Текст книги "Чудовище (ЛП)"

Автор книги: Марси Кейт Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

МЕНЯ БУДИТ СОЛНЦЕ, НО ОТ РАСТЕРЯННОСТИ И ТРЕВОЖНЫХ СНОВИДЕНИЙ Я ЧУВСТВУЮ ХОЛОД.

Больше ничего не имеет смысла. Рен презирает меня. Я не могу поверить, что снова ужалила его. Мне бы хотелось, чтобы был способ заставить его понять, что мы спасаем девочек, а не причиняем им вред.

Я поднимаюсь с постели, но мои ноги как желе. Я должна рассказать Отцу о Рене и попросить у него прощения. Может быть, у него будет идея, как убедить Рена, что наша миссия хорошая. Я уверена, что он захочет помочь, если поймет. Он ненавидит колдуна, так же как и мы.

Если бы я только могла рассказать Отцу о Бату, моем каменном драконе, но я убираю эту мысль в сторону. Даже если бы это не было невозможным из-за кровной клятвы, моя дружба с драконом это не то, что может поставить под угрозу нашу миссию. А вот осведомленность Рена, оставленная без контроля, определенно может.

Я на цыпочках захожу в дом, но Отца нет на своем обычном месте у огня.

Пиппа скулит в углу, умоляя выпустить ее на улицу. Ей нравится гоняться за курами. Я открываю дверь, и она направляется во двор. Я иду за ней, но на улице Отца тоже нет. Он, должно быть, работает в лаборатории. От моего прикосновения дверь башни со скрипом открывается, но больше никаких звуков нет. Я поднимаю дверь вниз, чтобы открыть ее своими когтями и спускаюсь по лестнице. Комната темная и пустая. Неужели он ушел на прогулку? Мне придется ждать, пока он не вернется.

Я дрожу от прохлады ящиков Отца, которые он хранит здесь. Теперь их гораздо больше, что делает комнату еще холодней, чем какой я ее помню. Что он во всех них хранит? Он что готовит армию куриц с козьими лапами, чтобы уничтожить колдуна? Я вспоминаю запертый ящик. Я не могу быть уверенной, что я видела, но это было очень странно. Из любопытства я открываю крышку ближайшего ящика, еще больше куриц ожидающих, когда их оживят. В следующем хранится большая сова; ее пустые похожие на бусины глаза смотрят на меня, и я быстро закрываю крышку. В следующем еще более странная вещь – огромные закругленные когти. Как гигантская версия моих.

Я дохожу до четвертого ящика, на том же месте где стоял закрытый ящик. Мои ладони влажные от пота и я вытираю их о свое платье. У меня нет причин бояться этого ящика. Там просто другие части для опытов Отца. Там больше ничего и не может быть.

Меня это не утешает, и мое сердце в груди отстукивает ритм стаккато. Я кладу руки на крышку холодного ящика и резко открываю его. Я взвизгиваю, прикрывая рот руками. Внутри лежит больная девочка, чью смерть я ускорила своим ядом. Ее руки скрещены на груди, как будто она пытается согреться во сне. То, что я видела, это была рука, выскользнувшая из ящика.

На меня обрушивается паника. Отец сказал, что отправил ее с Дэреллом в Белладому. Как она вернулась сюда? Неужели Дэрелл вернул ее по какой-то невообразимой причине? Что еще более важно, почему Отец не рассказал мне?

Мне в голову приходит другое тело. Фаун, которого Пиппа откопала в моем саду. По мне ползет холодок от макушки головы до кончика хвоста. Я знаю, почему он хранил тело своего друга фауна, но почему он хранит ее тело? Он хранит только тела для частей в ящиках…

А мое тело, когда он впервые нашел его? Он меня тоже когда-то хранил в своем ящике?

– Кимера? Голос Отца разносится по лестнице, и мое сердце подпрыгивает до горла. Мои ладони продолжают потеть, не смотря на температуру, когда я роняю крышку на ящик с девочкой.

– Я внизу, Отец, – говорю я, сохраняя спокойный голос. Я отчаянно хочу спросить его о девочке, но страх не отпускает меня. Отец не хотел, чтобы я знала. Если бы хотел, то сказал бы. Он скрыл это от меня не без причины. Но что за причина это могла бы быть?

