Текст книги "Принц шутов"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Слава Хель!

Снорри облокотился о ствол, чтобы отдышаться. Склон убегал вниз, спуск был почти такой же крутой, как подъем, – километры освещенных луной лугов.

21

В травяных морях Тертана и потонуть недолго. В колышущемся на ветру зеленом, тянущемся на тридцать километров, не меньше, пространстве, сплошь покрытом болотами и травой, кажется, что ты дрейфуешь в бесконечном океане.

Огонь у нас за спиной был точкой отсчета, давал представление о расстоянии и направлении, которые очень легко потерять в траве. Пока мы шли, Снорри рассказал мне, что люди-сосны поколениями обитали в лесах вроде Гофау. Об источнике этой напасти ходили разные толки, но теперь она самовоспроизводилась: жертвам выпускали кровь, заменяя ее соком самых старых деревьев. Создания эти сохраняли толику разума, но неизвестно, служили ли они другому господину, помимо собственного голода. Однако же было трудно поверить, что не Мертвый Король поставил их у нас на пути.

– Хватит с нас лесов, – сказал я.

Снорри вытер с лица золу и кивнул.

Мы прошагали километр, еще один и рухнули без сил на пологом склоне холма. Позади над горящим лесом вихрем кружились дым и пламя. Казалось невероятным, что весь этот ад, выбрасывающий в небо горящие угли и опаляющий облака, начался с единственной искры, высеченной и раздутой мною. С другой стороны, может статься, все жизни, весь мир – это всего лишь столкновение огромных пожаров, вспыхнувших едва ли не на пустом месте. Можно сказать, вся история моих приключений началась с броска кости, которая должна была выдать пять и два, а вместо этого уставилась на меня единственным змеиным глазом, безжалостно глядящим, как я все глубже влезаю в долги к Мэресу Аллусу.

– Это, – сказал я, – было совсем близко.

– Да.

Снорри сидел, подтянув колени к груди, и смотрел на пожар. Он вытащил запутавшийся в волосах прутик.

– Мы не можем продолжать вот так. В следующий раз может не повезти.

Ему нужно было видеть смысл. Два человека не могут пересилить такое сопротивление. Я прежде много раз делал рискованные ставки – конечно, не на свою жизнь, а на деньги, – но ни разу – настолько безнадежные. Без награды и цели.

– Я бы устроил Карлу такой костер. – Снорри махнул рукой в сторону пылающего горизонта. – Я сжег его близ Водинсвуда на костре из валежника. Деревья были тяжелы от снега и не хотели разгораться, но я спалил их дотла. Он заслужил корабль, мой Карл. Длинную ладью. Я бы положил его у мачты с топором моего отца и вооружением, которое послужило бы ему в Вальхалле. Но времени не было, и я не мог его оставить, чтобы мертвые нашли его и воспользовались им. Лучше волки, чем такая учесть.

– Он сказал тебе о ключе?

Снорри говорил об этом на руинах Компера, но не рассказал до конца. Возможно, теперь, когда многие километры леса горели, как некогда горел Компер, он снова заговорит. Его старший ребенок переломал себе кости, чтобы вырваться из оков, и последние его слова, обращенные к Снорри, были о ключе.

И в темноте, над морем травы, с видом на горящий Гофау, Снорри рассказал.

– Мой отец рассказывал мне историю Олафа Рикесона и его похода на Суровые Льды. Я много раз слушал ее у очага долгими зимними ночами, когда лед на Уулиске трещал и стонал от холода.

Чтобы повести десять тысяч человек на Суровые Льды, нужно быть не просто воином и полководцем. Десять тысяч человек, которые, не будь они викингами, умерли бы, не дойдя до настоящих льдов. Десять тысяч человек, которые знали, как выжить, и именно поэтому понимали, что идти туда не стоит. Людям там делать нечего. Даже инувены держатся прибрежных льдов. Тюлени, киты и рыба – это все, на чем можно прожить в таких краях.

Может статься, ни у одного ярла на свете не было столько ладей, сколько у Олафа Рикесона, и никто не перевез больше сокровищ через Северное море, сокровищ, добытых топором и огнем у более слабых людей. Все равно его слова было мало, чтобы поднять десять тысяч человек с мрачных берегов фьордов, где сотня – уже армия, и повести их на Суровые Льды.

