Текст книги "Андре Ситроен"

Автор книги: Марк Блау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Быть настоящим французом

Весь мир ненавидит евреев и терпит их, только когда они богаты.

М.Твен

К тому времени на европейском небосводе Франция сияла яркой звездой. Звездой свободы, равенства и братства. Во имя этих высоких идей в 1793 году Франция круто разделалась со своим королем и с королевским семейством. Вместе с королем революция упразднила сословия и религиозные ограничения.

Раньше быть французом значило быть подданным короля Франции. И лояльность государю довольно тесно увязывалась с исповеданием господствующей религии. Все иноверцы автоматически оказывались ограниченными в правах. В королевской Франции, например, только переход в католичество превращал евреев и протестантов-гугенотов в настоящих французов. Париж по-прежнему стоил мессы!

Итак, революция провозгласила свободу, равенство и братство. Но со дня штурма Бастилии прошло не так уж много лет, и обнаружилось, что эти идеи, сами по себе вполне хорошие, совсем не годятся для сплочения народа, а особенно, когда требуется воевать за правое (а какое же еще?) дело. Наполеон Бонапарт, который разным наукам был учен, но профессионалом стал в науке военной, раньше других понял, что солдаты гораздо охотнее идут в бой за «своего императора и за великую Францию», нежели просто «за великую Францию». И с этой точки зрения королевская корона оказывалась незаурядным головным убором, который он не замедлил примерить на себя.

Если бы Бонапарт просто пристроился последним к шеренге царствовавших Францией королей, так бы и вошел он в историю своей страны очередным «тираном» или «узурпатором». Но в том-то и дело, что вместо абсолютистского принципа «государство – это я» он провозгласил: «государство – это мы». И над всеми гражданами Франции, включая императора, поставил единый для всех закон, уже упомянутый гражданский кодекс («кодекс Наполеона»). Таким образом, абстрактное понятие «великая Франция» наполнилось очень конкретным содержанием.

Над заполнением же зияющих лакун, образовавшихся в истории после удаления из нее «тиранов», принялись спешно трудиться ученые, политики и писатели.

Худо-бедно, в головах людей, населявших территорию самой большой страны в Европе, возник миф о том, что они – потомки свободолюбивых и смелых галлов, давших когда-то прикурить даже великой Римской империи. И в последующие века прославленных замечательными военными победами. При некотором насилии над здравым смыслом в это могли поверить и рыжие бретонцы, и чернявые, горбоносые жители Средиземноморского побережья, и диковатые гасконцы, и благоразумные жители Эльзаса, каждый второй из который мечен был немецкой фамилией. Тем более, что все они – кто хуже, кто лучше – изъяснялись на общем языке. За что отдельное спасибо следовало бы сказать кардиналу Ришелье (1585–1642). Это он в 1635 году создал Французскую Академию для того «чтобы сделать французский язык не только элегантным, но и способным трактовать все искусства и науки». Выдающийся политик и трезвый государственный деятель, Ришелье вполне резонно считал, что единый язык наряду с абсолютной властью короля и католической религией будет совсем не лишней скрепой в созидаемом его трудами государстве.

Так оно и получилось, когда короля казнили, а веру в Бога упразднили. Впрочем, Бога довольно скоро вернули на подобающее место, а любовь к монарху заменила любовь к родине, патриотизм. Любить родину стало модно.

В середине 19-го века в Париже снискали популярность водевили, героем которых был простой деревенский паренек из-под Рошфора. У паренька были очень распространенное среди крестьян имя Николя и обычная для тех мест фамилия Шовен (Nicolas Chauvin). Этот паренек, малость туповатый и неотесанный, становится солдатом наполеоновской армии и в боях получает несколько ранений (всегда в грудь, а не в спину). В конце концов, награжденный высшим боевым орденом, герой возвращается в родную деревню. Жизнь не прибавила простаку ума, но участие в великих сражениях теперь придавало его простым и грубым суждениям статус «гласа народа». Ранения не утихомирили петушиного нрава Николя Шовена, и он по-прежнему готов всыпать врагам по первое число, если вдруг снова призовут под славные знамена.

Водевили о патриоте Николя Шовене гремели несколько театральных сезонов. Комедийный персонаж вызвал у парижской публики, в общем-то, положительные эмоции. А для многих стал даже символом «настоящего француза», человека из народа. Народа, которому известна истина в последней инстанции и который никогда не ошибается.

