Текст книги "Список Семи"

Автор книги: Марк Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Глава 6
КЕМБРИДЖ

Хорошо думается на сытый желудок, а у него не было и крошки во рту с того самого момента, как начался весь этот ужас. Рассуждая таким образом, Дойл зашел в первую попавшуюся таверну, устроился у камина и заказал плотный завтрак. Он благодарил Бога за то, что деньги, которые были у него дома, оказались не залиты липкой дрянью.

Покончив с едой, Дойл раскурил трубку и, пододвинувшись поближе к огню, попытался расслабиться. Теперь его мозг напряженно работал.

Если согласиться с мнением Сэкера, что за всеми этими событиями стоит какая-то тайная организация, то в ней должно быть хотя бы несколько человек. Организация действует, сохраняя полную секретность, но чем больше людей участвует в деле, тем труднее удержать все в тайне, тут уж ничего не попишешь. Вчерашние события на Чешир-стрит заставляют предположить, что такая организация существует. Что побудило прислуживавших на сеансе действовать строго по плану? Привычка подчиняться? Вероятно, не только. Упрекнуть этих мерзавцев в том, что они работали без вдохновения, нельзя. Кто они на самом деле? Адепты черной магии? Дойл никогда с подобными людьми не встречался и понятия не имел, как много их на свете. Может быть, их сотни? Тысячи?

Что до его рукописи, то выведенные в ней типы полностью вымышленные – тут его воображение поработало на славу, ничего не скажешь. А концепцию их зловещей деятельности и все, что с этим связано, он почти целиком позаимствовал у Блаватской, как ни стыдно в этом признаться. Отсюда естественный вывод: если они накинулись на него только из-за рукописи, то можно представить, насколько близко подобралась к истине эта ненормальная госпожа Блаватская. И если согласиться, что в данном случае она оказалась права, то значит ли это, что можно безоговорочно верить всему написанному ею в остальных книгах?

Вернемся ко вчерашнему сеансу. Сказать что-то определенное достаточно трудно. Хотя… Возьмем, к примеру, левитацию. Это делается элементарно: с помощью ниток и разных шкивов это зеркало можно соорудить из обычных зеркал. Голова зверя – просто чучело, которое притащил в свертке тот растреклятый мальчишка. Делаем вывод: всем этим эффектам можно найти логическое объяснение, если только… это не какая-то заумь, с которой Дойлу сталкиваться не приходилось…

«Стоп! Слишком легковесные объяснения, а это подозрительно. Ведь отвратительные мертвецы с кинжалами действительно гонялись за мной по Лондону, пытаясь зарезать меня, как рождественскую индейку. Я видел все это: жирную мерзавку, парившую в воздухе, черную тень, от которой замирало сердце, монстров с горящими глазами, отражавшихся в призрачном зеркале. Я видел брата леди Николсон, упавшего на пол бездыханным. И ее маленького сына, рыдавшего в темном лесу. Я помню взгляд молодой леди за секунду до того, как ей перерезали горло…»

Дойл вздрогнул. Но, оглянувшись, увидел, что никто в таверне не обращает на него никакого внимания.

«Не стоит обманывать самого себя, я успел влюбиться в эту женщину, – подумал Дойл. – Может, эти твари действительно охотились за мной… Но при воспоминании о том, что они сделали с несчастной женщиной и ее братом, кровь стынет в жилах. Брат и сестра попали в ловушку, приготовленную для другого человека. Эти чудовища уверены, что выследили меня. Отлично. Испокон веков ирландцы мстят за безвинно погибших… Кто бы ни были эти мерзавцы, вскоре они узнают на собственной шкуре, что жестоко просчитались, задев честь ирландца. Теперь Сэкер… Шокирующие обстоятельства встречи, драка в кебе и все прочее не позволили мне задать этому человеку ни одного важного вопроса».

Дойл вытащил из кармана визитную карточку Сэкера. Нужно срочно найти профессора, чтобы окончательно не потерять голову из-за всех этих тайных организаций. До Кембриджа каких-нибудь два часа на поезде. Помнится, кебмен Тим сказал, что брат леди Николсон учится в тамошнем университете. Возможно, это играет какую-то роль. И наконец, надо благодарить судьбу за то, что его врачебная практика достаточно скромна; он может не беспокоиться, что бросает больных, для которых его отсутствие было бы ощутимым. Итак, он немедленно отправляется на вокзал на Ливерпуль-стрит.

