Текст книги "Список Семи"

Автор книги: Марк Фрост

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– В общем, да, – подтвердил Дойл.

– Добро в борьбе против зла, и все такое.

– Вечная тема, – согласно кивнул Дойл.

– А проще говоря, «жареное».

– Вот как? Я почему-то надеялся, что мои произведения можно оценить и повыше, – с огорчением произнес Дойл.

– Не принимайте так близко к сердцу, друг мой. Я вовсе не литературный критик. Вы где-нибудь раньше публиковались?

– Да, несколько рассказов были напечатаны, – скромно пояснил Дойл, преувеличив самую малость. – Я сотрудничаю с одним из периодических изданий.

– Что за издание, разрешите узнать? – спросил Сэкер.

– Это детский журнал. Уверен, вы его не знаете.

– И все-таки, как он называется? – настаивал профессор.

– «Журнал для мальчиков», – ответил Дойл.

– Действительно, никогда не слышал о таком. Но скажу, что я думаю об этом. Совсем не плохо, если ваши рассказы развлекают. В конце концов, всем людям хочется именно этого – немного развеяться, забыть о своих тревогах и печалях, почитать нечто необыкновенное.

– Ну да. И чтобы голова немного работала, пока читаешь, – добавил Дойл.

– Само собой. Высокие устремления всегда подталкивают нас к подлинным свершениям, – без всякой иронии произнес Сэкер.

Дойл не без удивления посмотрел на него:

– Мне, естественно, интересны ваши взгляды, однако не могли бы вы все-таки сказать, какое отношение к сегодняшним событиям имеет моя книга?

Сэкер помедлил с ответом, затем доверительно проговорил:

– С вашей рукописи сняли несколько копий.

– Кто, хотелось бы узнать? – спросил Дойл.

– Те, у кого есть связи.

– И кому же в руки попала моя рукопись?

– В очень плохие руки, – со вздохом произнес Сэкер.

– Боюсь, вам придется кое-что уточнить.

Посмотрев на Дойла так, словно хотел его загипнотизировать, Сэкер заговорил вполголоса:

– Представьте себе группу совершенно необычных людей. Жестоких, но очень умных, в известном смысле просто блестящих. У каждого из них прочное положение в обществе, которое осыпало их многочисленными почестями и наградами за их достижения. И все они насквозь… аморальны. Этих людей объединяет одно – желание обрести безраздельную власть над миром. И даже больше. Они жаждут чего-то большего, и все, что связано с ними, абсолютно секретно. Никто не знает, чем занимаются эти люди. Однако в том, что они реально существуют, нет никаких сомнений. Вам не кажется это знакомым?

Дойл на минуту потерял дар речи. Потом ошеломленно сказал:

– Это мой сюжет.

– Да, Дойл, ваш сюжет. Вы написали художественное произведение, но каким-то непостижимым образом умудрились описать типы, потрясающе похожие на секту этих злобных негодяев, преследующих по сути те же цели, что и черные маги. Ведь и ваши герои стремились к тому… – …чтобы призвать на помощь злых духов, уничтожив ту тонкую грань, которая отделяет физический мир от эфирного.

– Для того чтобы…

– … владычествовать над материальным миром и теми, кто его населяет.

– Все правильно. И если сегодняшний сеанс научил вас хоть чему-то, друг мой, то вы должны были понять, что эти люди, вступив в схватку, уже переступили грань дозволенного.

– Но это невозможно! – воскликнул Дойл.

– Вы не верите тому, что видели собственными глазами? – с недоумением спросил Сэкер.

Отвечать на этот вопрос Дойлу не хотелось.

– Вот именно. Такое, оказывается, возможно, – ответил за него Сэкер.

Дойла охватило странное чувство. Казалось, что все происшедшее ему только что приснилось. Он пытался сосредоточиться, однако впечатление от разговора с Сэкером было слишком сильным. Дело в том, что не только название рассказа, но и идеи придуманных им негодяев он позаимствовал из самых запутанных сочинений госпожи Блаватской. Кто бы мог предположить, что мелкий плагиат приведет к таким ужасным последствиям?

