Текст книги "Ошимское колесо (ЛП)"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

– Ял! – Что-то потянуло меня за руку. – Ял!

– Что? – Я стряхнул видение Снорри и Карла. Нас окружала заброшенная пустошь, лошади медленно шли, сильно дул ветер, обещая дождь. Прямо впереди, опустив голову, ехал Снорри, погружённый в воспоминания, и всё ещё рассказывал свою историю. Мне хотелось вернуться в неё. – Ял! – голос Хеннана у меня над ухом.

Небо над нами стало пурпурной раной, вихрем, притягивавшим взгляд. Унылый ландшафт вокруг полнился возможностями, и все не сулили ничего хорошего. Я повернулся в седле. Хеннан, сидевший за моей спиной, снова потянул меня за рукав. – Что?

– Мы проехали над Колесом! – Он указал назад, на низкий гребень в пустоши, похожий на древнюю насыпь, прямой линией тянущийся в обе стороны… хотя, проследив взглядом, я заметил лёгкий изгиб.

– Ты смотрел? – Мой взгляд метнулся на чудовищные фигуры, которые уже начали собираться неподалёку. Они выглядели неприятно похоже на демонов, которых описывал Снорри. – Как вышло, что ты не…

– Мёртв? – Хеннан пожал плечами. – Моей семье это место не вредит, как другим людям.

– Ну а меня оно пугает до усрачки. – Я закрыл глаза, пытаясь вернуться в историю Снорри. – Мы едем к сердцу Колеса. Дай мне знать, когда окажемся на месте.

– В центре Колеса нет ничего, кроме хаоса. – В голосе Хеннана слышалась настойчивость, и эта нотка волнения зацепила моё внимание, несмотря на зов рассказа Снорри. – Сердце Колеса в кольце, в месте, откуда управляются машины.

Я сердито посмотрел на него.

– А ты откуда знаешь?

– Из рассказов дедушки…

– Байки козопаса? – Я сплюнул, сердясь, что парень рисковал моей жизнью ради этого. Моё воображение уже рисовало демонов в темноте за ве́ками, и Колесо очень скоро сделает их реальными.

– Ты никогда не спрашивал, кем был Лотар Вейл! – он уже кричал.

– Кто?

Хеннан ударил меня по почкам. Меня! Принца Красной Марки ударил какой-то крестьянин-еретик!

– Дед моего деда. Лотар Вейл. Он был самым знаменитым аномагом своего времени. Ему удалось вернуться к границам и вырастить там семью. Он знал это место!

– Чёрт! Снорри! – Я развернул Убийцу. – Снорри!

Оглянувшись, я увидел, как Снорри поднимает голову, отрываясь от своего видения, и как встряхивается Кара.

Вдалеке, примерно в четверти мили вдоль дуги Колеса монотонность ландшафта нарушали блочные очертания: какое-то небольшое здание.

– Нам надо добраться туда! – указал я. – Держитесь. – И пустил Убийцу лёгким галопом. Меня омывал холодный ужас, и вместе со страхом явились серые фигуры – они поднимались из пустоши, словно туман, и, стоило мне посмотреть на них, сгущались в более вещественные формы. – Вперёд!

Демонические фигуры, мертвецы, механические бесы с ножами вместо пальцев, ведьмы, чёрные щупальца, с которых капала смола, люди-сосны, огромные псы-черти, горящие волки, джинн… продукты моего богатого воображения так густо населили пустошь, что на ней едва хватало места на всех.

– Ял! – крикнул сзади Снорри. – Ял! Это всё ты!

Он был прав. Во всём Колесе не хватит места для всех моих страхов – и больше ничьи кошмары сюда бы не втиснулись.

– Очисти разум! – крикнула Кара. Никогда не слышал совета бесполезней. Да у этой ведьмы котелок должны за такое отобрать.

Кошмары приближались со всех сторон, не оставляя прохода. Я попытался сбить частично сформировавшегося волка Фенриса, но тварь, хоть и туманная, оказалась достаточно твёрдой, чтобы оттолкнуть Убийцу, и мы с криком свалились. Падение с лошади – быстрый путь сломать себе шею. А если и лошадь под тобой падает, то к ранам нередко прибавляется сломанное бедро. К счастью у меня было немало практики падений с лошадей, а вереск обеспечил почти мягкое пружинистое приземление. В итоге я растянулся на зелёном шипастом кусте утёсника, хныча скорее от страха, чем от боли.