Пряча визитку в саквояж, Дойл увидел книгу, лежавшую сверху. «Неизвестная Исида». Вчера он был настолько взбудоражен, что не обратил внимания, какую именно книгу поднял с пола в своей разоренной квартире. Сочинение госпожи Блаватской – вполне подходящее чтение во время короткого путешествия… Сквозь тонкую пленку покрывшего страницу вещества можно разглядеть ее фотографию. О господи! Нет, не может быть! Он поднес книгу поближе к глазам. Да, так и есть!

С фотографии смотрело лицо женщины, которую он видел вместе с Петрович вчера вечером. Сомнений нет! Это была Елена Петровна Блаватская!

Кеб резко затормозил у двери дома. Дойл выскочил и побежал по лестнице.

– Миссис Петрович!

Он пробежал мимо своей квартиры, успев заметить через приоткрытую дверь, что там ничего не изменилось. Перескакивая через три ступеньки, Дойл влетел на третий этаж и заколотил в дверь Петрович.

– Миссис Петрович, это я, Дойл!

Только тут он заметил струйки дыма, выползавшие из-под двери.

– Миссис Петрович!

Отступив на несколько шагов, Дойл разбежался и плечом высадил дверь.

Петрович лежала посередине комнаты. Тяжелые портьеры на окнах полыхали, легкие занавеси почернели, съежившись от жара. С каждой секундой удушливый дым становился все гуще.

Дойл сорвал портьеры, пытаясь сбить огонь, который преграждал путь к распростертой на полу женщине. Погасив пламя, он склонился над телом соседки, но, едва дотронувшись до нее, понял, что Петрович мертва. Еще какое-то время он боролся с огнем и, убедившись, что с пожаром покончено, без сил опустился на пол. Дойл пытался представить, что здесь произошло.

Такса госпожи Петрович, повизгивая, выползла из-под дивана и стала беспомощно тыкаться мордой в ухо хозяйки.

Дойл внимательно осмотрел комнату. На столе стоял графин с наливкой, пробка лежала рядом, возле нее коробочка с пилюлями, на которой застыли капли воска. На полу возле тела валялся маленький хрустальный стаканчик, от него тянулся тонкий темный след, который заканчивался расплывшимся пятном. Стол, откуда упала свеча, стоял между окном и телом женщины. Окно было раскрыто.

Итак, вероятно, она зажгла свечу… Внезапно почувствовала боль в груди (Петрович страдала болезнью сердца – это Дойлу было хорошо известно)… Налила в рюмку сливянки… Открыла коробочку с пилюлями… Боль становилась невыносимой и пугающе острой… Почувствовав, что задыхается, Петрович распахнула окно и нечаянно опрокинула свечу… Увидев, что загорелись портьеры, страшно перепугалась… Сердце не выдержало, и Петрович замертво рухнула на пол…

Есть два возражения. Во-первых, на столе виднеется свежее мокрое пятно, а стаканчик должен был бы отлететь к портьере, как и свеча. Во-вторых, возле тела рассыпаны пилюли (одну из них сейчас пытается разгрызть такса). Может быть, Петрович уронила коробочку и собирала пилюли, когда… Но ни одной пилюли в руках у нее нет.

Дойл тщательно осмотрел коробочку. В ней были пыль и какой-то мелкий мусор вперемешку с пилюлями. Итак, пилюли рассыпались, а потом их снова собрали в коробочку.

Заскулила собака. Обернувшись, Дойл увидел, что тельце таксы сводит судорога; через минуту собака затихла. Сдохла, наверное. «Может, это и к лучшему, – подумал Дойл, – такая доходяга едва ли приглянулась бы кому-нибудь…»

Возможно, Петрович отравили, и сделали это нагло, в открытую. Дойл приподнял тело – под ним тоже валялись пилюли. На скулах женщины свежие царапины: наверное, она сопротивлялась как могла и отшвырнула коробочку… Тогда-то они и рассыпались… Но убийца силой всыпал отраву в рот несчастной и выскочил в открытое окно. Конечно, вот и грязный след на подоконнике. А свеча упала во время борьбы или, скорее всего, была намеренно сброшена со стола убийцей, чтобы запутать полицию. Тело Петрович было еще теплым. Следовательно, все произошло минут десять назад.

Еще одна смерть… Бедная Петрович, невозможно представить, чтобы у этой женщины могли быть враги, безжалостно убившие ее.

