Текст книги "Чудовище (ЛП)"

Автор книги: Марси Кейт Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Обычно не спасти одну девочку за ночь было бы непростительно, но я должна убедиться, что мы не совершили ужасную ошибку. Я не могу забрать еще одну девочку из Брайера, пока не поговорю с Отцом.

Во время тумана мне нужна какая-то возвышенность чтобы сориентироваться. Я перепрыгиваю на крышу высокого здания рядом со мной и рассматриваю город. Я убежала от Рена на запад; если пойти на восток, то это приведет меня снова к фонтану. Пока я рассматриваю город, я издалека замечаю верхушку счастливого ангелочка. Я взлетаю, скользя над крышами, и рассекаю воздух по направлению к своему дому и ответам.

– Отец, Отец, проснись, – говорю я, тряся его за плечо. Мой голос срывается в сонной тишине его комнаты. Наконец он шевелится.

– Хм? Что? – Увидев мое лицо, он встает. – Ким, что ради Бога произошло? Ты выглядишь так, как будто увидела саму смерть!

Я начинаю рыдать навзрыд. Отец кладет вокруг меня свои руки.

– Моя дорогая, что случилось? Расскажи мне!

Я отстраняюсь и сажусь на край кровати. Ночной колпак Отца свисает на бок над его обеспокоенным лицом. Он не выглядит как кто-то, кто вынашивал бы колдовские планы, неосознанно или осознанно. Он выглядит как мой добрый и очень обеспокоенный папа. С чего мне вообще начать?

– Думаю, мы совершили ужасную ошибку.

У него отпадает челюсть, но я продолжаю, испугавшись что если я не выдам все это сейчас, я никогда не найду правильные слова.

– Тюрьма на карте – я не думаю что это на самом деле вообще тюрьма. Я думаю… я думаю это больница. Брайерская больница. На этот раз колдун не забирает девочек, это только мы. Только я.

Я пристально смотрю на доски пола, у меня в ушах стучит пульс. Если Отец в этом замешан, боюсь, он будет в бешенстве. Если нет, он будет разочарован во мне за то, что я не поняла этого раньше.

Когда он, наконец, начинает говорить, голос Отца низкий и успокаивающий.

– Ким, что заставляет тебя так думать?

У меня сбивается дыхание в груди. Я не должна рассказывать Отцу о Рене.

– Я услышала, как люди говорили о больнице. – Вру я, дрожащим голосом. – Они были рядом и указывали на тюрьму, называя ее больницей. Могли мы перепутать место? Это возможно?

Отец берет мое лицо в обе свои руки. Прохладное спокойное чувство зарождается и разливается по моим конечностям.

– Нет, дорогая, это не возможно. Место, которое я указал тебе это не больница; это, несомненно, тюрьма колдуна. Он забирает девочек, а мы освобождаем их. Так было всегда. Доверься мне.

Я доверяю. Я полностью доверяю Отцу. О чем я так сильно волновалась, что в такой манере бросила Рена? Теперь причина в недосягаемости, ускользая дальше с каждой секундой.

– Теперь поспи немного и забудь все о больнице.

Ладони Отца на моих щеках вдруг становятся теплыми. На меня обрушивается сильная усталость.

– Забыть о чем? – говорю я, пытаясь уловить нить разговора.

– Вот и я об этом. – Улыбается он. – Утром все станет ясней.

Он отпускает меня и я, спотыкаясь, бреду в свою комнату. Да, Отец прав. Я должна спать. Я полностью изнурила себя.

Завтра будет новый день. Завтра все будет иметь смысл.

НОЧЬ, ПОВЕДЕННАЯ С СЕМЬЕЙ РЕНА, НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НЕ ДАЕТ МНЕ ПОКОЯ. Этот мужчина, Оливер, старше и седее, но это, несомненно, тот же самый человек из видения о розовом саде дворца.

