Текст книги "Шестнадцать карт (роман шестнадцати авторов)"

Автор книги: Мария Чепурина

Соавторы: Нина Хеймец,Иван Наумов,Сергей Шаргунов,Герман Садулаев,Ирина Мамаева,Евгения Доброва,Ирина Павлова,Ильдар Абузяров,Александр Морев,Сулиман Мусаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Так значит, карта все же у Непомнящего.

– Выходит, что так.

– А что же изображено на ней? То, о чем говорил Костя? Но как такое может быть?

– Я не знаю, – сказал Вагиф.

Глава XIV
Григорий Аросев
За коньячком

Григорий Аросев (1979) – живет в Москве. Телередактор, писатель. Автор книги “Записки изолгавшегося”. Печатался в журналах “Урал”, “Дружба народов”, “Звезда”, “Вопросы литературы”, “Вайнах”, “Литературная учеба”, “Мера всех вещей” и др.

“Это какая-то ерунда”, – думал я. Только эти слова и вертелись в голове. “Это какая-то ерунда”. Остальные мысли исчезли, сгинули, испарились.

Конечно, никакого Володи передо мной не оказалось, стоило мне, условно говоря, протереть глаза. Воздух Оленеводска дрожал и пульсировал перед моими глазами, как в тропиках, – я там, разумеется, никогда не был, но по телевизору видел неоднократно. Казалось, что мне опять снится очередная чепуха, чушь, ерунда, ерунда, это какая-то ерунда… Проклятье, сколько раз я уже не спал, хотя думал, что сплю. Грань начала стираться давно и почти стерлась.

Я встал и стал прохаживаться туда-сюда под козырьком, но не отходя сильно далеко, ибо нутром чуял, что мне надо оставаться именно тут, на остановке. Да и за фотографией в рамке поглядывал – не хотелось, чтобы ее вот так просто свистнули, – не для того покупал. “Наше кафе названо в честь этого места. Правда, сфотографировано оно издалека, с фотоаппаратом туда мало кто добирался”, – вспомнились слова официантки.

В голове мелькали лица и голоса людей, с которыми я общался за последние… Кстати, а сколько дней-то прошло? Не сосчитать. Я бы с удовольствием сел и записал на бумагу все события в хронологическом порядке, но не было ни бумаги, ни ручки. Я в Оленеводск вообще-то поехал с сумкой, но там лежали только запасной свитер, паспорт и зарядное устройство для мобильного (фото не влезло, поэтому лежало поверх сумки). Ну, и бумажник с самим телефоном в карманах. Кстати, мобильный! Это же в некотором смысле замена бумаги и ручки.

Я вытащил свой старый “Сименс”, создал новое текстовое сообщение и стал писать.

“Пятница, Москва, Пьер Багров”.

Умный, здравомыслящий дядька. Совершенно не “сумасшедший старик ученый”. Дал мне какую-то карту. Потом я вышел от него, уже был вечер, и поехал ночевать в гостиницу-общежитие, потому что обратный билет мне дали не на тот же вечер, а на следующий день. Проклятые скупердяи из “Звезды”! (Виноват, из “Невской звезды” – литературный журнал “Звезда” тут ни при чем, я его очень уважаю, хоть читаю редко.) Переночевал спокойно, утром встал, поговорил по телефону с редактором, поехал на вокзал, заблудился, и меня огрели по балде. В травмпункте познакомился с чуть не замерзшим до смерти Иваном, а еще мне там наплели про опухоль…

“Суббота, Москва, Иван – одолжил ботинки, врач – сказал, что у меня опухоль”.

Иван – явный нувориш, но не типичный “братан”. Сам предложил меня отвезти в Питер и сдержал слово, а, между прочим, поездочка такая и денег стоит (на бензин-то!), и времени на это надо потратить немало, да и силы у человека небезграничные, особенно после суток на морозе… Но Иван – молодец, ему спасибо. Кстати, у него я еще слышал голос загадочного Вахида… Или Вагифа? В общем, в тот вечер его я не видел. Поэтому в этой строчке его записывать не буду. У Ивана я заночевал, потом мы поехали в Питер. Значит, дома я оказался в воскресенье к вечеру. Точно – я еще не был уверен, что в понедельник НИИ имени Джанелидзе работает на прием пациентов “с улицы”, но мне повезло. В тот же день по требованию Варского явился на работу.

