе этого плавания, как не ему, одному из талантливейших и опытных моряков того времени?!

Но король рассудил иначе. Его выбор пал на знатного царедворца Васко да Гаму, в морском деле никак себя не проявившего. Почему? Этого никто так до сих пор не может отгадать.

Васко да Гама был человек жесткий, твердый, не привыкший давать себя в обиду. Ему не приходилось добиваться высоких королевских милостей. Ему не приходилось терпеть ни обид, ни оскорблений, как Колумбу. Без малейших усилий он получил отличные новые корабли, большой запас продовольствия и всего необходимого для дальнего плавания; экипаж состоял из лучших матросов, из опытных капитанов и кормчих, которые прошли хорошую школу под руководством Бартоломеу Диаша. Да и сам Диаш напутствовал его ценными советами.

И вот, когда флотилия 8 июля 1497 года покидала Лиссабон, на борту флагманского корабля «Сан-Габриэль» стоял важный, надменный Васко да Гама, а Бартоломеу Диаш провожал экспедицию только до островов Зеленого Мыса.

Погода стояла хорошая. Правда, потом навис туман, и корабли разлучились, но они снова встретились у одного из островов Зеленого Мыса, и, распрощавшись с Диашем, Васко да Гама поплыл дальше своим путем.

В экваториальных водах начался сильнейший шторм. Васко да Гама, следуя советам Диаша, отошел от африканского берега к западу и долго плыл в открытом океане, чтобы обойти полосу неблагоприятных ветров.

Только через три месяца моряки увидели снова берег Африки. В небольшом заливе, хорошо защищенном от ветров, названном ими бухтой Святой Елены, они бросили якорь. Их встретили полуголые, низкорослые люди с цветом кожи, как осенние сухие листья. Это были бушмены, южноафриканский народ, теперь почти вымерший.

Бушмены казались добродушными, но только пока их не обижали. Когда же португальские моряки, со свойственной им бесцеремонностью, больно задели хозяев этой земли, в моряков полетели дротики и стрелы, так что пришлось им покинуть удобную стоянку.

Морякам предстоял очень тяжелый переход вокруг мыса Бурь, как назвал его в свое время Бартоломеу Диаш, или, иначе, мыса Доброй Надежды, как переименовал его португальский король. Здесь постоянно бушуют штормы и моряки выбивались из сил.

Наконец они потребовали, чтобы капитан повернул обратно…

«Васко да Гама был очень раздражительным человеком, – рассказывает португальский летописец. – Временами он сердито заставлял моряков замолчать, хотя прекрасно видел, что у них было много оснований считать себя обреченными на смерть; шкиперы и кормчие умоляли его переменить курс, но капитан-командор не пошел на это, хотя в трюм набралось много воды и работа моряков стала вдвое тяжелей. Дни были короткими, а ночи длинными (в Южном полушарии стояло зимнее время). Кроме того, шел такой холодный дождь, что люди не могли двигаться. Все молили бога о спасении их душ, ибо они уже не надеялись сохранить жизнь. В это время Васко да Гаме показалось, что пришло время переменить курс, и он согласился на это с большим раздражением, поклявшись, что, если они не обогнут мыс, он вновь и вновь будет выходить в море до тех пор, пока не обогнет мыс или с ним случится то, что будет угодно богу».

И моряки обогнули мыс. И они стали на якорь в той самой Гавани Пастухов, где десять лет тому назад побывали моряки Бартоломеу Диаша. Пастухи мирно пасли свои стада и очень приветливо встретили гостей. Очень им пришлись по душе подарки моряков – бубенчики и погремушки. И они, то ли от восторга встречи, то ли в благодарность за подарки, стали плясать под звуки флейт. «…Они танцевали на свой лад, – вспоминает один из участников экспедиции, – а капитан-командор приказал трубачам играть, и мы танцевали на наших кораблях. Капитан-командор сам присоединился к нашим танцам и очень нас развеселил».

За свои грошовые погремушки португальцы получили от пастухов отличных жирных коров, а также браслеты из слоновой кости.

Отдохнув в Гавани Пастухов, португальцы тщательно осмотрели свои суда и увидали, что одно из них пришло в полную негодность. Васко да Гама приказал бросить его здесь. Моряки сняли с него весь груз, распределив его по оставшимся кораблям, а потом подожгли судно и мрачно смотрели, как оно горело.