– Что ты делаешь? – он хмурится. Я меняю цвет глаз на голубой и улыбаюсь ему дрожащими губами.

– Ищу тебя. Мне нужно поговорить с тобой. – Несмотря на шок от того что я нашла девочку, я не забыла зачем изначально я искала его.

– Конечно, дорогая. Пойдем, сядем у огня. – Он берет меня за руку и начинает вести вверх по лестнице. Он не хочет, чтобы я находилась у него в лаборатории? Сейчас я чувствую, что меня здесь менее радушно принимают, чем когда я наблюдала, как он делает новую курицу.

– Подожди, говорю я, выдергивая свою руку из его. Я делаю глубокий вздох и готовлюсь к гневу Отца.

– Я открыла холодные ящики. Я видела ее. Почему та девочка, которая умерла, до сих пор здесь? Почему ты не рассказал мне?

За секунду, лицо Отца превращается в злую маску, но она исчезает раньше, чем я успеваю моргнуть.

– Ты не должна здесь играть. Здесь есть опасные, могущественные вещи. Я бы не хотел, чтобы ты случайно поранилась.

Его прохладные пальцы хватают меня за плечо, излучая онемение в сторону моей головы.

– Девочка здесь на случай, если тебе понадобятся запасные части тела. Но ты забудешь все об этом.

– Но я… – Я всеми силами пытаюсь удержать нить разговора, но она ускользает из моей головы как угорь через реку. Из-за чего я так была взволнована секунду назад? Я бросаю взгляд вниз на лестницу, пока отец ведет меня из башни. Обычные ящики, каменный стол, и полки заставленные множеством отвратительных банок находятся на своих местах, как и должны.

Беспокоящее чувство, что я что-то упустила, следует за мной с каждым шагом из лаборатории. В расстройстве я сжимаю свои руки, но Отец не отпускает меня. Если бы только я могла просто вернуться обратно вниз по этой лестнице я могла бы вспомнить почему.

Когда мы садимся в свои обычные кресла, Отец прочищает горло.

– Сейчас о чем ты хотела поговорить со мной?

Я, возможно, не помню, почему была так расстроена в лаборатории, но я знаю, почему искала Отца: рассказать ему о Рене. Мои руки так сильно сцеплены на коленках, что кончики пальцев побелели.

– Я хочу кое в чем признаться, – начинаю я. – Тебе это не понравится.

Отец поднимает бровь.

– Это не оптимистичное начало.

Я сглатываю.

– Я говорила с тем мальчиком. Много раз.

Лицо Отца бледнеет, затем становится таким же красным как мои розы.

– Ты что? – он хватается руками за подлокотники кресла так крепко, что я боюсь, что он вырвет набивку. – Ты ослушалась меня?

Мое лицо теперь сочетается по цвету с его.

– Прости, Отец. Я не намеревалась ослушаться тебя, но он был настойчивый, а мне было любопытно. Я не удержалась. Мне не с кем поговорить, когда я хожу в Брайер. Мне совсем не с кем поговорить кроме тебя, думаю я, но удерживаюсь от высказывания. Отец держал меня взаперти как сказочную принцессу, спрятанную в своей башне, одну, не знающую ничего об окружающем мире. Но, как и она, я не могла устоять перед желанием вырваться на свободу.

– Ты не разговариваешь с людьми в Брайере, потому что предполагается, что ты тайно забираешь их девочек из города! – Отец вскакивает и начинает ходить по комнате. Это не сулит ничего хорошего. Он еще даже не слышал самого худшего.

– Есть еще кое-что.

Он оборачивается, глаза горят, и я отскакиваю назад в своем кресле. Даже Пиппа скрывается под столом. Никто из нас никогда не видел Отца в таком состоянии.

– Что ты сделала? – говорит он.

– Я только делала то, что ты велел прошлой ночью. Я проникла в тюрьму и взяла одну из девочек с собой. Рен, должно быть, был по близости, потому что…

– Рен? Рен? Ты знаешь его имя?

Я еще гуще краснею, хотя я не знала, что это возможно.

– И он знает мое, – шепчу я.

Отец вскидывает руки, ворча. Он продолжает ходить по комнате.