– Ялан Кендет. – Холодный шипящий голос.

Я посмотрел вверх. Надо мной стоял Джон Резчик с щипцами в руках и с той же самой улыбкой черепа на лице, как в тот раз, когда Мэрес Аллус приказал ему отрезать мои губы. Что-то просвистело над моей головой и остановилось с глухим мясистым звуком. Топор Снорри под углом торчал из груди Джона Резчика, одно из двух одинаковых лезвий погрузилось по древко.

Джон Резчик сделал три быстрых шага назад и остановился. Он с любопытством посмотрел на топор, а потом поднял уродливый обрубок руки, которую Снорри давным-давно отрезал, и выбил топор. – На этот раз, Ялан, никаких задержек. – Джон Резчик посмотрел на меня бледными огромными глазами, крови в ране на груди не было.

Со всех сторон стояли в ожидании монстры из самых тёмных уголков моего разума, клубились туманом, который перетекал из одного в другого. Они отгородили меня от Кары и Снорри. За ними я не видел и Хеннана. Я не видел и Убийцу, хотя слышал его панические крики. Из всех монстров только Джон Резчик казался по-настоящему плотным, реальным, как земля, на которой он стоял.

У меня не было сил подняться. Я прошёл полмира, чтобы меня жестоко убили мои собственные страхи. Всё, что я предсказывал, воплотилось. Колесо дало мне верёвку, и вот я уже лез в петлю.

– …себя… – голос Кары, отдаляющийся, почти утонувший в криках Убийцы, наполовину сердитый, наполовину испуганный.

Джон Резчик снова поднял щипцы и шагнул в сторону, показывая заляпанный деревянный стол, к которому я был когда-то привязан в заваленном маком складе Мэреса Аллуса.

– …защитить… – Голос Кары, несмотря на расстояние, резкий и пронзительный. Защитить? Шатаясь, я поднялся на ноги, пьяный от ужаса, и вытащил меч. Джон Резчик ударом слева выбил его на землю. Чтобы остановить его понадобится армия! По какой-то причине у меня в голове мелькнула армия пластиковых стражей Скилфы.

– Боже! Помоги мне! – Отчаянный вопль, на который я не ждал ответа. Но внезапно она оказалась между мной и Джоном Резчиком – пластиковый манекен без одежды, розовая, с негнущимися руками.

– Как трогательно. – Взмах руки, и она полетела прочь, разрубленная по пояс.

Я отступил, закрыв руками голову. Мне нужно больше. И в тот же миг между нами оказалось ещё полдюжины манекенов, расставленных в разных небрежных позах.

– Ещё! – Я быстро двинулся прочь, сосредоточившись на создании новых манекенов, вспоминая, каково было в логове поездов, где встречаются тоннели.

В тот же миг все полусформировавшиеся кошмары исчезли, и я стоял в центре пластиковой армии Хемрода. Сотни манекенов расходились лучами оттуда, где я стоял – узор нарушали лишь изумлённые Снорри и Кара на лошадях, Убийца, который раздражённо сбил около дюжины статуй, и Джон Резчик, шагавший в мою сторону, раскидывая моих бесполезных стражей.

– Защищайте меня! – Я изо всех сил потянулся к тому, что заставляло Колесо отвечать на мой зов, чем бы оно ни было.

Пластиковые солдаты все как один повернули головы в сторону Джона Резчика, и ближайшие к нему без слов бросились на него, хватаясь за его ноги и руки, вцепляясь пластиковыми пальцами ему в глаза. Он упал под ними с животным криком, и всё больше и больше моих обнажённых защитников бросалось на эту гору тел, полностью скрыв его.

Масса солдат мчалась в сторону растущей горы, и пустошь расчистилась достаточно, чтобы я увидел стоявшего неподалёку Хеннана, который глазел на моих верных воинов, шагавших мимо него. Вслед за манекенами подъехали Снорри и Кара.

– Ну и ну, Ял. – Снорри покачал головой, пытаясь скрыть ухмылку.

– Что?

– К твоим услугам вся сила Колеса… и ты создаёшь пять сотен обнажённых женщин?