Прежняя я знала его, но кем он мне был? Садовником, с которым я дружила, и который показывал мне розы? Когда я закрываю глаза, я все еще могу чувствовать доверие и теплоту того воспоминания, и не могу не думать, что там есть что-то еще.

Я сегодня слишком долго задержалась в постели, глядя на солнце, заглядывающее через мои занавески, со всеми этими вопросами, которые мучают меня. Помимо всего остального одна вещь беспокоит меня больше всего.

Отца не было ни в одном из этих видений.

Рен, Оливер, женщина в голубом, и маленькая светловолосая девочка, но не Отец.

Он убеждает меня, что это не воспоминания, а только путаница моего подсознания соединяющего разбросанные кусочки памяти с настоящим. И все равно каждое из них все больше обескураживает меня.

Когда я, наконец, захожу в кухню, Отец со вздохом закрывает книгу.

– Моя дорогая девочка, что случилось? Ты в порядке?

Я проклинаю эти ужасные раздумья, которые так легко проявляются на моем лице. Я не хочу беспокоить его, но никогда не умела хорошо скрывать свои эмоции.

– Да, я в норме. – Я играю с корочкой хлеба. От смущения у меня сводит желудок. Я не уверена, что смогу сейчас удержать в себе пищу.

– Просто… – Как я могу сформулировать это так, чтобы он не заподозрил, что я общалась с людьми? Или, что у меня есть подтверждения этим видениям? Я определенно не могу рассказать ему, что встретила некоторых людей из этих видений.

– Иногда я слышу и вижу вещи. Когда я в городе. Они не всегда совпадают с тем, что я узнаю от тебя.

Я отрывают зубами кусочек хлеба. У него сужаются глаза.

– Ты говорила с кем-то в городе?

– Нет, конечно, нет! – Опять у меня в желудке появляется то неприятное чувство. Я роняю хлеб на пол. Пиппа подлетает, хватает его и улетает со своей наградой в свое гнездо на балках крыши.

– Что тревожит тебя?

Я кручу в руках торчащую нитку на своей юбке.

Ну, я видела женщину через кухонное окно. Когда я проходила она… положила в огонь полено. Я не поняла. Я никогда не видела, чтобы ты так делал.

И никогда в моих видениях не было никого, кто бы делал вещи, которые делает Отец. Ни соединял вместе животных, ни лечил одним только глотком лекарства, и не усыплял людей перемолотым порошком.

Он смеется.

– Моя дорогая, существует больше, чем только один способ разводить огонь. Мой способ может немного отличаться, но нет причин расстраиваться.

Он кладет руку на мою щеку и вдруг все мои опасения на счет огня и науки и магии растворяются. Его прикосновение всегда успокаивает. Глупо спрашивать, как он разводит огонь.

– Есть что-нибудь еще?

– Да. Несколько недель назад я слышала, как женщины говорили о тебе.

Он напрягается и мне становится интересно почему. Мог ли он знать тех женщин? – Из того, что они сказали, звучит так как будто ты знал короля. Ты знал?

Он вздыхает.

– Да, однажды знал.

Я ожидала, что он будет отрицать это. Что он скажет, что я не правильно все поняла.

– Почему ты не рассказал мне?

– Моя дорогая, боюсь, Король Оливер и я расстались не на совсем хорошей ноте.

Я вздрагиваю от упоминания имени короля. Оливер. Мужчину, который живет у Рена и его семьи зовут также. Может ли король действительно скрываться дома у Рена? Это бы объяснило его несчастное выражение лицо, когда он рассказывал о тяжелом положении короля.

Я немного падаю духом. Рен не достаточно доверяет мне, чтобы рассказать, кто такой Оливер на самом деле.

Но как я могла достаточно хорошо знать короля, чтобы он показывал мне розы в дворцовом саду? Возможно, Отец прав; мое сознание жестоко играет со мной.

– Мы не сошлись во мнениях касательно дела колдуна, и я мог сказать ему некоторые не очень приятные вещи.