“Понедельник, С-Пб., редакция, командировка, Вагиф, паспорт”.

Меня послали в Оленеводск выяснять родословную какого-то дебила Лембоева. Лучше бы на три буквы послали, честное слово… В тот же вечер я уехал – бедная Алена, такой печальной я ее никогда не видел (кстати, тогда я ее тоже не видел, а только слышал по телефону). Я ей рассказал только про нападение, травмпункт и Ивана – про карту словом не обмолвился. Но когда я ей сказал, что снова уезжаю, она почувствовала беду. Не знаю почему, но почувствовала. Уж я-то знаю, когда она напрягается, а когда – нет. Тогда же мне вернули документы – и сделал это тот самый Вагиф. Странно донельзя, но я уже приучился не реагировать на всякие странности, чтобы не сказать острее, которые происходят вокруг меня.

Это я записал лишь материальные происшествия, если так можно выразиться. А еще была лабуда в связи с моими снами и Володей, Мишей, Чальмны Варэ, какой кошмар, что за ерунда, это какая-то ерунда… Меня снова охватила тоска, потому что я в своих воспоминаниях приблизился к текущему моменту, по сравнению с которым даже удар по голове в московском дворе мне казался симпатичнейшим происшествием. Я сохранил сообщение и опустил телефон в карман. Итак, сегодня вторник, а всего прошло пять дней с момента моего отъезда в Москву. Что было в поезде, а потом в кафе, лишний раз вспоминать не хотелось – это было слишком недавно. Но ощущался недокомплект событий. Казалось бы, всего случилось уже с избытком, но чего-то все равно не хватало.

В памяти вдруг всплыла миловидная иностранка, которая у меня спрашивала дорогу рядом с домом Багрова. Она искала какое-то здание, и я тогда вздрогнул – только что мы говорили с ученым про карты, и тут же мне в лицо тычут пусть и самой обычной, но опять-таки картой. Помочь я ей не смог, я все-таки не москвич, но одна фраза запомнилась. Эта иностранка сказала: “Я стояла на остановке, потом подошел автобус, но я не могла решить, садиться в него или нет”. И как только я вспомнил эти слова, к остановке, где я безуспешно пытался хоть как-то систематизировать свои приключения, подъехал автобус. “Нога судьбы”, – цитатой подумал я, схватил сумку и фотографию и без раздумий запрыгнул внутрь. Краем глаза я заметил на лобовом стекле картонку, на которой было написано название конечного пункта – какое-то стандартное слово, типа “Леоновка” или “Липатовка”… Поехали.

Автобус был почти пустым – лишь в самом конце виднелась фигура, как мне показалось, – человек спал, прислонившись к стеклу. Я сел в передней части салона, думая, кому же тут платить за проезд.

– Добрый день, Антон Алексеевич, – внезапно раздалось у меня над ухом.

Я оцепенел, а сердце мое забилось так, что инфаркт показался мне реальным, как никогда раньше. Я медленно поднял голову. Надо мной нависал тот самый мужчина, спавший еще минуту-другую назад у задней двери.

– Добрый день, а вы кто? – выдавил из себя я.

– Ну, скажем, фамилия моя Коровьев, – сострил незнакомец, осклабившись.

– Тогда я – Никанор Иванович Босой. Вы хотите предложить мне валюту?

Пошутил я, конечно, средненько, что и говорить, особенно с учетом недавнего разговора в кафе с псевдо-Маркаряном. Но незнакомец продолжал улыбаться.

– Вы позволите присесть?

– Конечно, места-то общие, государственные.

(Что за чушь я несу?!)

– Спасибо, Антон Алексеевич!

