Текст книги "Избранница ночи"

Автор книги: Марк Сиддонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава пятая

Хозяин ювелирной лавки, почтенный Сапар, зевнув, выглянул в окно. Было еще довольно рано, но рыночная площадь постепенно заполнялась народом. Хорошо бы сегодня продать хоть на десяток монет… Б последнее время торговля шла не очень-то бойко, много драгоценностей из последней партии еще не удалось распродать, а он уже заказал новый товар из Вендии.

Сапар отвернулся от окна и решил пока суть да дело освежиться кружечкой-другой сладкого вина. Он направился в глубь лавки к заветному шкафчику, но в это время стук колес повозки и храп лошадей заставили его обернуться. Неужели покупатель? Звякнувший колокольчик на двери подтвердил, что он не ошибся.

Через мгновение в лавку вошла высокая молодая женщина в дорогих одеждах, а следом за ней – плотного сложения человек с острой рыжеватой бородкой.

– А что, любезный,– слегка картавя, произнес бородатый,– найдется у тебя что-нибудь приличного для моей дочери?

Сапар оглядел вошедших.

«Наверное, из того каравана, что пришел вчера? – подумал он, глядя на белые тюрбаны, которые прикрывали головы мужчины и женщины, скорее девушки, так она была свежа и хороша собой.– Тогда эти люди не из бедных…»

Как будто в подтверждение его мыслей, картавый вытащил увесистый мешочек и огляделся вокруг.

– Мы не ошиблись? Это лавка почтенного Сапара? Мне сказали, что самые дорогие и лучшие украшения в городе можно найти именно у него.

– Ты не ошибаешься,– расплылся в улыбке хозяин, пожирая глазами дочь вошедшего. «Вот это красавица, не то что моя выдра…» – пронеслось у него в голове.– Самые лучшие камни продаются в моей лавке, можешь не сомневаться!

– Хм! – покрутил головой покупатель.– Мне надо что-нибудь исключительно хорошее, чтобы ни у кого больше не было такого украшения. Ну, ты понимаешь? – покровительственно улыбнулся он.– Хочу потратить монет двести-триста.

– Триста?! – У Сапара даже руки задрожали – на такую сумму у него не покупал даже наместник правителя Турана, он как-то заглянул в его лавку и остался в общем довольным товаром и обслуживанием.

– Может быть, и больше, но сомневаюсь, что здесь, в этом городке, может найтись что-нибудь достойное меня и моей дочери,– скривил губы в усмешке посетитель.

– Обижаешь, уважаемый! – Сапар с трудом сложил руки на животе – они прямо-таки ходили ходуном от предвкушения большого барыша.– У меня есть вещи, что могут стоить и несколько сотен!

– Но только, отец, не надо мне таких украшений, что мы видели в Аренджуне,– вдруг капризным голоском проговорила дочь картавого,– такими никого не удивишь, все при дворе их носят!

«При дворе! – чуть не задохнулся от волнения Сапар,– Повезло мне, вот повезло-то, побольше бы таких покупателей… Наверное, какой-нибудь посланник!»

– Есть вендийские камни: изумруды, сапфиры, гранаты – в отличных оправах, имеются изящные ожерелья, кольца, серьги, все самое лучшее.– Сапар открыл ключом, висевшим на поясе, шкафчик с драгоценностями и принялся выставлять на прилавок ящички и шкатулки.

– Вижу, что меня не обманули,– довольным тоном произнес покупатель, положив свой кожаный мешочек, с которого купец уже не сводил глаз.– Примерь, дорогая,– протянул он дочери серьги – огромные изумруды сверкали глубоким зеленым блеском в резной оправе.

– Настоящие вендийские,– осклабившись в почтительной улыбке, сообщил Сапар, мысленно уже пересыпая содержимое кожаного мешочка картавого в свой карман.

Красавица, однако, оказалась страшно капризной, и хозяин с ног сбился, вытаскивая все новые и новые украшения и помогая девушке примерять их. Сапар чуть не терял сознание от исходившего от девушки аромата и колыхания высокой груди под тонкой блузой. Трясущимися пальцами он надевал на точеную шею все новые и новые ожерелья, украдкой касаясь атласной кожи и не чуя под собой ног от восторга. Картавый тоже придирчиво рассматривал драгоценности, временами брезгливо отодвигая какие-то из них в сторону:

– Хорошие беру, плохие – нет!