– Если они завладели моей рукописью… – попытался объяснить что-то Дойл.

– А вы поставьте себя на их место, – сказал Сэкер. – Этим мерзавцам скучно жить без постоянной угрозы – реальной или выдуманной, неважно – со стороны ненавистных врагов или кого-то другого. Ведь само наличие противника оправдывает их безумные устремления к завоеванию мира.

– Ну да. И они решили, что я каким-то образом раскрыл их, – уныло произнес Дойл.

– Если бы они хотели просто убить вас, то, разумеется, не слишком бы утруждали себя поиском встреч с вами. Это наводит меня на мысль, что вы нужны им живым. Я понимаю, это слабое утешение.

– Но они должны знать… Я имею в виду, они же не могут всерьез полагать… Я хочу сказать, что это всего лишь вымысел, художественное произведение.

– Ну да. Понимаю. Жаль, конечно, – сказал со вздохом Сэкер.

Дойл пристально посмотрел на него.

– А к вам какое это имеет отношение? – недоуменно спросил Дойл.

– О-о, эти мерзавцы давно в поле моего зрения, – усмехнулся Сэкер.

– Понятно. Но я-то ими не занимался вовсе. До сегодняшнего дня я слыхом о них не слыхивал и даже не подозревал об их существовании.

– Видимо, так. Однако их в этом убеждать, наверное, бесполезно. Вы не согласны?

Дойл молчал.

– Благодаря слежке за ними я оказался сегодня рядом с вами. К несчастью, это означает, что за мной, как и за вами, будут теперь охотиться.

Сэкер громко постучал в стенку кеба. Экипаж тотчас остановился.

– На некоторое время отдых нам обеспечен. Сегодня мы им подложили большую свинью. Но держите ухо востро, друг мой, и не теряйте времени зря. И еще: на вашем месте в полицию я бы обращаться не стал, потому что вас непременно сочтут сумасшедшим, а уж слухи об этом разлетятся моментально, и как бы вам тогда не причинили вред еще больший.

– Больший, чем смерть? – вскинул брови Дойл.

Сэкер с грустью посмотрел на него.

– Есть вещи и пострашнее, – сказал он, открывая дверцу. – Удачи вам, Дойл. Мы еще увидимся.

И Сэкер протянул ему руку.

Выйдя из экипажа, Дойл, к своему изумлению, обнаружил, что стоит напротив собственного дома. В полной растерянности он наблюдал, как кебмен со шрамом приветственно приподнял свою шляпу, а затем повернулся к лошадям и, щелкнув кнутом, погнал экипаж по ночной улице.

Дойл раскрыл руку, которую на прощание пожал Сэкер. На ладони лежал тончайшей работы серебряный амулет в форме человеческого глаза.

Глава 5
ИНСПЕКТОР ЛЕВУ

В голове Дойла царила сумятица. Он взглянул на часы: 9.52. Где-то поблизости прогромыхала тележка жестянщика. Дойл вздрогнул, словно вся его обычная, каждодневная жизнь, за исключением последних двух часов, отодвинулась куда-то, рассеялась, как утренний туман. За время, достаточное для того, чтобы спокойно пообедать, вся его жизнь перевернулась с ног на голову.

На улице было тихо, но ему казалось, что за каждым углом таится опасность, в мелькавших тенях чудились злобные чудовища. Дойл поспешил к дверям своего дома, надеясь, что там он будет недосягаем для них.

Из окна верхнего этажа выглянуло чье-то лицо. Вероятно, это Петрович, его русская соседка. Стоп. Не мелькнуло ли в окне еще одно лицо? Дойл посмотрел еще раз. И точно: оба лица скрылись за покачнувшимися занавесками.

Неужели за этой дверью, ведущей в его тихую обитель, теперь тоже скрывается смертельная угроза? Не полагаясь на интуицию, Дойл достал револьвер. «Теперь я готов встретиться с кем угодно», – подумал Дойл и начал медленно подниматься по лестнице. Еще издали он увидел, что дверь его комнаты приоткрыта.