Стараясь не касаться пилюль, Дойл закрыл коробочку и положил ее в саквояж. Он был возле двери, когда заметил клочок бумаги, выглядывавший из-за зеркала. Вытащив листок, Дойл прочел:

Доктор Дойл!

Нам необходимо поговорить. Я уезжаю в Кембридж. Госпожа Петрович сообщит Вам, где меня найти. Не доверяйте никому. В действительности ничто не является тем, чем кажется.

Е. П. Б.

Записка была датирована сегодняшним числом. Итак, Блаватская в Кембридже. Убийца прикончил Петрович, но не заметил этот листок. Он отправил Петрович на небеса, приблизив свой страшный и неминуемый конец…

* * *

По пути на вокзал Дойл несколько раз проверял, нет ли за ним слежки, но ни возле кассы, ни в самом вагоне не заметил ничего, что вызывало бы подозрение. Заняв место в углу, откуда хорошо была видна дверь, он внимательно разглядывал каждого, кто входил в вагон. Однако никто из пассажиров не задержался возле него.

Постукивая колесами, поезд набирал скорость. Дойл неторопливо листал свежие газеты, сложенные на откидном столике, в надежде найти заметку об исчезновении леди Николсон. Тщетно: никакого сообщения об этом происшествии не было. Густой туман вперемешку с дымом, давно ставший привычной частью городского пейзажа, окутал последние вагоны поезда и почти скрыл их. Поглядывая из окна на спешивших куда-то людей, Дойл почувствовал, что его мечты о безмятежном существовании, состоящем из череды ничем не омраченных будней, уступили место неожиданному воодушевлению. «Да, мне грозит смертельная опасность, но я выполняю миссию, которую принял добровольно и которая освящена благородной целью. Мною руководит собственное понимание идей добра и зла». Сэндвич, купленный в дорогу, показался Дойлу неожиданно вкусным, как и теплое пенистое пиво, которое он прихлебывал прямо из бутылки. Покончив с едой, Дойл с удовольствием раскурил трубку – крепкий табак приятно закружил ему голову.

Напротив Дойла расположилась дородная индуска. Ее лицо закрывала узорчатая шаль; видны были лишь большие миндалевидные глаза и традиционный алый знак над бровями.

Из своих скудных познаний по индуистской философии Дойл извлек, что это олицетворяет мистический третий глаз и считается окном в человеческую душу и символом «лотоса». Он поймал себя на том, что тупо смотрит на женщину; она шелестела своими бесчисленными свертками и коробочками, и это вернуло Дойла к действительности. Приподняв шляпу, он вежливо поклонился. Реакция женщины была весьма сдержанной. Вероятно, она принадлежит к одной из высших каст, решил Дойл, разглядывая ее одеяние. «Странно, почему она не в первом классе? Вдобавок одна, без слуг?» – без особого интереса подумал Дойл.

Ритмичный перестук колес и плавное покачивание вагона незаметно убаюкивали, и, когда поезд миновал окрестности Лондона, Дойл уже дремал. Какое-то время он боролся со сном, вскидывая голову, его затуманенный взгляд постоянно натыкался на смуглолицую соседку, которая читала книжку, водя по строчкам пальцем. В конце концов Дойл погрузился в забытье. Оно было коротким, с обрывками неясных сновидений, в которых погоня сменялась страшными темными лицами и вспышками яркого белого света.

Дойл пробудился от резкого толчка. Раскрыв глаза, он увидел, что пассажиры, включая его соседку, чем-то обеспокоены и выглядывают в окно.

Поезд стоял посередине поля. Вдоль железнодорожного полотна тянулась узкая проселочная дорога, за которой виднелась широкая полоса земли, засеянная озимыми. Огромная повозка, груженная сеном и запряженная двумя тяжеловозами, перевернулась и лежала в канаве. Норовистый гнедой жеребец, запутавшись в упряжи, брыкался, болтая копытами в воздухе. Второй конь, серый в яблоках, лежал на боку в канаве; он хрипел и задыхался… Молодой парень, по-видимому возничий, пытался вырваться из рук двух здоровенных работяг, не подпускавших его к умирающему животному. Дойл посмотрел на дорогу, пытаясь сообразить, что же могло послужить причиной происшествия.