Патриотизм оказался штукой очень зажигательной и весьма взрывоопасной. Из имени Николя Шовена даже образовали новое слово: «шовинизм». Слово это, кстати, запустили в оборот не французы, а немецкие политики, которых сильно пугали непомерные территориальные аппетиты западного соседа, желавшего видеть Кельн французским городом, а Рейн – пограничной рекой.

Для многочисленных евреев, проживавших во Франции, стать «настоящими французами» было не так просто, как для славного Николя Шовена. Хотя бы потому, что они хорошо помнили: их родословие восходит совсем не дикарям-галлам. Еврейская история была не в пример длиннее истории французской. Да и еврейская география мало считалась с французскими границами. Так могли ли евреи сделаться «французами, исповедующими веру Моисея», какими их давным-давно мечтал видеть Наполеон Бонапарт?

А почему бы и нет? Теперь, когда критерием «настоящего француза» стало подчинение законам Франции и почитание французского языка и культуры, у евреев не было никаких проблем со вхождением в современное им французское общество.

Во всех странах, где им доводилось жить, евреи были пришельцами не всегда желанными, но всегда законопослушными. Потому что еще в талмудические времена для евреев диаспоры, было установлено правило: « дина демалхута дина». То есть: « закон страны пребывания – наш закон». Если только эта страна не запрещала исповедовать еврейскую религию.

Что же касается французского языка и культуры, то для многих из евреев, уже не одно поколение живших во Франции, язык страны был родным. Более того, многие евреи пользовались галльским наречием куда как ловче, чем пресловутый Николя Шовен.

Слово «толерантность» в Европе в те времена было еще в новинку. Франция сделала законом жизни неслыханную по тем временам терпимость. Исповедуемая религия стала делом совести каждого гражданина. А примат закона означал, что каждый отвечает за свои поступки и проступки сам, вне зависимости от происхождения и вероисповедания.

Теперь, чтобы добиться жизненного успеха, не надо было уходить из иудаизма, а значит, раз и навсегда рвать родственные и дружеские связи. Более того, в некоторых специальностях еврейство давало определенные преимущества. Оно было как бы частью профессии врача, финансиста, ювелира.

Леви Ситроен никаких комплексов по поводу своего еврейства не испытывал хотя бы потому, что родился в традиционно терпимой Голландии. В Париже, правда, ему пришлось изменить свое имя, но не для того, чтобы скрыть еврейские корни. Французы все равно произносили бы «Леви» как «Луи».

Луи-Бернар Ситроен без труда вписался в удобную и комфортную жизнь богатого парижанина. Со стороны французов – соседей и партнеров по бизнесу, он почти не ощущал предвзятого или недоброжелательного отношения, связанного с происхождением. И желал воспитать детей как настоящих французов: деятельных, жизнерадостных, просвещенных.

Ситроен-старший не дожил до осуществления своих желаний. 14 сентября 1884 года он свел счеты с жизнью, выбросившись из окна своего дома на улице Шатоден. Дети и жена в это время отдыхали в Нормандии, на богатом курорте Трувиль. Они не были свидетелями самоубийства. Для шестилетнего Андре придумали легенду: papàуехал в длительное путешествие. Только через год мальчик узнал правду.

Причиной самоубийства были неудачи постигшие Луи-Бернара Ситроена при покупке алмазоносных участков в Южной Африке. Покупка эта сулила грандиозные выгоды. Если сравнивать бизнес с военными действиями, то ювелир, обладающий своими алмазными копями – непотопляемый дредноут, вооруженный орудиями самого большого калибра.

Но сверхвыгодная сделка является одновременно и очень рискованной. Это финансовый закон, почти такой же незыблемый, как законы природы. Риск был обусловлен тем, что немалые капиталы Леви Ситроена вступали в противоборство с капиталами несоизмеримо б о льшими. В это же время консолидацией южно-африканских алмазных месторождений занимался уже упомянутый Сесиль Родс, человек абсолютно несентиментальный и стремящийся к своей цели, как взбешенный носорог. Или, если угодно, как символ прогресса той эпохи – паровоз. За спиной С.Родса стоял лондонский банк Ротшильдов, выдавший ему невиданный кредит в 1 миллион фунтов стерлингов. Вот где был настоящий дредноут! Наперерез этому гиганту, испытывая судьбу, двинулся крейсер (скажем так) под командой Леви Ситроена. Шансы на победу, конечно, были, но…

Проигранное сражение не всегда означает проигранную войну. Однако, экспансивный, склонный к резким переходам настроения: от эйфории к полнейшей депрессии, Луи-Бернар Ситроен рассудил иначе. Решив, что он на пороге неизбежного банкротства, Ситроен-старший поддался панике и выбрал единственный, как ему показалось, выход: через окно на каменную мостовую внутреннего дворика.

