Текст книги "Шестнадцать карт (роман шестнадцати авторов)"

Автор книги: Мария Чепурина

Соавторы: Нина Хеймец,Иван Наумов,Сергей Шаргунов,Герман Садулаев,Ирина Мамаева,Евгения Доброва,Ирина Павлова,Ильдар Абузяров,Александр Морев,Сулиман Мусаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава XII
Сергей Чередниченко
Совы не то, чем они кажутся

Сергей Чередниченко (1981) – живет в Москве. Прозаик, критик, преподаватель литературы. Печатался в журналах “Вопросы литературы”, “Континент”, “Октябрь”, в сборниках “Литрос”, “Новые писатели”, “Новая русская критика. Нулевые годы”, “Тверской бульвар, 25”; в газетах “Литературная Россия”, “НГ-Ex libris”.

В мыслях о совести десять минут в такси промелькнули для Антона, как одна секунда. Хмурый водитель с глубоким шрамом во всю щеку (видимо, от ножа) молча отсчитал пятнадцать рублей мелочью – сдачу с пятидесятирублевой. Вот она – русская глубинка… Честный народ, совестливый. Мог бы и не давать сдачи заезжему господинчику из северной столицы. Тем более что Антон на нее и не рассчитывал, полагая, что цена за проезд в такси даже в такой глуши не может опускаться ниже пятидесяти рублей. Оказалось, ошибался.

Когда потертая “копейка”, рыгнув мотором, уехала, Антон остался стоять один на обочине дороги, тянувшейся из города в лес. Тут он покрутил по сторонам головой, осмотрелся. Оказалось, что кафе “Чальмны Варэ” находится на окраине этого захолустного городка. По ту сторону дороги еще стояли обветшалые двухэтажные дома, местами штукатурка на них обвалилась, и открывшиеся кирпичи уже оплыли слоем желто-бурого мха. А на этой стороне улицы уже начиналась промзона. Вернее, то, что от нее осталось. Разноэтажные строения с побитыми окнами. Высокая закопченная труба кочегарки из темно-красного кирпича. Дальше по улице тянулся длинный бетонный забор. Видимо, когда-то на нем была колючая проволока. Теперь же сверху плит торчали в обе стороны лишь ржавые треугольные брусья, да и сами плиты кое-где завалились набок. Словом, типичный пейзаж изгнивающих при капитализме моногородов.

Дверь в кафе приютилась в углу дома, похоже, когда-то бывшего заводской конторой. Восемь окон, выходящих на эту сторону, были капитально забиты досками, а для двери в кафе в стене проделали специальную пробоину. Над дверью на доске кривыми черточками в стиле наскальных рисунков была выбита надпись: “Чальмны Варэ”. Повыше двери кривилась старенькая металлическая табличка – “ул. Лесная, 4”. И на этом унылом фоне нелепым красным пятном бросались в глаза два пластиковых столика с поставленными на них пластиковыми креслами под большим провисшим зонтом с надписью: “Балтика”.

Недавний московский инцидент научил Антона осторожности. Еще в тамбуре поезда, после разговора с “местным правозащитником”, Антон решил не звонить ему с вокзала, а сначала разведать обстановку. И что же? Обстановка Антону категорически не нравилась. Очень напрягало то, что вокруг не видно ни одной живой души, а у так называемого кафе не припарковано ни одной машины. Запустение и глушь.

– Черт бы побрал этого Станислава Львовича с его командировками! – пробормотал Антон.