– Мог бы сотворить дракона, – сказала Кара. – Здесь возможно всё, что придёт тебе в голову.

– А ты почему не сотворила? – Возможно, мой голос звучал немного резко. – Ну-ну, малыш! – Я подошёл к Убийце, стараясь его успокоить. Кара направила ко мне свою кобылу.

– Тебе намного проще сражаться со своими созданиями. А двум людям очень опасно натравливать плоды своего воображения друг на друга. Большинство аномагов так и умерли.

Я огляделся по сторонам, весьма довольный собой.

– Думаю, неплохо бы выпить.

Ближайший манекен, всё ещё охранявший меня, повернулся к нам лицом, протягивая золотой кубок, в котором плескалось тёмное вино.

Слабый скрежет донёсся из-под горы воинов над Джоном Резчиком. Я представил, что они перетирают его кости в порошок.

– Всё это как-то неправильно. – Рядом со мной спешился Снорри, и уставился на мешанину тел, под которыми был Джон Резчик.

– Думаю, мне надо присесть. – Я развернулся и увидел богато отделанный диван, такой же, как тот в Римском зале, на котором мне запрещалось сидеть, когда я был ребёнком. Я упал на него, утопая в толстом красном бархате. – Ха! Мы здесь как боги! – Я мог получить что угодно. Подошла манекен с моим вином. С каждым мигом она всё больше и больше походила на Лизу.

Теперь у неё были чёрные волосы, ниспадавшие с плеч, её кожа выглядела мягче, менее похожей на пластик. Я взял кубок.

– Хеннан, иди сюда! У меня есть торт. – И он действительно был – высокая конструкция на пяти серебряных ярусах, украшенная глазурью и миндалём. Я схватил кусок и сунул в рот.

Хеннан присоединился ко мне, вернув мой меч.

– Надо уходить. – Снорри протянул руку, чтобы поднять меня.

Я ускользнул в сторону.

– Успокойся. Ты неправильно воспринимаешь это место. – Я поднял ладони, вымазанные в торте. – Признаю, я и сам волновался слишком сильно. Но смотри. – Я помедлил, глотая сладкую прелесть, и кивнул на манекена, приближавшегося с топором Снорри. Я сделал её на основе одной из танцовщиц, которых мы встретили в цирке Тэпрута.

Один из манекенов слетел с кучи, дважды перевернувшись в воздухе перед приземлением.

– Садись на свою чёртову лошадь, Ял. Пора ехать. – Кара раздражённо махнула рукой в сторону Убийцы.

Я глотнул вина, глядя на неё. Они подняли такую шумиху насчёт того, как Колесо воплощает страхи, что я совсем забыл о светлой стороне уравнения. Если это пробный образец того, как всё будет после поворота Колеса за точку разрушения, то я целиком за.

Скрежет стал громче, так что мне пришлось повысить голос.

– Кара, успокойся. Давай насладимся. Не так уж часто мир делает то, что ты хочешь.

Ещё два манекена слетели с горы, разодранные на несколько частей. Торс с глухим ударом приземлился неподалёку, посреди вереска. Я похлопал по дивану, и Лизакен села возле меня.

Возможно, она была фигуристее оригинала, но сложно контролировать своё воображение.

Кара подвела свою большую вонючую лошадь прямо к нам.

– Надо уезжать прямо сейчас! Люди умирают здесь потому, что какие бы чудесные вещи они не выдумывали, плохие всегда хуже. Саморазрушение в нас всегда побеждает. – Её прервал рёв, гора моих солдат-манекенов приподнялась, и с неё посыпались пластиковые тела. Спустя мгновение появился Джон Резчик, и полдюжины пластиковых женщин с идеальными формами всё ещё цеплялись в него.

– Чёрт! – Я представил брызжущего пламенем дракона с блестящей чешуёй, летящего на врага. Тут же столп бело-оранжевого огня ударил в точку, где стоял Джон Резчик. Жар от огня захлестнул нас. Лошади дёрнулись, панически заржали, я уронил кубок на колени, и диван перевернулся.

