Текст книги "Как открывали мир. Где мороз, а где жара (Из истории путешествий и открытий)"

Автор книги: Марта Гумилевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Надо сказать, что Беллинсгаузен и Лазарев очень заботились о здоровье своего экипажа и добились поразительных успехов. Лазарев позднее в письме к своему другу с законной гордостью писал, что в экспедиции не болел ни один человек и не было ни малейших признаков цинги. «Каково нынче русачки наши ходят!» – весело прибавлял он.

Между тем время шло, и на дворе стоял уже ноябрь – осенний месяц у нас и весна в Южном полушарии. Последняя стоянка у берегов Бразилии, и вот корабли уже быстро приближаются к южным суровым водам Атлантического океана, где часты бури и где уже сильно чувствуется ледяное дыхание крайнего юга.

Беллинсгаузен вызвал к себе на корабль Лазарева, и оба они договорились между собой, как следует вести себя в дальнейшем по отношению друг к другу. «Мирный» все время должен следовать за флагманом: для того и посланы два шлюпа, чтобы они не разлучались и в случае беды могли оказать друг другу помощь. Однако на море все может случиться, и капитаны обязаны все предусмотреть, обо всем условиться. Беллинсгаузен и Лазарев договаривались долго, уточняли каждую мелочь, под конец начальник экспедиции выдал Лазареву на руки жалованье для всего экипажа «Мирного» на двенадцать месяцев вперед. Мало ли что – корабли могут и разлучиться… Все эти приготовления говорили о том, как опасны воды, куда вступали шлюпы «Восток» и «Мирный».

Со вздохом сожаления моряки сменили легкое платье на фланелевые рубахи, зимние мундиры и шипели, вспоминая благословенные теплые воды тропиков. Небо теперь чаще всего было неласковым, его постоянно затягивали тяжелые тучи, часто налетали сердитые и вовсе не безобидные шквалы с дождем и градом. Зигзаги молний раскалывали небо, глухо рокотал гром, резкий ветер дул в лицо. Вскоре температура упала до нуля. Появился первый летний снег. Но все это лишь начало… Самое тяжелое, опасное, трудное было впереди, в туманной дали Южного Ледовитого моря.

«Покушение к югу»

«Восток» и «Мирный», два небольших суденышка, неслись к югу под всеми парусами, рассекая угрюмые волны; и птицы летали над ними – огромные белые альбатросы; и темные фрегаты и акулы неотступно следовали за кораблями, и киты, словно приветствуя моряков в этих нелюдимых широтах, пускали свои великолепные фонтаны.

Экспедиция подходила к острову Южная Георгия, в южных водах Атлантики, и в летний день 27 декабря 1819 года моряки увидели угрюмые скалы Южной Георгии, и волны дробились о скалистые утесы, и заливы были забиты льдом. Странно представить себе, что остров этот лежит почти под одинаковой широтой с Москвой, милой, далекой, белокаменной и, к счастью, совсем не похожей на этот угрюмый остров. По сравнению с Южной Георгией даже Огненная Земля казалась уютной с ее более умеренным климатом, кое-какой зеленью и людским населением. Как-никак, а она обитаема, в то время как на Южной Георгии только выносливые зверопромышленники ведут свой нелегкий промысел, живя под угрюмыми небесами не день, не два, а месяцы. На Южной Георгии не увидишь ни единого деревца, даже кустика, только грохочет морской прибой да хриплыми голосами перекликаются между собой пингвины, самые древние обитатели антарктических широт.

Погода капризничала. То и дело опускался густой туман, свинцовые тучи застилали солнце, ветер свистел в снастях. Моряки обследовали юго-западные берега острова, и так как в этих местах экспедиция Беллинсгаузена побывала первой, то на картах появились мысы и заливы, носившие русские имена.

Но вот экспедиция направилась к Земле Сандвича, на которую Кук едва взглянул и высказал предположение, что, возможно, это и есть часть Южного материка. Земля Сандвича была как бы преддверием к таинственному Южному Ледовитому морю, которое до крайности подстрекало любопытство моряков. Неустрашимый и предприимчивый Кук, как писал о нем мичман Новосильский, плывший на шлюпе «Мирный», при всех усилиях не мог достигнуть далее 60 градусов широты по причине сплошного льда и множества ледяных островов. Каково-то будет теперь русским?..

