Текст книги "Как открывали мир. Где мороз, а где жара (Из истории путешествий и открытий)"

Автор книги: Марта Гумилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Ну, что приуныли? – вдруг раздался бодрый голос Степы Шарапова. Он не умел долго грустить, парень веселый, всегда в селе был главным коноводом. – Может, и похоронили. Стало быть, долго жить будем, такое уж поверье! Лучше, Федя, расскажи-ка нам сказку об Анике-богатыре. Что-то давненько я ее не слыхал, аж позабыл!

На дворе стоял декабрь. Календарь Алексея Химкова сказал, что не за горами и самые веселые праздники – святки.

Полагается, чтобы в это время года был мороз и снег, а здесь, на Шпицбергене, вдруг наступила оттепель с дождем и туманами. Это подул западный ветер с океана, решили моряки, он всегда праздники портит. Хорошо, что к самому рождеству, к концу месяца, погода стала по-настоящему зимней, с сильными морозами.

После целого дня на холоде зимовщики собирались вместе к вечеру и наперебой вспоминали дом, друзей, праздничное веселье в родном селе.

– Дома всегда хорошо, – мрачно вздохнул Химков-старший, – а уж в эти дни только холостые парни да девушки хороводятся. У кого семья, тому не до хороводов.

– Это ты, батя, верно говоришь – у вас, семейных, другая жизнь. На посиделки в свое время отходились… А помнишь, Федя, как мы в тот раз девушек напутали, особенно Наташу, красавицу?

– Помню, как же, – грустно ответил Федя. – Теперь-то я ее не увижу боле… А девка хороша собой – коса у нее толстая да длинная и лицом румяная да белая…

И зимовщики стали вспоминать подробности святочных дней. Каждый вечер, бывало, девушки собирались на посиделки в чьей-нибудь избе, где попросторней. Один день – в одной, на следующий – в другой, так все село и обойдут. У каждой с собой какая-нибудь работа, вышивание или еще что, и свечку с собой прихватит. Так уж принято. Все веселые, нарядные, в сарафанах, вышитых бисером, с широкими белыми рукавами, схваченными лентами, в бисерных повязках на голове, стройные, сероглазые красавицы с длинными косами, как у Наташи, о которой вспоминал Федя. Ему эта девушка очень нравилась, но теперь что говорить… Даже если они вернутся, все равно не видать ему красавицы, почитай, просватали ее…

Хороши девушки Поморья, загляденье! Сидят они на посиделках– кто вышивает, кто прядет и с подружками болтает.

Но веселье еще все впереди, и девушки ждут не дождутся заветного троекратного стука в окно. И стук этот раздается, и вваливается с мороза толпа молодых парней с шутками да прибаутками, с веселым смехом. Иногда приходят парни ряжеными, кто во что горазд, в меховых шубах наизнанку, ровно медведи, на себя не похожи. Девушки начинают отгадывать, и пойдет веселье, шутки, смех. Балагур и коновод всегда среди парней найдется, он и веселит всех. В избе становится душно, пламя свечек колеблется и светит тускло, и вдруг кто-то кричит: «Сполохи! Сполохи играют, пошли на улицу смотреть сполохи!»

И молодежь со смехом, весело толкаясь, отыскивает свои шубейки, и скоро изба пустеет. На улице светло как днем, впору книжки читать. Это играют огни северного сияния. В небе дрожат белые легкие занавесы, они колеблются, развертываются во всю ширину неба и свертываются, вот и посыпались огни – красные, зеленые, желтые; они бегут друг за другом, соединяются, рассыпаются, исчезают и снова появляются. И лица девушек, их глаза становятся в этом волшебном сиянии таинственно прекрасными.