Сапар раскраснелся и вспотел, угождая богатым покупателям; от неожиданно привалившей удачи и благосклонных улыбок, которыми щедро одаривала его красавица, у него слегка кружилась голова. Даже заглянувшему в лавку стражнику он просто сунул серебряный со словами: «Все в порядке, братец, иди пропусти кружечку, не мешай, тут такое дело…» Наконец покупатели выбрали ожерелье, серьги и несколько перстней. Самые дорогие, какие нашлись у Сапара. Хозяин, чуть не падая от радости, держал бронзовое зеркало перед капризной дочерью картавого, а та, улыбаясь, придирчиво рассматривала надетые на нее украшения.

– Пожалуй, это мне нравится,– наконец, надув губки, промурлыкала она.

– Хорошо, радость моя, ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать,– потянулся за мешочком картавый,– иди садись в карету, я расплачусь, а потом мы поедем к наместнику. Заждался нас, наверное, проходимец!

Девушка вышла, провожаемая умильным взглядом Сапара, совершенно потерявшего голову от всего происходящего.

– Чем не побалуешь, единственное ведь у меня сокровище,– подмигнул хозяину покупатель, развязывая мешочек, тесемка которого туго поддавалась его пальцам.– Восемьсот, говоришь?

– Восемьсот, восемьсот, почтеннейший,– чуть не приплясывая от радости и нетерпения, ответил хозяин,– как договори…

– Вот ты где, мошенник! – Грубый бас, раздавшийся вместе с треньканьем колокольчика, заставил Сапара подпрыгнуть на месте и обернуться.

Огромный детина, появившийся в лавке, указывал пальцем на картавого:

– Наконец-то я нашел тебя, шелудивый пес!

Он сделал пару шагов вперед, намереваясь схватить его за локоть, но обладатель куцей бородки ловко проскользнул под рукой гиганта и бросился к выходу.

– Как же? – залепетал Сапар, еще не понявший, что товар на восемьсот золотых рассеялся, словно дым от прошлогоднего костра.– Надо же сначала заплатить…

Он бросился за мошенником, но неуклюжий детина загородил весь проход, и не слишком расторопный Сапар уткнулся носом куда-то в пах гиганту.

– А-ааа-а!..– заорал хозяин, путаясь в складках его кафтана и уже чувствуя нутром, что совершил сегодня какую-то большую – очень большую! – ошибку.

Он наконец выпутался из складок платья верзилы и бросился к выходу. Вылетев на освещенную полуденным солнцем площадь, он принялся дико озираться по сторонам, однако тщетно: его придирчивых покупателей, разумеется, уже и след простыл.

«Мешочек-то он оставил…» – вдруг вспыхнувшая в голове мысль заставила Сапара сначала похолодеть, а потом с радостным воплем броситься обратно в лавку.

Гигант все еще стоял там, заложив руки за спину. Он встретил Сапара участливым вопросом:

– Неужели сбежал?

Тот, не отвечая, рванулся к забытому на прилавке мешочку и, трясущимися пальцами развязав тесемки, высыпал его содержимое. Дикий истошный вопль потряс помещение: рядом с лежавшими на прилавке самоцветами тускло поблескивала кучка потертых медяков – правда, весьма изрядная.

– Как же так? – едва не плача, повернулся он к огромному детине.

Тот участливо склонился к хозяину:

– Надо сообщить страже, пока мошенник далеко не ушел. Я сейчас найду стражников, а ты, любезный, убери от греха подальше свои драгоценности. Разложил, понимаешь! Ворья же вокруг немерено!

– Да, да,– горестно всхлипывая и все еще не в силах опомниться, Сапар схватился за свои ящички.

Он торопливо убрал драгоценности в шкаф, и в этот момент дверь отворилась.

– Спасибо за выпивку,– вошедший стражник, широко улыбаясь, почесывал щеку,– стаканчик вина, сам понимаешь, и охрана на высоте.