– На пути из города, он нашел меня и увидел девочку. – Я делаю паузу, вспоминая озадаченное, шокированное выражение на лице Рена. – Он не понял, что я делала, а я не могла объяснить. Я ужалила его. – Я хватаюсь за сидение своего кресла, готовясь к тому, что Отец будет вне себя от бешенства. – Я хочу… мне нужно все ему рассказать. Что мы делаем, кто я, все.

Отец хватает меня за плечи и трясет, пока мои зубы не начинают стучать.

– Ты в своем грёбаном уме, девочка? Рассказать ему?

– Он поймет! – удается мне сказать. – Он поможет нам, если узнает. Он ненавидит колдуна так же, как и мы.

– О, я уверен, что это так. – Хмыкает Отец. – Он просто глупый мальчишка. Он не сможет помочь нам.

Я сержусь на то, как он оценил Рена.

– Он не такой. Он умный и хитрый. Король доверяет ему передавать секретные сообщения его советникам!

Я опускаю тот факт, что Рен представил меня своей семье и возможно самому королю.

– Это правда. – Отец перестает ходить и чешет подбородок. – Значит, он тебе доверяет? Ты еще можешь искупить свою вину.

Надежда заполняет мою грудь. Неужели я могу иметь и Отца и Рена?

– Как? Что я могу сделать?

Отец пожимает плечами.

– Ты приведешь его сюда в следующий раз, когда пойдешь в город. Я буду судить, действительно ли он работает на короля.

– Ты хочешь, чтобы я привела его сюда? Сомневаюсь, что он пойдет со мной. Наша последняя встреча прошла не очень хорошо.

Он смеется и от этого по мне пробегает холодок.

– Ким, все, что тебе нужно сделать, это ужалить его. Я допрошу его и выясню, что он знает о колдуне, короле, и любых планах, к которым он может быть причастным.

У меня перестают работать легкие.

– Ты хочешь, чтобы я погрузила его в сон? – паника волной накрывает меня там, где несколько минут назад теплилась надежда. Я не хочу снова жалить его, я уже сейчас чувствую себя ужасно из-за тех раз, когда я сделала это.

– Ты же не отправишь его в Белладому? – я не могу представить себе Рена так далеко.

– Конечно. Ты не можешь верить в то, что он захочет остаться рядом с тобой, когда он узнает, кто ты, ведь так?

Я могу. Я верю. Из всех людей, мне нужно, чтобы Рен верил в меня, какую бы форму я не приняла. Это тайное желание моего сердца, которое я едва ли осмелюсь произнести. Я бледнею.

– Ты веришь? – он берет мой подбородок в свои руки, сильней, чем обычно. – Сколько раз мне нужно сказать тебе, Кимера: ни один человек никогда не будет тебе доверять. Принимать тебя. Или любить тебя. Не так, как я. Я единственный, потому что я создал тебя. Они убьют тебя, как только посмотрят на тебя.

Я выдергиваю свой подбородок из его руки.

– Рен не убьет. Он расстроен, потому что увидел, что я забрала того ребенка, но когда он все узнает, он поймет. Я знаю, что он поймет! Он поможет, потому что я уверена, что он никак не связан с колдуном!

Я встаю, все мое тело трясется.

Отец складывает свои руки на груди и смотрит мне глубоко в глаза.

– Нет, Ким. Он не поймет. Он будет тебя ненавидеть. Он уже ненавидит тебя.

– Нет! – кричу я, пинком опрокидывая стул и изгоняя остатки разума из головы Пиппы. Затем я делаю единственное, что могу.

Бегу.

Единственная мысль, занимающая мою голову, это как сильно я не хочу быть рядом с Отцом. Как сильно я хочу увидеть Рена. Не обращая внимание на дневной свет и на возражения Отца, я бросаюсь в направлении тропинки ведущую через живую изгородь.

Сегодня воздух прохладней, но все мое тело горит огнем от плохого предчувствия. Отец не может быть рад. Рен не ненавидит меня! Я люблю его. Я сделаю все, чтобы оправдать себя в его глазах. Я все ему объясню. Я извинюсь за то, что так долго не рассказывала ему. Он поймет. Он должен.

Я признаюсь, что спасла Делию. Я жалею, что отдала ее Дэреллу, чтобы отправить ее в Белладому. Мне следовало вместо этого отдать ее Рену. Но я позволила ревности затуманить мой взор и сделала не правильный выбор. В любом случае Рен должен почувствовать облегчение от того, что она спасена и находится в счастливом месте. Ему не придется больше волноваться, даже если он скучает по ней. Возможно, однажды мы сможем ее навестить.

