Текст книги "Стерва для демона (СИ)"

Автор книги: Мария Железнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Слепое зеркало

У отца был бубен, а еще он развесил в своей мастерской бутылки из разноцветного стекла и колокольчики. Они с дядей Мишей установили мощный цветной прожектор. Отец брал в руку барабанную палочку и стучал по бутылкам, аккомпанируя бубном, а дядя Миша перебирал цвета на прожекторе и напевал нечто протяжное.

– Если ты, Олька, умеешь слышать звуки, то рано или поздно ты научишься видеть цвета. Это в сущности одно и тоже.

Однажды отец позвал меня в лабораторию. Он завязал глаза плотным засаленным платком, пропахшим рыбой, а сверху еще и накрутил кокон из плотной черной ткани и велел петь – три ноты – до, ми, ля в разных тональностях. Я запела. Где-то рядом щелкал кнопкой прожектора дядя Миша и каждый раз, когда я брала новую ноту, включал новый цвет, а отец аккомпанировал на бубне и что-то монотонно бубнил под нос.

– Не шевелись! – приказал он мне, и я не шевелилась, только чувствовала, как замерзли ноги в шлепках – была середина сентября, да бурчал голодный живот.

До-о-о! Ми-и-и! Ля-а-а! – снова и снова, и снова, и тут…

Точно внутри моего тряпичного кокона зажглось солнце, и свет его был мягким и густым, как сахарная вата, он пульсировал и вздрагивал, когда я переходила из одной тональности в другую. Свет шел изнутри, точно поднимался из самого моего сердца, оборачивался вокруг шеи и звал за собой. Я потянулась к нему, и тогда передо мной возникло зеркало. Я шагнула навстречу. Зеркало вздрогнуло, по нему пошли волны.

Оно слегка задымилось.

Я сделала еще шаг, и еще….

Ближе, совсем близко.

Зеркало распалось на тысячи, нет, десятки, сотни тысяч зеркал, которые смотрели друг на друга, отражали друг друга. Каждое было покрыто рябью, каждое дымилось. Дым менял цвет, чем выше тональность, тем светлее. В зеркалах менялись картинки, я чувствовала то радость, то гнев, перемещая взгляд со одной картинки на другую, хотя не понимала значение. Тогда не понимала. Оттенки менялись, краски то загорались, то потухали, пока в какой-то момент я не осознала, что цвет картинок зависит от меня.

Я – хозяйка лабиринта цветных отражений.

А потом свет померк, и я очнулась уже в кровати и проболела три дня.

Несколько лет спустя, когда ни отца, ни дяди Миши, ни даже уже Сашки не осталось в живых, Людви объяснил, что я тогда побывала на пересечении граней и выжила только чудом. Людви обходил грани по краю, он действовал осторожно. А я не хотела признавать то, что было там. Тот мир очень много у меня отнял, и где-то в бесконечности зеркал заблудился кусочек моей души. Отражения граней сожгли отца, дядю Мишу, а Сашка…его убили. Я знала, что есть другой мир, я знала, что вокруг нас живут другие существа. Я знала, что другой мир открыт для меня. Что могу видеть то, что не доступно другим.

Но я не хотела видеть.

И я не хотела открывать переход.

– Закрой глаза! Пой! – приказал демон, поворачивая к себе спиной и крепко обнимая за талию.

Я устала, я не хотела, не могла…

– Я потерял много сил, гоняясь за тупой блондинкой и не хочу тратить остатки сил на переход. Конечно, я могу подкрепиться. Кого будем приносить в жертву? Тетку в халате или твоего Роберта? Или сразу обоих? Или все-таки споешь?

Я откашлялась и запела. Сначала с неохотой, а потом меня поймала радуга и мы стали с демоном одним целым. Его горячее тело переливалось – я не видела, я чувствовала, как вокруг меня расползаются горячие волны тепла и света. И я уже не здесь и не там, а в мире тысячи зеркал, каждое из которых поет и мерцает – ждет, что мы сейчас откроем именно его.

– Тшш…Теперь веду я. Глаза не открывай!