Отец проводит рукой по своим седым волосам.

– Это не то, чем я горжусь, и по этой причине я больше не хожу в Брайер. Вот почему я не рассказал тебе. Ты задаешь так много вопросов, что я не мог подробно рассказать тебе о том, что я знаю короля и затем не рассказать, почему мы с ним не сотрудничаем.

Я беру Отца за руку.

– Я понимаю. Но я уверена, если ты просто пойдешь и поговоришь с Королем Оливером, он простит тебя. Мы могли бы достичь еще большего вместе.

Он роняет мою руку.

– Об этом не может быть и речи. Ты не знаешь, что предлагаешь.

Я помню тип лица Оливера, теплое как у Рена, но покрытое морщинами, как и у Отца. Я точно знаю что предлагаю.

– Почему? Он хотел сделать что-то, что ты не хотел? Или наоборот?

– Я закончил разговор на эту тему. Есть что-нибудь еще, что беспокоит тебя? – Лицо Отца стало напряженным и бледным. Его ссора с королем, должно быть, была очень серьезной для него, раз он так расстроился из-за одного или двух вопросов.

Я вспыхиваю.

– Да, Отец. – Меня столько всего беспокоит, что я не могу найти слов.

Он тяжело вздыхает и облокачивается на спинку кресла, скрестив руки.

– Иногда люди говорят о магии. – Я колеблюсь, это то, что беспокоит меня больше всего. – Я слышала, что мы не можем убить колдуна, если хотим жить. Что любой, кто его убьет, будет сожжен магией, которая освободится. Если только это не дракон или другой волшебник. – Я переплетаю свои руки под юбкой. – Но как это может быть? Разве ты не создал меня для того чтобы убить его? Такой у нас всегда был план, разве нет?

Отец вытягивается, чтобы снова коснуться моего лица, проводя большим пальцем по подбородку. Меня омывает волна спокойствия.

– О, Кимера, Я никогда не имел в виду, что ты должна убить колдуна. Мне еще нужно найти безопасный способ сделать это. Я создал тебя, чтобы остановить его. Это другое. Освобождая тех девочек и забирая их подальше от него, вот как ты остановишь колдуна.

Облегчение заполняет мое тело. Мне не нужно волноваться. Отец говорит правду. Теперь все стало гораздо понятней.

Кроме того, что Отец кажется теперь таким же взволнованным какой была я несколько минут назад. Я сжимаю его руку, отталкивая от своего лица.

– Ты уверен, что больше нет драконов как те, которые в моих книгах?

– Нет, больше нет. Колдун изловил их всех ради их магии. Иногда ходят слухи о них, но это все. Почему ты спрашиваешь?

Жар ползет по моим плечам и по шее, как будто он сожжет меня только за то, что я думаю о том, чтобы произнести те слова. У меня нет выбора, мне приходится хранить секрет Бату.

– Просто я поинтересовалась. Мне бы очень хотелось, встретить дракона. Их не так много, а таких как я еще меньше.

Отец убирает волосы с моего лица, пока я играю пальцами. Если я посмотрю ему в глаза, он узнает, что я что-то утаиваю от него.

– Это просто делает тебя особенной, – говорит он.

– Иногда мне хочется, чтобы я не была такой особенной. – Иногда, я жалею, что я больше не та, кем была раньше. Нормальная и любимая друзьями и семьей, а не существом, которое прячется в лесу и тайком пробирается в город по ночам. И в то же время, я так благодарна, что могу помогать этим девочкам, когда никто не мог помочь мне.

Он внимательно рассматривает меня с поднятыми бровями.

– Моя дорогая, я думаю нам нужно установить кое-какие новые основные правила для твоих визитов в город. Если ты столько всего слышишь и так сильно хочешь общаться с людьми, ты, должно быть, отклоняешься от того маршрута, который я спланировал. Он не проходит мимо никаких общественных заведений или других мест, где ты могла бы подслушать большие группы людей. – Он указывает на меня пальцем. – Ты по собственному желанию ходила и изучала Брайер.

