Текст книги "Александр III и двенадцатый век"

Автор книги: Маршал Балдуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Дальнейшее изменение старой общественной организации проистекало из продолжающегося подъема экономической жизни. Если, как сейчас полагают ученые, истоки средневекового экономического оживления можно проследить, по крайней мере, в X веке, то XI и XII века стали свидетелями его высшей точки. Население Западной Европы продолжало расти, торговля и промышленность – усиливаться, а новые городские и сельские общины умножались и укрупнялись. В течение XII века, а в некоторых случаях чуть ранее, многие городские общины стали выдвигать требования получения некоторого самоуправления. В зависимости от обстоятельств, такая ситуация способствовала усилению монархической власти. К этому можно добавить, что увеличение населения поставило перед Церковью проблему обеспечения значительного количества соответствующим образом подготовленных приходских священников для городов и сельской местности.

Европейская политическая жизнь того времени, когда Роландо стал кардиналом, определялась четырьмя государствами: Англией, Францией, Империей и Сицилией. Государства Иберийского полуострова, Северной и Восточной Европы или государства крестоносцев на Востоке, хотя и обладали определенным политическим весом, не играли ведущей роли в политике. Византийская империя, в правление умного и энергичного Мануила Комнина (1143-1180), однако, еще оставалась фактором, который следовало учитывать. Он стремился не только сохранить византийскую гегемонию в Восточном Средиземноморье, но и вернуть прежнее влияние Империи в делах Запада. С точки зрения пап, как, впрочем, и с византийской, отношения между Византией и Западом неизбежно затрагивали как религиозные, так и политические вопросы. Дипломатические действия всегда поднимали проблему религиозных отношений между Римом и Константинополем.

В формировании политики Папы по отношению к каждому из западных государств присутствовала общая цель – сохранение свободы действий духовной власти. Хотя процесс.развития духовенства в одном королевстве часто испытывал влияние от аналогичной ситуации в другом государстве, каждое из западноевропейских королевств представляло для Церкви отдельные проблемы в каждом конкретном случае. Особые отношения между Англией и Францией, например, являлись важным фактором в папской политике. Генрих II, король Англии (1154-1189), благодаря наследству, полученному от норманнской и анжуйской династий, и браку с Алиенорой Аквитанской, владел землями, которые охватывали практически всю западную половину Франции. Эта ситуация и ее политические последствия являются общеизвестными для изучающих английскую и французскую средневековую историю; менее исследованной представляется суть проблемы, созданной этой ситуацией для Церкви. Значительная часть французского духовенства находилась под политической – в XII веке это часто означало также церковную – юрисдикцией правителей Англии.

Германия, или Западная Римская империя, и Италия также создавали особые проблемы для пап. В X веке германские короли вновь установили свой контроль над Северной и Центральной Италией, в прежние времена осуществлявшийся Карлом Великим. Оттон I возродил Империю в 962 году, таким образом, установив особую связь между императором и Папой, которой не было в отношениях пап с другими европейскими правителями. В XI веке запрещение папы Григория VII производить светскую инвеституру и его последующая борьба с Генрихом IV поставили под сомнение хорошо установившуюся в Империи процедуру, на основании которой правители обеспечивали свой контроль над германскими епископами. Более того, такой контроль был жизненной необходимостью для Империи, где епископы по обычаю исполняли важные политические функции. Действительно, структура правительства, созданная императорами саксонской и салической династий в X и XI веках, была повреждена, и королевский контроль над Церковью, особенно над епископами, был оспорен. В целом, состояние Германии в середине XII века, сильно затронутой спором об инвеституре и гражданской войной, которую этот спор вызвал, ставило перед ее правителями огромную задачу по восстановлению государства, задачу более трудную, чем вражда с другими правителями. Эта проблема была осложнена сохранением имперской традиции, провозглашавшей притязания на Северную Италию.