У Олафа Рикесона было видение. Боги были на его стороне. Мудрые повторяли за ним. Рунные камни говорили за него. И более того – у него был ключ. Даже теперь вёльвы спорят, как он им завладел, но в истории, рассказанной отцом Снорри, Локи дал его Олафу, когда тот сжег собор Белого Христа в Йорке и перерезал две сотни монахов. О том, что Олаф обещал взамен, умалчивали.

То, что даром богов был ключ, всегда вызывало у Снорри разочарование, но ведь Локи и был богом разочарования, помимо лжи и трюкачества. Снорри предпочел бы боевой таран. Воин разбивает дверь, а не отпирает ее. Но отец сказал ему, что ключ Олафа был талисманом. Он открывал любой замок, любую дверь, и даже более – он открывал людские сердца.

В самых древних сказаниях говорится, что Олаф пошел открыть ворота Нифльхейма и отделать ледяных великанов в их логове, чтобы посрамить богов и их фальшивый Рагнарек со многими солнцами, чтобы положить конец всему в последней битве. Отец Снорри никогда этого не опровергал, но говорил, что одно может скрывать под собой другое, подобно отвлекающему приему в бою. Люди, говорил он, часто движимы основными потребностями: голодом, алчностью, вожделением. Истории прорастали из семени и расползались, подобно травам. Возможно, боги коснулись Рикесона, или же кровавый жнец увел несколько сот человек на север, чтобы напасть на инувенов, и о его поражении сложили песню, которую барды превратили в сагу и поместили ее среди бережно хранимых воспоминаний о Севере. Как бы то ни было, годы скрыли от нас истину.

Снорри оставил догорающий погребальный костер своего сына среди подтаявших снегов, обнаживших черную землю Водинсвуда. У него за спиной взлетали в небо угли и темный дым. Он шел по холмам нижних земель, оставив Уулиск далеко позади, выслеживая Свена Сломай-Весло и людей с Затонувших островов на усыпанных валунами лугах Торна, где суровый ветер придает форму скалам. Над Торном – высокогорье Ярлсон, а за ним – Суровые Льды.

Снорри не знал, что сделает, когда настигнет врага, он был уверен лишь в том, что умереть надо хорошо. Его пожирали горе, вина и ярость. Возможно, по одиночке они бы его уничтожили, но, противоборствуя, создавали баланс, и он шел вперед.

Захватчики развили такую скорость, что Снорри не мог представить, как ее выдержат Фрейя и десятилетний Эгиль. В мрачных видениях ему представлялось, что они мертвы и шагают вместе с не знающими усталости трупами, высадившимися в Восьми Причалах. Но Карла оставили в живых – пленных заковали в кандалы, толку тащить их на внутренние территории не было, однако некроманты нуждались в живых узниках, что было совершенно очевидно.

Лишь ночь остановила его. Свет покидал землю рано – еще совсем недавно отступила зимняя тьма, что месяцами царствовала над льдами. В темноте невозможно идти по следу. Все, что норсиец мог найти в темноте, – это перелом ноги: земли эти коварны, скалистая почва покрыта валунами и трещинами.

Ночь длилась целую вечность. Снорри страдал от холода и непрекращающихся видений резни в Восьми Причалах, Карла, изломанного и умирающего у Водинсвуда, Эми… Ее крики преследовали Снорри, и ветер повторял их до самого рассвета.

А когда настало утро, пришел и снег – он тяжело падал со свинцового неба, хотя Снорри показалось, что для снега слишком холодно. Он закричал, подняв к небесам топор и угрожая всем богам, чьи имена мог назвать. Но снег все падал, равнодушный, попадая в рот и залепляя глаза.

Снорри брел дальше, потеряв след, по сплошной белизне. Что еще оставалось? Он двигался в направлении, избранном его добычей, и вышел на пустынные равнины.