Вся моя кожа с головы до хвоста становится красной. Я смотрю на пол.

– Да, Отец.

Он встает с кресла, трясясь от сдерживаемого гнева.

– Это должно прекратиться немедленно. Ты меня поняла?

Я киваю, не в силах встретиться с ним глазами. Стук моего сердца в груди отдает мне в уши.

Он снова берет меня за подбородок и приподнимает мою голову, заставляя меня посмотреть ему в лицо. Я хмурюсь.

– Ты уверена? Если люди узнают о тебе, это все испортит.

От его слов по моей спине пробегают мурашки. Неужели он знает, что я на самом деле делала? Может ли он знать?

– Отвечай!

Я подскакиваю от ярости в его голосе, в то время как по моим венам текут чувства вины и страха.

– Да, я поняла. Я больше не буду так делать. Обещаю. Я буду в точности следовать твоим указаниям.

Я сцепляю свои трясущиеся руки на коленях, так чтобы Отец не видел их.

– Лучше бы это было так. Если нет, ты поставишь крест на всех тех девочках в тюрьме. Не говоря уже о самой себе.

Он в гневе выходит из дома до того как я успеваю хотя бы попытаться произнести извинение.

Если я поступлю, как только что обещала, это означает, что я не могу нигде больше гулять с Реном. Кроме фонтана. Это по пути. Я могу встретить Рена только там.

Я вскидываю руки, прикрывая лицо, и встаю из кресла. Я вообще не должна видеться с Реном. Но я буду. Я ничего не могу с собой поделать.

Я бегу в двери, рассматривая удаляющуюся фигуру Отца, пока он идет к башне и своей лаборатории.

Я не могу не думать, не испортила ли я уже все своими действиями. Если бы я только никогда не отклонялась от своего пути и никогда не связывалась с Реном.

Но больше всего меня беспокоит то, что слишком много вещей не сходятся. Что если Отец не прав? О людях, обо мне, о моих воспоминаниях?

ИЗ-ЗА ЭТИХ МЫСЛЕЙ О ТОМ, ЧТО РЕН И ОЛИВЕР РАССКАЗАЛИ ПРО УБИЙСТВО колдунов и противоречий Отца в моей голове все смешалось в беспорядке. Я больше не знаю, что и думать. Может быть, они все ошибаются и правда находится где-то посередине?

Не смотря на мое обещание Отцу, сегодня я захожу в город по другой дороге. Брайер это загадочное место, и я еще раскрыла не все его секреты. Рен многое мне рассказал, но даже он не может знать всей правды. Я уверена, нам еще многое осталось раскрыть, что могло бы помочь нам, и возможно, могло бы помочь мне вспомнить мое прошлое.

Эту часть города еще не затронул терновый куст, но когда я приземляюсь на самой высокой крыше в этой части города, я вижу его на пути сюда. Медленно, но верно, ползущий вьюн движется. Каждую ночь, я проверяю его продвижение, и каждую ночь я расстраиваюсь, увидев фундамент еще одного здания вырванный из земли, или еще одну комнату дворца, превращенную в руины.

По ветру доносятся голоса. Женщины. И еще мужской голос, похожий на голос Отца. Мое лицо вспыхивает. Эти голоса очень оживленные и я думаю, возможно, они ругаются. Они доносятся до меня из длинного приземистого здания в конце переулка. Окна темные и местами провисает крыша. Я спрыгиваю со своего насеста и подползаю поближе. Может быть, комендантский час относится только к детям?

Заинтересовавшись, я облокачиваюсь о здание как раз под окном.

– Ты даже не знаешь, правда ли это, – говорит мужской голос. – Оставь это и сходи принеси мне еще бутылку эля, ок?