Антон не мог припомнить случая, чтобы питерские правозащитники обедали семгой в таком захолустье. Как бы и здесь по башке не получить. Выбор перед Антоном стоял простой. Или убираться из города подобру-поздорову, взять билет на ближайший поезд и дуть в Питер, а Варскому наплести, что у Степана Лембоева по отцовской линии три поколения колдунов, но порчу он не насылал, а, наоборот, пытался избавить город от скверны путем древнего мистического обряда очищения нечистотами. Ха-ха, и несчастного Лембоева не обидеть, и Варскому понравиться. А командировку эту – ну ее к лешему! Или, думал Антон, уж идти до конца, действительно встретиться с этим владельцем лесопилки, который позвал его обедать не куда-нибудь, а в эти “Чальмны Варэ”. Антон приложил правую руку к сердцу, где под свитером в кармане рубахи лежала карта. “Говори, сердце!” – ухмыльнулся Антон. Но сердце молчало. Зато заговорил желудок. Антон вспомнил, что толком не ел почти сутки. “Черт с ним! Проверю, что за кафе. Может, случайное совпадение. Заодно и поем”, – подумал Антон и решительно толкнул массивную деревянную дверь.

Спустился по лестнице вниз и оказался в небольшом зале, в глубине которого виднелась барная стойка.

Антон сел за столик у стены, сразу же подошла официантка.

– Здравствуйте. Что будете заказывать?

– А что посоветуете? Кофе хороший у вас?

Антон решил долго не задерживаться.

– Кофе? – улыбнулась официантка. – Кофе и брусничный пирог – лучшие в городе.

Приветливость и простота официантки пришлись Антону по душе.

К тому же в лице ее было столько очарования, столько северной карельской красоты, что на сердце у Антона совсем потеплело. Как давно он не разговаривал с простым человеком, без всех этих мистических заморочек!

– А, давайте ваш пирог, – махнул он рукой.

“Когда официантка вернется, прикинусь дурачком и спрошу, почему кафе так называется. Можно и про Маркаряна с Лембоевым попытаться что-нибудь выяснить, что народ-то в городе думает”.

Антон стянул куртку, откинулся на спинку стула и потянулся. “Дизайн!” – ухмыльнулся он, оглядывая старую шкуру медведя, растянутую на стене, его оскаленную морду с желтыми глазами-лампочками. Противоположную стену украшали фотографии карельских пейзажей в деревянных рамках, рядом висело объявление: “Любая картина – 300 рублей. На память о Карелии!”

– Хотите купить фотографию? – официантка поставила перед Антоном чашку американо и блюдце с куском пирога.

– Да-а, – задумчиво протянул Антон. – Что-нибудь с лесом. Поможете мне выбрать?

Антон встал и потянул ее к фотографиям.

– Леса здесь красивые, но странные. А вы любите лес? – кокетливо улыбнулась она.

– Люблю ли я странный лес?.. – Антон разглядывал фотографии. – Да черт его знает. Я вас, кстати, спросить хотел, почему ваше кафе так называется? “Чальмны Варэ”… Это, наверное, что-нибудь значит?

– А ведь вы, голубчик, знаете, что это значит, – засмеялись у Антона за спиной. – Знаете, а перед девушкой прикидываетесь.

Антон оглянулся: за его столиком сидел крупный лысоватый мужчина средних лет в темном полосатом костюме, в светлой рубашке в полоску и полосатом галстуке.

– Ухи нам из семги пару, Анечка, и водочки графинчик сразу, – движением руки он отослал официантку и похлопал ладонью по столу, призывая Антона.

Точно в беспамятстве, Антон подошел к столу, сел на свое место и положил руки на скатерть. Напротив его худых нервных пальцев лежали толстые, казалось, масляные руки незнакомца, на среднем пальце левой руки горела золотая печатка.

– Маркарян. Иннокентий Витальевич. Здесь как частное лицо, – неожиданный гость протянул Антону крепкую руку.

– Антон, – протянул он руку в ответ и, как бы запнувшись, добавил: – Непомнящий.

– Выпьем за знакомство!

Маркарян ловко подхватил у официантки запотевший графинчик, разлил по рюмкам холодную, казалось, густую водку, стукнул рюмку Антона, одновременно подмигнув ему ничего не выражающим левым глазом, и – опрокинули.

– Надеюсь, это у вас не псевдоним? Не больно-то вы похожи на поэта. – Тут Маркарян весело захрюкал, пряча лицо в кулак.

