Текст книги "Принц шутов"

Автор книги: Марк Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

19

Я ковылял вслед за Станном, который вел меня в личные покои королевы Сарет. Я удивился, что встреча была намечена у нее, но не сомневался, что ее добродетель хорошо охраняется.

Особенно меня поразило, что мы шли туда низом, спустились по лестнице в длинный коридор, по обе стороны которого были переполненные склады кухонной утвари и припасов, но ведь я сам велел Станну вести меня кратчайшим путем, учитывая, что шагать мне приходилось весьма осторожно. Мы прошли по узкой лестнице, явно предназначенной для слуг, доставляющих еду в королевские покои.

– Королева просит вас быть осмотрительным, если начнут просить о визитах, – сказал Станн, высоко поднимая фонарь в длинном коридоре, лишенном окон.

– Ты знаешь, что такое осмотрительность, мальчик?

– Нет, сэр.

Я фыркнул. Уж не знаю, что он проявил сейчас – невежество или ту самую осмотрительность.

Станн постучал в узкую дверь, в тяжелом замке повернулся ключ, и мы вошли. Я лишь через пару секунд понял, что королева сама отперла дверь. Сначала я решил, что это сделала ее камеристка, но, когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня, все стало ясно. Камеристка никогда бы не надела такое пышное платье, да и сходство Сарет с ее сестрой было совершенно очевидно. Ей было, наверно, лет двадцать пять; чуть пониже сестры, лицо мягче и отмечено более классической красотой: полные губы, волнистые волосы глубокого медного оттенка. У нее тоже были зеленые глаза, но без того особенного внутреннего свечения, как у Катрин.

Еще я заметил то, что ни одно платье, даже размером с целую палатку, не могло скрыть: то ли королева Сарет недавно проглотила целого поросенка, то ли была уже на сносях.

– Можешь показать принцу Ялану его кресло и налить ему вина, Станн, потом уходи, и живо. – Она сделала выразительный жест рукой.

Парнишка взбил мне подушку в большом кресле, должным образом удаленном от кресла королевы, – оно стояло в противоположном углу. Вообще-то, единственным правильным решением было бы убрать меня в коридор – не пристало королеве находиться в личных покоях наедине с чужим мужчиной, особенно если этот мужчина – я.

Я подошел к креслу, поправил подушку и осторожно сел.

– Вы здоровы, принц Ялан?

Искренняя забота нарисовала морщинки на ее гладком лбу.

– Да, просто… – Я устроился поудобнее. – Просто старая рана, моя королева. Иногда она дает о себе знать. Особенно если я слишком давно не сражался.

Рядом со мной Станн сжал губы и наполнил серебряный кубок на столике из высокого кувшина. Выполнив свои обязанности, он удалился через дверь для слуг, и тихий стук его шагов вскоре смолк. Я подумал: если меня вдруг найдут здесь, вот так, без сопровождения, моя жизнь будет зависеть от того, что захочет рассказать королева. Казалось маловероятным, что она признает двусмысленный характер приглашения, и я был уверен, что ее злая младшая сестрица нарисует нелестную картину того, как я делал ей авансы, если все это дойдет до Олидана. Я решил при первой возможности исчезнуть.

– И как вам Анкрат, принц Ялан?

У Сарет был более заметный тевтонский акцент, чем у ее сестры, и он напомнил мне крики скорронских патрулей, пытавшихся выследить меня на перевале Арал. Это отнюдь не способствовало моему спокойствию.

– Прелестная страна, – сказал я. – И город Крат очень впечатляет. Когда мы прибыли, празднества были в полном разгаре.

Она нахмурилась и поджала губы. Очевидно, я задел ее за живое. Беременная или нет, она была очень хорошенькой.

– Скоррон красивее, и Айзеншлосс – крепость получше этой. – Похоже, она не осознавала, что мы, люди Красной Марки, считаем скорронцев смертельными врагами. Ничего, что я давно стал поборником идеи заниматься любовью, а не войной, хотя от одной до другой часто всего лишь шаг. – Но вы правы, принц Ялан, Анкрат не лишен достоинств.