– На какой еще высоте? – пробормотал несчастный Сапар, глаза которого застилал темный туман отчаяния. Пожалуй, только в этот момент он окончательно понял, что его надули.– На какой еще высоте…– И лавку ювелира снова огласил дикий утробный вой несчастного торговца.

* * *

—…Самое главное, как понимаешь, уверенные манеры и богатая одежда,– учил Лабес, погоняя лошадей.– Ну и женщина, конечно, должна быть на высоте, такая, как ты,– усмехнулся он, но, подумав немного, добавил: – Хотя таких красивых, как ты, может быть, больше и не встретишь… Так ведь, приятель?

– Да…– тяжело вздохнул Гертли, оглядываясь на скрывшиеся за холмом стены городка, и было непонятно, к чему относился его вздох: то ли он сожалел, что такое удачное для их промысла место осталось далеко позади, то ли красота юной девушки повергала его почему-то в тоску.

Лабес поведал Соне кое о чем из своих с Гертли приключений. Они мошенничали вместе уже несколько лет, объезжая города от Шема до окраин Турана. Какое-то время назад у них была спутница, выполнявшая ту же роль, что сегодня досталась Соне, но потом ей надоело скитаться вместе с ними, и она осталась в одном из городков, где друзья так же чистили, по меткому выражению заморанца, местных лопухов.

– Красивая женщина уже отвлекает,– бросив поводья товарищу, размахивал руками Лабес.– Что есть мужчина? В первую очередь – самец… дикое животное… так ведь, Гертли?

Бритунец буркнул в ответ что-то неопределенное, хотя по его тону можно было заключить: на этот раз он не во всем согласен.

– Не согласен, значит? А зря! – покачал головой Лабес.– Впрочем, ты еще молод и не понимаешь жизни так, как я… Стало быть,– он снова повернулся к Соне,– любой мужчина, увидев такую женщину, как ты, о чем в первую очередь думает?

Губы девушки скривила презрительная усмешка, а на щеках появился легкий румянец.

– Правильно! – вперив в нее свой цепкий взгляд, собеседник поднял вверх указательный палец.– Он думает, как бы оказаться с тобой… ну, в общем, ты понимаешь.– Щадя ее юный возраст, Лабес не стал углубляться в описания возможных действий.– И что тогда происходит?

– Он… немного растерян, наверное? И его внимание отвлечено,– предположила Соня, не очень уверенная в правильности своего ответа.

– Умница! – похвалил ее Лабес.– Тетка не ошиблась, мы с тобой наделаем еще шороха среди этого скопища лопухов! Ты почти права, только в громадном большинстве случаев самец не просто растерян, а полностью теряет бдительность. Надо только выбрать подходящего. Ты думаешь, я зря терял время, шатаясь вечером по тавернам, пока вы с этим молодцом спокойно отдыхали в «Бойцовом петухе»? Не-е-ет! – В его голосе слышались нотки искренней гордости.– Я пообщался с народом – а люди болтливы и, если повести себя правильно, расскажут тебе о чем угодно, если в особенности не жалеть им на выпивку. Соображаешь?

– Не совсем,– наморщила лоб Соня.

– Конечно,– самодовольно смерил ее взглядом Лабес,– это не всем доступно. Я завел разговор о женах, о превратностях семейного счастья, и у моих собеседников нашлось много что мне порассказать. Главное – начать, а потом болтунов не остановишь. Так вот, умело направляя беседу, я и выведал, кто из ювелиров, так скажем, не совсем доволен своей семейной жизнью, а вот изменить ее не в состоянии…

– Как это? – удивилась девушка.

– А вот так! У нашего общего друга Сапара лавка-то не совсем своя. Отец его жены ссудил деньги, отдавать их зять будет долгие годы, и куда он теперь с этого крючка денется? Правильно, Гертли, никуда! А баба эта у него вот уже где сидит.– Ладонь Сониного собеседника выразительно чиркнула по горлу.

– Ну и что?