– Это всего лишь фамилия… – начал отвечать Антон, но Маркарян уже не слушал его. Он резко оборвал смех и сухо спросил:

– Ты почему не позвонил мне, как договаривались?

Нагловатый тон Маркаряна был неприятен Антону. Конечно, по работе со всяким хамлом приходилось сталкиваться, но тут все пошло как-то уж слишком неожиданно и резко.

– А вы правозащитник или кто? Я бы хотел поговорить о Лембоеве.

– Какое вам дело до Лембоева, голубчик? Вам и вашему редактору! Несчастный человек, обиженный властями, государством. Нет, надо гнать, надо травить… – глаза Маркаряна наливались кровью.

– Вы не понимаете, я журналист, мне нужна правда. Вы хотите сказать, что это была нелепая случайность?

– А вы как понимаете?

– Ну так же, да. Наверняка этот ваш Степан – алкарик, тихий сумасшедший с тягой к художествам. Выкрасил машину – и привет. – Антон быстро захмелел с голодухи и его понесло. – Это же такой русский анекдот, нормальный наш идиотизм отечественный, ну и с дерьмом, как без этого. Нет, нужно чертей, нужно бесов, нужно мистическую подоплеку каждому говну найти.

– А вы что, в русских чертей не верите? При такой-то работе! А вы знаете, что у Степана в роду три поколения колдунов?

– Чего? – открыл рот Антон. – Три поколения чего?

– Колдунов, – спокойно подтвердил Маркарян. – Порядочный колдун, когда видит, что кругом бардак, он что делает?

– Что? – шепотом повторил Антон.

– Обряд очищения. Древний обряд очищения…

– Нечистотами, – закончил Антон. – Откуда вы? Вы здесь как появились вообще?

– Я здесь, как надо, появился. Вот ты мне не позвонил, нехорошо, голубчик. Если мы с тобой договариваемся, надо выполнять. Но к делу. О Лембоеве мы и так все знаем, другой вопрос – как быть с вещицей?

– Какой вещицей?

– Той, которая тебя сюда привела. Такая бесполезная вещица, – снова засмеялся Маркарян. – Такой клочочек бумажки, изрисованный студентом-троечником. Ты же все равно не знаешь, что с ней делать. Отдай ее мне.

“Уж лучше бы по голове дали, – подумал Антон. – Как бы отсюда сбежать?”

– Я не за бесплатно, голубчик. Я же все понимаю. Живешь ты не так, как заслуживаешь. Где те машины, где те женщины, где тот почет и уважение? Скука, тоска, дешевые ботинки, часы… да все дешевое, Антон. Работа курам на смех, НЛО – хренэло. Сорок тысяч.

Антона всего передернуло, ему захотелось отодвинуться от Маркаряна, как от одержимого. Он почувствовал, что снова погружается в какой-то бред, назойливый, душный кошмар. Даже желудок, ошпаренный водкой, скрутило и прижало к позвоночнику.

– Долларов, долларов, – захихикал Маркарян, наблюдая реакцию Антона. – Ты не бойся, голубчик, не обижу.

– Вы кто? Сумасшедший? Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня работа, может, и мелковата, но с сумасшедшими приходилось сталкиваться, вашу породу знаю. И в редакцию отзваниваюсь постоянно, там знают, куда я поехал, с кем и где встречаюсь. Так что я сейчас ухожу, а…

– Семьдесят пять, – перебил его Маркарян и добавил просительно: – Подумайте, не отказывайтесь сразу. Вы не смотрите, что я наседаю или угрожаю чем-то. Характер такой. Резковат, каюсь. А вот и ушица!

Подошла официантка, поставила перед ними две дымящиеся тарелки с прозрачной ухой, над столом разлился богатый запах семги.

– Приятного аппетита, – сказал со стены медведь механическим голосом и мигнул глазами; это сразу успокоило Антона.

– Спасибо, – машинально ответил он, сел на место и погрузил ложку в горячее варево. – Странное место вы выбрали для встречи, Иннокентий Витальевич.