Он нашел мертвеца много часов спустя. Одного из островитян, что были мертвы, уже когда плыли на палубе корабля по Северному морю к устью Уулиска. Теперь он был ничуть не менее мертв и не менее голоден. Человек бессильно бился, провалившись по грудь в снег, который мягко принял его мертвую плоть и из-за его усилий высвободиться стал твердокаменной тюрьмой. Он потянулся к Снорри пальцами, черными от замерзшей в сосудах крови. Удар меча раскроил его лицо от глаза до подбородка, обнажив челюсть, обтянутую замерзшими мышцами, разбитые зубы, темную от мороза бескровную плоть. Оставшийся глаз пристально смотрел на Снорри.

– Ты должен быть твердым. – Снорри находил замерзших в снегу и прежде – их конечности были тверды, словно лед. Он посмотрел еще немного. – Ты – не тот, кем должен быть. Это Хель. – Он поднял топор, сжимая рукоять так, что побелели костяшки пальцев. – Но ты пришел не оттуда, и это не пошлет тебя к реке мечей.

Мертвец лишь смотрел на него, пытаясь вырваться, – ему не хватало ума догадаться, что надо копать.

– Даже ледяным великанам ты не нужен.

Снорри снес ему голову с плеч и смотрел, как она откатывается, пачкая чистый снег гнилой кровью, загустевшей, полузамерзшей. В воздухе стоял странный химический запах, чем-то напоминавший керосин.

Снорри тер лезвия Хель об снег, покуда не сошли малейшие следы этого создания, и пошел вперед, а тело мертвеца все еще корчилось в тисках снега.

К тому моменту как человек приходит в Суровые Льды, у него перед глазами уже много дней ничего нет, кроме мира белых теней. Он идет по ледяным простыням и не видит ни дерева, ни травинки, ни камня, не слышит ни звука, лишь свое одиночество и насмешки ветра. Он верит, что на всем свете нет места более страшного, менее приспособленного для жизни. А потом видит Суровые Льды.

Местами Суровые Льды представляют собой заваленные снегом склоны, передвигаться по ним – все равно что взбираться на гору. Местами ледяной шельф возвышается рядами утесов, одни из которых покрыты белым инеем, другие – голубоватым льдом и испещрены впадинами. Когда полночное солнце освещает такие поверхности, оно проникает внутрь и становятся видны смутные очертания, словно лед поглотил и удержал в себе огромных океанских китов и левиафанов, на фоне которых даже эти киты кажутся маленькими, – и все эти создания навечно скованы под тянущимся на бесконечные километры ледником. Ибо Суровые Льды и есть один огромный ледник, тянущийся вдоль всего континента, неизменно движущийся со скоростью, заставляющей человеческие жизни казаться столь же короткими, как у мотыльков.

Снорри просто не верил, что Сломай-Весло позволит повести себя на высокие льды, какое бы безумие ни поразило островитян и их мертвяков. Свена Сломай-Весло вела жадность, он был готов на риск, но не на такой, не настолько самоубийственный. Понимая это, Снорри шел по краю ледяных утесов, голодный, онемевший от холода, как прежде – от яда гулей.

Когда Снорри впервые заметил темную точку, то решил, что умирает, зрение отказывает ему и эта дикая земля предъявляет свои права на него. Но точка оставалась на месте и становилась больше, пока он, шатаясь, приближался к ней. И со временем она превратилась в Черный форт.

– Черный форт? – переспросил я.

– Древняя крепость, выстроенная на дальних пределах Суровых Льдов, в нескольких километрах от них, – ее возвели тогда, когда земля эта была зеленой.

– И что… кто там сейчас? Твоя жена была там?

– Не сегодня, Ял. Я не могу говорить об этом. Не сегодня.

Снорри смотрел, как полыхает на западе. Он сидел освещенный заревом пожара, и я увидел, что его захватили воспоминания: он снова в Водинсвуде, где сжег своего сына.

22

Маладон – северная страна. На выезде из Восточного Тертана ее можно различить практически сразу – по тому, как здесь используется земля, по памятникам, грубо сработанным из камня и притом отличающимся мощью и красотой, несвойственной придорожным часовням Тертана. Многие дома покрыты торфом, и балки, поддерживающие кровлю, имитируют носы ладей, принесших на эти берега предков нынешних жителей. Возможно, некоторые сделаны из тех же бревен, служивших частью корпусов лодок, некогда приставших к враждебным тогда берегам.