– А то,– назидательно ответил Лабес.– У него губы при виде каждой красивой женщины распускаются до самой земли! Все забывает, лопух несчастный!.. Но что я тебе рассказываю? – хохотнул он.– Ты же прекрасно сыграла свою роль. Просто несомненный талант! Вот и все дела. Разве плохо? – Он вытащил из кошеля драгоценности, и камни вспыхнули на солнце россыпью ярких блесток.– И никакой грубости, поножовщины, никакой тебе крови. Чисто, аккуратно, красиво. Учись, пока я жив, подруга, пригодится в жизни, не все же кинжалом размахивать!

– А ты откуда знаешь? – насторожилась Соня, которой совсем не понравился намек на будто бы известные обстоятельства ее жизни.

– Не беспокойся,– усмехнулся Лабес.– Я никому не скажу, ни кто ты, ни из какого рода. Хорошо, что ты пожила в богатой семье. Это очень полезно для наших дел: ты умеешь вести себя как положено…

– А ты не боишься, что когда-нибудь можно и попасться на таком мошенничестве? – прервала его девушка.

– Что поделаешь…– меланхолично отозвался Лабес.– Но если все хорошенько подготовить, то риска нет почти никакого. Правда, Гертли? Сколько раз мы попадались?

– Не было такого,– охотно отозвался гигант.– Он все так ловко продумывает…

– Вот-вот,– перебил его Лабес.– Существует множество сравнительно безопасных способов изымания лишних денег у всяческих лопухов, которых по всей Хайбории, если хорошенько поискать, видимо-невидимо. Главное, все подготовить, ну и чтобы приманка была стоящей…

– Это я, стало быть, приманка? – воскликнула Соня, несколько обиженная таким сравнением.

– А то? – лукаво прищурил глаза Лабес.– Вот мы сейчас едем в один городишко, так там еще не такую штуку провернем! – Он причмокнул губами, как будто предвкушая ждущее его впереди удовольствие.

– Какую?

– Я тебя продам кому-нибудь из местных сластолюбцев…

– Ну уж нет! – вспыхнула Соня.– Размечтался! Я тебе не какая-нибудь наложница!

– Да не шуми зря! – захохотал Лабес.– Ненадолго, ты и испугаться не успеешь. Получу деньги, а тут и Гертли появится…– Громкий хохот приятеля перебил его разглагольствования. Они долго и со вкусом смеялись, видимо вспоминая прошлые дела. А потом, утерев выступившие на глазах слезы, Лабес продолжал: – В этом городке наместник сильно суровый и… как бы это сказать попроще…– он замялся немного,– терпеть не может женщин и, сама понимаешь, к любому проявлению распутства относится весьма неодобрительно…– Они опять закатились в безудержном хохоте.

Соня настороженно глядела на своих веселящихся спутников, и в ней постепенно закипала злость – как на них, так и вообще на весь этот проклятый свинский мир.

– Да хватит вам, кретины! – не выдержав, крикнула она.

Гертли так и застыл с открытым ртом, а Лабес, удивленно посмотрев на девушку, тут же смекнул, в чем дело.

– Не надо так расстраиваться.– Он участливо заглянул Соне в глаза.– Мне все понятно, девочка, но так уж устроен мир, с этим тебе придется смириться…– Лабес вздохнул и, помолчав, продолжил: – А жить все-таки надо. Однако теперь о наших делах– Его голос стал жестким.– Так вот, мы выберем такого распутника, который будет как смерти бояться огласки, поэтому для нас он опасности не представит. Это уж моя часть работы! Клянусь, тебя и пальцем никто не тронет, ну, может быть, придется слегка приоткрыть кое-что из твоих прелестей,– он усмехнулся, но глаза его при этом оставались серьезными,– это не самое приятное, не стану спорить, однако необходимо для дела, так что ничего не попишешь. Скоро ты сама убедишься, как это просто.– Голос Лабеса потеплел, и девушка, только что вновь готовая сорваться на крик, внезапно успокоилась и спокойно выслушала главаря их небольшой шайки.

Впервые в жизни она столкнулась с такими суждениями о жизни, о мужчинах, просто о людях, их характерах и привычках… И откуда в этом невысоком лысоватом человеке такая сила убеждения и вера в то, что он говорит?