– Готовят хорошо, тихо здесь, чисто, – по-человечески ответил Маркарян. – Давайте поедим, она того стоит, ушица-то.

Ушица и правда того стоила. Антон быстро проглотил полтарелки. Они еще выпили. Доедал он уже медленнее, смакуя каждую ложку, а сам между тем размышлял.

“Маркарян этот, конечно, не случайный господин, никакой не правозащитник, конечно. Откуда он знает, что у Антона есть эта непонятная карта? И главное – что он про нее знает? Надо бы поторговаться с ним, поторговаться и выведать побольше, я все-таки журналист, профессионал, кто бы что ни думал”.

– Хорошие деньги, – заговорил Антон. – Хорошие. На лесопилке зарабатываете?

– Уважаю, – понимающе сощурился Маркарян. – Информация – ваше все. У тебя, Антон, может, информации этой столько… – глаза Маркаряна жадно и недобро заблестели. – Горы, реки, леса – это, голубчик, как страну на себе носить, такое и тех, что посильнее тебя, придавливало. А что с ней делать, вы знаете? С информацией, голубчик, надо уметь обращаться.

“Да уж как-нибудь разберусь. Тоже мне лоха нашел”, – подумал Антон. В голове у него дрожал вопрос: спросить про карту прямо или нет? Ведь ходит Маркарян кругами, как леший, намекает… И хочется спросить, рубануть прямо. И страшно: кажется, что если это “частное лицо” так прямо и услышит “карта”, то случится что-то, что уже не поправить. Мысли Антона путались, будто блуждал он по лесу и не находил своей тропы. Кто он, Антон Н-н-непомнящий? Не так уж просто теперь ответить на этот вопрос, когда жизнь раздваивается, тащит тебя сама за тридевять земель куда глаза глядят. “Стоп! – Антон попытался взять себя в руки. – Самый простой ответ будет самым верным. Кто я, Антон Непомнящий? Специалист по связям с общественностью. Я создаю общественное мнение. Я никогда не должен защищаться. Я должен нападать!”

Антон доел уху и отодвинул тарелку в сторону.

– Что с Лембоевым случилось, мы выяснили. А что с мэром, не подскажете?

– А что с мэром? Аппендицит – чума двадцать первого века. Пил человек и не закусывал. То есть закусывал, конечно… Бюджетиками, дотациями, национальными богатствами. С такого, бывает, и проносит. В России, знаете ли, долго запрягают, да быстро под гору летят. Хех!

– А вы что же, социалист? За Россию радеете?

– Это вы, голубчик, социалист, раз от таких денег отказываетесь. Вашим социализмом объясняется же и ваше недоумение по поводу метаисторической акции Степана Лембоева. Слыхали когда-нибудь историю о медвежатнике, который оставил возле сейфа “кучу” в качестве эквивалента украденного. Так и мы, новые хозяева земли карельской, переводим добро на говно.

Маркарян утер расплывшиеся в самодовольной улыбке губы салфеткой, скомкал ее и бросил в пустую тарелку Антона.

– Они ведь тут что, – вдохновенно продолжил он. – Нойды, саамы, сёй, сёй… Россию Север спасет… Подморозить, чтоб не сгнило, так сказать. А мы нойдов этих, голубчик, на лесопилке под зубастые колеса кубометрами, кубогектарами пускаем. Все эти души берез, глаза лесов, сердца камней. Все эти ваши метафоры. Россия – страна сентиментальных метафор, уподоблений… Все приблизительно, за тридевять земель, после дождичка в четверг, куда глаза глядят… Где все это? А нигде. Небесная Россия. Прощальный пароход с философами. Все вывернуто наизнанку, все не то, чем кажется. Встречаешь бомжа – а он вовсе и не бомж, встречаешь правозащитника – а он…

Тут Маркарян коротко прихрюкнул и на минуту замолчал.