Я оборвала ноту и вокруг, точно заплескалось море или зашумел ветер, а мы, тем временем, набирали скорость. Я знала, что нельзя открывать глаза (можно ослепнуть или провалиться в одно из зеркал), но мне и не нужно было это делать. Я здесь видела намного лучше. Я различала все вокруг от крошечных пылинок, что кружили далеко внизу и до мельчайших зеркальных трещин далеко впереди. Я ненавидела этот мир, но он был частью меня, он звенел, как осколки цветного стекла, он ворчал голосом дяди Миши, он бубнил тягучие напевы отца, и я знала,

я чувствовала, что где-то совсем рядом со мной Сашка, и он шепчет:

«Я здесь! Я с тобой!»

А над головой шуршали, поднимаясь, огромные серые крылья демона, тяжелые и пушистые, как пуховое одеяло. И я знала, что вот там впереди меня зовет мое зеркало, нужно лишь немного, совсем немного – несколько взмахов и коснуться холодного стекла, войти туда, где все будет хорошо.

Мы набирали скорость и становилось холодней, хотя спину, точно грелка, припекало горячее тело демона. И я поняла, что мы на неверном пути. Мое зеркало остается где-то позади, а впереди ничего хорошего не предвидится.

– Стой! Вернись! Мы должны вернуться!

Вдруг мы ухнули куда-то вниз так неожиданно, что у меня захватило дух, и я распахнула от неожиданности глаза. Тяжелая рука демона вовремя накрыла лицо. Перед глазами оказалась темнота. Волшебная связь с миром оборвалась, оставив в груди тягостное ощущение чего-то неправильного. Раздался уже знакомый мне писк. Мы прекратили падение. Я заткнула уши, но все равно слышала, как демон что-то быстро-быстро отвечает на непонятном мне языке. В душе еще отчетливей заворочалась тревога. Ладонь демона не давала дышать, а тревога нарастала, вокруг меня что-то жалобно звенело. Мне вдруг стала казаться, что зеркала плачут, плачут обо мне.

– Раш! – закричала я. – Раш, пожалуйста! Давай улетим отсюда!

Раш продолжал разговор, не обращая внимания на мои крики. Я попыталась вырваться. Я закрыла глаза, я запела, хотя каждый звук давался с трудом, словно в легких булькал вязкий кисель.

– Помолчи и не дергайся!

– Раш, мы должны отсюда уйти!

– Угу, – ответил тот, и мы, наконец, тронулись с места. Только я чувствовала – двигались мы совсем не в ту сторону. Я попыталась успокоиться, сделать медленный вдох-выдох и представить каждую ноту в виде цветного пульсирующего пятна – красный, желтый, синий. Я мысленно беру кисть и расчерчиваю кистью пустоту, зажмурив глаза и закусив губу. Грани дрогнули и нехотя разомкнулись. Отражений там, где мы летели, уже не было. Это было царство разбитых зеркал, слепые глазницы которых таращились на нас со всех сторон. А под нами – черная пропасть. Черный цвет нельзя спеть, черный – не цвет, отсутствие света.

Пустота.

– З-зачем мы здесь? – хрипло спросила я.

– Затем. Демонам тоже надо кушать, и не только кашу. – раздраженно ответил демон и добавил несколько мягче, – потерпи, я проконтролирую заправку и перенесёмся домой.

– Домой? – переспросила я, то ли усмехаясь, то ли всхлипывая.

– Угу…отрешенно подтвердил демон. Снова завизжал телефон и тут же в черной пустоте вспыхнуло зеркало, дымящееся по краям и в этом зеркале я увидела город, где никогда не была, но о котором так мечтала. Я рассматривала эту площадь на рекламных плакатах сотни раз. Я так мечтала гулять по ней вместе с…

Они там! Ами и Людви там, в этом зеркале…И сейчас произойдет нечто ужасное. Липкое, противное, как жаба, чувство, поползло по мне, скользя по коленям, цепляясь за живот, сдавливая грудь.

– Твою… – ругнулся демон, прокричал что-то в телефон.

– Там! Они там! Людви и Ами! Они там! Пусти меня к ним!

– Мы уходим! – безапелляционно заявил демон, продолжая крепко меня обнимать.