Далеко за полночь затягивается гулянье, «вечерина», как говорят поморы. Продолжается она снова в избе – с танцами, играми, только под утро молодежь расходится но домам. А там нужно кое-что поделать – воду принести, дрова из лесу. Парни запрягают лошадку, укутываются потеплее и заваливаются в сани. Лошадь сама идет, знает куда, а парень засыпает крепким, здоровым сном. Он успевает выспаться и по дороге к лесу, и обратно. А вечером опять гулянье, опять веселые бессонные ночи, до самой масленицы. Тут уж конец. Пора за ум браться. Начинается подготовка к весеннему промыслу…

Все это вспоминается теперь зимовщикам, отрезанным от всего мира на своем уединенном острове. Кажется – давно все это было! И будет ли еще когда-нибудь?.. Или вот так просидят здесь, на этом проклятущем острове, до самой смерти. Берега Малого Бруна редко посещают корабли промышленников. Эх, кабы кто знал, что они здесь живут как пленники, томятся, да еще надо бога благодарить, что живут в тепле и в сытости. Загрустили моряки, замолчали, и, как всегда, Степа Шарапов расшевелил всех. Он сказал, что пока человек жив, он должен надеяться… И стал рассказывать что-то веселое. И грусть рассеялась, словно дым от только что протопленной печки, только остался горький привкус.

По вычислениям кормщика, скоро должно бы появиться солнце. И действительно, в один прекрасный день Химков-младший прибежал в избу с криком:

– Солнце, ребята! Солнце!

Над вершинами гор поднялся огненный столб, заря, и только через несколько дней выплыло и само светило во всем своем великолепии. Первое появление солнца после длинной полярной ночи – большой праздник северян, великий и древний, как мир! Радовались наши поморы, пленники необитаемой суровой пустыни, и почему-то считали, что время теперь потечет быстрей, а там, глядишь, и корабль появится. Каждый так думал про себя, а вслух произнести боялся, чтобы не спугнуть счастье… День все заметней удлинялся. Впереди весна, лето и… возможно, спасение…

Химковы – отец и сын, да и Степа Шарапов чувствовали себя здоровыми, сильными как никогда. Ваня Химков часто охотился на оленей с луком и стрелами, он сам стал таким же. быстроногим, как и эти благородные животные. Каждый раз трое ели сырое мясо и запивали теплой кровью. Только Федя Веригин так и не смог преодолеть отвращение. За зиму он заметно побледнел, ослабел, стал вялым. Ложечная трава, правда, росла на острове, но было ее мало, на зиму не могло никак хватить. «Ничего, – говорил Федя, – вот настанет лето, я и поправлюсь, опять траву начну собирать». Химков-старший только головой качал… Жаль парня, а что с ним сделаешь?

В воздухе уже чувствовалась весна. На скалах шумел птичий базар. Степа Шарапов лазил туда за яйцами. Потеплело. Начал таять снег, и побежали прозрачные ручейки. Пользуясь каждым теплым днем, из оттаявшей сверху почвы вылезла на свет божий травка, и вскоре стали распускаться полярные цветы. Веригин часами бродил по острову, отыскивал свою травку. За лето он стал поправляться, повеселел. С наслаждением грелись моряки на летнем солнце, сбросив меховые шубы. Они установили дежурства, и каждый день то один, то другой стерег, не появится ли в голубой морской дали заветный парус. Но горизонт оставался пустынным. Море ходило тяжелыми свинцовыми волнами, тихо набегало на берег. Моржи и тюлени заняли свои обычные места. Матросы наблюдали, как вожак моржового стада стерег свою огромную семью. Он лежал у самого края воды и при малейшем подозрительном запахе с шумом плюхался в воду, а за ним и все остальные.

Кормщик прикончил рогатиной одного за другим трех медведей! И теперь ко множеству оленьих и песцовых шкурок прибавились еще и медвежьи.

Но миновало короткое лето. Давно отцвели цветы, вся ложечная трава, которую видели на острове, была собрана. Опустел птичий базар. Моржи и тюлени ушли куда-то, и остались на острове одни-одинешеньки четыре моряка.

Так миновало долгих шесть лет.

Жизнь шла до ужаса однообразно, без событий и приключений. Жили люди, правда, в тепле и сытости. Казалось бы, и жаловаться грех. Но как они тосковали! А главное – большая беда их ждала: плох стал совсем Федя Веригин. Силы его с каждым годом убывали. За лето он немного поправлялся, а в зиму шестого года после тяжких мучений скончался.