Он сел напротив, спиной к движению. И замолчал.

– А вы не знаете, кому тут передавать за проезд? – спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Не знаю, но мы это сейчас устроим, – ответил незнакомец и щелкнул пальцами. Материализовалась кондукторша – классическая российская кондукторша, непонятного возраста, с фиолетовым макияжем и зелеными волосами. Я зачем-то представил, как она выглядит голая, и немедля содрогнулся.

– Уважаемая, примите у нас за проезд, – сказал незнакомец.

– По восемь рублей, итого за двоих шестнадцать, – строго сказала тетка почему-то исключительно в мой адрес.

– Вы можете за меня заплатить? – спросил меня мой собеседник, явно издеваясь. – Наличные дома оставил!

Я молча вытащил два десятирублевых желтяка и подал кондукторше. Она отсчитала восемь пятидесятикопеечных монет и отдала мне.

– Еще что-нибудь угодно? – спросила она моего собеседника с интонациями служанки.

– Принесите нам коньячку пару стопочек, а? – неожиданно сказал он. Но еще более неожиданной была реакция тетки – она молча кивнула и откуда-то из воздуха взяла маленький поднос, на котором стояли две полные стопки. Незнакомец взял одну, вторую подал мне.

– А закусить чем? Сыр, шоколад?

– Сегодня сложно, поставка буксует, – загадочно ответила тетка. Незнакомец явно понял, что она имела в виду, но остался ее ответом недоволен. Чуть раздраженно махнул рукой, и кондукторша-служанка-официантка исчезла. А коньяк остался.

– Ну, за знакомство? – спросил-предложил незнакомец, мы чокнулись, и он пригубил содержимое стопки. Я решил пока воздержаться и не пить. Мало ли…

Тут я заметил, что с того момента, как я сел в автобус, он больше нигде не останавливался. Что ж, снова влип – не автобус, а я.

– Вот вы, небось, сидите, Антон Алексеевич, – хотя, извините, Никанор Иванович, – и думаете: что же это со мной приключилось, да? Карту всучили, по голове дали, документы отняли – а потом вернули, жене изменить заставили, назначили черт знает кем – Хранителем каким-то, даже в Мишу переименовали! Ведь так? Думаете?

Я думал, но о другом. Незнакомец, очевидно, хотел мне что-то сообщить. Но я не был уверен, что мне стоит с ним откровенничать. Поэтому надо было следующий ход сделать абсолютно точно, безошибочно. Он-то попал в точку, вот и мне надо было не прогадать.

Я решился.

– Товарищ Коровьев, вы уж представьтесь, кто вы на самом-то деле.

А там видно будет.

С незнакомца мигом слетели наигранные улыбчивость и легкая игривость. Он нахмурился и протянул мне руку.

– Лембоев я. Степан Лембоев, – веско сказал он.

Большего шока я не испытывал за последнюю неделю. А то и за всю жизнь.

– Лембоев?! – только и смог выговорить я.

– Да.

– Водитель… Э-э-э…

– Дерьмовозки, да. Ради которого вас и послали сюда.

– Но как же… Вы же… – залопотал я.

– Антон! Сколько вам лет?

– Двадцать восемь…

– А Варскому? Ну, редактору вашему?

– Не знаю, лет пятьдесят пять примерно.

– Вот! Вдвое старше! Так почему ж вы считаете, что он – дебил и выжил из ума? Старших-то надо уважать. Они на то и старшие.

– В каком смысле?

– Он же вам про меня все точно сказал. Да, я работаю на ассенизаторской машине. Я тогда сглупил с этим Днем независимости – правда, от души все делал и ведь даже не премии ради, просто так, настроение хорошее было, вот и разрисовал машинку-то свою.

Он замолчал.

– Ну, а дальше?

– Антон, да что ты в самом деле! Что тебе дальше сказал Варский? Что я – колдун. Помнишь?

Я кивнул.