Увы, с тех пор здесь ничто не изменилось. Те же льды, те же ледяные острова, те же ветры и туманы. Так было во времена Кука, так оставалось и теперь, спустя почти пятьдесят лет.

Между Южной Георгией и Землей Сандвича моряки открыли еще три острова, «никакими мореходцами непросвещенны, кроме наших двух судов», старательно выводил в своем дневнике матрос с «Востока» Егор Киселев. Увлеченный плаванием в неизвестных водах, этот любознательный матрос, знавший грамоту, захотел оставить память о том, что он видел в далеких водах. Как умел, он записывал подробности о вновь открытых островах: «Один остров горит, дым валит, как тучи ходит. И тут на оный остров ездили три офицера, четыре матроса для узнания. На сем острову премножество разных птиц, особливо пендвинов с желтыми хохлами, ходит, как человек, кричит похоже на гагару, крылья маленькие, не летает».

А пингвинов на острове было действительно «премножество», они стояли сплошной стеной, смотрели на людей без страха, с удивлением и не собирались давать дорогу этим непонятным существам. Так что морякам приходилось их довольно бесцеремонно расталкивать. Пингвины не сердились, они отбивались клювами и неохотно сторонились. Интересно, почему? И моряки это скоро поняли: оказывается, они выводили птенцов. Мама-пингвин держала яйцо в лапах, там ему было покойно и тепло – у пингвинов обычно бывает по одному яйцу, – а папа-пингвин охранял свою подругу и кормил ее. В определенное время пингвины-отцы в стройном порядке один за другим спускались к морю, плавали, ловили добычу, потом в таком же порядке возвращались на землю и приносили корм подругам. Удивительные птицы!

Вновь открытый архипелаг русские моряки обозначили на картах как острова маркиза де Траверсе, по имени тогдашнего морского министра; Беллинсгаузен любезно оказал ему эту честь. А каждый остров в отдельности получил имя того офицера, который первым заметил его. Так появились острова Лескова, Завадовского, Торсона. Но имя Торсона вскоре исчезло с российских карт. Почему? Оказывается, Торсон был декабристом и попал в опалу. А остров его получил безразличное имя Высокий. Да, не одно географическое название, если проследить историю его, может рассказывать о жизни людей, об их судьбах. Обыкновенная географическая карта – одна из интереснейших книг на свете.

Обследовав вновь открытые острова, а также и открытую Куком Землю Сандвича, моряки выяснили, что это архипелаг островов. Экспедиция дошла до Южного Туле – крайней земли высоких южных широт, а дальше простирались уже неведомые воды. Отважных людей, впервые с сотворения мира вошедших под эти широты, в эти угрюмые, почти недоступные места, встретили резкий ветер, хмурое небо, свинцовые воды и льды. Громадные айсберги величаво проплывали вдали. Битый лед зловеще скребся за кормой, и с каждым днем кораблям все труднее было пробиваться вперед. Солнце показывалось редко, и, хотя стоял полярный день, тьма часто накрывала корабли.

Ночь под новый, 1820 год была на редкость темной и тревожной. Корабли шли среди айсбергов, все время лавируя, уклоняясь от пренеприятнейших с ними столкновений. Валил густой снег, матросы не успевали сгребать его и выбрасывать за борт. «Вот тебе и лето, – ворчали они, – похуже нашей матушки-зимы». И вспоминалась родная деревня и праздничные зимние дни на далекой родине, и как издалека все было особенно милым и дорогим.

Работать на палубе приходилось много и со снегом и со льдом, снасти оледенели, лед не успевали скалывать, как нарастал новый.

Ночь прошла без происшествий, зато утром на «Мирном» раздался сигнал тревоги: «Все наверх!» Экипаж мгновенно выскочил на палубу, и моряки увидели прямо перед носом корабля грозно наступающий громадный айсберг. Отвернуть, отвернуть от него со всей возможной быстротой, иначе верная гибель! Маневр успешно проделан, и можно было вздохнуть с облегчением. Но надолго ли? Весь день на кораблях слышался глухой шум – это перевертывались ледяные громады, верхняя часть их оказывалась под водой, нижняя всплывала наружу. Иной раз ледяные горы сталкивались и разбивались друг о друга. А на палубе только и слышна была команда: «Право! Еще право! Так! Лево, держи лево, больше лево, лево на борт!» И рулевой послушно выполняет команду, и нервы у всех напряжены, и громадные, исполинские айсберги не дают ни на минуту забыть об опасности…

«Пингвины, как бы радуясь нашим невзгодам, окружали нас во множестве, надоедая своими дикими концертами, – вспоминает молодой мичман, плывший на „Мирном“ под командованием Лазарева, к которому он относился с таким восхищением, какое только может испытывать молодой неопытный моряк по отношению к испытанному морскому волку. – Даже неповоротливые киты, – продолжает мичман, – отчего-то необыкновенно разыгрались; они выскакивали из воды стоймя… потом ныряли, показывая свой широкий хвост, – это была настоящая пляска морских чудовищ!»