– Значит, они – викинги? – спросил я, проходя мимо первых попавшихся на пути маладонских крестьян, собирающих урожай.

– Фитфирар. Люди земли. Хороший народ, смелый, но море выплюнуло их. Настоящий викинг знает океаны, как свою возлюбленную.

– Сказал человек, который проехал тысячу километров верхом, вместо того чтобы проплыть их на корабле.

Снорри хмыкнул. Я не стал упоминать, что сейчас он даже не ехал, а шел. Хотя в строгом смысле слова обе лошади принадлежали мне, поскольку я за них заплатил, казалось, я еду на Слейпнир с его соизволения, и стоит мне упомянуть об этом – и я окажусь на земле или как минимум буду осмеян, балованный южанин.

У кобылы после вчерашнего бегства шея, плечи и грудь были в глубоких царапинах. Я почти все утро выковыривал оттуда щепки и промывал раны. Оба глаза ее были поцарапаны и слезились. Я делал что мог, но думал, что со временем она потеряет как минимум левый. Потом я выковырял щепки из собственных рук и две – что было особенно больно – из-под ногтей. Человек из меня получился так себе, но хоть наездник приличный, а наездник сначала заботится о своем коне, потом уже о себе. Молиться я не склонен, но произнес молитву о Роне, чтобы он достиг небесных лугов, и не стыжусь этого.

Вдали небо отливало зловещим желтым светом.

– Город, что ли? – спросил я.

Город Крат коптил небо десятью тысячами труб, и это еще летом, когда работают только фабрики и пекарни. Впрочем, я не знал, что на севере бывают такие города.

– Химрифт.

– А-а!

– Ты же не знаешь, что это, да?

– Да будет тебе известно, что мне дали образование лучшие ученые умы, включая Харрама Лодта, знаменитого географа. Карта мира его работы висит в личной библиотеке папессы.

– Так да?

– Нет.

– Это цепь вулканов.

– Огненные горы. – Я был более или менее в курсе, что такое вулкан.

– Да.

– Ученые умы. Ну просто блистательны!

Через пару-тройку километров мы проехали мимо молот-камня – грубого изображения молота Тора, высеченного из валуна метра полтора высотой, стоящего у дороги. Снорри, похоже, больше интересовала разбросанная вокруг галька. Он нагнулся, чтобы рассмотреть ее, и мне оставалось или подогнать Слейпнир поближе, или оставить согнувшегося на обочине норсийца одного. Гордость удерживала меня, и я ждал посреди дороги, чтобы только не идти и не смотреть, что такого нашел хаульдр.

– Интересные камни? – спросил я, когда он наконец соблаговолил вернуться.

– Рунные. Их оставляют знахари и вёльвы. Это что-то вроде системы оповещения.

– И ты можешь их читать?

– Нет, – признал Снорри с усмешкой. – Но с этими было более или менее ясно.

– И что?

– А то, что наш друг, повелитель сновидений, был, кажется, прав. Камни говорят, что Скилфа на своем троне в Маладоне. Последний раз она ездила на юг много лет назад.

– Если она – близнец Молчаливой Сестры, нужно держаться от нее подальше. Она не та, с кем нам стоит иметь дело.

– Даже если ее кровь сможет снять с нас заклятие?

Он протянул ко мне раскрытую ладонь, и я отшатнулся.

– Ты в это не веришь? – сказал я. У Сейджеса не было причин говорить правду, и в любом случае есть люди, которым правда жжет язык. Мой в таких случаях тоже потом немного побаливает.

– Верю, что она – близнец и ее кровь могла бы помочь нам. Верю, что она не близнец и у тебя есть причины бояться. В любом случае понятно, что нам надо отправиться к ней. Даже если Сейджес не сказал ни слова правды, Скилфа – самая знаменитая вёльва. Если она не справится с заклятием – никто не справится. И даже если она не сможет его снять, то хотя бы знает о некромантах и о том, что они делают на Суровых Льдах. – Снорри провел пальцем по лезвию топора. – Лобовая атака в последний раз мне не очень-то помогла. Говорят, знание – сила, и мне может понадобиться заточка получше этой.