– В самом деле. Однако боюсь, моя королева, что я здесь несколько не у дел. Полагаю, было бы более уместным обсудить эти вопросы днем при дворе. О вашей красоте говорят повсюду, и люди могут превратно истолковать мои намерения, если узнают, что…

В обычной ситуации я был бы счастлив наставить рога любому мужчине, достаточно глупому, чтобы оставить женщину вроде Сарет неудовлетворенной… Но Олидан Анкрат? Нет. И потом, ее беременность и мое нынешнее состояние способствовали уменьшению моей заинтересованности данной возможностью.

Лицо Сарет исказило отчаяние, нижняя губа задрожала, и, тяжело поднявшись с кресла, она поспешила ко мне и опустилась на колени рядом с моим.

– Простите меня, принц Ялан! – Она взяла мои темные мозолистые руки в свои, белые и тонкие. – Это просто… просто… мы все были так потрясены прибытием этого ужасного мальчишки.

– Мальчишки?

Я две ночи толком не спал и сейчас соображал туговато.

– Йорга. Сына Олидана.

– А, потерянного принца, – сказал я. Чувствовать ее руки было приятно.

– Лучше бы он и не находился вовсе.

И я заметил стальной блеск в ее красивых заплаканных глазах.

Внезапно даже мой невыспавшийся мозг отказался отрицать проблему. Этот принц не мог быть сыном Сарет, она слишком молода… Значит, вторая жена, готовая вот-вот родить того, кто, как ей мечталось, станет наследником?

– А-а! – Я подался вперед, глядя на ее живот. – Понимаю, это возвращение может создать для вас трудности. – (Ее лицо снова исказилось от горя.) – Ну-ну, не плачьте, моя королева.

И я осторожно погладил ее на правах образцово-показательного героя, утешающего даму в беде, и пробежался пальцами по ее чудесным волосам.

– Почему, собственно, мальчишка не мог и дальше бродить невесть где? – Сарет подняла мокрые ресницы.

– Мальчишка, говорите? – У меня были причины думать, что принц уже взрослый. – Сколько ему лет?

– Ребенок! Неделю назад ему исполнилось тринадцать. Совершенно неуправляемый. Теперь он вырос и… – Снова поток слез, и девушка зарылась лицом в мое плечо. – Сколько от него горя! Хаос в тронном зале.

– Трудный возраст. – Я с умным видом кивнул и привлек ее ближе. Это инстинкт. Я ничего не могу с собой поделать. Она изумительно пахла – сиренью и жимолостью, и беременность наполнила не только ее живот – ее корсет изобиловал щедрыми дарами природы.

– У меня на родине вас называют Аральским дьяволом, – сказала она. – Красным Принцем.

– Правда? – Я повторил, убрав удивленные интонации: – Правда.

Она кивнула, не отрываясь от моего плеча.

– Сэр Карлан выжил в битве, в которой вы сражались, и бежал на Север. При дворе он рассказал, как вы бесстрашно бились – как безумец, сокрушая одного за другим. Сэра Горта тоже. Сэр Горт был сыном двоюродного брата моего отца и довольно известным воином.

– Ну… – Я понял, что некоторые истории имеют свойство разрастаться, да и слишком сильный страх иной раз выглядит как полное его отсутствие. В любом случае королева сделала мне подарок, которым я был обязан воспользоваться. – Мой народ действительно называет меня героем перевала. Я подумал, что вполне уместно, если скорронцы называют меня дьяволом. Буду носить это имя с гордостью.

– Герой. – Сарет хлюпнула носом, вытерла глаза, приложила тонкую руку к моей груди. – Вы могли бы помочь.

Тихие слова, почти шепот, и достаточно близко к моему уху, чтобы по мне прошла сладкая дрожь.

– Конечно, конечно, милая леди. – Я заставил себя остановиться, пока не наобещал слишком много. – Как?

– Он зарвался, этот Йорг. Нужно поставить его на место. Естественно, он слишком знатен, чтобы кто-либо мог дать ему урок, какого он заслуживает. Но другой принц мог бы бросить ему вызов. Ему придется принять вызов принца.

– Ну…

Я втянул ноздрями ее запах и накрыл ее руку своей. Перед глазами встали картины погони за мальчишками с ведрами в коридорах оперного театра. Я тогда раздал немало тумаков! Оборванный тринадцатилетний мальчишка-принц, вернувшийся с протянутой рукой после месяца нищей дорожной жизни, – голод победил его гордость, и он вернулся домой, к папочке… Я мог представить, как задам ему трепку. Особенно если это поможет расположить к себе его прелестную мачеху.