Дверная ручка была вырвана и валялась рядом. Дойл прислонился к стене и прислушался. В комнате было тихо. Он легонько толкнул дверь и остолбенел при виде своего жилища.

Вся его комната была залита какой-то прозрачной липкой жидкостью. Все внутри, от пола до потолка, было измазано этой дрянью, как будто по всем предметам и мебели прошлись огромной кистью. Воздух был пропитан отвратительным запахом, какой бывает при дезинфекции. В тех местах, где слой прозрачной жидкости был толще, курился слабый дымок. Дойл шагнул в комнату и почувствовал, как под ногами захлюпало, но подошвы не прилипали. Жидкость колыхалась под затвердевшей пленкой. Дойл смог разглядеть под ней рисунок своего персидского ковра, каждая ворсинка которого застыла, словно насекомое в янтаре. Стулья, диван-кровать, письменный стол у окна, керосиновая лампа, оттоманка, подсвечники, чашки, чернильница – буквально все вещи были облиты этой непонятной жидкостью.

Если это предупреждение – а такой вывод напрашивался сам собой, – тогда спрашивается, что ему пытались сообщить? Может быть, это намек на то, что они могут сделать с человеком? Дойл взял с полки одну из книг. Казалось, вес ее не изменился, хотя разбухшие страницы топорщились во все стороны. Книга стала разваливаться у него в руках. Ему удалось перевернуть несколько страниц и даже прочесть несколько строк расплывшегося текста. И все же то, что он держал в руках, уже нельзя было назвать книгой.

С трудом двигаясь по скользкому полу, Дойл добрался до спальни. Открывая дверь, он чуть не упал, так как верхний край двери загнулся, как уголок замусоленной страницы. Обнаружив, что жидкость проникла в спальню всего на несколько дюймов, Дойл облегченно вздохнул: все предметы здесь остались нетронутыми.

– Слава богу, – пробормотал Дойл, доставая из кладовки саквояж. Он положил в него смену белья, бритвенные принадлежности, коробку с патронами, которую хранил на верхней полке шкафа, а также полуразвалившуюся книжку без обложки и стал пробираться через гостиную, похожую теперь на декорацию из страшной сказки. За дверью послышались робкие, шаркающие шаги. Через дыру от выломанной дверной ручки Дойл увидел, что возле лестницы стоит его соседка Петрович, сложив руки на впалой груди.

– Миссис Петрович, что здесь произошло? – спросил Дойл, выходя из квартиры.

– Доктор, слава богу, это вы, – едва слышно проговорила женщина, цепляясь за рукав Дойла.

– Кто здесь был? Вы слышали что-нибудь?

Петрович выразительно закивала головой. Дойл не имел представления о том, насколько Петрович владела английским, но теперь он понял, что ее познания весьма невелики.

– Большой, большой, – сказала она. – Поезд.

– Звук, похожий на гудок паровоза? – попытался уточнить Дойл.

Петрович кивнула и постаралась воспроизвести звук, помогая себе размашистыми жестами. Опять она пила сливянку, сообразил Дойл. И результат налицо… Отвернувшись от соседки, он увидел вторую женщину, стоявшую у лестницы, ту самую, которая промелькнула в окне. Невысокая плотная особа пронзительно смотрела на Дойла. Что-то в ее облике показалось Дойл у знакомым.

– Дорогая миссис Петрович, что вы видели?

Глаза Петрович округлились от ужаса, она размахивала руками, рисуя очертания какой-то большой фигуры.

– Большой? Очень большой? – допытывался Дойл. – Это был мужчина, да?

Петрович отрицательно покачала головой.

– Черный, – сказала она. – Просто черный.

– Миссис Петрович, прошу вас: идите в свою комнату и не выходите оттуда до самого утра. Вы поняли?

Она утвердительно кивнула, а когда Дойл собрался уходить, потянула его за рукав, указывая на женщину.