Надежда поддерживает меня, когда я вырываюсь из живой изгороди и захожу в лес. Я откидываю назад свой плащ и порхаю между деревьями. Когда в поле зрения появляется дорога, я оборачиваю плащ вокруг своего тела, накидывая капюшон поверх головы, и закручиваю хвост вокруг бедра. Никто не помешает мне найти Рена. Ни Отец, ни городская стража.

Я бы хотела полететь, но не могу так рисковать в дневное время.

Солнце высоко и по моей спине струйками стекает пот, когда я прохожу мимо других путешественников. Я даже не взглянула на них второй раз. Мои мысли сфокусированы на одном.

К тому времени, когда я оказываюсь около ворот, я понимаю, что у меня могут возникнуть проблемы с тем, чтобы попасть в Брайер. Оказывается, стражники останавливают каждого. И я точно не буду исключением. Я сворачиваю в лес и, виляя между деревьями, иду к стене в том месте, где она ближе всего к кромке леса. Закрывая глаза, я прислушиваюсь к звукам стражников на парапете сверху. Глухой шум доносится откуда-то из недосягаемости. Когда ближайший стражник исчезает из виду, я забираюсь по камням используя когти. Сейчас я должна быть более незаметной, чем ночью. Я добираюсь до верха и спрыгиваю на ближайшее дерево. Весь город оживленно движется. Я не уверена, что с этим делать. Это совсем не то, что тихий, спящий город, в который я влюбилась.

Мне придется найти дорогу к Рену. Извиниться, объяснить. Я должна увидеть его.

Я падаю с дерева на все четыре конечности и припадаю к земле во дворе у дома. Мальчик смотрит на меня широкими глазами через заднее окно.

– Мама, посмотри! – ребенок указывает на меня, и я замираю. – В нашем дворе девочка!

Я вырываюсь на улицу и наталкиваюсь на толпу людей. Их так много. Молодые, старые, среднего возраста. Разные цвета их одежды вращаются вокруг меня полосками красного, синего, зеленого и коричневого цветов. Все они разговаривают или двигаются или создают шум. Столько шума! Я еще никогда раньше не слышала столько всего в один момент времени. Это тот самый приглушенный шум, который я заметила из лесу, это настоящая какофония. Я захлопываю уши руками и сгибаюсь до самой земли. Так громко, что мне больно. Я не могу это выносить. Мне хочется свернуться и раствориться в земле. Вместо этого об меня спотыкается женщина, ее нога попадает мне по ребрам, сбивая мне дыхание.

– Что ты делаешь, девочка? – У нее не такой спокойный голос, каким говорит Отец. Он грубый и… раздраженный. Вот правильное слово. Она несчастлива от того, что я мешаю ей пройти. Я отползаю в сторону под любопытными взглядами, пока она хмыкает и проходит мимо.

Здесь происходит столько всего одновременно, удивительно как люди могут это выдерживать. Мне хочется уйти обратно в лес, тихое место и спокойное щебетание зверей. Мои барабанные перепонки вот-вот взорвутся. Но мне нужно найти Рена. Я вскакиваю на ноги и, спотыкаясь, иду в толпу. Они толкаются, и меня отшвыривает назад.

– Эй!

– Смотри под ноги!

Я добираюсь до свободного от толпы места и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Ребро пульсирует у меня в груди. Я не имею понятия, где я. У меня не было времени, чтобы захватить карту Отца. Толпа развернула меня. Мне ужасно хочется улететь отсюда, только чтобы глотнуть свежего воздуха и побыть одной. Но я здесь чтобы найти Рена и пока я не найду его, я не уйду. Слезы щипят мне глаза, но я смахиваю их с ресниц.

Земля начинает дрожать, и я прижимаю свое тело к ближайшему зданию. Больше нет комфортных мне теней, где бы можно было спрятаться. Прямоугольный строй мужчин с мечами на поясах шагают по улицы. Они не смотрят на меня или на других толпящихся вокруг людей. У них есть цель, и они к ней движутся.