– Надо спрямить, Антон. Избавляться надо от этих метафор, надо по правильным дорогам ходить, знать направление, координаты, точки пересечений. Есть те, кто готовы платить. За то, чтобы знать. И я тебе в последний раз предлагаю. Сто тысяч.

Маркарян выплеснул в рюмки остатки водки и щелкнул пальцами, призывая официантку. Антон, закусив нижнюю губу, смотрел в стол и краем скомканной салфетки собирал в кучку крошки хлеба на скатерти. Подошла Анечка, забрала грязную посуду, Маркарян приказал ей принести еще графинчик и блюдо холодной мясной закуски.

– Обмоем сделку! – подмигнул он Антону и полез под стол.

Антон очень удивился, когда Маркарян достал из-под стола черную спортивную сумку с надписью “Adidas” – с такими же ехала добрая половина пассажиров поезда “Санкт-Петербург – Оленеводск”. Антона шатнуло, и он всем телом точно провалился, почувствовал движение состава, и послышался ему стук колес на стыках рельсов. Он увидел, как сейчас Маркарян достанет из сумки пачку лапши быстрого приготовления, и над их столиком разольется пряный запах русского вагона. С соседом ему не то чтобы повезло, но вроде выпили, поговорили про Россию, как водится, про ее вечную неправильность и почти невозможность. Поезд зашумел в его голове еще явственней, Антон зажмурил глаза, тряхнул головой, но перед взором его все понеслось, замелькали одинокие нежные березы на русской равнине, редкие деревянные домики и бесконечные с проводами столбы, столбы, столбы…

Маркарян и правда дернул молнию на сумке, Антон открыл глаза и обалдело уставился на пачки долларов, которые выпирали из псевдоадидасовского зева, как переросшие огурцы.

– Ну что ты смотришь?! Бери, дурак! Такое раз в жизни предлагают! – по-отечески затарахтел Маркарян.

Антон не мог поверить, что это происходит с ним. Сотни раз он видел в кино, как на главного героя, обыкновенного парня вроде него самого, вдруг обрушиваются чемоданы наличных, а вместе с ними – крупные неприятности, роковые красотки и парни с автоматами. Значит, теперь он и есть главный герой, от его решений зависит, о чем будет это кино, а он даже не знает, какой он герой – положительный или негодяй. Ведь если всю жизнь ходишь во второстепенных, то и не важно, что ты за человек, что ты за личность. Ты просто функция: делай, что говорят. А вот Маркарян – он явно злодей и провокатор. Уже почти час спаивает Антона, чтобы запутать и обвести вокруг пальца. И глазки его свинячьи так и сочатся хитростью и обманом. М-да, тот, кто проводил кастинг, оригинальностью не отличался, ведь до чего же он пошлый, этот Маркарян. Как все становится просто в жизни, когда понимаешь, что ты – главный герой в остросюжетном фильме. И как к такому герою, как я, мог прийти такой пошлый злодей.

– Я знаю, кто вы! – пьяный Антон ткнул в Маркаряна пальцем и засмеялся.

– Это вряд ли, – отрезал Маркарян. – Если б знал, тебя бы здесь уже не было.

– А я как раз поел и собираюсь отчалить.

– Ну, так как насчет нашей сделки?

– Спасибо за предложение… Но вы знаете, мне мама в детстве говорила: не бери, сынок, доллары у незнакомых дядей. У них плохие намерения.

Антон засмеялся и придвинул к себе тарелку с брусничным пирогом, который так и стоял нетронутый на столе, взял в руку кусок и откусил с удовольствием. Он был доволен собой: так легко у него получилось выкрутиться. Теперь он бодро уплетал вкуснейший пирог и поглядывал на сумку с долларами независимо и с насмешкой. “Я не кукла, я не марионетка. Я тут главный герой. Я хранитель карты”, – думал Антон, и от самозабвенной самоуверенности ему начинало казаться, что если сейчас Маркарян направит на него дуло пистолета и потребует карту, то Антон ловким и непринужденным движением ноги опрокинет на него стол, пистолет выпадет из рук опешившего злодея, а Антон встанет, обхватит за талию прибежавшую испуганную Анечку, скажет: “Все в порядке, детка”, – и их губы сольются в долгом поцелуе.