– Пусти меня сейчас же! Пусти! НЕ смей! Пусти! – я вырывалась отчаянно, из плотно закрытых глаз лились слезы, я кусалась, но демон тащил меня прочь из черной пустоты, где-то там уже рождался свет и звук, но сердце тянулось назад к молчаливому зеркалу, вокруг которого грязным облаком клубился черный туман. Туман становился гуще, он точно высвечивал все краски, выедал цвета, как червь, выгрызал жизнь. И на какой-то миг я точно раздвоилась. Я шагнула внутрь к тем, кто был за дымящимся стеклом. Я увидела десятки перепуганных лиц в длинном узком экскурсионном автобусе. Я увидела Ами и Людви, испуганно державшихся за руки, плачущих детей, побледневших мужчин и людей в масках, у которых в руках были автоматы. Я видела их, а они меня нет. Люди в автобусе закричали, автоматы застрекотали. Я почувствовала вкус крови на губах и меня выбросило из ужасной картинки назад. И тут внизу я увидела других демонов, они с высоты казались маленькими крылатыми муравьями. Они окружили зеркало и выставили вперед руки. К ним из зеркала потек кровавый туман, который стекал в их раскрытые ладони. Демоны раздувались, словно пьющие кровь комары. Раш протянул вниз свободную руку. И хотя мы были далеко и высоко, поймал в свою почерневшую ладонь несколько капель. На меня повеяло ужасом, страхом, болью, отчаяньем. Наверное, я закричала. А зеркало, тем временем, отдав последние хлопья жуткого тумана треснуло и превратилось в пустоту. Я почувствовала резкую боль в районе груди и поняла, что это почти все. Я дернулась, мышцы ломило от напряжения, из глаз потоком хлынули слезы. Рука демона скользнула по мокрой коже, я мотнула головой, распахивая глаза. Свет, точно радужная плеть, стегнул по глазам, как удавка хватая меня за горло и вырывая из рук демона.

Я полетела вниз с широко распахнутыми глазами. По щекам текли слезы, перемешанные с кровью.

– Сеня…Лева…Вы здесь? Вы где-то здесь! Вы!

И я услышала скрипку…Вивальди…Ами так сумашедше играл на скрипке…

Осколки зеркала осыпались трухой

Как те мечты, что звали нас с тобой

Их звон затих в той черной пустоте

Но даже там мы помним о тебе

Кого ты любишь, рядом навсегда,

Не плачь о нас, любимая сестра…

Эти строки, точно ветер налетели, обняли и разбежались по зеркалам тихим переливчатым звоном. Я ослепла, я не видела ничего, кроме черной пустоты. Я ничего не чувствовала, кроме пустоты. Точно камень, Раш налетел сбоку. Я перевернулась в пустоте. Рука демона снова легла на лицо. Рука была холодной. Боль в глазах притупилась.

Но сердце защемило сильней.

Меня вздернули, и мы куда понеслись.

– Пусти! Пусти! Пусти! Я хочу остаться здесь!

Я кусалась и царапалась. Я так ненавидела демона, зеркала, звуки. Я ненавидела себя. Зачем я открыла переход. Зачем? Если бы… если бы…если бы…

– Оля, – зашептал демон над ухом.

Его ладонь уже не закрывала глаз, но я все равно ничего не видела – пустота. Мы уже не летели, и демон меня не держал. Я сидела на чем-то мягком. Я опять осталась одна.

– Почему, ну почему все, кого я люблю умирают? – то ли подумала, то ли прошептала я.

– Выпей! – в нос ударил резкий запах чего-то алкогольного. Я выпила, не чувствуя вкуса. Демон тут же сунул в руку следующий.

– Я сожалею, что так получилось, но может быть, так даже лучше…

– Лучше? Лучше кому? Мне? Или братьям?

– Оля, – сказал демон очень мягко, – Оля, малышка, они тебе не братья. Никогда не были ими!

– Они меня любили! Понимаешь, любили!

Я вскочила на ноги, скидывая стакан на пол. Осколки, звеня, разбежались по полу, и я вздрогнула. Также звенели осколки ослепшего зеркала.

– Оля, послушай, они…

– Они были теми для кого я значила хоть что-то! Они не дали мне сдохнуть на том вонючем вокзале! Не дали замерзнуть! Подобрали, как бродячую собачонку! Научили чему-то! Они заботились! Они любили меня! А теперь их нет! И ты! Ты, чертов демон! Говоришь, что это к лучшему! Не смей! НЕ смей, слышишь! Они – были моими братьями! Они остались моими братьями! Они были единственными, для кого мне еще стоило продолжать эту нелепую жизнь! А теперь я хочу сдохнуть, демон! Потому что не осталось никого и ничего…

– Оля, Арсений и Лев или Ами и Людви…Они тебя использовали. И это была вовсе не любовь.