Сарет прижалась теснее, губы были у самой моей шеи, полные груди прильнули ко мне.

– Скажите, что сделаете это, мой принц.

– Но Олидан…

– Он стар и холоден. Теперь, исполнив свой долг, он почти не видит меня. – Ее губы коснулись моей шеи, рука скользнула к животу. – Скажите, что поможете мне, Ялан.

– Разумеется, леди.

Я прикрыл глаза, давая ей сделать то, что она хотела. Надавать тумаков зарвавшемуся высокородному мальчишке будет забавно, и когда я расскажу об этом в Вермильоне, принц Йорг подрастет, и моя аудитория забудет, что, когда я преподал ему урок, он был еще ребенком.

– Я не буду возражать, если вы его раните.

Она прошлась двумя пальцами по застежке моей рубашки, игриво скребя по пуговицам.

– Всякое бывает, – пробормотал я.

Это оказалось в своем роде пророчеством: слова вдохновили Сарет на более решительные действия, и рука ее скользнула мне в штаны.

Как вам скажет любой мужчина, раненный в стратегические места, от пинка в пах невозможно оправиться сразу и может пройти несколько дней, прежде чем драгоценности принца будут снова пригодны для осмотра. Слишком торопливые прикосновения Сарет пробудили уже угасшую было боль, и, должен признать, я довольно тонко вскрикнул. Возможно, даже… по-девичьи. Что вполне объясняет, почему телохранители королевы решили вломиться в запертую на задвижку дверь и спасти свою подопечную от кого бы то ни было.

Страх – отличное обезболивающее. Во всяком случае, внезапное появление двух устрашающего вида бойцов в анкратской форме и с обнаженными клинками живо избавило меня от боли в яйцах. Катапульта едва ли выкинула бы меня из кресла резче, и я промчался по лестнице для слуг быстрее, чем можно сказать слово «адюльтер», захлопнув за собой дверь.

Я прибежал к себе, тяжело дыша и все еще в панике. Снорри больше не сидел в кресле, которое я ему предложил, он валялся на кровати.

– А быстро ты!

Он поднял голову.

– Видимо, нам пора уезжать, – сказал я, высматривая свои пожитки и понимая, что их у меня и нет.

– А что?

Снорри спустил ноги с кровати и сел, мебель тревожно скрипнула.

– Ну… – Я высунулся в коридор, проверяя, не идут ли гвардейцы. – Я, кажется, поимел…

– Королеву? – Снорри встал, и я вновь остро ощутил, насколько он выше меня. – Кто тебя видел?

Он говорил уже сердито.

– Два гвардейца.

– Ее охрана?

– Да.

– Она купит их молчание. Все будет забыто и похоронено.

– Я просто не хочу, чтобы меня тоже похоронили.

– Все будет путем.

Я видел, что он думает о той встрече с королем Олиданом, обо всем, что я наплел касательно его врагов и тяготеющего над нами проклятия.

– Думаешь?

– Да. – Он кивнул. – Идиот!

– Нам все равно надо уезжать. Правда. Я вчера ночью говорил с королевским магом, и он не то чтобы уж очень помог…

– Ха! – Снорри снова с грохотом сел. – Эта старая ведьма сновидений! Придется искать помощи где-то еще, Ял. Его сила сломлена. Мальчишка разбил тотем Сейджеса пару дней назад. Что-то типа стеклянного дерева. Йорг гонял его по тронному залу. Куски валяются повсюду!

– Где… где ты все это узнаешь?

– Я говорю с людьми, Ял. Пока королева затыкает тебе уши языком, я слушаю. Принц Йорг лишил Сейджеса силы, причем основательно. Должен быть другой колдун или ведьма, что сможет нам помочь. Не может быть, чтобы Сейджес оказался единственным на всю страну. Нужно, чтобы король Олидан дал совет, если мы хотим избавиться от заклятия.

– А-а!

– А?

– Я обещал Сарет угомонить этого мальчишку-принца. Надеюсь, это не испортит отношения с королем Олиданом. Если он трясется над ребенком, будут проблемы.