Странный, зачарованный край… И эта зловещая пляска морских чудовищ, и хриплые крики птиц, до странности напоминающих своим обликом и прямым хождением людей, и эти могучие ледяные горы-айсберги, грозящие гибелью… И такими маленькими, такими хрупкими рядом с айсбергами казались корабли! Они шли, покрытые льдом, словно блестящими украшениями на елке. А где-то там, на другом конце света, был Петербург с шумными улицами, с теплыми, уютными и вполне безопасными домами. Сейчас там праздник, люди веселятся, а родные и близкие, прислушиваясь к завыванию ветра за окном, думают о тех, кто в море, о плавающих и путешествующих, и поднимают за них праздничные бокалы, желая только одного: увидеть их снова дома, и как можно скорей!

Да и сами моряки в этот праздничный день Нового года, едва миновала опасность столкновения с громадным айсбергом, собрались в кают-компании и поздравляли друг друга с наступившим Новым годом.

Между прочим, в те времена Новый год не встречали накануне, в полночь не поднимали бокалы со здравицей, как теперь. Его праздновали в первый день января за обеденным столом. Так было и на шлюпах…

Стоял самый разгар южного арктического лета, и какими же изматывающими становились вахты! Мичман Новосильский признается, что один раз он даже пожелал, чтобы его вахта скорей кончилась.

«Я спросил, – вспоминает он, – которая склянка?» – «Восьмая», – отвечают. «Сказать, когда будет на исходе».

Пройдя еще несколько больших льдин, доносят, что восьмая склянка совсем на исходе.

«Доложить старшему лейтенанту, что вахта его начинается», – с облегчением сказал Новосильский.

Не прошло и пяти минут, как старший лейтенант Обернибесов, отличный моряк, был уже рядом с Новосильским. «Каково?» – спрашивает он. «Не совсем хорошо, – отвечает Новосильский. – Много льдин и ледяных островов, а темнота такая, что видишь их только вблизи». – «Н-да, – неопределенно проговорил Обернибесов. – Однако у вас усталый вид, идите отдыхайте… спите».

Но спать Новосильский не мог. Некоторое время он сидел за столом, записывал в свой дневник впечатления последней вахты и, хотя сна все еще не было, лег и закрыл глаза. Но едва он начал забываться, как страшный удар потряс судно. Вместе со всеми мичман выскочил на палубу и увидел за кормой медленно удаляющийся айсберг…

И так день за днем. День за днем. Шуршит за кормою лед, проплывают айсберги, и вахтенный зорко следит за их путем, и слышится команда: «Лево! Больше лево! Так. Право. Еще право!..» И воет в снастях ветер, и тьма накрывает корабли, а когда она рассеивается, то моряки видят, как прямо перед носом корабля покачивается ледяная громада, словно раздумывая: а не стукнуть ли этих смельчаков, да посильнее, чтобы не повадно им было тревожить угрюмое ледяное царство!

Как-то раз, когда туман был особенно густ, так что не было видно ни зги, на «Востоке» потеряли своего спутника совершенно и окончательно; он не подавал о себе вестей, хотя с «Востока» непрерывно палили пушки, и после выстрелов, соблюдая паузу, чутко прислушивались, не донесется ли хотя бы отдаленный звук ответных выстрелов. Нет, ничего не слышно. На «Востоке» встревожились не на шутку и стали раздумывать: что же предпринять? Но удивительно капризна погода этих широт: туман неожиданно рассеялся, и обеспокоенные моряки совершенно неожиданно обнаружили корабль, который мирно шел своим путем, как ему и полагалось. Что же такое случилось, почему они не отвечали? – сигналил «Восток». А ничего, отвечал «Мирный», мы ничего не слышали: айсберги с таким грохотом сталкивались – благодарение богу, между собой! – что никакой пальбы за этим шумом невозможно было услыхать!