Женщина хмыкает.

– Я знаю это из достоверного источника, от моей двоюродной сестры, санитарки в больнице, которую закрыли на карантин. Каждое утро, когда она приходит на работу, еще одна девочка пропадает. Стражники просыпаются слабыми, не помня ничего о предыдущей ночи. Они либо умирают, либо кто-то забирает их. В любом случае, больница об этом умалчивает.

– Это то чудовище на дороге, – говорит мужской голос, но его слова сливаются и их сложно разобрать.

– Та девочка… с хвостом и с клыками… и… – За его словами следуют болтовня и хихиканье, но у меня леденеет сердце. В последний день моих тренировок я ужалила мужчину. Неужели это он?

– Почему бы тебе просто не присесть в том углу, Вильям? – говорит женщина. – Проспись, мальчик.

Еще больше людей говорят одновременно, но я выхватываю куски того, что они произносят.

– Это снова колдун, Марта, ты можешь на это рассчитывать, – говорит третий мужчина.

– Ну. И что вы с этим собираетесь делать мальчики, а? Просто позволить ему забрать наших девочек? – отвечает женщина.

– Если бы мы могли найти его, мы бы повесили бы его и оставили бы на съедение воронам.

Несколько мужских голосов отзываются на это, и затем превращаются в тихое бурчания.

– Я думаю это что-то другое, – прерывает другой мужчина. – Когда я был по делам в горах эти несколько недель, люди в деревне у подножия рассказывали о мужчине, который торгует живым товаром.

– О чем ты говоришь? – рявкает женщина.

– Человеческий товар, – говорит мужчина.

Комната затихает.

Человеческий товар? Что, черт возьми, это такое?

– Рабы? – Наконец, шепчет женщина.

– Точно. На этот раз все по-другому. Не то, что колдун делал раньше. Что-то изменилось. Я ставлю деньги на торговцев. И готов поспорить, что они живут среди нас.

– Джона Барри, это смешно. Никто в этом городе не стал бы этого делать. Кроме разве что Джимми Хилла, но только, если он по-настоящему пьян и отчаянно нуждается в монете. Кроме того, сейчас мирные времена. Кому бы он их продал?

Несколько голосов говорят одновременно, повышаясь до неразличимой какофонии. Я зажимаю уши руками, не желая больше слушать. От их разговора мне не по себе, что-то в их словах ворочает воспоминание, которое отказывается проявляться.

Я убегаю в тень, желая только найти покой, но и там его нет.

Колдун атакует со всех сторон. Так или иначе, он разрушит город. И его не может убить никто кроме другого колдуна. По крайней мере, никто кто хочет жить.

Я все еще не понимаю, почему Отец не рассказал мне об этом. Он заявляет, что причина в том что он не хочет, чтобы я так рисковала, но зачем тогда он наделил меня такими инструментами, чтобы оглушать, рвать и убивать? Зачем он учил меня как охотиться и быть незаметной, если не для того чтобы уничтожить нашего врага?

Поднимается ночной ветерок, заигрывая с моим плащом и локоном моих черных волос. Рен ждет меня у нашего фонтана. Я ужасно хочу пойти к нему. Но не думаю, что сегодня пойду. В моей голове сегодня такой беспорядок, а я не могу нормально думать в присутствии мальчика, который тайком таскает мне розы из королевского персонального сада.

Сегодня я спасу еще одну девочку и вернусь домой. Так будет лучше. Но только сегодня.

Я справляюсь со стражей в тюрьме раньше, чем обычно, и как можно быстрей ухожу с девочкой с непослушными каштановыми волосами. Я волнуюсь за стражников; у них тоже есть семьи? На что они согласны пойти, помогая колдуну? В тюрьме я всегда чувствую себя не комфортно, но становится все хуже. Только войдя в здание, я почувствовала, что мой желудок начало крутить в разные стороны. Что-то в этом месте не дает мне покоя, что-то, что я должна знать, не могу вспомнить что это, или хотя бы почему я чувствую так.