В Северной Италии к середине XII века города, подобные Милану, Генуе, Павии и многим другим, развивались быстрыми темпами. Во время и после спора об инвеституре многие города освободились от политической власти своих епископов. Хотя они и соглашались принять имперский сюзеренитет, многие с неохотой признавали какое бы то ни было действительное ограничение их права самоуправления. Верность такому принципу, однако, разделяли не все, так как повсюду города соперничали друг с другом; при этом самые крупные города скорее искали поддержки Империи, чем боролись против нее. Двумя другими характерными чертами стали активизировавшееся участие в делах Италии Венеции, до тех пор державшейся в основном в стороне, и более активное вмешательство в итальянскую политику Византийской империи.

Границы итальянских земель, включающие папские государства, в XII веке не были четко определены. Главным спорным вопросом оставался вопрос о статусе земель, которые графиня Матильда Тосканская завещала Папе. Иннокентий II, в свою очередь, передал их императору Лотарю за денежное вознаграждение и на условиях возвращения их Святому Престолу по смерти императора. Кроме того, в отношении всей папской территории, оставался неясным вопрос о верховном суверенитете. Мог ли император пользоваться властью над этой областью, которой прежде обладали его предшественники в X и XI веках? Или папские земли должны были быть полностью независимыми?

Во времена политического давления с севера папы часто обращали свои взоры на Сицилию. В течение XII века это королевство, которое охватывало всю Италию южнее папских земель, с норманнскими королями и блестящим двором в Палермо, было одним из наиболее благоустроенных государств в Европе. Хотя формально оно являлось леном пап, его правителей едва ли можно назвать всегда лояльными вассалами. Северная граница с папскими землями была нестабильной из-за постоянно возникавших споров по вопросу о контроле над сицилийской Церковью. Короли требовали создания постоянного папского легатства и права на вмешательство в выборы епископов. Иннокентий II (1130-1143) отверг эти притязания, но Луций II (1144-1145) и Евгений III вследствие трудностей в Риме были настроены более лояльно. Последний утвердил легатство в 1148 году.

Отношения папства с Сицилией зависели не только от политики германских императоров, но также от позиции Византии. Что касается Германии, то сильная Сицилия угрожала ее интересам, а по мнению Византии норманнское государство узурпировало часть ее бывшей территории. Спорадическое сотрудничество между двумя империями, представлявшее наибольшую опасность для норманнского королевства, так же как и для папства, было одной из черт итальянской политики XII века.

Город Рим представляет собой особый случай. Не имея такого большого веса в сфере торговли и промышленности в Средние века, как некоторые из других североитальянских городов, Рим занимал уникальную позицию в политике, поскольку являлся постоянной резиденцией Папы. Необходимо добавить, что это было чрезвычайно выгодной позицией, так как постоянный поток пилигримов, просителей и прочих людей, ехавших со своими делами в Курию, создавал некий вид туризма огромного масштаба. Как и в других городах Италии, жители Рима питали надежды на установление независимости от Папы или, по крайней мере, некоторого самоуправления под его управлением. Подобно другим итальянским городам, Рим участвовал в периодических конфликтах со своими соседями. Однако, в отличие от других городов, Рим, будучи основанием Империи, никогда не забывал о своем древнем величии. На волне возрождения римского права в течение XII века римляне стремились восстановить в своем городе то, что, как они представляли, составляло их древнее право самоуправления.

Вопреки противодействию Папы Иннокентия II римляне в 1143 году официально объявили о создании республики и восстановлении сената. Двумя годами позже Евгений III согласился признать этот орган, когда его члены уступили по вопросу принятия папской инвеституры и признания папского агента, префекта, который просто игнорировал революционную республику. Таким образом, как раз тогда, когда Роландо только поступил на папскую службу, отношения между Папой и римской коммуной начали строиться на новом, но неустойчивом основании.