Это как раз то, что мне нужно. Целенаправленно двигаться. Я делаю глубокий успокаивающий вдох и снова вышагиваю на улицу, следую за стражей. Они знают куда идут, и люди расступаются, чтобы дать им пройти, сразу же заполняя свободное место после них. Следовать за ними не так просто как я надеялась. Это как плыть против течения. Я должна пройти через это. У меня потеют руки, и я с трудом могу держать свой плащ завернутым. Каждые несколько минут мой капюшон сползает с головы, и я останавливаюсь, чтобы поправить его, только чтобы следующая повозка или человек снова сбили его. Проходя через такое большое количество потных людей, я начинаю чувствовать себя грязной, и меня начинает тошнить.

К тому времени, когда я догоняю стражников, мое тело начинает трясти, и я уверена, что меня сейчас вырвет.

– Ким!

Мы дошли до маленькой площади с фонтаном. Нашим фонтаном. Рен сидит на другом краю и машет. Он не зол. Я чувствую такое облегчение, что могла бы заплакать.

Перед тем как я успеваю побежать к нему навстречу, все мое тело леденеет от тоненького голоска.

– Мама, что это?

Маленькая девочка указывает на меня пальцем. Ее мама охает.

У меня кружится голова. Я такая глупая. Моя кожа скользкая от пота – хвост соскользнул вниз по ноге и выглядывает из-под плаща. Из-за всей этой суматохи я не заметила.

Теперь Отец будет еще больше зол на меня. Я снова поворачиваюсь к Рену. Он машет все медленней и растерянно наклоняет голову. На его лице не отражается никаких признаков вчерашней ярости. Неужели он уже прости меня?

Сзади меня хватают чьи-то руки, срывая мой плащ. Стремительным потоком прохладный воздух обвевает мои крылья.

– Чудовище! – кричат две женщины, держащие мой плащ.

– Нет, – бормочу я, прижимая руки к ушам. Я не монстр. Колдун монстр. А я гибрид. Я здесь, чтобы спасти этих людей от колдуна.

– Чудовище! Чудовище! – Проносятся крики по толпе, и все глаза устремлены на меня. Чьи-то руки сковывают мои запястья.

– Чудовище! Сжечь ее!

Сжечь? О, Отец, как я ошибалась! Они такие же ужасные как ты и говорил!

– Нет! – кричу я, извиваясь чтобы стряхнуть с себя тех, кто удерживает меня. В процессе я жалю двух мужчин, и они как монеты падают в фонтан. Я больше не могу сдерживать слезы. Я последний раз бросаю взгляд на Рена.

На его лице читается шок. Недоверие наполняет его прекрасные карие глаза. Даже он считает меня монстром. Инстинкт это все что от меня осталось, все, что я чувствую. Все что имеет значение.

Я раскрываю крылья на полную длину, готовясь взлететь и оставить эту кричащую массу людей – и Рена – далеко позади.

Но раньше, чем я успеваю взлететь в воздух и обезопасить себя, что-то твердое соединяется с моим затылком и все ускользает в темноту.

МОЯ ГОЛОВА ЛЕЖИТ НА ЧЕМ-ТО, ЧТО ПОКАЛЫВАЕТ МНЕ ЩЕКУ. Когда я вскакиваю, это что-то к ней прилипает. Я смахиваю его с лица – сено. Я в темной комнате с одной дверью и земляным полом, беспорядочно устеленным пучками сена.

Они поймали меня. Я не была достаточно осторожна, я не достаточно внимательно слушала предостережения Отца. Я позволила себе потерять бдительность, теперь я здесь. Где бы ни было это здесь.

Как долго я была без сознания? Если уже прошел день, Отец будет волноваться. Если больше, он будет вне себя. Я была такой глупой! Как я могла позволить себя поймать? И что, должно быть, Рен думает обо мне? Обнаружив, кто я таким образом? Мне очень нужно объясниться перед ним.

Я кладу голову на пол, позволяя холоду проникнуть в мою кожу и охладить жар на щеках.

Затылок болит, но у меня нет времени думать об этом. Я должна бежать. Я должна спасать девочек, или вся работа Отца окажется бесполезной.

Моя рука взлетает к горлу. Черный атласный шарф, который Отец подарил мне до сих пор на шее. Рукава достаточно длинные, чтобы прикрывать и руки из разных кусочков кожи. Они могли не увидеть болты и разноцветную кожу. Еще есть надежда, что мне удастся убедить их, что я гибрид. Существо, которое, как они думают, давным-давно вымерло.