Флотилия вошла в незнакомые воды. Моряки плыли вдоль юго-восточных берегов Африки, поднимаясь к северу. Время от времени они останавливались в удобных гаванях, знакомились с местными жителями, запасались пресной водой, продовольствием, делали кое-какой ремонт и собирали нужные сведения о дальнейшем пути.

Пока португальцы встречались с наивными и добродушными детьми природы, они мало что могли разузнать. Зато встречи эти обходились более или менее благополучно, если и бывали стычки, то небольшие. Но чем дальше двигались корабли, тем заметнее менялась обстановка на берегу. Вот моряки увидали земледельцев с более высокой культурой, чем у пастухов. Эти люди не были так простодушны, чтобы менять слоновую кость и другие свои товары на разные погремушки. А еще дальше моряки познакомились с народом, который вел большую торговлю с азиатскими странами, как можно было догадаться по тем товарам, которые они предлагали португальцам.

Васко да Гама этому радовался. Значит, он на правильном пути, значит, где-то здесь, может и не так уж далеко, находится желанная Индия. А на кораблях его было неблагополучно. Давно уже началась цинга, этот злой спутник дальних плаваний, когда люди переутомлены, обессилены, едят однообразную и несвежую пищу. В те времена не знали, что такое витамины и чем нужно кормить больных, чтобы они поправлялись. И моряки страдали, а часто и умирали.

Но вот в начале марта 1498 года, через восемь месяцев после того, как флотилия покинула Лиссабон, моряки добрались наконец до крупного торгового порта Мозамбик.

Если вы взглянете на карту, то увидите, что Мозамбик находится на восточном берегу Африки и, для того чтобы оттуда добраться до Индии, нужно пересечь незнакомые португальцам воды Индийского океана. Путь дальний, неведомый и трудный.

Мозамбик – порт оживленный. Сюда приходят корабли, груженные золотом, слоновой костью, благовониями и пряностями. А работорговцы набивают трюмы несчастными черными африканцами и отправляют их на невольничьи рынки. Вся торговля была в руках арабов, и очень скоро Васко да Гама почувствовал, что появление его флотилии здесь никого не обрадовало. Совсем напротив!

Правитель Мозамбика вначале не разобрался, кто перед ним, и встретил чужестранцев любезно, помог им нанять лоцманов, обещал продовольствие и всякую иную помощь. Но вскоре он понял свою ошибку; он понял, что перед ним соперники в торговле, что им ни в коем случае не следует показывать путь к Индии, и так резко изменил свое отношение, что португальцы это сразу почувствовали. Нанятые лоцманы сбежали, ловко прыгнув за борт в стоящие рядом арабские суда. А без лоцманов Васко да Гама не решался пересекать неведомый Индийский океан. И он решил во что бы то ни стало добыть проводников. Он послал в одно селение своих людей, и те захватили лоцманов силой. Зато теперь им был отрезан путь к берегу, так как местные жители встречали их враждебно. Приходилось сначала обстреливать местность, а потом уже высаживаться из лодок и наполнять посуду водой под прикрытием огнестрельного оружия. У арабов такого оружия не было, и оно их сильно пугало.

Так, среди всеобщей враждебности, португальцы продвигались вперед, а корабли нуждались в ремонте; люди болели и умирали от цинга, и морякам случалось подолгу поджидать попутного муссона.

Васко да Гама отлично понимал, что арабы так просто не позволят ему плыть к Индии, что они всячески этому будут мешать, возможно, они захотят заманить португальцев на берег, перебить их и воспользоваться их кораблями. И он действовал так смело и решительно, как будто за ним следом шла военная эскадра. Васко да Гама был невероятно жесток… И это производило впечатление. Чужеземцев боялись. Они пиратствовали, захватывали арабские суда с ценным грузом, брали в плен арабов, силой заставляли лоцманов вести их флотилию.

И когда корабли португальцев пришли в гавань большого города Момбасы, там уже все знали о чужестранцах, встретили их, разумеется, со страхом и враждой. Нападать на них открыто здесь не решались, напротив, могущественный шейх Момбасы притворился любезным и гостеприимным: приглашал моряков к себе во дворец, обещал нагрузить их корабли пряностями, добрых слов и посулов не жалел. А сам по ночам подсылал своих разведчиков к португальским кораблям, надеясь застать моряков врасплох, взять их в плен и завладеть их флотилией.