Умер товарищ, умер «баюнок». Кто теперь будет рассказывать чудесные сказки? А как они скрашивали тяжелое однообразие зимних вечеров!

В скорбном молчании товарищи вырыли ему могилу в сильно промерзшей земле, завалили ее тяжелыми камнями, чтобы звери не потревожили последний покой Феди…

На память о нем остались искусно сделанные иголки и шилья; они хранились в шкатулке из моржовой кости, которую тоже вырезали умелые руки Феди.

…Седьмой раз встретили поморы весну. Седьмой раз увидели они птичий базар, и, спугивая птиц, Степа лазил на скалы за вкусными птичьими яйцами. Седьмой раз при них распускались цветы, а ложечную траву не для кого было больше собирать… Бухта очистилась от льда, на берегу появились стада тюленей и моржей.

И вот однажды – это было 15 августа 1749 года – Ваня Химков сидел на берегу и смотрел в морскую даль. Он уже ничего не ждал и ни на что не надеялся… Решил, что пора, пожалуй, уходить в избу, поднялся во весь рост, потянулся и… замор. Парус!.. На фоне голубой дымки, освещенной солнцем, ясно вырисовывался белый парус!

Не помня себя, с громким криком: «Парус, парус!» – Степан побежал к избе. Он схватил рогатину и оленью шкуру, побежал обратно к берегу, изредка выкрикивая: «Парус, парус!» Кормщик и Степа Шарапов услышали крик, забрались на горку, где всегда был наготове хворост, и зажгли костер на самом видном месте.

Ваня прибежал к ним, стал размахивать рогатиной с оленьей шкурой. Костер ярко пылал, столб пламени и дыма поднимался к небу. Зимовщики не отрывали глаз от заветного паруса, паруса-спасителя!

Невозможно передать радость, охватившую моряков, когда они увидели, что сигналы их замечены. Ладья направлялась к берегу.

Судьба сжалилась над ними, не дала им помереть здесь. А они-то перестали ждать… Нет, видно, правда: пока человек жив, нужно надеяться!

…Трудно жилось эти годы жене кормщика Химкова. Мужа и сына она окончательно похоронила в сердце своем. Ждать, надеяться на счастливый случай давно перестала. Жила с двумя младшими детьми, сына собиралась на будущий год отдавать в зуйки – корабельные мальчики, чтобы с детства приучался к морскому делу, как его отец и старший брат.

Осень 1749 года баловала теплыми, ясными днями просто на удивление! И морянка в тот год рано задула, и ребятишки, как всегда, забравшись на колокольню, возвещали, что «матушка-лодейка чап-чап-чебанит», и все село выбегало навстречу «ветреным гостям».

Не выходила одна Химкова. Тяжело ей всегда было в эти дни. Она возилась возле печи, когда услыхала в сенях чьи-то тяжелые шаги. «Кого это бог несет?» – равнодушно, спокойно подумала она. Звякнула щеколда, и через порог, низко пригнувшись, переступил широкоплечий, загорелый помор.

– Здравствуй, матушка-хозяюшка! – весело сказал он. – Как жива-здорова? Как детки?

Химкова удивленно посмотрела на него.

По всему было видно, что он только что приплыл на своей ладье. Почему же он сразу, не заходя домой, явился к ней, нарушив все обычаи? Что-нибудь случилось?

– С благополучным возвращением, соседушка, – приветливо сказала Химкова и пристально посмотрела на помора. Взгляд ее стал выжидательным, беспокойным…

Но сосед не ждал вопросов. Он подошел к ней, ласково обнял за плечи и сказал:

– Ну, матушка, не все же мне дурные вести тебе приносить! Можно иной раз и порадовать. Бросай все дела, собирайся в Архангельск – мужа да сына встречать! Торопись. Ни о чем не расспрашивай. Потом все узнаешь. Да детей с собой возьми. Объявились, бродяги, вот ведь дела! Всякое на свете бывает, особенно в нашей поморской жизни!