После смерти мужа Маша Ситроен вступила в гильдию торговцев алмазами и возглавила семейное предприятие. Именно тогда, при передаче ей наследства, выяснилось, что ее несчастный муж слишком переоценил ущерб, нанесенный семейному благосостоянию неудачей с покупкой южноафриканских алмазных копей. Крейсер оставался на плаву, капитан зря покинул корабль.

Прежде чем покончить с этой грустной историей, омрачившей детство героя нашей книги, заметим: Леви Ситроен не бросился, очертя голову, в схватку с могучим Сесилем Родсом. Шансы на победу у него были, и шансы эти он не без оснований оценил как достаточно высокие. Известный факт: даже финансовое могущество Ротшильдов и огромный административный ресурс, находившийся в руках С.Родса, не позволили ему сокрушить последнего своего конкурента, бывшего циркача из Лондона Барни Барнато (Barney Barnato) (1851–1897). Настоящее, не цирковое, имя Барнато было Барнет Айзекс (Barnet Isaacs). С.Родс и Б.Барнато решили: худой мир лучше доброй ссоры. Они заключили соглашение о сотрудничестве, и компания «де Бирс» образовалась путем слияния принадлежавших им обоим участков.

И уже значительно позже, в 1980-е годы, компания «де Бирс» не смогла помешать израильскому бизнесмену Льву Леваевуприобрести алмазные копи в Анголе. Тем самым была разрушена существовавшая монополия на алмазном рынке. Дерзость может помочь не только на поле боя, но и в бизнесе. В том, что это верно свидетельствует вся дальнейшая жизнь А.Ситроена.

«Железная мадам»

 
По проводам
    электрической пряди —
я знаю —
    эпоха
        после пара —
здесь
    люди
        уже
            орали по радио,
здесь
    люди
        уже
            взлетали по аэро.
 

В.Маяковский

После смерти отца семья переехала на другую, меньшую, квартиру, которая находилась в доме 62 на улице Лафайет (Rue la Fayette) в том же 9-м округе Парижа.

1 октября 1885 года семилетний Андре Ситроен стал учеником лицея Кондорсе (Lycée Condorcet). Именно в списках учащихся лицея фамилия Ситроена впервые была написана так, как она пишется до сих пор: Citroën.

В 1887 году в Париже начали строить если не самый красивый, то уж точно, самый высокий памятник той эпохи, которую потом назвали «прекрасной» («La belle Epoque»), Эйфелеву башню. Андре Ситроен уже два года учился в лицее, и как все его сверстники с интересом следил за ростом гигантского сооружения.

За год строители подняли башню до уровня первой смотровой площадки (58 м). Несмотря на то, что вся башня должна была весить почти 7 тыс. тонн, она выглядела чрезвычайно легкой. Массивные стальные конструкции казались снизу узорчатыми кружевами. Благодаря этому гигантские стальные арки создавали у зрителей впечатление могущества и стабильности, и вместе с тем звали в полет.

Опоры башни, заглубленные в землю на 14 метров, оказывали на грунт давление не большее, чем оказывает нога человека. Между тем, они гарантировали устойчивость сооружения даже при самых сильных ветрах.

Через год, когда открылась Всемирная выставка, Андре в сопровождении своих старших братьев поднялся за облака. И, конечно, побывал на выставке. Выставка посвящалась столетию революции 1789 года. Главной ее целью было прославление могущества французской промышленности, богатства французских колоний и доказательство того, что счастливый союз между промышленностью и искусствами гарантирует стране сотни лет процветания и величия. Процветание и величие гарантировалось прочему миру тоже, если он будет следовать в фарватере политики могучей Франции. Броненосца с флагштоком высотой в тысячу футов.

Центром выставки был величественный Дворец Промышленности. Здесь в Галерее Машин посетители увидели первые механические повозки Карла Бенца (Кarl Benz) (1844–1929). Администрация выставки не отметила это изобретение наградой. Но немецкий изобретатель приехал на выставку не столько за медалью, сколько в поисках деловых партнеров. Самодвижущиеся коляски, которые через несколько лет назовут автомобилями, были недешевы. Следовательно, сбывать их следовало в богатом городе Париже, а не в провинциальном Манхайме, где проживал Бенц. На выставке Карл Бенц встретил французского компаньона, Эмиля Роже (Emile Roger), который согласился наладить производство самодвижущихся экипажей во Франции.