Я заполз за диван, хлюпая коленями по влажной земле, и выглянул из-за него. Джон Резчик стоял обожжённый и почерневший, по нему текли ручейки расплавленного пластика, его окружали кольца моего огромного дракона. Он раскрыл пасть, которой можно было бы схватить тягловую лошадь, и подхватил Резчика. Зубы, словно короткие мечи, блестящие, как серебристая сталь, с хрустом сомкнулись. Ублюдок вмиг исчез, поглощённый в нутро громадной змеюки, покрытой огненно-бронзовой и золотой чешуёй.

Мне бы почувствовать облегчение, но я видел, что эти прекрасные блестящие зубы не разрубили Джона Резчика на куски, и за миг до того, как исчезнуть в глотке дракона, он встретился со мной взглядом – в его бледных глазах не было страха, они светились жутким обещанием.

Оглянувшись, я увидел, как Снорри и Кара успокоили своих лошадей, и уже поворачивали в сторону здания, которое я увидел. Хеннан бежал в ту же сторону, и уже покрыл треть расстояния. Я поджал губы, думая, что он мог бы продемонстрировать и побольше веры в маршала Вермильона. Я ведь уже организовал успешную оборону целого города против армии мертвецов… за моей спиной дракон рухнул, завалился набок и начал царапать чешую на животе, словно съел того, кто не согласился быть его обедом. На самом деле я подозреваю, что драконы обычно и съедают всякого, кто с ними не согласен, но… к тому времени, как эта мысль всплыла в моей голове, я уже бежал.

До здания я домчался несколькими секундами после Хеннана, и мой живот крутило от смеси торта с животным страхом. Кара на пути к зданию подхватила поводья Убийцы и вела его за собой. Снорри спешился и изо всех сил толкал огромную плиту из камня Зодчих, которая выглядела так, будто могла закрывать дверь. Если это было не так, то в здании не имелось входа – как знать, может это просто цельная плита литого камня, которая нужна, чтобы люди здесь растратили всё своё время, пока плоды их воображения строят планы, как их поубивать.

Я оглянулся назад. Знакомая неприятная фигура бежала в нашу сторону. За его спиной всё ещё горели участки пустоши, подожжённые моим драконом. Сам зверь лежал на боку с уродливой дырой в животе.

– Что ты делаешь? – крикнул я Снорри.

Он оглянулся, его лицо покраснело от напряжения, выражение лица было опасным.

– Уйди с дороги, – сказал я, и не ожидая, пока он уберётся, взмахнул рукой, пожелав, чтобы плита отъехала. – Проклятое Колесо пытается нас убить – пускай ещё и поработает на нас. – Ничего не случилось. Стиснув зубы, я начал стараться сильнее, уставившись на дверь, чувствуя, как кровь стучит в моей голове и колет в глазах.

– Не очень-то работает? – прорычал Снорри.

– Она бы не простояла долго, если бы не была защищена от аномагов! – сказала Кара. – Почему бы вам обоим не попробовать?

Обычно я стараюсь оставить физический труд крестьянским классам, но за мной быстро мчался Джон Резчик, так что второго приглашения не потребовалось. Мы с Хеннаном присоединились к Снорри, навалившись всем своим весом на плиту. Я так напрягался, что от усилий могли сместиться внутренние органы. Паника придаёт человеку сил, и что-то поддалось, неприятно треща и хлюпая. Сначала я подумал, это хрустнуло что-то во мне, но оказалось, сдвинулась плита. Пошевелившись, она пошла плавнее, и уже вскоре плита сдвинулась на ярд влево, оставив за собой грязную борозду на дёрне. За ней открылся тёмный прямоугольный проход.

Кара спрыгнула вниз с орихалком в руке и вошла в здание. Я оглянулся на Джона Резчика. Он бежал немного неловко из-за укороченной руки – не быстро, а монотонно, словно желая внушить мне столько ужаса, сколько возможно.

– Лошадей придётся оставить. – Мне не хотелось говорить это, и не только потому что Убийца так отлично умеет удирать.

– Я знаю. – Снорри нырнул в проход, и Хеннан за ним.

Я поднял ладони от гнева и изумления, но уже не осталось никого, кто мог бы это увидеть. Только я и Джон Резчик в сотне ярдов от меня.