Загадки Арктики

Яков Санников выпряг собак, накормил их и теперь мог позаботиться о самом себе. В избушке, построенной им когда-то из плавника, без окон и печей, зато с большим очагом, который греет, пока топится, лежали аккуратно сложенные дрова.

Их принес тот, кто был здесь последним. Так уж водится у полярных путешественников. Они не покинут свой приют без того, чтобы не подумать о тех, кого занесет сюда судьба после них: оставят дровишек, если возможно – провиант и даже табачок! Так диктует неписаное священное правило путешественников, высокое чувство товарищества, взаимной помощи…

Санников растопил очаг, подвесил над огнем котелок с похлебкой и чайник. После длинного перехода, который он только что проделал к северному берегу острова Новая Сибирь, он порядком устал, проголодался и теперь с удовольствием предвкушал заслуженный отдых.

Опытный промышленник, Санников последнее время был проводником в экспедиции Матвея Матвеевича Геденштрома, посланного на эти малоисследованные острова Новосибирского архипелага, и в скором времени он сам должен был сюда прибыть. Санников ждал его и кое-что собирался подготовить к его приходу.

Пока похлебка весело булькала над огнем, Санников вышел во двор разгрузить нарты. День стоял на редкость тихий, ясный, а ведь еще только вчера мела позёмка и небо застилали темно-лиловые тучи. Капризна природа Арктики, никогда не знаешь, что случится через час: засветит ли солнце или поднимется вьюга! Но Санников был привычен к этим шалостям Арктики и не променял бы тревоги своей свободной, хотя и не легкой жизни на спокойное сидение дома. Да и заработки у промышленника неплохие. А с чем сравнишь радость, что испытывает усталый путник, завидев продымленную насквозь избушку, где – он знал – его ждет заслуженный отдых, веселый огонь очага!

Грозна и сурова Арктика, но бывает она и невыразимо прекрасной вот в такие тихие, ясные дни, как нынче. Санников глубоко вдохнул целительную чистоту полярного воздуха и задержал свой взгляд на голубой дымке далекого горизонта. Но что это? Санников вздрогнул… Никогда раньше он этого не видел. А сейчас так четко вырисовываются вдалеке очертания какой-то гористой земли. Может, это ему кажется? Он стал всматриваться пристальней. Нет, это не облака…

Он видит землю. Неведомую землю. Это открытие глубоко взволновало промышленника. Еще бы! Не каждый день люди открывают новую землю. Это событие величайшей важности, все равно, есть ли на ней что-либо примечательное либо это просто клочок суши, покрытый льдом и снегом.

Наскоро поев и даже не отдохнув, Санников поспешил в путь. На глазок он определил, что земля лежит не дальше чем за 50–60 километров отсюда. Какую же новость он преподнесет начальнику экспедиции!

Но, увы, ему удалось пройти всего километров двадцать пять, как дорогу перерезала обширная полынья. Обойти ее он не смог и вернулся обратно.

Вскоре на Новую Сибирь пришел и сам Геденштром. Сообщение Санникова его живо заинтересовало. Да, действительно, он и сам видит в северо-восточной части горизонта какие-то горы. Не попытать ли еще разок счастье? Но и его остановила полынья.

Геденштром вернулся и занялся делами экспедиции.

Было это летом 1810 года.

На следующий год Яков Санников, продолжая работать у Геденштрома, побывал на другом острове – Котельном. И оттуда он снова увидел какую-то далекую землю, только теперь она лежала западнее первой. Санников решил, что, возможно, где-то на севере находится обширная земля и он с разных точек видит ее разные стороны. А Геденштром считал вполне вероятным, что там протянулась целая цепочка островков, которая доходит до самого «матерого берега Северо-Западной Америки». Так же как и в прошлом году, дорогу к этой земле преграждала обширная полынья, и Геденштром, не рассчитывая добраться до нее, все же положил ее на карту как некую предполагаемую «Землю Санникова».

…Прошло десять лет.