Я сплюнул на дорогу.

– Пропади она пропадом, твоя варварская логика.

Лучшего контраргумента я придумать не смог.

– Значит, решено. Поехали.

Снорри улыбнулся и зашагал по дороге.

Я погнал Слейпнир за ним.

– Разумеется, если она такая всемогущая, то увидит больше, чем желания кого угодно.

– Мы не «кто угодно», Ял, – сказал Снорри через плечо. – Я хаульдр с Уулискинда. Мы с тобой несем необычную магию, а Слейпнир, возможно, потомок легендарного коня. – Еще десять шагов. – А ты принц чего-то там.

Вот только еще одного колдуна мне не хватало – и прежний принес мало радости. Но шансы были на исходе, и если я не хотел оказаться на ладье, плывущей по языческим морям в поисках нерожденного капитана армии Мертвого Короля…

Я поравнялся с норсийцем.

– И как мы ее будем искать?

– Это-то как раз нетрудно. Поймаем поезд.

Что такое этот поезд, я не имел ни малейшего представления, но не хватало еще, чтобы викинг опять начал дразнить меня за невежество, и я последовал за ним без лишних жалоб.

Мы проехали мимо нескольких ферм, где местные грузили в телеги урожай, предназначенный на продажу и для припасов на зиму. Все они заметили нас, особенно Снорри, и, пусть меня все еще задевало, что простолюдин, да еще и норсиец, затмил принца крови из Красной Марки, было приятно, что люди таких габаритов здесь редкость не меньшая, чем на юге. Я-то втайне переживал, что близ фьордов все такие, как Снорри, и что я почувствую себя карликом среди великанов.

Кто-то из фитфирар пытался заговорить со Снорри на старом языке Севера, но он добродушно отвечал им на имперском, благодаря за любезность. И все, с кем мы сталкивались, говорили про Скилфу одно и то же. Вёльва прибыла без предупреждения месяц назад, и никто не видел ее, кроме упрямцев, во что бы то ни стало вознамерившихся ее лицезреть. Снорри спросил, где ближайшая станция, и, согласно полученным указаниям, свернул с ведущей на север дороги и двинулся по открытой местности.

Оказалось, что станция – это просто широкая заросшая травой впадина, огороженная с одной стороны каменным бортиком. Мы добрались до нее под холодным моросящим дождем.

– Она живет в яме?

Я слышал про троллей, что живут под мостом, и про ведьм в пещерах…

– Теперь пойдем по путям, – сказал Снорри и направился по краю ямы на северо-восток.

Со временем впадина стала мелкой, потом и вовсе незаметной, но мы все шли по лугу, пока снова не нашли линию, на этот раз в виде гребня, поднимающегося примерно на метр над землей. Лишь когда мы поднялись на возвышенность, я впервые понял, каким жутким созданием, должно быть, был поезд, если оставлял такие следы. Там, где человек обошел бы, нашел бы путь попроще, поезд просто прорывал себе колею. Мы видели одно место в скалистой лощине метров в тридцать глубиной, где поезд прорыл себе путь прямо в толще камня.

Наконец перед нами поднялись уже довольно высокие холмы, но поезд все не сворачивал с пути. Впереди мы увидели круглое отверстие в склоне холма, десяти метров в диаметре и чернее самого греха. Дождь усилился, вода стекала мне за шиворот, неся с собой холодную тоску.

– Да-а… Я туда не пойду, Снорри.

Сэр Джордж, конечно, пошел за своим драконом в пещеру, но будь я проклят, если попрусь за поездом в утробу земную.

– Ха! – Снорри толкнул меня в плечо, словно я пошутил. Было правда больно, и я напомнил себе, что не стоит шутить, будучи в зоне его досягаемости.

– Серьезно, я тут подожду. А ты расскажешь, как все прошло, когда вернешься.

– Поездов нет, Ял. Причем уже давно. Остались, наверное, только кости. – Он оглянулся на лежащую позади угрюмую местность. – Ну, можешь торчать тут один, пока я пойду к Скилфе.

Он поджал губы.