Все это время Маркарян наблюдал за Антоном и улыбался, причем правая часть лица улыбалась снисходительно, а левая с презрением и брезгливостью.

– Вы, голубчик, наверное, думаете, что это все понарошку, как в кино. Что мы сейчас эту сумочку с бумажками в реквизит сдадим, а вы поедете домой, окруженный обожанием и восхищением. Это деньги, Антон. А в России нет ничего важнее денег. И власти. Но ее я вам пока не предлагаю.

От этих слов Антона почему-то взяла злоба. С чего это вдруг Маркарян заговорил про кино? И этот надменный тон хозяина жизни… Насмотревшись на пиар-кампании политиков и общественных деятелей, Антон терпеть не мог, когда эта сытая сволочь заводит пафосные рассуждения о России, еще и размахивая при этом долларами.

– Вы же сами полчаса назад говорили, что деньги – это дерьмо. А хотите, чтобы я взял сумку и принес это дерьмо в свой дом? Я не возьму это в свой дом. Я буду честным дураком. В России, где самое главное деньги, это главный национальный тип.

Антон собрал щепотью последние крошки пирога и кинул их в рот.

– К тому же что я куплю на эти деньги? Собольи шубы жене и теще? Себе шинельку с бобровым воротником? И внедорожник на сдачу.

– Вы что, цену набиваете?

– Я? Да нет, что вы. Ну, конечно, три миллиона – это неприличные копейки. Но дадите вы мне больше, будет это не “Ленд крузер”, а “Бентли” – по существу никакой разницы. Я же пиарщик, хорошо знаю, как за деньги статус покупается. Сегодня и джинсы за миллион купить можно, а все равно штаны – задницу прикрывать.

– Да и вы себя, Антон, только называете “честным дураком”, а все равно о своей личной заднице думаете. А еще меня пошлым злодеем выставляете. И правильно выставляете, я на эти деньги сейчас пойду возьму наркоты и буду детям возле школ раздавать. А вы что с этими деньгами? Что, жизнь кому-нибудь спасете? Детдому отвалите? Джинсы… Благородные речи, а мысли овечьи. Ты уж пойми, Антон Непомнящий, кто ты есть, и чужого на себя не бери. Я тебе по-хорошему предлагал от чужой вещи избавиться. А ты понты включаешь. Три миллиона ему копейки, ты хоть понимаешь, с кем торгуешься?

– Да хоть с чертом лысым! Мне по барабану. Достал уже.

Тут в кармане у Антона раздался резкий, как будильник сквозь сон, звонок. Антон достал из кармана трубку и увидел на экране имя, которое ввел в память телефона в поезде, сохраняя номер звонившего: Маркарян.

– Что за хрень! – изумился Антон и поднял глаза на своего собеседника.

Напротив него за столом никого не было. Антон вскочил. Прибежала испуганная Анечка.

– Ответьте, ответьте скорее! – закричала она Антону.

Антон машинально нажал на зеленую клавишу.

– Алло.

– Антон, где вы? Это Иннокентий Витальевич, мы договаривались, что вы позвоните. У вас аккумулятор сел? Я уже час не могу до вас дозвониться. Где вы сейчас?

– Я в “Чальмны Варэ”, – Антон растерянно озирался по сторонам. – Доехал на такси в эту дыру.

– Что-что? В какую дыру? “Чальмны Варэ” – в центре города, там от вокзала пешком-то минут десять.

– Что?! Извините, здесь какой-то бред творится. Я перезвоню вам, мне надо выбраться… то есть, тьфу, разобраться.

Антон, не дожидаясь ответа, нажал отбой.

– Что вы делаете! – воскликнула Анна. – Зачем вы с ним говорили! Вы что, не понимаете, что здесь творится?!