«Ладно, побуду с ними немного,– размышляла она про себя, продолжая внимательно слушать,– этот пройдоха мне начинает чуть ли не нравиться. Похоже, он и впрямь не врет, голова у него варит прилично, и заработать, наверное, с ним можно немало. То, о чем он говорит, жутко противно и мерзко, но коротышка прав: это работа, а кто и когда говорил мне, что работа обязательно должна быть приятной? А вот деньги мне действительно нужны, и очень много…»

* * *

Лабес не соврал: они встречали на своем пути множество желающих оказаться обманутыми и безропотно отдать им свои деньги. Порой Соня даже удивлялась, с какой легкостью удавалось им проворачивать аферы. Сначала она было решила, что их предводитель обладает какими-то колдовскими способностями, поскольку почтенные и далеко не всегда глупые люди – среди них попадались даже королевские чиновники – как самые последние сельские простаки, с легкостью попадались на уловки лысоватого пройдохи. Однако постепенно до нее дошло: человечек с бородкой клинышком, едва достававший ей до уха, был незаурядным знатоком человеческой природы и так хорошо использовал и глупость, и жадность, и страхи своих, как он называл их, «клиентов», что оставалось только подставить ладони, чтобы золотой поток наполнил их доверху.

Обычно, приехав в очередной городок, они останавливались в лучшей гостинице или постоялом дворе.

– У нас работа тяжелая,– говаривал Лабес, осматривая отведенные им комнаты,– поэтому мы должны отдыхать и набираться сил в приличных условиях.

Он сразу же, не торгуясь, оплачивал номера вперед за пять дней, чтобы в любой момент их было бы можно без промедления бросить, если того потребуют обстоятельства, и, оставив своих компаньонов отдыхать, отправлялся в город: на рынок, в таверны – «пасти лопуха», как он любил говорить.

Потолкавшись пару дней, Лабес с непостижимой точностью выискивал очередную жертву, осматривал все подходы, переулки около «огорода» – одно из великого множества метких словечек, которым он называл то место, где «лопух» должен был расстаться со своими деньгами или драгоценностями.

Особое внимание он уделял дому – где находятся окна, двери, выход в сад, изгородь, прикидывал, сколько челяди имеется в наличии у будущей жертвы, и наконец начиналось само действо – венец всей кропотливой предварительной работы. Приходил черед играть свои роли Гертли и Соне, и надо было быть как можно более внимательными и ловкими, чтобы не испортить с таким тщанием подготовленный «сбор урожая».

Иногда они проделывали то, что повергло в уныние несчастного Сапара, иногда, наоборот, Лабес прикидывался продавцом камней, и, когда они с хозяином были заняты осмотром товара, вдруг появлялась Соня, отвлекавшая купца, а неожиданный приход Гертли завершал представление. Но таким делами они обычно занимались в маленьких городках, потому что их надо было покинуть сразу же, чтобы не стать жертвой преследования местной стражи. В больших же городах, где поле деятельности было гораздо более обширным, они задерживались подольше, и посещение ювелиров оставляли напоследок, когда уже принималось решение покидать место.

Соня уже «поднабралась» опыта, и Лабес решил провернуть сложное дело, потребовавшее особенно тщательной подготовки. Он долго втолковывал что-то девушке, а по вечерам на постоялом дворе придирчиво проверял, как она усвоила его уроки. Потом на рынке были куплены несколько париков, богатый набор красок и несколько тонких кисточек…