Что еще я могу сделать, чтобы не прокладывать путь через людей? Причинение вреда не рассматривается.

Может быть, я могу их убедить отпустить меня?

Сотни «может быть» и «что если» витают у меня в голове.

Ручка на двери моей камеры поворачивается и издает скрип. Ровно за две секунды я оказываюсь на ногах. Так даже лучше. Когда стражник войдет, я одолею его – должно быть легко, если он один – и вернусь к Отцу как можно быстрей. Не важно, увидят ли люди города, как я лечу; они уже и так знают о моих крыльях.

Надеюсь только, что они не подумали, что я как-то связана с Отцом. Он сказал, они не доверяют его науке. Если они обнаружат, что он создал меня…

Еще один поворот ручки и дверь медленно открывается. Я жду стоя за ней, готовая атаковать.

Голова Рена заглядывает в комнату. У меня перехватывает дыхание. Я убираю когти и заворачиваю хвост вокруг ноги.

– Ким, – говорит он, увидев меня, стоящей позади двери застывшую от удивления.

Мир замирает на своей оси. Никто из нас не может пошевелиться. Никто из нас не осмеливается вдохнуть. Я так ошарашена, что не могу даже дрожать. Неужели он пришел сюда, чтобы убить меня? Неужели они поручили ему сделать это?

– Все хорошо. – Он понижает голос, закрывая дверь позади себя, и земля снова начинает вращаться. – Послушай, горожане думают, что это ты та, кто похищает девочек.

У меня вспыхивает лицо. Я не могу встретиться с ним взглядом. Он продолжает стоять на другой стороне маленькой комнаты. Страх парит в воздухе между нами, угрожая захлестнуть нас обоих.

– Я не понимаю этого. – Морщась, он жестом указывает на мои крылья. – Но я не могу поверить, что ты бы причинила кому-нибудь вред. Я действительно думал, что знаю тебя. – Он огорченно хмурится.

Я молчу. Рен разговаривает так, словно не помнит о той ночи, когда он застал, как я забираю девочку – как будто он своими глазами не видел, как я делаю как раз то, чего так боится городской народ. Как такое возможно? Выражение его лица в момент, когда он поймал меня, промелькнуло у меня в голове, и я вся сжимаюсь. Нет, если бы он помнил, он бы не защищал меня. Вопрос в том, почему он не помнит?

– Ким, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Я отчаянно желаю спросить его о нашем последнем разговоре, но придерживаю язык за зубами.

– Как долго я здесь нахожусь? – говорю я вместо этого.

– Полтора дня, – он смущенно переносит свой вес на другую ногу.

– Они позволили тебе войти сюда? – признаюсь, я думала меня будут более тщательно охранять.

Рен криво улыбается и складывает руки на груди.

– Я подождал, пока стемнеет и проник внутрь. Ранее я слышал, как они говорили на площади. Я… я не могу позволить им сделать… что они хотят сделать с тобой.

Кожу закололо маленькими ледяными иголочками.

– Что? Что они хотят сделать?

Рен отводит взгляд.

– Это не важно. Я вытащу тебя отсюда. Ты будешь спасена.

Ко мне возвращаются крики из толпы: Чудовище! Сжечь ее! Сжечь чудовище!

– Они хотят сжечь меня, – шепчу я. Отец был прав. Почему я вообще усомнилась в нем? Если он был прав о них, мог ли он быть прав и о Рене тоже? Если я напомню ему о том, что я сделала, что я спасаю девочек, захочет ли он тоже меня сжечь? Или мне следует принять его потерю памяти как помилование и продолжать лгать?

– Они этого не сделают. Но мне нужно сначала тебя кое о чем спросить. – Рен делает паузу, так сильно хватаясь руками за локти, что костяшки его рук побелели. – Кто ты?

У меня екает сердце от искорки страха застывшей в его глазах. Может он и не помнит последнюю ночь, но я все равно его потеряла.

Мой мозг цепляется за ответ, который я приготовилась сказать ему, если бы он когда-нибудь случайно увидел меня в моем истинном обличии.