Моряки, несмотря на тяжесть похода, были здоровы и бодры, во всяком случае, они ни за что не сознались бы даже себе самим, что не всегда у них спокойно на душе. Но мыслимо ли полное спокойствие? Как ни бодрились, а тоска закрадывается в душу, когда на небе сгущаются тучи, когда на корабли опускается туман и ничего не видно вокруг; и может, в эту самую минуту перед носом покачивается айсберг, будто примериваясь, в какое место ударить хрупкий кораблик, чтобы вернее потопить его.

Но вот таяли тучи, солнце ярко светило, все вокруг преображалось, и тоска рассеивалась так же неожиданно, как и мгла, и моряки любовались необычайной красотой и своеобразием царства вечного льда. Казалось, что ледяные острова светятся чистейшим изумрудом, и фантазия превращала их в чудные волшебные дворцы с башнями, арками, переходами, прямо как в сказках Шехерезады; а возле них киты пускали свои фонтаны, и фонтаны эти искрились на солнце тысячами разноцветных брызг, и все становилось невообразимо прекрасным.

Случилось так, что хорошая погода немножко побаловала моряков и удерживалась несколько дней. Спасибо ей! Беллинсгаузен, не теряя времени зря, решил как можно дальше пробиться к югу.

Это были важнейшие дни в истории плавания русских шлюпов в отдаленнейших южных широтах.

26 января 1820 года «Восток» и «Мирный» в первый раз пересекли Южный полярный круг. Но повалил густой снег, и видимость стала плохая. Однако корабли продолжали «покушение к югу».

И вот настало 28 января 1820 года, знаменательный день, о котором будут впоследствии часто с гордостью вспоминать историки, внимательно вчитываясь в тексты дневников, проникая в их сокровенную сущность. В полдень этого дня сквозь пелену снега моряки увидели впереди «матерый лед, чрезвычайно высокий». В прекрасный вечер «смотря на салинге, – записывал Михаил Петрович Лазарев, – простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел, по обыкновению, снег.

Мы продолжали путь свой к востоку, покушаясь при всякой возможности к югу, но всегда встречали льдинный материк, не доходя семидесяти градусов. Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтобы, как говорится, „не ударить лицом в грязь“».

Они и не ударили «лицом в грязь», наши славные моряки. Ибо в тот день они, первые люди на нашей планете, увидели – берег загадочного Южного материка.

И снова снег. И снова плохая видимость. Повернули на северо-восток. Бесконечно долго шли узким проходом. И снова уперлись в край неподвижного ледяного поля. Пошли севернее. Еще и еще раз экспедиция пересекала Южный полярный круг. Корабли то пробивались южнее, то отклонялись к северу. Льды смыкались и не пускали южнее.

«17 февраля, – записывает мичман Новосильский, – при сильном ветре тишина на море была необыкновенная. Множество полярных птиц вьется над шлюпом. Это значит, что около нас должен быть берег или неподвижные льды.

Поутру впереди и по обеим сторонам горизонта явилась широкая блестящая полоса. К полудню полоса эта стала бледнеть, распространяться выше, и вдруг за нею, как за обширною прозрачною завесой, открылись семь больших ледяных островов… а за ними обозначился неподвижный лед, загибающийся в обе стороны. Мы устремились сквозь разбитый лед к ледяному берегу. День был ясный, вид ледяного берега с высокими отвесными скалами представлял величественную картину».

В эти же дни в дневнике Беллинсгаузена появилась такая запись: «…Дошел до широты шестьдесят девять градусов семь минут тридцать секунд южной и до долготы шестнадцать градусов пятнадцать минут восточной. Здесь за ледяными полями мелкого льда и обрывами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярна и который, продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу».

Если вы, друзья, посмотрите на карту, то увидите, что был открыт берег Антарктиды, омываемый водами Атлантического и Индийского океанов, который носит сейчас название Земли принцессы Марты и продолжение его – Земли принцессы Ранхильды.

…Между тем кончался последний месяц лета – февраль; погода стояла ужасная, ревели бури, высокие валы подбрасывали корабли на гребень, а потом сбрасывали вниз, в бездну; где-то вдали, как привидения, проплывали айсберги; грозное, покрытое свинцовыми облаками небо сливалось с такими же свинцовыми волнами, это был кромешный ад! Корабли непрерывно сигнализировали друг другу пушечной пальбой, жгли фальшфейерный огонь, прорезавший мрак адским пламенем, и все сливалось в диком хаосе.