* * *

Лабес остался весьма доволен, однако больше рисковать не пожелал – для мошенничества подобного рода приходилось проводить слишком серьезную подготовительную работу, и оно было значительно более опасным, чем их обычные трюки. В больших городах Соня обычно играла роль наложницы, которую Лабес «продавал» какому-нибудь богачу. Сначала девушка наотрез отказывалась участвовать в таких делах, но Лабес сумел ее уговорить, и она, скрепя сердце и покрываясь румянцем стыда, с трудом заставила себя в первый раз открыть грудь перед алчным взором купца, который желал предварительно убедиться, что предлагаемая ему красавица действительно так же хороша без покровов, как и в дорогих нарядах. Потом она проделывала это уже не смущаясь и по первому знаку своего якобы хозяина сбрасывала одежды, отчего большинство покупателей просто-напросто теряли рассудок. Обычно так и происходило: они начинали соображать только потом, когда все было уже кончено. Весь фокус состоял в том, что, пока покупатель приходил в себя от лицезрения прелестей предлагаемой ему девушки, Лабес успевал незаметно откинуть щеколду окна, а затем, получив деньги, уходил. Очередной сластолюбец, заперев дверь, бросался к предмету своего вожделения, но… С грохотом открывалось окно, и в комнате неожиданно появлялся разъяренный «брат» прелестницы.

– Мерзавка! Паскудная шлюха! Вечный позор нашего рода! – Огромного роста верзила набрасывался с тумаками сначала на нее, а потом обращал свое внимание на мужчину, у которого обычно в момент пропадало не только желание обладать этой красавицей, но и вообще отнимался язык и наступал странный паралич всех членов.

У гиганта кулаки были величиной с приличную дыню, несчастная жертва, несмотря на помутнение рассудка от смертного страха, прекрасно понимала, чем ей это грозит. Незадачливого сластолюбца для начала несколько раз трясли как грушу и весомо прикладывали к стене – но с определенной осмотрительностью, так, чтобы он не терял способности воспринимать происходящее,– а потом обещали немедленно превратить в пищу собакам. Горестно рыдая, любитель красавиц умолял пощадить его и был готов отдать все, что имел при себе. Дело кончалось полюбовно, то есть в том смысле, что, расколотив в щепки пару стульев, гигант соглашался на отступное, а боящийся лишнего шума и огласки мужчина – а именно таких и подбирал хитроумный Лабес – трясущимися руками протягивал кошелек или мешочек с монетами, или, на худой конец, стягивал с пальцев дорогие перстни. После этого «брат» с «сестрой» исчезали тем же путем, каким гигант врывался в комнату, а предвкушавший наслаждение сластолюбивый богач начинал понимать, что пал жертвой мошенников, и проклинал тот момент своей жизни, когда впервые почувствовал влечение к женщине.

Соня, несмотря на то, что ей приходилось чуть ли не голой представать перед алчущими взорами похотливых мужчин, испытывала настоящее удовольствие, когда незадачливый любовник, частенько уже успевший скинуть с себя одежду, ползал у них в ногах, умоляя простить и никому не рассказывать о его проступке. Насладившись унижением несостоявшегося покупателя свежего девичьего тела, она, лениво натягивая на себя одежду, бросала Гертли:

– Прости его, брат, он невиновен…

– Невиновен?! – Гигант в показном гневе сжимал огромные кулачища.

– Виновен, виновен,– снова бросался в ноги, теперь уже ему, доведенный до последней степени ужаса богач.

«Экая свинья! – мстительно усмехалась про себя Соня.– Только и гордости, что какой-то червяк между ног болтается. Тоже мне, самец!»

Действительно, предмет мужской гордости к этому моменту уже не представлял собой ничего особенного, съеживаясь от пережитого до совсем уж неприличных размеров.

Итак, они получали свой барыш и исчезали из дома, но в городе оставались, и Лабес находил новые жертвы. Иногда он встречал на базаре или городской площади своего недавнего клиента и не упускал случая, чтобы заговорщицки не подмигнуть ему. Бедняга менялся в лице и спешил свернуть куда-нибудь в сторону. Осечек не было, если не считать одного случая, когда ополоумевший после удара о стену офицер стражи сорвал висевшую на стене саблю и бросился на обидчика. Все могло бы закончиться печально для «брата» с «сестрой», но Соня, схватив со стоявшего рядом с ней столика бронзовую тарелку, ловко метнула ее в размахивающего клинком голого вояку. Тарелка, вращаясь, попала тому чуть ниже живота; бедняга жалобно взвыл и согнулся пополам.