– Знаешь, это не просто ебучие коровы, на которых вы привыкли ездить! – Крикнул я норсийцам вслед. Никакого ответа. – А-а-а, хрен с ним! – Я махнул рукой в сторону лошадей, и моргнул, чтобы глаза сфокусировались. Из ниоткуда спустился кричащий орёл, и все три лошади бросились прочь. Я заставил птицу снова кинуться вниз, чтобы развернуть их так, чтобы они бежали подальше от Колеса. Другой рукой я махнул в сторону Джона Резчика и раскрыл пальцы. Под ним разверзлась огромная яма, и он в ней исчез. Я снова сомкнул руку, и яма схлопнулась. Надолго это его не задержит. Последний раз глянув на лошадей, я развернулся и бросился следом за остальными в бункер.

– Ну и дыра. – Я сказал это в нескольких смыслах. Бункер оказался пустой коробкой, по углам которой темнели заветренные обломки, веточки, серые лохмотья, маленькие кости. В воздухе стояла застарелая вонь мочи. Прямо перед нами в армированном сталью камне Зодчих толщиной в ярд была прорублена неровная дыра, в которой я разглядел уходящую вниз круглую шахту.

– Наверное, аномаги использовали для чего-то это место, иначе оно скрылось бы давным-давно. – Кара встала на краю шахты и уставилась вниз, держа орихалк в руке. – Здесь лестница.

Кара направилась туда первой, и я был этому рад. Снорри отправился за ней, и следом Хеннан.

– Почему я последний?

– Это ведь твоё воображение пытается нас убить, – крикнул в ответ Снорри из шахты.

Орихалк Кары светил мимо викинга и парня, покрывая потолок над дырой мешаниной света и тени. Я добрёл до шахты и подождал, пока парень не скроется, чтобы я мог последовать за ними.

– А почему так? – крикнул я им вслед. – Почему я?

Я не разобрал, что они сказали, но уже знал ответ. Моё воображение нападало на меня всю мою жизнь – и лишь здесь у него было нужное ему оружие. Громадная подземная машина, предмет особой гордости Зодчих, и все эти двигатели под нами сейчас просыпались от дрёмы и всю свою энергию отдавали на войну моих страхов с моими мечтами.

Быстрый взгляд за дверь показал, что в месте, где я закопал Джона Резчика, земля начала подниматься. Спустя мгновение я уже спускался по лестнице в неизвестность, а Хеннан жаловался, что я наступаю ему на пальцы.

– Нам здесь ничто не угрожает? – Я всматривался в тоннель, шарахаясь от каждой тени.

Мы стояли примерно в сотне ярдов под поверхностью Ошима в трубообразном тоннеле ярдов шести в диаметре. Над нашими головами по центру тоннеля в темноту уходила чёрная труба в ярд толщиной. Я не видел, на чём она держится. Каждые несколько ярдов в тоннеле виднелись кольца серебристой стали шириной в шесть дюймов, словно какие-то укрепления. Гул, сначала почти не слышный, заполнял всё это место, и хотя он не становился громче, но уже вскоре уже пробирал до костей.

Я закашлялся, чтобы проверить, что все не оглохли. Звук разносился в темноте.

– Я спросил…

Меня прервал звук сверху. Кто-то оступился на лестнице.

– Угрожает, – ответила Кара.

– Как он вообще лезет? Блядь, у него же одна рука! – Это было нечестно. Я уже дважды убежал от Джона Резчика, вопреки всему, лишь чтобы самому доставить себя к нему в третий раз. И даже не к нему – к моим самым сильным страхам на его счёт, которые воплотила оставленная нам сила наших тупых предков.

– Я оставил Карла и шёл по долине, где мы сражались, – сказал Снорри, уходя в тени. – Кости там были навалены местами по грудь.

Кара и Хеннан пошли за ним. Я постоял секунду, стараясь услышать, как спускается Джон Резчик, но слышал лишь голос Снорри, его магия обволокла меня и затянула. Я пошёл за ними, мои ноги ступали по древним проходам, оставленным нам Зодчими, а мой разум следовал за норсийцем в Хель, слишком увлечённый его историей, чтобы планировать саморазрушение.

ТРИДЦАТЬ

Снорри идёт по ущелью мимо останков демонов, которых его перворождённый сын убил, защищая свою приёмную семью.

Вихрь в небесах над ним сгущается и сужается. Снорри знает, что скоро будет стоять под его центром, в глазу невидимой бури.