Неужели пугало, стоявшее на поле? Стоп! Но это не пугало, хотя и очень похоже. Сооружение было гораздо крупнее обычного пугала, примерно десяти футов в высоту, и сделано не из соломы, а из чего-то более прочного и гибкого, возможно из лозы. Это был крест, в перекладину которого были вбиты… толстые костыли, применяемые для скрепления рельсов. Да, никакой ошибки, посредине засеянного поля, лицом к железнодорожному полотну, возвышается огромное распятие. Только на голове распятого не терновый венок, а изогнутые рога. В памяти Дойла мгновенно возник образ мерзкого зверя, изображенного на стеклянной чаше в гостиной дома 13 по Чешир-стрит. Распятый был точной копией того отвратительного чудовища.

Пассажиры с ужасом смотрели на это богохульное творение. Раздавались возгласы, призывавшие немедленно сжечь эту мерзость. Но прежде чем праведный гнев пассажиров принял действенную форму, паровоз дал гудок, и поезд, убыстряя ход, помчался вперед. Жуткое видение осталось позади.

Индуска, сидевшая напротив, не сводила глаз с Дойла, но, едва он перехватил ее взгляд, женщина углубилась в чтение.

В остальном путешествие прошло без всяких неожиданностей.

* * *

На вокзале в Кембридже были расклеены афиши, приглашавшие желающих посетить лекцию Е. П. Блаватской. Афиша, украшенная фотографией лектора, гласила:

СЕГОДНЯ В 8 ЧАС. ВЕЧЕРА В ТЕОСОФСКОМ ОБЩЕСТВЕ СОСТОИТСЯ ЛЕКЦИЯ.

«Это в Грейндж-холле, недалеко от рынка», – подумал Дойл. Зная теперь с точностью до минуты, где найти госпожу Блаватскую, Дойл решительно направился в Кингз-колледж. Судя по визитной карточке профессора Сэкера, именно там находился его рабочий кабинет.

Короткий зимний день угасал. Закутавшись шарфом, защищавшим от порывов холодного ветра, Дойл зашагал по набережной реки Кем и далее вниз по Кингс-парад к центру старого города. Когда-то по этой дороге в бытность свою студентом ходил Чарлз Дарвин. А еще раньше Исаак Ньютон, а также Байрон, Мильтон, Теннисон и Колридж. Дойл почему-то вспомнил, что сам он учился в более дешевом университете в Эдинбурге, так как финансовые возможности его родителей были ограниченны. По возрасту Дойл был значительно старше своих сокурсников, и, вспоминая о мелких уколах самолюбия, он чувствовал, как у него щемит сердце.

Громадное здание Кингс-колледжа возвышалось напротив церкви Святой Марии. Миновав ворота, Дойл оказался во внутреннем дворике, безлюдном и темном.

В одном из окон горел свет. Дойл вошел в здание и уже в холле понял, что это библиотека. До его слуха донесся какой-то шаркающий звук, а затем хриплое посапывание. Дойл пошел на звук и увидел возле книжных стеллажей старичка библиотекаря, который, пыхтя и отдуваясь, перетаскивал тяжелые стопки книг с полок на неуклюжую тележку. Лицо старичка побагровело от натуги. Несуразный растрепанный парик и черная служебная форма целиком скрывали его тщедушное тело.

– Простите, сэр, не могли бы вы подсказать, как найти кабинет профессора Сэкера? – спросил Дойл.

Старичок шмыгал носом, не обращая на Дойла никакого внимания.

– Кабинет профессора Сэкера, специалиста по древностям, – повторил Дойл, повысив голос. – Египетским древностям и греческим…

– О господи! – испуганно воскликнул старичок, заметив наконец Дойла. Он покачнулся, почти упав на тележку, и в страхе прижал руки к груди.

– Очень сожалею. Я и не думал вас напугать…

– Но есть же звонок! – перебив Дойла, заверещал библиотекарь. – Полагается звонить в звонок!

Он попытался было выпрямиться, оттолкнувшись от тележки, но легкого толчка оказалось достаточно, чтобы и старичок, и тележка начали медленно-медленно откатываться по длинному библиотечному коридору.

– Извините, но я не видел никакого звонка, – попытался оправдаться Дойл.

– Вот это и отвратительно в нынешней молодежи! В былые времена студенты отлично знали, как надо вести себя!

«Под страхом телесных наказаний можно научить чему угодно», – чуть не сорвалось с уст Дойла. Сдержавшись, он шагнул вслед за стариком, продолжавшим пятиться вместе со своей тележкой.