– Мой друг…

– Я познакомлюсь с вашей подругой в другой раз. Сделайте, как я прошу вас, миссис Петрович. Пожалуйста, – сказал он, мягко отстраняясь. – А сейчас мне пора идти.

– Нет, доктор, нет… она… – забормотала Петрович.

– Вам необходимо отдохнуть, – сказал Дойл. – Пропустите стаканчик-другой и ложитесь спать. Спокойной ночи. Вы молодец, миссис Петрович.

С этими словами он поспешил к выходу.

* * *

Дойл шел по самым освещенным улицам, где, несмотря на поздний час, было довольно многолюдно. Но, вопреки его опасениям, никто не пытался подойти и остановить его. Дойл не почувствовал и никакого подозрительного взгляда, хотя повсюду ему мерещились сотни горящих злобой глаз.

Остаток ночи он провел в госпитале Святого Варфоломея, где его хорошо знали. Дойл устроился на узкой больничной койке в комнате для дежурных врачей; их было не меньше десятка, так что ни о каком уединении говорить не приходилось. Боясь показаться смешным, Дойл даже не заикнулся о том, что с ним произошло, не делая исключения даже для ближайших коллег.

С наступлением дня события прошедшей ночи представлялись ему несколько в ином свете. «Всему, что произошло на сеансе, должно быть какое-то разумное объяснение, – подумал Дойл. – Но этих мерзавцев я еще не раскусил. Стоп! Не стоит торопиться с выводами. Безусловно, я был в возбужденном состоянии, и теперь организму требуется отдых, это его естественная реакция. Но это не значит, будто я безоговорочно принимаю все, о чем говорил Сэкер. Бесспорно, что вчера вечером я перешел невидимую границу, и теперь отступление невозможно. Следовательно, Сэкер прав, нужно действовать, нужно атаковать».

Выйдя во двор госпиталя и вдохнув в себя прохладный утренний воздух, Дойл почувствовал, что страх и растерянность постепенно исчезают. При воспоминании о зверском убийстве леди Николсон и ее брата его охватила ярость. Вновь лицо несчастной женщины возникло перед глазами. Ее умоляющий взгляд словно просил о помощи. «А я едва унес оттуда ноги… Этого я так не оставлю», – поклялся себе Дойл.

И, несмотря на предостережение Сэкера, Дойл прямо из госпиталя направился в Скотленд-Ярд.

* * *

Час спустя вместе с инспектором Клодом Лебу Дойл стоял перед домом 13 по Чешир-стрит. Неяркий утренний свет не прибавил дому сколько-нибудь привлекательности, скорее наоборот, подчеркнул безликость и убожество этого строения.

– Так вы говорите, это произошло здесь? – спросил Лебу.

Дойл утвердительно кивнул. Он не стал выкладывать своему другу все детали того, что происходило во время сеанса, но слово «убийство» прозвучало в его рассказе весьма определенно. Показав инспектору письмо леди Николсон, Дойл решил пока не рассказывать ни о «серых капюшонах», ни о явившемся духе, ни о голубой нитке, которой был зашит рот мертвеца. Он также ни словом не обмолвился о профессоре Армонде Сэкере.

Инспектор Лебу – здоровяк с пышными рыжими усами, за которыми он тщательнейшим образом ухаживал и которые делали его совершенно неотразимым, – поднялся по ступеням и постучал в дверь.

Дойл познакомился с ним на флоте, в бытность свою судовым врачом. Целый год он бороздил моря и океаны на борту небольшой военной шхуны, заходившей в Марокко и другие южные порты. К удивлению многих, странная дружба Дойла и Лебу крепла день ото дня. Лебу, служивший на флоте простым матросом, был на пятнадцать лет старше Дойла. Человек он был весьма сдержанный, и те остряки, которым иногда приходило в голову подшутить над ним, ни разу не видели его вспылившим. Дойл и Лебу, частенько коротая время за картами и валяясь в гамаках на носу шхуны, вели ленивый разговор под жарким тропическим солнцем. Мало-помалу Дойл пришел к выводу, что за внешней сдержанностью Лебу скрывались чувствительное сердце и твердый характер. Лебу не интересовало то, что выходило за рамки реальной жизни, но именно этим он и гордился, считая разные фантазии занятием пустым и никчемным. Эти качества характера привели Лебу после службы на флоте прямехонько в лондонскую полицию. Он быстро продвигался по служебной лестнице и в настоящее время занимал пост инспектора.