– Вот это правда и есть. Конечно, Варского в его выводах обо мне понесло немного не туда, но суть он уловил блестяще. А ты, Антон, – тут Лембоев добавил непечатное ругательство, – мог бы и допенькать, зачем тебя судьба забрасывает в эти места, да еще и к колдуну.

Я молчал, потому что мне было стыдно – причем по всем пунктам. Сильнее всего я себя чувствовал виноватым перед Варским, потому что действительно считал его дураком.

– А уж когда с тобой в поезде пообщался Володя и все тебе объяснил про карту и твое предназначение, тебе надо было прямо с вокзала начинать меня искать. А ты что сделал?

– Мне сказали, что вначале надо встретиться с Маркаряном, – пискнул я.

– Это верно. Ты встретился?

– Вы ведь знаете, наверное…

– Знаю. Тебе было сказано – перезвони, а ты не перезвонил. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило тебя найти и спасти, – на расстоянии и в целом нелегко, а если вспомнить, кто тебя удерживал… Антон, ты был в таком дерьме, что даже не догадываешься. Он же твой телефон просто заблокировал! Сам! Потому что для него единственно важно, чтобы его жертва ни на кого и ни на что не отвлекалась. Удав – кролик, факир – кобра, грубо говоря… А мы с Маркаряном – с настоящим Маркаряном, заметь, – сидели и набирали, набирали твой номер. Точнее, набирал он, а я всю свою силу тратил на то, чтобы твой телефон поймал сеть. И как только нам это удалось, то есть когда мы прорвали цепь, когда кольцо его энергии оказалось разорвано простым телефонным звонком извне, тут-то он и исчез. На твое, кретин, счастье.

– А… а почему мне Варский не дал сразу ваши координаты?

– Маркарян – мой друг и сосед. А у меня самого нет мобильного. Они у меня все ломаются сразу. Сгорают. Я пробовал купить. На последние шиши купил себе телефон, этот, как его…

– Айфон? – робко предположил я.

– Сам ты айфон! Да как же он назывался…

– Блэкберри?

– Да ничего я не буду брать, – отмахнулся Лембоев. Он не на шутку задумался, вспоминая название телефона. – Что-то там про водку было…

– Алкатель?

– Вот! Да. Так что ты думаешь – рассердился я вскоре на жену, по пустякам, конечно. Даже не кричал, просто рассердился. Так алкбтель этот просто взорвался. Не выдержал! Добро еще, что никого не покалечил, – осколки там, то-се…

– Так может, это совпадение?

– Я поначалу тоже так подумал, через пару месяцев еще один купил, и та же история случилась. В общем, это все мне до лампочки, главное, что нельзя мне позвонить ну никак вообще. Поэтому связь только через Маркаряна. Но ты все прошлепал, даром что Прошлец.

Мне было очень неприятно, но я понимал, что Лембоев имеет право так со мной разговаривать.

– Кстати, Степан, а мэра-то и вице-мэра в результате вы кокнули?

– Нет, – без раздумий ответил Лембоев, но при этом так самодовольно и хитро усмехнулся, подняв брови, что сомнений не было – это сделал именно он.

– Ну, раз уж мы встретились, может, вы расскажете, что вообще все это значит? – спросил я.

– Да. Расскажу. Ты, конечно, дурак, но еще молодой, поэтому не безнадежный. В общем, так. Тебе надо пройти сквозь портал. Который в Чальмны Варэ. Дорогу подскажет карта, ты ее из носка-то вытащил?

– Да, – сказал я, похлопав рукой по свитеру. – В кармане рубашки она.

– Хорошо, – одобрил Лембоев. – Близко к сердцу – хорошо. Сердце – не камень, подскажет и поможет. Если пройдешь сквозь терминал, держа карту в руках, да еще и нужное заклинание произнося, – будет у нас шанс, верю в это.

– Шанс на что?

Лембоев щелкнул пальцами, снова появилась кондукторша.

– Мне еще коньяку, пожалуйста. А ты все-таки выпей, коньяк – хорошее дело, – сказал колдун и со вздохом добавил: – Жаль, пью его редко. Очень редко.