– Надо, чтобы звонок был на видном месте… – вежливо предложил Дойл.

– Очень умно! – фыркнул библиотекарь. – Как только начнется новый семестр, я непременно доложу о вашем поведении декану.

– Простите, я вовсе не студент, – сообщил Дойл.

– Ну вот вы и сознались, что вам здесь делать нечего!

Старичок победно поднял вверх костлявый палец. По тому, как он без конца мигал и щурился, Дойл понял, что противный старикашка подслеповат. А вдобавок и глуховат. Дойл усмехнулся. Было бы забавно, если бы оказалось, что этот книжный червь сам когда-то был деканом, а теперь, выйдя на пенсию, помогает в библиотеке… В студенческие годы Дойлу частенько доставалось от таких типов.

– Я ищу кабинет сэра Армонда Сэкера, – повторил Дойл, показывая библиотекарю визитную карточку профессора.

Они пропутешествовали по коридору уже ярдов двадцать, но Дойл даже не сделал попытки помочь этой дряхлой курице оторваться от тележки и выпрямиться. Он держал визитную карточку на вытянутой руке.

– Уверяю вас, сэр, мое дело крайне важно и безотлагательно, потому-то я и пришел сюда в столь поздний час.

– Какое такое дело? – проскрипел библиотекарь.

– Обсуждать с вами мое дело я не намерен. Вопрос чрезвычайно щекотливый, и, если вы не проводите меня к профессору немедленно, я буду вынужден принять решительные меры.

И Дойл легонько ткнул старикашку тростью.

– Как вам, должно быть, известно, семестр уже закончился, – прокаркал библиотекарь. – И профессора здесь нет.

– Весьма признателен. По крайней мере, теперь мне известно, что профессор Сэкер существует на самом деле.

– Конечно существует, раз вы его ищете! – язвительно заметил старичок.

– Это слабое доказательство. Однако как вы думаете, где он может быть?

– Не имею ни малейшего представления.

– Пожалуйста, вслушайтесь хорошенько: где он может быть?

Тележка со стуком ударилась в стенку коридора, и библиотекарь шлепнулся на пол, растопырив ноги, до нелепости похожий на деревянную куклу. Он указал на дверь справа.

– В самом деле? – воскликнул Дойл. – Это и есть кабинет профессора Сэкера?

Старичок кивнул.

– Чрезвычайно признателен, – весело проговорил Дойл. – При случае непременно напомню о вас кому-нибудь из начальства.

– Был рад помочь. Очень рад.

Старичок расплылся в довольной улыбке, продемонстрировав все качества вставной челюсти.

Приподняв на прощание шляпу, Дойл вошел в кабинет Сэкера и закрыл за собой дверь. Он оказался в квадратной комнате с высокими потолками, стены которой были заставлены стеллажами с книгами. К одному из них была приставлена лестница. В центре кабинета, на громоздком письменном столе, в беспорядке лежали журналы, карты, компасы всевозможных размеров, кронциркули и другие картографические инструменты.

В пепельнице дымилась пирамидка золы из выкуренной трубки. Сама трубка – глиняная, с тонким рисунком – лежала рядом и была теплой на ощупь. Значит, ее владелец покинул комнату буквально пять минут назад. «Может быть, он улизнул, услышав в коридоре мой голос? Это возможно, ведь Сэкер престранный малый; но зачем ему избегать встречи со мной, если он дважды спас мне жизнь? Непонятно».

На письменном столе Дойл увидел древнегреческие рукописи, томик Еврипида, монографию о Сафо и старое издание «Илиады». Тут же лежали карты побережья Турции, сплошь испещренные точками и крестиками. Дойл предположил, что владелец «Илиады» отыскивал на картах местонахождение легендарной Трои.

Плащ и шляпа профессора висели на вешалке возле двери. Рядом стояла трость – коротковата для долговязого Сэкера, подумал Дойл. Он распахнул дверь в крошечную прихожую, где обычно толпились студенты в день экзамена. Дверь из прихожей вела в коридор. Дойл решил заглянуть и туда.