Ущелье расширяется в долину, и теперь спускается вниз, на высокогорье. Снорри хромает дальше, раны застывают, из пореза на плече всё ещё сочится кровь, его насквозь пронизывает боль, словно раскалённая добела проволока.

Впереди долина доходит до перешейка, после которого круто опускается, а вид, который открывается за этой узкой точкой, Снорри и не думал увидеть в Хель. Он стоит, глядя на фьорд Уулиск, покрытый мягким туманом. На дальней стороне, высоко на весенне-зелёных склонах Нффлра, там, где солнце окрашивает золотом землю, пасутся заросшие чёрной шерстью козы. Там должна быть деревня, дома должны спускаться до самой воды – но Снорри видит лишь восемь причалов, тянущих свои тонкие пальцы во фьорд, и единственный дом в сотне ярдов вверх по склону. Знакомый даже с такого расстояния. Его дом.

Его вены наполняются льдом. Центр вихря сверху находится прямо над его домом. Громадное вращение в небесах, каменный лабиринт под ними – всё вело его сюда, к его прошлому, настоящему, в место без будущего. Снорри выпячивает челюсть, прижимает топор к груди и идёт вперёд, настолько переполненный разбитыми эмоциями, что кажется, будто он охвачен гневом, но всё же рука, сжимающая его сердце, холоднее чем когда-либо.

Снорри идёт и видит, что резня была и здесь – повсюду валяются останки. То рука в тени валуна, то голова, то потроха на камнях. И не уродливые демоны, но люди, или существа на них похожие. И не только мужчины, но и женщины, щитоносицы, в северных доспехах, с топорами, копьями, молотами. Но каждый из них – низкий или высокий, коренастый или тощий, – имеет отличительную черту, которая ясного обозначает их происхождение. Каждый человек белый слева и чёрный справа, то же и с их доспехами. У каждого топора или меча металл белый, как молоко, а щиты чёрные, словно дыры, прорубленные в дневном свете.

– Слуги богини. – Снорри, морщась, встаёт на колени, чтобы поближе взглянуть на щитоносицу. Её шлем прорублен сбоку ударом топора. Должно быть, Хель послала её, чтобы призвать к себе души Фрейи и детей. Кто бы ни убил этих воинов, не церемонился, но здесь поработал не меч Карла. Снорри изучает белый глаз женщины, отражающий вихрь над его плечом, и тёмный глаз, похожий на отполированный чёрный камень. Её губы изогнуты в усмешке, которой она ухмылялась, когда её настиг удар, и зубы заострены, словно зубцы пилы. Значит, не человек.

Хотя в Хель нет солнца, но в этом воспоминании об Уулискинде солнце есть, и оно садится. Перед Снорри в горловине долины стоит одинокий воин, чёрный на фоне заката, широкий, в доспехах из плохо подогнанных частей, с широко разведёнными руками, со щитом в одной руке, с топором в другой, на конце лезвия которого острие, чтобы протыкать кольчугу.

– Свен Сломай-Весло? – На какой-то миг Снорри чувствует страх. Только этому гиганту и удавалось победить викинга – его силы нечеловеческие. Снорри слаб от потери крови, искалечен от ран, и знает, что в этом бою ему не победить. Северянин, всё ещё стоя на коленях, шепчет молитву – первую, что срывается с его губ за вечность. "Всеотец, я сделал всё что мог. Смотри на меня. Я прошу лишь об одном: дай мне сил, которые меня оставили". – Молитва человека, который встречает вызовы с топором и отважным сердцем. Молитва человека, который знает, что этот вызов ему не пережить. Молитва человека, который не выживет, чтобы произнести новую.

Снорри с рычанием поднимается, уже не заботясь о своих ранах, зная, что боги за ним наблюдают. Он встаёт, покрытый гноем демонов и своей алой кровью, которую почти не видно после такого количества убитых им тварей.

– Я готов. – Если Хель поставила Свена Сломай-Весло между ним и его семьёй, то Свен Сломай-Весло умрёт здесь второй смертью. – Ундорет! – кричит он, словно его крик это копьё, брошенное прямо в небеса, и небо над ним становится красным, как кровь за его спиной. И тогда он бросается в атаку.