Что-то в слове «один», произнесенном среди такой пустоши, заставило меня передумать. Вдруг я понял, что не хочу стоять под дождем. И потом, нужно было услышать самому, что эта ведьма скажет о проклятии, а не ждать, что там запомнит Снорри или чем предпочтет поделиться. И мы вошли вместе – Снорри впереди, я за ним, ведя Слейпнир за поводья.

Через сто метров или около того круг света позади едва напоминал о том, что в незапамятные времена мы могли видеть.

– У меня еще осталось два факела.

Я потянулся к мешку.

– Лучше пока не трогай. Путь тут все равно только один.

Естественно, в темноте нас ожидали всякие ужасы. Меня, по крайней мере, точно. Я воображал бледных лесных людей, тихо крадущихся за мной или молча глядящих, как мы проходим мимо.

Мы прошли не один километр. Снорри вел по стене палкой, чтобы не потерять контакт с ней, а я шел на скрежет. Слейпнир цокала позади. Местами сверху капало, длинными жгутами свисала слизь. Примерно каждые пятьсот метров вверх уходила узкая шахта, не толще человеческого корпуса, и оттуда мутно просвечивало небо. У этих отверстий росли какие-то странные кусты, тянущиеся к свету пальчатыми листьями. Иногда встречались завалы, мы карабкались по грудам обломков, и копыта Слейпнир устраивали настоящие маленькие лавины. В одном месте огромный кусок камня Зодчих оставил лишь узкий ход с одной стороны, и нам пришлось протискиваться мимо него. Снорри позволил мне зажечь факел, но как только мы выбрались, велел его потушить. Я не спорил – такими темпами мы бы уже успели сжечь оба, а то, что попадалось на глаза, выглядело весьма уныло – никаких чудищ, даже черепов и сломанных костей.

Когда жесткие руки без предупреждения обхватили меня, я так заорал, что чуть не обрушил туннель, и упал, бешено отбиваясь. Кулак мой попал во что-то твердое, и боль лишь ухудшила положение. Со всех сторон раздавался глухой стук.

– Ял!

– Уйди! Отцепись!

– Ял! – сказал Снорри, на этот раз громче, напряженно, но относительно спокойно.

– Скотина ты!

Что-то ткнуло меня в глаз, и тот, кто на меня напал, со стуком рухнул.

– Вот теперь бы и пригодился факел, Ял.

Стояла тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием и нервным топотом Слейпнир.

– Сволочи!

Я схватил нож и пару раз ткнул в воздух наугад.

– Факел!

– У меня… он где-то там. – Я рылся минуты две, потом наконец зажег трут. Факел вспыхнул. – Иисусе!

Прямо перед нами тоннель был заполнен рядами бледных фигур. Статуи мужчин и женщин, по большей части обычного человеческого роста, обнаженные и без гениталий. Повсюду вокруг лежали такие же – мой недавний противник тянулся к потолку рукой.

– Армия Хемрода, – сказал Снорри.

– Чего?

У некоторых статуй были раскрашены глаза, у других – волосы, но по большей части они были безглазыми и лысыми, да еще и какими-то недоделанными, у кого-то пальцы не проработаны и черты лица стерты. Многие стояли в странных непринужденных позах и напоминали скорее праздных аристократов, чем воинов в строю. Между рядами можно было пройти, и Снорри в итоге так и сделал, предоставив мне врезаться в переднюю линию.

– Хемрод, – сказал Снорри.

– Хеморрой. В жизни о нем не слышал. – Я ухватился за руку статуи и легко поставил ее на ноги. Она почти ничего не весила. Странный материал, намного легче дерева. Я постучал по ней. – Полая?

– Это работа Зодчих. Статуи, как мне кажется. Хемрод правил здесь, прежде чем эти земли вошли в состав империи. Когда его похоронили, армия пластиковых воинов была поставлена охранять его и служить ему в загробной жизни. Возможно, они ждут Рагнарека, когда можно будет вознестись с ним в Вальхаллу.

– Ба, – я встал и отряхнулся, – я бы предпочел солдат получше. Гляди, я вслепую завалил несколько.

Снорри кивнул.

– Хотя, по справедливости, тебе помогла визжащая девица. – Он посмотрел назад. – Интересно, куда она убежала?

– Объешься дерьма, норсиец.