Двигатель внутреннего сгорания, пригодный для установки на такие экипажи уже был создан немецким инженером Готлибом Даймлером (Gottlieb Daimler) (1834–1900)вместе с Вильгельмом Майбахом (Wilheim Maybach) (1846–1929). Г.Даймлер подумывал о создании собственного предприятия, и встреча на Парижской выставке с французским предпринимателем Эмилем Левассором (Emile Levassor)помогла ему в этом. Через несколько лет на предприятии Левассора начнут выпускать автомобили с бензиновым двигателем Даймлера-Майбаха. Вот и получилось, что хотя автомобиль был изобретен в Германии, Франция с полным правом может считаться его второй родиной. Едва появились «самобеглые коляски», легкомысленные французы проявили к ним куда как больший интерес, чем обстоятельные немцы или рассудительные англичане. Интерес подогревался новым зрелищем – автомобильными гонками. Самые первые в мире гонки состоялись тоже во Франции в 1894 году.

Интерес в такой большой стране, как Франция, – залог будущих успешных продаж. Это любой маркетолог скажет. Не мудрено, что в начале 20-го века Франция лидировала по количеству продаваемых автомобилей.

Но пока у подножья Эйфелевой башни закладывались только основы автомобильной промышленности. А одному из будущих командиров этой, еще не родившейся, отрасли было только одиннадцать лет, и он беззаботно гулял здесь, глазея на чудеса приближающейся эры торжества Разума.

Эйфелева башня была построена в 1889 году и служила входом на Всемирную выставку (фотография 1889 года)

Известно, что строительство Эйфелевой башни вызвало резкие протесты деятелей культуры. Менее известно, что причиной тому была иллюстрация в одной из парижских газет, где будущая башня была изображена художником весьма приблизительно. Когда башня, наконец, встала в полный рост, многие из прежних «протестантов» изменили свое мнение на противоположное. Так, композитор Шарль Гуно написал «Концерт в облаках», который должны были исполнить на третьей площадке Эйфелевой башни на высоте 276 метров. Для этого на верхотуру пришлось вручную поднимать рояль. Это был замечательный рекламный трюк! Вслед за выбивающимися из сил рабочими, тянущими в заоблачную высь рояль знаменитого композитора, следовала стая журналистов. Они надеялись не упустить момент, когда уставшие рабочие выронят громоздкий инструмент, и он с грохотом полетит вниз.

Эйфелева башня очень быстро стала символом французской столицы и завоевала всеобщую любовь. Знаменитый поэт Г.Аполлинер назвал ее «пастушкой стада парижских мостов», а парижане прозвали «железной мадам».

Так получилось, что судьба Андре Ситроена еще, по крайней мере, дважды пересекалась с этим незаурядным инженерным сооружением. Сооружением, которое стало произведением искусства и, более того, национальным символом. А через несколько лет таким же произведением искусства и символом Франции станут автомобили «Ситроен».

Пожизненный конкурент

В лицее вместе с Андре Ситроеном учился мальчик, имя которого со временем тоже войдет и в историю Франции, и в историю автомобильной промышленности, Луи Рено (Louis Renault) (1877–1944). Б о льшую часть жизни Л.Рено и А.Ситроен будут конкурентами. Как мы увидим дальше, поведение Л.Рено, стало одной из причин, способствовавших разорению А.Ситроена. Но именно Луи Рено воздаст конкуренту должное: «Ситроен сделал всех нас лучше, он не давал нам успокоиться»

Перед Второй мировой войной, когда во Франции начала подниматься волна антисемитизма, у многих журналистов было модным противопоставлять «истинного француза» и «рачительного хозяина», сурового Луи Рено космополиту и «расточителю», эксцентричному Андре Ситроену. После Второй мировой войны такие сравнения на страницах газет уже не допускались, но в сознании обывателя они жили еще много лет.