Действительно, незадолго до назначения Роландо эти отношения оказались сильно осложнены в результате действий Арнольда Брешианского. Первоначально реформатор и критик церковных злоупотреблений, Арнольд стал революционным агитатором. За подстрекательство граждан своего родного города против их епископа он был осужден на Латеранском Соборе в 1139 году и изгнан с территорий Италии и Франции. В 1146 году, проведя несколько месяцев в Швейцарии и Богемии, он предстал перед Папой в качестве раскаявшегося грешника. Папа даровал ему прощение и приказал исполнять наложенную епитимью в Риме. Однако в городе Арнольд вновь занялся агитацией. В разгаре революционной ситуации он начал настаивать на полной реставрации древнего римского управления. Арнольд зашел настолько далеко, что потребовал, чтобы Папа и духовенство были лишены своей собственности и какого-либо голоса в политических делах. Последующие волнения заставили Евгения покинуть город, переехав, вначале, в Трастевер (1146 год), а затем во Францию под предлогом консультаций о предстоящем Втором крестовом походе. Двумя годами позже он возвратился в Рим, привезя в свите Роландо, своего нового сотрудника из Пизы.

Папство заботилось не только о реальных делах, но также о политических идеях, особенно, касавшихся отношения духовной власти к мирской в новом возникающем политическом устройстве. Некоторые из этих теорий сохранились от более раннего времени; другие были разработаны в XII веке. В идеологической сфере 1140-е годы скорее явились периодом пересмотра былых представлений, нежели периодом твердых постановлений.

Этот век унаследовал в области религиозно-политической мысли широкие универсальные представления, которые были развиты веком ранее и которые, для их авторов в любом случае, подтверждала та ситуация в мире, какой они ее себе представляли. Средневековое общество пришло к тому состоянию, которое необходимо воспринимать как религиозно-политическое единство, содружество христианских государств. Это содружество создавалось, чтобы быть продолжением богоизбранного государства Израиля, и было посвящено цели вечного спасения для его граждан. В феодальную эпоху это представление получило персонализацию в форме теократической монархии. Император Карл Великий был «викарием Бога», правителем Божьего града на земле (отсюда понятие «политического августинианства»). Таким образом, правитель был королем и священником, rех еt sacerdos, которому иногда позволялось исполнять даже богослужебные функции.

Эта квазирелигиозная концепция королевской власти была широко распространена в Европе, но благодаря своим особым традициям, она затрагивала интересы Империи. Германские правители, которые владели большей частью Италии, были одновременно наследниками франков, прежде всего Карла Великого, и Древнего Рима. Императорская коронация Карла Великого сделала возможной эту связь идей. Реставрация Империи саксонской династией, главным образом в результате действий Оттона III, придавала особое значение римскому элементу. Соответственно, в задачу германских правителей входили стремления к универсализму. К XII веку консолидация других европейских королевств сделала имперский универсализм анахронизмом. Тем не менее остатки этой традиции сохранялись в сочинениях проимперски ориентированных мыслителей, и вместе с этой традицией сохранялось стремление достигнуть, по крайней мере, некоторого превосходства среди правителей того времени. Мера, в которой такие притязания могли влиять на действительную германскую политику, зависела от условий и даже в большей степени – от характера правителя.

С точки зрения мыслителей, настроенных в пользу папства, григорианская реформа и особенно драматическая борьба между Григорием VII и Генрихом IV подорвали позиции светской власти в христианском обществе, но не теократическую идею саму по себе. Таким образом, была подготовлена почва для концепции папской теократии вместо императорской. Это не подразумевает, что папы и епископы должны были подменить светских правителей. Скорее это означало, что под эгидой Папы должно быть создано новое содружество, в котором каждое государство жило бы своей собственной жизнью по собственным законам, в то время как религиозные принципы и каноническое право должны были занять свое место и, фактически, одухотворить все аспекты жизни общества. Цель, поэтому, была духовной, а не ради приобретения власти как таковой. Верховное положение Папы в этом «иерархическом» обществе было чрезвычайно важным, хотя характер политической власти, которой необходимо было наделить его, не был точно определен и являлся предметом споров. Следует помнить, что при обсуждении такого общества современная терминология не может точно сформулировать данную проблему. Едва ли правильно, например, говорить о вмешательстве Церкви в светские дела или vice versa[1]1
  Наоборот (лат.).