Неся свою ношу, я выхожу на аллею у фонтана с ангелочками и собираюсь бежать домой.

– Что ты делаешь?

Холодный ужас пронизывает мое сердце, и запах хлеба заставляет меня прирасти на месте.

Нет. Только не Рен. Не здесь, не сейчас.

Я прижимаю девочку без сознания ближе к своей груди и не оборачиваюсь. Он не может меня вот так увидеть. Инстинкт разрывает меня изнутри – улететь ли мне или ужалить его до того, как он обнаружит кто я? Если он узнает, что я забрала Делию из города, Рен возненавидит меня. Если он увидит что в моих руках, он может сделать такой вывод. Я сделала это, чтобы спасти ее, но он так сильно скучает по ней, что я сомневаюсь, что он поймет. Но до того как я принимаю решение, он делает выбор за меня. Он обходит меня; если я снова отвернусь, все станет слишком очевидно.

– Что…? – Он делает паузу на половине фразы, уставившись на волосы девочки, свисающие из-под моего плаща. Я догадываюсь, какие у него сейчас мысли в голове.

– Это не то, о чем ты думаешь, – пищу я. Каждая мышца в моем теле напряжена как лук. Мне нужно бежать. Сейчас. Он отодвигает мой плащ, чтобы открыть лицо девочки. Содрогаясь, он отскакивает назад. На его лице ужас, меняя его теплые черты в холодное выражение лица.

– Что ты делаешь в Брайере с дочерью мельника?

У меня краснеют щеки, и я прижимаю девочку крепче. Конечно, он ее знает. Возможно, он знает их всех. Также как возможно знал и меня.

– Клянусь жизнью. Это не то, о чем ты думаешь.

– Ты. – Он указывает на меня. – Ты работаешь на колдуна.

– Нет! – кричу я. – Я его ненавижу. Он все у меня забрал. Я работаю против него. Я спасаю ее!

Рен качает головой и ходит взад и вперед между стенами аллеи, задыхаясь от гнева.

– Нет, только колдун забирает девочек.

Леденящее чувство зарождается в основании моей спины, распространяясь по всему телу. Я не такая как колдун. Как он мог только подумать об этом?

– Рен, пожалуйста.

Осознание появляется на его лице, покрывая каждый сантиметр его кожи красным цветом ярости.

– Ты забрала Делию, – шепчет он.

Я не могу ответить. Я на самом деле забрала ее, но не так как думает Рен. Отвратительное леденящее чувство заползает мне в грудь и сворачивается под сердцем. Из этого не выбраться. Я не могу полностью все объяснить ему, не предав Отца.

Он хватает мою руку и сжимает.

– Где она?

Я пытаюсь стряхнуть ее, но он сильней, чем я ожидала. Что-то пугающее загорается в его глазах. У меня начинает болеть рука. От страха заполняющего меня изнутри меня трясет.

– Я спасла ей жизнь, – говорю я. – И я спасаю эту девочку, тоже. Сейчас отпусти меня.

Когда он отпускает мою руку и быстрым движением тянется за девочкой, зеленые чешуйки моего хвоста сверкают ослепительной дугой. Он отскакивает назад, страх и ненависть искажают его когда-то доброе лицо. За секунду его привычный запах превращается в запах подгоревшего тоста. Затем Рен уже лежит на земле, хватаясь за грудь. Я могу только смотреть в ужасе на то, что я сделала, снова, пока затухает огонь в его глазах.

С другого конца аллеи доносятся звуки шагов и голоса. Кто-то услышал, как мы ругались.

Я запрыгиваю на крышу, скользя по ним, пока не достигаю стен и улетаю, не боясь, что меня увидят люди.

Но чувство вины о том, что я сделала с Реном, и запоздалое чувство страха о том, что что-то не так, следует за мной всю дорогу до дома.