– Они? Меня? Что? Да как ты, кровосос недорезанный смеешь рассуждать о любви! Да кто ты такой? Жалкий зомби! Падальщик! Не смей! Слышишь, не смей даже произносить слово любовь!

Я крутилась на месте, сжав кулаки. Мне очень хотелось наброситься на демона и ударить его побольнее. Так больно, как только смогу, но я ничего не видела. А демон вдруг сам оказался рядом. От него шел жар, как от кипящего чайника.

– Замолчи! Достаточно! Возьми себя в руки! Я не предупреждаю дважды!

– О, мне так страшно! Я испугалась пожирателя трупов! Но мне нечего бояться, я еще живая! Давай убей меня, демон! Принеси меня в жертву! Я ведь девственница – ценный расходный материал! Я…

– Ты– глупая девочка, которая возомнила себя звездой, роковой сердцеедкой, такой крутой и умной, что не видит дальше собственного носа. Ты – дешевая певичка, которую приглашают, чтобы не так воняли просроченные устрицы и ошалевшим от жары клиентам, которые щиплют тебя за задницу, можно было подсунуть дешевое пойло по цене дорогого коньяка. Веришь всякому сброду, типа Роберта, который готов подложить тебя под любого, лишь бы на выпивку хватило! И под меня положит, лишь бы шкуру свою спасти!

– Да пошел ты, демон…

– НЕ нравится слышать правду, да? Мне вот тоже не нравится, когда меня обвиняет в том, что я не знаю, что такое любовь, дешевая лицемерная кукла!

Демон не говорил – кричал. И в словах его была такая отчаянная ярость и горечь, что воздух вокруг раскалился до предела. Я не видела – я чувствовала, что демон горит – в прямом смысле этого слова. Я сделала шаг назад и буквально рухнула в кресло. Что-то с грохотом врезалось в стену и с глухим стуком полетело на пол.

– Пусть я кукла! Да, я не могу похвастаться великими карьерными достижениями! Я выживала, как могла, и мои друзья не принадлежат к высшему обществу, но Роберт – он…

– Дебил!

– Возможно, – на столике рядом я неожиданно обнаружила пачку сигарет и закурила. Демон ее почему-то не затушил, а я почему-то почувствовала себя спокойно, убийственно спокойно. – Но он – живой дебил.

– Пока живой…

– Есть люди – такие правильные, умные, ходят в костюмах на работу, рассуждают о процентах-дивидендах, а в голове у них цифры, цифры, цифры, а вместо сердца – калькулятор. А Роберт – он живет, как дышит, как хочет, как чувствует. Сеня и Лева – тоже. Ты говоришь, что они мне не братья, что они использовали меня…Мы все друг друга используем в какой-то мере…Люди любят то, что приносит им пользу. А они были людьми…Какое тебе, демон дело, как и почему они меня любили. Я знаю, что любили. И я знаю, и ты можешь здесь сжечь все к чертовой матери, что демоны не способны любить. Ты, демон, жалкий энергетический глист, продавший душу, за возможность пососать в сторонке, когда кому-то плохо!

– Заткнись! – проревел демон

– Не нравиться слышать правду? – спокойно ответили я, похлопав ресницами над слепыми глазами. Вокруг снова стало жарко, и я порадовалась. Что ничего не вижу. Я была уверенна, что демон сейчас представляет собой не самое приятное зрелище. Может быть, даже принимает свой истинный облик. У дяди Миши была такая папка с рисунками, Сашка любил меня попугать. Вот придет за тобой ночью этот демон, если ты случайно произнесешь его имя вслух. Я боялась, хотя имена у них были плохо произносимыми.

– Любовь – не вспоминать тех, кто умер, а любить тех, кто жив. Любовь – это когда ради того, кого любишь, готов на все. Даже на то, чтобы «пососать в сторонке».

Голос демона прозвучал тихо, как-то отстраненно и очень знакомо. Но я злилась, мне было больно, и я не могла остановиться.

– Угу, шлюхи именно так и описывают свою профессиональную деятельность.

– Ты хорошо знакома со шлюхами?

– Конечно, я же ресторанная певичка. Я им, можно сказать, поставляла клиентуру.

– Братья хорошо заботились о тебе, я смотрю, учитывая в каком обществе ты общалась. Сами в Прагу отправились на медовый месяц, а тебя оставили с этим…Сержиком.