По обе стороны широкой лестницы на постаментах восседали жуткие мраморные монстры, похожие на часовых. Один из них – острозубый грифон с длинными когтями, другой – василиск, казалось, готовый сжечь ядовитым дыханием любого, кто осмелится приблизиться к нему. Дойл невольно поежился. Свет едва пробивался сквозь зарешеченные окна, отбрасывая призрачные тени на мраморный пол и стены. Скоро совсем стемнеет, надо побыстрее убираться отсюда, решил Дойл. Он прислушался, но ни звука шагов, ни какого-то шороха до него не доносилось.

– Профессор Сэкер!.. Профессор Сэкер!

Никакого ответа. Внезапно Дойл почувствовал, как по спине пробежал холодок, и резко обернулся. Каменные чудища пристально наблюдали за ним. Странно, минуту назад эти мерзкие рептилии смотрели друг на друга… Дойл передернул плечами. Куда же все-таки подевался профессор?

Все двери в коридоре были заперты. Многочисленные повороты коридора, по которому петлял Дойл, не вывели на мало-мальский след пребывания Сэкера в колледже. Стало так темно, что Дойл не мог ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Куда ни повернись, Дойл натыкался на стены. Похоже, он заблудился.

Тяжелый воздух в коридоре угнетающе действовал на него, как и темнота вокруг. Ладони стали потными, и Дойл сунул руку в карман за носовым платком. Вообще-то он не боялся темноты, но пережитое в последние двое суток лишило его обычной храбрости и наполнило душу суеверным страхом. Дойл решил вернуться и двинулся по коридору, придерживаясь рукой за холодную стену. Неожиданно ему показалось, что в кабинете Сэкера мелькнул свет. Он поспешил в кабинет, надеясь найти там своего спасителя.

Коридор разветвлялся в обе стороны. Куда теперь – налево или направо? Ответить на это Дойл не мог, но почему-то повернул направо.

Пройдя несколько шагов, Дойл замер. Ему послышался какой-то неопределенный звук. Что это? Может, объявился Сэкер и спешит ему навстречу? «Лучше всего оставаться на месте и ждать, пока звук не станет похож на что-то реальное. Наверное, это самое правильное: стоять и ждать. Я должен быть предельно осторожен, потому что в этой зловещей тьме за каждым поворотом кроется необъяснимый ужас, рожденный в непознанных глубинах эфира…»

Стоп! Вот, опять.

Что же это такое? Это не шаги, так? Так. Ибо он не слышал ни стука каблуков, ни шарканья подошв по мраморному полу.

«Ну, Дойл, признайся: ты уже догадался, что это за звук».

Крылья… Это взмах крыльев… Перепончатых крыльев.

«Но это вполне мог быть воробей или голубь, влетевший через окно и не сумевший выбраться обратно. Не фантазируй, старина! Сейчас конец декабря, и птички попрятались кто куда, а не порхают по темным коридорам. И где это ты видел воробья, взмах крыльев которого сотрясает воздух?

На самом деле все по-другому. Эти звуки донеслись с лестницы, когда, взмыв с постаментов, эти…

Стоп! Успокойся, старина! Если ты вообразил, что каменные монстры могут летать, то до смирительной рубашки в доме для умалишенных тебе осталось совсем немного.

Из элементарной предосторожности необходимо двигаться дальше, только не спеши, Дойл… Тише, пожалуйста. Отыщи какую-нибудь дверь, сейчас подойдет любая. Так, молодец, вот и дверь… Закрыта, черт побери. Иди дальше.

Еще раз подумай о «птичках». Видят ли они в темноте? Наверное, это зависит от вида, не так ли? А как насчет обоняния? Чувствуют ли птицы запах? Должны чувствовать, потому что вся их жизнь проходит в беспрерывном поиске пищи. Весьма обнадеживает! Ну и что из того, что ты кое-что припомнил из птичьих повадок?

Однако что за чертовщина? Кажется, шум крыльев приближается и удаляется одновременно. Если только не предположить, что крыльев две пары: с каждой стороны лестницы по одному крылатому чудищу, итого… Все, хватит, это безумие!

Ищи дверь, Дойл, поторопись, потому что одна из этих тварей секунду назад добралась до коридора, из которого ты только что вышел. Следовательно, у тебя фора всего пятьдесят футов, но и это расстояние неумолимо сокращается…

Наконец-то. Вот и ручка, поворачивай, толкай, входи и закрывай дверь. А запереть ее можно? Нет, запереть нельзя. А ты помнишь хотя бы один случай, когда птица сумела повернуть дверную ручку? Ну приди же в себя наконец! Дверь сделана из крепкого дуба. Да благослови, Господи, крепкий английский дуб и мастеров, изготовивших из него эту массивную дверь…

А теперь слышишь? Такое впечатление, будто кто-то навалился на дверь да еще царапает когтями по мраморному полу. Есть крылья, значит, есть и когти.