На Новосибирских островах работала другая экспедиция, под руководством лейтенанта П. Ф. Анжу. Анжу тщетно осматривал горизонт. Нет! Никакой гористой земли он не видит. Все же он попытался пройти по направлению к ней, но путь оказался слишком трудным, да и стоит ли тратить столько сил, времени, рисковать, быть может, жизнью, если, в сущности, на горизонте он ничего не видит? Возможно, его предшественники ошибались. Ведь ошибся же недавно он сам, приняв нагромождение торосов за какую-то неведомую землю!

Никакой Земли Санникова нет, решил Анжу, и стер ее с карты.

На долгие годы про Землю Санникова позабыли. Но одно неожиданное событие потревожило память о ней. Тот остров, что Санников увидел первым с берегов Новой Сибири, оказался вовсе не миражем и не нагромождением торосов. Его обнаружила, на нее ступила экспедиция несчастного Де-Лонга, который на своей «Жаннете» пытался пробиться к Северному полюсу. Корабль, как вы уже знаете, был раздавлен льдами, экипажу пришлось пробираться пешком к югу, и по дороге моряки наскочили на неизвестную им землю, которую они назвали островом Беннета. По справедливости, острову следовало присвоить имя Санникова, ибо он первый увидел его, но, возможно, моряки «Жаннеты» этого не знали.

Раз обнаружился один из замеченных когда-то островов Санникова, возможно, найдется и другой! А тут как раз полярный исследователь геолог Эдуард Васильевич Толль, работавший на Новосибирских островах, заметил на горизонте «контуры четырех гор, которые на востоке соединяются с низменной землей».

О Земле Санникова заговорили снова!

Вернувшись в Петербург, Эдуард Васильевич Толль настолько убежденно доказывал существование Земли Санникова, что и ученые мужи из Петербургской Академии наук решили организовать новую экспедицию. В задачи ее, кроме различных исследований в малоизученной Арктике, входили также поиски предполагаемой Земли Санникова.

Еще до того как Толль вышел в эту новую экспедицию, Фритьоф Нансен в сентябре 1893 года на «Фраме» находился как раз севернее Новосибирских островов. Не раз он замечал признаки неизвестной земли. Об этом говорило и направление движения льдов, и частые появления вблизи «Фрама» белых медведей, песцов, и стаи птиц, летевших откуда-то с севера. Однако из-за тумана, который постоянно держался надо льдом, ничего нельзя было рассмотреть.

«…На следующий день прояснилось, – записывает Нансен, – но земли не видно. Мы находились значительно северней того места, где, по мнению Толля, должен был лежать южный берег Земли Санникова. По всей вероятности, эта земля – лишь небольшой остров.

…Если все пойдет хорошо, мы должны прийти к Земле Санникова, на которую еще не ступала нога человека…

…Не будь столь позднее время, я бы охотнее всего, повернув на восток, прошел бы до острова Санникова или дальше, до острова Беннета, чтобы взглянуть, каковы там условия, но теперь слишком поздно».

И экспедиция Нансена пошла своим путем.

А что касается Толля, то его экспедиция на судне «Заря» в 1900 году попала в исключительно неудачную ледовую обстановку. С запозданием на целый год Толль смог подойти к Новосибирским островам, еще через год он только предпринял санный поход к острову Беннета, чтобы оттуда разведать путь к Земле Санникова. За его группой через некоторое время должно было прийти судно «Заря». Но капитан после неудачной попытки преодолеть тяжелые льды решил не испытывать более судьбы и отправился в безопасную бухту Тикси, предоставив путешественникам самим как угодно выбираться с уединенного, лежащего в труднодоступной части Арктики острова Беннета.

Однако «Зарю» это не спасло. Корабль был раздавлен льдами в бухте Тикси…

Что же касается группы Толля, то она пропала без вести.

Когда же на остров Беннета спустя некоторое время все же подошло спасательное судно, там была обнаружена построенная Толлем избушка из плавника и записка Толля, адресованная президенту Академии наук в С.-Петербурге. С обстоятельностью ученого Толль рассказывал, как его группе удалось, несмотря на чрезвычайные трудности, достигнуть острова Беннета, затем следовало описание самого острова и то, как они охотились на белых медведей, питались их мясом, а из шкур шили обувь и одежду. Затем группа отправилась к югу, имея в запасе провизии дней на двадцать. «Все здоровы, – лаконически заканчивает Толль. – Остров Беннета 26.Х—8.XI 1902 г.».