Считать, что Л.Рено, подобно американскому автомобильному королю Г.Форду, «сделал себя сам» не следует, поскольку начинал он совсем не с нуля. Л.Рено родился в богатой буржуазной парижской семье. Начало семейным капиталам, правда, было положено не торговлей бриллиантами, а производством шелка в Лионе. Тоже, впрочем, бизнес не из бедных. Благосостояние семейства было вполне достаточным, чтобы Луи, самый младший ребенок в семье, поступил в привилегированный лицей Кондорсе.

Еще учеником, Луи всерьез увлекся техникой. Совсем неподалеку от лицея находился вокзал Сен-Лазар, и мальчишки часто сбегали туда с занятий, чтобы посмотреть на прибытие и отправление паровозов. Зрелище было захватывающее! Черный дым из трубы смешивался с облаками пара, застилая все вокруг и превращая обыденные детали в совершенно сказочные. А чумазые машинисты, а огненные топки, а прекрасные пассажирки! Недаром же вокзал Сен-Лазар очаровал в свое время знаменитого импрессиониста Клода Моне и тот нарисовал именно здесь десяток картин на «производственную» тематику!

Очарование могучей техники толкнуло Луи Рено на иные действия. Мальчик пробрался в один из локомотивов, спрятался в тендере и «зайцем» доехал почти до Руана. Его обнаружили на подъезде к конечной станции, сняли с поезда, возвратили в школу, наказали. Но сверстники завидовали такому подвигу.

Луи с детства не любил учебу, зато руки у него были умелые. В 1898 году, возвратившись с армейской службы, он собирает свой первый автомобиль и побеждает на парижских автогонках: кто быстрее заедет по крутым и узким улочкам на вершину Монмартрского холма?

В том же году была создана автомобильная фирма «Братья Рено». Братьев было трое и работу они разделили между собой в соответствии со склонностями. Конструированием занимался Луи, продажами – Фернан, а делом Марселя были автомобильные гонки. На автомобильных гонках в те времена, как и сейчас, опробывались новые инженерные идеи. Автомобильные гонки в те времена, как и сейчас, были самой лучшей рекламой. Например, после победы в ралли Париж – Тулуза компания братьев Рено получила сразу 350 заказов.

Однако, за все приходится платить. В 1903 году Марсель Рено погиб в аварии на автогонках Париж – Мадрид.

В 1905 году в Париже появились первые такси «Рено» черного цвета. Шутники-шоферы стали рисовать на них полосочки с желто-черными шашечками. Такие ленточки украшали в том сезоне шляпки парижских проституток. Женщины на съем – автомобили за повременную плату. Смешно, месье!

В 1906 году по дорогам покатили первые автобусы «Рено». Вскоре фирма стала в этом секторе фактическим монополистом. В том же году из-за тяжелой болезни отошел от дел еще один брат, Фернан. Луи Рено стал единственным владельцем компании, где к тому времени работало уже 110 человек.

Фирма становилась одной из крупнейших на французском рынке. И не только на французском. Дореволюционная Россия была главным зарубежным потребителем и французского шампанского (в первую очередь, «Вдова Клико»), и французских автомобилей (в первую очередь, «Рено»). Революция не изменила вкусов. Поменялись только хозяева машин. Теперь несколько могучих «Рено» из бывшего царского гаража дежурили у Смольного. Кстати, сам царь этими автомобилями не пользовался, предпочитая более роскошную модель «Делонэ-Бельвилль». Для Николая II изготовили автомобиль специальной серии SMT, что означало «Sa Majeste le Tzar» (Его Величество Царь). Водителем царского автомобиля был французский гражданин Адольф Кегресс. В 1920-е годы он станет одним из самых деятельных сотрудников Андре Ситроена. Мы еще встретимся с ним на страницах этой книги.

Сотрудничество фирмы «Рено» с Россией продолжалось довольно успешно и после революции. Иногда сотрудничество это принимало весьма своеобразные формы. Так, первый советский танк был построен на Сормовском заводе. Его скопировали с захваченного красноармейцами французского легкого танка «Рено FT-17». Танку дали длинное, как имя испанского гранда, название: «Борец за свободу товарищ Ленин».

«Дружба» французской фирмы с советской Россией продолжалась и после Гражданской войны. Герою «Золотого теленка», водителю Козлевичу, не удалось заняться частным извозом в столице из-за появления на улицах Москвы такси «Рено»:

«В тот день, когда Адам Казимирович собрался впервые вывезти свое детище в свет, на автомобильную биржу, произошло печальное для всех частных шоферов событие. В Москву прибыли сто двадцать маленьких черных, похожих на браунинги таксомоторов „рено“. Козлевич даже и не пытался с ними конкурировать».