Женщина таким же, что и раньше, способом преподнесла Лембоеву новую стопку.

– На что шанс, говоришь…

Он протянул руку мне, предлагая чокнуться. На сей раз я уже не отказался и выпил даже раньше Лембоева.

– Антон, ты вот журналист. Пишешь про всякую лабуду – секреты, скандалы. Так?

– Ага.

– Тебе, вообще, по душе это занятие?

– Сложно сказать. Для моего возраста – нормально. Меня сейчас не возьмут писать о политике – молод еще.

– Ну это-то ясно. Но вопрос ведь другой – тебе нравится?

– Средне. Главное – деньги и опыт. Хотя на такой я не рассчитывал, – хмыкнул я, не уточняя, но, вероятно, колдун все понял и сам.

– То есть, если бы тебе дали возможность, ты бы стал писать о чем-то посерьезнее, чем тайны дерьмовозок?

– Сложно сказать, – повторил я. – Наверное, да. Я вообще интересуюсь жизнью страны.

– Хорошо, – кивнул Лембоев. – Тогда ты меня поймешь. Это все про шанс. Тебе не кажется, что в стране творится хрен знает что?

– Скорее да, чем нет, – ответил я.

– Вот и мне так кажется. А точнее, я это знаю точно. У нас кавардак везде. Свобода есть? Нет свободы.

Лембоев прервался, чтобы допить коньяк. Я молча ждал.

– Я, конечно, телевизор не смотрю, у меня его просто нет, – продолжил он. – И газет не читаю. Но мне обо всем рассказывает Маркарян, а ему я верю, как себе. Он вообще мне много про что рассказал. Про права человека тоже. С этим делом тоже караул. Я же сам человек почти необразованный, читать-писать с трудом умею – и все, считаю плохо – только деньги, ну и баранку крутить умею. Все остальное я чувствую. И чувствую, что нам настает полный этот самый, ага. А началось все давно. Вот как седой ушел, так через полгода сразу стало казаться, что все наперекосяк. То корабль потоп, то башня у вас чуть не рухнула, то в кино всех перерезали, то в школе всех убили, то в метро, то рынок грохнули.

Лембоев говорил не очень быстро, но я слушал с максимальным вниманием и напряжением, потому что постоянно приходилось догадываться, что он имеет в виду. Ни одной фамилии (кроме Маркаряна), ни одного конкретного названия он не упоминал.

– А сколько мелочей я не знаю, просто потому что мне не рассказали, а сам я нигде и ничего? И это ведь все не случайно. Это злая воля тех, кто там. Я силюсь-силюсь понять, зачем им это надо, и не понимаю. Не моего это ума дело. Наверное, только из-за денег. А они вон нефть качают и продают. Леса вырубают. Тебе Володя рассказывал про карельские деревья? Он лично за них переживает. Но это все-таки мелочи. Тут важно в целом. Ты помнишь дикую жару этим летом? Лесные пожары, дым? Сам Нижний чуть не сгорел! В Москве, как говорили, тоже было тяжко. Ты думаешь, это все просто так? Случайность? Да ни хрена. Это все нарастает. И скоро прорвет.

Лембоев отвел взгляд за окно.

– Моей матери пенсию платят – пять тысяч. А ей, между прочим, восемьдесят лет. Она блокаду пережила, потом сорок лет на заводе работала и не бумажки там перекладывала. А ей – пять тысяч. И так всем. Почему? А нам разве больше будут давать? Вот с моей зарплаты отнимают сколько-то, говорят, в фонд какой-то, для пенсии. А все равно ведь нагреют (Лембоев вместо “нагреют” употребил другое слово), я не сомневаюсь. Лысый обещает, что у меня пенсия будет тридцать тысяч в месяц. А платить все равно будут пять. Или тридцать, но хлеб будет стоить по полтораста рублей.

– Это да, – вмешался я. – Сейчас говорят, что пенсионные фонды – это финансовые пирамиды, наши налоги идут на выплату нынешним пенсионерам, потому что бюджетных денег не хватает. А что будет через тридцать лет – непонятно.