Но Васко да Гама был достаточно хитер и осторожен. Он охотно принимал щедрые дары от шейха Момбасы; больные моряки ели присланные им апельсины и поправлялись, но на берег никто не сходил, и при первой же возможности португальцы покинули Момбасу без лоцманов, так как взятые в плен проводники давно сбежали.

Следующая стоянка была в порту другого большого и очень красивого города Малинди. Васко да Гама готов был ко всему на свете – к ловушкам, предательству, тайной и явной вражде, но никак не к тому, что его здесь ожидало: к искреннему желанию дружить с ним и к помощи не только на словах. Разгадка проста: шейх Малинди враждовал с шейхом Момбасы и нуждался в сильных союзниках. Поэтому он готов был оказать любую помощь португальцам и продовольствием и лоцманами, которых так недоставало Васко да Гаме. И здесь португальцы получили отличного проводника.

Арабы считали поступок шейха Малинди, пославшего с португальцами искусного лоцмана, предательским: «…Из тягостных необычных событий, – писали арабские историки, – случилось вступление проклятых португалов… в области Индии… И не проникал в Индийское море благополучно никто из их народа, пока… им не указал путь один искусный человек из моряков, которого звали Ахмет-ибн-Маджид».

Ахмет-ибн-Маджид был знаменитым арабским ученым, астрономом, и с того часа, как он поднялся на флагманский корабль Васко да Гамы со своими картами и лоциями, судьба экспедиции находилась в надежных руках.

После трех недель мучительного плавания через Индийский океан, когда моряки страдали от нестерпимого зноя, когда питьевая вода протухла и снова вспыхнула цинга, показался малабарский берег Индии. Ахмет-ибн-Маджид подошел к Васко да Гаме, протянул руку по направлению к видневшейся вдали земле и сказал: «Вот она, страна, к которой вы так стремились».

В памятный майский день 1498 года моряки увидели наконец прекрасный город Каликут с его белоснежными дворцами, минаретами, с пагодами, сверкающими позолотой под синими небесами Индии.

Морской путь в Индию вокруг Африки был открыт.

Путь открыт. И следом за Васко да Гамой шли караваны португальских судов. Роскошные города востока португальцы разрушали и на их месте устраивали свои фактории – торговые поселения. Жестокостями, вопиющими несправедливостями они восстанавливали против себя не только арабских купцов, но и все местное население, потому что бедняки в своих жалких хижинах невольно становились жертвами торгового соперничества, обильно политого кровью. Так Португалия хозяйничала девяносто лет. А затем ей пришлось уступить более сильным европейским странам.

Но с тех пор европейская торговля с Востоком шла новым морским путем, открытым моряками Васко да Гамы.

Последнее плавание Колумба

Велико было возмущение испанцев, увидевших Христофора Колумба в кандалах на улицах Кадиса. Короли – Фердинанд и Изабелла – были этим смущены, но с королевской непринужденностью они во всем обвинили Бобадилью, сместили его, а на Эспаньолу назначили нового губернатора – дона Николаса Овандо.

Колумба они все же приняли, приказали, разумеется, спять с него оковы, наговорили ему любезных слов, обещали вернуть его золото, отнятое Бобадильей на Эспаньоле, вернули ему все его титулы и звания, но к Эспаньоле не велели даже подпускать, тогда как смертельно раненное самолюбие адмирала именно жаждало триумфального возвращения на остров, назло всем недругам и клеветникам.

В свое время короли дали Колумбу обещание никому не разрешать плавание за океан, кроме него одного. И это королевское слово они нарушили. По следам третьего плавания Колумба поплыл бывший спутник адмирала Висенте Яньес Пинсон-младший, старший давно умер, а затем и другой спутник Колумба – Алонсо Охеда, жестокий и вероломный конкистадор.

За Пинсоном и Охедой ринулись и другие – каждый, кто смог на свой счет снарядить корабли.