Почти три месяца корабли пробирались среди льдин, они поизносились и требовали ремонта, кончались дрова, и кончалось угрюмое лето крайнего юга. Люди устали, хотя на здоровье не жаловались. И как ни досадно прерывать исследования под этими широтами, а приходилось уходить в теплые края – ремонтироваться, отдыхать, пережидать осенние и зимние бури.

На прощание, как бы в награду за открытия, стойкость и мужество, небо подарило морякам дивное зрелище – южное полярное сияние! Вначале оно занялось заревом, и рулевой на «Востоке» испуганно закричал: «Небо горит!» Но вот оно заполыхало зелеными и фиолетовыми, красными огнями. Никакие потешные огни, как говорили моряки, не могли сравниться с этим зрелищем ни яркостью цвета, ни быстротою движения, ни пространством, объятым переливами сияния. Егор Киселев, не меньше других потрясенный этим зрелищем, старательно выводил в своем дневнике: «Были светлые три столба на небе; с десяти часов и до трех часов утра стояли род лучей и преудивительные столбы».

Всю ночь было так светло, что можно было совершенно свободно разбирать даже самый мелкий шрифт. Но вот прекрасное сияние кончилось, небо потухло, и только впереди продолжала гореть маленькая звездочка, по которой рулевой правил шлюпом к востоку.

Экспедиция держала курс к берегам Австралии.

Шестая, и последняя

После холода, мрака и льдов высоких южных широт, после непогоды, встретившей корабли в умеренной широте, порт Джексон у берегов Австралии показался морякам раем. Шлюпы «Восток» и «Мирный» шли сюда разными путями «для большего обозрения Южного моря» и встретились здесь, ко всеобщей радости, во второй половине апреля.

Пока корабли ремонтировались, моряки отдыхали, бродили по Сиднею и его окраинам, знакомились с аборигенами – коренными жителями Австралии, их обычаями и образом жизни. Все это было интересно, ново и наполняло дни. А через месяц экспедиция вышла в плавание к Новой Зеландии и к тропической, еще недостаточно исследованной полосе Тихого океана, посетила жемчужину Океании – остров Таити. Плавание в тропических водах увенчалось открытием множества коралловых островов, и больших и малых, и обитаемых и пустынных. Беллинсгаузен назвал их Островами Россиян, и на карте этой удаленной от России части света появились русские имена – Кутузов, Барклай де Толли, Ермолов, Раевский, Чичагов…

А потом возвращение в порт Джексон, новая длинная стоянка около двух месяцев. И когда наступила весна Южного полушария, в ноябре 1820 года, экспедиция вновь направилась в высокие южные широты к льдам, айсбергам, к странным птицам пингвинам с надеждой на удачу, с надеждой, что будет еще открыт берег, к которому на этот раз можно будет подойти… Но не станем заглядывать вперед…

На этот раз экспедиция шла водами Тихого океана, и первым они встретили остров Макуори.

Макуори лежит под одной широтой с Южной Георгией, но природа его заметно отличается: он не такой угрюмый и голый, там растет трава, а на ней – представьте себе! – как на мягкой подстилке, лежат впавшие в спячку морские слоны. И, тоже удивительно, сюда залетали вместе с альбатросами и поморниками даже попугаи! Ну, и разумеется, моряки встретили здесь своих старых приятелей – пингвинов, высиживающих свои яйца. Кое-кто из пингвинов был словно бы наряжен в енотовые шубы, вывернутые мехом наружу. «Что бы это значило?» – удивлялись моряки. А потом узнали. Оказывается, природа позаботилась потеплей одеть молодых птиц, первогодков. Они еще не привыкли к суровому климату своей родины. Потом, попозднее, они эту шубу стряхнут и останутся в своем обычном щеголеватом наряде.

Между тем случилась пренеприятнейшая вещь: на «Востоке» обнаружили течь. Если вернуться для ремонта, то это значило бы, что благоприятное время для плавания было бы потеряно. Потерять год? И, поразмыслив обо всем, Беллинсгаузен и Лазарев решили, приняв все предосторожности, держать курс к югу.