– Зачем? – Снорри посмотрел на меня и развел руками. – Зачем тебе это?

Его топор лежал у кровати, и я аккуратно задвинул его ногой подальше, ну, на всякий случай.

– Ты видел королеву? Как я мог ей отказать?

Снорри покачал головой.

– В жизни не видел мужчины, который так плохо разбирается в женщинах и так им подвластен.

– Так вот, этот мальчик. У нас будут неприятности, если я его немножко проучу? Раз уж ты знаешь все, что надо знать об Анкрате.

– Ну-у, отец сына не любит. Я это точно знаю.

– Уже легче.

Я достаточно расслабился, чтобы опуститься в кресло.

– И я знаю, что ты храбрый человек, Ял, и герой войны…

– Да…

– Но я бы не был так уверен, что надрать уши этому принцу Йоргу – хорошая идея. Ты вчера видел его в «Ангеле»?

– В «Ангеле»? О ком ты говоришь?

– В «Падающем ангеле». Я знаю, что ты был занят другим, но, должно быть, все же заметил, что там торчала вся его банда. Братья.

– Чего?

Я попытался встать, но стул крепко держал меня.

– Принц был там, знаешь? В углу, с сэром Макином.

– Боже!

Я вспомнил его глаза.

– И трахал Салли в комнате по соседству с твоей. Было слышно. Милая девушка, из Тоттена, что к югу от Лура.

– Боже правый!

Я-то думал, что спутнику Макина как минимум лет восемнадцать. И ростом он не меньше ста восьмидесяти.

– И разумеется, ты знаешь, что заставило его снова уехать так скоро после возвращения в Высокий замок?

– Напомни.

Я думал, смертельная вражда с повелителем сновидений может кого угодно отправить в длительное путешествие.

– Он убил лучшего бойца короля, капитана гвардии сэра Галена. Это по нему носит траур сестра Сарет.

– Хочешь сказать, он ему не мед отравил?

– Поединок.

– Уезжаем, – сказал я уже из коридора.

20

Ни у кого не было приказа арестовать заезжего принца, прогуливающегося по городу верхом, прежде чем явиться ко двору. Мы забрали Рона и Слейпнир и поскакали в Крат. И дальше. Ехать было страшно неудобно, и я постоянно ерзал в седле, подыскивая более удобное положение и проклиная всех скорронцев, особенно их треклятых женщин.

– И у обеих глаза слишком близко посажены… И вообще, мне никогда не нравились рыжие, и, уверен, та, что помоложе…

– В ней что-то есть, в этой Катрин, – перебил меня Снорри. – Думаю, что она далеко пойдет и многое совершит. По ней видно.

– Если она тебе так приглянулась, надо было к ней подъехать. – Боль заставляла меня злить его, чтобы хоть так отвлечься. – Может, она как раз любит пожестче.

Снорри пожал плечами и покрутился в седле, когда мы выехали на дорогу, ведущую в Рим.

– Она еще ребенок, а я женатый человек.

– Семнадцать-то ей точно есть. И я думал, что вы, викинги, живете по корабельным законам.

– По корабельным законам?

Снорри поднял бровь. Город Крат теперь казался просто пятнышком в воздухе.

– В том смысле, что на корабле нет законов.

– Ха! – Он чуть прищурился. – Мы такие же люди, как все. Кто-то хороший, кто-то плохой. По большей части – ни то ни другое.

Я присвистнул.

– А сколько тебе вообще лет, Снорри?

– Тридцать. Наверно.

– Тридцать! Когда мне будет тридцать, надеюсь, я не перестану радоваться жизни.

Он снова пожал плечами и чуть улыбнулся. Снорри толком не обиделся. Что вообще-то хорошо.

– Там, куда мы едем, дожить до тридцати – уже непростая задача.

– Есть хоть что-нибудь хорошее на этом Севере? Ну, хоть что-нибудь? Что-то такое, чего я не могу найти в теплых краях?

– Снег.

– Снег – это плохо. Это просто холодная вода, которая сошла с ума.

– Горы. Горы красивые.

– Горы – это неудобные куски камня, которые мешаются на дороге. И потом, если уж горы, то пусть это будут Аупы, что у меня на родине.

Мы с минуту скакали молча. Движение на дороге стало менее оживленным, но на длинных прямых отрезках все еще попадались повозки, всадники и даже пешие путники.