– Вот-вот, – мрачно кивнул Лембоев. – Я плохо понимаю, что ты говоришь, мне надо объяснять подробно и долго, но я чую, что ты прав. А еще тут Маркарян рассказал, что у нас, оказывается, футбол будет. Международный какой-то. Большая удача. Да?

– Да, чемпионат мира.

– Вот об этом они думают. Наверное, потому что на этом заработать можно. Им. А кто подумает про Евдокию Лембоеву, которой восемьдесят лет?

– Вы и будете думать.

– Да уж. Только я. А еще я думаю, как бы это изменить. Это все. Я, конечно, колдун. Но силы мои скудноваты. Я вот мэра могу… – Лембоев осекся, так как случайно проговорился, но я не подал виду. – Дождь могу вызвать. Болезнь вылечить, и то не всякую. Тебя, идиота, в кафе от гибели уберечь. А спасти страну никак. И ни один колдун, ни на Кольском, ни в Туве, ни на Чукотке, не может спасти страну. Тут одна надежда – на портал.

– А там что?

– Там собирается огромная сила. Просто невероятная. Если избранному человеку там оказаться в нужный момент, то ее, силу, можно направить на что угодно. Таких порталов в мире – с гулькин нос. Я знаю четыре – два у нас, в России, один где-то далеко, в Англии, что ли, я даже название города не помню…

Мгновенная догадка мелькнула в моей голове.

– Арглтон?

– Вроде бы так, да. Не помню. А четвертый в Азии, в Индии. Но город тоже не помню. Может, еще пара-тройка есть – в Африке должен быть, но я не знаю, да и неважно. Важно, что тебе надо туда попасть, раз карта оказалась у тебя.

– И что мне надо будет сделать? Пожелать, чтобы они все сдохли?

– Вообще-то, – Лембоев остро глянул на меня, – это очень сложная задача. Потому что у тебя будет свобода выбора. Нельзя допустить, чтобы в тот момент в твоей голове бродили лишние мысли. О чем подумаешь, то и сбудется. Пожелаешь, чтобы все бабы к тебе в постель прыгали, – все, до конца жизни не избавишься. А последствия этого не предскажешь. Да и вообще неизвестно, к чему это все приведет. Порталом-то пользуются пару раз в столетье, если не реже. На моей памяти не было такого вообще.

– Почему?

– Про порталы знают только колдуны. А они понимают, что туда лишний раз лучше не соваться. Да и добраться к ним сложно. Без карты так вообще никак. Но и с картой…

– Так ведь у меня на карте вообще только Петербург…

– Ну, – усмехнулся Лембоев, – это-то маленькая беда. Вчера Петербург, а сегодня уже и наш лес. Так вот, тебе не надо желать, чтобы они все сдохли. Они подохнут, а кто придет взамен? Этот бесноватый? Или бородавка? Нет, это слишком опасно. Пусть эти пока сидят, лысый-то решительный мужик, а мелкий – мягкий и проныра, а это хорошее сочетание. Им надо ума добавить. Им надо понять, что о России надо не только говорить, но и думать. А когда начнут думать, тут и дела подоспеют. А коли они начнут думать и делать, тут сразу и другие за ними. В этом-то и шанс. Глядишь, что и получится. Иначе нам каюк. Конец света будет. Ты знаешь, как он выглядит?

– Откуда ж мне.

– От нас уйдут те, кого мы убили. А мы убили почти всё и всех, – загадочно ответил Лембоев. Я ничего не понял, но уточнять не решился.

Колдун снова молчал.