– Там, откуда я прибыла, до сих пор есть гибриды. Я знаю, ты не веришь, что они до сих пор существуют, но ты не прав. И я тому доказательство.

Глаза Рена расширяются.

– Но где?

– Я не могу рассказать тебе, – в этом месте я немного запинаюсь. Я никогда не заходила так далеко в своих мыслях. – Для их защиты, понимаешь.

Рен проводит рукой по волосам и качает головой.

– Думаю, я не могу упрекать тебя за желание сохранить в секрете расположение твоей семьи. Не после всего этого.

Комнату наполняет неловкая тишина.

– Но зачем ты пришла в Брайер? – наконец спрашивает Рен.

– Любопытство, эта часть всегда была правдой, – говорю я. – Мне очень хотелось узнать о людях, и я не могла упустить возможность изучить Брайер с тобой. Если ты помнишь, я пыталась первое время избегать тебя.

Он грустно улыбается.

– А я довольно настойчиво хотел познакомиться с тобой, не так ли?

Все что я могу это сглотнуть комок в горле.

Рен двигается в сторону двери, затем что-то протягивает мне.

– Вот, тебе понадобится это.

Мой плащ. Я даже не заметила раньше, что он принес его.

– Спасибо, – говорю я, накидывая его на плечи.

– Пойдем, я выведу тебя отсюда.

На цыпочках мы выходим из комнаты. В коридоре на столе кучей лежит стражник. Я бросаю Рену вопросительный взгляд, и он отвечает, самодовольно улыбаясь.

– Бутылка рома, приправленная сильным снотворным. Каждый раз срабатывает.

Он проводит меня по нескольким коридорам и, в конце концов, наружу в приветливую темноту. Ощущение как будто я попала домой. Брайер был мне совсем чужим в дневное время.

– Давай, – говорит он, – беги.

Я больше не могу молчать.

– Рен, почему ты это делаешь? Почему ты не ненавидишь меня как все в Брайере?

У меня неожиданно краснеет лицо и начинает щипать глаза. Пока он не отвечает, я не дышу.

– Потому что я знаю тебя.

Давление на глаза все сильней, и они уже горят.

– Я не пугаю тебя?

Он нервно смеется.

– Честно? Да. Но я не могу судить тебя за то, что ты скрывала правду. Я бы сделал то же самое на твоем месте.

От смущения у меня начинает болеть голова.

– Но что…

– Тсс! Кто-то идет! – шепчет он. – Иди! Сейчас!

Он толкает меня в сторону переулка, и я убегаю быстро и отчаянно, преследуемая только своими вопросами.

У ОТЦА, ДОЛЖНО БЫТЬ, ДУША НЕ НА МЕСТЕ. Я УЖАСНО СЕБЯ ЧУВСТВУЮ ОТ ТОГО, ЧТО СОМНЕВАЛАСЬ В НЕМ, и так сильно отошла от своей миссии. Но я не могу вернуться домой. Не сейчас. Я не могу избавиться от чувства тревоги, которое чувствую, думая о том, что Отец увезет отсюда Рена. Иногда я думаю, может быть, Отец немного ошибается. Может ли он быть неправ. Хотя он оказался прав по поводу жителей Брайера – они боятся меня, ненавидят.

В предрассветные утренние часы я добираюсь до реки. Наблюдая за первыми проблесками утреннего солнца, я болтаю ногами в воде и надеюсь, что появится Бату. Он единственный, кто ожидает от меня, что я буду… просто я. В этом я не разочарую. Не так как я разочаровала Отца и Рена.

Их расстроенные лица преследуют меня в мыслях, не смотря на цветы и растения на берегу реки.

Мои мысли все время возвращаются к Рену и его необъяснимому прощению. Что могло случиться? Неужели колдун наложил на него заклинание. Но зачем колдуну делать так, чтобы он забыл, что я сделала? Если только это не единственное воспоминание, которое он забыл…

Неожиданно меня ошарашивает ужасная мысль. Рен не помнил ничего в первый раз, когда я ужалила его, и теперь, после того, как я ужалила его второй раз, его память затуманена снова. Девочки некогда не помнят меня или как они попадают к нам в дом. Стражники все время выглядят шокированными, когда видят меня в моем чудовищном обличии, даже когда я жалю их несколько ночей подряд.

Это я.