– Оставь моих братьев в покое. Их уже нет. Ты не изменишь к ним мое отношение. Я их любила и люблю! И не надо мне рассказывать, что это ненастоящая любовь.

И тут раздался писк, но тут же смолк. О стену снова что-то ударилось – небольшое, размером с телефон. И этот писк вдруг все поставил на свои места.

– Ты! – вдруг завопила я, и мое спокойствие испарилось. – Ты! Это все ты! Ты виноват в их смерти! Ты! Там погибли люди – целый автобус! А ты мне говорил «проконтролирую заправку»! Это ты их убил! Или будешь отрицать?

– Не буду…

– Не будешь!

Я вскочила на ноги, заметалась, выставив перед собой руки, шаря по сторонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, не важно, чтобы ударить, убить его или себя.

– Так это был план? Ты знал? Знал с самого начала? Это вы, демоны, подстроили все, убили тех людей!

– Тех людей убили другие люди.

– Но ты знал! Знал! Ты контролировал тех людей с автоматами!

– Я не знал, что там окажутся твои братья. Иначе бы я не взял тебя с собой!

– Гадкий клещ! Убийца! Червяк! Ты мне еще что-то говорил чувствах! Ты – пустой, гнилой, вонючий трупосос….

Заткнись, стерва…

– Я ненавижу тебя!

Тяжелая ладонь демона обожгла щеку. Удар был сильный, я не устояла и полетела на холодный пол.

Снежное танго

Той весной все и всё вокруг сходило с ума. Сумасшедшая черемуха заставляла остановиться, сорвать ветку и, вдыхая сладкий аромат, томительно вздыхать о чем-то, что пронзительно пело внутри, крутилось в груди, как волчок, мешало спать. Я сидела на скамейке, окруженная этим душистым безобразием, с учебником по физике в руках. Учебник был открыт, а глаза закрыты, кроссовки сняты, голые пятки грелись на солнце. Я ждала Сашку. Он заканчивал одиннадцатый класс, я – шестой. Мы всегда возвращались вместе – ехали на автобусе, потом шли через лес. Сейчас лес распускался и зеленел. Я норовила взять Сашку за руку, прижаться, но он был последнее время отстранен и молчалив. Я связывала это с тем, что по вечерам он часто закрывался с отцом и дядей Мишей в лаборатории.

Но я ошибалась.

Сначала я услышала звонкий заливистый девичий смех, такой же назойливый, как сладкий черёмуховый дух. Потом я услышала знакомый голос.

– Я…обязательно приду, – произнес Сашка, и в тоже время не Сашка.

Его голос звучал хрипло, напряженно и в нем было что-то еще, что-то, что заставило все внутри перевернуться. Я открыла глаза. Он и длинноволосая девчонка в короткой юбке стояли от меня в нескольких метрах. Девчонка так и льнула к нему. Сашка, который в последнее время сильно вымахал и раздался в плечах, возвышался над девчонкой. И всем было понятно, что она мечтает оказаться под ним.

Я пыталась его не отпускать. Я готова была убить его, ее и себя. Сашка довел меня до дома, перебинтовал мне руку и запер в чулане. Неделю мы с ним не разговаривали. Через неделю он подарил мне охотничий нож и стал учить, как с ним управляться.

Черемуха отцвела, наступило лето.

А Сашка исчез. Ушел и не вернулся.

Я решила, что он бросил меня и выкинула тот нож с обрыва. А вскоре дядя Миша получил письмо, где сообщалось, что…

Сашка погиб – убит в пьяной драке… Дядя Миша ездил на опознание, вернулся сам не свой. Сашку хоронили в закрытом гробу.

Та длинноволосая девчонка через месяц вышла замуж.

В конце лета разразилась гроза. Небо вспыхивало и дрожало. Лаборатория отца сгорела.

Я осталась в лесу одна и так и прожила там еще три года.

Я не верила, что Сашку могли убить. Даже побывав на похоронах, я не верила, что он мог меня бросить.

Но он мог.

И отец, и мать.

Дядя Миша.

Ами и Людви.

***

Не боюсь я крокодила,

Бегемота не боюсь,

Если ты меня разлюбишь,

Я, конечно, застрелюсь….

Я узнала голос Роберта и пробормотала:

– Заткнись, крысеныш! Ты – картавящая бездарность! Застрелись уже, пожалуйста!