Дверь открыла низенькая рыжеволосая ирландка, которую накануне вечером Дойл не видел.

– Что угодно?

– Скотленд-Ярд, мисс. Нам бы хотелось кое-что здесь осмотреть.

– А что тут осматривать?

Наклонившись к женщине, Лебу внушительно произнес:

– Приключилась большая беда, мисс.

– Меня это не касается, знаете ли. Я тут в гостях у матери, – произнесла она, посторонившись и пропустив мужчин внутрь. – Моя мать наверху, больная, уже несколько недель не встает с постели. Она-то уж здесь ни при чем…

– Ваша мать здесь квартирует? – спросил Лебу.

– Да.

– А кто живет внизу? – поинтересовался Лебу, останавливаясь у той самой двери справа, где накануне Дойла встретил мальчишка-эпилептик.

– Откуда мне знать? Кто-то нездешний, так мне представляется. Он редко сюда наведывается. Вроде меня. Признаюсь, я прихожу сюда только из-за матери.

Дойл сделал знак Лебу. Слово «нездешний» вполне соответствовало Черному человеку, которого он принял за иностранца. Инспектор постучал в дверь.

– Вы знаете, как зовут этого господина? – спросил он.

– Увы, сэр, не знаю.

– А вчера вечером вы были здесь?

– Нет, сэр, – ответила женщина. – Я была у себя. На Чипсайде.

Войдя в комнату, Дойл заметил, что странная стеклянная чаша исчезла со стола. Судя по застывшим каплям воска на полу, свечу тоже вынесли из комнаты. Лебу прошел в гостиную.

– Так это происходило здесь, Артур? – обратился Лебу к Дойлу.

– Да, – ответил Дойл. – Это случилось здесь…

И он направился в комнату с раздвижными дверями. Комната показалась Дойлу совсем другой, не такой, как вчера. Она была тесной, пыльной, забитой старой вычурной мебелью. Круглый стол, ширмы и занавеси на окнах отсутствовали. Потолок нависал прямо над головой.

– Что-то не то, – пробормотал Дойл, проходя вглубь комнаты.

– Стало быть, с этим жильцом случилось несчастье? – поинтересовалась женщина.

– Идите к себе, – приказал Лебу. – Если потребуется, мы вас пригласим. – И он захлопнул дверь.

– Они напихали сюда мебель из других комнат. Здесь было почти пусто, – сказал Дойл.

– Убийство произошло здесь? – спросил Лебу.

Дойл подошел к тому месту, где накануне стоял стол. Там, где упала леди Николсон, громоздилось тяжелое неуклюжее кресло.

– Да, это случилось здесь, – сказал Дойл, опустившись на колено. – Но ковра не было.

Отодвинув кресло, он увидел, что вмятина от его ножки глубокая и забита пылью. Вместе с Лебу они приподняли кресло и завернули ковер. Ожидаемых пятен крови на полу не было. Он был натертым и гладким.

– Они все вычистили, разве вы не видите? – обернулся к инспектору Дойл. – Надраили все от пола до потолка! И уничтожили все следы!

Лебу стоял не шелохнувшись, как будто равнодушный ко всему, что говорит ему Дойл. Дойл снова наклонился, чтобы получше рассмотреть пол. Он вытащил из кармана ершик, которым обычно чистил трубку, и поскреб между половицами. Ему удалось выковырять темные крошки какой-то засохшей массы. Осторожно собрав их на обрывок бумаги, Дойл протянул инспектору самодельный пакетик.

– Убежден, что здесь будет обнаружена человеческая кровь. Леди Николсон и ее брат были убиты в этой комнате вчера вечером. Советую известить об этом ее семью.