– Степан, а за мной ведь охотятся…

– А то я не знаю! Три силы сейчас претендуют на карту. Одна – мы с тобой. С нами, правда, и другие колдуны – они помогают, передают тебе свою силу. Настоящий-то Антон давно бы сдал ложку, еще в Москве, ага? Другая – твой приятель из кафе. Он, чтобы долго тебе не объяснять, черт. Там все сложнее, но сейчас нет времени рассказывать. Ему тоже нужно подобраться к порталу, но совсем с иными целями. Понимаешь? А третья – Шерстобитов, простой деляга, он про портал ничего не знает, ему нужна карта, потому что на ней, по мнению Шерстобитова, путь к древним сокровищам. Взрослый мужик, а верит в сокровища, я прямо удивляюсь. Но Шерстобитов не сам за ней гоняется, а при помощи своих придурков. Их, правда, знатно запутал сын Багрова.

– У Багрова есть сын?!

– Да, пацан еще. Он пока плохо все понимает, но уже чувствует, что тебе надо помочь. Они к нему пришли, чтобы выведать про карту хоть что-нибудь, а он возьми да и запутай их, понарассказал им всяких ужасов. Из него хороший колдун вырастет, может, сильнее всех нас. В общем, Шерстобитов не опасен для мира, но опасен для тебя лично – он тебя легко велит кокнуть, если его моськи доберутся до портала раньше тебя. А черт наоборот: мир погубит, но тебя оставит в невредимости. Они все где-то неподалеку, я знаю. И тебе придется обмануть, обойти их. Иначе плохо будет.

– Значит, сейчас мы едем туда…

– Туда ни на чем не доехать. Только вертолетом, но у меня его нет. Вот автобус-то с трудом достал, пришлось исподтишка на жену шофера вначале напустить эпилепсию, а потом ее вылечить в обмен на эту поездку. Поэтому подкинем тебя до самой ближней точки к Чальмны Варэ. Но эта ближняя точка все равно очень далеко. Пойдешь пешком через лес. Вначале один, потом тебя Володя по дороге встретит и все остальное расскажет. Кстати, мы уже скоро приедем, минут пять – десять осталось.

Стараясь пока не задумываться о крутейшем зигзаге судьбы, я решил отвлечься и, пока подъезжали к нужному месту, спросить о чем-нибудь дурацком.

– Степан, а вот вы представились Коровьевым и поняли, когда я ответил про Никанора Ивановича… Вы что, читали “Мастера”?

– Конечно, нет! Я ж говорю – с трудом читаю.

– Тогда откуда…

– Маркарян присоветовал. Я спрашиваю его – как бы мне с Антоном так заговорить, чтоб шутейно было и не очень для него страшно? Тут он и говорит: назовись Коровьевым, это из такой-то книжки, Антон ее наверняка знает. А уж про Никанора я ничего не знаю, извини, – подмигнул мне Лембоев. – Это кто вообще?

– Да так, управдом… А еще вопрос можно?

– Валяй.

– Почему же меня выбрали Хранителем? У вас получилось бы лучше. Или у Маркаряна. Я-то при чем тут?

– Да хрен его знает, почему – откровенно сказал Лембоев. – Не мое это дело, узнавать, что да как. Карте виднее. Ясно одно: случайностей тут нет. Раз ты, значит, ты. Я же помог, чем смог, а дальше ты сам. Мне туда нельзя.

Лембоев щелкнул пальцами, появилась тетка, он жестом попросил еще коньяку. Она забрала пустые стопки, рискующие свалиться с сидений, и из воздуха дала нам новые. Мы чокнулись, выпили, и я сказал:

– Меня запрягли прямо как Бильбо Бэггинза, мы с ним похожи, оба домоседы.

– Я такого не знаю, – ответил Лембоев. – Это кто? Друг Никанора?

– Почти…

Оставшееся время мы молчали. Вдоль дороги тянулись ряды совершенно одинаковых деревьев, но в какой-то момент Лембоев стукнул по стеклу кабины (я бы уже не удивился, если бы обнаружилось, что мы едем вообще без водителя – самоходом, от колдунов чего угодно можно ожидать), и автобус затормозил.

– Доставай карту, – сказал Степан, – и иди вот в аккурат между этих деревьев. Ну, все. С богом.

Я махнул рукой Лембоеву и спустился по ступенькам. Автобус развернулся и поехал обратно. Передо мной был лес.