[Закрыть]. Вмешательство подразумевает действие какой-то внешней силы, и в контексте раннего периода средневековой истории ни светская сторона, ни духовная не были «внешними». В то время не существовало в современном понимании отдельных институтов «Церкви» и «государства».

В тот период времени, на который пришлось становление карьеры Роландо, позиция Церкви по отношению к мирским делам обсуждалась несколькими авторами-полемистами. Они разработали теорию «двух мечей», основанную на Новом Завете (Лука 22:38; Матф. 26:2). Эти «два меча», как мы полагаем, представляют духовные и светские полномочия, которые оба принадлежат Церкви. Светской властью Церковь пользуется не сама, ею обладают миряне, но только с согласия Церкви. Это подразумевает, что Церковь передает часть своих полномочий мирским властям.

В действительности в Средние века идея папизма не была полностью осуществлена, а в теории она не была полностью теократической. Представление о содружестве правительств под эгидой возрожденного папства не разделялось всеми. Ему противостояли имперские авторы, а также те, кто размышлял о природе королевской власти и для кого идея о псевдосакральном характере последней оставалась обоснованной. Важным для понимания карьеры папы Александра III является тот факт, что в течение его жизни перестановки в европейском обществе, которые были кратко описаны выше, изменили реальное положение Папы и императора в мире. Поэтому необходимо по-новому взглянуть на основания власти понтификов в делах мирян.

Во-первых, не представлялось более возможным рассматривать Империю действительно как представителя всего мира. Столкновение духовной организации с зародышем национальных государств и быстро усиливающимся процессом урбанизации поставило на повестку дня множество новых практических проблем. Во-вторых, в решении отдельных эмпирических проблем наиболее важный вклад внесла новая группа мыслителей, называемых канониками. Какую бы сторону в споре юрист-каноник ни принял, его подход к решению спора отличался от того, который демонстрировал публицист. Каноник мог разрабатывать общие теории, но его обычным полем деятельности была работа с отдельными делами. Он, по всей вероятности, также изучал римское право и поэтому сознавал юридический статус светской власти. Это не означает, что каноники XII века, Грациан и Роландо, имели какие-то сомнения в общем религиозном призвании общества. Скорее каноники изменили основания для дебатов. Если они и не создали обширных концепций, они все-таки внесли важный вклад в определение сферы применения обычной церковной юрисдикции по особым делам. Это достижение, являющееся менее ярким, но не менее важным, чем борьба глобальных теорий, разработанных публицистами, требовало продолжительной, кропотливой работы и внимания к деталям. Более того, оно требовало корректировки с учетом новых и необычных социальных и политических условий. Как каноник Александр III участвовал в этих обсуждениях, а как Папе ему предстояло внести большой вклад в это дело.

Глава II

Кардинал и канцлер

Роландо быстро поднялся по служебной лестнице в течение десятилетней работы в Курии. Папа Евгений III остался доволен его службой и пожаловал ему сначала должность кардинала-диакона в 1150 году, позднее, в 1151 году, кардинала-священника при церкви св. Марка, а 16 мая 1153 года – должность папского канцлера. Эти годы стали решающими не только для папства, они оказались весьма важными для всех государств Средиземноморья. Данный период стал временем принятия важных решений, забвения устоявшихся политических традиций и поиска новых, которые были необходимы, чтобы поспевать за всеми изменениями в отношении светской и церковной власти. Папство оказалось в водовороте светской политики. Кроме того, Папскому Престолу пришлось провести болезненную реорганизацию Церкви, оказавшейся необходимой в условиях становления новых взаимоотношений между Империей, Византией и Сицилией. В Курии оформились две группы: одна благоволила идее сохранения традиционного согласия с Империей, другая настаивала на формировании крепких связей с противником Империи, Сицилией. На заднем плане стояла Византия, все еще стремившаяся играть определенную роль в делах Запада.