«Семь лет я пробыл при королевском дворе, – говорил Колумб, – и с кем бы я ни говорил о своем предприятии, все считали это шуткой, а ныне даже портные и те просят допустить их к открытию. Не иначе, как они отправляются туда для грабежей, и если им дают на это право, то лишь в ущерб моей чести и во вред делу».

Неизвестно, разрешили бы Колумбу плыть в четвертый раз к берегам Индии, если бы не успехи Португалии, если бы не новый морской путь в Индию вокруг Африки. Колумб может еще пригодиться, решили испанские короли, да и некоторые влиятельные испанцы, продолжавшие верить в гений Колумба, хлопотали за него. Время терять не следовало. В руках у португальцев восточная часть Индии, западную следовало закрепить за Испанией.

Колумб задумал новый дерзкий план. Он решил найти пролив, через который он мог бы приблизиться к Золотому Херсонесу, как называли тогда богатый пряностями Малаккский полуостров, а затем возвратиться в Испанию с востока, обогнув мыс Доброй Надежды. Этот план ему не суждено было осуществить… А пока Колумб собирается в новое плавание на поиски пролива. Короли соблаговолили дать ему на это свое согласие, мало того – они торопили его выйти в море. Почему? Потому что боялись выпустить из своих рук Западные Индии? Или же потому, что присутствие адмирала, тяжело обиженного ими, раздражало их? Наверное, и то и другое…

После поспешных сборов 3 апреля 1502 года Колумб, взяв с собой младшего сына Эрнандо и старшего брата Бартоломе, с флотилией из четырех кораблей вышел в свое последнее плавание.

…Колумбу запрещено подходить к Эспаньоле, но плавание через океан длилось долго, корабли требовали ремонта, а люди – отдыха, и Колумб рискнул бросить якорь на внешнем рейде повой столицы Эспаньолы – Санто-Доминго. Он послал своего человека к губернатору Овандо с просьбой разрешить ему войти в гавань, а кстати и предупредил, что некоторые признаки говорят о приближении сильного урагана и потому он, Колумб, советует не выпускать из порта тот караван кораблей, который должен вот-вот направиться в Испанию.

Но в то время как Овандо читал записку Колумба, стояла тихая погода и ничто, казалось, не предвещало бури. Губернатор не поверил опытному моряку. Как же он пожалел об этом вскоре! Отказал они в просьбе Колумба войти в гавань…

А через положенный срок караван вышел в море. Но не успел он обогнуть восточную оконечность острова, как разыгралась буря, да какая! Почти все корабли погибли, погиб и Бобадилья, назначенный начальником флотилии, погиб и еще кое-кто из недругов Колумба. Четырем кораблям удалось вернуться в гавань Санто-Доминго, и лишь один-единственный все же добрался до Испании. По странному капризу судьбы, именно на нем находилось ценное имущество Колумба, возвращенное ему по королевскому приказанию, и Колумб, суеверный, как все моряки, посчитал, что и спасение его имущества, и гибель его врагов – все это «перст божий»!

Во время урагана сам Колумб со своей маленькой флотилией нашел приют с подветренной стороны острова. Буря разметала его корабли в разные стороны, но, когда сила урагана ослабела, все они собрались вместе и поплыли вдоль южных берегов Эспаньолы и Ямайки. Сильное встречное течение увлекло их к Саду Королевы и надолго там задержало: только в самом конце июля они подошли к маленькому, вновь открытому острову Гуанаха, откуда виднелась неизвестная земля.

Это был материк.

Во время стоянки возле Гуанаха к острову подошло большое красивое каноэ, выдолбленное из одного громадного ствола. Двадцать пять индейцев сидело на веслах. Посредине каноэ стоял шатер, крытый пальмовыми листьями, для касика – или, может быть, просто для купца? – и его семьи. В каноэ было много отличного товара, что говорило о высокой культуре народа, создавшего красивые ткани, одежды, изящные бронзовые топорики, деревянную и бронзовую посуду, колокольчики, деревянные копья с полированными кремневыми наконечниками.

Индейцы держались гордо, с достоинством, несколько раз они отчетливо произнесли слово «майя», а на вопрос Колумба, где в этих краях есть золото, протягивали руки к югу. Колумб заметил у них какие-то темные бобы, с которыми они обращались очень бережно: если один боб падал, его тотчас же поднимали, как мы поднимаем упавшую на пол монету. Как оказалось, это были бобы какао, совершенно неизвестного в те времена в Старом Свете, и они действительно служили индейцам майя деньгами.