Я попыталась перевернуться на бок и накрыться подушкой. Тело было каким-то непослушным. Что мы вчера пили? Вокруг плавал ментоловый дым. Роберт, сволочь, опять курит мои сигареты. С трудом подняв руку, я пощелкала пальцами. Роберт, душка, понял и сунул мне в пальцы раскуренную сигарету. Веки, как грозовые тучи, разбухшие и неподъемные, противно ныли и не хотели подниматься.

Я затянулась и медленно открыла глаза. Комната большая и я здесь уже просыпалась. Я все вспомнила.

Роберт в розовом халате, нахохлившийся и помятый сидел рядом на стуле, курил и смотрел на меня со смесью отчаяния и тоски.

– Привет! Как ты?

Я пожала плечами.

– Есть хочешь?

Я отрицательно замотала головой.

– Кофе?

Я кивнула.

Роберт поднялся, распахнул дверь, потянулся и сладко позвал:

– Маечка, птичка, а не принесёте ли вы мне кофе, моя красавица?

В проеме мелькнула Квадрадама, бросила злой взгляд на меня, нежно улыбнулась Роберту, исчезла и появилась снова. И вот передо мной дымился капучино в пузатой чашке на фарфоровом блюдечке. Я сделала глоток и повернулась к Роберту.

Тот заерзал, закашлялся.

– Оль, ты…они. Я знаю, то есть, я сожалею, что так все произошло…

Я пила кофе, теплая горькая жидкость скатывалась вниз, туда, где было и так горько, а ещё пусто. Но постепенно вместе с кофейной горечью внутри разливалась злость, ненависть и мне даже стало легко. Когда тебе нечего терять, наступает свобода. Абсолютная.

– …и все равно, – продолжал, между тем, Роберт-, уже ничего не изменить. Надо жить дальше. Ведь так?

Я пожала плечами.

– И, знаешь, может быть, оно и к лучшему, что так….

Чашка полетела в Роберта. Как опытный герой– любовник, о голову которого ревнивые мужья не раз пытались разбить вазы, он увернулся. Остатки кофе окрасили халат.

– Иуда! За сколько продал душу демону? Дешевка!

Я вскочила. Злость требовала действия. Вчерашний халат съехал на бок. Я кинулась к шкафу, схватила первую, попавшуюся под руку тряпку и хлопнула дверью ванную.

Ненавижу!

– Оля, ты можешь говорить обо мне все, что хочешь! Я, наверное, даже заслуживаю этого, но…Тебе стоит меня выслушать. Ты меня знаешь, я способен на глупость, на трусость, но не на подлость. Помнишь, в прошлом году ту машину на горном повороте, из-за которой мы чуть не слетели с обрыва? Знаешь, кто был за рулем? А тогда ночью после выступления, когда кто-то пырнул тебя ножом? Знаешь, что тогда сказал охранник клуба?

– Иди к черту, тварь продажная!

Я схватила подсвечник, швырнула в дверь.

– Хорошо, хорошо, я ухожу! Захочешь поговорить, найдешь. Но ты же умная девочка, ты же знаешь – случайностей не бывает.

Я слушала, как Роберт закрыл за собой дверь.

Я слышала, как капает вода.

Кап, кап, кап…

Плакал кран.

Случайностей не бывает.

Я часто скользила по грани – пропасть, нож, ступенька, колеса автомобиля. Нелепые случайности и несчастные случаи. Ами и Людви всегда оказывались рядом. Я пела, они сочиняли музыку, они играли музыку отражений, которую без меня им никогда бы не сыграть, а мне никогда бы не спеть этих песен без них…

Поэтому, не важно. Уже не важно. Никогда не важно.

Дверь в ванную распахнулась, и на пороге появилась Кавдрадама.

– Сидишь, зараза!

Я закурила, села на бортик ванной и посильней включила воду, выливая в нее полпузырька чего-то химически-косметического.

– Совести у тебя нет! – прорычала Квадрадама, сплевывая на пол, – такой красивый мальчик, и сдохнет из тебя!

Я выпустила дым в потолок и прямо в халате плюхнулась в просторную ванну.

– У-у-у! Проститутка! Он такой вежливый, такой молодой! И душа-то у него, как у младенца!

– У кого, у Роберта, что ли? Младенец! Иди, поменяй ему памперс!

– Ну вот тебе, что, сложно что ли?

– Сложно что? А-а-а, халат снять! Да, нет – не сложно!