Воин стоит на месте, пока Снорри на него мчится. На нём слишком большой шипастый наплечник из чёрного железа, и шлем, закрытый забралом, на котором оставлены лишь щёлочки для глаз и дырочки для рта. Чёрные полосы железа вокруг его груди и тела подпоясывают толстую кожаную рубашку со слоёной подкладкой. К кожаным штанам для защиты ног пришиты железные пластины. На всех частях его доспехов видны следы битвы, блестящие порезы, тёмно-красные брызги, вмятины на металле, порванная кожа.

Двадцать ярдов остаётся между ними. Воин поднимает над собой топор. Десять. Воин склоняет голову.

– Снорри? – Пять. И он опускает топор.

Снорри, переполненный боевой яростью, замахивается своим топором, чтобы отсечь голову, заточенная сталь мчится по дуге от силы обеих рук. В последний миг разум превозмогает мышцы, и крича от напряжения, викинг отводит удар, лишив его большей части силы. Лезвие Хель задевает латный воротник воина, издаёт резкий звук об металл и отлетает.

– Снорри? – Руки в латных рукавицах возятся с маской шлема на петлях.

Снорри опускает топор и опирается на него, с трудом дыша.

Маска открывается.

– Тутт?

– Я знал, что ты придёшь. – Туттугу улыбается. У него нет бороды, и кожа на подбородке срезана. Красный разрез, оставленный ножом Эдриса Дина, по-прежнему виден на шее под бледным лицом. Впрочем, его глаза светятся радостью. – Я знал, что у тебя получится.

– Во имя Хель, что… Туттугу, как?

– Тссс! – Туттугу поднимает руку. – Не произноси её имя, только не здесь. Она пришлёт новых стражей, а их сложно победить.

Снорри оглядывается на долину, по которой разбросаны тела.

– Это всё сделал ты?

Туттугу ухмыляется.

– Они нападали не разом.

– Но всё равно…

– Снорри, я не мог позволить, чтобы забрали Фрейю и детей.

– Но Карл…

– Карл может сражаться с демонами, но они просто животные, которые следуют своим инстинктам и охотятся на отбившиеся ду́ши. Но выступить против слуг Хель, выполняющих приказы? За такое его вышвырнут из Вальгаллы. Мы не могли этого допустить.

– Но ты…

– Я ещё не занял своего места, так что и вышвырнуть меня не могут. Когда направляешься в залы, тело твоё хранится в Хель… или копия тела, наверное… В любом случае, я отправился присматривать за Фрейей, а не туда, куда должен был.

Снорри протягивает руки и кладёт на плечо Туттугу.

– Тутт. – Он понимает, что у него нет слов.

– Всё в порядке. Ты сделал бы то же самое для меня, брат. – Туттугу сжимает запястье Снорри, а потом идёт показывать дорогу.

Снорри бросает ещё один взгляд на долину, которую Туттугу оборонял от всех нападавших, а потом идёт за другом, вниз по склону, в сторону спокойных вод внизу.

У берега видна гребная лодочка, привязанная к валуну на отмели. Сразу за этим камнем дно фьорда резко уходит вниз, теряясь в чистой тёмной воде. Снорри идёт вброд и хватает верёвку. От жуткой жажды страшно хочется попить, но он пришёл сюда не ради воды.

Снорри влезает в лодку, берёт вёсла. Туттугу перебирается через борт, садится на корме, и Снорри гребёт по озеру. Нет никаких признаков погони из того места, где долина выходит к фьорду. Небо над головой – это небо мира живых, тёмное от туч, и закручивается огромной спиралью над ними, словно это сделал палец бога. Работа Тора, наверное. Заговорит ли гром, прежде чем закончится их путешествие?

Над водой висит вечерний туман. Свежесть в воздухе говорит о ранней осени, слышны следы запахов дыма, рыбы и далёкого моря. Каждый взмах вёсел приближает Снорри к цели. В долине его одолевал страх – страх, что сил окажется недостаточно, чтобы пробиться, и что в конце концов путь воина не приведёт к тому, чего желает сердце. А теперь в нём растёт новый страх, и этот голос всё громче с каждым взмахом вёсел. Что он найдёт? Что скажет? Какое будущее их ждёт? Снорри пришёл спасти детей, а вместо этого с каждым мигом сам чувствует себя всё больше ребёнком. Он боится встретить семью, которую подвёл – боится, что не справится с задачей, которую ему сейчас нужно будет выполнить.