И я зашагал между рядами.

– Слушай, должно быть, кто-то их ставит обратно, – сказал Снорри у меня за спиной.

Я помолчал, перекладывая факел из одной руки в другую. Рука болела оттого, что пришлось долго держать ее вверху, и капли горящей смолы упорно попадали мне на пальцы.

– Почему?

– Видишь ли, они тут уже веков пять стоят, а то и больше. Не может быть, что ты – первый, кто в них врезался.

– Я хотел сказать, почему нас это должно волновать?

– Магия. – Снорри выдохнул сквозь плотно сжатые губы. – Это древний талисман, защита. Говорят, старая магия течет глубже. Скилфа не зря селится здесь, когда приезжает на юг.

– Ну, я-то точно не пойду ставить их обратно. – Я поднял факел выше. – Вон там впереди какая-то комната.

Мы подошли поближе, и я увидел, что это скорее пещера – конечно, дело рук человеческих, но по размеру как раз она самая. Дыра. Тьма внутри поглотила свет моего факела. Пол был покрыт ржавчиной, и часть помещения, которую я мог разглядеть, заполнили статуи Зодчих, все они показывали куда-то в центр. По обе стороны был тоннель, и статуи уходили в темноту. Если со всех сторон было то же самое, думаю, здесь сходились восемь или даже десять тоннелей. Видимо, некогда это было логово поездов, обвивающих друг друга, словно исполинские змеи.

Снорри подтолкнул меня вперед, и я осторожно пошел между рядами. Похотливая часть меня, что никогда не дремлет, отметила, что статуи по большей части изображают женщин, причем в нелепых застывших позах, – отблески факела мерцали на тысячах древних, но от этого не менее дерзких пластиковых грудей.

– Холодает, – произнес Снорри у меня за плечом.

– Да. – Я остановился, передал ему факел и обогнул голую пластиковую женщину, чтобы встать позади него. – После тебя. В конце концов, это твоя Злая Колдунья Севера.

Отчего-то именно слова «Злая Колдунья» породили эхо, пролетевшее по всей комнате и мучительно долго не стихавшее.

Снорри пожал плечами и зашагал вперед.

– Лошадь оставь.

Расходящиеся лучами проходы к центру сужались, и Слейпнир начала бы скоро опрокидывать статуи. Я отпустил поводья.

– Стой тут.

Она заморгала гноящимся глазом – другой уже совсем залепило – и опустила голову.

Теперь температура падала с каждым метром, и на пластиковых руках со всех сторон поблескивал иней. Я обхватил себя за плечи, дыхание облачком вилось в воздухе.

Посреди помещения на круглой платформе, к которой вели четыре ступени, сидела в обледеневшем кресле Скилфа – высокая, угловатая, костлявая, укутанная в песцовые шкуры. Белая дымка витала вокруг ее конечностей, словно они были так холодны, что могли расколоть сталь. Глаза, похожие на замерзшие озера, уставились на факел Снорри, и тот погас, свет сменило мерцание обледеневших рук ее древних стражей.

– Посетители.

Она повернула голову, и захрустел лед.

– Приветствую тебя, Скилфа.

Снорри поклонился.

Стоя у него за спиной, я подумал: интересно, а чем она вообще тут занималась, пока нас не было?

– Воин. – Она склонила голову. – Принц. – Холодные глаза вновь нашли меня. – Вы двое, связанные сестрой. Смешно. Ей нравятся такие шутки.

Ничего себе шутки! Во мне закипел гнев, отодвинув собой даже вполне объяснимый страх.

– Вашей сестрой, мадам?

Я подумал: интересно, насколько холодна ее кровь?

– Она бы сказала вам, что она сестра кому угодно, если бы вообще заговорила. – Скилфа поднялась с кресла, и ледяной воздух потек по ее рукам на пол, будто молоко. – От вас пахнет дурными снами. – Она сморщила нос. – Чье это? Скверно, скверно.

– Вы – близнец Молчаливой Сестры? – спросил Снорри сквозь стиснутые зубы, пошевелив топором.

– Естественно, у нее есть близнец. – Скилфа приблизилась к краю помоста, всего в нескольких метрах от нас. У меня от холода лицо болело. – Ты же не хочешь ударить меня, Снорри Снагасон?