– Что здесь творится? – повторил Антон и устало рухнул на свое место. – Я не понимаю. Кто этот хрен в полосатом костюме? Откуда он знает про…

– Не говорите! Не говорите об этом! Об этом нельзя говорить, об этом следует молчать. Не называйте имен, настоящих имен. Неужели вы не поняли, что он все время провоцировал вас на это – чтобы вы назвали вещи своими именами. Видите? – Анна указала пальцем на шкуру медведя на стене. – Мы не называем его настоящего имени, чтобы он не пришел. А вы мелете языком как…

– Господи боже, а вы-то кто?! Только не говорите, что вы тут официанткой работаете!

– Бедный, бедный Антон… – Анна сделала шаг вперед, взяла взметнувшуюся руку Антона, погладила ее и опустила на стол. – Я действительно здесь официанткой работаю. Но разве вы не знаете, что совы не то, чем кажутся. Запомните это. Или запишите… – Анна ласково улыбнулась. – На диктофон.

– Я запишу это тысячу раз на сером веществе своего мозга, только скажите, с кем я сейчас говорил по телефону и кто сидел со мной за столом?

– Да он же вам сам все сказал! Он хозяином хочет стать. Он тех, кто здесь испокон веку жил, под зубастые колеса на конвейер кладет. Вы же умный человек, Антон. Вы же видите, что они всю Россию к рукам прибрали. Последние остались уголки. За них теперь идет война.

Антон не отрываясь смотрел в бледные глаза Анны, и ее лицо плыло перед ним, будто освещенное дрожащим огнем очага. И вот уже не официантка из придорожного кафе стоит перед ним, а карельская женщина, которую он видел когда-то давно. То ли в детстве видел, то ли во сне. Парное тепло идет от ее живота. И пахнет от рук этой женщины дымящейся вареной олениной.

– Что-нибудь еще желаете? – прозвучал сквозь марево приветливо-безразличный голос.

– Что? – не понял Антон.

– Заказывать еще что-нибудь будете? – терпеливо повторила официантка.

– Не-ет, – осторожно протянул Антон, вглядываясь в Анну.

Она в ответ на его внимание вежливо улыбнулась:

– Так как насчет картины? Я вам рекомендую эту, – не дожидаясь ответа, она сняла со стены одну из фотографий. – Наше кафе названо в честь этого места. Правда, сфотографировано оно издалека, с фотоаппаратом туда мало кто добирался.

Антон, не взглянув на картину, достал кошелек.

– Да, давайте рассчитаемся.

Перед ним уже лежал счет, заполненный от руки. Подивившись незначительности суммы, Антон прибавил еще чаевые, захватил под мышку фотографию в рамке и, пошатываясь, побрел к выходу.

Деревянная дверь кафе захлопнулась за спиной, и Антона оглушила улица: машины ехали одна за одной, недалеко на углу был светофор, который противно, убыстряя ритм, пищал, извещая слабовидящих пешеходов, что нужно поторапливаться, за забором на противоположной стороне стучала в землю машина, забивающая сваи, там шумела стройка… Вокруг Антона клубился и тек своей жизнью центр города Оленеводска. Антон оглянулся и увидел, что позади него стоят старенькие кирпичные трехэтажки, их первые этажи распахиваются на улицу дверями магазина, салона сотовой связи, банка, кафе, еще какими-то дверями… Возле кафе, откуда он вышел, припаркованы несколько иномарок. От всего этого городского великолепия Антона бросило в дрожь, голова его закружилась. Ничего не соображая, он побрел ватными ногами вниз по улице, где виднелась скамейка на автобусной остановке. Он опустился на скамейку и закрыл глаза, пытаясь сбросить шок и сосредоточиться. Через минуту рядом с ним прозвучали и замерли шаги. Антон открыл глаза. Реальность расплывалась перед его глазами. Из ее расплывов выступил овал человеческого лица. Кажется, это было лицо Володи.