Однако уже в течение нескольких лет, а в особенности во время Второго крестового похода, германский император Конрад III постепенно сближался с Мануилом Комнином, императором Византии. Они разделяли общую озабоченность амбициями короля Рожера II Сицилийского, главная цель которого заключалась в расширении своего государства за счет Центральной Италии и переносе границ королевства через Адриатическое море вплоть до греческого побережья. Греки и германцы поспешили заключить нечто вроде оборонительного союза. Со своей стороны Папа Евгений III, по всей видимости, надеялся, что подобный союз может также способствовать восстановлению хороших отношений между латинской и византийской Церквями.

В то же время, он также был взволнован нескрываемыми амбициями самого Мануила Комнина, желавшего восстановить влияние Византии в Южной Италии. Более того, папство настораживало то, что Конрад III, возвратившись из Святой земли, где он потерпел поражение, все меньше желал играть традиционную для германских императоров роль покровителя римской Церкви. Поэтому, когда в апреле 1149 года Рожер Сицилийский предложил Папе в качестве поддержки свои войска, чтобы тот мог вновь вступить в Рим, Евгений III принял эту помощь. Однако восстановление отношений с норманнами явилось лишь кратковременным изменением в папской дипломатии. Отношения с Сицилией вскоре ухудшились, и Папский Престол вернулся к традиционному курсу, направленному на поиск поддержки в Империи. Тем не менее папство постепенно сменило политическую ориентацию, и с этого времени при содействии просицилийской группы, в которую входил Роландо Бандинелли, новый курс сохранялся в Курии наравне с традиционным дипломатическим направлением, поддерживаемым сторонниками Империи. Последние доминировали, однако первые приобрели вес, когда на престол взошел преемник Конрада III, его племянник Фридрих Барбаросса.

Фридрих Барбаросса остается неоднозначной фигурой для историков и в настоящее время. Некоторым он представляется одним из замечательнейших средневековых германских правителей. По мнению других, Фридрих Барбаросса так и не смог стать великим германским королем, так как жаждал быть «Римским» императором. Первоначально историки полагали, что политические решения и действия, проводимые Фридрихом в отношении самой Германии, выгодно отличались от внутренней политики, которую отстаивали его современники, короли Франции и Англии, а затем они были представлены как неверные, недостаточные или чересчур консервативные.

Итальянские авантюры Фридриха также получили неоднозначную оценку. Часто они описывались как продуманные и реалистичные предприятия, и в то же время частью историков были охарактеризованы как величайшая ошибка его правления. Данная книга не ставит цель разрешить подобные вопросы, но их, по крайней мере, необходимо поднять и кратко рассмотреть, поскольку понимание целей и действий Папы Римского Александра III в значительной степени зависит от адекватной оценки политики Фридриха Барбароссы. Чтобы правильно оценивать действия великого императора из рода Гогенштауфенов, необходимо рассмотреть не только его собственное понимание имперских прерогатив, но также все те политические вопросы, которые ему приходилось решать.

Фридрих, как уже было сказано, являлся наследником двух освященных веками политических традиций. Во-первых, он чувствовал себя духовным потомком Карла Великого и франков. Задолго до его собственной коронации, regnum Francorum (королевство франков) стал imperium Teutonicorum (империей тевтонцев), хотя каролингская политическая традиция была сохранена и представлялась весьма выгодной энергичному и активному политику, каким был Фридрих I. Он полагал, что именно ему даровано то самое превосходство над другими европейскими королями, которое одно время было связано с именем Карла Великого. Фридрих считал справедливым установление имперского сюзеренитета над Римом и Северной Италией и восстановление особых прав, которыми ранее обладали франкские и саксонские императоры. Каролингская традиция также сохранила представление об императорской теократии, и христианском правителе как покровителе и защитнике Церкви и Папы Римского, который все еще являлся религиозной фигурой, rex et sacerdos, и в некотором смысле правителем мира.