Она показала длинным белым пальцем на его топор, лезвия которого были теперь на уровне плеч.

– Нет.

Тело его, однако, все еще было готово к удару.

Я почувствовал, что приближаюсь, подняв меч, хотя совершенно не помнил, как вытащил его, и вроде бы не испытывал желания подойти ближе. Все было словно во сне. Перед глазами стояла картина: ведьма, умирающая на моем клинке.

Скилфа втянула воздух острым носом.

– Сейджес коснулся вашего разума. Особенно твоего, принц. Грубая работа. Обычно он действует более тонко.

– Сделай это! – вырвалось у меня. – Быстро, Снорри!

Я захлопнул рот рукой, прежде чем смог окончательно подписать себе приговор.

В два прыжка норсиец оказался на ступенях у ног Скилфы и занес над ней топор, мощные руки приготовились обрушить его на ее узкое тело. И все же он не нанес удар.

– Задай правильный вопрос, дитя. – Скилфа отвела глаза от Снорри и встретилась со мной взглядом. – Лучше, если ты сам отбросишь Сейджеса. Будет спокойнее, если это сделаю не я.

– Я… – Я вспомнил кроткие глаза Сейджеса и его советы, казавшиеся правильными, чем больше я размышлял о них. – Кто… кто близнец Сестры?

– Ха! – Скилфа выдохнула, и дыхание белыми змеями обвилось вокруг ее тела. – Я думала, она выберет кого-то получше.

Она протянула ко мне руку с ледяными когтями.

– Погоди! – Я закричал, увидев медальон – целый, все камни на месте. – Я… Кто… Гариус! Кто такой Гариус?

– Теплее. – Рука расслабилась, лицо по-прежнему было серьезно. – Гариус – близнец Сестры.

Я видел его, своего двоюродного деда, дряхлого и искалеченного, в комнате в башне, с медальоном в руке. «У меня был близнец, – сказал он мне однажды. – Нас разделили. Но разделились мы неровно».

Снорри опустил топор на ступени, моргая, словно сбрасывая оковы сна.

– И его кровь могла снять это заклятие?

Вопрос застыл клубами белого пара.

– Да, заклятие его сестры можно снять таким способом.

Скилфа кивнула.

– А есть еще какой-то способ? – спросил я.

– Ты сам знаешь.

– А ты не можешь это сделать?

Я попытался улыбнуться с надеждой, но лицо замерзло и не складывалось в нужную мину.

– Не хочу. – Скилфа вернулась в кресло. – Нерожденным нет места среди нас. Мертвый Король затеял опасную игру. Я бы не отказалась увидеть, как его надежды рухнут. Множество невидимых рук играет против него. Возможно, все, кроме Синей Госпожи, но ее игра еще опаснее. Поэтому нет, принц Ялан, ты унесешь стремления и магию Молчаливой Сестры, с помощью которых она пыталась уничтожить могущественнейшего из слуг Мертвого Короля. Я не заинтересована в том, чтобы освободить тебя. Мертвому Королю надо бы подрезать когти. Его сила – словно лесной пожар. – (Меня удивили слова, которые она выбрала.) – Но она сожжет себя изнутри, и лес уцелеет. Если, конечно, не сгорит вместе со скалой. Уничтожь нерожденного: так свершится заклятие, и ты будешь свободен. У тебя нет иного выбора, принц Ялан, а когда выбора нет, все люди одинаково отважны.

– Как? – спросил я, на самом деле не желая знать ответ. – Как уничтожить нерожденного?

– А как живое побеждает мертвое? – Она улыбнулась легкой холодной улыбкой. – Каждым биением твоего сердца, каждой горячей каплей твоей крови. Истина заклятия Сестры сокрыта от меня, но неси его туда, куда оно поведет тебя, и пусть его окажется довольно. Это – цель, которой ты служишь.

Снорри спустился по ступеням, тяжело переступая с одной на другую, и встал рядом со мной.

– У меня – собственная цель, Скилфа. Люди не служат вёльвам.

Он прикрыл лезвия топора кожаными защитными чехлами, которые сдернул минутой раньше.