Мое жало это единственное, что объединяет все эти вещи. Яд, он не только усыпляет людей, он, должно быть, также заставляет их все забыть.

Меня трясет. Почему Отец никогда не рассказывал мне этого? Знал ли он вообще об этом или это непредвиденный побочный эффект?

Я расстроено закапываю свои руки в мшистый берег. Что я могу сделать с этим? Ничего. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить то, кем я являюсь. И это тоже часть меня.

Я чую дракона еще до того, как успеваю увидеть – влажный, с легким привкусом металла, запах ни с чем не спутаешь. Он появляется все таким же великолепным, как и обычно. Сверкающие чешуйки, отражающие солнечный свет как маленькие призмы и огромные кожаные крылья, хлопающие, пока он пытается сориентироваться. Золотые глаза на его царственной морде смотрят на меня с любовью.

Я не понимаю, как путешествуют драконы, но мне нравится наблюдать эффект. Определенно не вся магия может быть злой, если из нее сделаны драконы. Сестра. Он выдыхает в моем направлении, опуская морду до моего уровня.

– Я рада, что ты нашел меня сегодня, – шепчу я. – Люди Брайера ненавидят меня. О, люди склонны бояться того, чего не понимают.

– Это как раз то, что говорит Отец, – говорю я несчастным голосом. – Но я думала, что он неправ. Мы спасаем девочек от колдуна, но королевский посланник, друг, поймал меня в городе. Отец сказал мне принести его домой, чтобы мы могли выяснить, что король знает о перемещениях колдуна, но потом он бы увез его далеко от Брайера. Я не могу этого вынести, поэтому я пошла в Брайер в дневное время, чтобы найти своего друга и…

Слезы хлынули рекой и голос пропал.

И люди поймали тебя.

Я могу только кивнуть. Бату трется об меня своей мордой, подбадривая. Ты сбежала?

– Да, мой друг помог мне. Он не помнит предыдущую ночь.

Бату фыркает, видимо обдумывая мои слова. Это очень странно. Если бы я не знала наверняка, я бы подумала, что Бату хмурится, но он больше ничего не говорит. Открытие о моем яде еще такое свежее, что я едва могу поверить в него, поэтому я умалчиваю о нем. Пока.

Я снова усаживаюсь на берег, наблюдая за потоками бурлящей воды.

– Я должна вернуться домой, но я не могу избавиться от ощущения, что… я не знаю, что это. Это плохое чувство каждый раз, когда я думаю о доме. Возможно, тебе стоит прислушаться к нему. Твое подсознание может знать больше, чем ты себе представляешь.

Что-то прячется за словами дракона. Внезапно меня омывает волна страха и волнения, не принадлежащая мне. Она задерживается во мне дольше, чем я хотела бы.

– Я не могу оставить Отца. Я все, что у него осталось, и он стольким пожертвовал ради меня. Мне придется увидеться с ним снова. Я скучаю по нему.

Бату понимающе вздыхает. Это не единственный твой дом. Если тебе будет нужно, мое гнездо будет открыто для тебя, сестра.

– Спасибо. Ты не думала, что это плохое предчувствие может быть связано с твоим Отцом? В конце концов, ты возвращаешься к нему.

– Моим Отцом? – говорю я, сглатывая неожиданное чувство дискомфорта, последовавшее за этим предположением. Он не вел себя странно последнее время? Не мог ли он быть околдован колдуном? Твои животные чувства могли уловить это, так как не может человеческий взгляд.

– Нет никого, кто был бы с меньшей вероятностью околдован колдуном, чем мой отец. Он никогда не ходит рядом с Брайером, и изредка уезжает на передвижные рынки. – Пока я произношу это настолько уверенно насколько могу, я не могу не думать о том, что Отец последнее время был со мной более вспыльчивым, чем обычно. И более скрытным, чем когда-либо. Я не могу отрицать, что то неприятное чувство, что что-то не так следует за мной по пятам. Открытие, что мой яд забирает память, делает только все еще хуже. Отец такой внимательный и умный, что он должен был знать. Тот факт, что он это утаил от меня, сильно волнует меня.

Еще до того как Бату успевает ответить, ужасный вопль пронизывает весь лес. За секунды я оказываюсь на ногах. Я должен уходить. Дракон начинает мерцать и постепенно исчезать. Пока, сестра.