При всей своей проницательности, Колумб не придал значения этой встрече с индейцами племени майя, народа с большой, интересной и своеобразной культурой, погубленной впоследствии испанскими конкистадорами.

Колумб взял с собой проводником одного из индейцев майя и направился к югу, на поиски золота и пролива. Через две недели он бросил якорь возле мыса Гондурас. Второй раз моряки Колумба ступили на землю неизвестного материка. Местные индейцы были татуированы, некоторые из них ходили обнаженными, другие носили короткие одежды, и у многих в ушах – а не в носу! – были массивные золотые серьги. Этого Колумб еще ни разу не видел! Индейцы радушно встретили гостей, угощали их вкуснейшими незнакомыми плодами, дарили им ярких красивых птиц.

Колумб держал курс к югу, по бури, беспрерывные дожди, противные ветры и встречные течения мешали ему двигаться вперед.

Корабли были во власти стихий, паруса растерзаны, якоря, оснастка, канаты, тросы, лодки и многие припасы потеряны; моряки выбивались из сил.

«…Видал я ураганы, но столь продолжительных и ужасных еще не приходилось видеть, – писал Колумб. – Многие бывалые матросы, которых мы считали закаленным народом, лишились всякого мужества. Что меня мучило больше всего – это страдания, переживаемые моим сыном: только подумать, что такой мальчик – всего-навсего тринадцати лет – должен переносить такие страсти! Но господь наш дал ему такую твердость духа, что мальчик даже ободрял остальных и работал так, словно плавал в море долгие годы. Это утешало меня. Сам я был болен и много раз находился при смерти, по все-таки отдавал приказания из будки, которую матросы соорудили мне на кормовой надстройке. Брат мой был на самом плохом корабле, очень валком, и я страшно горевал, ибо уговорил его идти в плавание против его желания».

Но вот корабли миновали мыс, названный Колумбом – и недаром! – «Слава богу». За этим мысом подул наконец попутный ветер, и флотилия весело пошла дальше. Она плыла мимо берегов то гористых, то плоских, к кораблям то и дело подходили индейцы на своих каноэ и охотно меняли на всякие пустячки и стекляшки слитки золота, золотые украшения. Вот уже остался позади Золотой берег, теперь он называется Коста-Рика, что в переводе означает «Богатый». Остановились для отдыха и ремонта в отличной гавани Порто Бельо. Местные индейцы сказали, что здесь узкий перешеек между двумя морями – то был Панамский перешеек. Путь к другому морю по ту сторону перешейка преграждают высокие горы, говорили они, а где-то за горами лежит богатая страна. Там люди ходят одетыми, живут в прекрасных красивых домах, держат домашних животных, у них много золота и всяких драгоценностей, они очень воинственны, и есть у них корабли с пушками…

Колумб слушал их и думал, что с него хватило бы и десятой доли тех богатств неведомой страны, о которой ему рассказывали. А речь шла, как видно, действительно о богатейшей стране в Андах, о государстве инков, где впоследствии тоже побывали конкистадоры и безжалостно уничтожили замечательную культуру этого народа.

…Шел декабрь месяц. Погода стояла ужасная, моряки были утомлены до крайности, и сам Колумб страдал от болей в костях, от недосыпания.

«Никогда не видал я столь грозного неба, – писал он. – День и ночь оно пылало, как горн, и молнии извергали пламя с такой силой, что я не раз удивлялся, как могли уцелеть при этом мачты и паруса… И все это время небеса источали воду, и казалось, что это не дождь, а истинный потоп… Дважды корабли теряли лодки, канаты, и были они оголены, ибо лишились парусов».

Настал новый, 1503 год. Бури не прекращались… Корабли пришли в полную негодность, и Колумб отказался от дальнейших поисков пролива. Обнаружив золотоносный берег на Панамском перешейке, Колумб решил устроить в устье реки Белен поселение испанцев и добывать здесь золото. Однако индейцы этому решительно воспротивились. Вначале добродушные и гостеприимные, они резко изменились, и очень скоро испанцы почувствовали их все нарастающую враждебность.