Во-вторых, заметное влияние на понимание власти Фридрихом Барбароссой оказала римская традиция. Сохранившееся в XII веке римское право стало еще одним краеугольным камнем, упрочившим имперский статус германского короля. Поэтому Фридриха Барбароссу можно считать преемником Константина и Юстиниана в не меньшей степени, чем Карла Великого. Эти идеи, хотя и акцентировали внимание на Божественном происхождении императорской власти, по существу были идеями светскими, мирскими, и поэтому не находились в полной гармонии с псевдорелигиозным характером королевства, который представляла франкская традиция.

Представление Фридриха о собственных обязанностях, а также об обязанностях своих советников не всегда соотносилось с реалиями современной политики. Действительно, некоторые историки видят во Фридрихе практичного и реалистичного правителя, чьи изощренные теории были созданы специально, чтобы оправдать действия, предпринимаемые им в укреплении своей власти. Два подобных мероприятия, проведенные Фридрихом, особенно повлияли на его отношения с римским престолом.

Прежде всего, Фридрих рассматривал вопрос о значительных мерах, направленных на сохранение своего контроля над германской Церковью. Хотя реформа Григория VII оспорила королевское влияние на германский епископат, тесные связи Церкви со светской властью были сохранены. Конкордат, заключенный в 1122 г. в Вормсе (здесь его необходимо рассмотреть), явил собой некоторый компромисс, достигнутый церковной и светской властью, разрешив присутствие императора на выборах епископа. Конечно, Фридрих – и он не был единственным европейским правителем в этом отношении – наблюдал с некоторым опасением за увеличивавшейся властью Папы над германским духовенством, что органично вытекало из самого развития папской монархии и канонического права. Так, Фридрих пошел, например, на то, что в начале своего правления способствовал избранию Вихмана, епископа небольшой епархии в Цайце, на пост архиепископа Магдебургского. Поскольку данная ситуация требовала не только прямого вмешательства в процесс выборов, но и осуществления перевода священнослужителя из одной епархии в другую, действия Фридриха противоречили двум пунктам канонического права. В то время как Папа Евгений III высказал протест самовольному решению Фридриха, его преемник Анастасий IV оказался совершенно бессилен противостоять германскому императору и утвердил его решение.

Позиция Фридриха по отношению к Церкви создала много проблем германским епископам. В большей своей части они сохраняли свою преданность Папе Римскому и, благодаря эффективному папскому управлению, всегда осознавали форму и цели политики Святого Престола, оказываясь в большем подчинении ему сейчас, нежели в прежние времена. С другой стороны, как германцы и аристократы, которые социально и политически были близки своему господину, многие из них поддерживали Фридриха Барбароссу в его достойных, с их точки зрения, планах усиления монархии.

Другой проблемой, в центре которой также оказались вопросы взаимоотношений светской и церковной власти, стал итальянский вопрос. Историки прошлых поколений время от времени подвергали критике итальянскую политику Барбароссы, характеризуя ее как неоправданную и отжившую политику «империализма», как попытку возродить идеал Римской империи, которая, если она вообще когда-либо существовала в том виде, в каком Фридрих представлял ее себе, конечно же не могла быть воссоздана в XII веке. Подобные фантазии, как было доказано, приводили только к пустой трате ценных ресурсов страны, которые могли быть использованы лучше в самом германском государстве. Подобное критическое отношение со стороны исследователей ко многим аспектам политики Фридриха Барбароссы позднее сильно изменилось. Некоторые представители власти в настоящее время рассматривают итальянскую политику Гогенштауфенов как реалистичную, основанную на трезвой оценке условий, сложившихся в Европе в XII веке. В этом подходе также есть правда: Италия могла стать источником солидных доходов и явиться важным элементом в становлении сильного монархического государства к северу от Альп. Кроме того, германский император в своей политике должен был принимать во внимание интересы Византии, Норманнского королевства и Папы, а также североитальянских городов, не говоря уже о необходимом поддержании собственного престижа. Действительно, любой император, даже если он не желал отказываться совершенно от своих интересов в Средиземноморье – что вызвало бы катастрофическую потерю уважения, а также многих ощутимых преимуществ, важных для стабильного развития германского государства в XII веке – мог потерпеть поражение, столкнувшись с этими проблемами. Со своей стороны, такая участь могла ожидать и Папу.