Вот все, что известно о Толле и его товарищах. Нет сомнений в том, что они погибли. Еще одна жертва Арктики! Вечная память отважным…

…Снова потекли годы. Землю Санникова буквально перечеркнули: по тому месту, где бы она должна находиться, прошли в 1913 году русские ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач», а позднее – «Седов» и «Садко». Полярные летчики, летая в той части Арктики, также ничего не обнаружили с воздуха. Итак, можно считать раз и навсегда установленным, что Земли Санникова нет и никогда не было. Но прежде чем делать такой вывод, поговорим о другой дразнящей земле.

История ее началась в 1764 году, и она известна под названием предполагаемой Земли Андреева. Судьбы Земли Санникова и Земли Андреева очень схожи. В те далекие годы, в середине XVIII века, один из полярных следопытов; сержант Степан Андреев, заметил как-то раз к северу от устья реки Колымы в «великой отдаленности» громадный остров, куда и направился на собаках. Но, не доезжая до него верст за двадцать, увидел он «свежие следы превосходного числа на оленях и в санях неизвестных народов, и, будучи малолюдны, возвратились на Колыму. Больше о сей земле, или великом острове, нет никаких сведений».

Исчез остров, на который вели «свежие следы превосходного числа на оленях и в санях», исчез остров, который так ясно видел опытный полярник! Исчез, словно его, как некогда легендарную Атлантиду, поглотило море!

Его искали. Искали долго. Искали на санях, по льду. Искали на кораблях. И если при этом не видели самой земли, то признаки ее обнаруживали. Так, в дневнике русского путешественника Сарычева, плававшего в полярных областях между берегами Азии и Америки, есть такая красноречивая запись: «Мнение о существовании матерой земли на севере подтверждает бывший 22 июня юго-западный ветер, который дул с жестокостью двое суток. Силою его, конечно, должно унести лед далеко к северу, если б тому ничто не препятствовало; вместо того на другой же день увидели мы все море, покрытое льдом. Капитан Шмалев сказывал мне, что он слышал от чукоч о матерой земле, лежащей к северу, не в дальнем расстоянии от Шалагского носа, что она обитаема и что шалагские чукчи зимнею порой в одни сутки переезжают туда по льду на оленях».

Однако позднее известный полярный путешественник Ф. П. Врангель говорил, что «наши неоднократные и в разных направлениях предпринятые поездки на север по льду, кажется, доказывают, что в удободосягаемых от азиатского берега расстояниях нет на Ледовитом море никакой земли».

Занимала умы людей и. еще одна загадка подобного рода. Это Земля Джиллиса, как значилась она когда-то, на наших картах и которую усмотрел в начале XVIII века некий зверопромышленник Джиллис севернее Шпицбергена. Усмотреть-то усмотрел, а добраться до нее тоже не смог.

Видел ее много позднее и адмирал С. О. Макаров, плавая на своем ледоколе «Ермак» в 1899 году севернее Шпицбергена. Он говорил, что где-то вдали вырисовывался крутой берег. Он хотел к нему подойти, но надо же быть такой беде – накануне судно получило небольшое повреждение, и адмиралу Макарову со спутниками оставалось только следить издали за неким берегом. При тихой погоде и безоблачном небе этот таинственный остров постепенно менял свои очертания, удалялся и наконец скрылся из глаз.

«Видели ли мы действительно землю? – спрашивает себя Макаров. – Думаю, что да, но поручиться за это невозможно».

А между тем время отсчитывало годы, часы и секунды, все с тем же легким звоном ссыпая их в вечность.

Появился мощнейший ледокол «Красин». Он как будто бы сказал последнее и решающее слово относительно Земли Джиллиса, потому что прошел как раз по тому месту, где бы должна находиться эта загадочная земля. Но, как ни странно, а спор и об этой и о других предполагаемых землях все же не прекращался. Эти удивительные блуждающие, как призраки, земли, полные загадок и непостижимой таинственности, и были и не были, и в этом заключается самое поразительное.