Как-то раз на берегу собралась огромная толпа голых раскрашенных людей, размахивающих дротиками. Один из спутников Колумба, моряк Диего Мендес, человек отчаянной храбрости, отправился один в лодке на берег, чтобы разузнать, что там происходит. Он заподозрил, что индейцы собираются поджечь корабли, запертые в устье Белен мелями, которые обнажились после бури и ветров. Надо было во что бы то ни стало предупредить намерения индейцев. Страшно подумать, что станет с моряками, если они останутся без каравелл, в полной зависимости от враждебных племен, без всякой надежды на возвращение домой, в Испанию!

Мендес вышел из лодки и остановился перед грозной толпой на расстоянии двойного полета дротика. С поразительной непринужденностью и хладнокровием он повел беседу с воинственно настроенными индейцами. Мендес осведомился, что происходит. Почему они так взволнованы? Индейцы сказали, будто они собираются идти войной на своих соседей. Ах, вот оно что, сказал Мендес и, как полагается истинному испанскому рыцарю, предложил им свою шпагу и свою жизнь. Он готов идти вместе с ними на их врага. Индейцы не ожидали такого оборота дела, они немного растерялись и после замешательства сказали, что этого не требуется, пусть он отправляется на свой корабль.

Однако Мендес и не подумал уходить. Он сел в свою лодку и просидел в ней вето ночь. Индейцы потоптались на берегу, но привести в исполнение свой ужасный план они не смогли и разошлись под утро. Тогда и Мендес вернулся на корабль с докладом адмиралу.

Что делать дальше? Как быть с поселком? После некоторых колебаний, после нескольких схваток с индейцами Колумбу пришлось оставить мысль о поселке. Было ясно, что индейцы этого не допустят. И когда после новых дождей поднялась снова вода и скрылись мели, Колумб покинул негостеприимную гавань. Он предполагал идти к Эспаньоле, чтобы приобрести там новые корабли – старые совсем никуда не годились. Два из них пришлось затопить, два оставшихся были не намного лучше: они потеряли снасти, были изъедены червями так, что напоминали пчелиные соты.

Кое-как доковылял Колумб до Ямайки и там застрял окончательно. Корабли подтащили к берегу, наполовину затопили, а на палубе построили соломенные хижины и расположились в них на неопределенное время.

…Индейцы Ямайки не выразили никакого неудовольствия, они согласились в обмен на разные привлекательные для них пустячки снабжать моряков продовольствием. Сами моряки прокормить себя не могли, потому что Колумб, боясь неприятностей, запретил им ходить на остров.

Время как будто замедлило свой бег. Когда человеку нечего делать, минуты всегда кажутся часами. «Что будет дальше? – в тоске размышляли, моряки. – Как выбраться отсюда, из этих райских мест, которые теперь не казались уже такими райскими? Неужто придется остаться здесь до конца своих дней?»

Но у Колумба зрели какие-то свои планы, и в один прекрасный день он призвал к себе Диего Мендеса и повел такую речь:

– Сын мой, разумеется, вы понимаете, что положение паше скверное, и очень…

– Увы, сеньор адмирал, понять это не трудно, – вздохнул Мендес.

– Индейцы непостоянны, они своенравны, – продолжал Колумб, – а наши матросы грубы и бесцеремонны…

– Увы, сеньор адмирал, – согласился Мендес.

– Я все время жду ссоры, а она вспыхнет, и, разумеется, по нашей вине… – Колумб как бы рассуждал сам с собой вслух. – А долго ли мне удастся удержать людей от прогулок по острову?

– Ваши опасения справедливы, сеньор адмирал, – соглашался Диего Мендес, – я сам не раз об этом думал, по что тут можно сделать? И будущее наше мне рисуется весьма неопределенным: кто знает, сколько еще нам придется здесь прожить?..

– Но у нас есть возможность спастись, – сказал Колумб.

– Что вы имеете в виду, сеньор адмирал? – оживился Мендес.

– Я имею в виду ваше мужество и настойчивость…

Мендес, польщенный, привстав, почтительно поклонился и попросил адмирала объяснить, в чем же может помочь его мужество.

– Я хотел бы просить вас переправиться на одном из наших каноэ на Эспаньолу и там просить помощи.