– Моя семья, – сказал он.

И хоть я и не претендую на мудрость, мне хватило ума промолчать в ответ на это.

Лето, запоздало приветствовавшее нас в Анкрате, сошло на нет по мере продвижения на север. В городке Хофф, среди готовых к жатве полей, в день, уже очень похожий на осенний, Снорри повел нас на восток от дороги на Рим.

– Мы могли бы сесть на корабль в порту Конахт, – сказал я.

– Людей истинного Севера в Конахте не любят, – ответил Снорри. – Мы слишком часто наносили им визиты.

Он погнал Слейпнир по неухоженной заросшей тропе, ведущей на восток, к горам северного Геллета.

– Думаешь, тертанцы лучше?

– Ну не то чтобы лучше, – признал норсиец, – но в Маладоне нас примут несколько теплее.

– Их вы реже навещали?

– Мы там останавливались. В Маладоне наймем корабль. У меня там родня.

– Хорошо бы, а то тащиться дальше на восток не хочется. – К востоку от Маладона был Ошим, а туда никто не ездил. В Ошиме Зодчие некогда соорудили колесо, и с тех пор любая сказка, после которой снятся кошмары, начинается: «В стародавние времена, неподалеку от Ошимского колеса…»

Снорри кивнул с серьезным видом.

– Маладон. Сядем на корабль в Маладоне.

Горы перебросили нас через осень прямо в зиму. Скверные были времена, хоть мы и закупились в Хоффе теплой одеждой и провизией. Я платил, торгуясь больше, чем обычно, так как понимал, что кусочки серебра могли вымостить мой путь домой, в теплый Вермильон.

Среди геллетских гор мне страшно не хватало той роскоши, которую мы едва вкусили в ту единственную ночь в Высоком замке. Даже вонючие койки «Падающего ангела» были сущим раем по сравнению с ночлегом на голых скалах под пронизывающим ветром на склоне какой-то безымянной горы. Я предложил Снорри более долгий, но менее трудоемкий путь через Красный замок. Мерл Геллетар, тамошний герцог, был племянником моей бабки и из долга перед семьей помог бы нам.

– Нет.

– Какого черта?

– Слишком далеко в объезд.

Снорри раздраженно бормотал – для него это было необычно.

– Это не причина.

Он всегда сердился, когда врал.

– Нет.

Я подождал.

– Аслауг предупреждала, что туда нельзя.

– Аслауг? Разве Локи не называют отцом лжи? А она его дочь… – Я помолчал, думая, что Снорри сейчас начнет это отрицать. – Значит, тогда она… ложь?

– В этот раз я ей верю.

– Гммм.

Мне не понравилось, как это прозвучало. Когда ваш единственный попутчик – псих под два метра ростом, да еще и с топором, узнать, что он почти поверил в демона, нашептывающего ему в ухо на закате, – не то, что может поспособствовать крепости ваших нервов. В любом случае спорить я не стал. Баракель говорил мне с утра ровно то же самое. Возможно, когда ангел опять зашепчет мне на рассвете, я ему поверю.

Той ночью я видел во сне Сейджеса, кротко улыбающегося про себя, глядя на доску, по которой двигали меня – с белого квадрата на черный, с черного на белый, из тьмы на свет… Снорри был рядом, его тоже двигали, и все вокруг нас были фигурами в тени, перемещающимися согласно хитроумному замыслу. Серая рука толкала пешки вперед. Я почувствовал прикосновение Молчаливой Сестры и шагнул с черной клетки на белую. За ней высилась другая тень, много выше, глубокого алого цвета, – Красная Королева вела самую долгую игру. Мертвая черная рука потянулась через всю доску, высоко над ней – другая, полночно-синего цвета, что вела ее и направляла, – я почти видел нити. Вместе Синяя Госпожа и Мертвый Король передвинули коня, и без предупреждения передо мной встал нерожденный – лишь простая белая фарфоровая маска скрывала его ужасный облик, дабы уберечь мой здравый рассудок. Я проснулся с воплем и уже не заснул до рассвета.

В Тертанах мы держались особняком, избегая постоялых дворов и городов, спали под живыми изгородями, пили из рек, которых там более чем достаточно, – они делили местность на бесконечные полосы.