Самое время посмотреть, куда я попал и нет ли тут другого выхода. Поищи спички, отодвинься от двери, чиркни… Господи Иисусе!..»

Выронив спичку, Дойл едва увернулся, опасаясь удара. Во время короткой вспышки он успел разглядеть лицо мертвеца прямо перед собой. Высохшая кожа свисала клочьями, оскалившаяся в жуткой гримасе пасть, казалось, вот-вот вцепится в него страшными зубами. Дрожащей рукой Дойл снова зажег спичку.

Перед ним была мумия в вертикальном саркофаге. Рядом лежали и стояли принадлежности ритуала поклонения богам Древнего Египта, в частности богу солнца Ра. Дойл понял, что он в египетском зале музея колледжа, заполненном украшениями, амфорами, мумиями кошек, золочеными кинжалами и глиняными табличками с египетскими иероглифами. Европа сегодня буквально помешалась на Древнем Египте. Толпы туристов ринулись в эту страну, лишь бы увидеть пирамиды и…

В дверь колотили. Дверные петли жалобно заскрипели. Без сомнения, тот, кто рвался в комнату, был уверен, что Дойл прячется здесь.

Спичка обожгла ему палец. Он зажег новую, отыскивая глазами окно. Господи, хоть бы оно здесь было! В свете спички блеснуло стекло. Дойл кинулся к окну, откинул щеколду и последний раз обернулся к двери. Теперь казалось, в комнату ломятся, навалившись на дверь всем телом. Окно распахнулось – Дойл выглянул наружу. Времени для колебаний не было, и, выкинув саквояж, Дойл выпрыгнул из окна, стараясь сгруппироваться, чтобы смягчить удар о землю. Он кубарем прокатился по грязи, подхватил саквояж и что было сил помчался прочь.

* * *

Дойл остановился под сводами церкви Святой Марии, чтобы перевести дух. Все еще опасаясь крылатых чудовищ, способных наброситься на него с небесной высоты, Дойл понемногу успокаивался. Он дрожал от холода в мокрой от пота рубашке. Неяркий свет, струившийся от алтаря, притягивал к себе, как магнит, и Дойл, не раздумывая, направился внутрь.

«От кого я спасался? – спросил себя Дойл. Он оглядывал темные стены церкви, освещаемые тусклым пламенем свечей. – Может, у меня разыгралось воображение, которое сделало обыкновенного ночного сторожа причиной неописуемого страха? В медицинской практике известны случаи странных галлюцинаций у солдат, долгое время находившихся под обстрелом и испытавших нервное перенапряжение. А разве я не находился в сходной ситуации, обороняясь от невидимого врага? Но что, если излюбленный метод этих мерзавцев заключается как раз в том, чтобы довести свою жертву до сумасшествия, держа ее в постоянном страхе, а не вступать в открытую схватку? Надо только найти подходящий повод для страха, и жертва проглотит наживку. Обрушить на человека необъяснимые ночные звуки, блуждающие огни, чудовищные пугала на дороге – и готово: одна мысль о том, что кошмары реальны, быстро сведет его с ума».

Стоя у алтаря, Дойл почувствовал сильное желание зажечь свечу и в молитве призвать на помощь высшие силы.

БОГ ЕСТЬ СВЕТ, И ВСЯКАЯ ТЬМА ВНЕ ЕГО ЦАРСТВИЯ, прочел он надпись на стене.

Дойл держал зажженную свечу, удивляясь сам себе. «Вот я стою здесь, в храме, внутренне раздираемый вечным противоречием, мучающим человечество, – противоречием между верой и страхом небытия. Кто мы на самом деле: создания добра и света, несущие в себе искру Божью, или заложники в борьбе между некими высшими силами, жаждущими власти над миром и триумфа собственных тайных законов?»

Дойл не мог ответить на этот вопрос.

Вспомнив о профессоре Сэкере, он решил не возвращаться в его кабинет. Гораздо полезнее сейчас поесть, выпить чего-нибудь горячего и собраться с мыслями. А потом нанести визит Елене Петровне Блаватской, обладающей уникальной способностью указывать человеку выход из тупика, в который попала его душа.