– Вы шутите, сеньор адмирал! – вскочил Мендес. – Переправиться на каноэ через море, чаще бурное, чем спокойное! Воистину вы хотите невозможного!

– Плавание это опасное, не спорю, но потому-то я обращаюсь именно к вам: оно требует и мужества, и настойчивости, и хладнокровия. Я не вижу иного выхода. Сам я стар и болен…

– Об этом не может быть и речи, сеньор адмирал, – поспешно перебил Мендес. – Разумеется, на это должен решиться кто-нибудь из нас… И… я согласен… да, я согласен попробовать… У меня только одна жизнь, – торжественно произнес он, – и я рискну ею ради вас, ради товарищей, ради себя самого, черт возьми! И да поможет мне Христос, наш спаситель, и святая дева Мария…

…И вот в одно прекрасное тихое утро, после первой неудачной попытки, два каноэ вышли в необыкновенное плавание. На одном из них сидел Мендес, на другом – капитан Бартоломе Фреско. Их сопровождали матросы и несколько человек индейцев.

Товарищи провожали их, от всей души желали им счастливого плавания: ведь от этого зависела их собственная судьба. Теперь им оставалось ждать и надеяться…

И медленно потянулись дни. Они складывались в недели; вот и миновал месяц, а вестей от Мендеса и Фреско не было. Колумб больной лежал в своей хижине. И в долгие бессонные ночи из-под его пера льются строчки, полные обиды и горечи: «…Одинокий, я пребываю здесь в Индиях. Пусть же восплачется обо мне всякий, кто отличается справедливостью, милосердием, любовью к правде. Я не ради почестей и прибылей отправился в это плавание. Это ясно, ибо надежда на то и другое уже умерла во мне».

А между тем жизнь на берегу Ямайки становилась тревожной. Морякам надоело ждать. Все громче раздавались их грозные голоса, все чаще они обвиняли адмирала во всех своих несчастьях. И наконец в один несчастный день часть экипажа взбунтовалась. С криком «В Кастилию! В Кастилию!» моряки захватили купленные Колумбом каноэ и вознамерились сами плыть на Эспаньолу. Из этого ничего не вышло, они вернулись назад, разбрелись по острову, безобразничая, обижая индейцев. Произошло то, чего все время так опасался Колумб.

Беда никогда не приходит одна. В это же время индейцы объявили, что не могут больше кормить моряков. То ли потому, что у них пропал интерес к безделушкам, на которые они выменивали свои продукты, то ли из-за обиды на моряков, причинявших им немало неприятностей своей грубостью и бесцеремонностью. Адмирал спокойно выслушал их, он был к этому готов давно. Помолчав немного, он сказал:

– Хорошо, поступайте, как вы находите нужным, вы у себя дома. Но остерегитесь, друзья мои! Мой бог накажет вас за это.

– Что же он сделает, твой бог? – поинтересовались индейцы.

– Он заберет у вас Луну!

Индейцы недоверчиво покосились на Колумба. Неужто этот белый говорит правду? Они немного потоптались и, больше ни о чем не спрашивая, ушли к себе.

Колумб тоже удалился в свою хижину и стал ждать. Он знал, что угроза его сильно напугает индейцев, ведь нынче ночью, как говорит календарь, должно быть затмение Луны, и со свойственной ему находчивостью он остроумно воспользовался этим явлением, чтобы наладить свои отношения с индейцами. Его авторитет должен быть поднят, иначе жизнь здесь станет невыносимой.

И вот настала ночь, прекрасная ночь Ямайки. Роскошен был небосвод с его сияющими звездами и серебряным месяцем, который спокойно плыл среди ночных светил. Индейцы то и дело с беспокойством посматривали на Луну. Нет, он сказал неправду, этот белый, решили они. Месяц у них никто не отнимет, сегодня он так же, как всегда, стоит на своем месте, и чужой бог не осмелится… Но внезапно на светлый лик Луны стала наползать темная тень, словно протягивалась чья-то рука – так с перепугу казалось индейцам. А тень все увеличивалась, она все больше заслоняла великолепное ночное светило. Тогда индейцы кинулись к Колумбу. Они клялись, что сделают все, чего бы он от них ни потребовал, только пусть он сжалится над ними и оставит им Луну.