Опомнившийся Гертли кулаком вбил ему голову в плечи по самые уши. После этого случая из города пришлось поспешно убраться, и Лабес долго корил себя за то, что не предусмотрел такого стечения обстоятельств. Теперь, идя на дело, Соня брала с собой тонкий вендийский нож, который, как уже успели убедиться ее новые друзья, она умела метать с чрезвычайной, просто неестественной меткостью.

В остальном жизнь текла спокойно и даже, можно сказать, размеренно: переезды из города в город, приятное ничегонеделанье в гостинице, когда Соня целыми днями валялась на постели, лакомясь сластями и фруктами, а обожавший ее Гертли с ног сбивался, чтобы мгновенно выполнить каждое желание девушки, которое сумел прочесть в ее глазах. Как-то раз он попытался сказать ей о своих чувствах. Соня холодно отвернулась, сообщив, что все мужчины – свиньи и скоты, и если он хочет сохранить ее дружеское расположение, то пусть никогда впредь не смеет не то что упоминать, а даже подумать об этом. Гертли загрустил, и однажды девушка случайно услышала его разговор с Лабесом на эту тему. Она возвращалась из бани вместе с нанятой для нее служанкой. От малоподвижной жизни и неумеренного употребления сладостей Соня несколько располнела, и Лабес, когда заметил это, теперь в каждом городе нанимал специальную женщину, чтобы та водила Соню в восточную баню, где ей делали массаж.

– Ты наше достояние, и твои формы должны быть всегда привлекательными. Иначе, сама понимаешь…

Лабес вообще придавал большое значение тому, как выглядит Соня. По его настоянию она сурьмила брови и подводила глаза, а одежду на каждое дело он выбирал сам. Он даже пытался убедить девушку перекрасить волосы в черный цвет, поскольку ее золотисто-рыжие локоны были слишком уж заметны, но потом перестал настаивать на этом, поскольку Соня категорически воспротивилась. Вздохнув, Лабес согласился забыть о соображениях безопасности, утешая себя тем, что с рыжими волосами его подельница выглядит неотразимой.

Соня не особенно приятно было чувствовать себя чем-то вроде товара, который надо было повыгоднее продать, но она повиновалась, потому что знала – Лабес все тщательно продумал и если говорит: так надо, значит это действительно надо. Она не забывала о своей цели – заработать как можно больше денег. В тот день, отпустив служанку у входа в постоялый двор, Соня поднималась по лестнице, когда услышала голос Гертли – он печальным тоном советовался со своим другом по поводу безответной любви к Соне.

– Во-первых, эта девочка не про тебя,– жестко сказал Лабес.—Ты, босяк, даже читать не умеешь, а она девица образованная, бывала на приемах у самой высшей знати. Соображаешь, козья башка?

– Я мог бы научиться…– вздохнул Гертли.

– Даже если выучишься,– продолжил его приятель.– Это само по себе неплохо, тем более что ты мечтаешь открыть собственное дело. Однако о Соне даже не мечтай. К тому же мне нужны работники, а не влюбленная пара. Ты ведь, кажется, хотел заработать денег?

Ответа не последовало – видимо, Гертли просто кивнул головой в знак согласия.

– Вот и правильно,– вновь услышала Соня голос Лабеса.– А кроме всего прочего, она еще совсем молода и, как мне кажется, не очень-то жалует таких молодцов, как ты. Вообще к мужчинам относится не очень… Вероятно, кто-то из нашего брата ухитрился сильно обидеть девочку. И вообще, я чувствую, что она скоро покинет нас.

– Как? – вскричал Гертли, и в его голосе Соня уловила искреннее отчаяние. На мгновение ей даже стало жаль добродушного гиганта, но это чувство быстро прошло.

– Вот так! – отрезал Лабес.– И если увижу, что пристаешь к ней, в два счета выставлю взашей. Пойдешь снова грузить мешки в порту. За медяки! Нравится? То-то… Ну чего разнюнился, приятель? Девок целый город, спустись вниз и выбирай любую, тем более что и монет у тебя навалом! Да кто из девчонок не соблазнится таким молодцом как ты! И хватит об этом!

Соня едва успела отскочить от двери и спрятаться за угол – так стремительно Гертли вылетел из комнаты.