На границе Восточного и Западного Тертана лежит сосновый лес под названием Гофау, огромный, темный, угрожающий.

– Мы могли бы просто ехать по дороге, – сказал я.

– Лучше пересечь границу незаметно. – Снорри окинул взглядом опушку. – Тертанские гвардейцы с легкостью упекут нас на месяц в тюрьму, да еще и отберут все ценности в уплату за это удовольствие.

Я оглянулся на тропу, по которой мы спускались с холмов, – тонкую линию на унылом склоне. Гофау не отличался привлекательностью, но угроза сзади тревожила меня больше. Я чувствовал ее каждый день, она буквально кусала нас за пятки. Я ожидал неприятностей с тех самых пор, как мы покинули город Крат, причем не со стороны короля Олидана, решившего, что я запятнал честь его королевы. Мертвый Король сделал два хода, чтобы остановить нас, и третья попытка могла стать удачной.

– Вперед, Ял, вот куда надо смотреть. Вы, южане, вечно оглядываетесь назад.

– Это потому, что мы не дураки, – сказал я. – Ты забыл нерожденного в цирке, Эдриса, его молодчиков и то, чем они стали, когда ты убил их?

– Кто-то засевает наш путь, чтобы остановить нас, но он не гонится за нами.

– Но та тварь в Вермильоне – она сбежала; Сейджес сказал, надо встретить ее лицом к лицу, он…

– Он сказал и мне то же самое. – Снорри кивнул. – Не нужно так уж верить ему, но в данном случае, полагаю, он прав. Оно сбежало. Подозреваю, существо, которое ты видел в оперном театре, – нерожденный, древний и могущественный – и был целью заклятия Молчаливой Сестры. Возможно, это доверенный слуга Мертвого Короля. Или его полководец.

– Но он же не идет за нами?

Шел. Я знал это.

– Ты разве не слушал повелителя сновидений, Ял?

– Он много чего сказал. По большей части о том, что тебя надо убить. А также о том, как я попаду домой, если сделаю это.

– Почему проклятие Молчаливой Сестры все еще на нас?

Это навело меня на мысль.

– Потому что нерожденный не был уничтожен. Заклятие – это акт воли. Оно нуждается в завершенности, в достижении цели.

Я скрестил руки, довольный собой.

– Ну да. А мы едем на север, и заклятие не причиняет нам вреда.

– Именно.

Я нахмурился. Не к добру все это.

– Нерожденный не гонится за нами, Ял. Мы гонимся за ним. Он ушел на север.

– Черт! – Я попытался успокоиться. – Но… но, слушай, каковы шансы? Мы направляемся в одно и то же место?

– Молчаливая Сестра видит будущее. – Снорри коснулся глаза пальцем. – Ее магия нацелена в завтра. Заклинание, которое должно дотянуться до нерожденного, пошло по тому пути, по которому его кто-то пронесет, – кто-то, чья цель в том же месте.

– Черт!

Сказать мне больше было нечего.

– Угу.

Мы ехали по опушке Гофау, покуда не нашли тропку, слишком широкую для оленьей, лишком узкую для тропы лесника. Впрочем, когда мы вошли в лес, ведя коней под уздцы и стараясь не выколоть глаза сучьями, оказалось, что Гофау – не тот лес, где водятся олени. И лесники.

– Леса. – Снорри потер предплечье, на котором остались три параллельных царапины, и покачал головой. – Буду рад оказаться подальше от этого.

– У нас в Красной Марке леса, где можно охотиться на оленей и кабанов, нормальные леса с нормальными деревьями, не как здесь – одни сосны, там и угольщики, и дровосеки, и волки с медведями. Но на Севере… – Я махнул на тесно стоящие стволы, ветви которых переплелись так, что каждый метр пришлось бы прорубать. – Мертвые края. Только деревья, деревья, одни деревья. Слушай! Даже птиц нет.

Снорри упорно топал вперед.

– Ял… вот на этот раз соглашусь с тобой – леса на юге лучше.

Мы продирались сквозь лес по извилистым тропам, шаги заглушал толстый слой сухих иголок. И очень скоро мы заблудились. Даже солнце не помогало ориентироваться – свет едва сочился из-за тяжелых облаков.

– Не горю желанием ночевать здесь.