Я бросила мокрый халат на пол, и растянулась в теплой воде.

Квадрадама злилась, пыхтела, но не уходила. И ее злость немного меня успокаивала.

– Нет, ну сходи ты с демоном, поужинай. С тебя не убудет, а человеку и душу спасешь, и жизнь.

– Ты это о чем, жертва спортзала, а? – спросила я, отшвыривая потухшую сигарету и раскуривая новую.

– Про то! Совести у тебя нет.

Квадрадама хлопнула дверью.

– Зомбик запал на Крысотульку! – крикнула я вдогонку. – Принеси кофе с коньяком! Может быть, разбудишь мою совесть!

Пена разрасталась как дрожевое тесто, выплевывая в воздух десятки мыльных пузырей. Вдруг оди из пузырей оторвался от общей стайки, подпрыгнул вверх, коснулся потолка и стал плавно, покачиваясь опускаться, на ходу раздуваясь и округляясь. Пузырь спустился и завис перед моим носом. На нем прорисовались две черные точки, а под ними длинной ниточкой растянулся рот и изогнулся в некое подобие улыбки.

– Эй, не кокетничай! Уж, кто-кто, а нас, бесов, не проведешь! У твоей совести перманетная бессоница!

– Брысь отсюда, мелочь бесятская!

Я прицелилась и хотела попасть окурком снеговичку– бесу в глаз, но окурок прошел посередине пузыря и у бесенка появился нос с обугленными краями, который шипел и выпускал черный пар. Снеговичок захихикал, захлопал округлившимися глазками и с неприличным видом ушел под воду, вспенив мне пену чуть ли не до потолка и расплескав пол ванны на пол.

Но он был в чем-то прав, если моя совесть и дремала, то крайне чутко.

За пределами комнаты декорации сменились кардинально. Каменные стены, факелы, маленькие окошки, узкие лестницы, круто уходящие вверх. Я нашла Роберта на верхней галерее у оконного пролета. Я подошла вплотную и вздрогнула. Отсюда открывался потрясающий вид. Мы были на самой высокой башне убежища демона, которое приобрело вид готического замка, величественного и мрачного, похожего на коршуна, зависшего на головокружительной высоте. Внизу плескалось море, подернутое радужной дымкой, оно казалось мне огромным разволновавшимся зеркалом, покрытым туманом, как кружевной фатой. Море пело, набегая на берег, лаская одинокую скалу с упрямым можжевельником. Крошечное деревце с растопыренными ветвями зависло, как страж между двумя мирами, подцепив на самую длинную ветку обрывок тумана. А там, за этим туманом прячутся все те, кого я люблю. Любила. Мне захотелось пропеть свою тоску или нарисовать…

– У тебя нет бумаги и карандаша?

– Что? – спросил Роберт удивленно.

– Бумаги и карандаша? Нет ли у тебя?

– Хм, у меня нет. А что, очень надо?

– Очень, Роб, очень-преочень.

– Маечка, солнышко, а не принесешь ли ты мне альбом и карандаш, моя красавица? – громко прокричал Роберт.

– Угу, как же, услышит она тебя.

Услышала. Слух у Квадрадамы оказался острым, как крысиный коготь. А еще у нее оказалась пара толстых альбомов для рисования и связка отлично отточенных карандашей. Квадрадама нежно посмотрела на Роберта, зло на меня и гордо удалилась.

Если белый цвет – это 7 цветов вместе, то белый лист, как зеркало, все отражения вместе. Я выбираю одно из них и делаю штрих, потом еще один и белое сначала становится серым, потом рассыпается на цвета, оттенки, чтобы стать тем, чем я его воображу.

– Ну? – требовательно спросила я, продолжая рисовать.

Роберт промолчал.

– Что тебе сказал демон? Говори, что он хочет.

– Оля, только не забывай – ты…ничего не должна. Ни мне, ни демону в особенности.

– Крысотулька, только не начинай! Сама решу, что я должна, кому должна и зачем. Просто скажи, ладно?

– Он просил рассказать тебе правду про твоих…братьев, в общем…

– Мы сразу переходим к следующей части…

– Но…

– К следующей части, Роберт! Соберись и не отвлекайся.

– Еще он дал мне этот браслет…

Я оторвалась от рисунка и посмотрела на запястье Роберта. Его кулак сжимался и разжимался. Кожаный ремешок, испещрённый серебристыми символами плотно прилегал к коже.