Дули свежие ветры. Погода стояла пасмурная. То и дело опускались туманы. Все это хорошо было знакомо морякам. И они с новыми силами упорно, настойчиво рвались вперед, как можно ближе к Южному полюсу.

Середина декабря. Экспедиция в четвертый раз пересекла Южный полярный круг. Ближайшая известная им земля находилась от них теперь не менее чем за две тысячи миль. Но вот странность: недавно морякам удалось поймать для коллекции огромного королевского пингвина, и у него в желудке, к величайшему удивлению всего экипажа, были найдены маленькие кусочки горного камня. Стало быть, птица совсем недавно побывала на земле. Странно… Где же эта земля? Она должна быть близко, но вокруг было пустынно, мрачно, и ничего нет, кроме льда и снега…

Второй раз моряки встречают во льдах Новый год – тысяча восемьсот двадцать первый… И так же как и в прошлом году, погода стоит мрачная, беспокойная, совсем не праздничная. Но моряки все же утром, сойдясь в кают-компании, поздравляли друг друга, а на «Востоке» все отправились к начальнику экспедиции, чтобы приветствовать его.

– Желаем вам, Фаддей Фаддеевич, – сказали они, – новых успехов и громкой славы!

– Благодарю вас, господа! – отвечал Беллинсгаузен. – Только трудно она достается, эта слава, – прибавил он, – а скоро еще труднее будет. Поэтому я всем вам желаю прежде всего благополучно вернуться в любезное отечество наше, а добрую славу будем заслуживать терпением, трудом и усердным выполнением долга! Вперед, господа!

– Вперед! – весело отозвались офицеры.

– Жаль, погода плохая, – с сожалением произнес Беллинсгаузен. – Не придется нам сегодня встретиться за праздничным столом с друзьями нашими с «Мирного».

Эти редкие встречи всегда были большой радостью для всех. Но капризы Южного Ледовитого моря как будто нарочно строили преграды, и с этим приходилось считаться. Увы!..

Итак, пошел новый счет времени. Экспедиция шестой раз пересекла Южный полярный круг. Моряки надеялись добраться до семидесятого градуса южной широты, если, конечно, не встретится ледяная преграда, а там… кто знает, что их ждет там?

21 января 1821 года. Моряки в тот день увидели необыкновенный свет – первый признак неподвижного льда. А на следующий день показалось ледяное поле, на нем в беспорядке разбросаны куски льда, затерто несколько ледяных островов, а посредине возвышается нечто весьма похожее на настоящую ледяную гору.

Волнение охватило моряков «Мирного». Они смотрели друг на друга, желая и боясь произнести короткое заветное слово: земля… И как раз в это время раздался сигнал с «Востока»: и там увидели землю! Это был остров, названный Беллинсгаузеном именем Петра Первого!

В радостном нетерпении, все еще ожидая чего-то необыкновенного, моряки шли вперед, расталкивая битый лед. Беспокойство чувствовалось во всем: и в том, как взад и вперед над кораблями носились небольшие дымчатые птицы – ласточки, и в хриплых криках пингвинов; только большая темная нерпа спокойно раскинулась на льдине.

День стоял туманный. В такую погоду легко пройти мимо земли, не заметив ее за этой удивительно плотной завесой. Но корабли упрямо шли вперед, упрямо распихивали льдины, отыскивали ощупью свободные проходы. И вдруг, как это часто бывает под этими широтами, туман неожиданно рассеялся. Исчезла, растаяла последняя легкая дымка, и перед моряками открылся обширный берег. Он уходил далеко-далеко к югу, и высокие скалы тянулись на нем чередой.

«Земля!» – закричали моряки, и мощное «ура» испугало даже пингвинов. В этот самый миг выглянуло из-за туч солнце. Оно осветило берег, покрытый снегом и льдом, блестящим, искристым. А на кораблях палили пушки, жгли праздничные огни и моряки обнимали друг друга!

«Я называю обретение сие берегом, – писал Беллинсгаузен, – потому, что отдаленность другого конца к югу исчезла за пределы зрения нашего… Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находится перед глазами нашими».

И Беллинсгаузен назвал эту землю Берегом Александра I.

Так славные русские моряки, плавая среди грозных ледяных гор под высокими южными широтами, дважды с разных сторон подошли к таинственным берегам неизвестного материка, имя которому Антарктида. Они открыли последнюю, шестую часть света! Слава им!