Темнота, должно быть, будет кромешная.

– Ну, в конце концов мы найдем ручей и пойдем вдоль него. – Снорри сломал торчащую на пути ветку. Иголки посыпались с едва слышным шелестом. – Это недолго – мы все-таки в Тертанах. Тут трех шагов не ступить, чтобы не влезть ногами в речку.

Я не ответил, просто последовал за ним. Звучало разумно, но пока что лес был абсолютно сухой, и я представил, что сплетающиеся корни выпивают любой ручеек, прежде чем он заберется сюда больше чем на полкилометра.

Казалось, лес стал еще гуще. Медленная жизнь деревьев подавляла все, бесчувственная и безжалостная. Темнеть начало рано, и мы шли в сумерках, хотя солнце над нами еще касалось вершин деревьев.

– Я бы отдал золотой за полянку.

Да я бы дал столько же за возможность раскинуть руки. Рон и Слейпнир плелись за нами, опустив головы, задевая боками ветви с обеих сторон, на свой лошадиный манер унылые и несчастные.

Где-то далеко солнце опускалось за горизонт. Резко похолодало, и мы пробивались сквозь стену мертвых ветвей в тихом сумраке. Внезапно раздавшийся шум испугал нас, нарушив долго стоявшую тишину.

– Олень?

Я больше надеялся, чем верил в это. Что-то большое и не столь изящное ломало ветви.

– Не один.

Снорри кивнул в другую сторону. Оттуда тоже слышался все более громкий хруст.

Вскоре оно наступало на нас уже с двух сторон. Что-то бледное и высокое.

– Им пришлось ждать темноты.

Я сплюнул сухие иголки и с трудом вытащил меч. Размахнуться им будет явно негде.

Снорри остановился и развернулся. В темноте я не мог рассмотреть его глаза, но что-то в том, как он замер на месте, подсказало: они почернели, в них не было ни выражения, ни души.

– С их стороны было бы умнее явиться при свете.

Губы его двигались, но голос был совершенно чужим.

Вдруг я понял, что не уверен, точно ли тропа – самое безопасное место во всем Гофау. Одно из существ, окружающих нас, приблизилось, и я увидел, как мелькнули бледные руки и ноги – как у человека, но голые и белесовато-зеленые. У твари было белое лицо, зубы и десны обнажены в оскале. Блестящие глаза долю секунды смотрели прямо в мои, выдавая нестерпимый голод.

– Мертвяки! – Я, наверно, пронзительно кричал.

– Почти.

Снорри описал топором огромную дугу, срубая десятки веток. Готов поспорить, даже бритвенно-острая сталь Зодчих не послужила бы ему лучше. Еще один взмах. Я отскочил, врезавшись в башку Рона, перегородившего тропу. Снорри пел песню без слов – или со словами, но на совершенно незнакомом языке, нечеловеческом, – расширяя пространство, прорубая его на четыре, пять, шесть шагов. Повсюду торчали пни высотой по колено, некоторые толще моей руки, заваленные упавшими стволами. На открывшейся прогалине под звездным небом было, как ни странно, еще темнее, чем в лесу. И тьма вилась за топором норсийца.

– Ч-что?

Снорри остановился, тяжело дыша. Сумерки незаметно изменились – солнце совсем зашло. Аслауг снова убралась в свой ад. Он посмотрел на свое оружие.

– Это не топор дровосека, будь он проклят!

Я подошел поближе, довольно шустро, боясь, как бы ко мне из тени не потянулись руки мертвяков.

– Огня, Ял. Быстро!

Снорри стоял у меня над душой, лошади нервно переступали по тропе, а я рылся в седельной сумке, пока вокруг нас ломались ветви и за деревьями мелькали бледные люди.

– Выходите! Спорим, вас рубить легче, чем деревья, – крикнул им Снорри, хотя я уловил в его голосе нотку страха, которого прежде не замечал. Думаю, его лес нервировал больше, чем прячущиеся в нем враги. Я нашел кремень и кресало, умудрился уронить их в темноте, нащупал дрожащими пальцами. Вокруг сильно пахло сосновой смолой – густой, тошнотворный запах, от которого и потерять сознание недолго.