Два дополнительных элемента в имперской политике Фридриха имели особое значение для папства. Во-первых, хотя император не провозглашал притязаний на установление суверенитета над европейскими королевствами, он не желал ограничиваться номинальным доминированием в Северной Италии и Риме. Во-вторых, император поддерживал традицию, на основании которой он должен был играть почетную роль в Церкви в качестве главного защитника Папы Римского. В то время как традиция провозглашала, что император становился таковым, только получая корону из рук Папы Римского, признавая тем самым, что законная светская власть может быть дарована лишь Богом, и, с другой стороны, при одобрении совета князей, Фридрих и определенное число его сторонников не желали следовать такой традиции; Фридрих I полагал, что его власть по существу совершенно независима от Папского Престола и должна быть признана еще до церемонии формальной коронации, которую проводил папа.

Таким был комплекс традиций, теорий и политической практики, которые унаследовал Фридрих и которые затрудняют оценку его деятельности и места в истории. Если в политике, проводившейся Курией, были колебания – и постепенная перегруппировка кардиналов по интересам свидетельствует об этом, – в германской канцелярии также были разные точки зрения на вопрос взаимоотношений светской и церковной властей. Как Империя, так и римский престол являли собой тесную связь с религиозно-политическими традициями, сложившимися в более раннее время, но сейчас они находились в противоречии со складывающимися новыми очертаниями в развитии европейских государств, с которыми они уже не могли гармонировать. Как Империи, так и римскому престолу служили умные и образованные люди, которые со всей очевидностью осознавали появление новых тенденций и сил. Более того, германский император был молод, ему было около 28 лет, когда 4 марта 1152 года германские князья признали его королем. Новый император стал очень энергичным правителем, что потребовало проявления значительной политической ловкости со стороны Курии, задачей которой теперь явилось стремление противостоять его амбициям.

Однако по целому ряду причин Фридрих нуждался в сотрудничестве с Папой в начале своего правления. Папа Евгений, со своей стороны, также желал обсуждать проблемы с избранным императором, не прибегая к взаимным угрозам. Поэтому он отправил свое посольство в Германию, приблизительно из семи кардиналов, в число которых входил Роландо, кардинал-священник церкви св. Марка. По-видимому, это было первое столь важное дипломатическое назначение для кардинала Роландо, и эта поездка к германскому императору стала первым из известных в его биографии путешествий через Альпы. Какую бы роль он ни играл на переговорах с императором, в целом миссия папы удалась, так как в марте 1153 года германский правитель поставил свою подпись под Констанцским конкордатом.

В соответствии с этим договором, избранный император обещал принудить граждан Рима признать папскую власть и подчиниться ей, не подписывать никаких договоров с Королевством Сицилия или с римлянами без согласия папы, не уступать побережье Византии и вторгнуться с военными силами, если последняя нападет на Италию. Как защитник Святого Престола он гарантировал защищать честь Папы и права и привилегии церкви святого Петра, заявив, что готов помочь в возвращении собственности римского престола. Таким образом, Папа Римский получил защиту от сицилийских претензий и римских республиканских устремлений. Более того, страх Папы, опасавшегося возобновления германо-византийского союза, подобного заключенному при Конраде III, который мог нанести папству какой-либо ущерб, также теперь был забыт.