– Продолжай!

– Если ты согласишься с ним вечером поужинать и в восемь часов оденешь этот браслет на правую руку, скажешь «да», то…

– То?

– То я буду свободен…

– Совсем?

– Да.

– Навсегда?

– Да.

– А я?

– А ты оденешь браслет, а значит согласишься остаться с ним. Навсегда.

– Ясно.

– Оля, я…

– Заткнись, крысеныш! Ты мне мешаешь! Лучше вообще уйди отсюда! Ты портишь мне весь пейзаж.

Я водила карандашом по бумаге. Я вспоминала лица братьев, но вместо них карандаш упрямо чертил линии совсем другой фигуры – широкие плечи, кудри у висков, густые брови, высокие скулы…

Поль Де Сенневиль Mariage D'Amour – когда я слышу эту мелодию, мне хочется закрыть глаза и взлететь. Убежать назад, туда, где мы с Сашкой босиком по холодной траве кружились и падали. Но я с прямой спиной в длинном черном платье, в черных лодочках на шпильке и с кожаным браслетом на руке, захожу в зал ресторана. Ресторан дорогой и с претензией, но мне не знакомый. И это странно. Я – профессионал по подобным заведениям. Надев браслет в замке, я материализовалась у входа. Дверь с поклоном распахнул услужливый швейцар. Интерьер в черно-бело-бежевом цвете, на стенах – обнаженка в стиле Ренессанса.

– Оля!

Он появился ниоткуда, и музыка зазвучала громче. Я обернулась. Демон с темными кругами под глазами выглядел…человечно. Я вдруг обратила внимание, что у него красивые высокие скулы. Скульптурные. Если взять карандаш и набросать его профиль…Да, после целого дня бумагомарательства, мне в голову лезут странные мысли. Он был в черном, я посмотрела на его ботинки.

– Хм.

– Хм, что?

– Наконец-то, ты одел нормальные ботинки, без этих дурацких пряжек!

– Оля, потанцуй со мной!

Демон шагнул ближе.

– Обязательно! – сказала я и многообещающе улыбнулась. – Обязательно, потанцуем, дорогой! Но всему свое время!

– Обещаешь? – он как-то нервно улыбнулся и вперил в меня внимательный взгляд.

– А у меня есть выбор? – спросила я, демонстрируя руку с кожаным браслетом.

– Я знал, что ты примешь правильное решение.

– Правильное для кого?

– Для всех. Пойдем, наш столик на террасе.

С террасы открывался потрясающий вид. Мы находились на возвышении. Аккуратные крыши, чуть подсвеченные вечерним солнцем, скатывались вниз. Вдалеке плескалось море, кричали чайки, яхты, словно лебеди покачивались на волнах, толкая неуклюжие рыбачьи лодки и катерки. Геометрия крыш и чопорная упорядоченность строений говорили мне, что это точно не Анапа.

– Мне нравится этот городок. Здесь самые красивые закаты в Европе.

– Я не люблю закаты.

– Неужели? Все девушки любят закаты.

– Может быть, ты еще скажешь, что все девушкам нравится, когда их бьют?

– Я…прошу прощения за вчерашнее.

– Хм.

– Я хочу поговорить откровенно.

– Знаешь, Демон, хватит с меня этих разговоров и шампанского в моей жизни тоже стало слишком много!

Я достала бутылку из ведерка и со всей силы шибанула ее об стол. Хотелось, конечно же, об демонический лоб Раша, но… еще не вечер. Шампанское весело зашипело. Демон невозмутимо вскинул руку, подзывая официанта.

– Принесите водки! Ну или коньяк французский, раз мы в Европе…А кстати, куда именно ты затащил меня, демон, а?

– Пусть это пока будет моей маленькой тайной…

– За таинственность! – тожественно произнесла я, принюхиваясь к новому бокалу, с чем-то темным, попахивающим клопами. Я встала подошла к демону и коснулась своим бокалом его. Демон тоже поднялся мне навстречу.

Я ловко опрокинула стакан, посмотрела на демона, улыбнулась и со всего маха залепила ему пощечину. Вышло громко, но демон даже не поморщился.

– Довольна?

– Нет, – честно ответил я, взяла коньяк, налила полный бокал, улыбнулась и выплеснула его содержимое демону в лицо. Он поморщился, но не сильно.

– Хватит! Сядь! Давай поговорим.