И вот что говорят о них сегодня полярные исследователи.

Да, острова эти были. Больше того – они и сейчас есть. Но только это особые острова, о которых раньше и не подозревали. Это ледяные острова, медленно дрейфующие по своим особым путям, возникающие согласно своим, еще не до конца разгаданным законам.

…В марте 1941 года советские летчики вылетели в очередной рейс над пустынными арктическими льдами. Когда самолет находился к северу от устья реки Колымы, летчики заметили под крылом нечто весьма похожее на обычную тундру. Ясно видны были русла рек, застывшие озерки. Эта тундра посреди полярного моря была обширна, покрыта снегом, пустынна и мертва. Все это так, но откуда она здесь взялась? Согласно картам, земли тут не должно быть. Летчики засекли ее координаты и вскоре выяснили удивительную вещь: странная тундра не стоит на месте, как полагается всякой земле, а движется, хотя и очень медленно. Она дрейфует к северу. Позвольте, подумали летчики, уж не есть ли это та самая Земля Андреева, которая столько лет морочила головы полярным исследователям! И летчики назвали этот открытый ими ледяной остров Землей Андреева.

Так вот оно что! Вот какие загадки таились в этом зачарованном царстве льда, снега и туманов!

Оказалось, что таких ледяных островов несколько. Хотя у каждого из них своя история, но все они между собой так или иначе схожи.

Самый большой (пока!) ледяной остров был открыт в 1948 году в Центральной Арктике. У него всхолмленная поверхность, есть долины и овраги, из-под снега торчат скалы – нагромождение валунов. Ну чем не остров! Да и размер его не маленький – 700 квадратных километров.

В свое время адмирал Макаров, между прочим, говорил, что издали, кроме загадочного острова Джиллиса, видел еще четыре острова. Когда подошли к ним поближе, то оказалось, что это ледяные горы, покрытые валунами. В этом, собственно, и заключалась разгадка Земли Джиллиса. Она была не землей, а ледяной горой, издали настолько похожей на настоящий остров, что легко вводила в заблуждение даже опытных исследователей. Эти гигантские ледяные горы медленно дрейфовали под действием ветра и течения, они шли из Полярного бассейна в Атлантический океан, и адмирал Макаров в то время находился как раз на их генеральной трассе. Именно в тот год и в то время они шли в очень большом количестве.

Ледяные острова похожи на айсберги, но это не одно и то же. Айсберги откалываются от сползающих в море ледников и уходят в неведомое плавание по воле ветра и волн. Они образуются и у Земли Франца-Иосифа, и у Северной Земли, и у берегов Гренландии. Но они никогда не заходят в восточные моря Арктики, к берегам Чукотки, именно туда, где видели Землю Санникова и Землю Андреева.

Ледяные острова – это шельфовые ледники Канады и ледяного пояса Земли Элсмира. Они образуются только из шельфового льда, а шельф – это грандиозный пласт континентального льда, окраина, припай, затопленный морем. Шельфовый ледник лежит на прибрежном мелководье, это остаток последнего оледенения.

В один прекрасный день громада откалывается, начинает жить самостоятельной жизнью, медленно дрейфуя среди льдов Центрального Полярного бассейна, в восточной части его. Эти ледяные острова имеют свою сложную и не до конца выясненную историю. В их толще обнаруживают остатки растений, пыльцу; как-то раз нашли лежавший в замороженном виде кусочек мха, и, когда ученый положил его в воду, этот тысячелетний мох зацвел, зазеленел! Разве это не чудо?!

Ледяные острова проходят своими сложными путями в самых неприступных областях Центральной Арктики. Вот почему они так долго дразнили отважных исследователей, прикидываясь обычными островами.

Под влиянием постоянных приливов и отливов, под сильным давлением морского льда припай все уменьшается и уменьшается.

Возможно, эти остатки оледенения скоро совсем исчезнут, и забудутся старые истории загадочных островов.