Он инстинктивно останавливает вёсла. Поднимает их, капает вода, и лодка мягко ударяется в Длинный причал. Снорри завязывает верёвку на древнем шесте и выбирается на дорожку. Из-за ран он чувствует себя стариком.

Склоны перед ним те же самые, на которых он родился, где вырос из колыбели и стал мужчиной, и где воспитал своих детей. Здесь Туттугу и Снорри мальчишками ловили рыбу с причалов, здесь резвились среди хижин, когда весной приплывали длинные корабли, здесь гонялись за девчонками. Особенно за одной. Как её звали? Губы Снорри кривятся в ухмылке. Ядвига, возлюбленная Туттугу, когда им было по девять. Тогда она выбрала Тутта, а не Снорри – возможно, это его единственная победа за все годы, и Снорри воспринял её неважно.

Туттугу встаёт со Снорри у подножия склона и ждёт. Снорри ловит себя на том, что медлит. Сейчас на склоне только его дом. Путь чист. И всё же он стоит здесь, не двигаясь. Викинга толкает ветерок, и трава пляшет под его дудку. В вышине, на хребтах, козы медленно ходят по своим тропинкам. Над фьордом на ветру скользит чайка. Но никто из них не издаёт ни звука, ни единого звука. И дом замер в ожидании.

– Я присмотрю за озером, – говорит Туттугу.

Храбрость может принимать разные формы. Что-то одним даётся сложнее, чем другим. Снорри собирает всю свою храбрость, чтобы сделать то, что так долго его влекло; что завело его так далеко такими странными путями. Он ставит одну ногу перед другой, потом ещё раз, и идёт по неровной дорожке, по которой столько раз ходил прежде.

У двери в свой дом Снорри снова приходится собраться с духом. Перед глазами стоят образы той ночи, когда Свен Сломай-Весло привёл мертвецов в Восемь Причалов. Звуки их криков оглушают его, их крики разносятся, а он беспомощно лежит перед хижиной, заваленный снегом с крыши.

Он слепо прижимает руку к двери, нащупывает щеколду, проталкивается внутрь. Очаг не растоплен, постель укрыта шкурами, а шкуры – тенью. В кухонном уголке чисто, лестница на чердак на своём месте. Они втроём стоят спинами к нему, Фрейя между детьми, одна рука на плече Эгиля, другая на голове Эми. Все трое стоят молча, опустив головы, и не шевелятся.

Снорри пытается заговорить, но от эмоций горло перехватывает, и он не может вымолвить ни слова. Воздух выходит из него резкими короткими выдохами – так дышит человек, которого насквозь пробило копьё, и он пытается справиться с болью. Он чувствует, как его лицо кривится в гримасе, щёки поднимаются, словно могут как-то сдержать слёзы. В дверях своего дома Снорри вер Снагасон падает на колени, прижатый бременем, которое тяжелее снега, который завалил его в тот раз. Сейчас его силы уходят быстрее, чем от отравленного дротика. Раздираемый рыданиями, он пытается выговорить их имена, но никаких слов по-прежнему не слетает с его губ.

Фрейя стоит, золотые волосы ниспадают ей на спину – женщина, которая спасла его, которая была всей его жизнью. Эгиль, огненноволосый ужас, нахальный, озорной, мальчик, который любил своего отца и верил, что Снорри готов сразится с троллями, чтобы ему ничего не грозило. И милая Эйнмирья, темноволосая, как её отец, прекрасная, как мать, сообразительная, умная, доверчивая и честная, слишком мудрая для своих лет, слишком мало поигравшая возле Уулиска.

– Здесь только их печали. – Туттугу подходит к другу и кладёт руку ему на плечо. – Им они больше не нужны. Они не повернутся. Их печали тебя не видят, потому что ты – не их печаль. Когда ты уйдёшь отсюда, они исчезнут. Но пока ты здесь, Фрейя и дети могут тебя слышать. Что ты скажешь здесь, дойдёт до них.

Снорри вытирает лицо.

– Где они?

Туттугу вздыхает.

– Это рассказала мне вёльва. Та, с которой ты однажды встречался. Экатри. Она сюда приходила.