Эти парижские черные такси-«браунинги» совершили подвиг в начале Первой мировой войны. В августе 1914 года немецкие войска, оккупировав Бельгию, вошли во Францию и с северо-востока наступали на Париж. В сентябре немцы были километрах в 30 от французской столицы. Тогда за одну ночь около тысячи парижских такси перевезли 6 500 солдат и офицеров в район реки Марны, где с 6 по 12 сентября произошла знаменитая битва, изменившая ход войны. Немецкие войска были остановлены и отброшены. В знак признательности абсолютно мирную машину выставили в зале музея Французской армии рядом с прославленными пушками и танками.

Не только такси Рено сражались в Первую мировую войну. Его заводы производили военные грузовики и вполне приличные для того времени легкие танки, уже упомянутые FT-17. За годы Первой мировой войны количество рабочих на заводах «Рено» возросло до 4 000. По окончании войны Луи Рено вполне по заслугам стал кавалером Ордена почетного легиона. Его предприятие пользовалось благосклонностью правительства. Почти официально заводы Рено были объявлены национальной гордостью Франции. Привилегированное положение означало также заказы и льготное финансирование. Это был, вероятно, самый славный период в жизни Луи Рено.

На заводах Рено не шибко церемонились с пролетариями, и несколько раз в течение кризисных 1930-х годов эти предприятия становились ареной классовых битв совсем не в переносном смысле этого слова. Благодаря особому статусу заводов по первой просьбе «крепкого хозяйственника» Луи Рено правительство присылало войска для разгона забастовок и арестов зачинщиков. С обеих сторон при этом стрельба велась не в воздух, а прицельно.

Рено был не только «крепким хозяйственником», но и автомобильным гением. Опять же, подстегивал вечный конкурент, А.Ситроен. Не давал почивать на лаврах. Оказалось, что автомобиль для «простых» французов может принести прибыль не меньшую, чем выпуск роскошных авто для «сливок общества». Инженеры с заводов Рено в 1938 году начали разработку эскизного проекта дешевого автомобиля «для всех»: Renault 4CV. А в 1939 году на автосалоне в Берлине Л.Рено увидел «народный автомобиль», уже готовый к производству. Это был «Фольксваген», созданный гениальным Ф.Порше.

На этой же выставке французский автопромышленник был представлен Гитлеру. Оба остались довольны знакомством. Фотографы навеки запечатлели рукопожатие.

Потом эта фотография стала одним из свидетельств обвинения Рено в предательстве родины и сотрудничестве с немцами. Точно также как фотография, где фюрер ласково поглаживает модель «Фольксвагена» и нежно глядит на Фердинанда Порше, стоила последнему двух лет тюремного заключения во Франции. Впрочем, к чему лукавить? Не столько эта фотография навредила Порше, сколько его реальная работа на немецкую армию.

Точно также и Луи Рено трудно было отпираться от обвинений в коллаборационизме. После оккупации Франции в 1940 году возможностей у него было немного. Либо пойти на сотрудничество с немцами, и сохранить предприятие, утешая себя мыслью, что оно еще послужит славе Франции. Либо сбежать, оставив дело всей жизни на поток и разграбление. Хотя, думается, что вторую возможность Рено вряд ли серьезно рассматривал. Конечно, немцы победили, что было неприятно. Но в общем, виделись они «крепкому хозяйственнику» вполне приличными, образованными и культурными людьми, с которыми можно было иметь дело. На протяжении всей войны заводы, руководимые Л.Рено, исправно ремонтировали танки и вооружение для немецкой армии. Так что когда в сентябре 1944 года шестидесятисемилетнего Л.Рено арестовали под радостные крики прогрессивной прессы, оправдываться ему было нечем. Впрочем, и сил на это уже не было. Луи Рено скончался 24 октября 1944 года, обесславленный и оплеванный. Его заводы в пригороде Парижа, которые он надеялся сохранить, были разбомблены авиацией союзников. Да, в общем-то, и не его это были теперь заводы. В январе 1945 года президент Де Голль приказал национализировать компанию. Имя Рено с нее не убрали, но самого Луи Рено считали за лучшее не упоминать. Не слишком афишировали и тот факт, что вышедший на дороги Франции в 1947 году «Рено 4CV» фактически был подготовлен к производству в годы войны под руководством коллаборациониста Рено и, скорее всего, с ведома немецких оккупационных властей.