Я высек искру, когда Снорри замахнулся на первого выбежавшего из-за деревьев. Со всех сторон ломались ветви, на нас наступали. Я неосторожно бросил взгляд вверх и увидел – они были тощими, голыми, бледно-зелеными, как призраки. Полет топора Снорри рассек существо от левого бедра до правого соска, круша внутренности, ребра, позвоночник и легкие. Очевидно, топор, хоть и предназначенный для рубки дров, был весьма остр. Но человек-сосна наступал, запах древесного сока, сочащегося из его бескровной раны, перешибал все. Наконец он споткнулся о пенек, рухнул и запутался в собственных кишках и разбросанных ветках. К тому моменту Снорри уже снова было о чем поволноваться.

Получилось! Искра разгорелась в огонь, потом – в настоящее пламя. Месяц назад я бы добивался такого результата битых полчаса. Скорчившись на земле, пока сверху махал топором и ворчал Снорри и ревели испуганные лошади, я смог перенести огонь на один из смоляных факелов, которые купил в Крате, – их там предлагали для осмотра обширных городских катакомб.

– Жги его!

Бледная извивающаяся рука шлепнулась рядом с моей ногой.

– Что?

– Жги, говорю!

Норсиец снова замычал – и рядом упала голова. Человек-сосна прыгнул Снорри на спину.

– Что жечь-то? – заорал я.

– Все!

Он завалился назад, насадив своего ездока на обрубки деревьев.

– Это безумие! Мы тоже сгорим.

Движение Снорри, хотя в пределах момента исключительно верное, оставило меня неприкрытым – по крайней мере четыре человека-сосны высвобождались из деревьев и выходили на просеку, за ними – другие. Взгляд их глаз пугал меня больше огня. Я сунул факел в кучу срубленных веток.

Пламя вспыхнуло практически сразу. Люди-сосны сделали еще два-три шага и остановились, глядя в огонь. У меня за спиной Снорри освободился от противника и со стоном поднялся.

– Следуй за лошадьми!

Пламя уже расползалось, яростно потрескивая, иглы лопались, огонь легко захватывал иссохшие ветви, по которым прежде текла кровь людей-сосен. Насмерть перепуганные Слейпнир и Рон рванулись через просеку, разбрасывая людей-сосен и горящие ветви. Я смог последовать примеру Снорри и проскочить, едва не напоровшись на пару обрубков в несколько сантиметров толщиной.

Лошади сами пробивались сквозь деревья. Я надеялся, что они не выколют себе глаза. Но для них это не так страшно, как возможность превратиться в жаркое. Снорри бежал за ними, следом ковылял я. За спиной у меня пожар ревел, словно живой, и люди-сосны вторили ему своими предсмертными воплями.

Мы на какое-то время оставили огонь позади, вслепую пробиваясь вслед за лошадьми. Я сорвал дыхание, ненадолго остановился, оглянулся – и увидел, что весь лес охвачен оранжевым заревом, на фоне которого выделяются черные силуэты бесчисленных стволов и ветвей.

– Беги! – крикнул я без особого толку, вслед за чем предпочел поберечь дыхание, чтобы последовать собственному приказу.

Ад бушевал, расползаясь по деревьям с поразительной скоростью. Он прыгал по вершинам быстрее, чем полз по земле, и несколько раз получалось так, что пожар ревел за спиной, а над головой была огненная крыша. Деревья взрывались мгновенно, разбрасывая вихри оранжевых углей. Пламя неслось по лишенным игл ветвям, словно ветер, пожирая все и вся. Горящая рука прижалась к моей спине, толкая вперед. Рон и Слейпнир разошлись; я решил свернуть влево. Через сто метров я увидел, что моя лошадь в чем-то запуталась – наверное, в колючем кустарнике – и кричит почти по-человечески. Лошадь поймать непросто, особенно сильную, как Рон, и подгоняемую страхом перед огнем. Но он висел там, а я бежал и сыпал проклятиями. Наконец огонь быстро убил его. Мерин превратился в талый жир и обугленные кости, прежде чем понял, что его поглотила огненная буря.

Я увидел впереди Снорри, освещенного пламенем. Силы покидали Слейпнир, оба еле-еле поднимались по крутому склону.

– Беги.

Мои слова прозвучали чуть громче дыхания.

Мы поднялись на гряду раньше огня, кроме того, что плясал на вершинах деревьев.