Засунув пакетик в карман, Лебу вытащил блокнот и записал имена погибших. Еще некоторое время они внимательно осматривали комнату, однако не заметили ничего, что бы говорило о совершенном здесь злодеянии или как-то характеризовало жившего здесь человека. Ничего не прибавило и то, что они вышли на улицу теми же темными коридорами, по которым накануне Дойл и Сэкер спасались от преследования.

Пока они осматривали часть дома, выходящую во двор, Дойл еще раз обрисовал все детали убийства, свидетелем которого он был. И на этот раз он ни словом не обмолвился о Сэкере и о том, что палил из револьвера, который вручил ему Лебу несколько месяцев назад. Скрестив руки на груди, Лебу стоял совершенно неподвижно, и ничто в его лице не выражало отношения к сказанному. Прошло довольно много времени, прежде чем он заговорил. Дойл привык к таким паузам, и порой ему казалось, будто он слышал, как медленно вращаются шестеренки мыслей в голове Лебу.

– Итак, вы говорите, что женщину убили кинжалом, – сказал Лебу.

– Да, это была жуткая картина, – подтвердил Дойл. Лебу кивнул, а затем неожиданно, словно у него появилась смутная догадка, предложил:

– Вам надо посмотреть кое-что. Пойдемте со мной.

* * *

Миновав три квартала, они оказались на пустынном углу торговых рядов и Олдгейта. Весь район был оцеплен полицией, и лондонские «бобби» без разговоров заворачивали редких прохожих. Лебу провел Дойла через оцепление к тому месту, где прошлой ночью как раз в то же время, когда Дойл возвращался домой, оборвалась короткая и безрадостная жизнь уличной потаскушки по имени Фэри Фей. Она была зверски зарезана.

Грубая накидка, служившая ей теперь саваном, была приподнята. Тело девушки было искромсано, внутренности удалены. Некоторые органы лежали рядом с телом, казалось уложенные в определенном порядке, смысл которого оставался тайной для всех. Тот, кто совершил это страшное преступление, использовал чрезвычайно острое оружие, ибо, как отметил Дойл, края раны были очень чистыми.

Дойл подал знак, и труп закрыли. Лебу молча прохаживался чуть поодаль.

– Это не леди Николсон? Что скажете, Артур? – спросил наконец Лебу.

– Нет, это не она.

– А эта женщина присутствовала на сеансе?

– Нет. Никогда раньше я ее не видел.

Неожиданно для себя Дойл понял, что Лебу выискивает в его рассказе слабые места. И это неудивительно, ведь он прежде всего полицейский. А настроение у всех полицейских сегодня – хуже не придумаешь. Ни одному из них прежде не приходилось сталкиваться с таким продуманным и жестоким убийством.

– Кто, по-вашему, эта несчастная? – спросил Дойл.

Лебу покачал головой.

– Похоже, проститутка. Послушайте, Дойл, как вы думаете, тем кинжалом, который вы мне описали, можно было проделать подобное?

– Да. Думаю, вполне.

Лебу заморгал, близоруко щурясь.

– А вы не могли бы еще раз описать нападавших на вас?

– Они были в серых капюшонах, – сдержанно ответил Дойл, не собираясь уточнять, что нападавшие были мертвецами. Рты, грубо зашитые ниткой, и смертельные раны без капли крови – вряд ли Лебу удержится от вопроса: и как это вы ухитрились убить мертвеца, Дойл?

Лебу чувствовал, что Дойл скрывает от него некоторые моменты случившегося, но, памятуя об их давней дружбе и убежденный в том, что Дойлу действительно пришлось пройти через жуткое испытание, он допускал такую недоговоренность. Глядя вслед уходящему Дойлу, инспектор с раздражением подумал о нескольких запутанных делах, о которых ему надо было срочно отчитаться. Но время терпит, любил повторять инспектор Лебу.

Мысленно вернувшись к обезображенному трупу женщины, он в который раз подумал о том, что такое мог сделать лишь человек, имеющий навыки практикующего хирурга.