«Коротышка во многом прав,– вновь утвердилась девушка в своих соображениях.– Мужчина – всего лишь животное, одна грязь и свинство! Бедолага Гертли не совсем похож на остальных, однако даже его чувства мне неприятны».

Еще одна мысль, высказанная Лабесом, не оставляла Соню в покое, потому что она и сама уже чувствовала: пора заканчивать это бродяжничество и приниматься за настоящее дело.

«Валяясь на мягких диванах и лопая сласти, можно и оружием разучиться владеть. А ведь самое главное для меня, единственное, для чего я согласилась выставлять напоказ свое тело мерзким сластолюбцам, это отомстить Атлии!»

Все чаще и чаще вспоминала девушка слова старухи: «Если надумаешь, то найдешь меня…» Однообразная жизнь начинала тяготить, несмотря на явную опасность их занятий, но ко всему можно привыкнуть, особенно если работа не такая уж сложная. Весь интерес в деле был у Лабеса, а Соня и Гертли только выполняли скрупулезно разработанные им планы. Этого для нее было слишком мало, она жаждала приключений, всякого рода неожиданностей… И кроме того, нельзя же посвятить всю свою жизнь тому, чтобы набивать кошельки деньгами обманутых людей! Сколько она уже с ними? Соня принялась загибать пальцы, считая дни, прошедшие с того момента, когда она, выйдя из дома Текмессы, вскочила на козлы повозки Лабеса. Надо же, почти три луны! Это много. Теперь она стала самостоятельной и может сама содержать себя. Но все-таки она пока еще не совсем готова к осуществлению своей главной цели… Соня задумалась.

«А потом? Что будет потом, когда я сумею отомстить? Ведь тогда у меня не останется ничего в жизни. И что такое есть сама жизнь? – От множества нахлынувших мыслей девушке стало страшно.– Кто может мне рассказать об этом? Мудрецы из монастырей? Вот была бы жива моя сестра…– Соня вновь в который раз вспомнила окровавленные трупы, сваленные в углу двора, отца, с последним дыханием пытавшегося спасти дочь, и в очередной раз отчетливо осознала, что она одна в этом мире, одна-одинешенька и никто не беспокоится о ней,– разве что Гертли… Только вот для чего она ему нужна? Проделывать с ней эти штучки как аквилонцы со своими пленницами? – Она даже вздрогнула от отвращения,– Нет, упаси боги! Вот Лабесу хорошо, ему нравится такая жизнь…» Наверное, так и было на самом деле. Соня видела, как зажигаются глаза их предводителя, когда он идет разведывать обстановку, и особенно после, если план уже разработан и идет подготовка к его воплощению.

Однажды она спросила Лабеса:

– Ты собираешься всю жизнь так странствовать? Сколько же тебе надо денег?

– Нет. Всех денег не поимеешь, да мне хватает и того, что у меня есть.

– Зачем же…

– Не знаю,– пожал плечами он, и Соня удивилась тому, что их главарь в кои-то веки не может дать ответа на поставленный вопрос.– Не знаю,– повторил Лабес,– наверное, я больше ничего не умею, а сидеть без дела и тратить заработанные деньги мне было бы просто скучно.

«Странный человек,– подумала тогда девушка,– скучно ему, понимаешь… Лежал бы где-нибудь в собственном саду у фонтана, обнимал красивую женщину – несмотря на то, что Лабес не очень-то привлекателен, они липнут к нему как мухи к меду, уж больно сладок у него язык, и все дела. А так может получиться, что кончит когда-нибудь свою жизнь на плахе или на колу, нельзя же без конца испытывать судьбу!..»

«Но я ведь сама,– упрекнула она себя,– тоже заскучала без настоящего дела! Без нового дела,– поправилась Соня,– или, может быть, без интересного или значительного дела – или того, что еще ближе подведет меня к моей цели».

Ей стало грустно и одновременно тревожно от этих дум, но прошло еще пару недель, прежде чем Соня решилась подойти к Лабесу со своими заботами. Они остановились на ночлег на лесной опушке, недалеко от Хоршемиша, от которого до Хаурана было рукой подать: всего пару дней пути.